О Египте и военном его устройстве.

(Писано французским офицером, бывшим в службе Паши Египетского)

Прибыв в Александрию 6 Декабря 1829 года, с намерением определиться в Египетские войска, мы не прежде 10 числа представлены были Ибрагиму Паше, там находившемуся. Мундир наш показался ему красивым. Принц сказал нам чрез драгомана, что для определения в службу, надобно ехать в Каир к Министру, который один этим заведывает; однако ж обещал поговорить в нашу пользу. Откланявшись Генерал-Майору Осман-Бею и Генералу Летелье, посетив арсенал, покурив табаку и напившись кофе, мы увидели, что нам оставалось только отправиться в Каир.

Александрия не красивый город — даже на Востоке; окрестности бесплодны, но он производит важную торговлю и служит [37] складочным местом для всех иностранных и туземных товаров. Народ занят работою при укреплениях и в арсенале. Часть города, где живут Франки, есть лучшая: здесь много богатых домов, здесь царствует роскошь, общество приятное, и многие любезные дамы в нём блистают. Есть и городской театр, на котором дают комедия и водевили по-французски.

По дороге от Александрии до Каира, чрез Розетту, так часто ездили и так часто ее описывали, что мы не будем говорить о ней читателю. Пусть Ученые перечитают описания Г. Шамполиона, пусть любопытные пробегут свежее произведение Современницы! Скажем только, что, пустившись в дорогу 14 Декабря, мы въехали в Каир 23-го чрез площадь Эсбекие.

Поспешим высказать впечатление, произведенное в нас сим славным городом, чтобы заняться потом исключительно подробностями военного устройства и участием, какое принимали Европейцы во введении оного в Египетском войске.

Каир прескверный город, покрытый народонаселением нагим или в лохмотьях, и умирающим с голоду. Часть, называемая Франкскою, есть тесная улица около двух сот шагов длиною; к ней примыкают [38] еще два глухие переулка. Эта часть населена служащими, купцами и ремесленниками всякого рода, Французами или Итальянцами. Тут есть одна аптека и четыре лавки. Значительнейший дом есть гостиница, с кофейною и довольно хорошим садом; она содержится двумя Пиемонтцами: один именем Новелли, другой Виллини, оба весьма учтивы, а куда плохо угощают! Каир очень обширен; в нём двести тысяч жителей; но строение самое негодное: разрушившиеся домы редко исправляются. Однако же некоторые здания, между прочим дворцы Паши в цитадели, Ибрагимовы у Кассалина, Дефтердаровы у Эсбекие и Кассер-Дюбара, Магмуд-Беев в низу цитадели и пр., построены хорошо, и не без вкуса и роскоши.

В цитадели, господствующей над Каиром с южной стороны, и заключающей в себе, как сказано, все дворцы Паши, находятся гаремы его, арсеналы, магазины всякого рода, и пушечный литейный двор; в ней показывают еще древние житницы Иосифа, и четырехугольный, весьма глубокий колодезь, куда сходят по подземной галерее, его окружающей. Там можно видеть и то место, где, по приказанию Мегемета Али (нынешнего Паши), предательски истреблены все Мамелюки; [39] только один спасся, ринувшись на коне с вершины вала: конь убился, но седок остался невредим.

Окрестности Каира довольно красивы; Нил бесподобен: берега его покрыты садами и зданиями, которые, по здешнему, великолепны, но около Парижа пошли бы на сломку. Город упирается в гору Катанскую, обширную каменоломню, на которой не видно ни малейшего признака прозябания. Окрест её и города много Греческих и Коптских монастырей, Турецких и Христианских кладбищ. За горою лежит так называемый город гробниц; он более четырех миль в окружности; здесь-то знатные Турки сооружают себе огромные мавзолеи дорогою ценою. Положение его в углублении песчаной долины, многообразность памятников, и особенно мертвое молчание, в нём царствующее, дают ему вид величественный. Кроме нескольких Священников, коим поручено смотрение за гробницами, редко случится встретить там посетителей.

Шубрак, дворец Паши, в двух милях от Каира; большая аллея ведет к нему чрез Эсбекиеские городские ворота. Это обыкновенное гульбище дам и любителей, [40] которые приезжают туда на ослах, — обычная верховая езда в Египте.

Булак только в четверти шили от Каира, и имеет от сорока до пятидесяти тысяч жителей, каких нет хуже в целом крае. Расположенный на берегах Нила, он заключает в себе таможню, кладовые для всех Европейских товаров, верфи, мануфактуры и пр.; теперь строится в нём славный литейный двор.

Старый Каир, неподалеку оттуда, в ограде, обитаемой Христианами, составляет вспомогательную Церковь монастыря Святой Земли, в Каире находящегося, под покровительством Короля Французов. В сем-то вспомогательном храме погребаются все Католики; здесь прозябают человек пятьдесят несчастных ренегатов старой Египетской армии, которые именуются Французскими Мамелюками.

Насупротив, по ту сторону одного из рукавов Нила, лежит остров Родос (Rhodes) с прекраснейшими садами. Один, разведенный по приказанию Ибрагима, на оконечностях острова, в половину Английский, в половину Французский.

Наконец остается нам упомянуть о селении Туре, потому, что между им и Каиром расположены лагери кавалерийский, [41] несколько далее артиллерийский, и еще довольно значительный военный госпиталь. Что касается до пирамид, коих величественные вершины видны изо всех частей Каира, я посещал их; но кроме того, что я не в силах дать точного понятия о глубоком впечатлении, произведенном во мне сими необычайными памятниками, они так часто были описываемы, что мне можно прейти их молчанием.

Народонаселение Каира состоит из Турок, Арабов, Коптов, Армян, Жидов и пр., которые все в подданстве Паши. Одежда их различна: Турки носят Арнаутскую или Албанскую; Арабы в голубых рубашках, стянутых по чреслам каким-нибудь поясом, и всего чаще веревкою, с белою чалмою на голове и босыми ногами; Копты в длинных черного или фиолетового цвета одеждах с широкими поясами; чалмы на них черные; они все почти заняты по письменным делам в разных управлениях, и называются Малемами. Арабы стройны, трезвы, но неопрятны, ленивы, изнежены и склонны к воровству до крайности. Турки таковы же в Египте, как и повсюду, а Копты всего этого хуже.

Не кончим сего быстрого обзора отличительных [42] черт в характере обитателей Египта, не сказав чего-нибудь о женщинах. Турчанки белы и вообще пригожи, Аравитянки очень смуглы, стройны и грациозны, но вообще без красоты в чертах, и прелести их тем скорее увядают, что они обыкновенно спят в пыли, и что в столь жарком климате весьма редко употребляют омовения, которые совершенная почти нагота их, состояние воздуха и опрятность долженствовали бы, кажется, соделать частыми и гигиеническими. Коптские женщины белы и довольно пригожи, но ленивы, жадны и развратны. Они Христианки, но вступают в брак по Турецкому обычаю, т.е. за маловажную сумму, по взаимному условию, отец отдает дочь, которую можно отослать к нему обратно, когда прийдет не по нраву, за другую сумму, о которой заранее договариваются; к таким бракам прибегают и чужеземцы.

После сих общих взглядов нам остается ознакомить с лицами, от которых зависит участь Европейских офицеров, являющихся с предложением услуг к Паше Египетскому. Но, прежде нежели воздадим должное каждому из них, скажем несколько слов о средствах, какие имел [43] Мегемед-Али ко введению в войско свое Европейского преобразования.

В 1818 и 1819 году, Сев (Seves), сын Лионского мельника, бывший эскадронный начальник старой армии, офицер весьма храбрый, мужественного и предприимчивого характера, гонимый в своем отечестве, и вынужденный его покинуть, прибыл искать убежища в Египте. Это самый тот Сев, против которого в некоторых Журналах Французских так сильно восставали, которого называли даже бесчестным: ознакомим с ним читателя. Бедственно жил он в Александрии, когда прибыл туда Правитель Мегемет-Али. Сей властелин, в то время великодушный и щедрый, узнав, что штаб-офицер Наполеоновской армии, вынужденный оставить отечество, пришел искать убежища в его владениях, счел лестным для себя такой выбор, и уже занятый мыслию о преобразовании, которое толь счастливо им предпринято, обласкал его, и дал ему 6000 Франков жалованья без назначения должности. Обязанность его заключалась только в том, чтоб ответствовать на вопросы, которые часто предлагал ему Паша об Императоре, о победах его, о войсках и об Империи Французской. Так протекло несколько месяцев, — [44] и Сев не мог понять этой щедрости, оказываемой без всяких видимых причин, как вдруг Мегемет, давно замышлявший набег на Верхний Египет и покорение Сенгара, позвал его к себе и спросил, хочет ли он попытаться образовать несколько регулярных батальонов в его войске. Соотечественник наш, обрадованный представившимся случаем доказать признательность свою благодетелю, согласился; получил от Мегемета денег и власть неограниченную, и приступил к исполнению желаний его.

Он взял к себе несколько нижних чинов из Французов и Итальянцев, занимавшихся в Александрии разными ремеслами, и, с помощью их, предпринял великий подвиг, нанесший первые удары старым предрассудкам Магометанства. Первые батальоны его набраны были из множества бродяг, Турок и Арабов; учители выбрали самых понятливых для составления из них образцовых взводов или образования учительских помощников. Им надлежало преодолеть величайшие трудности; ибо надобно было брать каждого порознь, и так сказать, представлять с ним пантомиму. Отвращение Турок к сим нововведениям было чрезвычайно, и часто ознаменовывалось жестоким буйством. Несколько раз жизнь [45] учителей была в опасности. Несколько раз в самом близком расстоянии стреляли в Сева, который спасался чудом. Он пребыл неустрашим, и, посреди опасностей всякого рода, шел прямо к своей цели с мужеством и настойчивостью. Наконец, спустя год, явилось несколько линейных батальонов с Английскими, Австрийскими, всего менее с Французскими ружьями и с саблями различного вида.

Таково было ядро обученного войска Мегеметова, и он не замедлил испытать его в давно замышленном походе в Верхний Египет. Измаил-Паша, второй сын его, принял начальство над армией; Сев распоряжал походом; участь оного решена регулярными войсками, и Верхний Египет был покорен; но несчастный Измаил, с малым отрядом, окруженный многочисленною толпою черных, погиб в пламени загоревшегося дома. Начальник мятежников назывался Эльнемером.

Паша обещал Севу, прозванному Солиман-Агою (Все служащие у Паши получают Турецкие прозвания при самом вступлении в службу), блистательную награду, если войска Египетские возвратятся торжествующими; Сенгар был покорен, а Солиману ничего не дали. [46]

И так Паша был неблагодарен? — Нет! но он повиновался всесильному закону необходимости: учители не могут начальствовать в войске, не приняв Магометанской веры; влияние их не простирается за пределы ученья, и в походе далее совета. Паша не дерзнул поразить своих подданных слишком внезапно, сколь он ни чужд обладающего ими фанатизма; и между тем он знал цену достоинствам Солимана и пользе, им приносимой; он чувствовал необходимость дать ему почетный сан в войске. Чтоб всё уладить, он предлагал ему блистательное состояние, титло Бея и могущественную благосклонность свою, если Сев решится переменить Христианскую Веру; — Сев отвергнул такое предложение. Французский Генеральный Консул, Г. Дроветти, взял сторону Паши, Сев упорствовал, — и Солимана удалили от должности без жалованья, даже не заплатив ему того, что следовало.

Таким образом, снова повергнутый в бедственное положение, из которого извлечен был Пашою, Сев удалился в Каир, где прожил несколько месяцев в жесточайшей крайности; но привычки его были уже не те, что прежде: издавна обык он жить хорошо и в довольстве; восточная роскошь, его [47] окружавшая, притупила в нём мужество и долготерпение в бедствии; удрученный нищетою, измученный советами Г. Дроветти, он наконец решился: отрекся от Веры своей, принял Магометанскую, был пожалован в Беи, и сделан начальником пехотного полка.

Таков человек, которого так жестоко упрекали во Франции за то, что он обучил в Египте войска, которые Ибрагим-Паша повел потом на пагубу Грекам в Морею и Пелопоннез; мы представили его соотечественннкам в настоящем виде, и ручаемся за достоверность сего биографического очерка.

Хотя Сев, или лучше, Солиман-Бей, одарен способностью и энергиею, достаточными к успешному обучению Египетского войска, однако ж надобно сказать правду, что только с прибытием Генерала Бойе (Boyer) в 1824 году, получило оно действительно твердое основание. Сей Генерал, приобретший у нас известность в военном отношении, оставил Францию в сопровождении двух Адъютантов и Командира прежнего 27 линейного полка, Годена (Gaudin), который, из трусости, подверг полк свой предосуждению в Испании, был во Франции под судом, и говорят, только [48] жене своей обязан оправданием. Генерал Бойе был тот человек, какого Паше было надобно: знание, рвение, деятельность, в нём соединялись — все ручательства за успех быстрый и верный. Строгий и столько же справедливый, он равно дорожил выгодами Паши и подчиненных своих. Он пользовался доверенностью Государя и дружбою первого Министра, Мурад-Бея, человека с большим достоинством, который разделял и понимал мысли повелителя своего касательно перерождения Египта, и который, к несчастью, за несколько лет пред сим умер. Покуда он жил, Генерал Бойе делал чудеса: войско возрастало и в числительной и в нравственной силе, и в образовании. Учители, уважаемые и в честь, трудились ревностно и с удовольствием; мужественно шли они на врагов Паши, уверенные в его признательности. Домеру, Французскому офицеру из Каркассоны, обязан Мегемет-Али завоеванием Мекки и страны Вехабитов, а с другой стороны, Маркизу де Ливрону, агенту Паши во Франции, поручена была поставка всех нужных вещей для армии. Он-то отправил к Паше нескольких учителей Артиллерии по контракту, и лекарей. [49]

Если б Генерал Бойе остался руководителем Египетского войска, оно могло бы стать теперь на ряду с лучшими Европейскими, как по образованию, так по устройству и выправке; но изменник, невежда, неблагодарный, одним словом, тот самый Годен, которого он взял с собою из жалости, добился до некоторых связей в Министерстве, был поддержан новым Министром, Махмут-Беем, человеком лукавым, тайным врагом нововведений, пронырствовал, и успел, хотя не в том, чтоб лишить Генерала благосклонности Мегеметовой, но в том, чтоб поселить в нём отвращение к Египту, который он и оставил в ту минуту, когда помощь его была всего нужнее. Годен достиг своей цели; ему поручена учебная часть, а отчетность по армии — достойному его сотруднику, Итальянцу Аральи (Aragli). С тех пор эти два кознодея только и старались наживаться без всякой совести.

(Окончание впредь.)

Текст воспроизведен по изданию: О Египте и военном его устройстве // Сын отечества и Северный архив, № 41. 1832

© текст - ??. 1832
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Бабичев М. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© СОСА. 1832