ОСНОВЫ УГОЛОВНОЙ ЮСТИЦИИ В КИТАЕ.

Из книги E. Alabaster — «Notes and commentaries on Chinese criminal law». Перевод с английского, сделанный А. Д. Дабовским.

Уголовный кодекс.

Первое указание на существование закона в Китае мы находим в положениях о браке, издание которых приписывается Фу-Си и относится к 2852-му году до Р. Х. До этого времени случайные, временные сожития мужчины с женщиной составляли, по-видимому, общее правило, и ни отец часто не знал своих детей, ни дети отца. Со времени издания указанных положений устанавливается известный порядок в сожительстве мужчины с женщиной, выражающийся прежде всего в том, что в каждой части населения, состоявшего из отдельных групповых единиц (кланов), запрещалось сожительство между членами одного и того же клана.

Затем, шаг за шагом, начиная с отдаленных времен царствования Иао, Шун и Ю, через весь период господства Хан, Танг, Юан (Монгольской династии), а также династии Мингов, и вплоть до нынешней Маньчжурской династии, по мере того, как возникали отдельные случаи, вызывались к жизни и отдельные нормы, пока не [74] окреп и постепенно не кристаллизовался закон, который, после некоторых изменений, дал содержание нынешнему уголовному кодексу.

Тенденция создать кодифицированное право наблюдается через весь ход китайской достоверной истории; стремление к кодификации представляет естественное проявление консервативного направления, выросшего на почве отеческого деспотизма, который во все эпохи представлял господствующий элемент китайской общественной жизни. Еще в царствование Шуна (2317 г. до Р. Х.) были в этом направлении попытки, в смысле образования какой-либо постоянной системы законов; дошедшие до нас по поводу этой системы сведения, очень ничтожные, могут иметь только чисто исторический интерес. Приблизительно 1500 лет спустя законы были систематизированы некиим Ли-Куей, при чем систему эту иногда называют первым кодексом уголовных законов. Этот труд делится, по-видимому, на 6 частей; первые три части содержали в себе судебную практику, 4-я — положения о высшем управлении, наконец, две последние — представляли перечень и объяснение отдельных правонарушений. Знаменитый Ши-Хуан-Ти (221 г. до Р. Х.) составил проект свода, который не имел ничего общего с предыдущим, продержавшимся в силе до прекращения недолго просуществовавшей династии. Только с царствованием Као-Тсу, около 206 лет до Р. Х. (из династии Тангов) связано появление свода, достойного имени этого императора; но и этот свод, по-видимому, служил первоначально только как руководство для судебного персонала, не будучи распространен широко в обществе. Является спорным вопросом, существовал ли кодекс в настоящем смысле этого слова даже в период, предшествовавший царствованию Юн-Ло (Минской династии, около 1403 л. по Р. Х.); но во время его управления выработана была система, на которой и зиждется современный кодекс.

Собрание законов, известных под именем Та-Чинг-Лю-Ли, образует кодекс нынешней династии, при чем [75] Лю, широко опирающийся на вышеуказанную систему Юн-Ло, представляет из себя основной, первоначальный кодекс, изданный в то время, когда династия твердо упрочила свою власть; что же касается Ли, то это последующие, от времени до времени издававшиеся и вступавшие в силу постановления. Многие законоположения из Лю принадлежат предшествовавшей династии, будучи приняты и обращены к исполнению со стороны татарских князей; другие (как, напр., касающиеся татарского населения) изданы только с воцарением династии. Сэр Джорж Стаутон перевел только Лю, обойдя молчанием Ли, и труд его, при всех своих достоинствах, дает обзор только той части законодательства, которая существовала два с половиною века тому назад, не давая понятия о ныне действующих законоположениях.

Кодекс, следует заметить, представляет, по своему характеру, не династическое, а национальное установление; глава государства, при каждом новом законодательном акте, представляющем продолжение Ли, не может следовать своему личному воззрению, а должен руководствоваться основными общими принципами, твердо и широко распространенными в населении страны.

Своду приданы краткие заметки, издаваемые верховною властью, а также комментарии того же характера, объясняющие и толкующие смысл отдельных фраз закона, возбуждающих сомнение. Каждые 5 лет издается верховной властью новое, пересмотренное издание свода с изменениями, количество которых старательно доводится до minimuma’а. Кодекс дает указание оффициальным лицам руководствоваться при разборе дел решениями по тем делам, которые представлялись в Пекин на рассмотрение и которые опубликованы тамошним судом, при чем решения эти, известные под названием Чын-Ан, должны служить руководством для провинциальных властей и подлежат в конце концов включению в состав дополнительных законов; решения эти, и до такового включения, имеют для провинциальных властей силу закона. Эти решения, [76] получившие силу закона, делятся на 6 разделов, при чем они снабжены дополнительными постановлениями — Лиу-Пу-Тзыа-Ли, составляющими правила, выработанные также в интересах регулирования практики низших судов.

Кодекс очень богат законоположениями уголовного характера, касающимися преступлений против личности, и содержит в себе очень мало постановлений гражданского права; регулирование гражданских правоотношений предоставлено, как показывает практика, местным гильдиям, которые, при разрешении между спорящими различных вопросов гражданского права, берут в руководство местный обычай, освященный долголетней практикой.

Разница между Лю и Ли нуждается в некоторых дальнейших разъяснениях. Лю — это основные законы, которые никогда не меняются; Ли — специальные законы, изданные в дополнение к основным; дополнительные законы, с новыми к ним разъяснениями, подлежат пересмотру раз в 10 лет. Лю — более не издаются и, если какое-либо правонарушение законом не предусмотрено и является необходимость в новом законе, издается тогда Ли. Так, напр., одно время было стремление приостановить вывоз серебра из страны; сообразно с этим издан был Ли, коим объявлялось, что вывоз серебра составляет контрабанду, также как и вывоз золота, меди, свинца и т. д. Так как впоследствии выяснилось, что купцы обходили закон, делая сплав из своих серебряных грубых слитков и обращая металл в доллары, выделка долларов была также объявлена нарушением законов о контрабанде. Последствия показали бесполезность этого закона; приостановить и запретить вывоз серебра оказалось невозможным уже по одному тому, что закон разрешал платить за иностранные товары или серебряными слитками, или долларами.

Цитируя китайское уголовное законодательство, мы видим, как оно определяет разницу между Лю и Ли. «Закон никогда не подлежит изменению, статуты (Ли) указывают на применение закона, сообразно с временем и обстоятельствами». Так, напр., закон отличается мягкостью, а [77] статут делает его, в применении к отдельным случаям, более суровым, и vice versa. В делах о грабеже, если грабители, сопротивляясь задержанию их, убьют кого-либо или ранят, не делается по закону различия между главными виновниками и соучастниками; для всех виновных наказанием служит смертная казнь через обезглавление, и дело подлежит пересмотру в порядке ревизии. Статуты же делают разницу между убийцей и лицом, нанесшим другому раны, а также между главным виновником и соучастниками преступления; кроме того в делах о нанесении ран статуты обращают внимание на самый характер травматических повреждений, на то обстоятельство, нанесены ли повреждения каким-либо режущим или тупым орудием, или же без употребления, какого-либо орудия и т. д., назначая различные в этих случаях наказания.

В конце концов статуты по внутреннему своему содержанию отличаются от законов в виду разницы в их резолютивных частях, и нельзя не впадать иногда в противоречия при сопоставлении закона с статутом в порядке их применения. Закон определяет состав преступления, а статут — различную его важность в зависимости от сопровождающих его обстоятельств. Напр., закон определяет состав преступления-комплота, группы лиц, собравшихся для каких-либо противозаконных целей, и назначает наказание за это преступление. Статут делает различие между сборищем, состоящем из 10 человек, и тем, которое состоит из 20, и определяет, в зависимости от числа соучастников, различное для виновных наказание.

В тех случаях, когда приходится применять закон и статут, всегда предпочтете отдается статуту. Но, с другой стороны, если какой-либо отдельный случай является непредусмотренным ни статутом, ни законом, берется из основных законов тот, к которому более всего подходит данный случай, другими словами, — предпочтение отдается закону перед статутом.

Связь между Лю и Ли напоминает соотношение, существующее между английскими древним common и statute law [78] с той, правда, разницей, что Лю каждой династии, в общем, тождественный по содержанию с Лю предшествовавшей династии, представляет из себя писанный кодекс; статуты, в свою очередь, дополняя и ограничивая действие Лю, должны быть рассматриваемы как второстепенные постановления, подчиненные Лю, подобно тому, как местные административные распоряжения bye-laws представляют положения, вытекающие из прав, данных хартией (charter), которая и дает законное основание для местных административных распоряжений.

Только что указанное и делаемое китайским правом различие является прямым результатом желания согласовать закон и судебную практику, желание, проглядывающее во многих принципиальных положениях китайского права; но практика показывает полную невозможность осуществления этих принципов.

Таково, напр., принципиальное положение: «если закон не обладает средством для наказания виновного, таковое должно быть найдено». Далее — «не в порядке вещей, чтобы два дела, совершенно похожие по своему внешнему и внутреннему содержанию, были бы решены различно». Эти положения вполне очевидны, но практика часто идет совершенно в разрез с этими великими принципами закона.

Принцип говорит, что «во все века личность человеческая находилась под предпочтительной охраной закона сравнительно с простой собственностью», но на практике с грабителем, который убьет или ранит собственника подвергшегося грабежу имущества, расправляются суровее, чем с человеком, который ранит или убьет защитника женщины, не пользующейся хорошей славой. При возникшем по этому поводу споре, китайский император, желая объяснить законность такой аномалии, высказался, что «закон дает основные принципы, руководящие начала, а статут применяет эти начала, приноравливаясь к свойствам человеческой природы», и хотя похищение женщины составляет худшее деяние, чем похищение собственности, но в выше указанном случае грабитель, ранивший собственника, должен [79] быть приговорен к смерти, тогда как похититель женщины, не отличающейся хорошим поведением, при нанесении раны ее защитнику, должен нести наказание как за простую кражу, с увеличением этого наказания на две степени. Любопытно при этом, что высшее судебное учреждение высказалось по этому поводу, что в данном, случае положение таково, что из него нет выхода.

Такие уклонения от применения основных принципов составляют один из существенных изъянов системы китайского законодательства. Желание всячески комбинировать законодательные постановления при применении их в отдельным случаям приводит к грустным результатам. Умышленное убийство, по нашим понятиям, является убийством независимо от того, кто служит жертвой данного преступления; китайские же юристы говорят: было бы несправедливо одинаково наказывать убийцу безнравственной женщины сравнительно с убийцей женщины порядочной.

Стремление достигнуть некоторого совершенства в применении закона выражается в ревизионном порядке рассмотрения дел, каковой порядок является излюбленным в Китае. Многие дела, вполне обстоятельно рассмотренные низшими судами, подлежат ревизии высшей инстанции, и, хотя такие ревизии представляют часто одну пустую трату времени, тем не менее они вполне отвечают характеру китайского уголовного права.

Еще одно практическое затруднение, с которым приходится считаться правительству, представляет из себя одновременное существование китайского и татарского (монгольского) уголовного законодательства, параллельное действие которых объясняется результатом политического такта со стороны маньчжуров-завоевателей по отношению к своим китайским подданным, бывшим под властью монголов. Не говоря о серьезных случаях, достаточно указать на положительно забавное затруднение, которое испытало высшее судебное учреждение в деле, где обнаружилась коллизия двух законодательств и где гордиевым узлом явилось разрешение вопроса: составляют ли мулы и [80] ослы — стадо (скот). Высшее судебное место отказалось дать ответ на этот вопрос; оно не могло рисковать своим мнением; ему ничего неизвестно о жизни в Монголии, об ее специальных законах и обычаях; «пусть Ли-Фан-Юан (монгольская ревизионная палата) решит этот вопрос» — постановило высшее судебное учреждение в империи (Встречающиеся в настоящей статье примеры из судебной практики заимствованы из сборников «Син-ан-ху-лан» и «По-ан-сью-пьен».). Если бы татарские законы применялись только в Монголии, а китайские — в собственном Китае, тогда можно бы было надеяться, что отдельные дела не встречали бы на практике затруднения при применении закона; но так как в настоящее время татарское население смешалось с китайским и законы обоих народов существуют параллельно, является, по меньшей мере, неудобным, чтоб не казать больше, применение, как это часто случается, обоих кодексов к одному и тому же делу; результаты подобного порядка вещей таковы, что из двух подсудимых по одному и тому же делу один отделывается наказанием плетьми, а другой, помимо наказания бамбуками, подвергается еще и пожизненной ссылке.

Если и существует применение китайских или татарских законов в зависимости от личности подсудимого, тем не менее в применении того или другого закона играет, по-видимому, решительную роль также и место совершения преступления. Действие татарских законов в восемнадцати провинциях (которые принято отделять от остальной части Империи) является очень сомнительным. Так, напр., в деле Пао-чжы-чья, где часть обвиняемых были монголы, пекинский суд установил принцип, по которому вопрос о действии монгольского или китайского законодательства должен находиться в зависимости от того, совершено ли преступление в Монголии, или в одной из 18 провинций (в данном деле местом совершения преступления была Чилийская провинция). При рассмотрении этого же дела, суд установил как основное правило, что [81] специальные законы, касающиеся магометан, могут быть применяемы только к лицам, исповедывающим эту религию, и действие их не должно распространяться на других китайцев, хотя бы они являлись вместе с магометанами в качестве обвиняемых по одному и тому же делу. На практике выходит, что если два магометанина и один китаец, не исповедывающий этой религии, совершат грабеж, магометане, на основании специальных законов, по которым «если трое или более лиц учинят грабеж... и т. д.», отдаются, в наказание, в военное рабство, между тем как китаец, на основании китайских законов, по которым, «если несколько лиц будут изобличены в грабеже... и т. д.», подвергается только простой ссылке.

Закон, при всех особенностях его системы, все-таки является доминирующим в Китайской империи и, если по тем или другим соображениям отдельные лица и целые классы лиц пользуются известными привилегиями в применении к ним уголовного закона, эти привилегии точно определены и указаны в самом законе; следует при этом заметить, что существующее в кодексе подразделение законов (законы, касающиеся ритуала, законы военные) вызвано только удобствами классификации, а не желанием поставить отдельные классы общества в особое положение. Если взять даже родство, которое проходит красной нитью через всю систему китайского законодательства и оказывает существенное влияние на применение закона о наказании, то и родство это, как бы оно ни колебало основные принципы закона, все-таки является только естественным элементом, вытекающим из природы и духа китайского законодательства.

Сила закона в Китае настолько велика, что закон карает всякое посягательство на его господство в империи. Закон не терпит, напр., вмешательства военных властей в наказание виновных, подлежащих суду. Один унтер-офицер, находясь в составе патруля, задержал игрока (в азартные игры), и вместо того, чтобы передать его подлежащим властям для наказания, он приказал бывшим [82] с ним нижним чинам высечь его на месте преступления, и тот под плетьми, благодаря плохому состоянию здоровья, умер. За самоуправство унтер-офицер был приговорен к ста ударам бамбука и к ссылке на три года, и — что является еще более суровым — нижние чины, которые высекли задержанного игрока, подверглись 90 ударам бамбука и ссылке на 2 года, каждый. В другом аналогичном случае унтер-офицер был приговорен также к 100 ударам бамбуками и ссылке на 3 года за то, что высек какого-то субъекта, который после экзекуции, а, может быть, благодаря ей, повесился. Хотя в данном случае смерть произошла не по вине унтер-офицера, тем не менее он понес такое же наказание, как и тот, который засек задержанного им игрока до смерти; при этом судья в приговоре категорически высказался, что унтер-офицер, как лицо военное, не уполномочен по закону отправлять правосудие. Иногда осуждение, какое выражает в своем приговоре по таким делам судья, имеет и другие основания. Так, напр., в одном деле унтер-офицер был наказан ста ударами бамбуком и тремя годами уголовного рабства за то, что побил спящего часового особой дубиной, которой вооружены ночные сторожа, при чем часовой от нанесенных ему побоев умер. В этом деле основанием для наказания послужило, во-первых, самоуправство, во-вторых, то обстоятельство, что дубина, которою следует пользоваться при задержании воров, отнюдь не является законным орудием для телесных наказаний.

Некоторую попытку допустить военных к делу отправления правосудия можно видеть в разделе кодекса, который говорит о том, что в некоторых отдельных случаях, если преступление совершено военнослужащими при условиях, точно в законе указанных, в суд приглашается офицер, который рассматривает дело совместно с судьей.

В государственном устройстве Китая существует характеристичная черта, которая, по-видимому, идет в [83] разрез с понятием об исключительном господстве закона над всем общественным строем империи. В Китае довольно широко развито самоуправление. В своей простейшей форме это самоуправление находит себе выражение во власти, которая принадлежит главе семьи, а отсюда главе рода, представляющего собою разросшуюся семью. Власть отца или деда, по отношению ко всему, что касается семьи, действует в пределах этой семьи; в роде, число членов которого стало весьма значительным, эта власть перешла к наиболее выдающемуся представителю такого рода, обыкновенно — человеку ученому. Таким образом мы находим по всему Китаю группы лиц с действительным, не фиктивным местным самоуправлением. Но пришлось бы прийти к совершенно ложному выводу, если видеть в этом смесь общего государственного управления с местным самоуправлением; напротив, власть всегда противилась всякому намеку на «государство в государстве», права самоуправления в союзе поставлены в известные рамки, законом строго определенные, и, подобно тому, как в двух концентрических кругах внешний, больший, обнимает внутренний, так и в семье и роде самоуправление замкнуто в круг, поглощаемый законом, вне этого круга и выше его стоящим.

Значением, каким пользуется закон в Китае, следует объяснить явление, которое всегда поражает каждого европейца и которое состоит в удивительной апатии и всегда почти полном бездействии китайцев в такие минуты, когда они являются свидетелями совершающегося на их глазах преступления. Может быть, было бы отчасти справедливо объяснить такое явление результатом присущей китайцам инертности; но гораздо правильнее будет сказать, что вызывается оно только страхом перед законом. По закону допускается вмешательство в чужое дело при условии существования родственных или других определенных отношений; иначе такое вмешательство будет противозаконным. Как видно из одного дела, бывшего на рассмотрении суда, два негодяя попытались изнасиловать чью-то жену [84] в отсутствие ее мужа. Сосед и несколько друзей, услышав ее крики, пришли к ней на помощь, и один из них ударил негодяя ножом, тот бросился на защитника насилуемой женщины, но был опрокинут и убит. Губернатор, которому было представлено дело, признал это убийство извинительным и не влекущим за собою уголовной кары, но верховный суд нашел, что убийцу следует подвергнуть тюремному заключению на несколько лет, во-первых, за то, что он вмешался в чужое дело, не имея на то по закону никакого права, а, во-вторых, потому, что он, во время свалки, не довольствуясь бывшим у него в руках ножом, вырвал у насиловавшего женщину негодяя оружие, которое при нем находилось, и воспользовался также и этим оружием во время своей кровавой расправы.

Абсолютное применение закона встречает иногда ограничение, вызываемое требованиями общегосударственной политики. Такое ограничение в применении закона встречается, напр., в положениях, касающихся лиц, принадлежащих к сословию «знаменных»; к этому классу правительство относится, за оказанные династии услуги, весьма благосклонно, они занесены в особые списки, и им выдается небольшая рента; вопреки требованиям закона, им в Или, напр., разрешено кочевать с места на место, пасти свои стада, заниматься ловлей зверей и птиц и сохранять право считаться в названных списках, при условии заявления о своем существовании хотя бы один раз год. Основание для такой привилегии очевидно: при указанных условиях люди эти имеют полную возможность прокормиться и стать хорошими стрелками, их хищнические инстинкты удовлетворены, а при случае правительство, если окажется в том необходимость, всегда может воспользоваться их услугами.

При всем уважении, каким пользуется в империи закон, китайская система относится, по-видимому, не особенно благосклонно к классу юристов по профессии; в китайском суде нет ни прокурора, ни защитника; там вы не найдете также лиц, дающих заинтересованным в деле сторонам юридические советы (юрисконсульты, английские [85] sollicitors). Есть у них в роде нотариусов (licensed notaries), обязанность которых только подготовлять и писать прошения и жалобы, если к ним обратятся с просьбой об этом. Этим юристам-практикам присвоено наименование «Тай-Шу», и получают они это звание после надлежащего экзамена, который они держат у известных чиновников в их управлениях. Кроме того существует у них весьма уважаемый класс ученых, «Ши-И», которые проводят свое время за разрешением юридических задач и в содействии которых нуждаются иногда оффициальные лица; самое положение этих ученых полу-оффициальное. В общем же всякая частная деятельность в сфере судебной считается предосудительной и, как видно из дел Чен-ю-тьена, Сю-сяо-чуан и др., одно написание прошений нескольким клиентам влекло за собою, по приговорам судей, ссылку на три года, хотя бы в действиях писавших прошения нельзя было усмотреть какого-либо преступного умысла. Адвокатура также не пользуется особыми симпатиями, и хорошо известен в стране случай с ученым Сю-Юан-Юан, который был приговорен к восьмидесяти тяжелым ударам бамбуками и заключению в тюрьме на два года за то, что он квалифицировал инкриминируемое им преступление известного лица, как предумышленное убийство, хотя на самом деле было только умышленное.

Так как практическая деятельность в деле судебном не особенно поощряется в Китае, то вполне понятно, что и юридическая литература в этой стране в самом жалком состоянии. Публикуются иногда акты, носящие характер аутентического толкования законов со стороны верховной власти, печатаются также наиболее выдающиеся дела, но при этом в очень ограниченном количестве и уж во всяком случае не в интересах поощрения и развития практической деятельности и самого юридического сословия в стране. Тем не менее частная предприимчивость в этом отношении не является совершенно подавленной, и находящиеся в обращении комментарии, показывающие особенную проницательность, тонкое понимание дела со стороны их [86] авторов, пользуются большим кредитом в обществе, в особенности комментарии, касающиеся уголовного закона; такие источники права попадаются в значительном количестве, и публикуются они часто правительственными властями.

Китайцы и прежде пожинали, да и теперь пожинают, плоды своей близорукой государственной политики. Несмотря на почти совершенную систему законодательства, трудно найти среди китайцев людей, которые вполне понимают внутреннее ее содержание. Закон обязывает тех, кому вверяется впоследствии проведение его в жизнь, выдержать испытание в течение года; но каково это испытание, и что могут сделать экзаменующийся и экзаменатор, если знание дела часто ограничивается поверхностным знакомством с законами и судебной процедурой, при чем такое ознакомление имеет место иногда в преклонном уже возрасте. Конечно, не следует отсюда думать, что закон плохо применяется на практике; но он применялся бы лучше и с тем именно успехом, на который он имеет право рассчитывать, если бы те, кто проводят его в жизнь, получили надлежащее юридическое образование.

Расследовав вкратце источник, нынешнее положение и действие законодательной системы в Китае, следует сказать несколько слов об особенности, которая составляет основную ее черту. При всей полноте уголовного законодательства, в Китае нет определенного свода законов гражданских, и в то время, как по уголовным делам вы встретите массу руководящих указаний, комментарий, разъясняющих уголовный закон, по делам гражданским, в частности связанным с вопросами о праве собственности, вы иногда не можете добиться даже того, какая власть уполномочена разобрать ваше дело.

Хотя уголовные законы Китая разрешают пытку над обвиняемыми, что служит пятном на системе уголовного законодательства, пятном, которое обращает на себя постоянное внимание, хотя наказания за государственную измену и отцеубийство чудовищны, а надевание на осужденного деревянного ошейника — доски и привязывание его к [87] подвижному позорному столбу нельзя считать наказанием, которое можно оправдать, тем не менее уголовный кодекс Китая, если обстоятельно знакомиться с ним, несравненно совершеннее и более отвечает требованиям жизни, чем английские уголовные законы, и очень далек от того, чтобы считать его продуктом варварской, жестокой культуры, каким привыкли считать его до сих пор. Наказание за каждое серьезное преступление точно и строго в законе определено. Право смягчения наказания, если в деле есть смягчающие вину подсудимого обстоятельства, предоставлено не судье, разбирающему дело, а высшему судебному учреждению, которое следует назвать верховным ревизионным судом, проверяющим правильность решений низших судебных инстанций; иностранцы, проживающие на востоке, называют обыкновенно это учреждение Board of punishments. Положение судьи, рассматривающего дело в суде, является, по нашим понятиям, довольно странным. Судье, при разборе уголовного дела, не предоставлено известной свободы суждения. Его обязанность разобраться в обстоятельствах, расследованных на суде, определить, каким законом предусмотрено данное преступление, и затем назначить положенное в законе наказание. Кодекс, таким образом, создает непреодолимое препятствие ко всякого рода проявлению превышения власти и, следует добавить, такое же препятствие к развитию юридических способностей лиц судебного персонала.

Ограничение свободы судейской совести находит свое оправдание в той полноте, которая присуща китайскому уголовному кодексу и которая составляет его преимущество сравнительно с английским законодательством. В Англии, напр., различают только три вида убийства: умышленное, законное и оправдываемое по законным основаниям, при чем выбор наказания за предумышленное убийство предоставлен решению судьи. В Китае каждый известный нам вид убийства карается специальным законом, и, если созданная жизнью какая-либо новая его форма не имела раньше прецедентов, к делу применяется закон, который более [88] всего к нему подходит по сопровождающим убийство обстоятельствам, и, если положенное в законе наказание должно быть в данном случае увеличено или уменьшено, решение этого вопроса предоставляется верховному ревизионному суду. Между различными видами убийства китайский кодекс различает: убийство с обдуманным планом действия при совершении преступления — «Моу-ша», убийство с намерением лишить жизни — «Ку-ша», убийство без умысла лишить жизни — «Ву-ша», убийство во время драки — «Тоу-ша», убийство под влиянием внешних случайных обстоятельств — «Ши-шо-ша» и т. д. Каждый из указанных видов убийства предусмотрен специальным законом.

Чтобы достигнуть полного соответствия между наказанием и совершенным преступлением, китайские юристы признали с самого начала вполне отвечающим существу дела — пользование известной мерой наказания в отдельных частных случаях. Так, напр., в делах об убийстве рассматриваемый судом казус подводится под один из трех основных видов этого рода преступления, т. е. под убийство предумышленное, умышленное и случайное, и, когда соответственный вид установлен, сообразно с ним и определяется большая или меньшая тяжесть данного преступления. То же самое наблюдается и в других правонарушениях, как, напр., в грабеже, растрате, мошенничестве и т. д., где каждый отдельный случай подводится к простой краже, при чем наказание за это преступление берется за основание, и уж от него выводится наказание за данное правонарушение, сообразно с сопровождающими его обстоятельствами.

Что касается уголовных наказаний, следует заметить, что приговор к смертной казни, даже записанный судьей в его протоколе, в очень и очень многих случаях заменяется, в порядке смягчения наказания, уголовным рабством, ссылкой в места, более или менее отдаленные от родины осужденного, тюрьмой и даже штрафом. В двух случаях деяние подсудимого не вменяется ему в вину: во-первых, если деяние явилось результатом простой [89] случайности, непредвиденной и ничем непредотвратимой (основание для ненаказуемости здесь очевидно); во-вторых, если деяние заключается в убийстве мужем своей жены и ее любовника, которых он застал при обстоятельствах, доказывающих наличность прелюбодеяния.

Смертная казнь имеет несколько видов. За государственную измену, отцеубийство, убийство своего мужа — виновные подвергаются так называемой «продолжительной смерти», разрезанию тела на куски; за государственную измену наказанию могут быть подвергнуты не только виновные, но и близкие родственники их, при чем целые семьи подвергаются истреблению; правда, в этих случаях делается исключение для детей, не достигших совершеннолетия; их подвергают только оскоплению. Кроме указанной формы смертной казни, существует еще казнь через обезглавление — с выставлением головы казненного на показ, простое обезглавление и наконец удавление (задушение). Не надо забывать, что мало смертных приговоров приводится в действительности в исполнение, так как почти по каждому делу приговор к уголовному наказанию, до вступления его в законную силу, направляется, в порядке ревизии, в Пекин, в верховный суд.

Помимо смягчения наказания при ревизии дел, решенных низшими судами, существует много других источников, оказывающих в этом отношении влияние на применение строгого закона, таковы — привилегированное положение, обстоятельства, сопровождающие известное преступление, и наконец чрезвычайная мера, какою является помилование. Если, напр., лицо, занимающее оффициальное положение, или единственный представитель семьи совершат какой-либо проступок, они могут рассчитывать на прощение; во всяком случае судить их строго не будут; даже лица, несущие уже наказание по приговору суда, в форме уголовного рабства (каторжных работ) или ссылки в поселениях для преступников, и те могут жить в надежде, что наложенное на них наказание может быть смягчено и даже отменено актом помилования со стороны верховной [90] власти, при чем эта надежда не должна покидать даже признанных достойными смерти и присужденных уже к этому наказанию.

Смертную казнь влечет за собою не только государственная измена и убийство; изнасилование, похищение детей, разбой и грабеж, если стоимость награбленных вещей превышает известную сумму, также влекут за собою смертную казнь. До 1871 года (год спустя после Тьянцзинского избиения) христиане (из китайцев), которые после отречения от этой религии и получения за то прощения, снова обратились в христианство, были признаны мятежниками и подвергнуты высшему наказанию, какое назначено за государственную измену; к этому же преступлению была приравнена принадлежность в некоторым тайным обществам. А между тем до 1871 года закон, предусматривающий этого рода преступления, оставался на практике мертвой буквой.

Соучастники в преступлении убийства подвергаются смертной казни только в тех случаях, когда они принадлежат к шайке разбойников или пиратов, а также, когда лишение жизни, по китайским законам, признается преступлением особенно жестоким. Вопрос о том, кто является главным виновником, а кто — второстепенным, разрешается различно. Если, напр., 5-6 человек обвиняются в убийстве, при чем неизвестно, кто нанес смертельный удар убитому, признается главным виновником тот, кем нанесен был первый удар. В убийстве предумышленном — тот, кто задумал это преступление и принял в нем участие, почитается главным виновником, при чем он один подвергается смертной казни; одной только жизни требует отнятая у другого жизнь; принцип «жизнь за жизнь» проводится так далеко, что, если, случайно, кто-либо из участников преступления умрет в тюрьме до решения дела, наказание для того, кто признан главным виновником убийства, должно быть смягчено.

Хотя, в общем, китайское уголовное законодательство следует считать менее драконовским, чем, напр., [91] английское, тем не менее отдельные законы Китая являются очень суровыми. Закон вполне определенно высказывается против всякого рода «шалостей», да и игр вообще, при чем признаются ответственными перед законом за бывающие иногда во время игры несчастные случаи не только участвующие в таких опасных спортах, как фехтование, бокс или другой рукопашный бой, но даже те, с кем произошел несчастный случай во время самой невинной игры. Как видно из одного дела, трое молодых людей играли на улице во что-то в роде чехарды, и, когда они, проказничая, повалились друг на друга, один из них получил ушиб от оправленной медью трубки, бывшей в кармане того, кто лежал под ним, при чем от ушиба этого молодой человек вскоре умер. Суд признал возможным считать это происшествие только несчастной случайностью, но при всем том нашел нужным приговорить к уголовному наказанию курильщика, владельца трубки. Так же забавен случай, бывший с Чу-Ю-Лином, доктором Ханлинской коллегии, который был признан виновным в «ужаснейшем» преступлении, заключавшемся в том, что он, во время траура, пригласил своих друзей и устроил у себя кутеж с музыкой. Доктор приговорен был к наказанию бамбуками и лишению права носить платье, присвоенное ему по званию и рангу.

В заключение следует сказать еще несколько слов по поводу слабых сторон китайского законодательства, имея в виду не только уголовный закон, но и отправление правосудия в стране. В общих чертах мы уже касались этих слабых сторон, и нет, по-видимому, особой надобности в педантичном расследовании всех недостатков как самого кодекса и дополнительных законов, так и тех, которыми определяется судоустройство и судопроизводство в Китае. Следует, напротив того, обратить свое внимание на те слабые стороны, которые вытекают из внутренних, прочно установившихся начал государственной политики. В этом отношении особое внимание обращает на себя ответственность за самый факт существования в обществе [92] преступлений. Как раньше было замечено, глава семьи является ответственным за преступления, совершенные кем-либо из ее членов; ответственность падает в той или другой мере и на всех членов семьи; далее такая же ответственность падает на главу и других членов рода. Постепенно эта ответственность была перенесена наконец и на чиновников, которые, обладая правом суда, тем самым становятся как бы в положение старших родственников обывателей вверенного им участка. Так, постепенно, пустила корни и укрепилась прочно эта характеристичная черта китайской системы.

Очевидно, что результат этой системы ответственности, как не раз уже было замечено многими исследователями, является крайне вредным. Один писатель выразился таким образом: «общество узнает о гораздо меньшем числе преступлений, чем их есть на самом деле». Вполне очевидны два естественных результата этой системы: во-первых, преследование преступлений судебным порядком тормозится благодаря общей боязни стать ответственными за чужое дело; во-вторых, при возможности скрыть следы преступления, происходит иногда замена настоящего виновника другим кем-либо, к делу непричастным. Эти два явления встречались очень часто, встречаются и теперь и всегда будут происходить под влиянием этой системы. Интересно заметить при этом, что само императорское правительство обращало внимание на недостатки означенной доктрины и старалось препятствовать крайнему ее развитию. Так, в 18-й год правления Чъя-Чинга представлена была докладная записка трону об издании дополнительных законоположений, которыми чиновники должны были быть признаны ответственными за тяжкие случаи нарушения сыновних обязанностей; последовавшим по этому поводу декретом были отклонены предложения, изложенные в упомянутой докладной записке.

Слабая сторона китайской уголовной системы — ответственность непричастных к делу лиц, так же, как и другие слабые стороны уголовного права и судопроизводства в Китае, является результатом не самой уголовной системы, [93] а отчасти начал, положенных в основу общественной жизни, отчасти же неподготовленности судящего персонала, который в своих решениях доходит часто до абсурдов. В общем же уголовное законодательство Китая заслуживает полного внимания, и нельзя оправдывать часто наблюдаемое в различных исследованиях легкое, почти шутливое отношение ко всему, что касается внутренней жизни этой обширной империи.

Предупреждение преступлений.

В английских учебниках, трактующих о праве, восхваляется обыкновенно, как особое достоинство английских законов, их исключительное свойство, направленное на предупреждение всякого рода преступлений. Закон обязывает лиц, против которых возникает подозрение, что они могут совершить то или другое преступление, дать письменное обязательство в том, что предполагаемое преступление совершено ими не будет, и тем обеспечить общественный порядок от каких-либо с их стороны правонарушений.

Должно удивить читателей среди европейцев, что это отличительное достоинство английского права составляет основное положение законодательства китайцев, к которым привыкли мы относиться свысока. В самом деле, такая форма предупреждения преступлений на практике гораздо шире развита, чем в Англии; в Китае властям предоставлено право требовать от лиц подозрительных поручительства в добропорядочном поведении, привлекая к этому поручительству родственников таких лиц и даже соседей и делая их ответственными перед законом в случае нарушения со стороны заподозренного лица данного обещания не нарушать общественного порядка. Составляемый при этом документ носит характер обязательства, напоминающего английское — recognizance.

Такого рода обязательства не принято обеспечивать определенной суммой денег, денежные пени вообще не [94] пользуются расположением китайского законодательства, но поручители должны иметь наблюдение за лицом, дающим подписку не нарушать общественного порядка, и они обязаны, если есть к тому достаточно оснований, представить такое лицо в суд, под страхом быть приравненными к соучастникам и нести наказание за совершенное им одним преступление.

Более того, полицейские стражи и «типао» обязаны давать сведения, а в надлежащих случаях арестовывать и передавать властям всех лиц, отличающихся дурным поведением, а также и тех, кто должны иметь за ними наблюдение и не делают этого. Такая ответственность надает на родителей и вообще на главу семьи, имеющего наблюдение за всеми, кто живет в его доме и на кого распространяется его отеческая власть. Европейцы судят о действии и влиянии закона в Китае по жизни больших торговых городов, где широкая волна подвижного населения, прибывающего из разных уголков империи, делает поддержание порядка особенно трудным и где, сверх того, власть и влияние мандаринов подрывается постоянным вмешательством европейцев в дела, в которых они хоть косвенно заинтересованы. Как бы странным ни показалось на первый взгляд, следует тем не менее сказать, что в большей части китайских городов и деревень ваша личность и ваше имущество более гарантированы от каких-либо посягательств на них, чем в любом из европейских государств.

Самосуд.

Личная расправа, как бы тяжела ни была вызвавшая ее обида, не разрешается; но вместе с тем во всех делах о самосуде принимаются во внимание причины, которые побудили потерпевших лично расправиться с обидчиками. Убить вора значит лишить человека жизни без прямого на то разрешения закона, и убийцу ждет уголовное наказание; но он может быть оправдан судом, если [95] посягательство на его добро сопровождалось особенно отягчающими вину вора обстоятельствами. Если кто-либо лишит другого жизни, мстя за смерть своего отца или деда, он подвергается только ссылке на поселение (и то в первой инстанции суда, где наказание назначается строго по закону). При этом оправданием убийце служит отказ в правосудии, которого он добивался у законных властей. Если, далее, тот, кто лишит жизни чьего-либо отца или деда, был уже под судом за это преступление и понес положенное по закону наказание, сын или внук по истечении десяти лет не пользуется уже правом мстить убийце, и, если они убьют его, они предаются суду и лишаются затем права просить о смягчении того наказания, которое будет им избрано судом.

Император Чьен-Лунг замечает: «цель закона предупредить необходимость в частной мести и, раз требование закона удовлетворено, это должно удержать отдельных лиц от дальнейших его нарушений». Как видно из дела Шен-Уан-Льян, отец подсудимого был убит во время покушения на кражу, и подсудимый, по достижении зрелого возраста, лишил жизни убийцу своего отца, хотя тот уже понес свое наказание, отбыв несколько лет уголовного рабства (каторжных работ). Благодаря этому подсудимый лишился права ходатайствовать о смягчении ему наказания за свое убийство из мести.

Мировая сделка.

Раз совершено преступление, затрогивающее общественные интересы, частное соглашение заинтересованных в данном случае лиц замять или иначе уладить дело, не доводя его до суда, признается противозаконным, и обе стороны, в случае обнаружения дела, подвергаются наказанию, при чем тот, кто совершил преступление и старался скрыть его от властей, подвергается высшей мере наказания, положенное в законе за содеянное им преступление, а потерпевшему, который пошел с ним на компромисс, — [96] это же наказание должно быть только понижено на две степени. Так, если, напр., улаживание дела и подкуп совершены были по поводу уголовного преступления, подкупленный несет наказание двумя степенями ниже самой высшей меры, положенной в законе за это преступление.

В судах же очень часто имеет место примирительное разбирательство, и судья в мелких правонарушениях по возможности старается склонить стороны к миру, предлагая «заплатить и тем покончить дело», «извиниться и дать (потерпевшему) какое-либо вознаграждение», или же «уплатить небольшую сумму, чтобы превратить скандал». Иначе, в самом деле, внимание суда было бы беспрестанно отвлекаемо всякого рода пустяками.

Краткий очерк системы судов.

Обращаясь к рассмотрению организации судов в Китае, следует иметь прежде всего в виду, что, по закону, всякое донесение или жалоба должна быть заявлена в низшей судебной инстанции того уезда, к которому принадлежит жалобщик. Так, напр., если истец проживает в Фен-Янгском уезде, иск должен быть предъявлен Фен-Янгскому уездному судье. Из низшего суда дело постепенно может перейти в высшие суды, суд префекта, ревизионный суд, и далее вплоть до высшего провинциального суда; из этого последнего дело может быть передано для ревизии в верховный суд в Пекине, который, в свою очередь, в определенных случаях, представляет дела на благоусмотрение его императорского величества. Верховный суд напоминает собой английский апелляционный суд, с тою, однако, разницею, что пекинский суд, помимо судебных функций, отправляет некоторые специальные функции ревизии и надзора. Было бы неправильно считать это важное учреждение простой «передаточной инстанцией» (как некоторые полагают) для дел, поступающих на высочайшее благоусмотрение. Напротив, по тем обязанностям, которые несет этот суд, и по предоставленным ему [97] обширным полномочиям, он является главной судебной инстанцией, стоящей непосредственно между высшими провинциальными властями, — генерал-губернатором, губернатором, или провинциальным коммисаром, — и его императорским величеством.

Следует заметить, что в Китае один и тот же чиновник отправляет обыкновенно правосудие по делам и гражданским, и уголовным и что в одном и том же суде разбираются все дела, возникшие в подведомственном чиновнику участке. Исключение составляют те случаи, когда в делах о похищении чужой собственности, прелюбодеянии, самоуправстве, мошенничестве, нарушении долгового обязательства, а также в делах о нарушении законов о браке и законов о частной недвижимой собственности — причастными к делу являются, с одной стороны, лица, принадлежащие к военному сословию, с другой — мирные граждане, или же когда обе стороны состоят из военнослужащих, но вместе с тем есть хотя одно лицо, причастное к делу и не принадлежащее к этому сословию, или же, наконец, когда обе стороны состоят из мирных граждан, но при этом участвует также в деле одно или более лиц из среды военнослужащих. В этих случаях дела разбираются уездным судьей совместно с начальником стоящего в уезде гарнизона.

В судебное заседание судья может пригласить к себе в помощь столько человек из своих собратьев, сколько ему заблагорассудится. Закон в этом отношении препятствий никаких не ставит.

Иски, жалобы.

Считается проступком, влекущим за собою телесное наказание, — подача жалоб и всякого рода исков в высший вместо низшего суда, если, конечно, низшая инстанция не отказала в принятии жалобы. Судья-чиновник, отказывающийся принять подаваемые ему в установленном порядке иски и жалобы, подвергается наказанию, степень которого [98] зависит от свойства изложенного в жалобе преступления. За подачу анонимных доносов и жалоб, в которых не обозначено ни имени, ни местожительства подателя, такие доносчики, в случае их обнаружения, приговариваются к смертной казни через задушение, даже если изложенное в доносе обвинение заслуживает доверия; при этом анонимный донос или жалоба подлежат уничтожению.

Некоторые лица лишены, или вполне, или отчасти, права подавать жалобы и вообще возбуждать против кого-либо преследование в судебном порядке. Основанием к такого рода ограничениям служат, обыкновенно, преступление, возраст, пол и физическая немощь. Состоящие под судом, во время нахождения их в тюрьме, лишены права делать донесения и подавать жалобы по поводу чего бы то ни было, за исключением жалоб на дурное обращение со стороны тюремной прислуги и донесений, заключающих в себе указания на преступления, содеянные ими самими или их соучастниками. Далее, старики, достигшие восьмидесятилетнего возраста, дети моложе десяти лет, лица совершенно дряхлые и женщины имеют право подавать жалобы и доносить властям только о случаях государственной измены, восстания, отсутствия сыновней любви, убийства, кражи, самоуправства и мошенничества, и то при условии, что эти преступления имеют известное отношение к ним и направлены или против них самих, или тех, кто живет с ними под одной кровлей; что же касается других преступлений, если притом страдают интересы посторонних лиц, старики, женщины и дети не имеют права возбуждать против виновных уголовное преследование.

Решение дела в суде.

В каждом деле судья останавливает свое внимание на рассмотрении трех главных вопросов, содержание которых составляют: факт преступления, сопровождавшие его обстоятельства и, наконец, отношения, какие существуют между участвующими в процессе лицами. Фактом [99] определяется характер преступления, существующими между подсудимым и потерпевшим отношениями — свойство приговора; что же касается сопровождавших преступление обстоятельств, они имеют значение только при вступлении приговора в законную силу. Наибольшее значение закон придает существу дела.

В Китае прочно установлено начало, обязующее судью принимать во внимание обстоятельства, сопровождающие преступление, внимательно расследовать их, сопоставляя с существом дела, и дать им строгую оценку в зависимости от того, насколько эти обстоятельства отягчают или, напротив, смягчают вину подсудимого. Но все это не должно влиять на решение судьи; как раньше уже было указано, теоретически он не пользуется каким-либо простором в выборе наказания: его обязанность сосредоточить в своем решении все обстоятельства дела, установить факт преступления и подвести его под определенную статью закона так, чтобы наказание согласовалось с характером преступления.

Если в законе нет статьи, предусматривающей данный случай, его подводят под статью, определяющую аналогичные преступления, при чем наказание определяется сообразно существу дела, и приговор (неокончательный) идет на утверждение высших властей. Так, напр., нет специальных статутов, которые предусматривают торговлю в столице рисом в сырье, а существует только общее постановление, что такая торговля противна закону; тогда при возникновении соответствующих дел, приняты были в руководство статуты, определяющие торговлю очищенным рисом, и решенные по этому поводу дела стали «руководящими делами»; эти дела, не будучи решены на основании определенного закона, тем не менее сообразованы со смыслом подходящей к ним статьи и с уменьшением или увеличением положенного в ней наказания.

Если известное правонарушение совершенно не предусмотрено законом и нельзя применить к нему какой-либо статьи по аналогии, виновник такого правонарушения подлежит суду, как «человек дурного поведения», и по [100] закону должен быть подвергнут телесному наказанию тяжелыми бамбуками в количестве 100 ударов; следует заметить, что много «сомнительных» дел решается в Китае таким образом.

Смягчающие вину подсудимого обстоятельства, не оказывая никакого влияния на решение судьи, принимаются во внимание во время осенней ревизии. Верховный суд в Пекине, рассматривая дело в связи с сопровождавшими его обстоятельствами, определяет и характер преступления, в степень наказания, которая должна быть назначена.

Прецедент.

Насколько важно внимание к решенному судом делу (прецеденту) и то особое уважение, с каким китайцы к нему относятся, можно видеть из следующего случая, где сам император уступил (хотя и не сразу) верховному суду, когда последний оказался в оппозиции с ним. Кто-то поджег стоги хлеба одного земледельца, и огонь, распространившись быстро и перейдя на здания, сжег до тла тридцать семь домов. Император, находя, что назначенное судом наказание — пожизненная ссылка — является слишком легким для виновного в этом поджоге, внушал суду, что на такого человека следует смотреть как на моровую язву, как на великое зло для общества, и что его подвергнуть надо, по крайней мере, военному рабству. На это суд указывал, что годом раньше имел место аналогичный случай, когда от поджога какого-то нищего сгорело до тла тридцать три дома, и Шенцзинский (Мукденский) судебный департамент признал, что в вине нищего может быть применен только закон о поджоге, который влечет пожизненную ссылку. «Пусть так», — сказал император, — «однако существует же какая-нибудь разница между 33-мя и 37-ю» (дело Хуо-Куей-Сы). Приговор, одобренный и утвержденный верховным судом и даже специальным эдиктом, имеет значение только для того дела, по которому приговор состоялся, и суды, при решении дел, не могут ссылаться на [101] него, как на прецедент, пока не последует о том особого указа. Судебные решения, имеющие значение прецедентов, обращают на себя внимание той коллизией, которая постоянно между ними существует. Так, напр., верховный суд высказал однажды порицание губернатору за то, что он позволил человеку, сдавшемуся в плен, представлять доводы в свою защиту, несмотря на то, что такое разрешение противоречит не только точному смыслу статутов, но и тому прецеденту, который суд цитировал. Губернатор, в своем ответе, признал полную справедливость порицания, выраженного ему судом, но вместе с тем очень почтительно и осторожно оправдывал свою ошибку тем, что он основывался на решениях, которые одобрены судом и по которым такая защита на суде разрешалась. Суд на это возразил, что на прецедент, который раз уже отвергнут (если последовало распоряжение не считать его в силе руководящего решения), ссылаться в делах судебных не дозволяется.

Свидетельское показание.

Китайские суды дают очень небольшую цену свидетельским показаниям; свидетели — «народ, не заслуживающий особого доверия», часто они даже положительно «вредны» для дела. Судья должен выжать, исторгнуть истину у тех, кто призван в суд, а не выслушивать добровольные показания и основывать затем свое решение на том, что мы называем вескостью представленных свидетелями улик. Китайские суды, не входя в оценку каждого из свидетельских показаний в отдельности, ведут все заседание на перекрестных допросах, тщательно все выведывают и затем ставят приговор сообразно с тем, насколько, по мнению судей, обвиняемый изобличен в преступлении. (В деле Ли-Чи-Чуан судьи нашли нужным даже устранить свидетельское показание, как нечто совершенно бесполезное). «Правдоподобное оправдание» не может рассчитывать на особый успех, а «заранее придуманные небылицы [102] обвиняемых» имеют, конечно, надлежащую оценку. В серьезных, делах, об убийстве, напр., судебное заседание ведется: обычным порядком, но при этом, для поверки показаний свидетелей, производится тщательное расследование ран на теле убитого, так как таким судебно-медицинским осмотром могут быть обнаружены «обстоятельства, скрываемые от суда».

Лица, находящиеся в родстве с обвиняемым, старики: 80 лет и более, дети в возрасте до. 10 лет, слабоумные (идиоты) не пользуются правом давать показания на суде, «так как им закон не угрожает наказанием за лжесвидетельство». Все остальные граждане, лица мужского и женского пола, могут на суде свидетельствовать, и обвиняемый сам в этом отношении не составляет исключения, даже он считается в китайских судах единственным хорошим и наиболее важным свидетелем; поэтому, если он неграмотен и имеет что-либо показать, разрешается незаинтересованному в деле лицу записать в протокол его показание; надо при этом заметить, что представители судебного персонала не считаются лицами заинтересованными в деле.

Пытка.

Пытка бывает двух родов, законная и незаконная.. Законными орудиями пытки признаются только два, одно — напоминающее собою древний шотландский «башмак», другое — компрессор для сжимания пальцев. Другие виды пытки признаются незаконными, но в практике применяются очень часто и оправдываются со стороны властей крайней в них необходимостью; в конце концов некоторые из них получили санкцию со стороны закона.

Пытка, по толкованию кодекса, не может быть применяема без достаточных к тому оснований; чиновники за пытание кого-либо без законных поводов должны быть подвергнуты наказанию. Если свидетель в суде отказывается дать ответ на поставленный ему вопрос или же дает очевидно [103] ложное показание, суд имеет право, не привлекая его к уголовной ответственности за лжесвидетельство, тут же наказать его битьем ладонями по щекам, или бамбуками по ногам, ниже ягодиц, или иначе как нибудь, в зависимости от значения свидетеля для дела. Далее, если виновность подсудимого очевидна, а он между тем не желает сознаться в том, в чем суд его уличил, решение по делу приостанавливается, пока он не учинит такого сознания, и в этих случаях разрешается подвергать его более суровой пытке. По некоторым делам разрешается уменьшать положенное судом наказание для тех, кто подвергался пытке. Если, напр., подсудимый наказан был бамбуками в тюрьме во время суда над ним или, по техническому выражению китайских юристов, в то время, когда его «горячо по делу расспрашивали», количество бамбуков, назначенное по приговору суда, может быть несколько уменьшено ему, со 100, напр., до 90, с 90 до 80 и т. д.

Употребление пытки низшими служащими, состоящими в подчинении у судебных властей, без разрешения этих последних, влечет за собою строгое для них наказание. Так, напр., письмоводитель одного судьи, Маюнг, приговорен был к ссылке в назначенную для поселения вредную для здоровья местность за то, что он связал кому-то руки, привязав большие пальцы один к другому, и бил его до тех пор, пока тот не умер. При рассмотрении дела судья заметил: «статочное ли дело подвергать человека пытке не по закону».

Члены восьми привилегированных классов, старики, достигшие 70 лет, дети в возрасте до 15 лет и лица, физически очень хилые, не могут быть подвергнуты пытке и, в случае ложных показаний, должны быть изобличены на суде показаниями других свидетелей.

Приговор.

Приговор должен быть согласован с последними опуликованными дополнительными законами, а не с [104] первоначальными статутами. Дополнительные законы вступают в силу со дня их публикации, и судьи в приговорах своих должны руководствоваться ими, хотя бы подлежащее их решению дело имело место до такой публикации.

Что касается приговоров в делах уголовных, то, в случае возникновения, при разборе дела, какого-либо сомнения (напр., о стоимости присвоенных вещей, о том, кого из обвиняемых следует признать главным виновником, и т. д.), должны быть прибавлены к приговору слова: «после осенней сессии» — (т. е. решение вопросов, возбуждающих сомнение, откладывается до осенней ревизии).

Объявление и занесение приговора в протокол.

Согласно предписания закона, приговоры к уголовным наказаниям должны быть объявлены во всеуслышание, при открытых дверях, в присутствии подсудимого и его ближайших родственников; если при этом подсудимый или его родственники пожелают, от его имени, сделать какое-либо заявление, напр., о помиловании, заявление это должно быть записано в протокол в виду имеющего быть впоследствии дальнейшего рассмотрения дела.

Последний шаг, предшествующий приведению приговора в исполнение, составляет занесение его в протокол, где он записывается в надлежащей форме.

Приведение приговора в исполнение.

Приговор должен быть приведен в исполнение в сроки, законом установленные, при чем такое вступление приговора в законную силу допускается только по тем делам, которые решаются окончательно в низших инстанциях и не подлежат передаче на ревизию высших судебных учреждений. Если подсудимый приговаривается к телесному наказанию, приговор приводится в исполнение в течение трех дней, если к ссылке, — в течение 10 дней. [105] Для приведения большей части приговоров к уголовным наказаниям в исполнение, назначается высшими властями специальный чиновник, который признается ответственным за своевольное промедление в исполнении возложенных на него обязанностей. Если судья объявит к исполнению приговор, который подлежит утверждению со стороны верховной власти, он подвергается телесному наказанию в размере 80 ударов бамбуками. Приговоры, утвержденные императором, приводятся в исполнение через три дня после получения подлежащего рескрипта.

Апелляция.

Если низший суд отказывается принять иск или жалобу или решает дело «несправедливо», разрешается, по закону, подать на это жалобу в высший суд. Дела, возникающие на основании заявлений о несправедливом решении дела, подлежат, по большей части, ревизии со стороны уголовного департамента. Под выражением, «несправедливо» решенные дела — следует понимать неправильное применение закона к отдельному случаю, а не то, что кажется несправедливым по мнению лица, недовольного решением суда.

Следует заметить, что каждый китаец имеет право обращаться непосредственно в императору с прошением о помиловании, но в виду почти полной невозможности видеть императора закон, предоставляющий китайцам означенное право, остается мертвой буквой.

Надзор и ревизия.

Серьезные обязанности по надзору и ревизии судебных дел возложены на находящееся в Пекине высшее учреждение, которое называется «Шин-Бу»; слово это соответствует наименованию — уголовный департамент, вернее — «департамент для наказания» или верховный уголовный суд. [106] Юрисдикция этого департамента очень обширна; говоря вообще, он регулирует дело отправления правосудия во всей стране, давая постоянно провинциальным властям необходимые указания (что можно видеть из почти ежедневных сообщений оффициальной «Пекинской газеты»); в частности этот департамент функционирует в роли кассационного суда Франции, являясь ревизионной инстанцией по всем делам, преимущественно же по делам особо важным. Дело ревизии уголовный департамент ведет совместно с «судебным комитетом по ревизии уголовных дел» и с «советом цензоров» и нередко приходит с ними в столкновение при обсуждении различных дел.

На уголовном департаменте лежит обязанность записывать решения его величества по делам, поступающим на его благоусмотрение, и сообщать затем эти решения провинциальным властям.

Ревизия.

Провинциальные власти, рассмотрев обстоятельства дела и определив, какою статьею закона предусмотрено данное преступление, составляют затем донесение в уголовный департамент, в котором указывается, почему признано правильным применить данную статью закона или «вложить дело в данный статут». Уголовный департамент, ревизуя дело, относится к этому крайне добросовестно: пытливо изучаются все детали процесса, рассматриваются все обстоятельства, расследованные судом. При этом департамент или одобряет решение суда, или возвращает дело для вторичного его рассмотрения с очень резкими иногда замечаниями, в роде «изложение приговора бессмысленно» или «приговор не имеет никакого отношения к существу дела». Если к известному случаю могут быть применены два близких по своему содержанию закона, уголовный департамент сам исправляет протокол с приговором суда, но если при этом наказание в каждом из этих двух законов различно, и, по мнению уголовного департамента, [107] должен быть выбран не тот закон, который применил низший суд, а другой, дело возвращается назад для нового его рассмотрения. Провинциальные власти принимают обыкновенно даваемые им сверху указания и внушения безропотно, но бывают случаи, что провинциальные власти настаивают на своих решениях, и уголовный департамент, согласившись с их доводами, утверждает первоначальное решение, которое он сначала не одобрял. Такие случаи, впрочем, довольно редки, и гораздо чаще провинциальным властям делаются внушения прямо, без обиняков, «решить иначе дело, сообразно с законами».

Обстоятельства, сопровождавшие известное дело, представленное на рассмотрение уголовного департамента, должны быть изложены очень подробно, иначе «было бы трудно прийти к какому-либо заключению».

Уголовный департамент имеет право возбудить, по своей инициативе, вопрос о смягчении или замене наказания, положенного в законе за рассматриваемое преступление, независимо от представлений по этому поводу со стороны провинциальных властей, которые делают, впрочем, такие представления почти о каждом поступающем на ревизию деле. При этом департаменту должны быть представлены не только соображения суда о необходимости смягчить наказание подсудимому, но и полные показания свидетелей, которые привели их к таким соображениям. Рассмотрев окончательные показания и соображения суда, уголовный департамент, если, признает, с своей стороны, что наказание должно быть смягчено, составляет по этому поводу докладную записку трону. Если же департамент сомневается и не может, за отсутствием достаточных данных, решить, должно ли быть наказание смягчено или нет, дело должно быть возвращено провинциальным властям для вторичного его рассмотрения (императорский эдикт 1822-го года правления Чьен-Лунг); но и в этих случаях император или уголовный департамент могут утвердить приговор, не возвращая дела в суд, откуда оно поступило на ревизию.

Уголовный департамент может также возвратить дело [108] или потому, что решение суда противоречит существу показаний свидетелей, или потому, что показания эти недостаточны для судебного приговора. Что же касается приговоров неправильных, закон повелевает составить об этом обстоятельный и «честный» доклад его императорскому величеству, и тогда назначается специальная комиссия, которая должна рассмотреть дело. Судья и уголовный истец по неправильно решенному делу несут при этом надлежащее наказание.

Если уголовный департамент установит новую какую-либо точку зрения относительно применения закона к данному факту, попавшее на ревизию дело возвращается назад для нового разбора, при чем суд обязательно должен руководствоваться в своем вторичном решении новым толкованием о применении закона к частному случаю.

Если провинциальный суд встретит затруднение при применении закона в каком-либо деле, он сомнение свое передает на разрешение уголовного департамента, который и дает указание, как следует поступить. Все объяснения и толкования, вызванные такого рода сомнениями со стороны суда в применении закона, включаются в особые циркуляры, печатаемые для руководства провинциальных властей.

По тем делам, которые поступили на ревизию и по которым не было ни одного еще прецедента, уголовный департамент держится всегда одной и той же системы — передачи дела для нового его рассмотрения с постановкой приговора по указаниям департамента. Так, напр., по делу Чья-Тыа-Уан подсудимый был приговорен к смертной казни за то, что искалечил брата своего отца. Смертный приговор представлялся два года подряд императору, но соответствующего распоряжения о судьбе осужденного еще не последовало, когда поступило неожиданно ходатайство суда о замене ему смертной казни ссылкой в виду того, что дядя осужденного поправился, обходится без посторонней помощи и остался только с известным изъяном на всю жизнь. Уголовный департамент признал такое ходатайство неслыханным до того времени делом и [109] приказал: дело вновь рассмотреть в суде, считать потерпевшего все еще полным калекой, постановить согласный с законом приговор и затем, в виду выздоровления потерпевшего, ходатайствовать о смягчении подсудимому наказания. А дело заключалось в том, что потерпевшему было перерезано его племянником сухожилие одной руки, благодаря чему он плохо владел ею.

Департамент крайне настойчив в поддержании принципа непоколебимости его решений и относится беспощадно к провинциальным властям, если те игнорируют его авторитет; против судебного комитета он выступает обыкновенно во всеоружии (хотя сохраняет, правда, самую почтительную форму сношений), если комитет вступает с ним в пререкание. Можно даже указать на занесенный в юридические летописи случай, когда уголовный департамент отказался утвердить один приговор, несмотря на то, что сам император дважды, и притом в очень резких выражениях, выражал свое неодобрение по поводу настолько самовольных его действий (дело китаянки Фан).

Ревизия смертных приговоров.

Ознакомившись с юрисдикцией уголовного департамента вообще, следует остановиться еще на его специальной и, может быть, наиболее трудной функции-ревизии приговоров, присуждающих подсудимых к смертной казни.

Почти все приговоры к смертной казни представляются провинциальными властями в уголовный департамент. По всем этим приговорам составляются два списка имен осужденных, на двух листах, одном — длиннее, другом — покороче; на первом записываются имена тех, которые только формально приговорены к казни без действительного ее исполнения, а на другом, коротком, — имена тех, которых ожидает настоящая, а не фиктивная смертная казнь. В приговоры, касающиеся лиц, помещенных в первом листе, заносятся в департаменте известные указания о том, чем следует заменить им смертную казнь, после [110] чего эти приговоры направляются провинциальным властям для приведения их в исполнение. Что же касается тех, кто присужден к смертной казни не для одного только вида, то их судьба часто зависит от простой случайности, что можно видеть из того значения, какое имеет в данном случае указанный выше короткий лист с их именами. На этом, обыкновенно большом, листе имена записываются в таком порядке.

Каждая пара букв пусть обозначает имя осужденного; в первой, напр., строке: Л. Т. пусть означает Ли-Тьен, М. Ю. — Ma-Юнг, Ф. С. — Фанг-Сю и т. д. При этом имена осужденных записываются не в алфавитном порядке и не в порядке безразличном, а так, чтобы по углам и ближе к середине листа попали имена тех, кто, по мнению департамента, менее виновны, чем другие, и заслуживают поэтому больше снисхождения. Этот лист, по его заполнении, представляется императору, который кисточкой, смоченной алою краской (киноварью), делает круг на нем, и над теми осужденными, чьи имена перечеркнула красная линия, смертная казнь приводится в исполнение. Что же касается остальных, имена их, в том же порядке, записываются на листе в следующем году, и, чьего имени не коснется в течение трех лет красная кисточка, тот освобождается от смертной казни и подвергается наказанию, которое ему назначается в порядке смягчения. Описанный обряд утверждения приговоров производится ежегодно осенью и называется часто «ревизией во время осенней сессии».

Есть дела, по которым приговор к смертной казни не подвергается ревизии и не утверждается императором и которые, с разрешения закона, приводятся в исполнение по непосредственным распоряжениям начальников провинций (губернаторов). Таковы дела о пиратстве (о морских и речных разбойниках), о мятежах и т. д., по которым приговоры приводятся немедленно в исполнение. [111]

Отсутствие однообразия в судебных решениях.

Несмотря на существование ревизии судебных дел, влияние прецедента, циркуляры со стороны уголовного департамента. все-таки дела в китайских судах решаются крайне неоднообразно, благодаря разноречивым толкованиям того же департамента. Возьмем для примера дело китайца Сья-Шан-Па и дело китаянки Ай, урожденной Сьяо. Сья-Шан-Па приговорен был к смертной казни за то, что убил свою племянницу, 10-летнего ребенка, нанеся ей смертельную рану ножом во время ее сна, и выставил затем тело у ворот одного из своих соседей, желая навлечь на него подозрение в убийстве и тем отомстить за его угрозы донести властям, что он, Сья-Шан-Па, относится недобросовестно к исполнению своих родственных обязанностей. Уголовный департамент отменил решение суда и указал на специальный статут, который должен быть применен к данному случаю и который влечет за собою ссылку; при этом было указано, что, хотя подсудимый поступил жестоко, тем не менее, надо помнить, что он действовал, как глупый, неразвитой крестьянин. Что касается дела Ай, уголовный департамент, напротив, настаивал на смертной казни подсудимой, которая обвинялась в том, что она скатила в реку и утопила свою племянницу, девушку очень грубую и притом воровку. По этому делу департамент высказался, что, хотя племянница воровала на самом деле и ее тетка, Ай, не раз платила за нее деньги, чтобы заранее замять могущие возникнуть обвинения, тем не менее вина племянницы, обиравшей свою тетку, вовсе не так велика, чтобы можно было смягчить назначенное китаянке Ай высшее уголовное наказание.

Главные и второстепенные виновники и причастные к делу лица.

Китайский закон признает: главных виновников первой степени, виновников второстепенных, которых мы будем называть пособниками, и наконец тяжущихся, т. е. [112] стороны в процессе. В обыкновенных делах только одно лицо может быть признано главным виновником в преступлении; что же касается таких преступлений, как вооруженный разбой, все принимающие в нем участие несут одинаковое наказание, и не делается разницы между главными виновниками и соучастниками в разбое; то же самое следует сказать об ответственности по таким преступлениям, как вступление в запрещенный законом брак и прелюбодеяние. Обыкновенно же считают главным виновником того, кто задумал преступление и первый приступил к приведению его в исполнение. Так, напр., по делу Ло-Иен-Шын, двое убили третьего и изнасиловали его жену. Тот, кто первый приступил к совершению этого гнусного преступления, признан был главным виновником и приговорен к обезглавлению с выставлением головы на показ, а другой, как соучастник, к простому, не квалифицированному, обезглавлению. Из дела девицы Цин-Лу видно, что двое подсудимых, решившись изнасиловать девушку, не достигли своей цели и убили ее. Тот, кто приступил первым к приведению в исполнение преступного умысла, был признан главным виновным, хотя смертельный удар нанесен был вторым подсудимым, наказанным, как соучастник.

Если кто-нибудь затеет нападение на кого-либо с целью расправы, присутствует и руководит действиями других во время приведения его умысла в исполнение, он один признается главным виновником за все роковые последствия такой расправы и может быть приговорен даже к смертной казни; если же сам он не присутствовал на месте совершения преступления, главным виновником признается тот, кто учинил больше всего вреда, а умысливший данное преступление наказывается только, как соучастник, и подвергается пожизненной ссылке в местность, отстоящую от его родины на расстоянии 3000 ли (около 1500 верст), и к наказанию бамбуками в размере 100 ударов. В краже и грабеже — тот, кто задумал каждое из этих преступлений, считается главным виновником, [113] независимо от того, участвовал ли он в них или нет, присвоил или не присвоил себе части уворованных или награбленных вещей.

Если кто-либо состоит у другого на службе и потому находится, естественно, под его влиянием, преступление рассматривается с точки зрения закона, который определяет значение известных служебных отношений. Так, напр., по одному делу привлечены были в качестве обвиняемых землевладелец Нью-Чун и его фермер Цуй-Куан-Чан; фермер был признан соучастником преступления, хотя имевшая роковой исход рана нанесена была им; соображения суда сводились к тому, что Цуй-Куан-Чан, как земледелец, находящийся в зависимости от собственника земельного участка, привык принимать к исполнению его указания и всегда держать его сторону во всякого рода спорах. Действия лица зависимого или подначального обозначаются в этих случаях на техническом языке фразой «сделанное по распоряжению такого-то...» Если же кто-либо вмешивается в чужую распрю по просьбе какой-либо стороны, от которой он независим, он отвечает за свою вину самостоятельно, как человек, по своей воле присоединившийся к чужой ссоре.

Чтобы известные лица, совершившие преступление, имели право просить о признании главными виновниками тех, кто побуждал их к совершению преступного деяния и управлял их действиями, необходимо, чтобы они доказали отсутствие с их стороны какого-либо злого умысла против потерпевших, а также и то обстоятельство, что они находились под влиянием страха перед теми, кто руководил ими, или что они особенно ревностно подчинялись отдаваемым им приказаниям.

Виновные в подкупе или в побуждении к совершению преступления подвергаются. тому же наказанию, как и те, кто привел их желание в исполнение. На основании того же принципа, если кто-либо лишит себя жизни по настояниям другого, этот последний несет наказание, как главный виновник преступления самоубийства, в [114] особенности если он дал самоубийце какие-либо к тому средства, снабдив его, напр., ядом (дело Ван-Вен-Куан). Если двое подсудимых подлежат ответственности на основании разных статутов, хотя они судятся за одно и то же преступление, оба они могут быть подвергнуты наказанию, как главные виновники.

Если кто-либо, задумав известное преступление, в последнюю минуту откажется от приведения в исполнение своего умысла, тогда то лицо, которое вместо него руководит делом, признается главным виновником. Но, если при этом было подготовлено все, что казалось необходимым для совершения преступления, в таком случае и тот, кто в последнюю минуту отказался от всякого участия в деле, и тот, кто занял его место, могут, как показывают отдельные решения, не быть признаны главными виновниками преступления.

Если несколько воров, обратившихся во время кражи в бегство, станут сопротивляться тем, кто их преследует, все они признаются главными виновниками по второму преступлению, т. е. сопротивлению законному задержанию. Но если, напр., два вора общими силами сопротивляются их задержанию, вопрос о том, кто должен быть признан главным виновником, зависит от обстоятельств такого сопротивления: если один из воров нанес кому-либо из своих преследователей рану, он и считается главным виновником; а если оба они наносили раны, то главным виновником является тот, кто нанес первую рану, имевшую роковой исход; если же нельзя определить разницу между ранами относительно большей или меньшей их тяжести, тогда главная ответственность падает на того, кто был вооружен острым оружием, а если такое оружие было у обоих, то на того, кто нанес первый удар.

В делах о драках, имеющих печальные последствия, считается ответственным за эти последствия тот, кто нанес последний роковой удар; но если начавший ссору и драку нанес первый кому-либо тяжелую рану, он и является ответственным за последовавшую затем смерть [115] данного лица, хотя бы смерть явилась результатом следующей раны, нанесенной другим уже лицом. Как видно из дела Цы-Сан-Яо, тот, кто стал жертвой драки, скончался от перелома шейных позвонков, последовавшего от удара, — благодаря которому он слетел с лестницы головой вниз; при этом признан был ответственным за эту смерть не тот, кто нанес означенный удар, а тот, кто начал драку, на том основании, что он первый ударил скончавшегося впоследствии по такому месту, где всякий удар может оказаться очень опасным.

Если в известному преступлению причастно несколько лиц какой-либо семьи, привлекаются к ответственности, из всего числа виновных, только мужчины; но, конечно, это имеет место в преступлениях, не очень серьезных; в делах, влекущих за собою одно из высших уголовных наказаний, женская половина семьи, причастная к делу, также подлежит суду, как и мужчины, и, если женщина руководила всем, она может быть приговорена к наказанию, положенному в законе для главных виновников.

Соучастники могут быть подвергнуты более суровому наказанию, чем главные виновники, и даже бывают случаи, что соучастники присуждаются к уголовному наказанию, в то время как главный виновник не несет никакого возмездия за свою вину. Так, напр., некто Янг-Цун-Чэн, по наущению своей матери, задушил родную сестру, уличенную в предосудительном поступке. Янг был приговорен к телесному наказанию (сто ударов бамбуками); а его мать, несмотря на свое участие в таком бесчеловечном поступке, освобождена была от всякого наказания, и уголовный департамент согласился с таким решением суда. Другой интересный пример представляет дело китаянки Чанг, урожденной Лю, и китайца Чанг-Цо-Уэн, по которому китаянка Чанг, за лишение жизни своих детей через отравление, приговорена была к обезглавлению, при чем приговор о ней пошел на утверждение высших властей, а муж ее, — за оказанное ей содействие, был присужден к задушению, [116] без представления состоявшегося о нем приговора в высшие инстанции. Ни с чем несообразное решение находим в деле Чанг-Уен-Куанг, по которому хозяин за убийство своего раба подвергся 70 ударам бамбуками и ссылке на 1 год, а те, кто помогали ему в убийстве, соучастники, этого преступления, были присуждены к 100 ударам и пожизненной ссылке.

Соучастники предумышленного убийства подвергаются, обыкновенно, или смертной казни, или пожизненной ссылке, при чем суд чаще всего назначает первое наказание, которое во время осенней ревизии заменяется вторым; замена наказания не происходит только по причинам, вытекающим из условий родства; как видно из дела Су-Яо-Лин, подсудимый был приговорен к смертной казни за то, что он помог сестре отравить ее мужа; вопреки ходатайствам, Су-Яо-Лин был казнен без всякой пощады. Родство оказывает, правда, и обратное влияние: Тан-Па-Чан-Сие совершил уголовное преступление по приказанию своего отца и был приговорен к смертной казни; назначенное ему наказание было смягчено потому, что он исполнил отцовскую волю, а также (между прочим) и потому, что за то же преступление трое были уже казнены. На такое решение дела оказал, конечно, свое влияние общий принцип наказуемости лиц, действующих по наущению других.

Соучастник преступления может быть подвергнут наказанию, положенному в законе для главных виновников. Как видно из одного дела, два негодяя, ради шантажа, решили устроить мнимое самоубийство через повешение. Когда один из них повис уже на веревке, другой, замешкавшись, опоздал перерезать эту веревку, и тот скончался. Оставшийся в живых подвергся наказанию, как за умышленное убийство; такое решение, кстати заметить, очень напоминает решения английских судов в аналогических случаях. С другой стороны, если кто-либо оказывает содействие другому в само повешении, или помогая ему дружескими услугами, или не мешая ему покончить с собою, услужливый друг подлежит ответственности, как [117] соучастник преступления самоубийства, а самоубийца, если дело окончилось только неудавшимся покушением, наказывается, как главный виновник (дело Иен-Ху-Пын).

Возьмем еще пример. Несколько лиц согласились между собою отравить 3-4 человек, при чем один из согласившихся на это преступление снабдил других мышьяком, который те, по ошибке, дали постороннему лицу, и тот умер от отравления. Если снабдивший мышьяком не присутствовал в то время, когда яд был пущен в дело, он подвергается, по закону, телесному наказанию в размере 100 ударов и пожизненной ссылке, как пассивный соучастник преступления, совершенного с заранее обдуманным намерением. Но если мышьяк был дан тому лицу, против жизни которого злоумышляли, и снабдивший мышьяком присутствовал при этом, то он подлежит смертной казни, как главный виновник преступления, даже если яд не подействовал и человека лишили жизни иным каким-либо способом.

То лицо, по почину которого совершено убийство, признается участником преступления, хотя бы было доказано, что человек фактически не замышлял этого убийства. Как видно из дела китаянки Сю, урожденной Чуан, подсудимая была признана соучастницей убийства ее ребенка, к которому она позвала волшебника, чтобы тот навел на него злые чары, а волшебник, вместо этого, ударом по голове, убил ребенка.

Очевидец преступлений убийства или грабежа на большой дороге, судя по многим решениям, приговаривается к пониженному наказанию, назначенному для соучастников этого рода преступлений, т. е. к ссылке, если обстоятельствами дела было доказано, что ему удалось задержать убийцу или грабителя, а потом за деньги он отпустил преступника на свободу. Как видно из одного судебного решения, друг такого очевидца, знавший, по сообщению этого последнего, — о факте преступления и не донесший о том подлежащим властям; наказан был бамбуками. За исключением обязанности уведомить, кого следует, о совершающемся [118] преступлении, никакие другие обязанности не связывают случайного свидетеля, и он отнюдь не должен вмешиваться в чужое дело; если он, бросившись на выручку жертвы преступления, убьет негодяя, хотя бы и случайно, он подлежит ответственности за это убийство. Такого случайного свидетеля следует, конечно, отличать от очевидца, который благоприятельствует тому, что делается на его глазах»

В заключение следует заметить, что вопрос об ответственности главных виновников и соучастников, при применении к ним закона о наказании, всегда находится в связи с обстоятельствами каждого отдельного случая, и нет таких положений, которые давали бы определенные принципиальные основания наказуемости каждой категории обвиняемых; в этом отношении делались попытки в прежнее время, но попытки эти направлены были исключительно к определению относительной наказуемости обвиняемых в преступлениях убийства и грабежа.

Подсудность всех участников преступления одному суду.

Об обвиняемых, задержанных в различных судебных округах. — Если несколько человек являются ответственными за одно и то же преступление, при чем часть из них задержана в одном судебном округе, а часть — в другом, имеет применение принцип передачи обвиняемых в подлежащее судебное учреждение. Как только суд обнаружил, что кто-либо из соучастников или причастных к делу лиц задержан другим судом, он должен немедленно просить представителя этого судебного учреждения выслать задержанных лиц, для суждения их совместно с другими обвиняемыми. Такой вызов делается независимо от сравнительной компетенции судов и должен быть сделан в определенный законом срок. Если о таких подлежащих передаче лицах уже начато дело в том округе, где они задержаны, до получения вызова подлежащего суда, тогда вопрос о передаче разрешается следующим образом: обвиняемые в менее важных [119] правонарушениях передаются суду, который разбирает дело об обвиняемых в более тяжких преступлениях; если инкриминируемое. преступление одинаковой важности, меньшее кисло обвиняемых должно быть предано тому суду, где их больше; если число их одинаково, тогда осужденные уже решением суда должны быть переданы в тот суд, где приговор еще не состоялся.

Положение обвиняемых в таких, по которым некоторые причастные к делу лица находятся еще на свободе. Если кто-либо из причастных к делу лиц находится еще на свободе и остальные обвиняемые, попавшие в руки правосудия, возводят на него главное обвинение, они могут, если их показания подтвердятся, или понести наказание, как соучастники преступления, или получить свободу, когда они этого заслуживают. Если же, как обыкновенно бывает, такие заявления не находят себе достаточных оснований, суд, не заканчивая дела рассмотрением, продолжает срок ареста лиц, уже задержанных, из предосторожности, что заявления этих лиц могут оказаться в конце концов вымышленными. Но так как держать их вечно в тюрьме было бы несправедливо, то закон требует, чтобы дело о таких лицах было решено окончательно через три года, если обвиняемым грозит телесное наказание, и пять лет, если — пожизненная ссылка. При этом срок считается не со дня первоначального ареста, а со дня постановки приговора, уже конфирмованного, но задержанного в его исполнении заявлением о причастности к делу других лиц, суду не преданных. Бывают случаи, что такие осужденные дожидаются лет по 20 отправления их ссылку и, не дождавшись окончательного решения дела, освобождаются благодаря помилованию или всеобщей амнистии для содержащихся в тюрьмах. В делах о грабеже, совершенном шайкой, обвиняемые содержатся, в виде общего правила, при наличности указанных выше условий, не менее двадцати лет.

В делах, влекущих за собою смертную казнь, приговор может быть приведен в исполнение даже при [120] наличности оговора и даже если бы благодаря такому оговору виновному удалось избегнуть приведения казни в исполнение.

Совершение нескольких преступлений.

(Совокупность и рецидив).

Виновный в совершении двух или более преступлений приговаривается к наказанию, положенному в законе за более тяжкое преступление или за такое, которое влечет более тяжкое наказание, хотя бы виновный и не был изобличен в этом именно преступлении. Так, напр., два чиновника обвинялись в том, что они возбудили против кого-то обвинение в менее тяжком преступлении, чем было совершено на самом деле, и постановили неправильный по делу приговор. Оба чиновника не понесли ни одного из наказаний, положенных за каждое из этих преступлений, и приговорены были к наказанию, положенному за неправильное обращение в свою пользу значительной суммы общественных денег.

Присуждение к наказанию по совокупности преступлений дает иногда курьезные результаты. Как видно из дела Чан-Чин, обвиняемым совершено было два проступка; во-первых, он участвовал в азартной игре, во-вторых, нанес настолько серьезные побои другому игроку, что тот лишил себя жизни. За участие в азартной игре обвиняемый подлежал телесному наказанию кангами на два месяца, а за побои, доведшие человека до самоубийства, тоже телесному наказанию бамбуками в количестве 100 ударов и ссылке на три года. Избегнув, по закону, первого наказания, так как оно поглощалось наказанием за более важный проступок, обвиняемый в то же самое время избегнул и этого второго наказания, т. е. ссылки, так как на его попечении находился старик в возрасте свыше 70-ти лет, и в конце концов обвиняемый приговорен был только к кангам на один месяц. При таких условиях, очевидно, выгодно бывает иногда совершать более одного преступления. [121]

Следует заметить, что при разрешении вопроса о том, какое из преступлений следует считать более важным, принимается во внимание не только тяжесть наказания, положенного в законе, но и порядок приведения приговора в исполнение; поэтому, хотя обезглавление считается наказанием более тяжким, чем удушение, тем не менее удушение, без права осужденного апеллировать, признается более тяжким наказанием, чем обезглавление по таким делам, которые подлежат ревизии в осенней сессии. Разбираемый вопрос возникал два раза в царствование Чьен-Лунга; в обоих случаях обвиняемый подлежал за одно преступление немедленному задушению, а за другое обезглавлению, подлежащему конфирмации со стороны высших властей; специальными в обоих случаях эдиктами предписано было немедленно привести приговор в исполнение, подвергнув виновных строжайшему наказанию, при чем было определено, что немедленное задушение должно считаться более тяжким наказанием, чем обезглавление по делу, подлежащему ревизии.

Что касается совершения нескольких проступков одинаковой важности, то обвиняемый подлежит, по закону, наказанию только как за одно правонарушение; но обвиняемому в двух и более преступлениях, влекущих за собою тяжкое уголовное наказание, это наказание должно быть увеличено. Если, напр., каждое из двух уголовных преступлений влечет за собою обезглавление, обвиняемый приговаривается к обезглавлению с выставлением, в отягчение его участи, головы в клетке на показ. При этом такое увеличение наказания возможно только в том случае, если преступления являются, каждое, нарушением отдельного закона; по делу Шао-Мин-Тыя подсудимый обвинялся в изнасиловании одной, а затем другой женщины; так как в обоих случаях преступление было нарушением одного и того же закона, положенное в законе наказание за изнасилование не было ему повышено.

Если несколько преступлений совершено в различное время и за первое преступление обвиняемый уже осужден, [122] то, в случае обнаружения новых обвинений, ему может быть увеличено наказание только при условии, что вновь обнаруженные обвинения являются более тяжкими, при чем увеличение заключается в прибавлении разницы между более тяжким наказанием и тем, к которому он уже присужден.

Довольно любопытный казус представляет дело Лу-Мей. Обвиняемый, желая скрыть следы произведенного им похищения женщины, поджег дом, в котором он совершил преступление, при чем во время пожара погибло четыре человека из одной семьи и два из другой. Суд признал его виновным в похищении замужней женщины, в умышленном поджоге, причинившем смерть двух человек в одной семье, и умышленном поджоге, вызвавшем смерть четырех лиц в другой семье, и приговорил его к наказанию за последнее преступление, т. е. за поджог, результатом которого была смерть четырех человек из одной и той же семьи.

Совершение преступления во время отбытия наказания за другое. Наказание за преступление, совершенное во время отбытия наказания за другое преступление, подчиняется тем же правилам, какие установлены для определения наказания по совокупности. Отбывающий наказание в ссылке, в случае совершения преступления, влекущего за собою также ссылку, подвергается или увеличению ее срока, или, если ссылка на поселение была пожизненная, присоединению к ней каких-либо принудительных работ. Вообще же рецидивисты редко подвергаются наказанию за совершение однородного преступления; так, напр., если вор, находящийся в ссылке на поселении, убежит и совершит новую кражу, он подвергается наказанию бамбуками или кангами за побег и возвращению в местность, где он раньше отбывал наказание. Такое снисхождение закона к рецидивистам применяется иногда на практике с большими натяжками; так, напр., неисправимый вор, сосланный в ссылку, бежит из места поселения и совершает 5-6 краж на [123] небольшую сумму; его приговаривают только к кангам, и то за побег (дело Тан-Я-Фу).

Само собою разумеется, что, если во время такого побега отбывающий наказание совершит более тяжкое преступление, чем то, за которое он сослан, его и приговаривают к более тяжкому, положенному в законе, наказанию за повое преступление.

Состоявшееся уже судебное решение по прежним обвинениям.

После рассмотрения вопроса о совокупности преступлений, о совершении преступления во время отбытия наказания, следует сказать несколько слов о случаях, когда обвиняемый был уже осужден за то же деяние, какое инкриминируется ему, или другое какое-либо и понес уже наказание. Иногда лица, раз уже осужденные, носят на себе самих следы состоявшегося о них судебного решения в виде клейма на теле; по поводу клеймения следует кстати заметить, что его может избегнуть преступник, если потерпевший или жертва преступления состоит с ним в родстве.

Что касается обвиняемых этой последней категории, то наказание применяется к ним по началам, представляющим из себя комбинацию законоположений о совокупности преступлений и тех, которыми определяется наказание за совершение какого-либо деяния во время отбытия наказания за другое преступление, другими словами, обвиняемые, в большинстве случаев, не подвергаются каким-либо новым, особенно ощутительным лишениям. Конечно, такое снисхождение закона не применяется к важным преступникам рецидивистам, и какого-нибудь китайского Джэка-потрошителя ждет беспощадная казнь, и семья его может быть подвергнута тяжким наказаниям. Не распространяется это снисхождение закона и к похищению чужой собственности, и вор по профессии, человек вредный для общественного порядка и спокойствия, может быть осужден или, как вор-рецидивист, к пожизненному военному рабству, или, [124] как опасный бездельник, в пожизненной ссылке. Но при этом необходимо, чтобы вор был, по крайней мере семь или восемь раз осужден за кражу, чтобы понести военное рабство, и пять или шесть раз осужден за то же преступление, чтобы подвергнуться пожизненной ссылке. Следует еще заметить, что, если кража совершена была несколькими лицами, раньше уже осужденными за это преступление, все они подвергаются наказанию, как главные виновники этого преступления.

В провинции Куан-Тунг обвиняемый, осужденный уже за четыре или пять различных преступлений, каковы: кража, грабеж, требование выкупа у задержанных лиц, вымогательство и т. д., приговаривается, как профессиональный вор, к военному рабству, по статуту.

© текст - Дабовский А. Д. 1903
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Журнал министерства юстиции. 1903