ПОСЛЕ УРАГАНА

Из воспоминаний очевидцев

Представление дам дипломатического корпуса в Пекине Китайской императрице 19-го января 1902 г. 1

В начале декабря прошлого 1901 г, я узнала из посольства, что в непродолжительном времени все посольские дамы в Пекине будут представляться Китайской императрице. Известие это, как меня, таки моих знакомых дам, которым это предстояло, очень порадовало, тем более, что с тех пор, как Европейские державы вошли в сношение с Китаем, было всего два представления дам, а это будет третье. По этому случаю у одной из посольских дам, самой старшей по пребыванию в Пекине, состоялось два маленьких митинга. На первом из них обсуждался вопрос относительно детей, которых императрица изъявила желание видеть. Потом вопрос, как и где нам сниматься и как быть одетым. Вопрос же этот был потому особенно важен, что во дворце, говорили, было очень холодно, и следовало позаботиться не только о красоте костюма, но и о теплоте.

На втором митинге обсуждался интересный вопрос, — о целовании руки императрицы, т. е. следовало ли нам целовать у нее руку, или нет. Решено было не целовать. Затем вопрос был поставлен, как кланяться, и сколько раз. Оба митинга прошли, к общему удовольствию, гладко и мирно. Все слушались старшей дамы М-м Конгар, жены американского посланника. На этом последнем митинге было условлено, что для каждой миссии должен быть отдельный драгоман, конвой из двух солдат и одного унтер-офицера.

В глубине комнаты возвышался чудной работы колоссальной величины, черного дерева, резной экран. Перед ним такой же работы трон. Все это задекорировано было цветами. Когда же мы подошли ближе, то едва можно было разглядеть на троне человеческую фигуру. Там сидела императрица. Мы все выстроились перед ней, и австрийский посланник стал по очереди подводить нас, начав с М-м Конгар. К трону вели три лесенки. По средней воспрещается ходить. Я поднялась по левой. Посланник о каждой из нас докладывал на французском языке, — а китайский драгоман, стоя на коленях у трона, переводил. Императрица каждой даме подавала руку. Только когда я подошла к ней, могла разобрать ее лицо. Ей под 60 лет. Не накрашенная. Вид имеет умный, энергичный и очень надменный. Тип довольно неправильный, маньчжурский. Она сидела неподвижно, и только протягивала руку. После того императрица встала с трона, спустилась к нам и пошла в маленькую залу, рядом, — где ее сейчас же окружили чиновники китайские и женщины. Император тоже пришел. Его тоже окружили мандарины. Когда я вошла туда, вдруг слышу какой-то визг и причитание. Думаю, что это такое? Оказывается, императрица стоит, держит за руку М-м Конгар, а сама, приложивши платок к глазам, как бы плачет. Никто ничего не понимал. Причину эту мы узнали потом. Императрица с плачем высказывала М-м Конгар о случившемся несчастье в прошлом году и сожалела о тех мучениях, которые М-м Конгар перенесла во время осады. Смотрю, императрица стала снимать со своей руки кольцо, два браслета и надела их собственноручно на М-м Конгар. Тогда к ней стали подходить другие дамы. Тем она тоже подарила по кольцу и по два браслета, беря их с подносов, в красных коробочках, которых подносили чиновники. Когда дошла очередь до меня, то я подошла вместе с другой дамой. Нам не хватило браслетов. Дотронувшись слегка до наших плеч, она сказала по-китайски: «обождите, вам сейчас принесут». И действительно, принесли еще коробочки, и она надела нам сама на руки по браслету и по кольцу. Окончив раздачу подарков, она отошла в сторону, а нас позвали закусить. Тут мы должны были пройти через большой зал, роскошно отделанный в китайском вкусе. По стенам висели дорогие панно и картины, из яшмы и нефрита. Мебель черного дерева с инкрустацией. Входим в длинную и узкую комнату. Там было только два длинных стола, с черными креслами и красными подушками. Столы были обильно уставлены всевозможными китайскими кушаньями. Через некоторое время входит императрица и садится около М-м Конгар. Я очутилась от нее через три дамы. Тут она опять взяла М-м Конгар за руку и стала опять выражать свое сожаление о случившемся, причем несколько раз повторяла, что в этом деле виноваты китайцы. Все время она вела себя как самая любезная хозяйка: просила нас кушать и очень угощала. Подавали шампанское, чай и фрукты. В середине обеда пришел император. Он стоял между столами в стороне, смотрел на нас и ни с кем ни слова не говорил, так что мы даже не слыхали его голоса.

–––––––

Анекдот из жизни в фортах

Как-то на форту, в рождественские праздники, в гостях у русского ротного командира, между прочим, были и немцы. На закуску были поданы жареные воробьи. Вкусные очень. — Не хочешь, а съешь. Сосед немец с удовольствием уплетал их. Затем спрашивает: — Где вы их достаете? — Это пустяки, отвечают ему. У ротного командира целая рота. Стоит приказать фельдфебелю, чтобы каждый солдат поймал по воробью, и вот вам 100-200 воробьев. И начальнику кушанье, и нижним чинам забава. — (Хотя воробьи на [78] самом деле покупались на базаре). Немец поражается, как это хорошо и вместе с тем просто. На другой день в немецкой половине форта наблюдается следующее: масса немецких солдат бегают по валу и швыряют поленья и камни. Игра, не игра. Что такое? — Отвечают, — бьем воробьев офицеру.

–––––––

Иностранцы в Китае 2

Организация публичных домов одинакова по всему Дальнему Востоку и состоит в следующем. Хозяйка, открывающая дом, приглашает общих женщин к себе жить на условии пансионата, т, е. каждая женщина платит хозяйке за комнату, обстановку и содержание, кроме только белья, которое должно быть у каждой свое, по 150 долларов. Общая женщина во всех американских публичных домах таксирует себя по 15 долларов за посещение и 25 долларов за проведенную ночь, при чем соблюдается обычай, что гость оставляет женщине помимо платы подарок в пять долларов на булавки, духи, пудру.

Люди с положением обыкновенно проводят ночь и платят девушке не по таксе, а больше.

Главный контингент общих женщин в больших городах, каковы Шанхай, Тяньцзин, Чифу, Гон-Конг, составляют американки; сравнительно реже встречаются англичанки.

Каждая из американок смотрит на свою профессию, как на средство к жизни, и каждая из них ведет для себя дневник, в который записывает свою выручку.

В больших домах, посещаемых богатыми людьми, общие женщины обычно зарабатывают от 500 до 800 долларов, смотря по сезону, ежемесячно.

Все, что получает общая женщина от посетителей, составляет ее личную собственность, на которую хозяйка не имеет никаких прав.

Среди международного чиновничества в Пекине самым бедным по своим знаниям Дальнего Востока и Китая является русское чиновничество, самое апатичное, самое бездеятельное и раболепное, что объясняется тем, что на службу попадают или по протекции или вследствие привилегированного личного положения, вследствие родственных связей... Людям энергичным, самостоятельным хода не дают... Отсюда поразительная бедность русской литературы о Китае, тогда как литература на английском, французском, немецком языках и обширна, и серьезна. Отсюда бедность в энергичных деятелях на Дальнем Востоке, отсюда непонимание русских интересов и равнодушие к русскому делу...

Если случайно попадает деятельный и энергичный русский человек, он приходится не ко двору, его выживают и делают жизнь для него невыносимой... Большинство из русских чиновников в Китае смотрят на свою службу, как на временное пребывание, оплачиваемое при том большим жалованьем... Такой неправильный чиновничий строй создает крайне тяжелые бытовые условия для русской жизни в Китае. Молодежь, попадающая в Пекин с университетской скамьи, тотчас же забивается рутиной и безыдейностью общего чиновничьего строя и отсутствием интересов в русской местной жизни. Отсюда общая апатия, мелкие интриги, пьянство, разврат, сплетни и лакейство перед начальством. Таковы условия жизни для большинства... Меньшинство, которое не хочет примириться с пошлостью бытовой русской жизни, замыкается в самом себе, озлобляется...

День 1 августа для пекинцев воистину день от смерти к жизни, и что всего при этом знаменательнее, это тот неоспоримый факт, что жизнь во время осады неразрывно связана с самым светлым воспоминанием о русской женщине. Никто не слыхал от нее ни одного упрека, ни одной жалобы, никто не видал ни одной минуты уныния или малодушие, но все видели от начала до конца осады русскую женщину трудящейся для всех: или над шитьем мешков для русских баррикад, или в заботах по продовольствию и порядку в русской общине, или ухаживающей в госпитале, как сестра милосердия, за ранеными, и не только русскими, но и американцами, и немцами, так как часто эти раненые лежали в одной палате с русскими. Все время осады русская женщина работала беззаветно и бескорыстно, была полна сострадания и любви, бесстрашно подвергалась опасности.

Господствующим мнением в Пекине среди европейцев является то, что Китай как политически самостоятельное государство ныне уже перестает существовать и идет к конечному упадку. Дни Китая, говорят, сочтены; он изжил уже как государство все, всю энергию, все стремления к прогрессу, достиг величайшего индивидуализма и эгоизма и не понимает более чувства патриотизма. Китай одряхлел и застыл; обновить его нет возможности. Народ, оставаясь замкнутым в самом себе, проводя всю жизнь в борьбе за существование, понимает только свой личный интерес, живет только для своего «я», равнодушный совершенно к общему делу, к своему государству. Что касается чиновничества, то оно остается все той же язвой, но значительно ухудшившейся, принявшей вполне злокачественный характер. Такой продажности, такого бесстыжего взяточничества никогда не бывало раньше. В настоящее время каждый чиновник от меньшего до большего живет только минутой, стараясь извлечь только для себя всю выгоду и нисколько не заботясь о пользе государства. Все продают и предают все тому, кто больше даст. Нет более ни стыда, ни совести. Сильная старая партия по-прежнему считает европейцев варварами, а себя только — знающими и умными. Одним словом, события последних лет ухудшили общее положение всего государства, окончательно расшатали все его устои и вызвали разложение всего государственного организма. Жить более он не может, равно как нет средств и оздоровить его.

Много правды в этом мнении. Действительно, продажность китайского чиновничества достигла высшей степени; молодые силы, привлекаемые в университеты и школы, составляют в громадном большинстве родные отпрыски того же чиновничества, вспоенные и вскормленные чиновничьими традициями и не могущие вместить в себя новые, свежие идеи. Все этот так, но все-таки я думаю, что тяжелое время современного Китая есть время переходное. Надлежит пройти китайскому народу через другие, еще сильнейшие испытания, но, вынеся на своих плечах более четырех тысяч лет существования, изжив и пережив все то, что теперь только начинает переживать Европа, китайский народ переработает на свой лад и европейские нашествия, и европейскую цивилизацию... Надо только время...

Японцы — и это резко бросается в глаза всякому, как европейцу, так и китайцу, — внесли в Китай свою нервно-подвижную, деловую, обдуманную и строго рассчитанную деятельность. Хотя японцы и примкнули к европейцам, но в Китае, не исключая и Пекина, они живут своею обособленною, замкнутою от европейцев жизнью, сближаясь лишь с китайским населением во всех его общественных слоях.

Японцы поставили себе целью подчинить Китай своему влиянию и достигают этой цели всеми средствами. Образование китайского юношества — в руках японцев, так как учителя во вновь открываемых школах, профессора в университетах — в большинстве японцы, инструкторы в китайской армии — японцы; издатели многих китайских газет, направляемых на борьбу с русскими интересами, — японцы и основатели многих работных домов, общественных учреждений, как, напр., типографий, литографий, книжных лавок, — тоже японцы.

Японская промышленность нашла для себя в Китае обширный сбыт; повсюду можно встретить японские товары; но японцы сумели найти для себя в стране и новую деятельность. Они в Китае не добиваются концессий, не организуют синдикатов, не требуют от китайского правительства отчуждения территорий, но мирными путями арендуют большие участки земли, садятся на них и начинают заниматься культурой китайского табака. Японцы нашли, что китайский табак составит превосходный материал для приготовления сигар. И благодаря внимательной предприимчивости японцев создается новая промышленность в стране, а японцы развивают и укрепляют свое влияние и свое экономическое господство,

Несомненно, что, идя тихими, но твердыми шагами, японцы удержали бы над Китаем свое влияние и свое значение, но нервность народа и особые политические влияния в стране не могли остановиться на мирной культурной борьбе и вызвали то боевое настроение, за которым «пахнет порохом». Что они поставили на карту в Китае все свое значение, это неоспоримо.


Комментарии

1. Из книги Александра Верещагина «На войне. Рассказы очевидцев. 1900–1901». СПб. 1902.

2. Из книги д-ра В. В. Корсакова «В проснувшемся Китае. Дневник-хроника русской жизни перед русско-японской войной». М. 1911.

Текст воспроизведен по изданию: После урагана. Из воспоминаний очевидцев // Родина, № 7. 2001

© текст - ??. 2001
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Андреев-Попович И. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Родина. 2001