-

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Опять русско-китайский конфликт.

Резкий дипломатический спор с Китаем, столь некстати возбужденный нашим министерством иностранных дел, казался уже законченным после ответной китайской ноты от 6-го марта, которая, как сообщалось в свое время, удовлетворила будто бы наших дипломатов; однако успокоительные сведения оффициозных газет на этот раз не подтвердились, и воинственная полемика продолжалась в еще более категорическом тоне. В виду важности этой полемики для интересов общего мира на Дальнем Востоке, мы считаем необходимым привести относящиеся к ней документы без всяких сокращений.

Русский посланник в Пекине передал китайскому правительству, 11-го марта, ноту следующего содержания:

«Происходившие в течение последнего месяца переговоры убедили Императорское правительство, что китайское правительство, путем умолчаний и уклончивых ответов, стремится отвергнуть положения, изложенные в русской ноте 3-го февраля. Так, в памятной записке, переданной Императорскому посланнику 6-го марта, китайское правительство, уступая, с одной стороны, нашим повторным настояниям и соглашаясь с тем, что учреждение российского консульства в округе Кобдо не должно быть поставлено в зависимость от введения таможенных пошлин, с другой стороны, умалчивает о других консульствах, учреждение которых предусмотрено 10-ой статьей с.-петербургского договора, и о монополиях, которые вводятся в Син-Цзянской провинции, вопреки трактатам с державами, и говорит, что в деле торговли местными произведениями русские торговцы будут поставлены в одинаковые условия с китайскими, при чем оставляет без внимания договорное право русских торговать в Монголии и Западном Китае без уплаты каких-либо пошлин или налогов.

«Сознавая всю бесплодность такого рода переговоров, в которых китайское правительство ищет лишь доводов ограничить русские договорные права путем доводов, от которых оно само принуждено затем отказаться, Императорское правительство видит себя [398] вынужденным ныне положить конец этим ничем не оправдываемым затяжкам и просить китайское правительство формально подтвердить правильность и согласованность с договорами всех положений русской ноты 3-го февраля. Только после такого подтверждения, Императорское правительство может согласиться войти в обсуждение вопросов о введении пошлинного обложения, о создании особого режима для торговли чаем или каких-либо иных частичных изменений договора 1881-го года.

«Императорское правительство согласно ждать ответа на настоящую ноту до 15-го марта ст. стиля, но предупреждает, что, в случае неполучения к этому сроку исчерпывающего удовлетворительного ответа по всем шести пунктам ноты 3-го февраля, оно вернет себе свободу действий и возлагает на китайское правительство ответственность за проявляемое последним упорство».

Это обращение к Китаю имело несомненный характер ультиматума, предвещающего начало военных действий по истечении назначенного срока — в данном случае весьма короткого, при дальности расстояний. От китайского правительства потребован был исчерпывающий удовлетворительный ответ в трехдневный срок, под угрозою ответственности за «упорство». Мирный ответ Китая на грозную русскую ноту не заставил себя ждать. Через три дня, 14-го марта, руководитель внешней политики пекинского кабинета передал русскому посланнику при дворе богдыхана, г. Коростовцу, следующую ноту:

«Я имел честь получить сообщение ваше от 11-го марта сего года, в коем значилось, что ответ вверенного мне министерства от 5-го сего марта умалчивает об учреждении других российских консульств, предусмотренных петербургским договором 1881-го года, и о монополиях, которые вводятся в Син-Цзянской провинции, вопреки трактатам с державами, и оставляет без всякого внимания договорные права русских подданных торговать без уплаты каких-либо пошлин или налогов. Только после формального подтверждения, — значится далее в сообщении, — российское правительство может войти в обсуждение вопроса о введении пошлинного обложения и других. Вверенное мне министерство считает долгом, в ответ на вышеизложенное, заявить, что оно уже подробно высказало свою точку зрения на затронутые ныне вопросы в сообщениях своих от 6-го февраля и 5-го марта сего года, каковые, в сущности говоря, не требуют каких-либо подтверждений. Ныне, в виду требования вашего превосходительства, министерство приступит к желаемому подтверждению, дабы удалить искусственные недоразумения. Касательно учреждения консульств в Кобдо, Хами [399] и Гучене, вверенное мне министерство в первом ответе своем, ссылаясь на статью 10-ую договора, выразило свое полное желание на посылку консулов в указанные пункты. Во втором ответе своем оно соглашалось на учреждение консульства в Кобдо, имея в виду ваши заявления, изложенные во второй ноте, касавшейся исключительно Кобдо, и отнюдь не отрицало права учреждать консульства в других, помимо Кобдо, пунктах, предусмотренных договором. По вопросу о монополиях в Син-Цзянской провинции вверенное мне министерство имело честь объяснить во втором ответе своем, что русско-подданные, торгующие во всех пунктах, расположенных к югу и к северу от Тянь-Шаньского хребта в застенном Китае, будут поставлены в одинаковые, без всяких дальнейших ограничений, условия с китайцами, при чем заявление: «одинаковые условия без дальнейших ограничений» свидетельствует о том, что Китай не стремится к каким-либо монополиям. Рассматривая в первом своем ответном сообщении вопрос о беспошлинной торговле русско-подданных в Монголии и в Западном Китае, вверенное мне министерство заявляло, что Китай строго руководствуется постановлением статьи 12-й договора 1881 года, чем и ясно признало права временной беспошлинной торговли русских подданных в Монголии и Западном Китае; таковое признание отнюдь не может быть названо «оставлением без внимания договорных прав». В общем, дружеские отношения между Китаем и Россией установились с давних пор; во всех делах, возникающих на границе, обе стороны всецело руководствуются договорными постановлениями и скрепляют взаимную дружбу. Исходя из этой точки зрения, китайское правительство и не выставило никаких возражений против всех пунктов, изложенных в русской ноте 3-го февраля сего года, желая согласоваться с действиями российского правительства, основанными на договорных статьях. Подтверждая, таким образом, формально правильность и согласованность русских требований с договором, я имею честь просить ваше превосходительство о вышеизложенном довести до сведения российского правительства».

Таким образом китайское правительство в сущности вновь подтвердило все содержание своего первого ответа и в то же время исполнило желание русской дипломатии — формально признать «правильность и согласованность русских требований с договором» 1881-го года. С своей стороны Китай, ради сохранения взаимных дружеских отношений, высказывает готовность «согласоваться с действиями русского правительства, основанными на договорных статьях». Дело только в том, что каждая из сторон толкует договор по своему, а с нашей стороны выставляется требование, [400] чтобы Китай безусловно подчинился нашему толкованию. Пекинский кабинет заявляет о своем подчинении, оставаясь при своих прежних взглядах, которые, будто бы, вполне соответствуют русским желаниям. Нам оставалось одно из двух: или идти на пролом и приступить к осуществлению своих угроз, или же удовлетвориться принципиальным признанием наших договорных прав. Русская дипломатия благоразумно выбрала последнее. «Ознакомившись с содержанием изложенной ноты, — как сказано в сообщении, напечатанном в газетах, — министерство иностранных дел отправило посланнику в Пекине нижеследующую программу: «Его Императорское Величество выражает вам Высочайшее благоволение за благополучное завершение настоящих переговоров и изъявляет удовольствие по поводу принятого богдыханским правительством мудрого решения подтвердить правильность и согласованность с договорными постановлениями положений нашей ноты 3-го февраля. Передавая о вышеизложенном китайским министрам, благоволите от имени Императорского правительства высказать убеждение, что богдыханское правительство будет свято блюсти эти договорные постановления и что сказанное решение послужит, таким образом, залогом дальнейшего укрепления искони существующих между Россией и Китаем дружеских связей».

Оффициально конфликт улажен, или, вернее, объявлен улаженным; но он может вновь возникнуть в каждый данный момент, так как предмет разногласий не устранен, и наши ультиматумы должны были неизбежно оставить известный след в настроении китайского народа и его правителей. Относительно торговых интересов в Монголии и Западном Китае не трудно было бы в конце концов, достигнуть прочного обоюдного соглашения, тем более, что они не затрогивают жизненных потребностей и нужд обеих империй; но, как мы указывали уже в прошлом нашем обозрении, вся практическая важность спора заключается в отрицании формальной равноправности Китая с другими независимыми державами при пересмотре существующих договоров. Имеет ли Китай самостоятельное право голоса при возобновлении действия международных трактатов, заключенных на известный срок, или он обязан беспрекословно руководствоваться взглядами и желаниями того государства, с которым ведутся переговоры о пересмотре? Русская дипломатия настаивает как будто на том, что только от ее доброй воли зависит допустить какие-либо «частичные изменения» в договоре 1881-го года и что Китай сам по себе не может выставлять свои собственные предположения, несогласные с желаниями России. Фактически, конечно, современное китайское правительство, при [401] заключении торговых и иных договоров, должно поневоле сообразоваться с настойчивыми односторонними требованиями таких могущественных держав, как Россия, Англия или Япония; но возводить это бесправие Китая в принцип и открыто навязывать его пекинскому кабинету — по меньшей мере нецелесообразно и нерассчетливо. В оффициальном обращении к правителям Китайской империи не следовало бы употреблять выражения, имеющие оттенок презрительного высокомерия — говорить, напр., об упорстве Китая, подобно тому как в свое время говорилось о дерзости Японии. Упорная защита своих интересов составляет прямую обязанность всякого независимого государства; грозить Китаю ответственностью за такое упорство — значит задевать самые чувствительные струны национального патриотизма. Нынешняя слабость Китая пройдет, но удары, нанесенные национальному чувству многомиллионного народа, не скоро им забудутся. Наши отношения с соседними великими нациями, и в том числе с китайцами, не могут и не должны строиться на зыбкой почве временных, преходящих соображений; надо иметь в виду и будущее, когда Китай успеет организоваться по японскому образцу и доведет свои вооруженные силы до надлежащего уровня, соответствующего численности и средствам его населения. Но духу своей древней культуры и по всему своему миросозерцанию китайцы никогда не стремились к военному могуществу и к военной предприимчивости; но великие державы христианской Европы настойчиво заставляют их думать о вооружениях для защиты от иноземных посягательств, и Китай вынужден будет против воли создать многочисленную армию, при чем больше всего должна пострадать безопасность нашей азиатской границы. Может ли Россия сознательно участвовать в такой близорукой политике, которая толкает миролюбивый Китай на путь постепенного превращения в грозную военную державу?

Предпринятая у нас дипломатическая кампания против Китая является в высшей степени странною и даже загадочною с различных точек зрения. Во-первых, она ведется от имени министерства иностранных дел во время серьезной болезни министра, и остается неизвестным, кто собственно отвечает за эту рискованную политику. Во-вторых, наше внутреннее положение, неустойчивость наших финансов, недочеты военной организации, отсутствие флота и далеко не зажившие еще раны, причиненные японской войною — все это должно решительно удерживать нас от новых попыток военной предприимчивости. В-третьих, Франция и Англия, связанные с нами тройственным соглашением, ясно дают нам понять, что русско-китайский конфликт для них крайне [402] нежелателен, а пренебрегать мнением союзных с нами кабинетов мы не имеем основания.

«Times», в передовой статье от 17-го марта, напоминает, что Китай находится в периоде преобразования и может легко подвергнуться опаснейшему внутреннему потрясению под влиянием какого-нибудь внешнего толчка; последствия же такого потрясения были бы чрезвычайно серьезны для интересов общего мира. «В этом заключается причина — говорит «Times» — почему такие державы, как Россия, Англия и Япония, ближайшим образом заинтересованные в делах Дальнего Востока, чувствуют на себе специальную обязанность быть осторожными в сношениях с Китаем. В газетах сообщались слухи, что Япония не была чужда предполагаемым планам России и поддерживала их ради своих особых целей; но эти слухи не имеют ничего общего с действительностью. Япония, без сомнения, слишком ясно сознает последствия кризиса на Дальнем Востоке, чтобы предпринимать что-нибудь для возбуждения или ускорения подобной катастрофы. Россия, как мы уверены, не менее ясно понимает опасности такого бедствия и легкость, с какою оно может быть вызвано, и в этом, по нашему убеждению, следует видеть лучшую гарантию того, что она не доведет спора с Китаем до крайности без сильнейших к тому побуждений».

В таком же духе высказывается и парижский «Temps», от 31-го марта (нов. ст.), по поводу благополучного окончания неприятного инцидента. «Французское общественное мнение — по словам газеты — может только поздравить себя с этой мирной развязкою. Интересы России требуют поддержания хороших отношений с Китаем. В прошлом Россия всегда получала в этой области лучшие результаты от мягких способов действия, чем от крутых: она имеет столько козырей в своих руках — соседство, пространство, пути сообщения, — что, при общем признании принципа неприкосновенности китайской территории, русским обеспечено постоянное экономическое проникновение в пограничные земли. Последние требования русской дипломатии могли облегчить действие этого закона проникновения, устранив некоторые мешавшие ему затруднения. Можно думать, что этого достаточно и больше ничего не потребуется».

Сдержанные намеки и косвенные советы сочувствующей нам заграничной печати красноречиво показывают нам, что внешняя политика России не сообразуется с политикою ее союзников и что упорные попытки нашей дипломатии обострить незначительный по существу спор с Китаем вызывают недоумение в Европе. Кому и для чего нужно вовлечь нас в новую монгольскую затею после злосчастной истории с Манчжуриею? Неужели у нас найдутся люди, [403] готовые с легким сердцем повторить по отношению к Китаю то, что делалось относительно Японии? К сожалению, у нас можно, как во внутренних, так и во внешних делах, — ибо чувство ответственности пред государством и народом свойственно лишь очень немногим представителям нашего правящего класса.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное обозрение // Вестник Европы, № 4. 1911