-

МЕМУАРЫ ЭКС-ИМПЕРАТОРА ПУ И

(Издательство «Прогресс» выпускает русский перевод автобиографии Пу И. Журнал знакомит читателя с отрывком из этих мемуаров.)

В 1964 г. в Пекине были опубликованы мемуары последнего императора маньчжурской Цинской династии и марионеточного императора созданного японской военщиной «государства» Маньчжоу-Го — Генри Пу И, озаглавленные «Первая половина моей жизни». Вскоре пекинское издательство литературы на иностранных языках выпустило несколько сокращенный английский перевод этих мемуаров. Книга Пу И охватывает довольно значительный период новой и новейшей истории Китая и повествует о событиях, мало освещенных в советской и зарубежной исторической литературе.

В экспансионистских планах империалистических кругов Японии Северо-Восточный Китай, или Маньчжурия, всегда занимал видное место. Еще в результате войны с Цинской империей в 1894-1895 гг., которая в основном велась в Южной Маньчжурии и на Ляодунском полуострове, Японии — молодой империалистической державе — удалось нанести одряхлевшему феодальному Китаю уничтожающее военное поражение и захватить соседнюю с Маньчжурией Корею. В итоге войны 1904-1905 гг. с царской Россией (которая также велась на равнинах и сопках Маньчжурии) Япония установила свой военный контроль над ранее арендованным царской Россией Квантунским округом Ляодунского полуострова в Южной Маньчжурии и, опираясь на части дислоцировавшейся там со штаб-квартирой в Дайрене (Дальний) отборной Квантунской армии к на японскую Южно-Маньчжурскую железнодорожную компанию, стала готовиться к расширению своей агрессии в Маньчжурии.

Провал японской интервенции на Советском Дальнем Востоке, нажим на Японию со стороны других империалистических держав после окончания первой мировой войны и ряд факторов внутреннего порядка на время приостановили японскую экспансию в Маньчжурию, однако уже 5 июля 1927 г. на специальной конференции, созванной министерством иностранных дел Японии под председательством премьер-министра Танака, был одобрен меморандум «Об основной политике в отношении Китая», краткое содержание которого выражалось двумя фразами: «Маньчжурию и Монголию следует рассматривать отдельно от Китая в силу специальных интересов Японии» и «долгом Японии является поддержание мира, экономического развития и социальной стабильности в этих двух районах» ¹. Выразив таким образом претензию на хозяйничанье в этих районах, Япония стала усиленно готовиться к захвату всей Маньчжурии. Организовав 18 сентября 1931 г. провокационный «маньчжурский инцидент», японские войска оккупировали Северо-Восточный Китай и создали там в марте 1932 г. марионеточное «государство» Маньчжоу-Го ², во главе которого японская военщина поставила бывшего императора маньчжурской Цинской династии 26-летнего Генри Пу И. На этом посту Пу И верой и правдой служил своим японским хозяевам почти 14 лет. Выбор японцами кандидатуры последнего императора маньчжурской Цинской династии в качестве главы их марионеточного режима в Северо-Восточном Китае был далеко не случаен: опираясь на притязания Пу И и его окружения на восстановление власти Цинской монархии на всей ранее подвластной маньчжурам территории, японцы рассчитывали создать таким путем формальный предлог к тому, чтобы прибрать к рукам весь Китай и Монгольскую Народную Республику. Уместно кратко напомнить читателям историю маньчжурского владычества в Китае.

В конце XVI в. немногочисленные чжурчжэньские племена, проживавшие на севере Ляодунского полуострова и группировавшиеся вокруг племенного союза «маньчжоу», были объединены талантливым полководцем и государственным деятелем Нурхаци в военно-феодальное государство Цин (поначалу оно называлось Цзинь в память о государстве чжурчжэней, завоеванном монголами), предпринявшее в начале XVII в. серию военных походов на соседние племена, а затем и против Монголии, Кореи и Китая. Феодальный Китай в то время переживал глубокий внутренний кризис; под ударами непрерывных крестьянских восстаний, слившихся к началу 40-х годов в мощную крестьянскую войну, была до основания расшатана власть Минской династии, правившей страной с 1368 г., когда Китай избавился от монгольского ига. В 1644 г. крестьянская армия под командованием Ли Цзы-чэна заняла столицу минского Китая Пекин; последний император Минской династии, брошенный своим окружением на произвол судьбы, повесился в саду своего опустевшего дворца. Лидер влиятельной военно-феодальной клики при минском дворе генерал У Сань-гуй, оборонявший со своими войсками северные границы Китая в районе прохода Шаньхайгуань у Великой китайской стены [99] от маньчжурских набегов, пригласил маньчжурские войска вступить в пределы Китая для совместного с китайскими феодалами подавления восставшего китайского крестьянства, обещая маньчжурам в награду любую добычу. Маньчжуры воспользовались этим актом предательства интересов китайского народа со стороны китайской феодальной верхушки, двинули свои войска на Пекин и... остались там, сделав Пекин столицей своего цинского государства и при поддержке тех же китайских феодалов постепенно распространив свою власть на всю территорию минского Китая. Сложившийся в борьбе против восставшего китайского народа союз маньчжурских завоевателей с китайскими феодалами был основой маньчжурского владычества в Китае, длившегося почти 268 лет (с 1644 по 1912 г.). Маньчжурские правители не внесли каких-либо существенных изменений в государственное устройство страны после завоевания ими Китая, однако на все ключевые посты в государственном аппарате они назначали представителей маньчжурской военно-феодальной аристократии, не полностью доверяя перешедшим на их сторону китайским генералам и сановникам. Опираясь в силу своей крайней малочисленности (в начале XVII в. общая численность племенного объединения маньчжоу не превышала 500 тыс. человек) на китайских феодалов, маньчжурская феодальная знать в то же время не была склонна делить с ними полноту власти. Все наиболее важные политические дела решались маньчжурским императором с членами совета князей и сановников, состоявшего исключительно из представителей маньчжурской аристократии (лишь в XVIII в. в совет начали допускать отдельных лиц из числа высшей китайской бюрократии). Чтобы не допустить возможного сговора китайских военных и гражданских чиновников против маньчжуров, цинское правительство ввело порядок, по которому китайским сановникам запрещалось служить в пределах той провинции, уроженцами которой они являлись. Законодательство Цинской империи предусматривало неподсудность маньчжуров китайским судам, смягчение наказаний для маньчжуров, виновных в тех же самых преступлениях, что и китайцы. Браки между маньчжурами и китайцами запрещались. В столице Цинской империи Пекине и в семидесяти двух стратегически важных центрах страны были размещены крупные маньчжурские гарнизоны. Поначалу являвшиеся существенным и активным инструментом оккупации Китая, эти войска постепенно утратили свою боеспособность и превратились в паразитическую прослойку, на содержание которой отпускались огромные средства из казны.

После ухода маньчжуров на территорию Китая район их первоначального расселения (Ляодунский полуостров и современная Южная Маньчжурия) остался почти безлюдным; маньчжуры до конца XIX в. запрещали китайским переселенцам колонизовать эти земли, рассматривая их в качестве своей племенной вотчины. Маньчжурское завоевание Китая тяжким бременем легло на плечи китайского народа, оно способствовало длительной консервации феодальных отношений в экономике страны. Маньчжурские и китайские феодалы концентрировали в своих руках земельную собственность, усиливая закрепощение китайского крестьянства. Они с исключительной жестокостью подавляли любые антифеодальные и антиманьчжурские выступления китайского и других народов, насильственно включенных в состав их империи. Маньчжурские императоры вели непрерывные завоевательные походы против монгольских княжеств Халхи, русских поселений на Амуре, Джунгарского ханства, Тибета, Восточного Туркестана, Вьетнама, Бирмы, Непала и др. С начала 70-х годов XVIII в. до конца XIX в. происходил процесс внутреннего загнивания Цинской империи; маньчжурское владычество непрерывно слабело под ударами китайских крестьянских восстаний (самыми крупными из них были восстания тайпинов и мяньцзюней в середине XIX в.) и выступлений неханьских народов империи — монголов, уйгуров, дунган, мяо и др., а также в результате агрессии капиталистических государств, начало которой было положено англо-китайской «опиумной войной» 1840-1842 годов. Цинская династия, по существу, была спасена в 1860 г. от уничтожения восставшим крестьянством лишь благодаря поддержке китайских феодалов и капиталистических держав. После японо-китайской войны 1894-1895 гг. и интервенции 8 держав с целью подавления восстания ихэтуаней в 1900-1901 гг. Цинская монархия превратилась в послушное орудие внутренней маньчжуро-китайской феодальной реакции и империалистических держав. При правлении последних цинских императоров Гуансюя и сменившего его в 1908 г. Пу И Китай превратился в полуколонию империалистических держав. Свыше ста городов, портов и пристаней Цинской империи были открыты для беспрепятственной торговли иностранных капиталистов. В таможенных органах империи на руководящих постах находилось около двух тысяч иностранцев. Двор и правительство были опутаны кабальными займами иностранных банков. Империалистические державы «арендовали» части китайской территории, имели в Китае свои концессии и сеттльменты, банки, владели железными дорогами, шахтами, рудниками, пароходными компаниями, телефонными линиями и т. д. В столице Пекине и во всех стратегических пунктах Цинской империи имелись крупные гарнизоны иностранных войск, а в морских и речных портах стояли иностранные эсминцы и канонерки. Лишь серьезные противоречия между империалистическими державами накануне первой мировой войны помешали их вооруженному вмешательству в ход китайской революции 1911-1912 гг., уничтожившей Цинскую монархию.

К моменту возведения Пу И на престол, в 1908 г., ему было всего лишь 2 года (3 года по китайскому исчислению); всеми государственными делами за него ведал [100] его отец — регент, великий князь Чунь, родной брат покойного императора Гуансюя. После отречения цинского двора от престола в феврале 1912 г, Пу И со своим ближайшим окружением до 1924 г. продолжал проживать в Пекине, в императорском дворце, на территории так называемого «Запретного города». Сменившее цинское правительство «республиканское правительство», во главе которого стал ставленник империалистических держав и китайской феодально-компрадорской реакции генерал Юань Ши-кай, а затем правительства различных милитаристов из бэйянской, чжилинской, фэнтяньской, аньхыйской и других группировок продолжали признавать за бывшим цинским двором ряд привилегий и выплачивали ему крупные денежные средства. В 1924 г. генерал Фэн Юй-сян, объявивший себя сторонником китайского революционера-демократа доктора Сунь Ят-сеиа, возглавлявшего революционное правительство Южного Китая, изгнал Пу И и сто свиту из дворца. После кратковременного пребывания в японской дипломатической миссии в Пекине, предоставившей ему политическое убежище, Пу И перебрался на постоянное жительство в Тяньцзинь, на территорию японской концессии, где он находился под надежней защитой японских войск и полиции. В конце 1931 г. японцы организовали его тайный переезд на подконтрольную им территорию Маньчжурии.

Период пребывания Пу И в Северо-Восточном Китае (1932-1945 гг.) сначала в качестве марионеточного «верховного правителя», а с 1 марта 1934 г, в качестве императора Маньчжоу-Го знаменовался установлением там жестокого военно-фашистского правления японской военщины и превращением Маньчжурии в такую же колонию японского империализма, как и Корея. Все сырьевые, промышленные, людские и транспортные ресурсы северо-восточных провинций Китая были поставлены на службу Японии. Маньчжоу-Го превратилось в крупнейшего поставщика сельскохозяйственной и промышленной продукции Японии. С началом активных действий американской авиации против японских островов в Маньчжоу-Го была переведена значительная часть производства танков, артиллерии, самолетов. Все руководство политическими, экономическими, военными, дипломатическими делами в Маньчжоу-Го, равно как и контроль в области идеологии, находилось в руках японцев. У каждого из министров марионеточного правительства Маньчжоу-Го заместителем был японец, получавший значительно больший оклад, чем министр-китаец, и фактически решавший за него все вопросы. При самом Пу И в качестве его советника и представители японского императора неотлучно находился генерал-лейтенант Есиока, владевший китайским языком и присутствовавший при всех беседах и приемах Пу И. Армия Маньчжоу-Го насчитывала примерно 100 тыс. человек. Всеми ее подразделениями также фактически командовали японцы. На территории Маньчжоу-Го располагались 15 японских консульств, а во главе японского посольства в столице Маньчжоу-Го Синьцзине (Чанчунь) стоял сам командующий Квантунской армией. По требованию японцев Пу И 15 июля 1940 г. издал указ о введении японской религии синтоизма в качестве государственной религии Маньчжоу-Го.

Империалистические круги Японии отводили Маньчжоу-Го существенную роль в подготовке агрессии против Советского Союза. В приговоре Международного военного трибунала для Дальнего Востока по делу главных японских военных преступников, заседавшего в Токио в 1946 — 1948 гг., в этой связи указывалось: «Установлено, что в течение всего периода, охватываемого доказательствами, представленными Трибуналу, намерение вести войну против СССР было одним из основных элементов военной политики Японии. Военная партия Японии была полна решимости оккупировать дальневосточные территории СССР так же, как и другие части азиатского континента. Хотя Маньчжурия (три северо-восточные провинции Китая) привлекала своими естественными богатствами, возможностью экспансии и колонизации, ее захват был также желателен как обеспечение плацдарма в планировавшейся войне против СССР. Маньчжурия стала называться «жизненной линией» Японии, но совершенно ясно, что под этим скорее имелась в виду линия наступления, а не линия обороны» ³.

Японские руководители считали захват советских территорий в такой степени осуществимым, что в генеральном штабе и в штабе Квантунской армии был выработан конкретный план по управлению этими территориями. По «плану управления территориями, входящими в сферу сопроцветания Великой Восточной Азии», разработанному военным министерством и министерством колоний Японии в декабре 1941 г., советское Приморье, так же как и советская территория вплоть до озера Байкал должны были войти в состав Японии или Маньчжоу-Го ⁴. Однако Вооруженные Силы Советского Союза сорвали планы японской военщины, нанеся сокрушительное поражение частям японской Квантунской армии и войскам Маньчжоу-Го. 17 августа 1945 г, воздушнодесантное подразделение Советской Армии, молниеносным ударом обрушившееся на японский военный аэродром в Шэньяне (Мукден), захватило в плен Пу И, его свиту, сопровождавших Пу И японских генералов Есиока и Хасимото, ожидавших на аэродроме японский самолет, который должен был доставить их и ближайшее окружение Пу И в Японию. Поражение отборной миллионной группировки — Квантунской армии — привело к капитуляции Японии и окончанию второй мировой войны. Около [101] пяти лет Пу И провел в качестве военнопленного в СССР и 31 июля 1950 г. был передан вместе со свитой и членами бывшего марионеточного правительства Маньчжоу-Го властям КНР по просьбе последних.

За время своего пребывания в СССР Пу И дал пространные показания о деятельности правительства в Маньчжоу-Го и о японской политике в Маньчжурии. Так, 27 августа 1945 г. Пу И показал: «В 1932 году японский генерал Итагаки вызвал меня в Дайрен и в грубой форме заявил, что я должен стать во главе правительства Маньчжоу-Го. Я пытался возразить, после чего генерал Итагаки предупредил меня, что я нахожусь в полном его распоряжении и что в случае отказа он может сделать со мной все, что угодно. Я вынужден был в 1933 году возглавить правительство. В 1934 году меня провозгласили императором Маньчжоу-Го. Японцы продиктовали мне всю структуру государственного устройства. Везде были поставлены их военные советники. При мне постоянно находился политический представитель японского правительства и военный советник генерал Есиоко, без ведома которого я не имел права решать никакие вопросы... За мной постоянно следили... Десять лет я считался императором, но я не управлял государством. Я выполнял волю японцев и не мог возразить им, гак как это было связано с опасностью для жизни... я был вынужден делать все, что мне диктовали японцы...» В ходе следствия Пу И дал всестороннюю характеристику бесчеловечных методов японского владычества в Маньчжурии, в частности, рассказал о деятельности «Ассоциации содействия поддержанию мира» — «Киовакай», созданной японским командованием, в которую входило свыше 4 млн. жителей Маньчжоу-Го и которая Использовалась для полицейских функций, борьбы с «опасными мыслями» и мобилизации всех ресурсов Маньчжурии на войну. Японские власти официально насаждали в Маньчжоу-Го курение опиума; лишь на выдаче 500 тыс. разрешений на пользование этим наркотиком японские военные власти зарабатывали 1 млн. юаней в год. Под выращивание опиумного мака было насильственно отведено 600 тыс. га земель. Всего операции командования Квантунской армии, связанные с производством и потреблением опиума в Маньчжоу-Го, давали свыше 200 млн. юаней чистой прибыли в год. Введенный японцами в ноябре 1942 г, по инициативе командующего Квантунской армией генерала Умэдзу закон о трудовой повинности, но существу, мобилизовывал на нужды японской военщины всех мужчин в возрасте от 21 до 25 лет; в 1944 г. возрастной ценз призываемых для несения этой повинности был повышен до 42 лет. Японские власти широко практиковали среди населения принудительные сборы «пожертвований» на военные нужды Японии ⁵.

10 мая 1946 г. Пу И обратился к Советскому правительству с заявлением, в котором просил принять принадлежавшие ему драгоценности «с тем, чтобы использовать их в послевоенном фонде восстановления и развития народного хозяйства СССР» ⁶. В августе 1946 г. Пу И выступал в качестве свидетеля обвинения на Международном военном трибунале для Дальнего Востока в Токио, где сообщил различные интересовавшие трибунал сведения о японском владычестве в Маньчжурии. В заключительной речи обвинения на заседании трибунала от 12 февраля 1948 г. отмечалось в этой связи: «Были предприняты попытки опровергнуть достоверность показаний Пу И... Эти показания подтверждаются многими японцами; свидетель Пу И детально показал о марионеточном характере его правления и что его администрация Находилась целиком в руках японцев» ⁷. Характерно при этом, что на токийском трибунале Пу И хотя и содействовал его работе изобличением японской военщины, в то же время старался изо всех сил обелить себя и своих приближенных, возлагая всю ответственность за военно-полицейский, колониальный режим, господствовавший в Маньчжоу-Го, исключительно на японцев. Такое поведение Пу И на заседании 19 августа 1946 г. вызвало справедливую реплику со стороны председателя трибунала австралийского юриста Уильяма Уэбба, заявившего, что «ни опасность для жизни, ни боязнь не являются оправданием трусости или бегства с поля сражения: они также ни в коем случае не оправдывают измены. Все это утро мы выслушивали оправдания этого человека в его сотрудничестве с японцами. Я думаю, мы слушали достаточно» ⁸.

В 1950 г. Пу И вернулся в Китай и до амнистии, которая была объявлена ему и большой группе военных преступников 17 сентября 1959 г., находился сперва в тюремном заключении в Фушуне и Харбине, а затем с конца 1952 г. на режиме спецпоселения. Тюремный и лагерный режимы, в которых содержался Пу И в КНР, были исключительно льготными: Пу И регулярно получал книги, газеты, слушал радио, занимался спортом, смотрел кинофильмы и театральные постановки, принимал иностранных гостей и корреспондентов, ездил на экскурсии на предприятия, стройки, в школы и сельскохозяйственные коммуны. (Характерно, что аналогичный режим распространялся [102] в КНР и на ожидавших суда японских военных преступников, содержавшихся в тех же местах заключения, что и Пу И. Разница между ними и Пу И заключалась лишь в том, что их в конце концов судили, а Пу И так и не был судим.) Вес это время Пу И деятельно «перевоспитывался», как писала китайская печать, разбирал и осуждал свои прошлые действия и поступки, слушал лекции и политбеседы, изучал пропагандистскую литературу, приобщался к физическому труду, выступал в кружках художественной самодеятельности. После своего освобождения по амнистии в декабре 1959 г. Пу И прибыл на постоянное жительство в Пекин. В марте 1960 г. он поступил на работу в Пекинский ботанический сад Института ботаники при Академии наук КНР и одновременно начал работать над своей «Автобиографией». В марте 1961 г, Пу И стал сотрудником Комитета по изучению исторических материалов при Всекитайском народно-политическом консультативном совете и всецело занялся работой над своей книгой. В апреле 1962 г. Пу И был назначен депутатом Всекитайского народно-политического консультативного совета. В том же 1962 г. он женился на медицинской сестре китаянке Ли Шу-сянь. В 1964 г. автобиография Пу И, озаглавленная «Первая половина моей жизни», была опубликована в Пекине (до этого отдельные отрывки из книги публиковались в пекинской газете «Гуанмин жибао»).

Книга Пу И представляет двоякий интерес: с одной стороны, в ней содержится большой и доселе не вводившийся в научный обиход материал о политической истории Китая от конца XIX в., когда всему миру стало очевидно загнивание маньчжурской Цинской империи, до краха марионеточного режима Маньчжоу-Го в 1945 г.; с другой стороны, перед читателем мемуаров Пу И раскрывается неприглядный облик последнего императора Цинской династии и марионеточного правителя Маньчжоу-Го, который во имя реализации призрачной мечты о реставрации Цинской династии стал на путь прямого предательства своей родины, своего народа, поступив в полное услужение к японской военщине.

Как признает сам Пу И, в книге были использованы архивы цинского двора и правительства, материалы различных милитаристских правительств Пекина за период с 1912 по 1927 г., материалы, относящиеся к деятельности правительства Маньчжоу-Го, документы Международного военного трибунала в Токио, а также китайских судебных инстанций по делам японских военных преступников, осужденных в КНР. В книге широко использованы «Неофициальная история Цинской династии» (Цин ши гао), дневники отца Пу И — великого князя регента Чуня, видных придворных сановников, материалы управления императорским дворцом (нэй у фу), китайская и иностранная пресса.

Пу И признает: «Учреждение, в котором я работал, создало для меня массу удобств, предоставив мне, в частности, множество ценных исторических материалов. Благодаря помощи многих незнакомых мне друзей я смог получить ряд ценных материалов из библиотек и архивов, а также пользоваться материалами, специально найденными для меня. Некоторые материалы были слово в слово переписаны из редчайших источников людьми, которых я никогда не видел. Уточнить и проверить многие факты и материалы помогли мне работники издательств, которым приходилось для этого совершать далекие путешествия». В книге дана целая галерея портретов различных политических деятелей Китая конца XIX-середины 40-х годов XX в. — вдовствующей императрицы Маньчжурии Цы Си — тетки Пу И, генерала Юань Ши-кая, маршала Дуань Ци-жуя, одного из лидеров монархистов, генерала Чжан Сюня, китайских милитаристов Чжан Цзо-линя, У Пэн-фу, конституционных монархистов Кан Ю-вэя, Лян Ци-чао, Ван Го-вэя, Ло Чжен-юя и др. Читатель встретит и запоминающиеся характеристики представителей японской военщины — Итагаки, Доихара, Умэдзу, Есиока и других дипломатических и консульских представителей империалистических держав в Китае, деятелей марионеточного правительства Маньчжоу-Го.

В книге воссоздается довольно широкий внутриполитический и международный фон, на котором развертывается автобиографическое повествование автора. Читатель узнает многое о нравах и обычаях маньчжурского двора накануне Синьхайской революции, свергнувшей владычество маньчжуров в Китае, крайнем невежестве, обскурантизме маньчжурских правителей, о закулисной деятельности агентов империалистических держав в Китае, направленной на борьбу с национально-освободительным движением китайского народа. Книга проливает свет на подлинные обстоятельства «похищения» Пу И японцами. До недавнего времени в зарубежной литературе была широко распространена версия о насильственном вывозе Пу И из Тяньцзиня. Так, видный американский специалист по истории стран Дальнего Востока К. Басс писал в 1964 г.: «В конце 1931 г. полковник Доихара организовал боевик ужасов. При помощи гангстеров и членов тайных обществ в Тяньцзине он похитил Пу И, отвез его на стоявшее под парами судно и вывез его в секретное укрытие в Маньчжурии» ⁹. Мемуары Пу И убедительно свидетельствуют о добровольном характере его сотрудничества с японцами, при помощи которых он рассчитывал на реставрацию Цинской монархии.

Материалы, содержащиеся в «Автобиографии» Пу И, бьют и по предпринимаемым за последние годы в США и Японии попыткам реабилитации деятельности японской военщины в Маньчжурии. Примером такого рода попыток может служить вышедшая в США книга японки Садако Н. Огата «Вызов в Маньчжурии. Осуществление японской [103] внешней политики 1931-1932 гг.» ¹⁰. Автор пытается объяснить возникновение «маньчжурского инцидента» требованиями со стороны молодого японского офицерства о проведении коренных реформ во внутренней и внешней политике страны, требованиями, которые якобы были вполне закономерно порождены широко распространенным в Японии недовольством итогами первой мировой войны, политикой держав в отношении Японии и стремлением «открыть для Японии ворота к героическому будущему», Огата, по существу, оправдывает деятельность молодых армейских руководителей ссылкой на якобы существовавшую угрозу интересам Японии в Маньчжурии в связи с «ростом китайского национализма и существенным развитием советского коммунизма». В книге Огата в то же время содержатся любопытные свидетельства о той борьбе, которая велась внутри японского правительства и генерального штаба японской армии по вопросу об использовании Пу И. Эти данные говорят о том, что еще до событий 18 сентября 1931 г. японские военные планировали создание в Маньчжурии прояпонского режима во главе с Пу И. В развитие этих планов 22 сентября 1931 г. на совещании в штабе Квантунской армии была разработана программа «создания китайского режима при японской поддержке, распространявшегося на 4 провинции Северо-Востока и Монголию, под руководством бывшего императора Сюань Туна» (то есть Пу И). 22 сентября 1931 г. из штаба Квантунской армии было послано указание главнокомандующему японскими войсками в Тяньцзине о том, чтобы взять под защиту императора Пу И и его приближенных Ло Чжэнь-юя и Су Ляна. Руководящие деятели тогдашнего японского правительства в Токио не одобряли действий военных, но начальник японского генерального штаба лицемерно заверил премьер-министра, что сообщение об «участии армейских офицеров в движении в поддержку императора — сплошная ложь». Старейший политический деятель Японии Сайондзи, который 14 октября 1931 г. принял у себя председателя компании ЮМЖД Учида, выражавшего интересы Квантунской армии, также возражал против использования Пу И ¹¹. Тем не менее командованию Квантунской армии удалось добиться осуществления своих планов, и Пу И был формально поставлен во главе марионеточного режима в Маньчжурии.

Попытка свалить ответственность за агрессию Японии в Маньчжурии на «происки коммунистов» была предпринята еще в феврале 1945 года. Правящим кругам Японии тогда уже стало ясно, что война проиграна; принц Коноэ и его сторонник старый дипломат Иосида подготовили меморандум императору, в котором пытались взвалить ответственность за так называемый маньчжурский инцидент 1931 г. и последующие акты японской агрессии на молодых военных, якобы действовавших по наущению коммунистов, чтобы свергнуть правительство Японии ¹². К подобным методам прибегает и Пу И. Сваливая всю ответственность за реакционный режим Маньчжоу-Го исключительно на японцев, он пытается вывести из-под справедливого осуждения себя, своих приближенных, всех высокопоставленных маньчжоугоских сановников-китайцев, маньчжуров и монголов, которые, подобно Пу И, верой и правдой служили японской военщине, являлись японскими марионетками и в то же время действовали как заклятые враги китайского, монгольского и маньчжурского народов, населявших Маньчжоу-Го. В своих показаниях, которые Пу И дал советским следственным органам и Международному военному трибуналу в Токио, он впервые отмежевался от своих японских хозяев, Пу И не только показал на конкретных примерах и фактах колониальный характер японского владычества в Маньчжурии, но и разоблачил известные ему планы и замыслы японского империализма в отношении СССР и Китая. Характерно, что с возражением против этого выступил американский адвокат Логан, потребовавший, чтобы «свидетелю было дано указание говорить только о фактах, беседах, событиях...». Председатель трибунала отвел это возражение Логана, заявив, что «человек, занимавший такой пост, имеет право делать свои заключения» ¹³.

Следует отметить еще один аспект рассматриваемой книги: на всем ее протяжении Пу И неоднократно пытается апеллировать к читателю за сочувствием: он-де не знал, что такое детство, с младенческих лет был окружен плохими, злыми людьми, которые сознательно воспитывали в нем низменные качества, жестокость, лживость, приверженность суевериям, различные пороки и дурные наклонности. Но эти обращения не достигают цели: страницы книги раскрывают перед нами образ беспринципного, бесхарактерного властолюбца, без колебания предававшего национальные интересы своих бывших подданных империалистическим державам ради иллюзорного призрака реставрации императорского престола. С юных лет впитав от своего окружения идеологию воинственного антикоммунизма, Пу И в борьбе с демократическими силами Китая активно сотрудничал с такими палачами, как милитарист Чжан Цзун-чан, белогвардейский атаман Семенов, японский разведчик Доихара. Личность Пу И и его деятельность до 1945 г. ничего, кроме омерзения, вызвать не могут. Не верится, что человек с таким прошлым мог искренне до конца перевоспитаться и стать сознательным строителем нового общества: скорее всего, его «перековка», равно как и «перевоспитание» многих японских и гоминьдановских военных преступников, ограничилось лишь приобретением [104] элементарных навыков, вроде самостоятельного мытья ног, умения стелить себе постель да повторять некоторые пропагандистские штампы о «бумажных тиграх» и «современных ревизионистах».

Выход в КИР указанной книги в 1964 г. на китайском языке ¹⁴, равно как и выпуск пекинским издательством литературы на иностранных языках двухтомного, несколько сокращенного английского перевода мемуаров под названием «От императора к гражданину. Автобиография Айсиенгиоро Пу И» ¹⁵ сопровождались большой пропагандистской шумихой. Сам Пу И, ставший к тому времени депутатом Всекитайского народно-политического консультативного совета, активно посещал всякого рода официальные приемы и банкеты, раздавал направо и налево интервью китайским и иностранным корреспондентам, в которых бойко высказывался но различным международным вопросам. После начала так называемой «культурной революции» имя Пу И, однако, перестало появляться на страницах китайских газет. 19 октября 1967 г. агентство «Синьхуа» лаконично сообщило о смерти Пу И за два дня до этого в Пекине.

Книга Пу И вызвала довольно обширные критические комментарии в западной буржуазной китаеведческой периодике. Так, в 1965 г. в «Бюллетене школы восточных и африканских исследований Лондонского университета» была помешена пространная рецензия профессора китайской истории университета в Лиддсе Джерома Чэня, озаглавленная «Последний император Китая» ¹⁶. Автор предваряет свою рецензию двумя эпиграфами: фразой из книги бывшего английского воспитателя Пу И Реджинальда Джонстона о том, что «все знали, что это был самый обыкновенный мальчик, не лучше и не хуже множества прочих мальчиков», и выдержкой из стенограммы заявления Председателя Международного военного трибунала в Токио от 19 августа 1946 г., в котором тот недвусмысленно намекнул на личную ответственность свидетеля Пу И за его прошлую деятельность на посту главы Маньчжоу-Го. В тексте самой рецензии Чэнь отмечает, что «публикация автобиографии Пу И является событием большого значения не только для китаеведов и историков, но также для социологов и исследователей политических наук, поскольку книга содержит обширную и богатую информацию о недавнем прошлом Китая, о жизни маньчжурского двора и особенно о жизни автора...». Чэнь высказывает твердое убеждение в том, что, поскольку Пу И никогда не отличался ни особым интеллектом, ни предприимчивостью, плохо знал английский язык и слабо разбирался в китайских классических конфуцианских канонах, в работе над написанием его «Автобиографии» принимала участие целая бригада высококвалифицированных историков, а также один или несколько литературных редакторов. Все приводимые в книге фактические данные, отмечает Чэнь, тщательно выверены по различным источникам и зачастую почти текстуально заимствованы из них. (Автор рецензии в подтверждение своих слов приводит ряд дословно совпадающих мест из мемуаров Пу И и книг Цзян Мын-линя, Чжан Си-маня и др.). «Будет надежнее сказать, что это плод коллективного творчества, а не продукция, вышедшая из-под одного пера», — заключает автор рецензии. Много внимания рецензент уделяет характеристике личности автора, приводя в этих целях как соответствующие места из «Автобиографии», так и свидетельства китайских и иностранных авторов, в том числе и наставников и воспитателей Пу И. Чэнь склонен отнести жестокость, подозрительность, вероломство, лживость и другие отрицательные качества, которыми в полной мере обладал Пу И, за счет его неупорядоченной половой жизни и приверженности к гомосексуализму ¹⁷. Подробно разбирает рецензент деятельность сторонников реставрации Цинской монархии, установление при их помощи непосредственной связи Пу И с японцами. Чэнь отмечает, что Пу И без какого-либо принуждения, добровольно сотрудничал с японцами, рассчитывая при их помощи осуществить реставрацию Цинской монархии в Китае. Рецензент рассматривает первые две трети книги в качестве «важного исторического документа»; последняя треть книги, где Пу И рассказывает о том, как он «перевоспитался», находясь в заключении в КНР с!950 по 1957 г., по мнению рецензента, имеет узкопропагандистское значение и рассчитана на высокопоставленных деятелей гоминьдановского режима на Тайване, которые на примере Пу И должны задуматься над возможностью своего перехода на сторону Пекина.

Другая, более краткая рецензия на книгу Пу И была опубликована английским литератором Мак Аливи, автором ряда книг о Китае ¹⁸. Как и Чэнь, автор этой рецензии считает, что «нельзя серьезно поверить в то, что написание такого сочинения и даже проведение необходимых для этого исследований имело место без чьей-либо помощи». Рецензент отмечает, что еще в 1919 г. кое-кто в британском правительстве считал возможным реставрацию Цинской монархии в Пекине, что командующий английскими [105] войсками в Тяньцзине после пресловутого «маньчжурского инцидента» в сентябре 1931 г. посетил Пу И, принес ему поздравления и даже заявил о своей готовности перейти к Пу И на службу в Маньчжурию. С негодованием отмечает рецензент и тот факт, что Ватикан поспешил признать Пу И де-юре, тогда как режим Маньчжоу-Го не признавался ни одним иностранным государством, даже фашистскими Германией и Италией ¹⁹. В целом Мак Аливи считает книгу Пу И полезной и интересной и отмечает высокое качество английского перевода книги, которым он пользовался.

Третья рецензия, принадлежащая перу преподавателя Висконсинского университета (США) Сиднея Чанга, опубликована в ведущем американском востоковедческом журнале ²⁰. Рецензент отмечает, что «ввиду красочной и уникальной позиции, которую Пу И занимает в современной истории, его работа вызвала значительный интерес среди китайцев за границей». Сидней Чанг подробно перечисляет источники, на основании которых написана книга, и отмечает, что «для историков эта работа дает возможность заглянуть в глубь событий и персонажей, описываемых Пу И, и источников, которые были использованы им для подкрепления своей биографии».

Советский читатель, ознакомившись с мемуарами Пу И, повествующими о событиях, отдаленных от сегодняшнего дня всего лишь несколькими десятилетиями, сможет лучше понять специфику той политической борьбы, которая происходит в настоящее время в КИР в ходе так называемой «культурной революции», когда ведется бешеное наступление мелкобуржуазного национализма и милитаризма на рабочий класс Китая. Ниже приводится отрывок из 1-й части книги (в переводе с китайского языка), в которой Пу И описывает быт и нравы, существовавшие при «малом цинском дворе» после Синьхайской революции (1911-1912 гг.) и отречения маньчжурской династии от престола. В то время как империалистические державы при посредстве Юань Ши-кая и сменивших его китайских феодалов-милитаристов фактически превратили Китай в свою полуколонию, маньчжурские аристократы, цинский двор вели вплоть до 1924 г. паразитический образ жизни в центре Пекина, представляя собой очаг политических интриг, направленных против республики, за реставрацию Цинской монархии. Быт и нравы цинского двора, показанные Пу И, были характерны не только для маньчжурской аристократии, но и для правящих кругов страны — китайской реакции.

С. Л. Тихвинский

Комментарии

1. Mark Gayn. Japan Diary. N. Y. 1948, pp. 224-225.

2. Слово «го» по-китайски означает «государство».

3. М. Ю. Рагинский, С. Я. Розенблит, Международный процесс японских военных преступников. М.-Л. 1950. Приложение № 5, стр. 235.

4. Там же, стр. 251.

5. Архив внешней политики СССР, ф. ДПУ, оп. 17 «б», порядковый номер 5, папка 150 «а». Протокол допроса Пу И от 12-15 июня 1946 г. в г. Хабаровске, лл. 1-51.

6. Указанные ценности были переданы китайской стороне одновременно с передачей Пу И и членов его группы.

7. Архив внешней политики СССР, ф. Международного военного трибунала в Токио, оп. 12, порядковый номер 72, папка 28. Стенограмма заседания Трибунала от 12 февраля 1948 г., лл. 110, 118.

8. Там же, оп. 2, порядковый номер 8, лапка 7, л. 406.

9. Cloude A. Buss. Asia in the Modern World. N. Y. 1964, p. 382.

10. «Defiance in Manchuria. The Making of Japanese Foreign Policy 1931-1932», by Sadako N. Ogata. Berkley. 1964.

11. Ibid., pp. XIII, 74-77, 79, 84.

12. Mark Gayn, Op. cit., pp. 284-285.

13. M. Ю. Pагинский, С. Я. Розенблит. Указ, соч., стр. 105-106.

14. «Воды цянь бань шэн», Айсиньцзюэло Пу И, Женминь чубаньшэ. Пекин. 1964. 590 стр. Книга одновременно была издана также в Гонконге, в издательстве «Вэньтин», в 3 выпусках объемом в 542 стр.

15. «From Emperor to Citizen. The Autobiography of Aisiu-Gioro Pu Yi». Vol. 1. Peking. 1964; vol. 2. 1965.

16. Jerome Ch’en. The Last Emperor of China. «Bulletin of the School of Oriental and African Studies University of London». Vol. XXVIII. part 2, 1965, pp. 336-355.

17. Ibid., pp. 336, 339, 340.

18. Henry MсAleavy, From Emperor to Citizen. Book Review. «The China Quarterly», 1966, № 27, pp. 180-182.

19. Ibid., рр. 180, 181.

20. Sidney Chang. Wo-le ch’ten pan-sheng. Book Review. «The Journal of Asian Studies». Vol. XXV, No 4, 1966, pp. 758-760.

Текст воспроизведен по изданию: Мемуары экс-императора Пу И // Вопросы истории, № 3. 1968