К проповеди христианства в Монголии.

Нам пишет из Урги православный священник: «Говоря о проповеди здесь христианства, надо прежде всего иметь в виду, что Урга составляет иерархический и религиозный центр монгольского ламаизма, и проповедывать здесь иную религию равносильно инославной или инорелигиозной проповеди в древних — Киеве и Москве. Только еще надо принять во внимание, что древне-русские православные люди были все же народ культурно просвещенный и христианский, а Монголы и Урга — это ведь тьма языческая, объятая страстью идолобесия. Это есть первое и главное препятствие для проповеди христианства. За семь лет жизни в Урге у меня очень много знакомых монголов, простых и штатных, даже чиновных лам. Бывают они у меня и я у них. В религиозных разговорах, которые они сами начинают, они обыкновенно говорят: «и у Русских и Монголов Бог один, только веры различны, а в богослужении тоже много сходного».

Я открыто совершаю все требы для русских: погребения с проводами, крещения младенцев (монголы смотрят в окна домов, где бывает такая треба) водосвящения, окропление свят. водою, хождение со св. крестом (в Пасху, Рождество. Крещение и Троицын день), закладку домов (освящение начала постройки), освящение домов. Всюду являюсь (хожу, езжу) в полной священнической одежде: в рясе, камилавке и с наперстным крестом. Даже езжу за город, на базар покупать провизию для себя, корм скоту, дрова — в рясе и с наперстным крестом. Все это и внешний вид мой (волосы у меня длинные) и требные Богослужения знакомят монголов и китайцев с православием и священнослужителями. Рассматривают мои волосы, рясу, крест и расспрашивают: «что это и почему?» При случае и знакомым раздаю Евангелистов на монгольском и тибетском языках. К сожалению грамотные монголы — грамотны только по-тибетски (как наши раскольники читают и пишут церковно-славянским уставом и полууставом), но знают только тибетский алфавит, а тибетского языка не понимают, пишут монгольские слова, монгольскую речь тибетскими буквами, а монгольского алфавита они ни печатного, ни скорописного не знают (за очень малым исключением) и не только простолюдины, но и ламы, даже штатные, даже чиновники. Поэтому для большинства из них Евангелие на тибетском языке или на монгольском одинаково недоступны, так как они (повторяю) не знают тибетской речи и монгольского алфавита.

Но те некоторые из них, которые или знают монгольское письмо или тибетский язык, те читают Евангелие, держат его на столике около своих бурханов и номов (молитвословы и молитвенные книги) и видимо, интересуются, и довольны, дают и другим читать. Я проверял — спрашивал содержание прочитанного ими листа [4] или главы — и передавали содержание верно. Это — третий способ ознакомления монголов с христианством.

Четвертый способ, это — к чему я призываю и всякого русского, живущего в Урге и по Монголии — жизнь и поведение христианское, чтобы монголы, видя оные, прославляли Отца Нашего Небесного, и познали пустоту своей языческой жизни и своих идолов, и диаволословия (все молитвы их — по содержанию — имеют цель или отогнать бесов, или, сознавая свое бессилие, угождать им, служить им; не трогать бесов или устрашать злую силу сатанинскую.

Пятый способ мой личный. Я люблю природу Монголии — леса, горы... При поездках, при проезде всхожу на горы и их вершины, становлюсь на их курганы (обо), осеняя их крестным знаменим, пою что-либо: «Кто Бог велий, яко Бог Наш, Ты Еси Бог творяй чудеса Един, или Бог наш на небеси и на земли, вся елика восхоте сотвори, или Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, яко исчезает дым, да исчезнут, и т. п. п. или Воскресни Боже суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех».

Молюсь, особенно на литургии, об обращении в христианскую веру православную всех монголов и всех тибетцев, среди которых я призван жить и совершать священное и пренебесное служение и таинства. Молюсь также св. апостолу Андрею Первозванному, поставившему св. крест на Киевских горах с молитвою: «да воссияет на сих горах крест Христов и святые храмы...» Также св. Григорию, просветителю Армении, св. мученику Аверкию, епископу Иеропольскому, священномученику Милию, епископу Персидскому, молившимся об обращении окружавших их язычников.

Вот и все, что я делаю».

«Опыт обращения монголов в православную веру делал в конце 60-х годов член Пекинской Духовной миссии иеромонах Геронтий, проживая и служа в Урге, а по уходе его отсюда овцы новоизбранного стада его рассеялись по горам и дебрям Монголии и там затерялись, может быть, для Христа».

«Желанию Пекинской Православной миссии открыть миссионерские станы в восточной и южной части Монголии я очень радуюсь, и думаю, что если теперь мы не откроем активной миссии по Монголии, то не откроем никогда. Наше религиозное дело для Монголии погибнет, как погибло наше политическое и религиозное влияние на Тибет. Хорошо было бы открыть миссионерские станы не только на востоке и юге Монголии, но и на юго-западе — в Ола-шане, где уже есть русские торговые фирмы, и в Кобдо, и в Улясутае, т. е. на западе Монголии, все эти пункты, как более отдаленные от центра Монголии, будут более благодарны в смысле принятся проповеди, чем деятельность в Урге, центре монгольского ламства. Но и Урга начала бы тогда действовать продуктивнее (надо показать пример), а то теперь как что, так и слышишь от своих же русских: «как бы лам не рассердить, ведь они сила в Монголии и могут возбуждать монголов против русских, — дружественные отношения испортятся». [5]

«Нужно сказать, что ламы, при всей своей лицемерной любезности очень фанатичны, и под всякими предлогами стараются не допускать, особенно русского священника, в свои храмы во время молений, осматривать идолов и пр. 8-го Июня приехал сюда иеромонах Д-ъ, студент Владивостокского института, изучать монгольский и тибетский языки с целями религиозного знакомства с ламством. Он искал помещения в монастыре Гандане, но ламы под разными предлогами не допустили его там жить, и о. Д-ъ при помощи частных русских людей, нашел помещение в монастыре вне Урги (в пяти верстах), где и поселился, чтобы посещать их храмы. Но, опять, в учителя ему приставили таких лам, кои сами еле знают что по монгольскому и тибетскому языкам. То же было и для меня: я за семь лет жизни в Урге не мог найдти учителя монгольского или тибетского языков. Монгольский язык изучаю по двум Бобровниковым, Шмидту и Голстунскому, а тибетский — по Шмидту и Цибикову. Из Петербурга никак не мог получить Ведделя, руководство нового разговорного языка тибетцев».

«Потом, мало по малу, и среди монгол, видимо, явилось некоторое уважение ко мне, как к русскому священнику: меня стали называть «да-лама, или хамбо (дама), или йех? цаган да-ламаи, а не прежде употреблявшимся именем, «хар-лама», или просто «хара», что соответствует нашему«послушник» или даже просто«богомолец». Такое название за нами оставалось, конечно, по желанию самих русских, боявшихся называть своего пастыря иереем в Монголии среди язычников. Оттого Монголы и относились к этим хар-ламам, харишкам пренебрежительно, даже презрительно. Я, нося священническую рясу и золотой крест, и настояв при проездах моих именовать меня не хара-лама, а да-лама или хамбо-лама или йехе-цаган-лама, за семь лет пребывания здесь, внушил монголам о себе другое понятие, нежели они имели о прежних священниках, а соответственно с этим и другой взгляд, другое отношение, нежели они имели к прежним священникам, именуемым хара-лама или хара».

Нельзя не отдать долга справедливости к трудам русского батюшки, нельзя не признать, что им сделано многое, чрез подвиг благочестия, для просвещения монгол. Нельзя не согласиться, что сказанное им о проповеди христианства верно. Монголия, как собрание теократических княжеств представляет богатую почву для развития ламаизма, адепты которого питаются на счет темного народа, и, надо сказать правду, хорошо питаются. Такие крупные центры, как Урга, представляют из себя собственно один или собрание нескольких монастырей и русское влияние (национальное и религиозное) делало всегда большую ошибку, начиная свое дело с таких центров, где царят ламы, зорко следящие, чтобы народ, питающий их, не отшатнулся от них, не подпал бы влиянию других нравственных или материальных сил, и, таким образом, не оставил бы их голодать или добывать пропитание трудом. Но, ведь, кроме больших, так сказать, ламских центров есть еще Монголия, есть многомиллионный народ, зарабатывающий себе средства своими руками, своими стадами, народ хотя темный, [6] но отзывчивый ко всему доброму, склонный верить, подчиняющий всю жизнь свою требованиям религии, не жалеющий средств на жертвы и поддержание жизни многочисленного класса своих лам. Вот туда-то, в эту глушь должно обратиться с словом проповеди, и не только с словом, но и с жизнию, — надо идти туда не в одиночку, но братским союзом иноков, надо устраивать скиты и монастыри, и содержать строгий устав, что особенно нравится набожным монголам. Успех не подлежит сомнению, лишь бы жизнь наша среди них действительно сияла подвигом благочестия

Если о миссии среди китайцев можно сказать, что успех проповеди прямо пропорционален затрачиваемому капиталу, то для Монголии это правило может быть, окажется необязательным. Затраты капитала на первое время, конечно, неизбежны, напр. на покупку земли под монастырь и пастбища, за то самая жизнь и добывание себе насущного пропитания среди степей будут гораздо проще, чем в Китае. Торгующие почти по всей Монголии русские купцы хорошо знают обычаи страны и права владетельных князей, чтобы помочь советом новым поселенцам при покупке земли и обзаведении хозяйством. А может быть, среди кочевников и самая жизнь миссионеров приняла бы соответствующую форму — кочевую. Нужно молить Бога, чтобы послал людей и средства для устроения опытов, которые непременно укажут правильный путь делу проповеди.

Текст воспроизведен по изданию: К проповеди христианства в Монголии // Китайский благовестник, № 31-32. 1908

© текст - ??. 1908
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Китайский благовестник. 1908