-

Поездка в Дальний.

Во время моего пребывания в г. Харбине в Марте м-це выяснилась необходимость съездить в г. Дальний по делам Миссии. 27 Марта я выехал из Харбина и в Вербную субботу часам к 8 утра прибыль в Дальний. На вокзале к моей радости увидел я двух русских солдат, проживающих на русском кладбище: они указали дорогу на подворье Миссии, отстоящее от вокзала в 5 минутах ходьбы. Подворье временно закрыто; для охраны в доме проживает православный японец с семьей. Подворье [35] расположено на возвышенном месте, на самом берегу моря; среди большого сада находится большой двухэтажный каменный дом с церковью во имя Введения Божией Матери. Дом построен русскими еще до войны. Церковь небольшая, светлая; иконостас темно-коричневого цвета; иконы написаны о. Архимандритом Авраамием тушью на дереве. Осмотревшись, я отправился знакомиться с русскими жителями г. Дальнего: в Русское Консульство, к г. Е. и г-же X.; они встретили радушно. Устроить Богослужение в Вербное воскресение не представлялось возможности. В воскресенье утром я отправился на русское кладбище вместе с японцами, живущими на подворье. Кладбище находится в версте от города в ущелье среди гор; расположено оно очень красиво. За оградой на право находится кладбищенский дом, каменный, уютный, с садиком впереди и двором назад. Далее на высоком утесе возвышается часовня, в русском стиле. Внутри она окрашена белой краской; у задней стены большой крест с распятием художественной работы; по бокам Св. Дева Мария, Св. Ап. Иоанн. За утесом поднимается высокая гора, нижняя часть которой, обработанная в виде ряда возвышающихся одна над другою 5-6 террасс, составляет кладбище. Площадки террасс покрыты могильными холмами, над которыми поставлены белые кресты. Кладбище содержится в образцовом порядке. Я отслужил панихиду в часовне; пели православные японцы по-японски.

Для меня возник вопрос, оставаться ли служить на Пасху или уезжать в Пекин: с одной стороны меня просили остаться, с другой представлялось затруднительным служить, так как кроме японца некому было петь. Во вторник утром я поехал уже в Консульство прощаться, но, видя желание г-на Консула А. С. Максимова, чтобы были службы в великие дни Страстной седмицы и Св. Пасхи, и не считая возможным лишать этого утешения хотя и немногих православных я решил остаться, и не напрасно. Со среды все, по милости Божией, стало складываться благоприятно. Утром приехал молодой китаец Павел Тань, ученик миссийской Шанхайской школы, умеющий петь и читать по русски; он приехал вследствие письма о. Арх. С. Сразу явилась возможность служить. Днем я быль у генерала С. А. Добронравова, который обещал прислать на помощь солдатика из Порт-Артура и внес свою лепту на расходы. Затем удалось пригласить г-на С., умеющего петь, принять участие в пении. В тот же день вечером состоялась спевка, на которой г-н С. и П. Тань наладили несколько пение на Великую Пятницу. В четверг я отслужил литургию вместе с П. Тань; никого не было, но меня самого эта служба внутренне настроила. Вскоре приехал солдатик Лебедев из Порт-Артура; мы наметили план действий по приготовлению храма к празднику. После обеда началась энергичная работа по очистке храма и всех принадлежностей от пыли и грязи. К 6 1/2 час. вечера все было вычищено. В 6 1/2 час. началась утреня с чтением 12-ти Евангелий. К прежним двум певцам присоединился еще третий — из переселенцев в Австралию. Пели довольно стройно. Особенно красиво и выразительно вышло пение «Разбойника благоразумного». Богомольцев было до 20 человек. Пришло несколько человек из переселенцев, прибывших в этот день в г. Дальний. В пятницу я отслужил «часы»: было человека четыре. Затем продолжалась уборка храма. На помощь солдатику пришла одна женщина, проживавшая в Дальнем в ожидании поездки в Австралию. Подсвечники [36] лампадки, иконы — все был вычинено. Вся церковь приняла другой вид. Живое участие в приготовлениях приняла г-н Вице-Консул М. Ф. Г. с супругой (протестанты): г-жа Г. достала 4 горшка с цветами и еловых веток, и украсила ими стол для св. плащаницы. Для того, чтобы осветить сад, было заказано 50 японских фонарей. Другие русские также помогали. Так как по местным условиям необходимо было соединить вечерню и утреню, то начали вечерни было назначено на 5 час. вечера. К тому времени все было готово. Задержались лишь певчие, благодаря чему служба началась позже, и то большая часть вечерни прошла при одном китайце; наконец, к стихирам подошли другие певчие. Тропарь «Благообразный Иосиф» вышел очень удачно и стройно; медленно и тихо раздавались слова этого удивительного по своей глубине и силе песнопения, проникая в самую душу. После выноса св. плащаницы началась утреня. После шестопсалмия мною было сказано небольшое слово; указав на смысл совершающейся службы, — погребального пения над гробом Спасителя, — я приглашал слушателей перенестись чувством и мыслью к воспоминаемому событию — снятию пречистого Тела Спасителя со креста и погребению, — почувствовать себя учениками Иисуса Христа, проникнуться скорбью о грешном человечестве, о своих грехах и постараться очистить свою душу, чтобы с радостным сердцем встретить светлый праздник Христова Воскресения и воспеть победную песнь торжества Христова над царством тьмы и зла.

Умилительная служба этой утрени производит совершенно особое впечатление; чувствовался внутренний подъем; богомольцы (чел. 30-35) были внутренно захвачены. После великого славословия начался крестный ход вокруг церкви; медленно двигался ход, почти во мраке, без колокольного звона, при еле слышном пении. Я спросил г. Консула, можно ли звонить вечером или ночью; он переговорил с полицией, которая разрешила звонить, но высказала опасение, как бы звон не был принят жителями за набат и не вызвал бы тревоги; во избежание недоразумений мы решили не звонить. Наш скромный крестный ход во мраке среди ночной тиши мало был похож на торжественные ходы во России, но зато он напоминал о самом событии; так прав. Иосиф с Никодимом и немногими учениками во мраке отнесли Тело Господне с Голгофы в пещеру в саду Иосифа. По окончании службы во время пения «Приидите, ублажим...» богомольцы прикладывались к св. плащанице. Служба кончилась в 9-ом часу. Мне приходилось бывать за этой службой в совершенно иной обстановке: в большом соборе служащих при тысячной толпе богомольцев, в большом крестном ходу, тем не менее эта служба в небольшом, слабо освещенном храме, с наскоро собранным хором, с неопытным пономарем-солдатиком, среди небольшой группы собравшихся с разных концов богомольцев, доставили мне глубокое удовлетворение: я сам читал стихи статей и канона. стараясь прочесть так, чтобы не только слова были внятны, но и смысл стихов был понятен богомольцам. Для меня самого раскрывался новый смысл читаемого. Создалось особое настроение, отличающее службу Великой Субботы — какая то особая скорбь — соучастие в скорби Божией Матери и Св. Апостолов, и скорбь о том, как мы по вере, настроению, жизни далеко отошли от Господа и Его Учеников.

В Великую субботу я служил литургию; пел и читал мой китаец Павел. За литургией были лишь г. Консул и один японец. Затем начались приготовления к празднику: на престол, жертвенник и аналои были надето [37] белое облачение: запрестольный крест и семисвещник украшены белыми искусственными цветами. Иконостас был убран, благодаря усердию г-жи Г., зелеными ветвями с белыми цветочками. На солее — несколько горшков с цветами. На помощи нам прибыли из Мукдена китаец певчий и солдат. В саду сделаны были приготовления для фонарей, но весь день дул сильный ветер, так что, к сожалению, не пришлось их развесить и к пасхальной утрени развесили их на хорах и в притворе. В пятницу и субботу прибыли новые партии переселенцев, отправляющихся в Австралию.

В 5 час. назначена была спевка; пришло всего человек 7-8. Пение долго не могло наладиться, так как каждый привык петь по своему; особенно не удавалось согласить пение китайцев и русских. В общем пение наладилось; не удавалось только стихира: «Пасха, Господня Пасха,....» Пропели наскоро и песнопения литургии. В 8-м часу все разошлись по домам на отдых. С 11 час. стали подходить богомольцы, началась суета — последние приготовления; чтобы в храме было посветлее, зажгли все лампадки и свечей, сколько можно было. В 11 час. 35 мин. началась полунощница, в конце которой св. плащаница была внесена в алтарь. Ровно в 12 час. ночи тронулся крестный ход, правда без звона, во полу-мраке. Певцы как-то не сумели наладить пение. Ветер с моря задувал свечи. Невольно напрашивалось сравнение: как во времена гонений ученики Христовы должны было совершать свои службы в тиши и во мраке, так и мы — в языческой стране — точно украдкой, чтобы не нарушить покой язычников, совершали крестный ход. Вследствие ветра и пение перед западными дверями вышло бледно и неуверенно. Только в храме раздалось радостное «Христос воскресе из мертвых...» с уверенностью и силою. Певчие устроились на хорах: собралось до 10 человек; всего народу было от 60-70; большая часть — переселенцы, каквказец; было более 15 человек янонцев-православных. Праздник соединил всех в одном молитвенном подъеме — в братском единении. Сошлись все люди с разных концов, разных национальностей, раньше не видавшие друг друга. Все они отрешились на время от будничной обстановки и будничных забот, приобщились радости Христова Воскресения. Певцы пели дружно, стройно, довольно сильно. Я постарался поучение Св. Иоанна Златоуста прочесть возможно выразительнее. Затем была отслужена пасхальная литургии. Евангелие было прочтено по славянски и несколько стихов — по японски. После литургии были освящены пасхи, куличи и яйца, принесенные русскими и японцами. Все кончилось около 3-х часов утра. Я, певчие-китайцы и японец И., живущий на подворья, были приглашены г. Консулом на разговенье. Японцы собрались в комнате у нашего японца. Они пригласили меня благословить трапезу. Посидевши с ними несколько времени, я поздравил их с праздником, пожелал провести праздники в радости и благословил их. У г. Консула собралось несколько человек. В мирной беседе прошла наша трапеза. В 5-м часу разъехались мы по домам: уже светало; на душе было светло, хорошо. Переселенцы разговлялись вместе: владельцем переселенческой конторы — американцем было устроено для них угощение в одной гостиннице. К сожалению, переселенцы провели первые три дня не так, как прилично было бы провести эти святые дни. Мне хотелось собрать их вечером и предложить беседу, но, к сожалению, мое намерение оказалось неудобоисполнимым. [38]

На третий день я совершил поездку в Порт-Артур. С самого приезда в Дальний мысль о нем не оставляла меня: хотелось побывать в городе, с которым связано столько воспоминаний, еще свежих. Около 10-ти час. утра. поезд прибыл в Порт-Артур. Незадолго до прибытия на станцию стали замечаться следы укреплений на горах. Мы с солдатиком Лебедевым поехали прежде всего в музей, устроенный японцами. Перед зданием, бывшим ранее, повидимому, офицерским собранием, помещаются живописно расставленные орудия, внутри в витринах лежат всевозможные принадлежности воинского снаряжения, обмундирования и быта; все вещи — самые обыкновенные, но ценные, как остатки исторической осады. В двух комнатах на столах разложены модели фортов. Продаются фотографические снимки. Отсюда мы отправились к морю; дорога вела мимо здания для флотского экипажа, затем внизу Золотой горы к морскому берегу. Погода была прекрасная, но ветреная: долго любовались мы морским видом, слушая прибой волн; отсюда видно приблизительно место, где погиб «Петропавловск». Вернувшись в город, мы приехали к высокой горе, на которой возвышается памятник, в виде высокой колонны, поставленный японцами в честь своих падших воинов. Дорога на вершину идет зигзагами; надо ехать мимо домика, в котором жил генер. Кондратенко. С вершины открывается вид на все стороны. Отсюда можно видеть форты, у которых происходили жаркие бои. На вершине недалеко от памятника устраивается кумирня. К 12-ти часам вернулись мы на станцию к приходу поезда: ожидали приезда генер. Добронравова. Он не приехал. Мы поехали на русское кладбище (верстах в 3 от вокзала). Дорога шла мимо соборной горы, на которой должен был возвышаться православный храм; теперь остался лишь цоколь со стороны моря. По дороге — несколько полуразрушенных зданий. У входа на кладбище стоит каменный домик; в нем в одной из комнат устраивается часовня. Грустное впечатление производят эти ряды братских могил, на которых поставлены белые памятники; большой памятник стоит над могилой воинов, падших у мыса Ляо-те-шань. В восточном углу возвышается великолепный памятник, поставленный японским правительством русским ваннам. Я отслужил пасхальную панихиду С пением пасхальных песнопений. В конце ее я с каждением и с пением «Христос воскресе из мертвых...» прошел по рядам могил. Трудно передать то чувство, которое охватило меня, когда я проходил с этой радостной вестию о Воскресении Христовом среди могил русских воинов, положивших свою жизнь на далекой чужбине. Русский народ не должен забывать в своих молитвах этих неизвестных героев. О следующим поездом мы вернулись в Г. Дальний. Тяжелое впечатление оставляет Порт-Артур, как по историческим воспоминаниям, связанным с ним, так и вследствие безлюдности и безжизненности на улицах; многие дома заколочены.

На 4-ый день я побывал на русском кладбище в г. Дальнем, отслужил и там пасхальную панихиду; петь было некому; пришлось самому и петь. Простившись с русскими людьми г. Дальнего, оказавшими мне столько внимания, радушия и гостеприимства, вечером я выехал в Пекин.

И. X.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка в Дальний // Китайский благовестник, № 7-8. 1914