-

КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ.

(Из Вэй-хуй-фу)

Пасха в глуши Китая.

Пасха в этом году была рано, 29 марта, но у нас вот уже две недели, как отцвели абрикосы, к пасхе в полном цвету были яблоки, персики и груши. От зимних холодов уже и следов не осталось, а уже почти жарко, только по ночам еще порядочно охлаждало, но в комнате, под ватным одеялом свободно можно было спать и с открытыми окнами.

Последний день великого поста. Страстная суббота. В России в этот день усиленно готовятся к пасхе: запекают окорока, пекут куличи, готовят пасхи, красят яйца и проч.; в церквах торжественное богослужение. Я несколько раз тяжело вздохнул, вспомня эти радостные дни в России, а я вот здесь в глуши Китая один с китайцами встречаю Воскресшего Христа!...

Вот уже восьмой месяц, как я откомандирован сюда и восьмой месяц не видал ни одной души русского народа; кажется не по мне бы была эта должность — грустная, тяжелая, среди буддизма дикого народа. Я новоначальный послушник, недавно отстал от мира, где привык к разгульной жизни, а теперь [17] сразу забит в самую глубь буддизма, не успев получить подготовки. Чувствую, что это дело не мое, это дело монаха-ревнителя, миссионера. Но, увы!... миссионеров здесь нет! — Миссионеры все в России, проповедуют Христа среди христиан, среди русских, на своем языке, при полных удобствах для жизни. Там и катета удобнее, и лошадь хорошая, и пища, и кров, все приличное; а здесь, в Китае — вместо кареты — китайская колымага и прихотливый мул, верховая езда — осел, главная пища — гаолян да чумиза, ночлег — закопченая фанза; вот все удобства для жизни и проповеди. На такую тяжелую жизнь мы, должно быть, никогда не дождемся к нам на помощь дорогих гостей миссионеров из матушки России; должно быть, не слышно там, что здесь у нас жатва поспела и жатвы много, а делателей мало! Вот поэтому-то и мне здесь, неопытному послушнику, приходится занимать пост тот, где бы надлежало быть миссионеру. Я не говорю того, что я живу здесь бесцельно и нет ни какой от меня пользы, польза есть, но польза есть не потому, что я ее произвожу, а польза есть только потому, что дело само просится в руки мастера. Я говорил уже раньше, что жатва поспела, но на всякое дело есть известный мастер, не может занять сапожник место техника, или портной место чертежника? так же и я не могу занять место миссионера, не знавши этого великого дела ранее.

Кто виноват в этом? Виноват ли тот, который посылает человека не согласно по знанию с делом, которое ждет его; или виноват тот, который идет к делу, с которым не умеет справиться? Я думаю ни тог, ни другой не виноваты: посылают только потому, что больше послать некого, а едет — исполняет послушание; но виноват тот, который где-то там ищет дела, но не может найти, а здесь дело ищет человека, но человека нет.

Я больше не буду касаться таких важных вопросов и что я и высказал, то прошу у читателей прощения за нескромность моих слов но отношению к миссионерам Конечно, рады бы были принять в объятия дорогих гостей, да не едут! Что же будем делать?!.. Будем тем пробавляться, чем Бог послал. А меня ревность заставила высказать эти слова; хотя я и не ревнитель, но все же русский, православный и хотел бы весь Китай привести к православию но (по пословице) рад бы в рай, да грехи не пускают.

Теперь вернемся к страстной субботе, на которой мы остановились. День был теплый, прекрасный. Учитель-китаец вчера только прекратил занятия в школе; сегоднешний день пожертвовали для [18] очистки двора, уборки комнат, приготовляли фонари для иллюминации и проч.; под вечер уже красили яйца: упомяну, что они здесь в это время недороги: купили 200 штук за 70 центов; да и всегда-то они не много дороже, это потому, что китайцы таких продуктов, как молоко, сыр, масло коровье, яйца, мало употребляют в пищу; да и кур-то мало едят — потому и куры 10 коп. Коров китайцы держат только для пашни, мясо на базаре продается больше свиное, по 13 цен. за фунт. Купили мяса 10 фун., травы разной, масла и проч., — что только требовалось для повара. чтобы к разговению приготовить обед приблизительно на 100 человек. Повар, специалист китайских обедов, в субботу с обеда, ходил по кухне засучивши рукава, вычищал и сортировал травы и, после окраски яиц, на китайской плите уже варилось свиное мясо, любимое кушанье китайцев.

Мальчикам-ученикам было объявлено, чтобы, всю ночь читали Деяния апостолов по-китайски. После уборки церкви готовились к чтению. Этим временем стал собираться народ и православные, и готовящиеся ко крещению; почти все были, которые крещены. В восемь часов, после удара в колокол, который заменяла чугунная плита, началось чтение. Сначала мальчики чтеца все подталкивали под бок, чтоб кончал скорее свою очередь и давал место другому; и так, с охотою, менялись почти до 12 часов ночи, но к 12 часам устали, да и сон клонил, то уже почти пришлось учителю подгонять, чтобы сменяли чтеца.

В молитвенном доме, который заменял церковь, было позволено и посидеть, и прилечь, чем очень напоминало пасхальную ночь в России. Разговору не было, кто слушал деяние, а некоторые спали. Служба началась только в три часа пополуночи. Служба утрени заключалась из пасхального канона, после троекратного Христос Воскресе...; после утрени — обедница, поздравление и многая лета.

После службы все китайцы пришли поздравлять и началось обычное разговение: раздали крашеные яйца и за столами, где уже было приготовлено все пасхальное угощение, с тихим шепотом, с палочками в руках, для подталкивания из чашек вгь рот пищи, шло церемониальное прихлебывание, ибо без ложек — без этого обойтись нельзя. По окончании трапезы разошлись все на покой.

На вербной неделе письмом было сообщено нам миссионером архимандритом - - - что только на второй день Пасхи он может быть у нас для совершения пасхальных треб; так [19] было и исполнено: на второй день пасхи, в 8 часов утра Отец Архимандрит был уже на ст. Вэй-хуй-фу, где и был встречен учениками и всеми православными китайцами Вэй-хуй-фусского подворья. Подворье наше от вокзала 36 минуть езды, так что в 9 часов утра у нас в молитвенном доме уже шла пасхальная заутреня с хождением кругом молитвенного дома. Певчие пели — «Воскресение Твое Христе Спасе» — по-русски; утреня шла по-китайски. За это время показали китайцам маленькое торжество.

После утрени и обедни все китайцы исповедались и на второй день рано утром причащались.

Надо было совершать крещение китайцев и экзаменовать учеников, но О. А. не мог, ибо торопился в Ханькоу, а экзаменовать и совершать крещение пообещал тогда, когда вернется из Ханькоу. Так на третий день, к 8-ми часам, те же китайцы проводили дорогого гостя на вокзал Ханьковской железной дороги.

Апреля 2 дня 1909 г.

Ф. Власов.

_______________________________

От постной пищи в великом посту я немного приболел и пришлось обратиться к доктору. Доктор здесь есть только в английской миссии. Я туда и отправился. Двор английской миссии находится в двух верстах от нашего двора, и занимает площадь в 5 русских десятин и обстроен хорошо. Для помещения англичан-миссионеров, которых здесь живет до 30 человек, служат шесть больших домов. Поэтому можно судить сколько здесь живет китайцев служащих и слуг; они помещаются в китайских фанцзах.

В ворота на право возвышается храм пли, вернее, главная проповедническая зала. К ней, в виде угольника (глаголя), примыкает приемный покой, где на скамьях сидели и лежали в непринужденных позах китайцы, больные, ожидавшие очереди осмотра. Некоторые из них спали. При входе в приемную посетители получают номера, за которые платят, в первый раз по 5 коп. в остальные по 2 коп. Номера представляют бамбуковые дощечки, называемые «пай-цза», на них цифры поставлены до ста. Когда одна сотня людей пройдет — пай-цзы вновь выдаются на следующую сотню. К доктору впускают по пяти человек, в порядке нумерации, остальные ожидают и в это время могут слушать проповедь. [20] Проповедуют миссионеры англичане, но больше все китайцы, при чем один сменяет другого и проповедь таким образом может итти беспрерывно. К проповеди допускаются все. В три моих посещения я видел на кафедре и учителей и слуг и, повидимому, поваров в засаленной одежде, переднике и с косой, замотанной вокруг черепа головы. Но странно, что сюжетом для проповедей служат события первых глав книги Бытия; другими словами, — повторялось одно и то же: о сотворении мира, человека, грехопадении и простиралось не далее потопа.

Так как проповедники были неважные, то и слушатели не особенно увлекались проповедью; многие совсем как бы не замечали, что проповедь идет, громко разговаривали; из одного угла слышалось храпенье.

Как я только вошел в эту залу, меня тотчас обступили китайцы, по обыкновению, интересующиеся всем европейским. Стали расспрашивать меня; откуда я, как попал в их края, как у нас проповедуют, есть ли пение? Есть ли ноты? Такие ли они, как у англичан? Некоторые показали мне на доску, стоявшую рядом с кафедрой. На доске была кем-то написана гама. Меня спрашивали: могу ли я петь гаму? Когда окончились расспросы и многие отошли от меня, то осталось со мной человека три, хотевших показать мне свое искусство пения. Вскоре один из них, немного помолчав, как бы набираясь смелости, запел «до-ре-ми-фа-соль...» Первое «до» он взял как будто бы и верно, но остальные ноты он пропел произвольными тонами, не соответствующими названиям нот, а верхнее «до» взял сразу высоко, как только мог повысить голос, почти фистулою; и в таком положении, с разинутым ртом, замер в ожидании моей оценки его пения. Вышло очень смешно, но надо было соблюдать серьезность, чтобы не обидеть человека, который не спускал с меня глаз. Его товарищ, также молодой китаец, повторил ту же гаму, не называя нот, а лишь повышая голос и скопировал довольно точно эту импровизованную гаму. Думая, что мне это нравится, он повторил раз, другой и хотел было уже в третий раз пропеть то же самое, но, к счастью моему, дошла очередь до меня; меня позвали к доктору.

Я вошел в другую, небольшую комнату, вскоре пришел и доктор, но не тот, которого мне хотелось видеть, старика, 30 лет работающего в Китае, а молодой, который владел всеми языками, кроме китайского и русского. Пришлось же нам объясняться с ним по-французски. Осмотр был непродолжительный; затем пришлось ожидать лекарства. Китайцам лекарства даются бесплатно, но [21] на практике редко приходится давать лекарство на дом. Чаще всего дело ограничивается осмотром, перевязкою, компрессами и проч., так что входная плата может покрыть весь этот расход, и посетителям не тяжело платить. Если кому дают лекарство в жидком виде, то очень мало, чтобы чаще приходил опять. Так и мне пришлось вскоре притти опять за лекарством.

На этот раз я около двух часов ожидал очереди. Больных ожидало много. Проповедывал англичанин; он хотя и с акцентом, но владел китайским языком; говорил о Боге как Творце мира. Объяснив понятие Шан-ди, он стал переспрашивать присутствующих по одиночке, кого они почитают за Бога. Многие бойко отвечали, что чтут Шан-ди, Который сотворил небо и землю. Заметив, что один старец спит во время проповеди, англичанин подошел к нему с тем же, вопросом, но тот, не подымая головы, ответил, что Шан-ди он не знает, а почитает Лао-тянь-е (господин неба, или солнце).

Нужно сказать, что при моем приходе, англичанин-проповедник сошел с кафедры, чтобы познакомиться со мною, приглашал меня сесть с ним рядом у кафедры, но я отказался от такой чести и сел за стол с китайцами.

Англичанина сменил другой проповедник, китаец и, как видно, не особенно образованный, да и одет он был слишком просто. Однако привлек всеобщее внимание. Но тут соединялось полезное с приятным. Китаец хорошо владел манерами актера-комика и широко пользовался жестикуляцией. У него все было в действии, — руки, ноги, голова. Голосом он также выводил удивительные коленца. Ему досталось говорить о грехопадении прародителей. Надо было видеть, как он попеременно выполнял роли то Адама, то Евы, то змия, то, наконец, Бога и всякая роль проводилась по его личным понятиям, как он сам понимал положение каждого лица в разбираемом сюжете. Пересказать всего, что он делал на кафедре нельзя. Одно лишь нужно сказать, что он мог увлекать толпу слушателей за собою, заставляя их переживать то, что он сам воспроизводил и чувствовал. Особенно рельефно он провел роль змия в искушении. Он то повышал голос, то говорил звучным шепотом, то приседал, то становится на дыбы, то съеживался весь, как будто крадучись под дерево, то смеялся сатанинским смехом.... Зрители, казалось, не пропустили ни одного движения, у некоторых мускулы лица конвульсивно вздрагивали. Китайская толпа не устанет слушать такого проповедника.

В третье мое посещение миссии проповедник был тоже [22] китаец, но совсем в другом роде; степенный такой, осанистый; и говорил так сдержанно, прилично. Заметив меня он стал говорить о европейцах. Что, вот, они, англичане, французы, американцы. русские, немцы, приезжают в Китай, учат нас только добру, но не ждут от пас награды, а напротив мы ждем от них попользоваться чем-либо за то, что они же нас учат. Да и так со стороны посмотрите на них как они живут. Какие у них дома, как они одеваются, что едят и пьют. Все ото у них куда лучше нашего. Подумайте, теперь; не помогает ли им Бог, Которому они веруют и служат? Поэтому и нам не следовать ли лучше всего им?

Ф. Власов.

Из Вэй-хуй-фу, от Лукиана Цзан поступило прошение следующего содержания: «Я, слуга ваш, искренно желаю потрудиться в пользу православия; труды мои заключаются в следующем; обучать мальчиков грамоте и постепенно склонять к православию, на сколько смогу. Пособиями буду заимствоваться в Русской Духовной Миссии в городе Вэй-хуй-фу, куда я должен буду ходить с моими учениками каждое воскресенье, ибо место жительства моего находится в пяти верстах от Вэй-хуй-фу, в селении; место оживленное, мальчиков много. С надеждою на Бога, если осуществится это дело, то есть — если последует Ваше благословение, надеюсь, что потом можно будет выстроить большую школу и церковь на моей собственной земле; но на это пока Божия воля.

Ваш покорный слуга Лукиан Цзан.

На прошение это последовала резолюция Его Преосвященства: «Согласен. Бог благословит».

Мая 7 дня 1909 года.

Текст воспроизведен по изданию: Корреспонденция (Из Вэй-ху-фу) // Китайский благовестник, № 7-8. 1909