-

Как у нас образовалась пасека.

(Из записок инока-пасечника.)

С пасекой я знаком по Новому Афону, где был на послушании при опытном пасечнике. По прибытии в Пекине мне досталось другое послушание, наблюдать за постройками после разорения от боксеров, однако я не терял надежды рано или поздно заняться пчелами. Я услышал здесь, что китайцы не разводят по многу ульев, пользуются лишь дуплянками, никаких усовершенствований не знают и смотрят на это дело с спекулятивной точки зрения. Например, собирая раз в год мед, они совершенно убивают пчел и тогда уже берут мед из колодки. Однажды мне пришлось видеть здесь дерево, в котором жил дикий рой пчел. Я постарался достать (спилить) эту ветку дерева, где были пчелы в надежде пересадить их в настоящий улий и иметь от них рой. Но как раз в это время мне пришлось выехать за город Пекин для наблюдения за постройками на русском кладбище. Я взял с собою и рой, долго ждал когда он будет роиться, но думаю, что я просмотрел: пчелы отправились когда меня не было близко, так я и не дождался ничего. Китайцы, видя мое старание и любовь к пчелам, сообщили мне, что в городской стене есть пчелы. Стена эта в пять китайских саженей в высоту и в десять саженей шириною по верхнему поперечнику состоит из глины и облицована кирпичом крупным, в размере двенадцать на пять вершков. В тот же день, как узнал я об этом, так и побежал туда, к городской стене. А там из стены на высоте сажен четырех от земли дерево выросло и корнями своими раздвинуло облицовку стены, получилось нечто вроде пещеры, где пчелы и приютились. Достать их было [23] нелегко, пришлось леса построить. Добравшись по лесам до отверстия пещеры (оно было очень узко), я стал разбирать кирпич, чтобы про никнуть вглубь, но древняя кладка была так прочна, что я за день почти ничего не успел сделать. Да отчасти и боялся, так как стена казенная, а китайцев сбежалось много посмотреть, что я делаю. Убедившись в том, что они понимают и мне сочувствуют, я пришел на другой день и окончивши разборку облицовки, открыл вход в помещение, где жили пчелы. Это была вымоина приблизительно в несколько саженей пустого пространства. Пригласив к себе товарища (тоже афонца), мы с ним вдвоем клали выкуривать пчел. Их оказалось огромная масса. Они стали жалить нас немилосердно, я советовал товарищу обождать, спуститься вниз, но он говорит, что, ничего, не упаду зато мед будет сладкий, без труда ничего не делается. Так мы добились, что пчелы стали вылетать из помещения и оселись на ветке дерева. От тяжести их ветка гнулась, надо было ее поддерживать и спилить. Жалею, что не было со мной аппарата, чтобы снять фотографией этот гигатский рой. Вдвоем мы спустили его на землю или вернее сказать, спустились с ним, и овладели этой драгоценностью, у меня было уже заготовлено две колодки. Когда стали сажать в колодки, то рой разделился на два, и мы обрадовались, подумав, что две матки. На другой день послушав тот и другой улей, я понял, что матка есть только в одном, а потому, уезжая на кладбище, заказал товарищу смотреть накрепко, как бы рой не поднялся. Так и случилось, в десять часов утра, когда солнышко хорошо пригрело, все пчелы из обоих ульев поднялись на воздух целой тучей. Товарищ растерялся, не знает, что и делать. Стал Бога молить: Господи обрати их обратно. Так случилось: полетали пчелы, полетали соединились в один рой и сами вошли в один из ульев и окончательно там оселись. Так исполнялось изречение: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущий».

От этого роя в первый же год я имел семь дуплянок и собрал из них меда 10 пудов. С тех пор я серьезнее взялся за пчеловодство. Сам поделал ульи рамочной системы, по семнадцать рам в каждом с делением всего улья на четыре части, два летка, один против другого. В здешнем климате лето бывает дождливое, в средине улья делается сырость и заводится моль, если же хорошо проветривать ульи, то черви не так одолевают. Стенки ульев я делаю двойные от зимнего холода, чтобы оставлять пчел зимой в ульях. В дуплянках с [24] мольевыми бабочками бороться гораздо труднее. Туда они незаметно и быстро проникают, взять их трудно, а они скоро все опутывают паутиной, проедают мед, вылавливают в свои сети всех пчел и даже матку, и так погубляют целый рой. Это мне пришлось наблюдать, когда я был послан в одну весну в Дальний. Вернувшись оттуда я нашел, что в некоторых дуплянках нет ни пчел ни меда, а одни лишь молевые бабочки и воск. Пришлось вываривать их горячей водой, и за то лето удалось достать меда с сорока ульев только 10 пудов, а то все только воск. В следующую зиму я занялся ульями, и сделал рамочных сорок штук еще. Весна была благоприятная и все ульи занял новыми роями. Можно бы расширять дело и еще, но доски здесь дороги, хороший рамочный улей обходится с работой почти до десяти рублей. Так что я теперь остаюсь при восьмидесяти ульях. На зиму обставляю каждый улей сеном и обвязываю веревкой. Летками ульи стоят на юго-восток, потому что в зимнюю пору дуют сильные ветры с северозапада. Зимою в тихую погоду пчелы вылетают на солнце. Здешние пчелы мелкой породы вроде кавказских, приручаются быстро, трудолюбивы. Если внимательно ходить за ними, то пасека всегда может себя оправдать.

(Продолжение следует).

Инок Мелиссен.

Текст воспроизведен по изданию: Как у нас образовалась пасека. (Из записок инока-пасечника) // Китайский благовестник, № 4. 1911