БРУНО НАВАРРА

КИТАЙ И ЕГО ЖИЗНЬ

XV.

Равнодушие к удобствам жизни.

Прежде чем коснуться этого вопроса, следует заметить, что мы будем рассматривать его с нашей европейской точки зрения, что, конечно, даст ему совсем иное освещение.

Во первых скажем несколько слов о китайской одежде. Мы уже раньше имели случай заметить, что наши моды для китайца не представляют ничего привлекательного, и наоборот, нам кажется странным, каким образом целая раса подчиняется странному обычаю сбривать большую часть головы и оставлять непокрытым то, на что сама природа наложила волосистый покров.

Точно также привычка китайцев расхаживать во все времена года с непокрытой головой кажется нам очень странной. Летом, в знойный день, все защищают себя от солнца тем, что высоко над головой держат открытый веер, так как только небольшая часть населения может позволить себе такую роскошь, как зонтик.

То же самое можно сказать и относительно одежды. Для своего платья китаец употребляет только два рода материй: шелковые и хлопчатобумажные. Так как в некоторых [55] местностях бывают очень холодные зимы, то приходится иметь теплое платье, которое главным образом состоит из стеганых на вате халатов, надевающихся один на другой. Кроме этих халатов китаец не носит ничего, надевая их прямо на голое тело; само собою разумеется, они не прилегают плотно к телу и допускают в широких размерах простуду. Что касается до шерстяных изделий — то они почти совсем не выделываются за отсутствием на них спроса, хотя в горах разводится много овец, доставляющих в изобилии шерсть, которая вывозится в сыром виде. Китайские сапоги тоже на наш взгляд не удовлетворяют своему назначению, так как делаются из материи и легко промокают. Существуют так называемые промасленные сапоги, считающиеся непромокаемыми, по вследствие довольно высокой цены они мало распространены. То же самое следует сказать и о зонтиках. Их считают роскошью, а не необходимою принадлежностью костюма. Китаец, промокший под дождем не будет, снимать платья, а предпочтет, чтобы оно высохло на нем; наши перчатки вызывают всеобщее удивление, но не подражание и только на далеком севере надевают в редких случаях для защиты рук от холода плоские рукавицы.

Особенностью китайской одежды является отсутствие карманов, без которых мы не можем обойтись, так как привыкли иметь при себе разные вещи, как-то перочинный ножик, гребенку, зубочистку и т. п. Платок китаец прячет обыкновенно на груди, а если ему поручают передать какое-нибудь письмо, то он привязывает его к тесемкам исподнего платья около ладыжек и идет исполнять поручение.

Если же он носит брюки, то он или прямо засовывает в них письмо, или прячет его в складках своего длинного рукава, а иногда и под шапочку.

Большею частью все необходимые вещи, как-то маленький кошелек с деньгами, кисет и трубку китайцы носят за поясом. Если пояс немного ослабнет, то конечно все будет потеряно. Китайцы не носят ночного белья, а просто завертываются в одеяло, засыпая сном праведника. Хотя у них и сохраняется письменное предание, что Конфуций спал в ночном халате на один метр длиннее его тела, тем [56] не менее предполагается, что в данном случае говорится не о ночном одеянии, а о той одежде, которую он носил во время поста.

Даже новорожденные малютки, тело которых так чувствительно к простуде, кладутся прямо под одеяло, которое откидывается в том случае, когда мать хочет показать свое дитя. Компетентные люди указывают на внезапное охлаждение тела при таких обстоятельствах, как на причину большого процента смертности в детском возрасте. Когда дети немного подрастают, им в некоторых местностях Китая надевают вместо штанов нечто вроде мешков, наполненных до половины песком, или землей. Вследствие необыкновенной тяжести такого рода одежды бедный малютка прикован к месту и едва может двигаться. Китайское равнодушие к тому, что мы называем комфортом, проявляется в такой же степени в устройстве их жилищ, как и в одежде. Само собой разумеется, что мы не принимаем во внимание бедных жилищ, а говорим исключительно о домах состоятельных людей, могущих устроить их по своему желанию. Китаец не ценит совсем деревьев в смысле тени, он предпочитает им беседку из циновок. Желающие иметь какую-нибудь тень у себя на дворе, или в саду, но неимеющие на это средств, не садят больших деревьев, а довольствуются посадкой гранатовых кустов или живых изгородей. Когда делается так жарко, что нельзя высидеть дома, выходят на улицу, а если и там жара становится невыносимой, возвращаются снова домой. Некоторые дома имеют, против главного входа на южной стороне, еще дверь на северной стороне, открыв которую можно сделать сквозной ветер и хоть немного облегчить духоту знойного дня, но этого почему-то никогда не делается. Кан, служащий китайцам постелью и встречающийся повсеместно севернее 37 градуса широты, представляет собой лежанку, нагревающуюся во время топки печи и остывающую вскоре после потушения огня — и, как ложе, представляет для европейца верх всяких неудобств. Кроме неудобств, представляемых переходами от очень высокой к низкой температуре — кан служит источником мучений вследствие того, что в нем гнездятся всевозможные насекомые, от которых невозможно спастись даже в том случае, если будут удалены верхние [57] кирпичи. Насекомые эти проникают всюду и их никаким образом нельзя вывести, тем более, что китайцы совершенно не заботятся об этом, считая существование их вполне естественным. Что касается до москитов, то более состоятельные люди предохраняют себя от них сетками, но такой способ охраны представляет для большинства жителей Китая слишком большую роскошь, поэтому их пробуют выкуривать время от времени особыми курительными свечками.

Различие во взглядах на комфорт выражается также и в предметах домашнего обихода. Так напр. у нас для поддержки головы служит подушка, а у китайцев вместо нее употребляется кусок дерева, или кирпич, которым подпирается затылок. Провести ночь на такой подставке было бы для нас пыткой — точно так же, как китаец не мог бы вылежать больше десяти минут на нашей подушке.

Мы уже выражали свое удивление по поводу того, что в Китае совершенно отсутствует обработка шерсти, но еще удивительнее, что китаец при всей своей бережливости не делает никакого употребления из перьев, доставляемых массой всякой домашней птицы.

Китайские дома ночью освещаются очень плохо; масляные лампы страшно коптят и дают мало света, и хотя преимущества керосинового освещения и признаются всеми, но тем не менее из консерватизма все пользуются старым способом освещения.

Китайская мебель неудобна и некрасива; вместо широких сидений, китайцы довольствуются узкими; часто бывает, что ножки кресла шатаются и чтобы не упасть, нужно стараться садиться, соблюдая все правила равновесия.

Китайцы единственная азиатская нация, пользующаяся стульями, но они очень неудобного фасона.

На европейца всего неприятнее действует в китайском жилище сырость и холод. Пол в квартирах большею частью бывает глиняный, или кирпичный, двери на шипах. Холод проникает отовсюду через все щели, но даже если они и заклеены, то все равно ветер ходит по комнатам, так как китаец не подумает держать наружную дверь закрытой. В довершение всех несчастий, двери делаются такими низкими, что даже среднего роста человек должен [58] нагибаться, чтобы не удариться головой о притолоку. Китайские окна, заклеенные бумагой почти совсем не защищают от дождя, ветра, солнечного света, жары и пыли. Ставни встречаются только в редких домах и ими почти не пользуются.

Неудобство китайских жилищ особенно чувствуется при наступлении холодов. Все живущие в доме согреваются около кана и надевают на себя, как можно больше ватных халатов. Насколько плохи китайские помещения можно судить из того факта, что один Даотай осматривавший американскую тюрьму нашел, что камера заключенных лучше его ямен (Yamen (ямен) — присутственное место и жилище китайского чиновника.).

Одной из неприятных сторон китайской жизни является масса бегающих по улицам собак, которых буддийская религия запрещает убивать. Их лай и вой, по-видимому не производит никакого впечатления на флегматичного китайца, остающегося спокойным даже в том случае, если которая-нибудь из них сбесится и укусит его.

Как лечебной мерой пользуются волосами, укусившего животного, обвязывая ими рану.

Путешествие по Китаю связано с огромными неудобствами.

Не говоря уже о дорогах, о плохом состоянии которых мы говорили выше, места остановок, так называемые гостиницы и заезжие дворы содержатся настолько неопрятно, что провести в них хотя бы одну ночь является для европейца настоящим мучением. Комнаты таких помещений грязны, дымны, место для спанья кишит всевозможными насекомыми, нет никаких звонков к прислуге и желающий получить горячую воду для своего туалета, должен открыть дверь и кричать изо всех своих сил, рискуя, что его все-таки не услышат.

Улицы не освещаются и всякий городской житель ходит ночью с фонарем. Если у вас испортится фонарь, то вы можете купить новый только у разносчика, которого иногда приходится очень долго ждать.

Но ничто так не бросается в глаза в небесной империи, как отсутствие гигиенических и санитарных правил.

Тот, кто жил в Китае, знает до какой степени [59] загрязнены города, — какой там отвратительный воздух, так как все нечистоты никуда не свозятся, а гниют и разлагаются тут же на улицах.

Несмотря на то, что про таких условиях жизни, китаец должен бы был привыкнуть спокойно относиться ко всевозможным неудобствам жизни — мы видим наоборот у него в некоторых случаях даже исключительную щепетильность в этом отношении. Так напр., когда начинает идти дождь, всякий китаец бросает свою работу и бежит домой. Нам рассказывала, что солдаты одного из китайских фортов, занимавшего важную позицию и снабженного орудиями новейших систем, в самом разгаре военных действий бросили свои орудия и стали искать, где бы им укрыться, как только пошел сильный дождь. Кровавая резня в Тиенсине в 1870 г. приняла бы наверно еще более ужасающие размеры, если бы проливной дождь не разогнал пришедший в ярость народ, направлявшийся уже к иностранной колонии.

В заключение скажем еще несколько слов о неудобствах, представляемых неодинаковой стоимостью одних и тех же монет в различных местах. В некоторых местностях вы получаете вместо причитающихся вам 500 монет только 250, иногда вы получаете вместо настоящих монет, монеты худшего достоинства — отсюда возникают бесконечные споры. Кроме того веревки, на которых нанизаны эти монеты по 500 и по 1000 штук, очень непрочны, часто рвутся и тогда нужно их снова собирать, пересчитывать и нанизывать. Количество денег, равное мексиканскому доллару, весит не менее 8 фунтов; и вы никак не заберете с собой больше ста штук медной монеты. Если же нужно переслать, или везти с собой большие суммы, то для этой цели нужно нагружать ими вьючных животных. Обмен медных денег на серебряные слитки очень невыгоден, так как вас обыкновенно надувают и при продаже медных денег и при покупке серебряных. При всяких банкирских операциях берется большой дисконт и точно также возникают всевозможные несогласия относительно качества и количества монет. [60]

XVI.

Живучесть.

Живучесть китайцев составляет основу, на которой зиждутся их другие характеристические черты. Путешественника в Китае прежде всего поражает его многолюдность. Повсюду куда бы ни вступила его нога, ему приходится встречаться с избытком народонаселения. В тех же местностях, где этого не наблюдается, наверно существуют, или существовали какие-нибудь причины, вызвавшие уменьшение населения.

Так восстание тай-пингов, следовавшее за магометанским возмущением и страшный голод 1877-1878 годов уменьшили народонаселение Китая на несколько миллионов. Но во всяком случае сила разрушения, как бы она велика ни была, не может сравняться с силою жизни в течение мирного периода. Все китайские города и деревни буквально кишат детьми и для нас остается загадкой, каким образом такая масса малюток может быть накормлена и одета.

Единственным обстоятельством, задерживающим прирост населения, является употребление опиума, которое с каждым годом принимает все большие и большие размеры, подрывай в корне жизненную силу китайцев. Но тем не менее размножение желтой расы идет такими быстрыми шагами, что внушает опасения за будущность страны. Одна из первых заповедей, данных человечеству, гласить: «плодитесь и размножайтесь». По справедливому замечанию одного ученого она в то же время и единственная, которая соблюдается, в особенности в Китае. В настоящее время все более и более усиливающееся переселение китайцев в чужие страны является естественным выходом из стесненного положения, вследствие переизбытка населения. Но куда бы они ни переселились, в Вест-Индию, Сиам, Ост-Индию, Австралию, Полинезию, Мексику, Соединенные Штаты, в Центральную или Южную Америку, повсюду они очень скоро приспособляются к климату и местным условиям жизни. Они привыкают к новому месту жительства так легко, сплоченность между ними так сильна и они настолько превосходят жителей других рас своею умеренностью и трудолюбием, что некоторые страны из боязни конкурренции не принимают к себе китайских переселенцев. [61] При таких условиях всякий не китаец, боясь за будущность своей родины, успокаивает себя тем, что китайский народ не особенно склонен к переселению.

В Китае нередко приходится встречаться со стариками, которым больше 100 лет от роду — а таких которые находятся в преклонных летах, хотя и не достигают этого возраста, приходится видеть чуть ли не на каждом шагу. Зная недостаточность питания бедного класса общества, нужно удивляться тому, что такая масса людей достигает старческого возраста при плохих санитарных условиях и почти полном отсутствии медицинской помощи. Мы знаем, что в Китае ежегодно умирает масса людей от болезней, которые легко могли бы быть излечены, но именно то обстоятельство, что это число смертных случаев не так значительно, как могло бы быть, указывает на способность китайского организма противостоять болезням, из которых многие излечиваются без всякого медицинского средства.

Приведем здесь случай необыкновенной выносливости и живучести китайского организма.

Один из жителей Тиенсина добывал себе средства тем, что он собирал на стрельбище бывшие в употреблении снаряды. Как то раз один из таких снарядов взорвался и ему оторвало левую ногу. Его отправили в госпиталь, где ему была сделана ампутация ноги ниже колена. Как только он поправился, то снова обратился к своему прежнему занятию. Не прошло и шести месяцев, как снова взорвался один из снарядов и ему оторвало руку выше локтя. Правое плечо было обожжено порохом, на носовой кости и верхней губе оказались сильные поранения, правое ухо было почти оторвано так же как и правое веко, лоб и правая кисть руки. В таком положении несчастный пролежал без сознания под палящими лучами солнца в течение четырех часов. Наконец на него обратил внимание какой то мандарин, приказавший кули снести его в ближайший госпиталь. Как только мандарин скрылся из виду, носильщики, которым надоело нести такую тяжесть, бросили его в ров. Несмотря на большую потерю крови, несчастному все-таки удалось выбраться изо рва и проползти до ближайшей лавки, находившейся на расстоянии нескольких сот метров; там об нашел большую [62] корзину из под муки, в которую он лег, перевернув ее предварительно здоровой рукой. Владельцы лавки, чтобы избавиться от несчастного, стащили корзину к воротам больницы и оставили там на произвол судьбы. Несмотря на свое ужасное состояние и слабый пульс, больной был в полном сознании и совершенно разумно отвечал на предлагаемые вопросы. Хотя он был неисправимым курильщиком опиума, что, конечно, не могло содействовать его выздоровлению, но он все таки стал скоро поправляться и спустя четыре недели выписался из больницы.

XVII.

Терпение и настойчивость.

Как мы уже говорили выше, в Китае, вследствие переизбытка населения все жизненные потребности сведены до минимума, а самая жизнь представляет в полном смысле этого слова борьбу за существование. Для того, чтобы жить, нужны средства и их всякий достает, как может, терпеливо трудясь и относясь со всевозможной бережливостью к продуктам своего труда. Китаец готов работать за самое незначительное вознаграждение, считая, что лучше заработать небольшие деньги, чем ничего. Он работает с большим усердием, хотя знает, что своим трудолюбием не составят богатства, и доволен тем, что имеет хоть какой-нибудь заработок, дающий ему возможность существовать.

Рассказывают про генерала Гранта, что когда он возвратился из кругосветного путешествия, ему предложили вопрос, что из всего виденного им показалось ему самым изумительным. Он отвечал, что самое сильное впечатление произвели на него китайцы, превосходящие своим трудолюбием даже евреев.

Это изумительное терпение и настойчивость составляет прирожденное свойство всей нации, проявляясь даже у самого бедного нищего.

Примером настойчивости в исполнении задуманного, может служить следующий исторический факт. Император Kanghsi, царствовавший от 1662-1723 г., был знаменитейшим монархом и несмотря на это, во все время его [63] царствования, пираты, известные под именем Coxinga, грабили безнаказанно берега провинций Квантунг и Фукии, делая это так искусно, что их не могли уследить даже императорские корабли.

Долго думал Kanghsi, как бы избавиться от разбойников и наконец, ему пришла в голову остроумная мысль приказать всему населению этих береговых местностей отодвинуться на 30 ли в глубь страны, где они могли быть в безопасности от морских нападений. Это приказание было исполнено и достигло цели. Масса жителей побросала свои жилища в городах и деревнях на берегу моря и переселилась на 30 ли вглубь страны, где ими были основаны новые деревни и города, после чего разбойничьи нападения прекратились.

Я позволю себе привести здесь другой, не менее замечательный пример настойчивости китайского правительства. В 1873 году китайский генерал Тзо-тзунг-тан прочно укрепился в Баркуле и Гами, для того, чтобы положить конец большому магометанскому восстанию, которое начавшись из-за пустяков, распространилось, как лесной пожар, и охватило весь западный Китай и центральную Азию. Казалось невозможным при постоянно возникавших новых затруднениях преодолеть все препятствия и подавить возмущение. Целый год держался генерал на своей позиции и затем выступил в поход, гоня перед собой мятежников к границам Тянь-шаня. Как только его армия вступала в такую местность, где население не доставляло необходимых для жизни продуктов, она превращалась в земледельческую колонию, обработывала землю и дождавшись жатвы получала средства к существованию. Действуя, таким образом, армия бродячих земледельцев довела свое дело до конца и достигла блестящих результатов.

Китайское терпение проявляется во всей своей полноте при наступлении какого-нибудь общественного бедствия.

Стоит только вспомнить ужасное время 1877 и 1878 годов, в течение которых многие миллионы людей умерли с голоду. Наводнения Желтой реки опустошили плодороднейшие провинции; тысячи деревень были смыты с лица земли, и несчастные жители их бродили, не имея надежды на получение пристанища и куска хлеба. Правительство в этом случае [64] не оказывает никакой помощи, как для постройки разрушенных домов, так и для поддержки существовании этих несчастных. И они не возмущаются, а терпеливо переносят свое положение и стараются сами найти из него какой-нибудь выход. Они перевозят свои семейства на тачках туда, где они могут просуществовать подаваемой им милостыней, в том же случае, если семейство не надеется на свои силы, все члены его расходятся в разные стороны и всякий заботится только о себе; когда же наступают лучшие времена, то все соединяются снова вместе. Если по близости не предвидится никакой возможности добыть себе средства к существованию, они совершают путешествия в несколько сотен миль для того, чтобы найти такое место, где существует большой спрос на рабочих и где предвидится более легкая жизнь. Те же, которые остаются на старом пепелище, как только спадет вода, берутся снова за свои плут, снова проводят борозды и сеют пшеницу, — залог новой жизни.

XVIII.

Довольство и веселое расположение духа.

Мы уже видели, что китаец обладает удивительной способностью, легко переносит все неприятности, причем указывали на такие случаи, где эта способность принимает размеры психологической загадки.

Несмотря на ужасные социальные условия, китайская раса по-видимому никогда не теряла надежды на лучшие времена и старалась по мере возможности бороться с постигшим ее несчастьем: при этом заслуживает внимания тот факт, что мы не встречаем у китайцев никаких следов социалистических стремлений, представляющих характеристическую черту XIX столетия.

Кроме терпения и настойчивости мы должны причислить к числу китайских добродетелей и довольство окружающим. Прежде всего оно выражается в довольстве существующим правительством и в отсутствии всякого протеста против него. Китайские ученые дают тон всему народу, а они убеждены, что настоящая система правления есть единственная — пригодная для Китая. История китайцев дает массу [65] доказательств того, что невозможно добиться каких бы то ни было изменений в существующей правительственной системе, следствием чего является их несокрушимый консерватизм.

Китайцы представляют собою нацию фаталистов и у китайских классиков можно встретить целые главы, посвященные небесным законам, или судьбе; это последнее понятие у китайцев не имеет значение предопределения, как у нас, а скорей приближается по смыслу к выражениям удачи и случая.

Китаец не интересуется ничем за пределами своего отечества, он не имеет никакого понятия о вертких событиях европейской истории, как-то: эпохе возрождения, реформация, открытия Америки и т. п. Улучшение положения народа, конечно, не может играть никакого значения для тех, кто в своем умственном развитии отстал на много веков. Применение национально-экономических законов к улучшению государственных учреждений совершенно не трогает людей, не имеющих никакого понятия о народном хозяйстве, и не подозревающих, что в других странах социальные отношения могут быть поставлены лучше чем у них. Довольство китайца, рассматриваемое с экономической точки зрения, служит главной причиной отсутствия прогресса. Им получены в награду следующие небесные дары: трудолюбие, миролюбие и послушание. В придачу к этому он обладает веселым темпераментом крепкими нервами и желудком страуса. Но, обладая всеми этими данными, он не пытается пробить лбом стену, а покорно отдает себя судьбе в руки. Хорошее расположение духа, считаемое нами национальной характеристической чертой, тесно связано с довольством. Китайцы бывают очень приятными гостями, так как им везде все нравится и они чувствуют себя прекрасно повсюду. Они любят поболтать и одинаково просто держат себя в обществе старых друзей и совсем чужих людей, что очень много помогает сближению.

Китайцы никогда не жалуются на трудность работы: они готовы работать с раннего утра до позднего вечера, не выказывая никаких знаков неудовольствия: в случае же, если бы кто-нибудь из них и позволил себе что-нибудь подобное, то был бы тотчас же осмеян своими товарищами. Даже чернорабочие, исполняющие в течение целого дня без отдыха самую [66] тяжелую работу, не только никогда не жалуются на неравномерное распределение богатств, но напротив всегда находятся в очень благодушном настроении и по-видимому совершенно довольны своей судьбой.

Во время болезни китайцы тоже находятся в ровном оптимистическом настроении духа, даже при перенесении самых сильных страданий.

XIX.

Сыновняя любовь.

Говоря о характеристических чертах китайцев, мы должны непременно упомянуть и о любви детей к родителям, хотя это выражение употребляется у них в несколько ином значении, чем у нас и представляет собой очень сложное понятие.

На одном из миссионерских заседаний, состоявшемся в 1877 году в Шанхае, D-r Yates в докладе, «о почитании предков» изложил свои наблюдения по этому вопросу за время своего тридцатилетнего пребывания в Китае. После вступления, в котором он проводит ту мысль, что повсюду почитание предков считается выражением сыновней любви он замечает: «выражение «сыновняя любовь» не совсем точно и мы должны остерегаться, чтобы не впасть в заблуждение. Из всех известных нам наций «сыны Китая», самые непочтительные дети: они не слушают своих родителей и при первой возможности поступают по своему». D-r Legge, известный переводчик китайских классиков, проживший 33 года в Китае не соглашается с ним, ссылаясь на свои наблюдения, противоречащие высказанному D-r Yates положению. Таким образом мы видим, что относительно этого вопроса два компетентных ученых совершенно расходятся во взглядах и нам ничего не остается, как постараться согласить их и из их крайних мнений сделать средний вывод, который, вероятно, будет соответствовать настоящему положению вещей.

Если мы обратимся к классикам, то увидим, что из числа 3000 перечисляемых ими проступков на первом месте стоит неповиновение родителям. Одна из самых [67] общеупотребляемых китайских поговорок гласит: сыновнее почтение есть первая из добродетелей. Это сыновнее почтение понимается в очень широком смысле и всякая небрежность и нерадение приписываются недостатку его в том или другом случае. Так, напр., всякий кто расхищает чужое имущество, обвиняется в недостатке сыновней любви, всякий служащий не исполняющий своих обязанностей заслуживает такие же укоры. Кто не выказывает достаточно мужества на войне, или не исполняет обязательств налагаемых дружбою тоже считается плохим сыном.

По общепринятому мнению сыновняя любовь основывается на благодарности. Так оно и принимается, как в классических сочинениях, так и в одной из глав священного эдикта. Конфуций назначает трехлетний срок для траура после смерти родителей, как напоминание о том, что в течение первых трех лет жизни ребенок не может быть отнят от своих родителей.

Сыновняя любовь вменяет китайцам в обязанность заботиться о своем теле, потому что оно есть плоть от плоти и кровь от крови родителей, услуживать им и после их смерти молиться за них и идти по их следам в жизни. «Тот, кто поступал таким образом в течении трех лет», говорит Конфуций «может быть назван хорошим сыном». В том случае, если родители идут по ложному пути, сын может кратко и в мягкой форме выяснить им их заблуждения. Если же родители не склоняются на его мольбы, то он должен стараться успокоить их и тогда снова приступить к увещаниям. Он должен молчать даже и тогда, если подвергнется гневу и наказанию с их стороны, он не смеет пикнуть, хотя бы от их побоев лилась потоками его кровь — напротив того: он должен еще больше высказывать им почтения и стараться как можно лучше выполнять свои сыновние обязанности.

Конфуций ясно говорит: сыновняя любовь выражается в настоящее время в попечении о родителях и прибавляет, что в прежнее время она выражалась еще и другим образом. С тех пор прошло много столетий и его проповедь вошла в плоть и кровь китайцев. Чтобы еще лучше убедиться в этом, читателю стоит только прочесть книгу о 24 примерах сыновней любви. Там между прочим рассказывается [68] об одном мальчике шести лет, жившем во время династии Минг.

Как-то раз этот мальчик пошел к своему приятелю, который стал угощать его апельсинами. Маленький гость с удовольствием поел апельсинов и воспользовавшись удобным случаем еще стащил две штуки и спрятал их в свой широкий рукав. При прощанье случилось, что украденные апельсины выкатились из рукава. Тогда он встал перед хозяином на колени и сказал: «я хотел снести эти апельсины моей матери: она их так любит». Так как отец этого мальчика занимал, высокое положение, то с нашей точки зрения его самооправдание не выдерживает никакой критики, но в глазах китайцев поступок этого мальчика представляет яркий пример сыновней любви.

Другой мальчик, восьми лет, живший во время династии Чин, зная, что родители его не имеют возможности купить сетки для предохранения себя от москитов, улегся рано в постель и пролежал всю ночь, не двигаясь, с целью предоставить себя на съедение этим насекомым и тем обеспечить спокойный сон своим родителям.

Приведем еще один типичный пример китайской сыновней любви. Во время династии Хан, жил один человек, который не имел средств, чтобы прокормить всю свою семью, состоявшую из матери, жены и трехлетнего ребенка. «Мы так бедны», сказал он жене, «что с трудом только можем прокормить мою мать, зачем же лишать ее необходимой пища из-за нашего ребенка. Не лучше ли закопать его в землю. Детей мы можем иметь сколько угодно, но матери нам и заменит никто». Жена не посмела ему противоречить и они уже вырыли яму глубиной в два фута, как вдруг на дне ее увидели золотую вазу с надписью, что небо посылает ее в награду «преданному» сыну. Если бы не случилось этого чуда, ребенок был бы зарыт живым в землю и с китайской точки зрения родители считали бы себя совершена правыми.

Горячее желание иметь детей вытекает из необходимость непрерывно в течение будущих поколений приносить жертвы предкам, что составляет одну из главных житейских обязанностей. Поэтому всякий сын должен жениться, как можно раньше. В Китае часто встречаются дедушки, которым еще нет [69] и 36 лет от роду. Один мой знакомый, находясь на смертном одре, делал себе следующие упреки, во-первых — он обвинял себя в том, что недостаточно долго жил для того, чтобы иметь возможность похоронить свою мать, а во-вторых в том, что не позаботился о женитьбе своего десятилетнего сына.

Одною из главнейших причин развода служить отсутствие потомков мужеского пола. Желание иметь их приводит к конкубинату со всеми его печальными последствиями. Рождение сына сопровождается празднествами, между тем, как рождение дочери служит предметом огорчения для родителей. Такое отношение составляет одну из главных причин детоубийства, которое больше распространено на юге, чем на севере. Незаконных детей родится очень много и их бросают совершенно на произвол судьбы. Мы уже говорили о соблюдении трехлетнего траура после смерти родителей, на практике же этот срок сокращается до 27-ми месяцев. Точное соблюдение траура вменяется каждому китайцу в непременную обязанность. В некоторых случаях сын строит себе хижину около могилы отца, где он остается во все время траура. Ремесленники и рабочие по большей части проводят у могилы только ночь, а днем ходят на работу, хотя и из них многие очень точно исполняют свои обязанности в этом отношении, — удаляясь на время траура в пустыню и исключительно предаваясь там своей скорби. Такие ревностные сыновья часто являются бременем для семьи, но китайцы никогда не думают о последствиях, а исполняют свои обряды, считая их святою и непременною обязанностью.

Часто мы видим, как люди продают свой последний кусок земли, или дом, чтобы, на вырученные от этой продажи деньги, сделать соответствующие похороны родителям. Китаец не понимает всего безрассудства такого поведения и действует на основании прописей, которые он считает безусловно справедливыми и не терпящими никаких возражений. Аббат Гук сообщает интересный пример такого формального отношения к делу. Во время своего пребывания в южном Китае, ему как-то пришлось отправить посланного с поручением в Пекин. Зная, что у одного из находящихся у него в школе учителей была в Пекине мать, он предложил ему воспользоваться этим случаем и послать о себе весточку. Когда [70] учитель узнал о наступающем отъезде посланца, он призвал к себе одного из своих учеников и сказала: возьми бумагу и напиши письмо моей матери, но не теряй времени, потому что посланный скоро уезжает». Само собой разумеется аббат Гук был очень удивлен и спросил ученика, знаком ли он с матерью своего учителя. «Нет», отвечал мальчик. «Что же ты тогда ей напишешь» с удивлением спросил аббат Гук». «То, что всякий сын должен написать своей матери! Вот уже год, как я изучаю стилистику, и я должен суметь это сделать».

Китайские правила повиновения детей родителям имеют в виду только сыновей и в них ни слова не упоминается о дочерях, таким образом, уже этим одним высказывается пренебрежение к женщине и она ставится ниже мужчины. Что касается до замужней женщины, то конфуцианизм первой и самой главной обязанностью ее, считает повиновение родителям.

Если невестка не поладит со своим свекром, или свекровью, то ее муж должен развестись с нею. Организация китайской семьи, основанной на патриархате имеет массу дурных сторон. Она подавляет некоторые естественные сердечные влечения и наоборот, развивает другие до крайних пределов: требует абсолютного подчинения младших старшим, угнетает, таким образом, психику человека и противодействует всякому развитию и здоровому прогрессу.

Культ предков, ради которого стремятся, как можно раньше и как можно больше плодить детей, в сущности представляет собой один из самых прочных устоев консерватизма.

XX.

Милосердие.

Китайцы считают милосердие самой главной из пяти признаваемых ими добродетелей. Письменный знак, которым они обозначают это слово, состоит из знака, выражающего понятие «человек» и другого знака, обозначающего цифру два — отсюда вывод — следовательно: милосердие представляет нечто такое, что проявляется в взаимных отношениях людей между собою. [71]

Ленциус говорит, что чувство милосердия свойственно всем людям, но только выражается в различных формах; кроткое, любвеобильное учение буддизма, само собой разумеется, тоже наложило свой отпечаток на характер китайского народа. Воспитательные дома, убежища для прокаженных, бесплатные школы — созданы исключительно китайским альтруизмом без всякого чужеземного влияния. Давид Гилл, производивший исследования по этому вопросу, насчитывает в Ионкау, около тридцати благотворительных учреждений, на которые расходуется около 8000 фунтов стерлингов.

Многочисленные бесплатные столовые в голодные года, а также раздача даровой зимней одежды нуждающимся, представляют собой всем известные формы благотворительности, которые поддерживаются не правительственными субсидиями, а почти исключительно частными денежными пожертвованиями.

К китайским благотворительным учреждениям следует также причислить те общества, которые содействуют возвращению переселенцев на родину и перевозке и погребению их покойников. Существу ют также общества, которые покупают гробы для бедняков и хоронят их, собирают человеческие кости и предают их снова погребению, копят исписанную, или печатную бумагу, чтобы посредством сожжения предохранить ее от осквернения и покупают живых рыб и птиц, которых отпускают на волю. В некоторых местах такие же общества раздают всем желающим пластыри и лекарства, обладающие таинственной силой. Такие легкие способы оказания благодеяний, как пускание рыб и птиц после их улова снова в воду и на волю, практикуются китайцами в больших размерах.

Типом поверхностной китайской благотворительности может служить одно общество, известное под названием «двадцати овсяных круп». В 8-й день 12-го месяца всякий член этого общества готовит очень дешевый, плохой суп, который в течение 12 часов предлагается бесплатно всякому желающему. Такой поступок считается проявлением высокой добродетели и достойным всякого уважения. В годы хорошего урожая, любителей этого супа не находится, так как всякий самый бедный человек может насытиться у себя дома чем-нибудь повкуснее, но тем не менее члены этого общества все-таки варят его и за неимением потребителей по прошествии дня [72] целиком выливают его в свиное корыто, и добродетельные люди, готовившие его для бедняков, ложатся спать с гордым сознанием исполненной обязанности.

Мы уже говорили о милостыне, раздаваемой встречающимся нищим. В городах они организуются в определенные синдикаты; если какой нибудь купец откажет нищему в подаянии, которое тот просил по всем правилам искусства, ожидая ее в течение полагающегося времени — то лавка его будет осаждена толпой самого ужасного сброда, что, конечно, помешает торговле. Эта голодная толпа до тех пор не успокоится и будет приставать к торговцу, пока не получит желаемой милостыни. Обе стороны отлично понимают положение дела и благотворительность, таким образом, практикуется чисто формальным образом, как бы из под палки. То же самое нужно сказать о том подаянии, которое раздается беглецам. В глубине своей души китаец не думает о том, чтобы облегчить их участь, а помогает с расчетом на благословение свыше, которое будет ему наградой за доброе дело.

Оборотной стороной всех благотворительных учреждений является китайская система хищения денег должностными лицами. Даже в случае голодовок бессовестные чиновники готовы воспользоваться большею частью денег, идущею на пособие несчастным голодающим.

XXI.

Отсутствие сострадания.

Всякий иностранец, проживший некоторое время в Китае не может не заметить, что в Китае нет свободных денег. Даже люди, занимающие хорошее положение, только с величайшими затруднениями могут достать небольшую сумму денег в случае необходимости. При таких обстоятельствах обычный способ добывания денег состоит в том, чтобы представиться умирающим с голоду. Это значит, что в тех случаях, когда вам необходимо иметь в руках свободные деньги, для какого нибудь дела, напр., для ведения процесса, или для похорон, нужно так упорно и настойчиво просить, как если бы вы умирали с голоду. Есть, [73] конечно, и в Китае богатые люди, которые могут вести свои дела без посторонней помощи, но большинство китайцев живет в бедности. Эта постоянная борьба за существование со всеми своими последствиями делает жизнь совершенно бесцветной, вращающейся исключительно только на деньгах и добывании себе пропитания.

Видя постоянно вокруг себя бедность, народ привык к нищете. Какова бы ни была помощь, оказываемая китайскими благодетелями, она не может облегчить участь и тысячной доли тех несчастных, которые стекаются к ним со всех сторон. Таким образом они должны неминуемо придти к тому заключению, что все, что ими делается для облегчения участи бедняков, совершенно бесполезно, так как их деятельность ничто иное, как капля в море. При таких условиях совершенно естественно, что пропадает охота оказывать какую бы то ни было помощь, и действительно у китайцев по этой, или по другой причине совсем не развито чувство сострадания, что особенно ясно видно из их отношения к тем несчастным, которые страдают каким-нибудь телесным недостатком. По народному поверию нужно обходить встречающихся на дороге хромых, слепых, в особенности кривых и косоглазых, так как предполагается, что люди с телесными дефектами или обладают соответственными психическими недостатками, или много грешили в жизни и терпят наказание за свои грехи. Косому часто приходится слышать следующее замечание: «у кого глаза косые, у того сердце лукаво».

Таким образом эти несчастные люди с физическими недостатком должны всю жизнь служить мишенью для насмешек.

Точно с таким же пренебрежением относятся к людям с недостатками умственных способностей. «Этот мальчик — идиот», замечает кто-нибудь из окружающих, указывая на мало развитого ребенка. И хотя на самом деле в данный момент это замечание несправедливо, но при частом повторении оно действует на мальчика угнетающим образом, и он действительно мало-помалу начинает тупеть. Такая же черствость наблюдается и в отношении ко всем нервным людям; их не стесняясь называют сумасшедшими, обсуждая их болезненные особенности в их присутствии.

У народа, приписывающего такое огромное значение [74] потомству, бесплодие, конечно, служит поводом для всякого рода упреков и осуждений. Поразительным примером отсутствия мягкости в характере китайца может служить отношение к невесте в день ее свадьбы. Китайские девушки очень боязливы и потому стесняются в присутствии чужих людей. Обычаи в различных местностях бывают очень различны, но в одном пункте наблюдается их общее сходство. Все решительно без всякого стеснения поднимают занавеску носилок и нахально глазеют на невесту, что только еще больше смущает ее. Кроме того, раньше чем выйти из носилок, перед домом своего свекра невеста подвергается критике окружающих, как лошадь, выведенная на базар для продажи.

Китайская семейная жизнь служит лучшей иллюстрацией отсутствия чувства сострадания. Конечно, бывают исключения, но вообще большинство китайских браков очень несчастно: в отношениях между супругами совершенно отсутствует то согласие, которое должно составлять основу супружеской жизни. Китайское семейство представляет собой собрание под одной крышей лиц, связанных между собой на продолжительное время чисто формальным образом и из которых каждое преследует главным образом не общие, а свои частные интересы.

Женщины часто подвергаются дурному обращению в семье. Это одинаково относится и к матерям и к дочерям. Как только дочь выходит замуж, все ее отношения к родительскому дому прекращаются. Хотя правилами хорошего тона предписывается, чтобы дочь время от времени посещала своих родителей, но эти посещения имеют скорее деловой характер — и в тех случаях, если часто повторяются, вызывают неудовольствие со стороны отца, братьев и даже матери. Возвращаясь из своей родной семьи в семью мужа, невестка не смеет показаться с пустыми руками, так как в таком случае ей не будет житья от свекрови. Жена сына занимает в доме положение не многим лучше служанки и всегда выбирается сильная и здоровая, чтобы могла исполнять разные домашние обязанности и готовить кушанье. Мы знаем такой случаи, когда здоровая, цветущая девушка 20 лет была отдана замуж за десятилетнего мальчика. О печальном положении китайских жен [75] можно было бы написать целую книгу. Если мы вспомним, что китайские девушки выходят замуж очень рано и проводят большую часть своей жизни под строгим надзором свекрови, то можно себе представить какая беспросветная тяжелая жизнь выпадает на их долю. Родители молодой женщины совершенно беспомощны в этом отношении; в случае особенно тяжелых условий жизни их дочери, они могут только слабо протестовать, если же дочь впадет в отчаянье и кончит самоубийством, им предоставляется только право устроить соответствующие ее положению похороны.

Всякий муж, обвиняющийся в плохом обращении с женой или убийстве ее, всегда приводить в свое оправдание недостаток почтительности с ее стороны по отношению к его родителям. В особенности распространено самоубийство между молодыми женщинами: как тяжело им живется, можно судить по упрекам, сделанным матерью дочери после того, как ее попытка лишить себя жизни окончилась неудачно; «отчего ты не умерла, когда это счастье было так близко от тебя».

Судьба китайских наложниц еще печальнее.

Один из живущих в Китае европейцев рассказывает следующее: «бургомистр города, в котором я жил, был очень богатым человеком, известным ученым, способным чиновником, знакомым со всеми мудрыми учениями классиков и тем не менее он лгал, воровал и подвергал людей самым ужаснейшим мучениям и пыткам, когда давал волю своему необузданному праву. Когда одна из его жен убежала и была снова поймана, он велел привязать ее к дереву головою вниз и бить кнутом, пока она не умерла в страшных мучениях».

В такой стране, как Китай — бедный не имеет времени хворать, на болезни же женщин и детей не обращают никакого внимания и так запускают их, что они в конце концов становятся неизлечимыми.

Мы уже упоминали о том подчиненном положении, в котором находятся все молодые люди. В Китае все дела сваливаются на самого младшего представителя семьи; во время путешествия он должен обо всем заботиться; точно также самый младший слуга должен расплачиваться своими боками за всех. Очень часто молодые люди, которым [76] становится в тягость такое положение в своем отечестве, выселяются за границу, где они скоро находят заработок.

Само собой разумеется, что нельзя судить о характере народа исключительно по наблюдениям, сделанным во времена голодных годов, но все-таки эти периоды в некоторых отношениях могут служить пробными камнями социальных отношений. Так продажа женщин и детей, конечно, совершается не только во время голодовок, но во время их она достигает своего высшего развития. Всякий, кто хоть немного знаком с социальными условиями Китая, знает, что в последние годы в провинциях, подвергшихся голодовкам, продажа женщин и детей совершалась так же открыто, как продажа ослов и других вьючных животных, с тем только различием, что женщин не выводили на базарную площадь. Во время большого голода в 1878 году вывоз проданных женщин и детей в центральную Азию был настолько велик, что в некоторых местах нельзя было найти повозки, так как все они были забраны для перевозки рабынь.

Мы уж выше говорили о том, что на заболевание женщин и детей не обращается ни малейшего внимания. Оспа, представляющая одну из самых ужасных болезней, очень распространена в Китае. На эпидемические болезни также не обращается достаточного внимания, так как жертвами их бывают по преимуществу дети; как на последствие этих болезней можно указать на потерю зрения: слепых в Китае встречается очень много. Трупы маленьких детей не хоронятся как следует, только завертываются в циновки и зарываются так не глубоко, что собаки очень скоро раскапывают и растаскивают их.

Китайцы не так боятся оспы, как мы, но зато к тифу они питают такой же страх, как и к скарлатине. Тиф протекает там очень неблагоприятно, больной чувствует большую, слабость и ужасные боли во всем теле, затем очень быстро наступает агония и из десяти случаев девять оканчиваются смертельным исходом. Вследствие этого туземцы имеют такое представление об этой болезни: по их мнению комната больного кишит злыми духами, даже мебель издает звуки и отвечает на заданные вопросы, вследствие чего только немногие решаются навещать больного. Большею [77] частью из боязни заражения его оставляют совершенно одного, как зачумленного и ставят сосуд с водой около его комнаты. Дверь плотно затворяется и два, или три раза в день несчастного тычут колом, чтобы узнать жив он, или нет.

Всякому европейцу, конечно, бросается в глаза, что китаец очень неохотно оказывает помощь при каких бы то ни было обстоятельствах. Много лет тому назад на Янтсекианге случился пожар на одном из иностранных пароходов. Тысячи китайцев были свидетелями этой катастрофы и ни один из них не двинул пальцем, чтобы спасти пассажиров, или команду судна. Мало этого: когда этим несчастным удалось выбраться на землю, то многие из них были ограблены местными жителями, а некоторые даже убиты.

В путешествии особенно чувствуется эта нелюбезность китайца: путешественнику очень трудно добиться каких-либо указаний относительно дороги и все стараются только как бы побольше сорвать с него денег.

Перевозка покойников совершается с большими трудностями; мы знаем такой случай, что брату умершего пришлось целую ночь дежурить на улице у гроба, потому что хозяин гостинницы не позволял внести гроб в жилое помещение. Так как за перевозку трупов требуют больших денег, то они упаковываются как товар и перевозятся в таком виде.

Очень жестоко поступают также с преступниками, с которыми чаще всего расправляются при помощи самосуда; есть целый разряд преступлений, которые не доводятся до суда потому, что судебное разбирательство тянется очень долго и может очень дорого стоить. Так, напр., прелюбодеяние подлежит по большей части самосуду; на виновного набрасывается целая толпа людей ему раздробляют кости черепа, или выжигают негашеною известью глаза. Такая жестокость кажется китайцам совершенно в порядке вещей и когда кто-то из европейцев возмутился против нее, — то один интеллигентный китаец ответил ему с удивлением: «этот человек заслуживал смерти — ему оказали большое снисхождение, даровав ему жизнь, и что за беда в том, если его немножко покалечили». Такое же жестокосердие наблюдается и по отношению к очень близким людям. «Зачем ты пришел к нам», — [78] сказала одна невестка своему деверю, вернувшемуся после многолетнего отсутствия домой таким же бедняком, каким он был и раньше. — «Здесь нет для тебя места, а если тебе что-нибудь нужно — возьми этот нож, или вот эту веревку и то, и другое может сослужить тебе хорошую службу».

Следует заметить, что человеческая жизнь, которой теоретически приписывается большое значение при известных обстоятельствах, ценится очень низко. Одним из наиболее распространенных преступлений является воровство, считающееся после убийства одним из самых тяжелых преступлений и жестоко наказываемое.

Я сам видел, как одна бедная женщина, страдавшая клептоманией, была в наказание за свои преступления прикована к тяжелому мельничному камню. Как только уличают кого-нибудь в воровстве, тотчас же стараются от него избавиться или посредством тайного убийства, или посредством зарывания его живым в землю, причем иногда преступников самих заставляют копать себе могилы.

Все эти примеры жестокости китайцев доказывают ясно, что им совершенно незнакомо чувство сострадания. Дети растут без всякого воспитательного влияния в этом отношении со стороны родителей, как маленькие дикари, — а, поступив в школу, подвергаются за малейшие провинности грубым и даже жестоким наказаниям, от которых еще больше грубеет их сердце.

Жестокость китайских наказаний за преступления может также служить доказательством отсутствия чувства сострадания. Мы не будем уже говорить об ужасных пытках, которым обвиняемые подвергаются в темницах. Но и помимо их можно привести массу случаев самой возмутительной жестокости. Так, напр., за неимением веревок, преступника прибивают крепко гвоздями к стене. В одной из китайских провинций существует обычай сжигать обвиняемых в воровстве, причем все присутствующие при такой расправе должны сами подкладывать огонь. [79]

XXII.

Общественные неурядицы.

В таком густо населенном государстве, как Китай, где количество членов семьи колеблется между десятью и двадцатью лицами владеющими одним общим имуществом, всевозможные ссоры и раздоры составляют обычное явление.

В китайском языке слово «Chi», которым обозначается возникновение гнева, играет большую роль в философии и в практической жизни. По китайским понятиям гнев производит большое влияние на весь человеческий организм и может служить причиною всевозможных болезней, как-то слепоты, сердечных припадков и т. п. Китайский врач первым долгом задает своему пациенту вопрос: «что тебя разгневало?» Даже и иностранные врачи на основании своих личных наблюдений тоже пришли к заключению, что китайское Chi может вызывать все те явления, которые приписываются ему туземцами.

Китайцы имеют обыкновение, делая возражение, повышать голос и перебивать своего собеседника в случае своего несогласия с ним. Искусство ругаться доведено китайцами до совершенства, при малейшем поводе — будет ли это на улице, или дома, они извергают целый поток самых отборных ругательств. Особенно отличаются в этом отношении женщины — если они набросились на кого-нибудь, то уже ему нечего ждать пощады. Дети прежде всего научаются бранным словам, которые они повторяют, не понимая их значения. В состав ругательств входят также и разнообразные проклятия, которые могут употребляться без отношения к какому-либо определенному лицу. Китаец может ругаться, разговаривая сам с собой во время работы, этим он или показывает, что у него не ладится работа, или он хочет предотвратить те упреки, которые ему могут сделать относительно ее. Часто обокраденный выражает свое неудовольствие руганью в присутствии вора, которого он знает и которого он таким приемом хочет предостеречь от дальнейших попыток в области его преступной деятельности. К таким публичным жалобам и упрекам особенно склонны женщины, которые могут [80] целыми часами кричать, обращаясь к уличной толпе, до полной потери голоса. Китайцы могут нанести друг другу на словах самые тяжелые оскорбления по самому незначительному поводу — когда двое ссорящихся доходят до крайней степени возбуждения, то они не вступают в драку, как мы, а вцепляются друг другу в волосы. Одною из замечательных особенностей всякой ссоры является то, что противники не разбирают обстоятельств, вызвавших ее, а, сцепившись, начинают прежде всего неуважительно отзываться о предках и о роде своего врага. Это считается большим оскорблением, но самое обидное заключается не в словах, а в том, что благодаря им оскорбленный утрачивает свое «лицо».

Китайцы от всякого несправедливого оскорбления приходят в страшную ярость и до того выходят из себя и забывают все на свете, что готовы бывают по самому пустому поводу лишить себя жизни. Так напр. одна женщина бросилась под колеса повозки, только потому, что она осталась недовольна отрицательным ответом на свою просьбу.

Во время семейных раздоров очень часто разбивается и ломается весь домашний инвентарь. В Пекинской газете рассказывается следующий случай: один китаец, желавший взять себе красивую жену, — ошибся в своих расчетах, так как при ближайшем знакомстве оказалось, что избранная им спутница жизни стара и некрасива. Узнав об этом, он до такой степени вышел из себя, что разбил вдребезги все приданое и осыпал ругательствами и проклятиями всех членов семьи своей невесты.

Для прекращения ссор, достигающих своего крайнего предела, употребляются увещания со стороны окружающих, которые берут на себя роль примирителей враждебных сторон. Эти примирители употребляют все свои усилия, чтобы дело не дошло до суда, которого в такой же степени желают избежать и ссорящиеся. Эта нелюбовь к судебному разбирательству доходит до того, что китайцы предпочитают лучше покончить самоубийством, чем явиться в суд. Рассказывают, что в одной деревне с многотысячным населением в течение нескольких поколений не было ни одного случая судебного разбирательства, так как все ссоры заканчивались на месте вмешательством примирителей. [81]

XXIII.

Круговая порука и уважение к закону.

Одною из самых резко выраженных особенностей китайского социального строя является так называемая круговая порука.

В Китае в противоположность европейскому строю, где каждый отдельный индивидуум представляет собой социальную единицу, такой единицей является «семья», «род» или «деревня». Множество китайских деревень населено исключительно людьми, носящими одно и то же родовое имя и происходящими от одного и того же предка. В таких деревнях все жители между собой находятся в тесном родстве и считают друг друга братьями. Вследствие этого деревня представляет собой сплошное целое, в котором все связаны круговой порукой, т. е. отвечают друг за друга. Отец отвечает за сына и не только в течение определенного периода, но во все время своей жизни. Точно также с сына взыскиваются долги отца, старший брат ответственен за проступки младшего, а глава семьи за всех членов своего семейства.

Давление, оказываемое старшим братом на младшего совершенно не вяжется с нашими представлениями о личной свободе; младший брат совершенно бесправен; так, желая купить напр. себе какую-нибудь принадлежность одежды, он должен спрашивать позволения старшего брата.

Кроме семейной круговой поруки существует еще в Китае так называемая соседская круговая порука. В случае какого-нибудь преступления, живущие по близости считаются за него ответственными, так как признается, что они могли заблаговременно знать о нем и виноваты тем, что не донесли во время.

Судопроизводство отцеубийства может служить наглядным примером такой круговой поруки. По донесениям пекинской газеты один губернатор, расследовав дело об отцеубийстве, приказал снести все дома по соседству с домом преступника, обвиняя его соседей в том, что они не оказали в свое время достаточного влияния, предотвращения преступления. [82] Иногда для наказания, таких ответственных за других лиц выламывается часть городской стены, или запираются которые нибудь из городских ворот.

Следующей после соседей инстанцией круговой поруки является деревенский старшина, исполняющий многочисленные обязанности и власть которого простирается не на одну деревню. Он представляет собой посредника между народом и мандаринами и таким образом из первых рук получает все жалобы с той и другой стороны.

Выше его стоят начальники округов, являющиеся высшими сановниками Китая. Само собой разумеется, они угнетают народ насколько возможно, а сами низкопоклонствуют перед высшими служащими. Часто в лице одного чиновника соединяются многочисленные должности, которые он вследствие этого не может исполнять как следует, тем более, что многие мандарины ставят своею единственною целью выжимание возможно большого количества денег из подчиненной ему области, а всю работу предоставляют младшим служащим.

Всякий город и всякая деревня делятся на группы из 10 семейств. На всяком доме висит вывеска, на которой написана фамилия главы дома и количество членов семьи. Как только на доске появляется имя какого-нибудь подозрительного незнакомца, как сейчас же об этом доносится местным властям, которые в свою очередь доводят это до сведения начальника округа, отдающего приказ арестовать бродягу и подвергнуть его строгому наказанию. Такая система доносов очень часто служит к раскрытию и предупреждению преступлений.

Если бы этот обычай вывешиванья досок с именами жильцов соблюдался во всем Китае, то на основании его можно бы было при помощи статистики установить точное число китайского народонаселения, но, к сожалению, в Китае теория очень часто расходится с практикой.

Чиновники находят совершенно лишним собирать точные числа для статистических сведений, когда и приблизительные цифры, по их мнению, отлично достигают своей цели. Народ тоже не охотно доставляет точные сведения, так как боится, что они собираются правительством с целью наложения новых податей.

Что касается ответственности чиновников перед [83] правительством, — то всем известно, как прекрасно они умеют сваливать ее на других, хотя иногда им приходится и самим расплачиваться очень строго за свои оплошности.

История наводнения в провинции Чили летом 1888 года дает нам очень интересные сведения о служебной ответственности должностных лиц. Несмотря на то, что правительственными чиновниками были приняты все меры, для предотвращения бедствия, губернатор этой провинции Ли-хунг-чанг тем не менее издал приказ, чтобы все они лишены были своих прав и занимаемых ими мест. Точно также губернатор провинции Гонан отставил множество мандаринов от занимаемых ими мест, за то, что они не сумели направить течения Желтой реки по ее старому руслу.

Ответственность должностных лиц увеличивается соответственно возвышению их положения и достигает своей кульминационной точки в лице императора. Он часто издает указы, в которых перечисляет свои проступки, считая себя ответственным за наводнения, голодовки, восстания и прося прощения у неба.

Китайский обычаи круговой поруки представляется нам в высшей степени жестоким, так как преступление одного лица влечет за собой несчастье всей семьи. Такие случаи в особенности часто наблюдались во время восстания тайпингов, но они составляют обычное явление и в мирное время. В 1873 г. один китаец был уличен в разрытии могилы одного из членов императорского семейства с целью похищения золотых украшений гроба. За это преступление вся семья его из одиннадцати человек, в составе четырех поколений, была приговорена к смерти.

Точно также нелепа и ответственность должностных лиц за те несчастные случаи, которых они не могли предотвратить результатом чего является сокрытие чиновниками многих преступлений из боязни ответственности.

Другим не менее важным недостатком административной системы является скудость получаемого чиновниками жалованья, которого не хватает даже на расходы yamen’а (yamen — присутственное место, при котором находится и квартира чиновника.) в течении одного дня. Вследствие этого они бывают принуждены [84] увеличивать свои доходы путем вымогательства и всякими другими незаконными способами.

Изложив все недостатки системы круговой поруки, нам остается теперь упомянуть и о ее хороших сторонах.

Благодаря ей с китайцами очень удобно вести дела, потому что у них всякий рекомендующий отвечает за поведение и даже за долги рекомендуемого лица; тот факт, что начальник отвечает за своих подчиненных, в значительной степени упрощает делопроизводство.

Все китайцы относятся с величайшим уважением к закону. Часто случается, что известные ученые и высокообразованные люди из уважения к закону не решаются открыть рта в присутствии начальника округа до тех пор, пока он сам не заговорит с ними. Мы знаем одного человека, вызванного свидетелем по одному делу, у которого перед подачей показания от страха сделались судороги, послужившие началом заболевания, которое свело его в моголу.

Одним из наиболее веских аргументов против существующей в Китае системы судопроизводства служит то, что оно вместо того, чтобы раскрывать и карать нарушения закона, принуждено в силу существующих социальных отношений до некоторой степени, как бы поощрять их. Но разве в более цивилизованных странах мы не слышим повсеместно, что законы существуют только для того, чтобы их нарушать и разве не видим с каждым годом, с какой изумительной быстротой возрастает количество преступлении. Будем же справедливы и признаем, что жизнь в Китае нисколько не больше подвержена опасностям, чем в Европе.

Китайцы с величайшим почтением и чуть ли не с благоговением относятся к календарю, являющемуся выразителем законов природы и устанавливающего гармонию между небом, землей и людьми.

Несмотря на громадное протяжение и на различие климатов в различных областях страны, все с пунктуальностью следуют указаниям календаря. В тот день, который обозначен в календаре, как начало весны, — все сбрасывают зимнее платье и одеваются по весеннему и, действительно, в той местности, где я жил, с этого дня началась весна. То же самое можно сказать и о наступлении осени; с первым показанным в календаре осенним днем резко [85] изменилась погода и жара спала. Такое совпадение, вероятно, обусловливается тысячелетними наблюдениями китайцев над своим климатом, давшим им возможность внести в свой календарь необходимые поправки.

XXIV.

Взаимное недоверие.

Одну из главных причин такого недоверия составляет та круговая порука, о которой мы только что говорили, так как оно несомненно должно возникать у людей, которым постоянно грозит опасность быть призванными к ответственности, за то в чем они совершенно неповинны.

Самым явным доказательством этой общераспространенной недоверчивости служат по нашему мнению стены, возводимые вокруг всякого китайского города; по предписанию закона всякий город должен быть обнесен стеной. Само собой разумеется, что существует много городов, в которых стены пришли в полное разрушение; в особенности это наблюдается часто в местностях, где происходили восстания тайпингов. Все эти стены служат доказательством недоверия правительства к народу. Хотя «император» и называется «отцом народа», но на самом деле отношения его далеко не отеческие, что подтверждается многочисленными восстаниями, которые могли бы быть предупреждены своевременными уступками правительства.

Таким же признаком недоверия друг к другу служат и высокие, каменные стены, окружающие земельные участки. Народонаселение Китая теснится в деревнях, похожих на маленькие городки, и старается селиться для большей безопасности, как можно ближе друг к другу. Исключение составляет гористая провинция Шегуан, где земля плоха и люди бедны и не боятся воров.

Недоверчивость китайцев, как и у всех восточных народов, проявляется также в их отношениях к женщине. Как только девочка подрастает, на нее, как гласят поговорка, смотрят с такой же опаской, как на контрабандную соль. После замужества с ней обращаются еще строже; самые пустые, невинные поступки ее дают повод ко [86] всевозможным сплетням на ее счет. К женщине относятся, как к какому-то низшему, глупому, не достойному доверия существу; ей приписываются все недостатки: плутовство, хитрость, лукавство, вкрадчивость, предательство и эгоизм.

Мужчины не доверяют друг другу по двум причинам: или потому, что они совсем не знают друг друга, или потому, что они знают друг друга слишком хорошо. У китайцев мы наблюдаем и то и другое; почти во всяком семействе все члены его относятся с недоверием друг к другу, которое раздувается невестками, старающимися как можно больше возбудить друг против друга своих мужей и вызвать ссоры относительно распределения работы и имущества.

Прислуга, служащая в доме и составляющая одно сплоченное целое под управлением head-boy (head-boy — главный или старший слуга.), относится с недоверием друг к другу, которое, в случае отказа кому-нибудь из них от места, служит поводом к большим раздорам. Рассчитанный слуга относится недоверчиво ко всем остальным, утверждая, что он сделался жертвой интриги, хотя он отлично знает, что существовало множество причин для его увольнения.

Китайские дети всасывают в себя житейскую мудрость вместе с молоком матери — и, когда они покидают родительский дом, им не нужно читать наставлений об осторожности в отношении к людям.

В китайских школах ученики отвечают свои уроки, крича во все горло, что, конечно, очень удивляет всякого европейца. Они делают это, чтобы рассеять недоверие учителя и доказать, что они с огромным интересом относятся к его урокам. Во время ответов они становятся к нему спиной, чтобы он не подумал, что они заглядывают в его книгу.

О страхе учеников перед учителем, можно судить из следующего факта: одному учителю нужно было составить сборник песен, баллад и детских песенок. Услышав, как один из его учеников напевал какую-то песенку, которая была ему совсем незнакома, — он попросил [87] мальчика повторить ее. Мальчик так испугался, что убежал, куда глаза глядят и исчез бесследно.

Вследствие недоверчивости китайца, европеец испытывает большие затруднения, когда ему нужно разыскать кого-нибудь. Все, к кому он обращается с вопросами по этому поводу, уверяют, что они никогда в жизни не видели такого человека и не слышали такой фамилии; — при чем они поступают так не по предварительному соглашению с разыскиваемым лицом, а исключительно вследствие врожденного чувства недоверия.

Китаец, хорошо знакомый с социальными условиями своей страны, знает, что для достижения успеха в жизни, ему нужно относиться очень осторожно к своим поступкам. Поэтому то он так сдержан и в тех случаях, когда не желает высказываться — умеет отделаться молчанием.

Китайские проценты при отдаче денег в рост очень высоки и колеблются от 24-36, что также указывает на недостаток доверия; кредитор слишком переоценивает свой риск и заставляет должника расплачиваться за него.

Несколько лет тому назад в американских газетах появилась статья об устройстве китайской колонии в Нью-Йорке. «Повсюду, где поселяются китайцы, они организуются по одному и тому же масштабу. Они избирают себе свое собственное управление в лице 12-ти человек; все бумаги сохраняются в большом несгораемом шкапу, который бывает для большей безопасности заперт 12-ью китайскими замками. Всякое из доверенных 12 лиц имеет по одному ключу, так что архив этот может быть открыт только при наличности всех членов. Когда один из этих 12-ти доверенных лиц умер, все пошло вверх дном. Ключ покойного от архива исчез, но если бы он даже и нашелся, то никто не решился бы им воспользоваться, боясь заразы и мести покойника. Только после оффициального избрания преемника умершему, дело наладилось и пошло своим обычным ходом».

Те, кто близко знаком с государственным устройством Китая, утверждают, что в оффициальных отношениях практикуется та же система недоверия, как и в обыденной жизни. Всякий мандарин видит врагов в лице своих подчиненных и наоборот подчиненные всякую минуту боятся лишиться места. Поэтому то в Китае так сильно и развиты [88] политические общества, служащие гнездами всевозможных интриг.

Само собою разумеется, что эта характеерическая для китайцев черта взаимного недоверия служит одной из наиболее устойчивых основ консерватизма, противящегося всяким нововведениям и реформам, которые в настоящее время являются существенной необходимостью для Китая. Тридцать лет тому назад один из выдающихся государственных людей Китая, которого убеждали в необходимости чеканки мелкой серебряной монеты для страны, отвечал таким образом: «все это совершенно верно, но в Китае и думать нельзя о какой нибудь перемене монетной системы, так как народ будет обвинять правительство, что оно произвело эту реформу в целях личной выгоды». Дело эксплуатирования минеральных богатств обставлено также огромными затруднениями, а между тем правильная разработка их могла бы сделать Китай одним из богатейших государств света. Д-р Невиус, занимавшийся в Чифу культурой иностранных плодов, повсюду встречался с таким недоверием народа, что всякий другой на его месте давно бы бросил это дело.

Теперь нам еще остается сказать несколько слов о недоверии китайца к иностранцам; если иностранец идет гулять в такое место, где его редко видели раньше — его подозревают в шпионстве, если он смотрит на реку, то по мнению китайцев он занят наверно открытием драгоценных камней, так как его взору доступно даже сокрытое в земле. В том случае, если иностранец принимает деятельное участие в помощи голодающим, китаец думает, что он при этом имеет в виду вывоз, как можно большего числа переселенцев в чужие земли.

Китаец никак не может понять, почему все европейцы так стремятся проникнуть в глубь страны, так, напр., когда барон фон-Рихтгофен проехал весь Китай, не сообщая никому о цели своего путешествия, то повсюду китайцы считали его дезертиром, бежавшим после какого нибудь проигранного сражения.

Китайцы, можно сказать, даже боятся европейцев, так их женщины думают, что жилище всякого иностранца заколдовано и ни за что не переступят через его порог. Несколько лет тому назад я пригласил молодого китайца, [89] приехавшего из провинции давать одному, только что приехавшему в Китай, иностранцу уроки разговорного языка. Он занимался очень недолго, так как получил письмо от матери, просившей приехать к ней по делу. Воспользовавшись этим предлогом, он уехал от нас и больше не показывался. Недоверие его к нам простиралось до такой степени, что он за все время пребывания в нашем доме не выпил ни капли нашего чая и не дотронулся ни до одного блюда.

Китайцы питают какое-то странное отвращение к нашим книгам, предполагая, что они отравлены, так как по их мнению запах типографской краски действует, как яд. Они также говорят, что достаточно прочесть одну иностранную книгу, чтобы сделаться рабом европейца. С таким же недоверием относятся они к иностранным учителям, удивляясь какой расчет им учить китайца, напр., английскому, языку, так как он будет понимать все, что они на нем говорят.

Иностранные аптеки и госпитали точно также не пользуются популярностью — большинство китайцев до сих пор думают, что европейцы приготовляют лекарства из глаз и сердец мертвых китайских детей.

Китай — страна самых невероятных страшных россказней. Так, напр., сингапурские кули ни за что не хотели работать вечером, на одной из улиц этого города, потому что ходили слухи, что там им всем каким-то таинственным образом будут внезапно отрублены головы. Такие нелепые истории в большом ходу в Китае. Если в них идет речь об европейцах, и если местные власти строгими оффициальными мерами не положат предела их распространению, то они приводят к всеобщему волнению, восстаниям и насилиям.

XXV.

Отсутствие искренности.

Китайский письменный знак, служащий для выражения понятия искренности, состоит из знаков человека и слова. Искренность считается последней из пяти главных добродетелей, чтимых в Китае. [90]

Профессор Кидд в своей статье об искренности китайцев, говорит следующее:

Сущность народного характера, проявляющаяся в общественной и частной жизни, до такой степени противоречит во всех своих проявлениях тому, что принято разуметь под словом искренность, что нужно только удивляться, что это свойство значится во главе национальных добродетелей, так как китайцы в своих поступках обнаруживают как раз противоположные качества, а именно лживость, двуличность, обман.

Весьма возможно, что китайское понятие искренности в значительной степени отличается от нашего. Так, напр., для восточных народов поведение Конфуция относительно Юпеи кажется безупречным — между тем, по нашему мнению, оно далеко не подходит под это определение (Однажды Юпеи пришел к Конфуцию, который не хотел его принять и велел сказать слуге, что он болен. Но в то же самое время он стал петь так громко, чтобы Юпеи мог его слышать.).

Обращаясь к повседневной жизни и рассматривая народные поговорки, в которых отражается народная душа, мы встречаем, между прочим, такую: «всякий раз, как мы открываем рот, с уст наших слетает ложь». Насколько трудно китайцу сказать правду, настолько же трудно поверить ей, если она высказывается кем-нибудь. Наоборот, ложь составляет необходимую принадлежность всякого разговора — это качество лживости настолько присуще всякому китайцу, что он нисколько не оскорбляется, если его обвиняют во лжи. Кроме того всякий китайский разговор и передача фактов изобилуют массой неточностей, — так что, напр., даже при судебных процессах очень трудно добиться истины. Китаец может говорить очень долго и не сказать ничего, — и так запутать производящего дознание, что он совершенно потеряет путеводную нить.

Китаец отличается еще тою особенностью, что он редко когда держит обещание, такой способ действия совершению не считается предосудительным. Один китайский ученый, составивший комментарий к древним ученым, между прочим, говорит о том, что никогда не следует отказывать ни в какой просьбе: «Если ты не можешь пополнить такой просьбы, [91] потому что она противоречив твоим взглядам, то сделай только вид, что, как будто бы исполняешь ее... Откладывай исполнение ее с завтра на послезавтра» и т. д.

Дети с самых малых лет приучаются к неискренности. Их пугают тем, что придет «бука» и унесет их, если они не будут слушаться и говорить то, что им приказывают родители. Само собой разумеется, что иностранцы по большей части тоже служат таким пугалом для детей.

В китайском разговоре существует масса выражений вежливого обращения с целью унизить говорящего и все то, что имеет к нему какое-либо отношение и возвысить то лицо, к которому он обращается со своею речью. Вежливый китаец, упоминая о своей жене, не назовет ее иначе, как «глупой занозой», или «вонючей женщиной». Прекрасной иллюстрацией этой черты китайского характера может служить следующий случай: к одному высокопоставленному лицу пришел во время его приема один из его друзей. Внезапное появление нового лица испугало крысу, которая задела кружку с маслом, стоявшую на полке: — кружка упала и все содержимое ее вылилось на парадный костюм гостя. Но он и не подумал выказать испуга, или какого-нибудь знака неудовольствия и напротив стал извиняться, сопровождая свою речь многочисленными поклонами: «всепокорнейше прошу извинить, что я осмеливаюсь оставаться в вашем присутствии в таком ужасном виде, — но это случилось потому, что, как только я вошел в ваше почтенное жилище и сел под этой почтенной полкой, как испугалась ваша почтенная крыса и вылила все содержимое почтенной кружки на мое негодное, ничего не стоящее одеяние».

Ложь ради соблюдений приличий играет большую роль в Китае. Все поведение китайца, живущего в европейском доме, есть ни больше, ни меньше, как только decorum. Мы знаем случаи, в которых китайский учитель рассыпался перед своим учеником в комплиментах относительно его необыкновенных способностей, а в душе смеялся над его неразвитостью и тупостью.

Показной скромности китайцев соответствует и показное участие, выражающееся только на словах... С этим еще можно бы было примириться, если бы оно проявлялось не таким ужасным образом, совершенно противоречащим всем [92] нашим понятиям. Так, напр., при известии о смерти, все должны радоваться и веселиться. Я сам видел китайца, который хохотал до упаду, получив известие о смерти своей матери.

Что касается до торговых сношении между китайцами и европейцами, то в этом отношении они представляют собой образец безупречной честности. М-р Камерон, директор Гонг-конского и Шанхайского банков, говорит следующее: «несмотря на то, что мне в течение моей жизни приходилось вести дела со всевозможными национальностями, я не знаю ни одного народа, который заслуживал бы такого безусловного доверия в торговых. делах, как китайцы». Наблюдается ли такая торговая честность только в крупных банкирских операциях, или она представляет свойство общее, как оптовой, так и мелочной торговли — вот вопрос, на который очень трудно ответить. Как-то странно допустить, чтобы народ, который привык лгать на каждом шагу, мог быть честным в своих поступках и деловых сношениях!

Китайское правительство в своих отношениях к иностранцам может служить прекрасным примером той характеристической черты неискренности, о которой мы говорили выше.

Деятельность китайского мандарина слагается из самых трогательных речей и возмутительнейших поступков. Он приказывает сотням людей отрубить головы и при этом читает отрывок из Менцзы, где говорится о блаженстве жизни. Он спускает в свои карман огромные суммы для помощи голодающим и чувствительно рассказывает об опустошениях, причиненных наводнением. Правительство очень хорошо сознает все слабые стороны своей администрации, но, как справедливо заметил один мандарин своему товарищу: оно совершенно бессильно в борьбе со злом, «потому что, если бы оно в один прекрасный день приказало отрубить головы всем стоящим у кормила правления, то на другой день их места были бы заняты нисколько не лучшими людьми и таким образом все бы осталось по старому». [93]

XXVI.

Политеизм, пантеизм и атеизм.

Правила нравственности конфуцианизма представляют одно из главных условий сохранения Китаем своей самобытности: всякий, изучавший историю Китая или путешествовавший по этой стране, не может не признать громадного влияния этого нравственного учения, которое можно считать одним из совершеннейших; жизнь уподобилась бы раю, если бы все правила его были соблюдены.

Одной из главных особенностей всех классических сочинений Китая является отсутствие в них всего такого, что могло бы действовать подавляющим образом на ум и душу читателя. В их нет ничего оскорбляющего чувство стыдливости и как в самих книгах, так и в примечаниях к ним нельзя найти ни одного места, которого бы нельзя было прочесть громко в обществе.

Непосредственная личная ответственность императора за свой образ правления перед небом, признание за народом большей власти, чем за правителем, учение, что на первом месте должна стоять добродетель и ум, теория пяти родов отношений между людьми, правило: «не делай другим того, чего себе не желаешь» вот главные основы учения, которому китайцы обязаны своею нравственною силою.

Интересно знать, существовало ли у китайцев представление об истинном Боге; на этот вопрос очень трудно ответить, так как мнения ученых разделяются. Можно сказать с уверенностью только то, что в настоящее время этого понятия не существует.

Все китайские боги были в начале обыкновенными смертными, только с течением времени были обожествлены, благодаря культу предков. Случается, что еще при жизни заслуженных людей в честь их воздвигаются храмы и может быть кто-нибудь из них со временем и дождется чести быть приписанным к лику национальных богов. Одновременно с культом предков в Китае наблюдается также и поклонение силам природы; существуют храмы, в которых поклоняются ветру, грому и т. п. В Пекине находятся [94] храмы солнца и вселенной, в которых император исполняет. свои религиозные обязанности. Но даже и обыкновенные смертные поклоняются солнцу в день своего рождения, празднующийся во втором месяце. Рано утром все деревенские жители идут на восток встречать солнце, а вечером держат свой путь в обратном направлении, чтобы проводить его. Поклонение силам природы выражается также в почитании некоторых деревьев, которые обвешиваются веерами и другими украшениями в знак того, что их какой-нибудь бог, или дух избрал своим местопребыванием.

Император считается единственным смертным, имеющим право воздавать поклонение небу, что и совершается им в храме неба со всевозможными, совершенно особенными и в высшей степени интересными церемониями. Этот же культ распространен и в народе. На южной стороне каждого дома находится небольшой алтарь, в честь неба и земли; особых церемоний этот культ не требует, так как достаточно раз, или два в месяц склониться перед алтарем на землю. Само собой разумеется, что при этом должна быть принесена Богу какая нибудь жертва, что также не обременительно, так как принесенные в жертву деньги берутся по истечении некоторого времени на различные домашние надобности. Несмотря на утверждение китайцев, что они отвлеченно поклоняются «небу и земле», — они олицетворяют небо в образе старого человека, которому приносят жертвы и празднуют его день рождения в 19 день 6-го месяца; по мнению китайцев он является богом жатвы и погоды.

Итак в низших слоях населения Китая мы встречаемся с пантеизмом и с политеизмом, между тем, как высший образованный класс почти исключительно состоит из атеистов — в особенности это следует сказать о китайских ученых, которые воспитались в духе материалистических комментарий Хузи, известного китайского комментатора, объяснявшего древних классиков не только в материалистическом, но даже и в атеистическом духе. Таким образом таоизм выродился в систему заклинаний против злых духов, хотя для того, чтобы пополнить свои пробелы, он и позаимствовал многое от буддизма.

Несмотря на производившиеся часто исследования, очень трудно установить хотя бы даже приблизительное число [95] последователей маоизма и буддизма — так как китаец не принадлежит к числу ревностных приверженцев той, или другой религии; если китайцу нужен священник, чтобы похоронить умершего родственника и у него есть достаточно денег, чтобы заплатить буддийскому священнику, он приглашает его, если же у него много денег, он приглашает одновременно и буддийского, и таоийского священников.

Все эти три религии, конфуцианизм, буддизм и таоизм так сливаются друг с другом, что их можно рассматривать, как одно целое.

Китайцу почти невозможно объяснить, что одно верование исключает другое. Он не понимает противоречия между ними, так как он совершенно инстинктивно привык сливать их вместе.

Такое слияние религий ведет к двум главнейшим результатам; во-первых к равенству всех богов, так в храме трех религий, Будда, Конфуций и Лаотсе пользуются одинаковым поклонением; во-вторых к искажению нравственного учения и затемнению его различными суевериями. Рядом с возвышенными правилами учения Конфуция существует вера в чертей и злых духов и масса всевозможных суеверий. Так напр. даже богатые и ученые люди нисколько не стесняются выражать свое почтение два раза в месяц, различным священным животным, как-то: лисице, ласке, ежу, змее и крысе!

Несколько лет тому назад, я сам видел как один из видных государственных деятелей Китая упал перед змеей на колени, умоляя ее остановить развитие реки. По мнению китайцев — змеи представляют собой речных божеств; при всяком наводнении в Китае приносятся им жертвы; в честь этих божеств даются театральные представления и их изображения выставляются в храмах для поклонения.

Как же относится китаец к своим божествам? На это может быть двоякий ответ: или он молится им, или не обращает на них никакого внимания.

Китай занимает такое огромное протяжение, что трудно ожидать какой-нибудь однородности в его правах и обычаях. В особенности наблюдается большое разнообразие в исполнении религиозных обрядов. [96]

Путешественник, посетивший Кантон, считает китайцев несомненно в высшей степени религиозным народом, по его мнение о них изменится, если он побывает в других местностях и посетит их пустые храмы, в которых только 1-го и 15-го числа ему удастся встретить немногих верующих. Многие тысячи храмов совершенно заброшены и разрушаются; также существуют большие области, где нельзя найти ни одного священника,

Конфуций учил: «Чти Бога, но держись от него в почтительном отдалении». Настоящее поколение по-видимому исполняет его завет и «почтительно забывает» богов. Что касается до исполнения обрядов, то их следует поставить только немногим выше такого «почтительного забвения», так как в основании их лежит не поклонение богам, а те выгоды, которые оно может доставить людям. Все те религиозные обряды, которые мне пришлось видеть, не произвели на меня достаточно глубокого впечатления: — китайцы при исполнения их думают: «так делали наши предки, так будем делать и мы, может быть это и пригодится для чего-нибудь». Очень часто приходится слышать такую аргументацию: во всяком случае лучше верить в существование богов; если их нет-то наше предположение не может ничему повредить, если же они существуют, то можно стараться умилостивить их молитвами и жертвами.

Между китайскими пилигримами вы встретите много таких, которые по дороге к храму на каждом шагу будут падать на колени, делая таким образом свое паломничество в высшей степени мучительным. Когда выспросите их, зачем они так делают, вы узнаете, что в виду существования множества людей, только представляющихся набожными, истинно верующий должен сделать что-нибудь особенное, чтобы обратить на себя внимание богов.

Китайцы наделяют своих богов теми же качествами, которыми они сами обладают и в этом отношении верования их приближаются к верованиям языческих народов. Они также льстят богам, как и людям и также обманывают их. Так один набожный человек записал на подписном листе сбора для реставрации храма 1,000 медных монет, а сам внес только 250!

Примером того, как китайцы стараются перехитрить [97] своих богов, служит поведение их по отношению к домашнему богу, который по их верованиям в конце года отправляется на небо с годовым отчетом о поступках всего семейства. Для того, чтобы он не сказал ничего дурного, ему обмазывают губы медом! Часто на алтарях сожигаются сделанные из серебряной бумаги, подобия монет, которые их боги должны принять за настоящие деньги.

Всего больше посещаются храмы, в которых женщины молят о ниспослании им потомства. В них приносят в жертву множество фигур мужчин, сделанных из глины. Женщины отламывают от этих фигур некоторые части и съедают их, и после этого с уверенностью ожидают рождения сына.

Китайские моряки до сих пор думают, что страшные тайфуны насылаются злыми духами. Когда буря достигает своей высшей точки, то по старому обычаю спускают на воду бумажный кораблик, представляющий точную копию настоящего судна, для того, чтобы обмануть духов и дать им на растерзание бумажное судно вместо настоящего.

Если в Китае появляется холера, то празднование Нового года переносится на летние месяцы в том убеждении, что бог болезни, увидя, что он ошибся временем года, исчезнет, унося вместе с собой страшную болезнь. В одной деревне хотели преобразовать храм в школу — необходимые средства для этого рассчитывали получить от продажи серебряных сердец, приносимых в жертву богам — но при ближайшем расследовании оказалось, что все они были сделаны из олова. Нам известен случай, когда начальник округа должен был уладить недоразумение, возникшее между священником и божественным изображением Будды. Это божество фигурировало на суде и должно было преклонить колени перед судьей. Так как оно не могло этого исполнить, то было приговорено к 500 ударам бамбуковой тростью, которые превратили его в кучу обломков.

Богу дождя почти ежегодно приносятся жертвы, чтобы он оросили поля и способствовал урожаю; — в том случае, если они остаются безуспешными, китайцы выносят этого бога из храма и садят его на солнцепеке, чтобы он испытал на себе, ту невыносимую жару, от которой они все так страдают.

Эти и тому подобные примеры могут привести читателя [98] к заключению, что в Китае мало религиозны. По нашему мнению китайцы прежде всего конфуцианисты, все равно какие бы буддийские или таоийские наслоения не претерпела потом их религия. Конфуцианизм однако представляет много слабых сторон, которые д-р Фабер перечисляет в своем сочинении об этой религии. Вот главнейшие из них:

1) Конфуцианизм не отделяет души от тела.

2) Он не дает никаких объяснений, почему одни люди родятся святыми, а другие обыкновенными смертными.

3) Он признает, что всякий человек обладает сам по себе необходимою силою и способностями, чтобы достигнуть совершенства, но не объясняет противоречия между этим положением, и тем, что мы наблюдаем в действительности.

4) Ему недостает ясного учения о грехе — и он не налагает за него наказания.

5) Он не дает никакого объяснения смерти.

6) Молитва и ее этическая сила не играют в его учении никакой роли.

7) Он допускает полигамию, а также веру в предсказания, сны и т. д.

8) Он придает слишком большое значение хорошему примеру.

9) Конфуцианизм вводит в социальные отношения систему тирании; жены-рабыни и дети не имеют по отношению к родителям никаких прав.

10) Сыновняя любовь выражается в обожествлении родителей.

11) Вознаграждение за добрые дела следует ожидать только в земной жизни.

12) Китайская история доказывает, что конфуцианизм не имел достаточно силы, чтобы воодушевить народ к новой жизни, путем указания возвышенных целей жизни и потому он нуждался в одухотворении его буддизмом.

Часто сравнивали настоящее положение Китая с положением римской империи в 1-ом столетии после Рождества Христова. Конечно, Китай стоит в нравственном отношения гораздо выше римской империи того времени; сходство его с ней заключается главным образом в упадке религиозных верований.

Текст воспроизведен по изданию: Китай и его жизнь. СПб. 1904

© текст - Т-ская В. И. 1904
© сетевая версия - Thietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© дизайн - Войтехович А. 2001