-

АРТУРСКИЕ ТЕНИ.

Каков теперь Артур? Много ли изменился с тех пор как мы видели его в 1903 году, в проезд военного министра генерала Куропаткина? Так, думали мы садясь в миниатюрный вагон Японского поезда в г. Дальнем. Неспешный поезд три часа тащится до Артура по хорошо возделанным полям заботливою рукою китайца, в виду гор, недавних свидетелей кровавой потехи, в виду моря, погладившего наш флот. Окружающая местность, правда, почти не носит никаких следов поединка двух великих наций. Поезд проходит мимо деревень, гнездящихся по оврагам, где избы нетронутые стоят, и почернелые крыши их обветшали от времени, а не от разорения. Лишь изредка попадаются разрушенные железнодорожные здания, будки, изгороди, насыпи. Судя по времени, которое мы едем, должна быть уже скоро и крепость Порт-Артур, а все еще не видно следов борьбы, следов разрушения. Деревья вокруг целы, огороды зеленеют капустой и картофелем. Лишь из бесконечного ряда горных пиков, который тянется но левой стороне от полотна дороги, выступает более острая вершина и на пей видны два большие одиннадцатидюймовые орудия. Они со времени войны так и остались на месте. Но какая сила могла поднять эту колоссальную тяжесть на такую высоту, и поднимать при том под выстрелами неприятеля! Зрите народы и удивляйтесь, вот памятник энергии и настойчивости человека. При внимательном взгляде на окружающие холмы, нетрудно заметить по их крутым ребрам овраги, водостоки, естественные и искуственные. Какой бесконечно длинной, извилистой линией восходят они все выше и выше к вершинам холмов, где прятались защитники чести своего народа. Все бока окружных холмов словно изрыты дождевыми червями: разветвляются извилистые канавки и края их обрамлены земляными насыпями. Это враг шел траншеями, в земле, не имея возможности идти открыто. И пал русский Артур. Пал, но о причинах падения его теперь судить еще не время. Причины эти таинственны, непонятны; их увидит лишь отдаленное потомство. Увидит и оценит достоинства обеих боровшихся сторон... [13]

Но вот и крепость. На высотах, теснящихся со всех сторон к заливу, видны насыпи и брусвера под флагштоками и будками для наблюдений.

Вот и бухта, но где же военные суда, где страшные своей отвагою миноносцы? Их нет здесь и не с кем им теперь сражаться. Они сломили врага и теперь покоятся до нового инцендента. Коммерческих судов здесь тоже не видно, а те которые изредка заходят сюда, привозят лишь кое-что для потребностей порта и для гарнизона. Частных жителей очень мало в Артуре, дел никаких, разве только какая незначительная поставка на армию, да и та, конечно, дается японцам, а европейцам поэтому здесь делать нечего. Артур теперь малолюден, почти не заселен. Артур теперь деревня: тихо в нем. На шоссе изредка лишь встретишь пешехода. Вся жизнь его ушла туда, на эти высоты, куда ведут свеже обрытые пути, а в одном месте виден даже элеватор. Но, кажется, что и там жизни мало, — войск не держат в Артуре. Да и к чему они здесь, когда вся сила Японии во флоте. В порту тишина, работ почти нет. Даже до сих пор какой-то русский миноносец, лежа на боку, заграждает вход в ремонтное депо. Значение Артура как крепости пало, или оно находилось под большим сомнением и раньше, ввиду его положения на конце полуострова соединенного с материком длинным и узким перешейком, доступным для высадки войск. При таком малолюдстве Артур управляется двумя управлениями гражданским и военным, здания коих помещаются в двух противуположных концах города. Здание первого (гражданского управления) помещается в Новом городе. Великолепный дом-дворец выходит фасадом на море. Роскошные консоли поддерживают балкон и пышные корниза здания, всюду лепные орнаменты, вазы пилястры. Парадная лестница вестибюля ведет на верхний этаж. Она украшена тонким лепным горельефом. Помост паркетный из кафельных плиток, в окнах зеркальные стекла...

Много таких зданий выстроено русскими для японцев в Порт-Артуре.

Красивое здание, внутри и снаружи, но как оно содержится, какою пылью все покрыто, все загажено. В стенах всюду дыры для телефонных проводов. Всюду шныряют грязные мальчуганы, надменно улыбающиеся.

Военное управление находиться в Старом городе и помещается в той самой Пушкинской школе, где некогда русские офицера любили собираться для чтения сочинений Л. Толстого и усвоения себе [14] сектантского взгляда на войну, взгляда, который хорошо обрисовался в свое время и сыграл в руку врагов России. Здесь обстановка канцелярии и типы канцеляристов прямо перенесли нас в русский захолустный городок. Здание все ошарпано, полы деревянные давно не мылись и протерты у порогов. Чернилами, казармой и скукой так и веяло повсюду.

Проехали мы и к оставшимся здесь русским, маленьким хозяевам больших домов. Из них осталось в Артуре лишь одно семейство Е..., остальные бежали от неравной борьбы с артурским запустением. Г-на Е-ва, единственного представителя русской колонии, мы не застали дома, и дом то был почти совсем пуст, никакой мебели. Где что подевалось от соприкосновения с цивилизованной страной. Проезжая по торговой части Старого города, мы видели магазины, но уже не те, что были прежде. Всюду японские письмена, японские товары, японские костюмы, торговля вялая, покупателей нет, домов не строят. Все ютятся в прежних русских или вернее китайских одноэтажных домах. Вот наша бывшая почтовая контора, чрез которую в свое время переслано много самоуверенных, заносчивых писем. Вот была редакция местной газеты, за хорошую субсидию втиравшая очки публике и усыплявшая бдительность властей своими восхвалениями русских порядков. Теперь здесь, в тех же помещениях, торгуют мылом, перчатками, чулками, но уже не так бойко, как прежде торговали совестью. Заходили мы и в гарнизонную церковь, которая в свое время заменяла кафедральный собор. Небольшая она, деревянная барачного типа, и теперь на ней вместо крестов висят японские флаги. Стены, полы, потолки, иконостас, все остается так, как было прежде, только нет в ней теперь ни утвари, ни святых икон. Все вынесено куда-то, а взамен того поставлены столы и скамьи: церковь находится в распоряжении членов «Общества молодых христиан», другими словами — японцев, принявших американско-евангелическое исповедание. Здесь у них устроен читальный зал, воскресные классы английского языка для солдат, гимнастический зал и библиотека. Духовенства нет у них, делом руководят учителя, из которых один, заведующий поместился с семейством жить в самом алтаре храма. По стенам рядом с картинами из библии висят по всему храму и рисунки светского содержания: из модных журналов, из минувшей войны и другие. Одним словом — мерзость запустения и здесь. А, между тем, для нас русских как ценна должна быть эта церковь, бывшая свидетелем тяжелых дней осады. Сколько слез [15] упало на этот помост, сколько вздохов приняли эти своды. Вид этой церкви, теперь обветшавшей, запущенной, загрязненной, вызывает тени, прошлого, навязчивые тени. Когда стоишь в этой церкви, унылой, опустевшей, они бесконечной вереницей проходят в воображении, теснятся со всех сторон, вторгаются в окна, ломятся в двери, как докучливые кредиторы, кружатся в вихре над крышей, стонут как буря зимой, злым укором леденят сердце. Пятилетний период времени, прошедший с тех пор, ничто для артурских теней: они снова пред глазами как живые. Вот, эта площадь вокруг церкви, на ней молодцевато разворачивались колонны стрелков в церковном параде, когда происходила закладка военного собора. На эту закладку в 1903 году летом был приглашен из Пекина Епископ. В самый день закладки совершалось в этой церкви соборно архиерейское служение. Более десяти священников прибыли с военных судов. Суда эти сплошь занимали всю внутреннюю бухту. Лес мачт тушевался в облаке дыма, напоминавшего лесной пожар. Тихий солнечный день способствовал большему стечению народа. Вся окружная площадь у церкви, балконы и кровли домов заняты были публикой, не нашедшей себе места в храме. Богослужение совершалось необычайно торжественно. Два хора певчих один перед другим старались блеснуть искусством пения. Окна и двери храма, полного фимиама и хвалебных пений были открыты настежь. Казалось, что вся природа принимает участие в торжестве, подобного коему не было здесь ни прежде ни после. Проходила уже половина всего богослужения в таком высоком и мирном настроении, но тут произошло нечто неожиданное и странное. Во время пения херувимской песни вдруг невдалеке раздалась музыка, военный оркестр духовой музыки выполнял какую-то веселую вещь, марш или кадриль. Все переглянулись, музыка совершенно заглушала пение, послали узнать в чем дело. Оказалось, что это серенаду, которою приветствуют Наместника Его Величества, когда он встает с постели. Мы радовались тому, что Наместник благополучно встает, постели, но однако музыка была несколько не во время и многие пожелали, чтоб она по возможности поскорее прекратилась.

По окончании литургии начался молебен и в то же время крестный ход на Соборную гору к месту закладки нового собора. Под полуденными лучами солнца хоругви, кресты, белые облачения священников сияли радостным блеском, придавая всему окружающему праздничный вид. Войска расположенные шпалерами по всему пути и по самой горе дышали свежестью и мощью. Сотни [16] экипажей, карет и фаэтонов толпились за крестным ходом и лучшее общество Петербурга было здесь налицо. Все считали нужным идти пешком такой далекий путь и взбираться на довольно высокую гору.

Перед началом молебна в ожидании прибытия военного министра и Наместника Края, Преосвященным Иннокентием было произнесено знаменитое поучение, в котором выяснялся христианский взгляд на войну. Оратор сказал, что предстоящие военные события не должны смущать нас, так как надлежит быть тому, что предопределено Свыше, а приписывать войну ошибкам дипломатии или произволу правителей, значило бы отрицать существование Бога, Промыслителя вселенной. Это пророческое слово произвело на всех сильнее впечатление. Все сознавали, что переживают момент великой важности, но никто не мог отдать себе отчета в своих чувствах, потому что ни кто не мог допустить и мысли о возможности проиграть войну, так как все смотрели лишь на укрепления и могущественный флот, но забывали то, что Бог дает победу и при том — кому захочет, вернее сказать — кому определит ее Его божественная правда. С места закладки открывался роскошный вид на бухту сплошь, занятую военными судами, которые по окончании закладки салютовали громом пушечных выстрелов. Весь церемониал закладки прошел блестяще, но им еще не оканчивалось все торжество: к часу дня был сервирован завтрак чуть ли не на тысячу кувертов. Ни одна зала не могла вместить такого количества публики, потому стол сервирован был в городском саду на берегу залива. За завтраком первые тосты были произнесены военным министром, Наместником на Дальнем Востоке и другими высокопоставленными лицами. В речах часто упоминалось о величии и силе России, остальных гигантах, охраняющих честь нации и неприкосновенность ее границ на востоке. Говорилось много кой-чего и другого но ни кто ни слова не упомянул о соборе, главном виновнике торжества и столь многолюдного собрания. Как-то ускользнули от ораторов идеи церковности или совестно было им вспомнить о Боге и Его святой Церкви под сению коей развилось и окрепло Русское государство, только факт умолчания о ней был налицо, как факт и как предзнаменование исхода последующих событий. Мы знаем, что стальные гиганты подверглись гибельной катастрофе и беспомощно лежали на боку еще до официального объявления о войне. Но что сталось с собором.? Постройка его и поныне находится в том же виде, как мы ее тогда оставили. Строителями собора [17] были назначены не русские люди, чуждые нам и по фамилиям, и по крови, и по религии, и Господь не совершил этого дела до конца. План здания, в сущности не представлявший ничего особенно оригинального в архитектурном отношении, щеголял лишь ничем не вызванными отступлениями от основных правил церковной архитектуры. Так, — над алтарем для чего-то были сделаны помещения в два этажа — не то кладовые, не то уборные. Над алтарем же долженствовал помещаться главный купол здания. Обстоятельство, обещавшее невозможные сквозняки и холод в алтаре в зимнее время. Повидимому план не был просмотрен духовенством, а был только в руках светских властей. Теперь соборная гора имеет довольно унылый вид, всюду по ней разбросан материал, щебень, вокруг как бы следы великого разрушения.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Артурские тени // Китайский благовестник, № 9-10. 1908