-

ИВАНОВ И. Е.

ВОЕННО-ПОХОДНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

От Владивостока до Сен-ю-чэна.

Мобилизованный 1-й Восточно-Сибирский стрелковый Его Величества полк прибыв 26-го июня из места своей постоянной стоянки, поста Раздольного, сел 28-го июня во Владивостоке на пароход для следования тогда мы еще не знали куда: в Артур или в Таку.

Служили уже панихиды по убитым, целыми сотнями насчитывались раненые в Печилийском отряде...

Очевидно шли на войну... Нас, говорю собственно об офицерах (у нижних чинов в крае родных почти нет) провожали жены, дети, дорогие знакомые и провожали, быть может, навсегда. Но посторонний свидетель удивился бы не видя удручённых горем разлуки мужей и отцов: офицеры заботливо распоряжались, кто нагрузкой лошадей, кто посадкой людей.

— Ах, Боже мой!.. Артельщик забыл купить уксусной эссенции... говорит один ротный командир.

— А мой болван не купил машинку для стрижки волос и зелени, жалуется другой.

— Сколько раз говорил я, ворчит третий, обращаясь к фельдфебелю: — нельзя отпускать таких в город! Вот напьются и опоздают, что тогда?

Младшие офицеры наблюдают за нагрузкой повозок. Пообедали последний раз в кругу своих близких; до отхода остался какой-нибудь час, нагрузка и посадка почти окончены, хотелось бы дать волю чувствам, побеседовать с провожающими, не тут-то было! Наш милейший и добрейший фотограф любитель Вл. Ал. Д-ский устраивает группу для фотографирования.

Не могу удержаться, чтобы не сказать несколько слов о фотографах-любителях... Вы только что закусили, выпили, у вас, [141] что называется, душа нараспашку... "Господа", говорит любитель, "позвольте одну минуточку"... Все приосаниваются. Вы уезжаете, вас окружают растроганные лица... "Господа! на минуточку!" слышится голос фотографа. Молебен; напутствует священник в предстоящий поход; вы, крестясь невольно почему-то озираетесь и замечаете, что на ваше религиозное чувство точно так же, как в других случаях на дружеское или родственное, наведено дуло ап арата любителя-фотографа...

Возвращаюсь к пароходу. Предпоследний гудок, публика мало-помалу очищает палубу; проходит еще добрых полчаса, и пароход двинулся, унося нас навстречу новым впечатлениям.

Идём день, другой...

Плавание однообразно, по временам кое-где бьют фонтаны воды выбрасываемой кашалотами; вот один вынырнул саженях в 5-ти от парохода подставляя свою сероватую спину под выстрелы любителей "пострелять"...

1-го июля с утра густой туман. Поминутно раздавались сигнальные гудки; к полдню прояснело, гудки прекратились. К 5-ти часам туман снова надвинулся: в 10-ти саженях ничего не видно. Как будто бы послышался свисток с идущего навстречу парохода; на наш ответный, свистков более не слышно.

Вахтенный начальники насторожился. Мы, офицеры, собрались на мостике около капитанской рубки. Вдруг впереди саженях в 10 — 20-ти обрисовался силуэта шедшего на всех парах прямо на нас парохода.

Глаза помимо воли устремились в одну точку вперёд, руки крепче ухватились за поручни, все затаили дыхание. Казалось, столкновений неизбежно. Прошло несколько томительных мгновений... раздался треск... и "японец" шаркнув кормой по носу нашего парохода пронесся мимо.

Капитан объяснил после, что при таком относительном положении, в каком были бы столкнувшиеся пароходы, гибель одного неминуема... Избегли опасности благодаря находчивости и присутствию духа обоих капитанов: в момент встречи, обменявшись мгновенно свистками наш, взяв влево, дал полный ход назад; японский капитан, в свою очередь, повернув влево, дал полный ход вперёд...

Если не считать описанного случая, плавание можно назвать благополучным. Погода благоприятствовала. Администрация парохода "Лидия" относилась к нам радушно и предупредительно.

В день посадки капитан (он же частью и собственник) парохода Ф. Ф. Богемский дал на свой счёт каждому нижнему [142] чину по чарке водки и по фунту белого хлеба; офицерам был предложен завтрак.

В пути служащими парохода доставлялись возможный удобства очень тесно размещенными как офицерам, так и стрелкам. На "Лилию" предполагали сначала посадить только 4 роты и весь обоз, а посадили 7 рот и весь обоз ввиду крайней необходимости в войсках на Квантуне и Таку-Тянь-Цзин. На тесноту полк не жаловался по пословице: "не красна изба углами, а красна пирогами" ...

4-го Июля ранним утром "Лилия" пришла на внешний рейд Порт-Артура; наше "ура" разбудило команду на стоявшем там "Сисое Великом"; быстро выбегали матросы, на палубу махая фуражками; под звуки полновато марша входили мы в гавань. Команды военных судов, приветствуя нас ползли по вантам. Отовсюду навстречу неслось "ура"... Чувствовалась приподнятость духа...

"Лилия" медленно приближалась. На берегу моряк-офицер махая фуражкой кричал "ура! Победа!"... Через минуту любезный моряк прислал нам с наручным телеграмму о взятии 30-го Июня одного из фортов под Тянь-Цзином.

Пристали. Прибыл начальник 1-й восточно-сибирской стрелковой бригады генерал-майор Флейшер поздравивший полк с прибытием и победой наших войск под Тянь-Цзином... Высадившись, составили ружья в "козлы" в ожидании прибытия командира сибирского корпуса генерал-лейтенанта Линевича.

9 часов утра. Солнце печёт невыносимо... Скалистые, лишенные растительности угрюмые горы окружают город; серые черепичные кровли, стены из тёмного китайского кирпича разбросанных построек придают ему скучный вид; некоторое движение заметно только на набережной... Приехал генерал Линевич и, поздоровавшись с полком, прошёл на пароход прибывший с ранеными 30-го Июня под Тянь-Цзином. Раненьях 89 человек, большинство 12-го Восточно-Сибирского Стрелкового полка. Генерал Линевич ласково беседуя ходит между ними. Молодцы держатся бодро и оживленно рассказывают о деле сопровождающим генерала офицерам.

Полк встал лагерем за городом, а команды работали весь день и всю ночь по разгрузке, да и надо было спешить.

На другой день, в 4 часа по полудни 1-й эшелон полка (1-я и 2-я роты) был двинуть по железной дороге на север к ст. Ташичао. В Вафандиане, 5-я или 6-я станция от Артура (здесь угольные копи и в версте от станции железнодорожная больница), [143] три дня тому назад Китайцы стреляли по больнице, служащие в переполохе, машинист отказывается ехать ночью. Положим, и состояние пути не располагает к ночному движению: в вагонах трясёт как в телеге по дурно вымощенной мостовой.

На рассвете двинулись дальше. Покрытия жидкою растительностью горы раздвигаются, образуя широкую долину, сплошь засеянную гаоляном (вид проса), чумизой (другой вид проса) и китайскими бобами; лугов, так оживляющих окрестности наших деревень нет, скота не заметно кроме бродящих во множестве свиней; лесов также нет, кое-где рощицы, зелени вообще мало, часто встречающиеся деревни окружены ветлами, иногда тополями; да сосна, любимое буддистами дерево, осеняет на кладбищах могилы предков. Крестьяне в синих рубахах, остроконечных камышовых шляпах мирно работают на полях или сидят у дверей своих хижин с любопытством глядя на наш поезд.

Особенное внимание их привлекают стоящие на платформах двуколки, которые они вероятно принимают за пушки.

Голые детишки, опоясанные около пупка и пониже платками (платки в виде косоугольного четырёхугольника с какими-то надписями фигурами) бегут взапуски за поездом ловя выбрасываемые солдатами пустые бутылки.

Получается двойственное впечатление. С одной стороны своеобразная природа, чуждый нам по духу и крови народ живущий целые тысячелетия самобытною жизнью. Мы в 70-ти верстах от границы "арендуемой" нами Квантунской области и ежесекундно уносимся все дальше и дальше вглубь южной Манчжурии... С другой, поезд мчится по русской железной дороге делая по 30 вёрст в час, ни впереди, ни с боков нас никто не охраняет за исключением небольшого количества солдата разбросанных на большом расстоянии по станциям. Не верится слухам о неприязненности Китайцев: едем как по Саратовской губернии...

В городе Сен-ю-чэне (около 200 вёрст от Артура) начальник эталона получил от генерала Линевича телеграмму с предупреждением о враждебном настроении жителей Сен-ю-чэна и с приказанием остановиться до прибытия других частей отряда.

Для охраны железно-дорожной линии, в виду скопления значительного числа китайских войск в близь лежащих крепостях: Сен-ю-чэн и Коджоу, оставлен отряд из нашего полка, 2-й батареи 1-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады и 1/2 сотни казаков Верхнеудинского полка под начальством нашего командира полка полковника Хорунженкова.

Отряду предписано двигаться по железной дороге к станции [144] Ташичао на соединение со стоявшим там отрядом полковника Домбровского.

К станции Сен-ю-чэн поезд подошёл под вечер. Стали разгружаться. Станционные служащие говорили, что на стене города вывешена голова стрелка 7-го полка убитого на днях во время ничем не вызванного вторжения в крепость корнета полуроты охранявшей станцию. Командовавший этой полуротой вздумал испортить китайский телеграф; у стен крепости он перерезал проволоку и, не удовольствовавшись этим, с 20-ю человеками стрелков и нижних чинов охранной стражи вошёл через открытые наружные ворота на площадку между внутренними и наружными воротами, несмотря на просьбы Китайцев уговаривавших его не входить с отрядом. Подойдя к внутренним, уже запертым воротам, он приказал их рубить... Китайцы начали стрелять и маленькому отряду пришлось отступить с потерей: один охранник ранен, один стрелок убит... С понятным любопытством рассматривали мы освещённые косыми лучами заходящего солнца зубчатые стены города в какой-нибудь версте от станции, напрасно стараясь увидеть в бинокль голову убитого стрелка.

Смеркалось; люди разбивали палатки, задымились походные кухни, самовары. Со времени прибытия поезда прошёл слишком час; вдруг со стен крепости залп; пули просвистали далеко мимо. Ждем, что будет дальше... молчание... стемнело, проиграли зарю; пропели стрелки с особенным чувством молитву и выставив усиленное охранение легли одетыми спать. Ночь прошла спокойно. На другой день 7-го Июля собрался весь отряд.

Отряд расположился бивуаком близь станционных построек, прикрываясь отчасти полотном дороги. Правее встал 1-й батальон полка, в середине 8 орудий обращённых дулами к крепости, левее 2-й батальон, сзади обоз и казаки.

Дни стояли жаркие, доходило до 30° R. в тени, духота, пыль... Бивуаком стояли на песке не желая портить сплошь засеянные хлебом поля чтобы не возбуждать неудовольствие окрестных жителей; лошадей кормили привезённым из Владивостока сеном.

Понемногу крестьяне ближних деревень начали ходить на бивуак, продавали кур, уток, фрукты. Только крепость молчала, никто из города не являлся и, как нам было известно, доступ туда даже одиночными Русским был воспрещён под страхом смерти. Офицеры знакомились с крепостью, ездили чуть ли не у самых стен. Наш полковой фотограф В. А. Добржанский (командующий 6-ю ротою) делал снимки крепости с расстояния [145] 600-800 шагов. Крепость притаилась... Мне кажется, такого издевательства над собой не позволило бы никакое другое укрепление кроме китайского. Мы, офицеры, приуныли... брать крепость не приказано, пока она сама не обнаружить неприязненных действий; вперёд двигаться отряд тоже не мог: нельзя оставить в тылу... город с враждебно-настроенным к нам гарнизоном.

Приходилось сидеть у моря и ждать погоды. Между тем в штабе составляли письмо на китайском языке к коменданту крепости с предложением войти с нами в переговоры.

11-го июля начальник штаба отряда полковника Домбровского телеграфировал из Ташичао (60 вёрст к северу от Сен-ю-чэна) в наш отряд: "Китайцы наступают, их гранаты ложатся на бивуак". Вскоре сообщение с Ташичао прекратилось: Китайцы испортили телеграф... Вслед за тем узнали о нападении на станцию Коджоу (в 30-ти верстах севернее Сен-ю-чэна). Немедленно отправленная в Коджоу по железной дороге рота возвратилась вечером назад; она не могла доехать: мост на реке Нан-до-хе (в 1/2, версты от станции) был разрушен и сама станция Коджоу в огне. Вечером и ночью над городом и на окрестных горах появлялись ярко - красные сигнальные огни (сигнализация у Китайцев вообще развита).

12-го июля перед обедом офицеры собрались в столовой (в одном из бараков находящихся на каждой станции на случай появления чумы) для слушания телеграммы Государя Императора только что полученной в ответ на телеграмму которую полк перед выступлением в поход послал своему Державному Шефу.

Привожу текст телеграммы Государя Императора: "Сен-ю-чэн, командиру 1-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Передайте Моим сибирским стрелкам Мое благословение! Уверен, что каждый поддержит доблесть и славу русского солдата." Едва смолкло "ура" офицеров, вызванное чтением Высочайшей телеграммы, как раздались выстрелы неприятеля на нашем левом фланге... Опрометью бросились все по местам, заиграли тревогу, люди строились, на ходу надевая амуницию...

Из деревни в 1000 с чем-то шагах от бивуака неслись полковые и артиллерийские лошади, бывшие на водопое: на них противник сделал нападение; за лошадьми показались желтые флаги боксёров... Пули засвистали по бивуаку, высоко рассекая воздух... Боксёры быстро приближались, за ними на окрестных возвышенностях выстраивались сделавшие очевидно вылазку из крепости войска; со стен также открылась пальба... Не прошло 2-х, 3-х минут, роты 2-го батальона (командир батальона [146] полковник Королёв) развернулись и на беспорядочную стрельбу Китайцев ответили дружными залпами.

Честь первых боевых залпов полка принадлежит 6-й роте поручика Добржанского. Зарвавшиеся вперёд боксеры числом до 200 полегли почти все; трупы их валялись шагах в 70 — 100 перед ротами.

1- й батальон стоял сначала в колонне близь вагонов, чаще и чаще пролетали над нашими головами пули, иногда ударяясь в поезд. Наш молодой! необстрелянный полк первый раз в деле за исключением командира полка, старого кавказца, да нескольких старших офицеров; никто из нас, как говорится, "пороха не нюхал.

Проверяя свои ощущения, я всматриваюсь в лица товарищей офицеров и стрелков. Немногие побледнели. Вообще же лица сделались серьёзнее, сосредоточеннее... Кое-кто из солдатиков кланяется близко пролетевшей пуле.

"Аль знакомая что кланяешься!?" слышится насмешливое замечание из рядов, и "Поклонник" пуль конфузливо старается держать голову прямее, она у него как-то сама собой дергается. Офицеры равняют ряды... Вот командир роты Его Величества волнуется, почему полковой адъютант не несёт знамя?..

Адъютант ускакал вместе с командиром полка в передовую линию... Наконец... несут знамя. Командир батальона командует: "Под знамя, слушай на караул!" Тишина, только слышно как иногда щёлкнет пуля в штык...

"К ноге, стоять вольно!" командует командир батальона.

Офицеры вышли из строя вперёд. Жарко. Кто-то кричит: ,,Н-ов, дай чаю"... Вестовые несут чайники, стаканы... Торопливо глотают офицеры желтовато-мутную жидкость...

"N-ой роте занять канаву и открыть огонь по крепости!.." передается команда. Рота уходит. "Начальник отряда приказал меньше тратить патроны," предупреждает начальник штаба подполковник Колюжный...

Тратить патроны и так не пришлось.

Высланная к крепости рота делает первый залп с прицелом на 1400 шагов целясь по кумирне, откуда противник стреляет по бивуаку из крепостных ружей.

— Хорошо! говорит младший офицер роты наблюдающий с боку за падением пуль, — только много недолётов.

— 1500!.. звучит команда...

— Не срывать залпы! Какая там шельма стреляет без команды? Взводный унтер-офицер! Заметь и поставь на два часа "под ружье" за невнимание в строю! кричит ротный командир. [147]

После второго залпа крепостные ружья Китайцев замолкли, затихло и на левом фланге. Неприятель отступил усеяв трупами преимущественно боксёров поля гаоляна.

Около четырёх часов пополудни батарея открыла огонь по городу, и затем полк пошёл на штурм стен Сен-ю-чэна...

Перед самым штурмом в N-ую роту явился железнодорожный служащий.

— Ваше благородие!.. Позвольте с вашею ротою идти на крепость! Вот у меня и ружье...

Добровольцу оказавшемуся запасным стрелком по фамилии Стрелковым разрешено встать в строй.

Молодец Стрелков участвовал с ротою во всех делах до взятия крепости Коджоу включительно. Под Сен-ю-чэном же зная местность подвёл роту в том месте, где люди по отсыпи легко взобрались наверх без помощи штурмовых лестниц (хотя лестницы своевременно принесены под наблюдением заведывающего хозяйством и командира нестроевой роты).

Когда рота была шагах в 1200 от стен, подскакал полковой адъютант поручик Хабалов с приказанием командира полка остановить роту для выслушания телеграммы Государя Императора.

Одушевлённым "ура" встретили стрелки слова Государя и через четверть часа были на крепостных стенах...

Остатки противника поспешно скрывались преследуемые посланными в погоню второю ротою и, частью, ротой Его Величества.

Своему Державному Шефу Государю Императору полк, пользуясь правом шефской части, удостоился послать следующую телеграмму:

"Петербург.

"Его Императорскому Величеству.

"Сегодня вверенный мне полк был осчастливлен получением телеграммы и благословения Вашего Величества. Беззаветно преданные престолу и отечеству сибирские имени Вашего Величества стрелки подносят к стопам своего обожаемого Шефа мятежную китайскую крепость Сен-ю-чэн взятую сего числа штурмом.

Военные действия начаты мятежниками вылазкой из крепости. С нашей стороны ранены 5 нижних чинов, потери Китайцев около 300 человек. Большую помощь полку оказали 2-я легкая батарея 1-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады и полусотня казаков 1-го Верхнеудинского полка.

"Забайкальского казачьего войска полковник Хоруженков". [148]

II.

От Сен-ю-чэна до Коджоу.

Утром 14-го июля начальник отряда получил уведомление о начавшемся разрушении китайскими мятежниками полотна дороги между станциями Сен-ю-чэн и Коджоу (станция Коджоу близь крепости того же имени, в 30-ти верстах к северу от Сен-ю-чэна). Небольшой отряд из 2-й роты 1-го полка и полуроты 7-го полка с телеграфистами и железнодорожными рабочими был отправлен немедленно на поезде под командой подполковника Дубельта для отогнания разрушавших дорогу Китайцев и возможного её исправления.

На 15-й версте от Сен-ю-чэна показались толпы зажигавшие мосты, все полотно к северу дымилось... Поезд пошёл медленно по временам останавливаясь; рота залпами отгоняла поджигателей быстро скрывавшихся в горы...

Приходилось удивляться энергии и знанию дела техника дороги Н. Н. Прикащикова: в какие-нибудь четверть часа из бывших на поезде шпал восстановлялся сожженный мостик, и поезд шёл дальше...

Пройдя, таким образом, вёрст восемь поезд подошёл к большому мосту; порча была значительная, потребовалось бы много времени на исправление; поезд возвратился в Сен-ю-чэн, потому что начинало смеркаться; рота же осталась ночевать у моста.

Наступила ночь... Пошёл проливной дождь... В 7-ми верстах крепость Коджоу ¹...

На другой день подошёл весь отряд частью пешком, частью на поезде; отойдя версты две остановились обедать; поезд с 6-ю ротою сменившей 2-ю продвинулся с версту вперёд... Только что пообедали, как загудел тревожно свисток паровоза... Раздались залпы 6-й роты (под командой поручика Добржанского)... Начальник отряда скомандовал: "2-я рота вперёд!" Поравнявшись с поездом, я увидел вдали, шагах в 2000, толпу человек в 300-400 Китайцев стрелявших и кричавших, какие-то люди махали впереди желтыми флагами. Толпа отступала... и скоро скрылась.

К вечеру отряд подошёл к полуразрушенному железнодорожному мосту через реку Пан-до-хе у станции Коджоу. Прямо перед нами за рекой виднелись обгоревшие станционные постройки, а вправо вверх по реке в 1 1/2 верстах на зелени окрестных [149] полей обрисовывались сероватые стены крепости Коджоу, откуда не замедлили открыть по нас частый орудийный огонь, как оказалось впоследствии, из гладкостенных орудий. Снаряды, шлепаясь в воду, не долетали. Небольшой китайский отряд, выйдя из крепости водрузил на горе два большие флага... Первым же нашим пушечным выстрелом один из флагов был сбит... Китайцы спустились за горы; горы эти бывшие на пути нашего дальнейшего наступления были заняты противником который желал преградить нам доступ в Ташичао, следующую станцию, где находился другой русский отряд... Смеркалось... Люди разбивали палатки, варили ужин, чай... Вдруг раздались крики и выстрелы Китайцев приближавшихся, по-видимому, к флангу и тылу бивуака... Опять командир полка скомандовал: "2-я рота вперёд!" Быстро разобрав ружья рота двинулась на выстрелы...

— Ни на шаг не отходите от линии, идите прямо к поезду! напутствовал нас командир полка, боявшийся за участь его...

Засвистали над головами пули, прошипела граната, Китайцы открыли огонь из нарезных орудий... Пройдя с полуверсты, я заметил в полутьме сгущавшихся сумерек шагах в 400-х перед собой значительную колонну (приблизительно человек в 500) отходившую от полотна дороги по направлению к крепости с каким-то особенно пронзительным китайским визгом... После трёх наших залпов колонна поспешно скрылась в густой гаолян. Рота и присоединившаяся охотничья команда ускоренным шагом пошли вдоль полотна...

— Ваше благородие! Ваше благородие! Вон они... слышу я полушёпот солдат...

Действительно, с трудом различаю среди наступившей уже темноты силуэты большой неприятельской партии засевшей под железнодорожным мостом: боксёры молча выжидали нас. "2-й и 4-й взводы ура", командую я. Крик "ура", и часть боксёров осталась на месте проколотая штыками...

Ефрейтор Струков заколов при этом предводителя партии отнял у него значок...

Вдали замелькали огоньки поезда...

Сопровождавшие добровольно роту подполковник генерального штаба Колюжный, заведывающий хозяйством капитан Плешков и полковой адъютант поручик Хабалов (последний принимал участие, в деле вызвавшись, за неимением младших офицеров в роте, командовать взводом) поехали вперёд узнать, не было ли нападения на поезд.

На этот раз неприятель на поезд не нападал, но [150] сторожевой взвод 6-й роты (6-я рота продолжала прикрывать поезд) услыхав сначала пальбу, потом топот лошадей приближавшихся офицеров, начал уже заряжать ружья, чтобы встретить залпом предположенного противника... Офицеров спасло от такой неожиданной встречи то, что командующий ротою поручишь Добржанский вслушивавшийся и всматривавшийся в темноту чтобы лучше определить "точку прицеливания", услыхал: "не стреляйте: свои".

Возвратившись назад рота прикрывала артиллерию. Отряд провёл ночь возбужденно... Рано утром Китайцы сделали из крепости вылазку и напали на посты бывшей в сторожевой цепи 4-й роты; неприятель занял деревню и стрелял оттуда по бивуаку... Снова команда начальника отряда: "2-я рота вперёд!" Сняли шапки, перекрестились; полурота в цепи, полурота в резерве, охотничья команда с правого фланга. Двинулись... Упала граната, другая... С гор с того берега посыпались пули, правда, издалека...

Прикрываясь густым гаоляном рота без выстрела обхватывала сбоку и сзади деревню среди которой на площади расположились китайские пехотинцы стрелявшие из крепостных ружей...

С криком "ура" бросились стрелки на ошеломлённых неожиданным нашим появлением Китайцев; к счастью для них, прилегавший вплотную к деревне гаолян дал возможность многим спастись... остальные устлали своими трупами площадь и часть деревни где застава 4-й роты предводимая командиром роты, капитаном Котюжинским (один из шипкинских героев, еще будучи тогда портупей-юнкером получил солдатский "Георгий"), также произвела атаку одновременно со 2-ю ротою.

Во время схватки стрелок 2-й роты Сруль Герштейн (Еврей) кинулся на двух пехотинцев и заколов одного отнял у них крепостное ружье (фальконет). Всего ротою захвачено два фальконета и 10 маузеровских ружей.

Сделав несколько залпов вслед убежавшим в гаолян Китайцам я выслал туда секрет шагов на сорок вперёд. Слышу раздирающий душу визг, секрет из трёх человек наткнулся на восемь человек китайских солдат: одного закололи, 7 убежало.

Картина мгновенно изменилась: началось избиение свиней, закудахтали куры в руках запасливых солдатиков, деревня запылала.

"Ваше благородие, не угодно ли арбузика, поручик Бодиско прислали (начальник охотничьей команды), у нас там много", докладывает молодец-охотник. Идёт сам Бодиско, расцеловались, "Ну, что," говорю, "целы?!" "Цел!" "Убитых и раненых нет?" [151] ,,Нет!" "У меня тоже нет". Рота счастливо отделалась и накануне ни одного убитого, ни раненого. Деревню заняла пришедшая на смену 7-я рота, 2-я отошла на бивуак провожаемая орудийным и ружейным огнём с крепости и того берега.

Только что мы с батальонным командиром подполковником Дубельтом сели в моей палатке пить чай, смотрю, пуля пробила палатку над кроватью. Становилось жарко, пошли допивать чай в тень, к полотну железной дороги около батареи; слышу, кричат: "носилки!" Ранило стрелка моей роты державшего в палатке и евшего арбуз, в колено, к счастью, легко.

Гранаты ложатся на бивуак. Китайцы видимо пристрелялись. Вот одна упала в 20 шагах от правого фланга палаток 2-й роты, но зарылась и не разорвалась, другая ударила в обоз.

Все чувствуют себя неловко. Мы в положении расстреливаемых. В атаку идти легче: там солдат развлекается хотя бы тем что, двигаясь, обходит кусты, деревья, переходить через канавы, речки, вообще преодолевает неровности почвы; равняется с товарищами, исполняет команды, наконец, и самое важное, видит впереди цель: врага до которого стремится скорее добраться чтобы избавиться от этого непрестанного гудения, шипения и свиста гранат, шрапнели и пуль, а здесь на бивуаке стоя на месте, все внимание невольно сосредоточивается только на опасности. "А ну-ка, сейчас меня хватит в ногу, в живот", думает потихоньку каждый про себя. "Их сила, видимо-невидимо", говорят стрелки. "Помилуйте, все вершины усеяны войсками, а как такие-сякие пристрелялись!" рассуждают офицеры. Сказать откровенно, быстрая и меткая пристрелка китайских артиллеристов нас поразила: судя по недавнему прошлому японско-китайской войны, мы относились к китайским войскам пренебрежительно: Слышатся голоса за отступление к Сен-ю-Чэну. "Что вы, господа! Перед Китайцами отступать!" возражают другие.

Китайцы начинают спускаться с гор расположенных полукругом между станцией и городом Коджоу. Пули их чаще и чаще ударяются с глухим стуком около нас; ударится пуля в сухую землю, поднимется клубочек пыли, как это бывает когда на пыльную, сухую землю падают редкие, крупный капли дождя или когда идёт крупный град. Глаза невольно косятся на такие клубочки пыли.

Командир полка (он же начальник отряда) отдаёт приказание, запрячь обоз и отойти к деревне версты на три назад (чтобы выйти из-под выстрелов из крепости), а ротам сняться с бивуака и встать покамест вдоль насыпи (таким образом, роты почти прикрывались от пуль и отчасти от орудийного огня). [152]

Одна из рот забрав под мышки вещевые мешки, амуницию и оставив палатки не снятыми, отошла к насыпи. "Капитан такой-то! Что это у вас делается в роте? Потрудитесь немедленно забрать палатки!" приказывает сердитым голосом полковник, выделяясь своей крупною фигурой на насыпи, где он стоит совершенно открыто. Наступил такой психологический момент (как при всяком отступлении, хотя мы собственно не отступали, мы только меняли место бивуака, отходя назад), когда инстинкт самосохранения легко может взять верх над другими чувствами.

Старый полковник по своему боевому опыту понимает насколько важны малообстреленной части первые впечатления на войне и потому, не сходя с насыпи зорко следил за порядком в котором роты отходили под прикрытие полотна дороги.

Не успел принявший командование 8-ою ротою младший офицер объяснить взводным унтер-офицерам о порядке отвода рот, как в середину её попадает граната, раздается треск взрыва и... четверо раненых... Ближайшие к месту взрыва люди рассыпались в стороны. Кричат: ,,носилки"; принявший командование бросается к раненым, взводные унтер-офицеры ведут взводы не туда, куда следует. Командир полка посылает батальонного командира восстановить порядок.

В одной из рот нижние чины торопясь к насыпи разбирают ружья без команды.

"Кто вам приказал разбирать ружья, а? Разве была команда "в ружье?" Поставить ружья на место и дожидаться команды!" кричит ротный командир. "А ты куда, шельма, идешь?" обращается он к своему каптенармусу. Каптенармус надел на себя кое-как амуницию, скомкал полотнище палатки, схватил ружье и согнувшись пробирается к насыпи. "Так что, ваше благородие, командир полка сказал, чтоб уходили в канаву", докладывает он ротному командиру.

С шумом проносится граната, каптенармус приседает почти до земли. Удар по мягкому... пониже спины плашмя шашкой ротного командира заставляет его выпрямиться.

"Я вот тебе дам, в канаву! Да разве командир полка отдал приказание, он приказал мне отводить роту, а я еще не командовал в ружье!"

Другая граната гудит, каптенармус опять присел, снова удар шашкою по мягкому... В рядах роты слышен хохот. "Пошёл, шельма эдакая, на место!"

Отряд отошёл версты три назад и встал бивуаком у деревни недалеко от поезда (в голове укладки восстановляемого пути). [153]

Наш отряд ² имел своей задачей охранять восстановляемый железнодорожный путь и по мере исправления его двигаться к Ташичао (станция в 30-ти верстах к северу от Коджоу) на соединение с стоявшим там такой же приблизительно силы как наш отрядом полковника Домбровского (командир 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка). Прежде чем двигаться вперёд необходимо было взять крепость Коджоу для того чтобы обеспечить себе тыл и чтобы ее "примерно наказать", согласно телеграммы командира Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта Линевича, за сожжение железнодорожной станции Коджоу.

Наш маленький отряд насчитывал с небольшим 1000 человек, правда при 8 орудиях, но за то при самом незначительном числе кавалерии (десятка три, четыре казаков) столь необходимой для разведочной службы, тем более, позади нас, за исключением двух рот (роты Его Величества и 5-й) оставленных гарнизоном во взятом нашим отрядом 12-го Июля Сен-ю-чэне вплоть до Кинджоу ³, то-есть, на 100 слишком вёрст стояли по станциям дороги кучки человек 10-15 от 7-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Следовательно, на скорую помощь из Артура не могли рассчитывать: нам хорошо было известно, там находилось так мало войск (если не ошибаюсь, один батальон 2-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и, кажется, батальон 10-го Восточно-Сибирского стрелкового полка) что едва хватало на обыкновенную гарнизонную службу (о частях назначенных в Китай из Европейской России еще не было ни слуху ни духу).

Что касается китайских войск, то они свободно двигались по Ляодунскому полуострову к востоку и западу от нас; по сторонам дороги и в тылу оставались целые города (Фуджоу, например) с китайскими гарнизонами.

Мы занимали из всего полуострова лишь тонкую линию полосы железной дороги, которую неприятель ежечасно мог перерезать, и таким образом наш маленький отряд был бы окружён противником и окружён не толпами бунтующей черни, а обученной европейскому строю пехотой с превосходной артиллерией при значительном числе поклявшихся в своей ненависти к иностранцам боксёров которые с безумной отвагой бросались на штыки наших солдат. [154]

По сведениям, в Коджоу сосредоточилось 3000 регулярной пехоты, 500 боксёров и много орудий.

Само собою понятно, хотя бы 4000 китайский отряд не являлся для нас непреодолимой силой днём, но ночью из осторожности приходилось высылать в сторожевую цепь чуть ли не половину наличного состава роты, что крайне утомляло людей. Ночные бои опасны тем для обороняющихся что темнота лишает начальников возможности уяснить обстановку, мешает им руководить людьми и, главное, совершенно устраняет стрельбу на дальние расстояния и препятствует меткости на ближние (про артиллерию и говорить нечего, она по тем же причинам в ночном бою вовсе бездействует). Не понимая вполне значение ночного боя или, вернее, не решаясь на него, Китайцы ограничивались высылкой мелких партий тревоживших нас по ночам.

Заберется такая партия человек 20-40 в густой гаолян окружавший расположение отряда со всех сторон, засядет где-нибудь шагах в пятистах от бивуака и стреляет оттуда наудачу. По всей сторожевой цепи открывается бестолковая стрельба, поднимается тревога, одеваются, становятся "в ружье" и так каждую ночь.

Больших усилий стоило офицерам приучить людей спокойно спать или, по крайней мере, не вставать и не одеваться при первом выстреле.

— Почему вы спите одетыми? спрашивают, бывало, стрелков.

— Так что, ваше благородие, может быть тревога.

— Так что же из этого что тревога? На войне каждую ночь может быть тревога, так и не спать?! Вы ведь знаете, что есть дежурная часть! ⁴.

От постоянных ночных тревог нервное напряжение людей достигло до такой степени что однажды ночью, когда особенно сильно разгорелась стрельба в цепи и тревога распространилась по всему лагерю, стрелки стоявшей позади роты напялив наскоро, с грехом пополам, амуницию с ружьями на перевес бросились прямо на палатки передней роты... истоптали их, причём досталось и людям, бывшим в палатках и не успевшим вовремя выскочить.

Один из истоптанных таким образом рассказывал после: "Проснулся, ваше благородие, и слышу что по мне сверх палатки [155] люди бегают... Ну, думаю, ,,манзы" ворвались в лагерь... Я и давай кричать "ура"...".

В другом случае кончилось не смехом, выскочил из палатки солдат в синей рубахе и получил шесть штанговых ран от набежавших сзади товарищей, которые приняли его за Китайца ⁵. Раны, нанесенные впопыхах, оказались по счастью легкими.

Не легко и не простыми рядовыми солдатами относиться сдержанно к звукам ночной стрельбы: много тревожного и захватывающего в них... Представьте себе, бивуак вблизи неприятеля... На бивуаке обыкновенно тихо... Внезапно в глухую ночь выстрел, другой... и все замерло...

Чтобы прекратить бестолковую стрельбу с нашей стороны, приказано в сторожевой цепи не отвечать на выстрелы неприятеля; стрелять только при явном нападении, да и то когда нападают в большом числе, от малых же партий отделываться штыками... Разумеется, легко сказать, поступать так или иначе, но какому-нибудь калужскому или томскому безусому парню называемому солдатом лишь потому, что год тому назад, положим, его взяли в военную службу трудно было понять, почему нельзя стрелять, когда ему страшно, когда в темную ночь шумит кругом густой высокий гаолян, шелесты которого похожи на шорохи подкрадывающихся врагов... Они только что стреляли и теперь вот-вот выскочат на него...

К довершению всего шли почти непрерывно проливные тропические дожди, постоянное явление в южной Манчжурии летом, в час, два затоплявшие всю местность. Вода, не впитываясь в глинистую почву, скатывалась в низины, образуя в котловинах целые озера и превращая канавы и ручьи в бурлившие, непроходимые вброд речки.

Помню, раз, будучи начальником передовых постов я расставлял в сторожевую цепь свою и 3-ю роты; дождь хлестал как из ведра; часовых пришлось ставить прямо по щиколотки в воду ⁶, поля гаоляна походили на прибрежный тростники между которым постоянно струится вода.

Когда я расставил своих и повёл вместе с штабс-капитаном Грудзинским (командиром 3-й роты) 3-ю роту в другую сторону, то судя потому что люди на дороге брели по колено в воде (кстати сказать, полотно грунтовых дорог в южной Манчжурии часто ниже поверхности окрестных полей; дороги в дождливую пору [156] обращаются в канавы, куда стекает вода с полей), а некоторые канавы сделались буквально непроходимыми вброд, я не счёл возможным оставить своих людей на прежних местах и послал фельдфебеля с приказанием, отведя посты 2-й роты, поставить их на насыпь полотна железной дороги, то-есть, очень близко к бивуаку, но что было делать? По словам фельдфебеля исполнявшего мое приказание, вода на нашем бывшем сторожевом участке во многих местах доходила уже стрелкам до колен.

Наскоро починенную и еще не вполне оконченную железную дорогу дождями размыло, и мы очутились отрезанными от Порт-Артура.

Ночные нападения боксёров не прекращались.

Кроме того Китайцы каждую ночь открывали бесполезную по дальности расстояния стрельбу с гор, вероятно из желания показать нам свою бдительность.

Обыкновенно в полночь все вершины гор лежавших на пути нашего наступления к Ташичао опоясывались огненными линями ружейных выстрелов... Китайцы действовали в данном случае вопреки здравого смысла (тактики): они, такой стрельбой обнаруживая свое расположение, указывали нам, какие именно места ими не заняты, чем и воспользовался поручик Масальский, проскользнувший между китайскими сторожевыми заставами в Ташичао, куда он был послан в сопровождении пяти казаков от нашего начальника отряда к полковнику Домбровскому с просьбой поддержать нашу атаку на Коджоу двумя ротами при двух орудиях со стороны Ташичао.

Наконец, начальник отряда (полковник Хоруженков) получил уведомление от начальника 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады генерал-майора Флейшера ⁷ прибывшего из Артура в Инкоу (Новый-Нью-Чуан) с частями 3-го Восточно-Сибирского стрелкового полка что сам генерал идёт к нам на помощь с батальоном пехоты, двумя орудиями и двумя конными (Донской п Кубанской) сотнями охранной стражи. Получены были также от начальника бригады соответственные приказания относительно совместной атаки отрядами (нашим и вспомогательным) крепости Коджоу; атаку предполагалось сделать 19 июля.

(До следующей книги).

И. Иванов.

Комментарии

1. Иначе Чай-нин.

2. Шесть рот 1-го Восточно-Сибирского стрелкового Его Величества полка, 2-я батарея (8 орудий) 1-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады и сотни казаков Верхнеудинского полка Забайкальского казачьего войска.

3. Кинджоу город в 100 верстах от Артура, у границы Квантунской области; узкий перешеек Квантунского полуострова составлявший границу был тогда сильно занят артиллерией и слабо пехотой.

4. Кроме сторожевых постов и застав удалённых, примерно, на версту от бивуака и обязанных не спать, на самом бивуаке назначаются взвод, полурота или рота и более, в зависимости от силы отряда, в дежурную часть, которая должна быть готова во всякую минуту для встречи противника.

5. Китайцы вообще ходят в синем и у пехотных солдат их куртки синие с красными.

6. Применяясь к правилами сторожевой службы, посты ставились на перекрёстках дорог и в низинах (ночью виднее снизу вверх).

7. Генерал-майор Флейшер будучи назначен в середине июля начальником Южно-Манчжурского отряда (в который вошли полки: наш, полковник Домбровского и полковника Мищенка) в 20-х числах июля взял с боя Инкоу (Новый-Нью-Чуан), самый важный торговый порт южной Манчжурии с многомилионными торговыми оборотами.

Текст воспроизведен по изданию: Военно-походные впечатления// Русский вестник, № 9. 1901