ДЕР ЛИНГ

ДВА ГОДА В ЗАПРЕТНОМ ГОРОДЕ

ГЛАВА IX.

Император Гуан-Су.

На следующий день я встала ранее обыкновенного и одевалась с большой поспешностью из опасения, чтобы не опоздать. Когда я пришла во дворец Ее Величества, на веранде уже сидело несколько придворных дам. Они, улыбнувшись, пригласили и меня посидеть с ними, так как еще очень рано, только пять часов утра. А мне нужно было разбудить Ее Величество в пять с половиной. Через несколько минут вышла Молодая Императрица, которой мы все поклонились и пожелали доброго утра. Поговорив с нами несколько минут, она спросила, не проснулась ли Ее Величество, и кто должен ее разбудить. Когда я сообщила ей, что сегодня моя очередь, она тотчас же приказала мне идти в комнату Ее Величества. Я вошла очень тихо и нашла там несколько служанок и придворную даму; первые стояли, а последняя сидела на полу. Эту ночь она исполняла свою обязанность. Увидев меня, она встала и шепнула мне, что пойдет, причешет голову и переменит костюм и просила, чтобы я не [7] уходила из комнаты до тех пор, пока не проснется Ее Величество После ухода этой дамы я подошла к ее кровати и сказала: Лао-Цзу-Цзун, уже половина шестого. Она спала, отвернувшись лицом к стене, и не посмотрев, кто ее будит, сказала: «Уходи прочь и оставь меня одну. Я не приказывала разбудить меня в пять с половиной. Разбудите меня в шесть», — и тотчас же заснула. Я подождала до шести и опять начала будить ее. Проснувшись, она сказала: «Это ужасно. Как вы несносны». Сказав это, она посмотрела вокруг, и увидев меня, стоящую около кровати, промолвила: «О, разве вы? Кто вас послал разбудить меня?» Я ответила, что одна из придворных дам сказала мне, что сегодня моя очередь прислуживать Лао-Цзу-Цзун в спальней. «Это смешно! Как они смеют давать приказания, не получив никакой инструкции от меня. Они знают, что выполнение этой обязанности не особенно приятно, поэтому они поручили это вам, как новому здесь лицу». Я ничего не ответила на ото. Я старалась все делать так хорошо, как могла, но нашла, что это довольно нелегкая работа, так как Ее Величество была весьма требовательна во всем. Однако, на следующее время я старалась отвлечь ее внимание от происходящего вокруг какими-либо новыми или интересными вещами, и таким образом было не так беспокойно поднимать ее с постели.

Мой читатель не может вообразить, как мы были рады, когда возвратились в свои аппартаменты; ведь уже было десять с половиной часов вечера. От слишком сильного переутомления мне очень хотелось спать, поэтому я разделась и тотчас же отправилась в кровать. Мне кажется, что я не успела прикоснуться головой к подушке, как уже заснула.

На следующий день было тоже самое, обычная утренняя аудиенция; конечно, все время все суетились, что продолжалось в течении пятнадцати дней, прежде чем я вошла в колею. Я начала очень интересоваться придворной жизнью, и мне она с каждым днем нравилась все больше и больше. Ее Величество всегда была очень мила и добра с нами и даже предприняла с нами осмотр всех мест в Летнем Дворце. Отправившись смотреть ферму Ее Величества, расположенную на западной стороне озера, нам пришлось переходить через высокий мост. Этот мост называется Ту-Тай-Чиао (Нефритовая гирлянда). Ее Величество часто плавала с нами на лодке под этим мостом, или же гуляла с нами вокруг его. Ей, кажется, очень нравилось сидеть в своем кресле на самом возвышенном месте моста и пить чай; [8] действительно, это было одно из ее любимых мест. Она посещала свою ферму через четыре дня, и ей всегда доставляло удовольствие брать оттуда несколько овощей, рису или кукурузы. Она сама приготовляла все это на одном из дворов. Мне казалось, что это — хорошая забава, и поэтому я засучила мои рукава, чтобы помочь ей поварить. Мы также принесли свежие яйца с фермы, и Ее Величество учила нас, как приготовлять их с черными чайными листьями. Печи, на которых мы приготовляли кушания, были очень оригинальные. Они были сделаны из меди и окаймлены кирпичом. Их можно было свободно переносить с место на место, так как они не имели труб. Сначала Ее Величество приказала мне сварить яйца в крутую и разбить их, но скорлупу не обдирать, затем прибавить полчашки черного чаю, соли и пряностей. «Я люблю деревенскую жизнь, — сказала она. — Она кажется более естественной, чем дворцовая. Я всегда рада видеть, как играют молодые люди, а не таких высокопоставленных дам, как мы с вами. Хотя я уже не молода., но я люблю играть». Она попробовала первая, что мы сготовили, а затем дала нам всем отведать, спросив: «Не думаете ли вы, что эта пища более вкусна, чем приготовленная поварами?» Мы все ответили, что она прекрасна. Так мы проводили многие дни при Дворе, занимаясь полезными увеселениями.

Я виделась с Императором Гуан-Су каждое утро, он всегда спрашивал меня несколько слов по английски. Я удивилась, когда узнала, что он умеет писать достаточное количество слов по английски. Он был чрезвычайно интересен. Он говорил очень выразительно. Оставаясь с нами наедине, он был совершенно другим, шутил и смеялся, но как скоро ему приходилось быть в присутствии Ее Величества, он высматривал серьезным и вечно, казалось, был чем-то встревожен. Мне говорили многие, которые познакомились с ним на аудиенции, что на вид он кажется несмышленым и никогда не разговаривает. Но я знаю лучше, потому что мне приходилось видеть его ежедневно. Я была довольно порядочное время при Дворе, чтобы успеть изучить его, и нашла его одним из умнейших людей Китая. Он был прекрасный дипломат и имел поразительный ум, только для проявления его у него не было удобных случаев. Теперь многие задают мне один и тот же вопрос, достаточно ли мужествен и умен был Император Гуан-Су почитать наших родителей. Я часто и подолгу разговаривала с ним, и нашла его весьма умным человеком и довольно терпеливым. [9] Его жизнь была не счастливая; с самого детства у него было слабое здоровье. Он сказал мне, что благодаря этому ему пришлось слишком мало времени посвятить изучению литературы, но у него был природный ум. Он был рожден музыкантом и мог играть на всяком инструменте без ученья. Он в особенности любил пианино; он всегда просил меня давать ему уроки музыки. В зале аудиенция было несколько прекрасных роялей. У него также был хороший вкус на иностранную музыку. Я учила его играть некоторые вальсы и он прекрасно выдерживал такт. Он был хороший компанион и прекрасный друг; доверяя мне, он поведал мне все свои беспокойства и печали. Мы много говорили о западной цивилизации и я была поражена, узнав, что он хорошо был о всем осведомлен. Он говаривал мне, время от времени, о своем честолюбии относительно богатства своей стране. Он любил свой народ и делал все, что мог, чтобы оказать помощь ему, когда бывал голод или наводнение. Я заметила, что он очень сочувствовал своему народу. Я знаю, что некоторые евнухи дают ложные сообщения о его характере, говоря, он жесток и так далее... Я тоже самое слышала и прежде до прибытия во Дворец. Он добр с евнухами; но, конечно, всегда есть разница между хозяином и слугами. Он никогда не позволяет евнухам заговаривать с ним до тех пор, пока сам их не спросит, и никогда не слушает никаких сплетен. Но я довольно насмотрелась на все и знаю, как жестоки были сами евнухи. Они не почитали своего хозяина и господина. Они были, набраны из низшего класса из деревни, без всякого образования; они были совершенно безнравственны и не сочувствовали не только кому-либо, но даже и себе. Внешний мир так много наслышался небылиц о Ее Величестве и о характере Императора Гуан-Су, но я уверяю моих читателей, что все это было рассказано евнухами своим семьям, а последние постарались еще пополнить их, дабы рассказ получился занимателен. Большинство людей, живущих в Пекине, получает почти все сообщения от них. Я также была свидетельницей сего во время моего пребывания при Дворе.

Однажды, во время послеобеденного отдыха Ее Величества, мы услышали ужасный шум. Он был похож на взрыв ракет. Подобный шум был совершенно необычным при Дворе, где не дозволялось совершать чего-либо подобного. Конечно, Ее Величество проснулась. Через несколько секунд все были возбуждены и бегали взад и вперед, думая, уж не горит ли [10] здание. Ее Величество приказала евнухам успокоиться, но никто не слушал ее, а как сумасшедшие с криком бегали кругом. Ее Величество рассердилась и велела принести ее желтый мешок. (Я должна сказать несколько слов об этом мешке. Он был сшит из желтого сукна, а внутри его находились бамбуковые прутья разных сортов и величин, для евнухов, служанок и ам.) Этот мешок всюду носили за ее Величеством, чтобы он был под рукой в случае надобности. Каждая из нас знала, где он хранился. Мы взяли все по пруту из мешка и она приказала нам пойти во двор и бить евнухов. Это было презабавное зрелище, как все придворные дамы и служанки прутьями старались разогнать возбужденную толпу. Я просто смеясь забавлялась этим, а также и все остальные. Ее Величество стояла на веранде, наблюдая за нами, но она была очень далеко и не могла слышать шум и смех. Мы всячески старались разогнать толпу, но смех препятствовал тому, чтобы мы были в силах причинить кому-либо какой-либо вред. Но вдруг все евнухи успокоились и перестали кричать, увидев старшего евнуха Ли-Лиен-Юн, который шел в сопровождении своей свиты. Они все испугались его и стояли, как статуи. Мы тоже перестали смеяться и пошли обратно с прутьями в руках к Ее Величеству. Ли-Лиен-Юн также отдыхал после обеде, но, услышав шум, пришел осведомиться о беспокойстве, чтобы сообщить о сем Ее Величеству. Оказалось, что один из молодых евнухов поймал ворону. (Евнухи ненавидят ворон, так как они считаются зловещими птицами. Китайцы называют евнухов воронами, потому что они такие препротивные. По этой-то причине и евнухи ненавидят их). Они любят ставить ловушки для них, а, поймав, привязывают большую хлопушку к их ногам, поджигают ее и отпускают птицу на свободу. Естественно, что бедняга рада бывает улететь от них прочь, но в то время как делается взрыв пороху, она уже высоко парит в воздухе, а этот взрыв нередко разрывает бедную птицу на куски. Оказалось, что евнухи уже не первый раз забавлялись такими грубыми шутками. Мне говорили, что им доставляет удовольствие видеть кровь и мучения. Они даже для ознаменования такого события устраивали попойку. Этот жестокий поступок постоянно проделывался за стеной залы аудиенций, но на этот раз ворона прилетела прямо ко дворцу Ее Величества во время ее послеобеденного отдыха, а взрыв произошел, когда она пролетала над двором. Выслушав доклад старшего евнуха о случившемся, она рассердилась и приказала, [11] чтобы молодой евнух был наказан в ее присутствии. Я увидела, как один из свиты старшего евнуха вытолкнул осужденного из толпы. Старший евнух тотчас же дал приказание положить его на землю, а двум евнухам из своей свиты встать по бокам его и бить его по ногам поочередно двумя тяжелыми бамбуковыми палками. Эта жертва ни произнесла ни слова, пока все это происходило. Старший евнух считал пока ему дали 100 розог, а затем велел остановиться. После чего он встал на колени пред Ее Величеством, ожидая от нее приказания, кланяясь так низко, что головой стучал о каменные плиты, прося его наказать за неосмотрительность и небрежность в своих обязанностях. Ее Величество сказала, что это не его ошибка и приказала увести обвиняемого прочь. Во время этого обвиняемый все еще лежал на земле и не смел пошевелиться. Теже евнухи взяли его за ноги и потащили вон из двора. Мы все боялись даже громко вздохнуть, иначе Ее Величество может сказать, что мы своей боязнью препятствуем присутствовать при подобном наказании. По окончании всего этого мы осуждали ее за такой жестокой поступок. Но никто не был удивлен подобным зрелищем, ведь мы уже привыкли видеть подобные сцены ежедневно. Сначала я сожалела их, но потом я переменила свое мнение, узнав, что они достойны этого.

Первая особа, которая подверглась наказанию в моем присутствии, была служанка; она подала неодинаковую пару носок, за что Ее Величество велела другой служанке ударить ее десять раз по щекам. Служанка, видимо, била ее не особенно сильно, поэтому Ее Величество сказала, что они, наверное, хорошие друзья и поэтому, не повинуются ее приказаниям; и первой, подвергшейся наказанию, велела бить вторую за ослушание. Все это вышло очень забавно и смешно. В этот же самый вечер я осведомилась у этих девушек, что они чувствовали, когда били друг друга по щекам. Причина, почему я спросила их, была та, что они смеялись и шутили, как обыкновенно, тотчас же, как только вышли из комнаты Ее Величества. На что они ответили, что все это пустяки, к которым они уже привыкли, и никогда не горюют об этом; я в свою очередь тоже привыкла со временем ко всему этому и была холодна ко всему происходящему. Но, конечно, служанки были много лучше, чем евнухи. Это были дочери маньчжурских солдат; они служили при дворе по десять лет, а по истечении означенного срока отпускались на свободу и выходили замуж. Одна из них вышла замуж через месяц после моего приезда во дворец. Ее величество дала ей небольшую сумму, пятьсот [12] таелей. Эта девушка так привязалась к Ее Величеству, что ей трудно было покидать двор. Она была чрезвычайно умная девушка. Ее имя было Цю-юнь (осеннее облако). Ее Величество назвала ее так, потому что она высматривала очень нежной и тоненькой. Она тоже понравилась мне за этот короткий промежуток, что мы были вместе. Однажды она сказала мне, чтобы я не слушала придворных сплетен, хотя ей Ее Величество говорила, что она очень любит меня. На двадцать второй день третьей луны она покинула дворец и мы все очень сожалели ее. Ее Величество не думала сначала, что с уходом ее она потеряет так много, но это оказалось в действительности. В течение нескольких дней у нас ничего не было кроме беспокойства. Казалось, что все идет неправильно. Услуги служанок совершенно не удовлетворяли Ее Величество, они были вне себя от страха и старались всячески угодить Ее Величеству, но были неспособны к этому, поэтому мы помогали им и выполняли часть их работы, чтобы только успокоить Ее Величество. К несчастью она остановила нас и сказала: «у вас довольно и своей работы и я не желаю, чтобы вы помогали им. Ведь вы этим мне совершенно не доставляете удовольствия». Она знала, что я не привыкла к подобным обращениям, когда она говорила сурово, поэтому, улыбнувшись, сказала мне: «Я знаю, что вы очень добры и помогаете им, чтобы только не раздражать меня, но они слишком хитры. Это не то чтобы они не могли выполнить своей работы. Они прекрасно знают, что я изберу себе прислуживать в спальне ту, которая из них умнее. Но им не хочется занять этой должности, поэтому они притворяются глупыми и злят меня, чтобы я была вынуждена отослать их на простую работу. Но евнухи еще хуже. Они боятся занять место Цю-юнь. Теперь я все поняла и оставлю у себя самую глупую». Я чуть было не расхохоталась, увидев, как они в этот момент все были серьезны. Раньше мне казалось, что они действительно неспособны к сей должности, но ежедневная совместная работа с ними доказала, что Ее Величество права. Евнухи же, казалось, были совсем без мозгу. Это странный и бесчувственный народ. Они всегда одинаково настроены, а именно жестоко. Когда Ее Величество отдавала приказание им, они всегда говорили «дже» (да), а не успеют еще придти в наш зал, как начинают спрашивать друг друга: «Какое было приказание, я совершенно все забыл?» Затем подходили к одной из нас, если кому-либо случалось присутствовать, когда отдавалось приказание: «Пожалуйста скажите, что она нам велела сделать. [13] Я совсем не слушал, когда Ее Величество говорила». Мы часто смеялись и шутили над ними. Мы знали, что вторично осведомиться у Ее Величества они боялись, и поэтому мы им всегда говорили. Один из евнухов, умеющих писать, записывал ее дневные приказания, т. к. она желала сохранить запись обо всем. При дворе было около 20 евнухов, хорошо образованных. Они должны были отвечать на каждый вопрос, какой бы ни задала им Ее Величество о китайской литературе, в то время как сама была хорошо осведомлена о всем. Я заметила, что ей доставляло большое удовольствие, если кто-либо из них не мог ответить на ее вопрос или знал меньше ее. Она наслаждалась этим, смеясь над ними. Ее Величество вообще очень любила кого-нибудь дразнить. Она знала, что придворные дамы знали очень мало о литературе, поэтому испытывала нас. На ее вопрос мы отвечали впопад или невпопад, лишь бы только насмешить ее. Я уже упоминала о том, что Ее Величество не любила слишком умных, хотя и глупых тоже не переносила; поэтому в течение первых трех недель нервничала и не знала, как себя держать, но вскоре я изучила ее вкус. Она весьма обожала умных девушек, но не любила тех, которые слишком выказывают свою ученость. Ее расположение я приобрела следующим образом. Когда бы я ни была с ней, я всегда всецело обращала на нее свое внимание и пристально наблюдала за ней, (но не смотрела на нее пристально, т. к. она ненавидела это) и аккуратно выполняла ее приказания. Если ей нужно что-нибудь, она сначала посмотрит на вещь, а потом на ту особу, которая подала бы ей напр. папиросы, носовой платок и пр. (В комнате постоянно стоял стол, на котором лежало все, что ей нужно во время дня). Я так изучила ее привычки, что вскоре знала, чего она желает, лишь только взглянув на нее, и редко когда ошибалась. Это доставляло ей большое удовольствие. Она была весьма энергична и всегда действовала в том направлении, которое казалось ей верным, и имела превосходную уверенность в себе. По временам я видела ее очень печальной. У нее были душевные волнения, но ее воля была сильнее. Она могла себя контролировать прекрасно, но ей хотелось, чтобы народ симпатизировал ей — только за ее действия, а не за слова, потому что она не хотела, чтоб кто-нибудь знал ее мысли. Моему читателю, вероятно, покажется, как тяжело быть придворной домой Ее Величества, Вдовствующей Императрицы Китая, но я весьма наслаждалась жизнью с этой интересной особой, тем более, что угодить ей совсем не трудно. [14]

В первый день четвертой луны Ее Величество была очень встревожена, потому что стояла засуха. Она молилась ежедневно в течение десяти дней после аудиенций, но без всякого результата. Мы тоже все присмирели. В этот день Ее Величество не давала никаких приказаний и ни с кем не разговаривала. Евнухи, казалось, были вне себя от страха, и мы решили удалиться, не позавтракав. Это утро мне пришлось много поработать и я была очень голодна — хотя, на самом деле, все ощущали тоже самое. Мне было жаль Вдовствующую Императрицу. Она только сказала мне, что я могу идти, так как она желает отдохнуть немного; мы возвратились в свои аппартаменты. Я осведомилась у евнуха Вана, почему Ее Величество так обеспокоена бездожьем, на самом же деле стояла чудная погода. «Лао-фо-ие (старый будда) горюет о бедных фермерах, — сказал он, — ведь может погибнуть весь их хлеб». Ван также напомнил мне, что не было дождя с тех пор, как я поселилась во дворце. Я не заметила, как прошло два месяца и семь, дней, а с другой стороны мне казалось более, так как жизнь так хороша и приятна, да и Ее Величество была очень добра ко мне, как бы она знала меня в течение нескольких лет. В этот вечер Ее Величество очень мало кушала за обедом. Нигде не слышно было ни звука, все старались не тревожить ее. Молодая Императрица приказала нам кушать по возможности скорее, что взволновало меня. Когда мы вернулись в нашу приемную, Молодая Императрица сказала мне, что Ее Величество очень обеспокоена о судьбе бедных фермеров и будет молиться о дожде, и не будет кушать в течение двух или трех дней. В этот же вечер, прежде чем удалиться, Ее Величество дала приказание, чтобы не били свиней внутри Пекинских ворог. Она хотела лишить себя пищи ради богов, которые, может быть, сжалятся над нами и пошлют дождь. Она также дала приказание, чтобы каждый вымылся и вымыл рот, этим как бы очищая себя от всех нечистот, и таким образом приготовляясь к посту и молитве, а также, чтобы Император поехал в храм, что внутри Запрещенного Города, совершать церемонию жертвоприношения (которая называется Чин-Тан). Он не кушал мяса и ни с кем не разговаривал и молил Бога, чтобы он умилосердился и ниспослал дождь для бедных фермеров.

Его Величество, Император Гуан-Су, носил дощечку из нефрита в три вершка в квадрате, на которой было выгравировано «Чай-чие» (имеющее тоже самое значение, что Чин-Тан — не кушать [15] мяса и молиться в течение трех дней), по Маньчжурски и по-Китайски. Евнухи, которые отправились с Императором в храм, тоже надели такие дощечки. Идея этого обычая: эта нефритовая дощечка будет напоминать о том, чтобы все были серьезны при совершении церемонии.

На следующее утро Ее Величество встала очень рано и приказала мне не приносить никаких драгоценностей. Она оделась сама с большой поспешностью. Ее завтрак состоял только из молока и печеного на пару хлеба, а наш — из капусты с соленым рисом, что было совершенно безвкусно. Ее Величество совершенно не разговаривала с нами, за исключением того времени, когда отдавала приказания; мы тоже молчали. На ней был бледно-серый халат, сшитый очень просто, без вышивок и без всяких отделок. Она надела серые туфли под цвет халата и взяла серый носовой платок. Мы последовали за ней в зал, где евнух стоял на коленях с большой ивовой ветвью; Ее Величество отломила небольшую веточку ивы и воткнула себе в голову. Молодая Императрица сделала тоже самое, и сказала, чтобы и мы последовали ее примеру. Император Гуан-Су взял веточку и воткнул ее в шляпу. После этого Ее Величество приказала евнухам и служанкам сделать тоже самое. Это было странно и смешно, что у всех на головах были ивовые веточки. Старший евнух пришел и, встав на колени перед Ее Величеством, объявил, что все готово для церемонии жертвоприношения в маленьком павильоне, находящемся перед ее Дворцом. Она сказала нам, что она предпочитает пройтись, так как идет на молитву. Это заняло несколько времени. Пришедши в павильон, я увидела большой квадратный стол, стоящий посредине комнаты. На нем лежало несколько больших листов желтой бумаги и нефритовая дощечка, на которой лежало немного алого порошку, вместо чернил, с двумя маленькими кисточками для письма. На каждой стороне стола стояча пара фарфоровых ваз с двумя ивовыми ветвями. Конечно, никому нельзя было разговаривать, но мне было очень любопытно и хотелось узнать, почему все имели на головах по веточки ивы. Желтая подушка Ее Величества была положена перед этим столом. Она встала на это место, взяла кусочек сандалового дерева и положила в курительницу с фимиамом, которая была наполнена горячими угольями. Молодая Императрица шепнула мне пойти и помочь ей возжигать их. Я положила несколько кусочков, пока она не сказала мне, что этого довольно. Тогда Ее [16] Величество встала на колени на свою подушечку, Молодая Императрица позади ее, а мы все в ряд позади Молодой Императрицы, и начали молиться. В это же самое утро Молодая Императрица учила нас, как произносить следующую молитву: «Мы покланяемся Небесам и просим всех Будд сжалиться над нами и спасти бедных фермеров от голода. Мы охотно приносим за них жертву. О, Боже, пошли нам дождь». Мы повторяли эту молитву три раза, и кланялись каждый раз три раза, — а всего девять раз. После этого Ее Величество пошла на ее обычную утреннюю аудиенцию. В этот день она происходила довольно рано, так как двор возвращался в Запретный Город в полдень. Ее Величество и Император Гуан-Су молились вместе в Запретном Городе. Она всегда желала сопровождать его, куда бы он ни пошел. Аудиенция окончилась в 9 час. утра. Она сказала мне, чтобы я не брала никаких ее драгоценных вещей в Запретный Город, потому что, на этот раз, они ей не нужны. Я пошла в кладовую, замкнула все в ней, положила ключи в желтый конверт, запечатала его, и, положив его вместе с другими конвертами, отдала евнуху, который смотрел за всеми этими вещами. Мы уложили все ее любимые вещи. Ее халаты были главными вещами во время упаковки; у нее их так много, что конечно, всех их невозможно было взять. Я заметила, что та придворная дама, которая заведывала гардеропом, суетилась больше всех нас. Она должна была набрать халатов на пять дней. Она взяла с собой пять-десять разных халатов. На это я возразила, что Лао-Цзу-Цзун пробудет в Запретном Городе не более 5 дней и ей, вероятно, не понадобится такая масса. Но она сказала, что лучше взять больше, потому что никто не уверен, что взбредет в голову Ее Величеству. Придворная упаковка была очень простая. Евнухи принесли много желтых деревянных подносов; они были площадью 5*4 фут., а глубиной 1 фут. Мы положили большой желтый шелковый шарф на поднос, затем халаты и покрыли их толстым желтым сукном. Таким образом все было упаковано. Упаковка 56 подносов продолжалась около двух часов. Все эти вещи несли евнухи и их отправляли вперед. Его Величество, Император Гуан-Су, Молодая Императрица и все придворные дамы должны были встать на колени, пока носилки Ее Величества через пройдут дворцовые вороты; затем мы пошли искать наши собственные кресла. Процессия по обыкновению была красива, солдаты маршировали перед ее креслом, четыре молодых принца ехали верхом около нее, и от [17] 40 до 50 евнухов, также верхами, позади ее; все одетые в оффициальные костюмы. Кресла Императора и Молодой Императрицы были такого же цвета, как и у Ее Величества. У второй жены Императора было ярко-желтое кресло. Кресла придворных дам были красные и каждое из них несли четверо носильщиков, вместо восьми, как у Их Величеств. Наши евнухи также ехали верхом позади нас. Мне казалось, мы долго ехали; наконец я увидела, что носилки Его Величества начали спускаться с мощенной дороги, но ее носилки несли прямо; мы повернули в сторону на ближайшую дорогу, чтобы скорее достичь Ван-Шу-Си (храм долгой жизни) и там дождаться прибытия Ее Величества. Мы сошли с носилок и тотчас же занялись приготовлением чая и других блюд для Ее Величества. Я помогла ей сойти с носилок и поддерживала ее за правую руку, дабы ей было легче подняться на ступеньки. Ее Величество села на свой трон; мы поставили перед ней стол, а моя сестра принесла ей чай. (Во время празднеств мы должны подавать ей все, вместо евнухов). Мы поставили все сласти перед ней, а затем пошли отдыхать. Она всегда останавливалась в этом храме на пути из Летнего Дворца в Запретный Город.

Текст воспроизведен по изданию: Два года в Запретном городе // Китайский благовестник, № 19-20. 1914

© текст - ??. 1914
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Китайский благовестник. 1914