-

ДЕР ЛИНГ

ДВА ГОДА В ЗАПРЕТНОМ ГОРОДЕ

ГЛАВА VIII.

Придворные дамы.

Когда мы уходили из ее комнаты, я заметила, что две из придворных дам остались там. Одна же из идущих с нами сказала мне: «Я рада, что могу хоть немного отдохнуть сегодня, ведь я просидела три дня подряд». Сначала я не поняла, что это означает. Тогда она объяснила мне: «Две из нас всегда должны оставаться при Ее Величестве во время ее послеобеденного сна и наблюдать за евнухами и за служанками». Мне показалось, что это одна из презабавных вещей, какие мне когда-либо приходилось слышать, и я удивлялась, сколько же людей должно быть в ее комнате. При этом Молодая Императрица сказала: «Мы лучше поспешим разойтись по домам, дабы хоть немного отдохнуть, иначе Ее Величество опять встанет, и мы не успеем воспользоваться случаем». Конечно, я совершенно не представляла себе, как долго она могла спать. Итак мы разошлись по своим комнатам. Я совершенно не замечала, как я была утомлена, до тех пор, пока не села в кресло. Я не только чувствовала себя совершенно разбитой, но в тоже время мне очень хотелось спать, потому что я не привыкла вставать в пять часов утра. Сидя в кресле, я невольно унеслась мечтами в Париж и мне пришло на ум: как странно, там мне приходилось иногда ложиться только в пять час. утра, после какого-либо бала, а здесь в это время вставать. Вообще все окружающее для меня было ново; мне странно было видеть евнухов, прислуживающих нам [10] и бегающих взад и вперед, — как бы они были наши служанки. Дабы иметь возможность немного полежать, я сказала, что они мне больше не нужны. Подав нам чай с конфектами, и осведомившись, не желаем ли мы еще чего-нибудь, они удалились. Но не успела еще я переменить платье, как вошел евнух и доложил, что «Ю-кэр-лай» (визитеры пришли), и вошли две придворные дамы, а также девушка лет семнадцати. Я припоминаю, что видела эту девушку сегодня утром, когда входила во дворец, но не была представлена ей, потому что она была чем-то очень занята. Вошедши, они сказали: «Мы пришли навестить вас, а также узнать, хорошо ли вы устроились?» Я подумала, что они весьма добры, что пришли навестить меня, но мне не понравились их лица. Они познакомили меня с этой нагло высматривающей девушкой, сказав, что ее имя Чун-Шу (приятная долголетняя жизнь). Но не видно было, что она будет жить долго, т. к. она худенькая и очень нежная. А мне она казалась больной и утомленной. Я не знала, кто она была. Она поклонилась мне и я, в свою очередь, ответила на ее реверанс. (Теперь я скажу несколько слов о реверансах. Пред Ее Величеством, Императором и Молодой Императрицей мы вставали на колени, в то время как перед лицом ниже нас рангом мы стояли прямо. И в этом случае должны всегда выжидать, чтобы младший здоровался первый, а в ответ слегка преклонить колени. Этот-то реверанс я и сделала Чун-Шу в ответ на ее приветствие.) От них я узнала, что отец Чун-Шу не высокого ранга, а поэтому она не может долго оставаться при дворе. Она не придворная дама, но и не служанка». Я чуть было не расхохоталась, услышав такое смешное определение, и хотела знать, кто ж она на самом деле. Утром я видела ее сидящей вместе с придворными дамами, а поэтому попросила и ее присесть. Эти молодые особы осведомились о моем здоровье и о том, нравится ли мне Вдовствующая Императрица. На это я ответила, что Ее Величество весьма милая лэди, какую мне когда-либо приходилось видеть, и несмотря на то, что я нахожусь при ней еще только несколько дней, я уже очень полюбила ее. Они обе посмотрели на Чун-Шу и обменялись улыбками. И все это было сделано так странно, что обеспокоило меня. Затем они спросили: «Вы думаете, вам понравится жить в таком месте, и как долго вы намереваетесь остаться здесь?» Я сказала, что мне желательно бы было пожить подольше и сделать все, что я могу, для Ее Величества, главное быть полезной ей, ибо она так много добра оказала по отношению к [11] нам, даже за этот короткий период времени, а кроме того, это — мой долг служить моей монархине и стране. Они засмеялись и сказали: «Мы сожалеем вас, ведь вы не должны ожидать никакой награды здесь, как бы вы ни трудились. Если вы действительно будете поступать так, как говорите, то вас возненавидят здесь все остальные».

Я не понимала, о чем они говорят или к чему их речь относится. Мне казалось, что лучше прекратить подобный разговор, и я тотчас же переменила тему. Я поинтересовалась, кто чешет им голову и кто шьет им туфли, и узнала, что для них все делают их служанки. Чун-Шу же заметила своим собеседницам: «Расскажите ей все об этом дворце, и я уверена, что она переменит свое мнение, когда увидит все это в действительности». Мне не понравилась эта Чун-Шу и ее лицо не произвело на меня ровно никакого впечатления. Она была маленькая с крошечной головкой и с тонкими губами. Когда она смеялась, всякий мог только слышать шум, но никто не мог видеть какого-либо выражения на ее лице. Я только что хотела что-то сказать им, чтобы не дать повода продолжать сплетничать, но нашла их слишком хитрыми и острыми. Заметив, что я всячески стараюсь остановить их, они сказали: «Теперь позвольте вам сказать все. Об этом никто не узнает. Вы нам очень нравитесь и мы хотим дать вам некоторые предосторожности для того, чтобы вы были способны защитить себя, когда с вами случится какое-либо несчастье». Я ответила, что я буду весьма осторожна в выполнении моих обязанностей и, поэтому, не думаю, чтобы мне когда-нибудь пришлось быть в несчастье. Смеясь, они добавили: «Это не делает разницы. Ее Величество постарается отыскать какую-либо вину». Я не верила всему сказанному и мне не хотелось больше слушать подобные сообщения, но подумала, что лучше умолчу о сем, дабы не оскорбить их, т. к. мне не хотелось иметь врагов. После этого я сказала им, что нельзя этого ожидать от такой милой и доброй особы, как Лао-Цзу-Цзун (старый предок), чтобы она находила ошибки в таких беспомощных девушках, как мы, а так как мы ее подданные, поэтому она может с нами делать все, что ей захочется. «Вы не знаете и совершенно не имеете понятия об этом ужасном месте; — продолжали они, — таких пыток и мучений никто не может вообразить. Мы уверены, что вы мечтаете о том, какие вы будете счастливицы с великой Вдовствующей Императрицей, и гордитесь быть ее придворными дамами. Но ваши [12] дни еще не пришли, ибо вы для нее еще новые лица. Да, она чрезвычайна для вас добра пока, но подождите, когда вы ей надоедите, тогда вы увидите, что она с вами сделает. Мы довольно натерпелись, и знаем, что такое придворная жизнь. Конечно, вы, должно быть, слышали, что Ли-лиен-юн (главный евнух) управляет этим дворцом за спиной Лао-Цзу-Цзун. Мы все боимся его. Он притворяется, что не имеет никакого влияния на Лао-Цзу-Цзун, но нам всегда известны результаты, после продолжительного совещания относительно того, как нужно кого-нибудь наказать. Если кто-нибудь из нас сделает что-нибудь неправильно, мы всегда идем к нему и просим его выручить нас из беды. На это он отвечает, что не имеет права влиять на Ее Величество, и не смеет многое сообщать ей, так как она будет за это бранить его. Мы ненавидим всех евнухов, потому что они такой плохой народ. Мы хорошо подметили, что они весьма вежливы с вами, потому что вы находитесь в почете. А с нами они постоянно так грубы и дерзки, что невозможно переносить всего этого.

«Лао-Цзу-Цзун очень переменчива. Она сегодня может полюбить вас, а завтра возненавидеть. Она умна, но не умеет ценить услуги своего народа. Даже Чу-Дзу, Молодая Императрица (Чу-Дзу значит госпожа; это значит, что она наша госпожа, ибо Маньчжуры считаются рабами своего монарха.) боится Ли-Лиен-Юн и всегда любезна с ним. Действительно, мы все должны быть вежливы с ним». Они так много болтали, что, мне казалось, разговор будет бесконечный. В это время вошел Вань и принес нам чай. Внезапно я услышала вой народа в отдалении я спросила его, что это означает. Они тоже слушали, а другой евнух, вбежав, сказал нам: «Лао-фо-ие-чин-ла» (Великий Будда просыпается). Они встала и пошли навестить ее. Я осталась весьма недовольна этим визитом и желала, чтобы они никогда не приходили ко мне и не рассказывали о подобных вещах. Меня огорчили такие ужасные рассказы о Ее Величестве. Ведь я полюбила ее в первый же день и, поэтому, всячески старалась забыть все сказанное ими.

Я даже не имела времени переодеться из-за них, и должна была тотчас же отправится к Ее Величеству. Она сидела в спальне на кровати, поджавши ноги, а перед ней стоял маленький столик. Улыбнувшись, она сказала: «Хорошо ли вы отдыхали? Или вы совсем не спали?» Я ответила, что не спала, т. к. не могу спать днем. «Когда вы будете в мои годы, вы будете спать [13] во всякое время. Теперь вы еще молоды и любите играть. Мне кажется, вы гуляли на одном из холмов и собирали цветы или же очень много ходили, потому что выглядываете очень усталой». На это я могла ответить только: «Да». Те две придворные дамы, которые наговорили мне столько глупостей о Ее Величестве, вошли и прислуживали ей, подавая туалетные принадлежности. Я посмотрела на них и мне стало стыдно за них, после тех сказанных имя ужасных вещей. Ее Величество вымыла лицо, причесала голову и воткнула в прическу свежие белые жасмины и розы. «Я всегда люблю носить свежие цветы — более чем нефрит и жемчуг. Я также люблю ухаживать за молодыми растениями и поливать их. Со времени вашего приезда я была очень занята и мне даже не удавалось полюбоваться ими. Скажите, чтобы подавали обед, а затем мы отправимся гулять». Я вышла из ее комнаты и отдала приказание евнуху. По обыкновению мы принесли ей немного сластей. В это время она уже оделась и сидела в большом зале, играя в домино. За обедом она спросила меня: «Как вам нравится такая жизнь?» На что я ответила, что я весьма рада быть с ней. «Расскажите мне что-нибудь о Париже, — попросила она, я так много слышала о нем. Веселились ли вы там по время своего пребывания и желаете ли опять возвратиться? Я думаю, китайцам трудно уезжать из Китая на три или четыре года и, мне кажется, вы весьма рады, когда получили приказание о возвращении после того, как окончился срок службы вашего отца».

Все, что я могла сказать ей — это «да», потому что было бы не хорошо сказать, что я очень сожалела, когда мне пришлось уезжать из Парижа. «Я думаю, что у нас все есть в Китае, только жизнь совершенно особенная, — продолжала она. — Что такое танцы? Кто-то рассказывал мне, что двое берутся за руки и прыгают по комнате. Если так, то я не вижу в этом никакого удовольствия. А вы тоже скакали вместе с мужчинами? Мне даже говорили, что пожилые особы, с серыми волосами, и те тоже танцуют». Я рассказала ей про балы, устраиваемые Президентом, о частных вечерниках, о маскарадных балах и пр. На что она возразила: «Эти костюмированные балы мне не нравятся, потому что вы не знаете, с кем будете танцевать, так как все в масках». Я сказала ей на это, что приглашения делаются с большой предосторожностью и, поэтому всякий, кто ведет себя не хорошо, никогда не может попасть в высший круг. «Мне хотелось бы посмотреть, как вы прыгаете, потанцуйте для меня [14] немного». Я отправилась искать мою сестру и нашла ее весьма занятую каким-то разговором с Молодой Императрицей. Я сказала ей, что Ее Величество желает видеть, как танцуют иностранцы, и поэтому мы должны показать ей. Молодая Императрица и все придворные дамы, услышав об этом, выразили свое желание также посмотреть танцы. Моя сестра сообщила мне, что она видела большой грамофон в спальней Ее Величества, и, может быть, нам удастся подобрать подходящую музыку. Я подумала, что это действительно хорошая идея, и пошла спросить на это разрешение у Ее Величества. «А разве вы должны прыгать под музыку?» спросила она. Услышав это, я почти расхохоталась и сказала, что под музыку и легче и красивее танцевать, иначе мы не будем выдерживать такта. Она приказала евнуху принести грамофон в зал, и сказала: «Вы прыгайте, а я буду обедать». Мы осмотрели все пластинки, но все были Китайские песни, и наконец, отыскав вальс, начали танцевать. Мы видели, что масса людей смотрят на нас и, наверное, думают, что мы сумашедшие. Ее Величество также смеялась над нами. «Мне никогда этого не сделать, — сказала она, — не закружились ли вы, поворачиваясь все кругом и кругом? Вероятно ваши ножки тоже устали. Это очень хорошо, точно так же девушки вертелись сто лет тому назад в Китае. Я знаю, что грациозно очень трудно танцевать, но я не думаю, что приятно видеть, когда мужчина танцует с девушкой. Я протестую против того, чтобы мужчина брал девушку за талью; я бы желала видеть только танцующих девушек. В Китае никогда не позволяют девушкам быть в соприкосновении с мужчинами. Я знаю, что для иностранцев это безразлично. И это показывает, что они разумнее, чем мы. Не правда ли, что иностранцы совершенно не почитают своих родителей, что они могут их бить и выгонять из дому?» Я ответила, что ничего подобного нет у иностранцев, а, вероятно, кто нибудь ввел ее в заблуждение. Тогда она сказала: «Я знаю, может быть, кто-нибудь видел подобную сцену среди простого народа и из этого вывел свои неправильные понятия об иностранной жизни. Мне тоже самое теперь приходится видеть среди простого народа Китая». Я удивлялась, кто мог наговорить ей такие небылицы, и я всячески старалась разуверить ее.

После обеда, который окончился в половине пятого, Ее Величество гуляла на веранде. Она показывала мне цветы, которые она сама насадила. Нужно заметить, что куда бы ни пошла Ее Величество, всюду следовала за ней та же утрешняя [15] многочисленная свита, что сопровождала ее на аудиенцию. Когда мы пришли на другой край веранды, что заняло у нас четверть часа, она приказала поставить свое кресло в одну из беседок. Все беседки были построены из бамбука и обставлены бамбуковой мебелью разного фасона. Ее Величество села, а один из евнухов принес чай и цветы жимолости. Она также приказала подать и нам чаю. «Вот моя привычка наслаждаться жизнью, — сказала она. — Я люблю деревенские виды. Здесь много красивых мест, которые я со временем покажу вам, и, я уверена, увидев их, вы не будете больше увлекаться европейскими пейзажами. Нигде в свете нет таких прекрасных видов, как у Китайцев. Некоторые из посланников, возвратившихся из заграницы, рассказывали мне, что деревья и горы у иностранцев высматривают безобразно и дико. Не правда ли?» Я объяснила ей, что кто-нибудь, желая угодить ей, — сказал это об иностранцах, но что я была во многих странах и поражалась видами природы, конечно, они совершенно не похожи на Китайские. В то время как мы разговаривали, Ее величество почувствовала озноб и спросила меня: «Не холодно ли вам? Наши евнухи стоят и глазеют и ровно ничего не делают. На следующее время прикажите, чтобы они всегда брали с собой ваши пальто. Мне кажется, что иностранная одежда весьма неудобна, ни зимняя, ни летняя. И я до сих пор не понимаю, как вы кушаете, стянув так сильно талью». Ее Величество поднялась и мы все потихоньку отправились по направлению к ее дворцу. Возвратившись с прогулки, она занялась игрой в домино. Мы вышли на веранду, где Молодая Императрица спросила нас: «Вы, должно быть, устали, потому что, я знаю, вам никогда не приходилось так много работать без отдыха. Вам было бы лучше надеть Маньчжурский костюм, потому что он удобен и легок для работы. Посмотрите на ваш длинный шлейф, вам все время приходится поддерживать его во время прогулки».

«Я была бы очень рада переменить костюм, но не получив приказания от Ее Величества, я не смею ей сделать никаких намеков». На что она ответила: «Нет, не говорите ничего, я уверена, что она сама предложит переменить вам. Теперь ей хочется видеть парижские платья, потому что она желает знать, как одеваются иностранные дамы в разное время. Ей казалось, что некоторые из дам приходят на пикники в шерстяных костюмах. Мы не думали, что иностранные лэди так же расточительны, как и мы, пока не познакомились с Madame Плансон. [16] Помните, что Вам сказала Ее величество? «Madame Плансон совершенно не походит на прочих дам, с которыми ей приходилось встречаться, а также и одевается совершенно особо». На ней было дамское платье, расписанное от руки, которое очень понравилось Ее Величеству. Во время нашего разговора открыли электричество и я пошла к Ее Величеству осведомиться, не нужно ли ей чего-нибудь. «Давайте, сыграемте одну игру в кости, прежде чем пойти спать», сказала она. Мы начали играть в туже самую игру и Ее Величество опять выиграла; но на этот раз она продолжалась только час. Она спросила: «Разве вы не можете выиграть хоть раз?» Я знала, что она дразнила меня и, поэтому, сказала, что у меня плохое счастье. Она засмеялась и продолжала: «Завтра вы попробуйте одеть чулки на левую сторону; это считается знаком выигрыша». Я сказала, что я сделаю, и знала, что это ей доставит удовольствие. За мой короткий период пребывания во дворце я все время изучала ее. Я видела, что ничто не делает ее счастливой, только чтобы я исполняла все ее приказания. Ее Величество затем сказала, что она утомилась, и просила принести ей молока. Затем добавила: «Я хочу, чтобы вы возжигали свечи и каждый вечер покланялись Будде в следующей комнате, прежде чем я лягу спать. Я надеюсь, что вы не христианка, если же да, тогда я никогда не могу чувствовать, что вы моя. Скажите мне, что вы не христианка». Я совсем не ожидала такого вопроса и, должна сказать, что для меня было очень трудно ответить ей на этот вопрос. Но для моей личной зашиты я должна была сказать, что я не имею с христианами никакой связи. Я чувствовала себя виновной, обманув ее в этом, но это было необходимо, и другого выхода для этого не было. А также я знала, что я должна была ответить на ее вопрос тотчас же, т. к. всякое замедление возбудит в ней подозрение. Хотя мое лицо ничего не показывало, но мое сердце на время остановилось биться. Мне стыдно было, что я обманываю ее. Я была с малых лет воспитана так, чтобы не стесняться говорить правду. Ее Величество, услышав, что я не христианка, улыбнулась и сказала: «Я обожаю вас; несмотря на то, что вам так много приходилось быть с иностранцами, однако вы не приняли их религии. Напротив, вы все еще держитесь веры ваших предков. Будьте крепки и не меняйте вашей веры. Вы не можете представить, как я рада теперь, ибо я подозревала, что вы верите в иностранного Бога. Даже если бы вы не пожелали, они заставят вас. Теперь я готова идти в кровать». [17]

Мы помогли ей раздеться а я, по обыкновению, убрала ее драгоценности, заметив, что она на ночь не снимает только одну пару нефритовых браслет. Она одела спальное белье и, прикрывшись одеялом, сказала нам: «Теперь вы можете идти». Мы поклонились ей и удалились из ее комнаты. В зале на холодном каменном полу стояло шесть евнухов, — это были сторожа и они должны не спать всю ночь. В ее спальной было также два евнуха, две служанки, две старых амы и две придворные дамы. Они, все, не должны спать. Каждый вечер две девушки массажируют ее ноги, две женщины наблюдают за девушками, два евнуха наблюдают за этими старыми женщинами, а две придворные дамы за всеми, чтобы они не сделали какого-либо зла. Каждый исполнял свою обязанность, но придворным дамам приходилось иногда просиживать всю ночь, так как на евнухов нельзя было положиться. Ее Величество больше всего доверяла придворным дамам. Услышав этот рассказ от одного из шести евнухов, когда я проходила мимо их, я была весьма поражена этим.

Позднее одна из придворных дам сказала мне, что поочередно одна из них должна по утрам приходить в спальню и будить Ее Величество; на следующее утро будет ваша очередь, а затем вашей сестры. Сказав это, она улыбнулась как-то особенно. В начале я не поняла этого, но современен узнала. Я спросила, что я должна делать, чтобы разбудить ее, на что она ответила: «Ничего особенного, вы сами это сделаете по своему усмотрению, но будьте осторожны, чтобы не рассердить ее. Сегодня была моя очередь. Я знала, что она устала, так как вчера ей пришлось очень много беспокоиться, поэтому мне пришлось произвести больше шуму, дабы разбудить ее. Она проснулась очень злая, и ужасно бранила меня, когда встала, так как было очень поздно. Это часто случается, когда Ее Величество просыпается поздно, ссылаясь на то, что мы недостаточно много производим шуму и она, поэтому, не может проснуться. Однако я не думаю, чтобы она это сделала по отношению к вам в настоящее время, ибо вы для нее еще новое лицо, но обождите, что будет с вами после нескольких месяцев вашего пребывания здесь». Все сказанное придворной дамой очень обеспокоило меня, но я все таки не видела, чтобы Ее Величество поступала так жестоко с тем, кто исполняет аккуратно свои обязанности.

Текст воспроизведен по изданию: Два года в Запретном городе // Китайский благовестник, № 15-16. 1914