-

ДЕР ЛИНГ

ДВА ГОДА В ЗАПРЕТНОМ ГОРОДЕ

Глава XIII.

Портрет Императрицы.

Побыв немного в храме мы возвратились во дворец; гостьи, попрощавшись с нами, отправились к дворцовым воротам, где ожидали их носилки. Я же пошла к Ее Величеству, чтобы сообщить ей, что видели гостьи и остались ли они довольны приемом. «Мне очень [2] понравилась г-жа Еванс. Мне кажется, она очень добрая женщина. Ее манеры совершенно не похожи на тех Американских дам, которых мне приходилось встречать. Мне приятно встречать людей, которые очень вежливы», сказала Ее Величество. Затем она продолжала относительно портрета: «Я удивляюсь, почему пришла такая мысль в голову г же Конджер. Теперь объясните мне, что такое портрет?» Когда я объяснила, что для этого ей необходимо сидеть в течение нескольких часов каждый день, она взволновалась, боясь, что у ней не достанет терпенья для этого. Она спросила, что она должна делать, когда будет сидеть; только позировать, ответила я, т. е. сидеть все время в одном и том же положении. «Я состарюсь за это время, пока она окончит мой портрет», сказала она. Я сообщила ей, что мой портрет был нарисован той же самой артисткой в Париже, которую рекомендует г-жа Конджер. Она просила немедленно показать ей мой портрет, за которым я тотчас же послала своего евнуха. «Я все таки не могу понять, зачем именно я должна сама позировать, разве никто не может заменить меня?» спросила Ее Величество. Я объяснила, что никто не может заменить ее, так как это ее личный портрет. Тогда она осведомилась нужно ли постоянно для этого одевать одно и тоже платье, бриллианты и украшения. На что я ответила, что это весьма необходимо. «В Китае стоит артисту только взглянуть на вас, он сейчас же начинает рисовать ваш портрет, который будет окончен в весьма непродолжительное время, поэтому я думала, что первоклассная иностранная артистка тоже способна на это» — Иностранная живопись портретов совершенно непохожа на Китайскую, и когда вы увидите ее, то поймете причину, для чего приходится так долго сидеть, — сказала я. «Что за особа эта артистка? Говорит ли она по китайски». — Я очень хорошо знаю M-lle Карл, она очень милая особа, но, к сожалению, не говорит по китайски. — «Если ее брат служит так долго в таможне, то почему же она не говорит по-китайски?» — Она большую часть времени провела за работой в Европе и Америке, в Китае же была очень непродолжительное время. — «Я очень рада, что она не понимает по китайски. У меня было единственное препятствие, что во дворце все время будет жить иностранка, и сплетничать с моими подданными, которые могли рассказать ей то, что я не желала бы, чтобы кому-либо было известно». — Это совершенно невозможно, потому что Мисс Карл не понимает по-китайски, а из ваших подданных никто не говорит по-английски, за исключением нас (моей мамы, сестры и меня). — «Вы не должны [3] слишком полагаться на это, живя вместе, они скоро научатся понимать друг друга», возразила Ее Величество. Затем продолжала: «Однако, как много потребуется для этого времени?» Это всецело будет зависеть от вас, смотря потому, как часто и как долго вы будете сидеть каждый раз. — Мне не хотелось говорить ей сколько это займет времени, я боялась, что она будет очень беспокоится. — Когда приедет артистка, добавила я, я попрошу ее окончить этот портрет по возможности скорее.

Ее Величество продолжала: «Я не знаю, как отказать г-же Конджер в этом. Конечно, я сказала ей, как вам известно, что я посоветуюсь с моими министрами, чтобы за это время хорошенько обдумать эту просьбу. Если вы знаете эту артистку и думаете, что это будет вполне правильно, если она приедет во дворец, тогда пусть приезжает, и я велю Принцу Цину ответить ей в таком роде. Прежде всего мы должны поговорить о том, что мы будем делать во время ее пребывания во дворце. По заведенному правилу лето я всегда провожу в Летнем Дворце, но он так удален от города, что для нее будет совершенно невозможно ежедневно ездить туда. Теперь, где мы поместим ее? Кто-нибудь должен постоянно наблюдать за ней. Этот вопрос так труден, что я совершенно на знаю, что предпринять. Согласны ли вы следить за ней? Справитесь ли вы с тем, чтобы днем никто не имел удобного случая поговорить с ней? А кто же будет с ней ночью?» Ее Величество ходила взад и вперед по комнате задумчиво. «Наконец, я решила. Мы будем обходится с ней, как с пленницей, только чтобы она не знала об этом, вся ответственность будет на вашей маме, сестре и вас. Каждая из вас должна играть свою роль весьма осторожно, а я свою также. Я прикажу приготовить дворец для Мисс Карл в саду Принца Чун, отца Императора Гуан-Сюй».

Этот дворец недалеко находится от дворца Ее Величества, около десяти минут езды. Он находится за Летним Дворцом, совершенно отдельно.

«Вы должны приходить с ней каждое утро, а затем возвращаться вместе и быть при ней всю ночь. Я думаю, что это самый безопасный метод выйти из затруднения, но будьте осторожны с корреспонденцией, которую она будет получать и посылать.

На вашу долю выпадет много экстраординарной работы, но это предостережет от массы беспокойств и волнений. Кроме того наблюдайте так за Мисс Карл, чтобы ей не представилось [4] удобного случая поболтать с Императором. Причина сему та, как вы знаете, Император весьма застенчив м может что-нибудь сказать, что она примет за личное оскорбление. Я назначу четырех евнухов, чтобы они присутствовали на этих сеансах и были бы под рукой, если что понадобится. Я заметила, что г-жа Конджер видела, как вы меня дернули за рукав. Я хотела бы знать, что она подумала об этом. Во всяком случае вы не должны беспокоиться. Пусть она думает, что ей угодно. Я поняла, что это значит, если г-жа Конджер не сделает этого, то это все, что нужно». Я сказала ей, что, может быть, г-жа Конджер подумала, что я хотела посоветовать вам, чтобы вы отказали ей в ее просьбе. На что Ее Величество возразила: «Разве в этом дело? Если бы вы лично не знали артистку, я, конечно, ни за что бы не согласилась. Дело не в портрете, а в том, что это может возбудить серьезные последствия».

На следующее утро я получила письмо от г-жи Конджер, в котором она просила меня не предубеждать Ее Величество против Мисс Карл. Я перевела его Вдовствующей Императрице, от прочитанного Она пришла в ужас. «Какое она имеет право писать вам так. Как смеет она внушать вам, чтобы вы ничего не говорили против Мисс Карл? Не говорила ли я вам, что она наблюдала за вами, когда вы дернули меня за рукав? Когда вы будете отвечать на это письмо, вы можете писать ей все, что желаете, но пишете так же, как и она, или еще лучше, вы сообщите ей, что в нашей стране нет обычая, чтобы кто-нибудь из придворных дам попробовал повлиять на Ее Величество, и еще добавьте, что вы не так дерзки, чтобы говорить что-нибудь против кого-нибудь. Если же вам не желательно так выразить ей, то напишите, т. к. Мисс Карл мой личный друг, я надеюсь вы никогда не будете думать, что я скажу что-нибудь против нее».

Я ответила на письмо г-жи Конджер по возможности формально, как, обыкновенно, это делается.

Ее Величество говорила все утро только о портрете. «Я надеюсь, что г-жа Конджер не пошлет миссионерку с Мисс Карл в качестве компанионки во время ее пребывания во дворце. Если да, то я, конечно, откажусь позировать». На следующее утро прибыл евнух с моим портретом и прежде, чем я еще успела показать его Ее Величеству, все придворные уже довольно хорошо рассмотрели его. Некоторые говорили, что я весьма похожа, другие же находили, что живопись довольна бедна.

Когда я сообщила Ее Величеству о прибытии портрета, она [5] велела немедленно же принести его в спальню. Несколько времени она тщательно рассматривала его, даже потрогала живопись из любопытства. Наконец разразилась смехом и сказала: «Какая странная живопись, она кажется написана маслом». (Конечно этот портрет был написан масляными красками.) «Такой грубой работы я никогда не видели в моей жизни. Картина же сама по себе имеет удивительное сходство с вами, и без сомнения ни один из Китайских живописцев не сможет выразить на картине подобного выражения. Какое смешное платье было на вас, как видно на портрете? Почему у вас голые руки и шея? Я слышала, что иностранки носят платья без рукавов и воротников, но я никогда не думала, что они так отвратительны и дурны, как вот это ваше платье. Я не могу вообразить, как вы решились на это. Я думаю, вам было очень стыдно так обнажать себя. Пожалуйста не носите больше подобных костюмов. Меня весьма поразило это. Какая странная цивилизация. Такие платья одеваются только для известных случаев или же носится во всякое время, даже и в присутствии мужчин?»

Я объяснила, что это обыкновенное дамское вечернее платье для обедов, балов, приемов и пр. Ее Величество засмеялась и воскликнула: «Тем хуже, в иностранных государствах, кажется, все прогрессирует обратно. Мы стесняемся показать ручную кисть в присутствии мужчин, но иностранцы, кажется, совсем другого мнения о сем предмете. Император всегда говорит о реформах, но если такой пример, то лучше остаться при старом режиме. Скажите мне, переменили ли вы свое мнение относительно иностранных обычаев? Не думаете ли вы, что наши обычаи гораздо лучше?» Разумеется я должна была сказать «да», видя, как она убеждена в этом. Она опять взяла и осмотрела портрет. «Почему одна часть вашего лица белая, а другая темная? Это не естественно — ваше лицо вовсе не черное. А также одна сторона вашей шеи темная. Почему это?» Я объяснила, что одна сторона была в тени, а другая нет, художница же написала так, как видела. После чего Ее Величество осведомилась: «А вы думаете, что эта артистка-дама тоже напишет мою картину темной? Но так как ее возьмут в Америку, поэтому мне не хотелось бы, чтобы там подумали, что одна сторона моего лица темная, а другая белая». Мне не хотелось открыть ей правду, что ее портрет вероятно будет написан точно так же, как и мой, поэтому я обещала ей передать артистке о ее желании. Она спросила меня, знаю ли я, когда она хочет приступить к работе. Я ответила, что [6] художница все еще в Шанхае, но г-жа Конджер уже написала ей, чтобы она приехала в Пекин и сделала все необходимые приготовления. Через неделю я получила письмо от Масс Карл, в котором она сообщала, что она поспешить приехать в Пекин и будет весьма рада, если Ее Величество позволит ей написать ее портрет. Я перевела его Ее Величеству. «Я очень рада, что вы знаете ее лично. Это будет гораздо удобнее для меня. Может быть что-нибудь мне нужно будет сказать Мисс Карл, и что я хотела бы, чтобы не знала г-жа Конджер. Я предполагаю, что мне придется говорить с Мисс Карл о таких вещах, что если узнает г-жа Конджер, то она сейчас же даст ей знать, как трудно угодить мне. Вы поняли, что я желаю. Так как она ваш друг вы разумеется можете передать ей в таком тоне, чтобы не оскорбить ее, и я еще раз говорю вам, что если бы она не была другом вашим, я не пригласила бы ее сюда, так как это не согласно с нашими обычаями».

В третий день второй пятой луны Принц Цин сообщил Ее Величеству, что художница приехала в Пекин, остановилась у г-жи Конджер и желает знать какое намерение у Ее Величества относительно того, можно ли приступить к началу портрета. Теперь я должна объяснить, что Китайский год меняется, т. к. заключает неодинаковое число лун. Например, один год состоит из обыкновенных двенадцати месяцев или лун. Следующий год может состоять из тринадцати лун. Затем два следующие года состоят только из 12 месяцев, а следующий год из 13 лун и так далее. Во время предположенного визита художницы Китайский год заключал 13 месяцев, т. е. две пятых луны. Когда Принц Цин просил Ее Величество назначить день, в который Мисс Карл могла бы приступить к работе, она ответила: «Я сообщу ей мой ответ завтра. Сначала я должна посоветоваться с моей книгой, ибо мне нежелательно начать мой портрет в несчастный день». На следующий день, после обычной утренней аудиенции, она просматривала эту книгу несколько времени. Наконец сказала мне: «Согласно с моей книгой следующий счастливый день должен быть не ранее как через 20 дней, или около», и вручила мне книгу, чтобы я посмотрела сама. Случайно она выбрала 20-ый день второй-пятой луны, как весьма счастливый день для начала работы. Затем согласно с указанием книги она окончательно решила, чтобы работа была начата в 4 час. вечера. Я была очень встревожена, когда она объявила такой поздний час для начала работы и [7] постаралась объяснить ей, что для Мисс Карл совершенно невозможно работать в такой поздний час дня. Ее Величество ответила: «Да, но ведь у нас есть электрическое освещение. Я уверена, что ей вполне достаточно будет свету». Я сказала, что при искусственном освещении невозможно получить таких хороших результатов, как при дневном свете. Я была очень озабочена тем, как бы переменить час, т. к. была уверена, что Мисс Карл откажется писать портрет при электрическом освещении. «Что за затруднение! Я сама могу нарисовать картину при каком угодно свете и она должна быть способна делать тоже», сказала она. После, продолжительного рассуждения было решено, чтобы Мисс Карл приступила к работе в 10 час. утра в двадцатый день второй-пятой луны; вы не поверите как облегченно вздохнула я, узнав о таком решении. Евнух привез не только мой портрет но и несколько фотографических карточек, снятых во время моего пребывания в Париже; которые я решила не показывать Ее Величеству, дабы она не пожелала иметь вместо портрета фотографической карточки, ведь последняя для нее гораздо удобнее, и избавит от тех беспокойств, какие доставят ей сеансы. Однако, прогуливаясь по веранде около моей спальни на следующее утро, она заглянула ко мне, чтобы посмотреть все ли чисто и все ли в порядке. Это был ее первый визит ко мне; естественно, что я была очень взволнована, ведь она очень редко навещает придворных дам. Мне неловко было, что она стоит, но попросить сесть ее на мое кресло я не смела, так как, согласно с Китайским обычаем, Император и Императрица могли сидеть только на своих тронах, которые всюду носили за ними. Поэтому я хотела распорядиться, чтобы принесли ее кресло, но она остановила меня и сказала, что сядет на одно из моих кресел, дабы принести мне счастье. Она села на кресло. Евнух принес ей чай, который я подала ей сама, не допуская евнуха прислуживать в моей комнате. Конечно, этого требовал придворный этикет, а также считалось знаком уважения.

Окончив пить чай, она встала и пошла вокруг комнаты, осматривая все, отворяя все мои комоды и ящики, чтобы посмотреть все ли у меня в порядке. Случайно взглянув в один из углов моей комнаты, она воскликнула: «Какие это картины вон на том столе», и пошла, чтобы посмотреть их. Как только она взяла их, она воскликнула с еще большим удивлением: «Как, это все фотографические карточки снятые с вас, они много лучше, чем портрет. Они — весьма похожи на вас. Почему вы [8] не показали мне их раньше». Я совершенно не знала, что ответить ей, а она увидев мое замешательство, переменила разговор. Она часто действовала таким образом, когда замечала, что если кто-нибудь из нас не знал, что ей ответить на какой-нибудь вопрос; но она была уверена, что открыть это ей удастся в будущем, когда мы будем с ней откровенны.

Осмотрев фотографические карточки, на которых я была снята в европейских платьях, она сказала: «Прекрасные фотографии; много лучше чем ваш портрет. Однако я дала мое обещание и предполагаю исполнить его. Если же я буду иметь мою фотографию, это не будет препятствовать тому, чтобы писать портрет. Меня только одно беспокоит, что я не могу пригласить во дворец обыкновенного специалиста-фотографа. Это будет очень трудно устроить».

Моя мама предложила Ее Величеству, что один из моих братьев, который занимался значительное время фотографией, может сделать все, что необходимо.

При дворе служило двое из моих братьев под управлением Ее Величества. Одному было поручено провести электричество в Летнем Дворце, а другой заведывал постановкой собственного Ее Величества катера. По обычаю все сыновья Маньчжурских чиновников должны служить при дворе в течение двух или трех лет.

Им свободно разрешалось гулять около дворца и видеться с Ее Величеством. Она всегда была любезна с этими молодыми людьми и болтала, как мать с детьми. Им разрешалось приезжать во дворец рано утром, но по вечерам, когда они заканчивали свои работы, они разъезжались по домам, т. к. при дворе никому нельзя было оставаться на ночь.

Ее Величество, услышав от мамы такую новость, очень была удивлена, и сетовала на то, что ей не сообщили об этом раньше. На что мама ответила, что она не предполагала, что Ее Величество пожелает иметь фотографическую карточку, а сама не смела предложить. Ее Величество засмеялась и сказала: «Вы можете предложить мне все, что желаете, я не прочь познакомиться совсем, что для меня ново, тем более, если это не будет известно для посторонних лиц». Она приказала послать за моим братом сейчас же. Когда он пришел, она сказала: «Я слышала, что вы фотограф, а поэтому у меня есть для вас работа». Мой брат стоял на коленях, как того требовал придворный этикет, в то время как Ее Величество разговаривала с ним. [9] Все, за исключением придворных дам, должны стоять на коленях, если она с кем-нибудь из них разговаривала. Даже это правило не составляло исключения для самого Императора. Конечно, придворным дамам не разрешалось вставать на колени, т. к. Ее Величество все время разговаривала с нами, а это бы занимало слишком много времени.

Ее Величество осведомилась у моего брата, когда он может придти и снять ее и какая для этого требуется погода. Он ответил, что сегодня вечером пойдет в Пекин, возьмет свою камеру, и может сфотографировать ее, когда она пожелает, т. к. погода не имеет никакого значения. Поэтому она пожелала сняться на следующее утро. «Сначала мне хочется сняться в носилках, когда я отправляюсь на аудиенцию», сказала она. При этом спросила, как долго ей придется сидеть, но узнав, что только несколько секунд, была весьма поражена этим. Затем осведомилась, как много времени потребуется для отделки. Мой брат сказал, что если она будет снята утром, то к вечеру все будет готово. «Это превосходно», сказала она и выразила свое желание наблюдать за его работой. Она разрешила ему самому выбрать для себя комнату во дворце и приказала евнуху сделать все необходимые приготовления.

Следующий день был великолепен; в восемь часов утра мой брат уже ожидал во дворе с несколькими камерами. Ее Величество вышла на двор и осмотрела каждую из них. Она сказала: «Как странно, что вы можете посредством этой вещи, снять на фотографическую карточку кого-либо». После того, как ей был объяснен метод фотографа, она приказала евнуху встать впереди камеры, дабы она могла посмотреть в фокус, чтобы иметь полное представление о фотографии. «Почему вы вверх ногами? Разве вы стоите на вашей голове, а не на ногах?» воскликнула она. Мы объяснили, что когда будет снята фотография, то будет не в таком виде. Она была в восторге от всего виденного. Наконец она сказала мне, чтобы я пошла и встала на то место, а она посмотреть на меня через стекло. Затем обменявшись со мной местами, она пожелала, чтобы я посмотрела на нее чрез стекло и спросила могу ли я видеть, что она делает. Она махала своей рукой перед камерой и когда я сообщила ей это, она осталась очень довольна.

Она села в носилки и приказала носильщикам идти. Мой брат снял после этой еще фотографию с Ее Величества, когда процессия проходила мимо камеры. После чего она обернулась и [10] спросила его, снял ли он фотографию с нее, на что он ответил, что да. «А почему вы не предупредили меня об этом? Я очень серьезно смотрела. На следующий раз сообщайте мне об этом заранее, дабы я имела вид приятный».

Я знала, что Ее Величество была очень довольна. В то время, как мы находились за ширмой во время аудиенции, я заметила, что она спешила закончить ее, чтобы еще сняться несколько раз, поэтому она продолжалась около двадцати минут, что случалось весьма редко.

Текст воспроизведен по изданию: Два года в Запретном городе // Китайский благовестник, № 7-8. 1915