ЧАСОВНИКОВ В. В.

[АРХИМАНДРИТ АВРААМИЙ]

ПОЕЗДКА В ГИРИН

В Гирин можно попасть двумя путями: сухим путем по «русской» дороге и водою на пароходах Общества Кит. Вост. ж. д. Последний путь возможен лишь летом в дождливую пору, когда р. Сунгари наполняется водой и может подымать небольшие плоскодоные пароходы и баржи, а также и плоты разных лесных материалов и дров. В нынешнем году лето было сухое, стояние воды низкое, особенно к концу лета, так что в средине сентября, когда мы собрались в путь, судоходства по р. Сунгари от Куаньченцзы до Гирина уже не было, и нам пришлось весь путь туда и обратно совершить по грунтовой дороге в китайской двухколесной тележке.

На станции Куаньченцзы таких тележек к приходу поезда бывает много, все они одинакового устройства и одной величины, не отступая ни на полвершка в размерах каждой части их, запряжены двумя или тремя мулами цугом, покрыты все одинаковым синим холстом, одинаково тряски но дороге, одинаковую плату взимают с пассажира по всем другим городам и весям, только в Куаньченцзы принято запрашивать цену и торговаться. Китайские извощики переняли это у русских, которых здесь почти невозможно нанять за дороговизной цен. Правда, может быть, четырехколесная тележка требует больше ухода и ехать на ней удобнее, но кто же захочет платить чудовищную цену — 80 руб. за [22] 120 верст в один конец, как здесь запрашивают? Мы слышали, что в 8-ми верстах от станции, в китайском городе Куаньченцзах, можно достать лошадей дешевле, если решиться обождать попутчиков в Гирин и ехать по этапам на линейке, но четыре и более человек, при чем будто бы это общественное удовольствие будет стоить всего по 8 р. с человека.

В поисках этой дешевизны и «европейских» удобств мы отправились было в китайский город искать русский этап, но найдти его оказалось не так то легко: за 60 коп. китаец привез нас со станции в китайский город Куаньченцзы и по улицам переполненным торговым людом (был предпраздничный базар) кое-как пробрался до Русско-Китайского банка. Банк этот представлялся в виде китайской фанзы из серого кирпича с полисадником на улицу и узким проездом во двор под сводчатой аркою. Здесь нам показали направление (совсем в другую сторону) где надо искать русский этап, но найдти его нам не удалось, сколько ни ездили мы в разных направлениях по городу, и на всех перекрестках по долгу стояли в ожидании свободного проезда, море человеческих голов в соломенных шляпах и без оных расстилалось пред нами во все четыре стороны. Какое многолюдство, и каждый из этих людей за чем-нибудь пришел, чего-нибудь ищет... Какой громадный спрос на товары! Но на этот раз торговля шла преимущественно съестными продуктами: всюду виднелись свиные тушки, окорока, внутренности, капуста, салат, лук, чеснок, свитый веревками, всюду стоял шум-гам, крики разнощиков... Протискавшись в одну их боковых улиц, где было несколько просторнее и строилось какое-то огромное двухэтажное здание с куполами в европейском вкусе, мы решили остановиться, отдохнуть от сутолоки и договорились с тем же возницей, везшим нас со станции, ехать до Гирина туда и обратно за 27 руб. Расстояние в 120 верст обыкновенно делают в два дня, при чем корм для животных запасают на месте: наш возница закупил полтора круга кукурузных жмыхов и большой мешок отрубей, это стоило ему около двух руб., остальные деньги из данного ему задатка (7. р.) он разменял на китайские бумажные деньги, часть их передал хозяину, который тут же неожиданно явился и принес две меховые полости, которыми мы обили внутри кибитку, так как было холодно ехать весь день на воздухе, когда по ночам вода в лужах по дороге покрывалась тонким льдом. На этом и окончились все наши сборы, так мы и двинулись в путь. [23]

При выезде из города мы долго простояли у моста, построенного для стротигических целей, на нем никак нельзя было разъехаться двум встречным телегам, пришлось объехать его вброд. За мостом долго тянулись предместья Куаньченз, а затем дорога вышла на долину с несколько волнистой поверхностью, с возвышенных мест можно было видеть частые селения, утопающие в зелени дерев. Ранний мороз заставил свернутся еще зеленые листья ив и они серебрились на солнце. Дорога была сильно наезжена, на ухабах тресло ужасно, а мы торопились ехать, чтоб не отстать от других телег, тянувшихся пред нами вереницей. Эта погоня сильно утомляла и сердила нашего возницу, который опасался оставаться среди дороги один и видимо дорожил ночлегом с товарищами, опасаясь попасть в руки разбойников. Однообразное гиканье и щелк бича, колыхание телеги по кочковатой дороге предрасполагали к дремоте, но забыться нельзя было ни на минуту, так сильны были толчки на ухабах.

На первой остановке в 25-ти верстах от Куаньченз, расквартирована полурота солдат Бутырского полка. В полуразваленных фанзах с оборванной клочьями бумагой на окнах, сидело группами с полсотни солдат. В одной группе «резались» в карты, в другой слушали балалаечника, в третьей шла примерка новых сапогов. На солдатах были новые мундиры, но столь загрязненные, как и самые лица солдат, всклоченных, заспанных и полураздетых, с небрежными манерами, что казалось будто здесь дисциплина не привилась нисколько. Мы спросили, нельзя ли здесь купить хлеба, но хлеба не оказалось, он привозится сюда откуда-то и в то время не был еще принесен. Указали нам на этап, но некогда было идти во двор и иметь пространный разговор о хлебе с заспанным ординарцем, потому мы решили ожидать ночлега и завтрак соединить с ужином.

На ночлег мы прибыли на закате солнца. Это был просторный двор у подошвы крутого холма, которым начиналась гористая местность и дорога в сумерки делалась затруднительной.

На дворе у деревянных корыт стояло уже несколько лошаков, жевавших рубленную солому, а распряженные телеги стояли встороне высоко подняв свои оглобли. Новая фанза гостинницы, крытая соломой, приветливо смотрела своими сплошными во всю стену окнами, приветливый хозяин с своими служками учтиво раскланивался с нами не переставая долгое время приятно улыбаться. Он повел нас в помещение, одну общую залу, которую в то же время можно было назвать и проще «сараем», так как потолка [24] не было и стропилы из кривых жердей служили для подвешивания веревок и другого домашнего скарба, но обе стороны вдоль всей залы тянулись лежанки, покрытые рогожей, посреди сложены из кирпича и обмазаны серой известью продолговатые очаги, на которых тлел древесный уголь. В комнате пахло дымом от полыни и просяной соломы, которыми отапливаются лежанки, хотя выход для дыма устроен за стеной на дворе довольно искусстно и представляет земляной конус сажени две высотою.

Освободившись несколько от пыли и помывшись в теплой воде (мыла здесь достать нельзя), мы уселись за низеньким столом на лежанке чтобы пить чай. Между тем комната наполнялась посетителями, надворе слышался шум въезжающих телег, звон бубенчиков и приветствия хозяина. Когда все уселись на свои места и закурили трубки, внимание многих обращено на нас, как на европейцев; кто какие слова знал на каком-нибудь языке (кроме китайского) все старались припомнить их сказать, чтобы тем оказать внимание заморским гостям. Получался гвалт порядочный и трудно было разобраться в чем дело. Только некоторые, более настойчивые, подсели к нам поближе и выспрашивали нас как называется тот или другой предмет домашней обстановки, как произносится по русски та или другая фраза. В этом взаимном обучении прошло у нас время до ужина. Ужин показался особенно вкусным после целодневного поста на свежем, холодном воздухе, хотя состоял из довольно приторных мясных блюд, зелени и риса. Ужин стоит по 35 к. с человека на русские деньги, которые здесь всем известны и ходят на равне с китайскими деньгами. Ночлег по 5 коп. с персоны. Трудно было пересчитать сколько всех пятачков досталось хозяину, но по всему было очевидно, что их было много, более пятидесяти. Хороший заработок для постоялого двора! не говоря уже о столе и водке, которой выпивалось изрядное количество. Скоро комната наполнилась удушливым дымом, голова кружилась от него, клонило ко сну. Спать было тепло, так как мы догадались из дому взять теплые одеяла, только острый табачный чад вызывал чихание и заставлял просыпаться. В общем ночь прошла спокойно, а в четвертом часу все уже были па ногах и по двору возились конюхи, задавая корм лошадям и готовя телеги к упряжке.

В пять часов, когда было еще совсем темно, все телеги выехали со двора, в порядке и быстро покатили далее, через ряд спящих деревень, где лишь изредка слышался лай собаки [25] во дворе поселянина, через ряд холмов и перевалов, чрез крутые горные хребты, обросшие лесами, по пыльной дороге, часто пресекаемой горными ручьями. Морозное утро с бледным небосклоном уже несколько осветило угрюмую обстановку горной дороги, как в стороне на утесе показались две мачты и крыша кумирни; лестница из гигантских плит, Бог весть когда и чьей рукой положенных, вела на верх в это жилище бесов и их служителей; в лесной чаще эхо звучно вторило гику погонщиков; кумирня обитаема, к ней примыкает огород, где видно несколько фигур даосских монахов, роющих землю. За этим перевалом в долине мы встретили обоз русских солдатиков, возвращающихся на родину. Кроме верхом нагруженных обозных двуколок разного рода скарбом, каждый солдат еще нес на плечах немалую ношу, а тут и винтовка еще плечо оттягивает. — Да ты бы хоть винтовку положил бы на воз! Нет, отвечают, с винтовкой как то веселей. А песика куда несешь, аль в Росею хочешь привезть? — Да, хотелось бы мне его до дома доставить, больно уж дробен, почитай что в чайник с головою влезет. И веселая толпа плетется далее по пыльной дороге, и слышен звонкий смех и бряцанье упряжи конской. Далее по тяжелой дороге мы встретили еще несколько таких обозов и в течении всего остального дня попадались по дороге отсталые малыми партиями и одиночки солдатики. Хоть и тяжолая дорога, а лица радостные: домой идут. Часов в 11 дня заехали мы на двор гостинницы, окружонный забором из ростущих ив. У раскрытого окна фанзы на солнышке мы обогрелись и неторопясь выпивали по чашке чая, как к нам вошел русский офицер в сопровождении денщика, познакомились, оказался сопровождающим обоз с патронами, разговорились о службе, чинах и орденах, а тут обед подали; офицер, впрочем, не ел с нами, говоря что не привык к китайским кушаньям и захватил с собой жаренную курицу и что до следующего этапа ему этого продовольствия хватит. Этапных остановок до Гирина всех четыре, но мы ими не руководствовались: нам с китайцами везде был доступ и гостинницы на каждом шагу.

Роздав с полфунта русского сахару ребятам, мы отправились далее, поминутно спрашивая у встречавшихся проезжих далеко ли до Гирина? Его здесь называют Тилином и не знают названия «Гирин». Так ехали мы до пяти часов вечера, когда на последнем перевале увидели триумфальные ворота и абелиск, а добравшись до них, увидели оттуда и самый город. Он свободно [26] развернулся по низменной равнине, обрамленной холмами. С севера холмы оканчиваются обрывом, от подошвы которого начинаются постройки. Группы дерев осеняют кварталы, так что город издали не кажется большим, но по обширным предместьям, по оживленной пороге и по другим признакам, можно уже сознавать близость многолюдного города. Он тянется широкой полосой от холма до реки Сунгари, а вдоль реки верст на пять по левому берегу ее; на правом нет поселений, только на одном холме возвышается какой-то завод, или фабрика, или арсенал.

Западная дорога, но которой мы прибыли, вела прямо на главную, продольную улицу, но по ней не поехали, а свернули, влево, как только стали приближаться к стене города, и поехали узкими уличками пригорода, кружась в разные стороны, и непрестанно спрашивая гостинницу «Хо-шан-дянь». По улицам всюду попадались нам группы наряженных китайцев, магазины были заперты, толпа праздновала осенний поворот луны, восьмой луны, везде в кумирнях и киосках горели душистые свечи, и, пред кумирами на столах, лежали груды яблоков и других фруктов.

Когда солнце уже зашло и тихий вечер спустился на шумный город, мы въехали на двор гостинницы. Как въехали, так и стали, нельзя было двинутся далее: дворик заполнен был лошадьми, мулами, осликами, негде было яблоку пасть, все они стояли тесно у яслей посреди двора, оставалась лишь узкая дорожка ко входу в фанзу, куда мы не пошли, так как места нам там ни как не могло оказаться.

Оставив вещи на попечение кучера, мы поспешили идти искать русского консула, которого здесь величают Си-ин-да-жень, и никто не понимает названия «Ли-ши-гуань». Долго мы бродили пешком по кривым, узким улицам, содержимым весьма опрятно. Нас все принимали за французских миссионеров и указывали нам то на то, то на другое из учреждений католической миссии в Гирине, при чем называли и фамилии главнейших деятелей миссии: здесь, говорили они, «обитает Ша-шенфу, там Ба-шенфу, а здесь вот — Лань-чжу тьяо». Но нам, как раз, не нужно было ни кого из этих лиц, становилось досадно и грустно оставаться в незнакомом городе, искать то, чего никто не знает (Ли-ши-гуань), когда сумерки сгущались и тусклые фонари едва лишь позволяли различать предметы. У городских ворот расторопный китайский полицейский направил было нас к какому-то величественному подъезду, уверяя, что это наверное тот именно дом, который нам нужно. Постучали, вышел древний старик, [27] пробурчал что-то непонятное и опять захлопнул дверь, приходилось нам плохо и с китайским языком, хоть плачь, вернутся обратно не было возможности: мы не могли найдти нашу гостинницу. Мы решили идти вперед за город и стали спрашивать «русский полк». Этот вопрос был слишком рискованным в этом месте, русским здесь не симпатизируют, и шли мы по таким переулкам, которые напоминали глухие подмосковные переулки. Такие же высокие деревянные заборы бесконечно тянулись по обеим сторонам, и встречались изредка торопливые прохожие с бумажными фонарями в руках, на наши распросы они вскользь на бегу бросали непонятные фразы и спешили далее, только один из них определенно выразился, что знает русский полк и даже любезно взялся довести нас до места (ему было по пути).

Он привел нас к высокому тыну с задворок, где даже и ворот не было и, раскланявшись, юркнул в соседний переулок и скрылся, а мы начали звать проходящего по двору солдатика, который долго не решался откликнутся на наш зов, а потом оказался очень приветливым «землячком» и охотно довел нас до консульской квартиры. Нам пришлось идти через площадь, заставленную пушками и другими принадлежностями артилерии и видеться с начальником батареи, который шел то же к консулу.

Сам консул был в отлучке из города, а заместителя его мы застали за вечерним чаем, и долго беседовали с ним: о землях, приобретенных Управлением К. В. ж. д., о положении русских в Гирине, о достройке каменного храма во дворе консульства и о многом другом. Оказывается, что русское консульство имеет здесь свою усадьбу десятины в две земли, на усадьбе — два больших дома, один из них каменный в 13 комнат, отопление его дровами (угля здесь нет) в зимнее время обходится в 25 руб. в сутки, так как цена на дрова колеблется от сорока до семидесяти рублей за сажень. В нынешнем году топливо особенно дорого. Остальные жизненные продукты обыкновенны по цене, цена на строительные материалы та же, что и в Пекине т. е. умеренная. Земель, приобретенных Управлением К. В. ж. дороги, много и купить их можно недорого, но все они за городом. Компания китайской дороги в полуверсте от консульства строит (ближе к городу) какое-то здание на берегу р. Сунгари, может быть таможенное. Каменный храм (цель нашего приезда в Гирин) начат постройкой на пожертвованные средства еще в 1902 году по благословению Епископа Владивостокского и Камчатского, и теперь доведен кладкою до карнизов главного здания. Оно не велико, но [28] должно выйдти изящно, так как представляет упрощенный вид церкви в Русском консульстве, в Дармштадте. Строителем его был военный инженер г. Савицкий, заготовивший много чертежей и разрезов для объяснения рабочим китайцам рельефа выкладки стен и карнизов. Чертежи все хранятся в консульстве вместе с актом осмотра постройки, недавно произведенного особой комиссией из военных инженеров. Состояние постройки вполне удовлетворительное, ее можно бы продолжать, и средства дарованы для окончания работ. Консульство озабочивается окончанием работ, но вопрос о причте, который бы служил здесь, остается открытым. Ездить в Гирин из Харбина слишком тяжело, затруднительно в смысле траты времени и обходится дорого (туда и обратно 45 руб.), есть предположение устроить здесь миссионерский стан, чтобы жить здесь священнику постоянно. Для этой цели консульство предлагает смежный со двором участок площадью в 36*124 шага, но храм находится не на этой земле, а во дворе самого консульства. Окружающие пространства почти сплошь засеяны огородами, на полверсты и более нет поселения, стоят лишь отдельные фанзы. Миссия при консульстве и школа при ней нуждались бы в другом месте, более близком к городу и более доступном чем консульский двор. К тому же трудно достать такого человека, который согласился бы жить здесь да при том без жалованья, получая лишь содержание от Миссии; а принять на себя постройку домика для школы и квартиры священника, да еще потом и их содержание для нашей Миссии едва ли будет по силам; но вместе с тем как полезно было бы теперь заручиться землей и завести опорный пункт для дальнейшей деятельности в Гиринской провинции.

Ночь мы хорошо провели, отдохнули в теплых и просторных помещениях, а на утро в 6 часов ординарец-казак уже ждал меня с оседланной лошадью.

А. А.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Поездка в Гирин // Известия братства православной церкви в Китае, № 48-49. 1907

© текст - Часовников В. В. [Архимандрит Авраамий]. 1907
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Известия братства православной церкви в Китае. 1907