ЧАСОВНИКОВ В. В.

[АРХИМАНДРИТ АВРААМИЙ]

НА РЕКЕ ЯНЦЗЫ

«Есть ли что безбрежнее океана и шире Кианга», говорит китайская пословица, но когда подъезжаешь к Ян-цзы-Киангу с севера, по Пекин-Ханькоуской дороге, то могучей реки не видно, блестит лишь узкая полоска воды на горизонте... Не видно реки и тогда, когда поезд подошел уже к станции Ханькоу и пестрая толпа окружила его». Больше всего здесь Китайцев разряженных в разноцветные шелка. Кто вышел — встретить знакомых, кто получить товар, кто просто поглазеть на приезжую публику, осведомится о ценах на севере, спросить о дороге о новостях. В то время как великолепный закат солнца бросает спокойные оранжевые лучи на окружающие предметы и глубокое южное небо покрывает все лазурным саваном, люди суетятся, хлопочут, шумят вокруг прибывшего поезда. Слышны клики носильщиков, предлагающих свои услуги, звуки приветствий, смех. Все в движении, движутся люди, движутся вещи, переносимые и высаживаемые из вагонов, укладываемые на одноколесные тележки, слаживаемые большими ворохами тут же на пероне. Толпа южан Китайцев в целом представляет свои особенности от подобной же толпы северян. Костюмы здесь изящней, рваной или грязной одежды не увидите, манеры более изысканы, более подвижны, речь почти тороплива и имеет более гартанных и косноязычных звуков, так и кажется, что все здесь заикаются. Больше встречается бесцветных лиц, украшенных лишь быстрыми огненными глазами, больше приличных поклонов, больше деланных улыбок при разговоре, словом больше деликатности и лоска. Среди этой разноцветной азиатской толпы ростом и лицом выделяются фигуры европейцев в серых, полосатых и белых костюмах, дамы с детьми: это все обыватели европейского сетлмента. Меланхолия и скука разлита по лицам их, они, видимо, один другому надоели, надоели и самим себе за десятимесячный период зимнего безделья и сытой жизни. Только два летних месяца в году они работают, но зато день и ночь, над закупкою и отправлением чаев во все концы света. Среди европейцев можно встретить и обангличанившихся русских, которые с жадностью набрасываются на всякого, вновь прибывшего, соотечественника, чтобы закормить его вкусными столами и (если возможно) утопить в шампанском, в котором они сами купаются. В число таких несчастных попали и мы, к счастью [27] нашему не на долго. Костюм и небрежные манеры выдали нас головою одному мало нам знакомому человеку, случившемуся тут же и с этого начались наши «похождения». Знакомый этот представил нас другому знакомому, с которым мы прямо «подоспели» к столу. Стол был действительно роскошный, обстановка барская, хозяйка держит себя королевой, разговоры на самые современные темы... но мысль бежать из общества «скучных людей» не оставляет нас ни на минуту. Итак улучив подходящее время, мы уговорили любезного хозяина быть нашим чичероне в путешествиях по разным пароходным конторам, в изыскании парохода, который прежде бы всех других отваливал от пристани по течению реки. Мы прошли короткую, чистенькую улицу, застроенную двухэтажными домами, прошли бульвар скучных людей на берегу реки, которая единственно нас интересовала. Сумерки уже спустились на ровную гладь воды, на противоположном берегу зажглись уже огни и облако дыма легло в стороне У-Чана, стелясь густой пеленой окутавшей тот берег. Тысячи мачт, сотни пароходных труб высились в стороне пристаней, куда мы спешили по широкому набережному шоссе. Так мы пришли к рабочей части набережной, где старые и затхлые дома сильно напоминали древние торговые ряды в Московском Китай-городе, где ни днем ни ночью не стихает заунывный стон носильщика Китайца под тяжестью 6-ти 8-ми пудовой ноши груза, тростникового сахара, орехов, кокосовой и хинной коры, сушеного табака и другого колониального сырья. В тесных и грязных переулках в полумраке красных китайских фонарей мы нашли несколько контор китайских и японских обществ пароходства, побывали и в элегантно-обставленных конторах европейцев, где видели чистенько одетых немцев, безукоризненно выбритых англичан с серьезной предупредительностью к нам относившихся и сообщавших нам свои высокие тарифы. Взвесив все обстоятельства, быстроту пароходов, цену проезда и удобства, мы решили осмотреть два парохода, состоявшие на очереди отхода, это были Гамильтон и Хо-Чин. Мысленно мы отдавали предпочтение тому, который ранее снимется с якоря, но, так как в конторах нам не могли сказать об этом ничего положительного, то пришлось идти на самый пароход по длинным деревянным помостам, иногда в совершенной темноте и с большим риском попасть в трюм или в воду. Мой проводник изредка варчал, но не терялся, делая крупные прыжки и широко размахивая руками, как человек бывалый, и так мы прошли ряд баржей и паузков, пока наконец и в конце одной [28] баржи остановились перед трапом, почти отвесно вздымавшимся на борт парохода, в верхней части его висел электрический фонарь, совершенно слепивший глаза и скорее мешавший взбираться на трап, чем освещавший дорогу. По всему было видно, что нам нужно взбираться по трапу, но как? шутка-то эта была нам не под силу. Несколько раз мы принимались подыматься на руках по веревочным перилам, но ноги скользили по грязной и укатанной бочками доске трапа и мы ворочались опять на низ. Между тем провожатый наш с двух или трех судорожных приемов одолел все трудности и очутился сразу на борте судна. Махая неистово руками, он то подавал мне советы, как действовать, чтобы не скользить ногами, то звал на помощь матросов, перемешивая китайские и английские слова в одну бессвязную и отрывочную речь. Но помощи ни откуда не появлялось, лишь оторопевший вахтенный забегал по палубе, изыскивая способы, как бы поднять гостей живыми на такую высоту. Общими усилиями цель была достигнута и мы очутились на палубе носовой части «Гамильтона». Палуба была хорошо освещена, чистенько вымыта, снасти акуратно сложены и покрыты чехлами. В кормовой части помещался крытый салон-зал, а по сторонам его несколько весьма прилично обставленных кают, которые все почти были свободны. В одной из них светился огонь и за карточным столом заседала вся администрация судна. По докладе к нам вышел капитан, небольшого роста Англичанин, и любезно раскланялся с нами. Так как время было уже позднее, то капитан был одет несколько легкомысленно: на нем был фантастический шлафрок каштанового цвета, туфли без пят и преуморительная шапочка на голове. Капитан держал себя с достоинством, в кратких но точных словах он дал нам понятие о «Гамильтоне», что это трехмачтовое судно с водоизместимостью в 1200 тон и скоростью, развиваемой «иногда» до 13 узлов в час, что погрузка его совершенно окончена и с рассветом он снимется с якоря, что стоимость провоза пассажира от Ханькоу до Шанхая равна на мексиканские долара 42, но что миссионерам делается скидка на одну треть всей стоимости. Нам хоть и лестно было слышать такое внимание к миссионерам, однако плата эта со скидкой превышала плату других обществ, не делающих скидки миссионерам. Разговор наш окончился передачею капитану визитной карточки, которую он не без некоторой важности поместил собственноручно в рамочку, особоустроенную [29] на двери каюты. Таким образом мы заняли каюту, нам оставалось только взять билет в конторе на берегу и доставить багаж на пароход, что мы и поспешили сделать. Найдя двух «кули», наш чичероне поручил им доставить багаж до пристани, а сам отправился опять в ту же китайскую трущобу на китайский же телеграф чтоб дать депешу в Шанхай о нашем выезде, и тут же надо было ему непременно надавать увесистых тумаков ничем не виноватому, но удачно под руку попавшемуся китайцу. Так мы распростились с Ханькоу и его гостеприимными обывателями, а когда добрались до парохода, расплатились с носильщиками за переноску вещей и устроились в своей каюте на ночлег, пробило уже двенадцать.

В каюте с водяным отоплением было несколько жарко или так показалось нам после столь долгого скитания по свежему воздуху, но сон был тревожный, как всегда бывает на новом месте, и мы слышали пробуждение команды парохода и приготовление к «отвалу», лязг якорной цепи и работу паровых лебедок при подъеме якоря, манотонный крик при промерке глубины дна затем и вздрагивание судна при полном отходе, тяжелые шаги на юте и свисток командира.

Когда с рассветом шум и возня на полубе усилились, а в буфете стучали посудой, спать совершенно было невозможно и мы решили встать ранее обыкновенного, признаться и непреодолимое желание взглянуть поскорее на величественный простор реки заставило нас одеться и выйдти на ют. Утро было тихое, вверху над головой сияло чистое небо, но горизонт был закрыт туманом, обильно подымавшимся с реки. Густые волны его будто плыли в одну сторону, заволакивая берега, зеркальная поверхность воды кое-где пересекалась горизонтальными лучистыми струями, над ними вились чайки, жалобно пища, что подсказывало сознанию, что вся эта масса воды движется, что это — могучее движущееся море пресной воды. Куда ни глянь, всюду тот же нежный беловатый сумрак тумана, всюду тишина, это — сон гиганта... Красный диск солнца всплыл окруженный бледно— желтым сиянием, словно сургучная печать на древней хартии, и верхи мачт и клубы пара озарились розовым светом, туман стал подыматься пушистыми клочьями, холодная роса пала, становилось свежо, мы сошли в зало, где за общим столом был набран кофе и сидел уже командир и двое лоцманов китайцев. Сегодня им выпала честь сидеть за одним столом с капитаном, чего во весь последующий путь не замечалось.

А. А.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: На реке Янцзы // Известия братства православной церкви в Китае, № 40-41. 1907

© текст - Часовников В. В. [Архимандрит Авраамий]. 1907
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Известия братства православной церкви в Китае. 1907