Б-В Л.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ХУНХУЗОВ В МАНЬЧЖУРИИ

Одной из наиболее уродливых сторон маньчжурской жизни являются разбойничьи дела хунхузов. Несмотря на упорную борьбу с этим огромным злом, которую вели в течение нескольких лет русские войска и пограничная стража, его не удалось вырвать с корнем; теперь, после эвакуации Маньчжурии русскими и японскими войсками, эта тяжелая задача легла, главным образом, на сменившие их китайские войска. В любой дальневосточной газете можно изо дня в день находит описания разбойничьих подвигов как отдельных хунхузов, так и целых шаек их.

В настоящее время, когда главная борьба легла на войска другой нации, когда наступившие в Маньчжурии холода естественно сковали деятельность разбойничьих банд, может быть было бы уместно подвести итог этой деятельности. Но прежде чем суммировать, так сказать, за истекший сезон деяния маньчжурских головорезов, казалось бы не лишним предварительно познакомиться с сущностью маньчжурской хунхузиады.

Слово «хунхуз» в переводе на русский значит «краснобородый», это название удержалось издавна, когда китайские рыцари больших дорог для того, чтобы замаскироваться, при нападении прицепляли себе искусственные огромные красные бороды. В настоящее время этим именем вообще называют всякого бандита, промышляющего грабежом и разбоем. Кто идет в хунхузы? Вообще говоря, всякий сброд, жаждущий легкой наживы, [36] беглые из тюрем, дезертиры из войск, лица, укрывающиеся от преследования чиновников и т.д. Характерно признание одного главаря крупной шайки, сделанное в письме, адресованном русскому. «Три года тому назад я вместе с моими людьми был принят на службу в милицию фудутуном Нингуты, который выдал нам оружие; но в один прекрасный день, без всякой видимой причины фудутун приказал связать меня и моих людей и арестовать; мне удалось бежать, но моих людей казнили; этого я, пока жив, никогда не прощу фудутуну».

Минувшая война также поспособствовала образованию контингентов для вербовки в хунхузские шайки: наемный китайский сброд, из которого формировались известные сотни «партизанов», не принося существенной пользы армии, занимался, главным образом, грабежом мирных жителей. Напрактиковавшись в этом деле в период войны, эти в полном смысле слова потерянные люди, после ее окончания, естественно, нигде не могли лучше использовать свой «боевой» опыт и свои наклонности, как в шайках хунхузов.

Затем, во время войны, в чаянии большой наживы, в Маньчжурию двинулась волна темного люда: сахалинцы, подозрительные греки, евреи, разные хищные «восточные человеки», словом, все те, для которых нажива дороже чести и совести. До настоящего времени Харбин и поселки вдоль железной дороги кишат подозрительным элементом, готовым за деньги на всякое преступление. Этому элементу, при настоящем положении, остается в сущности одна прямая дорога – в хунхузы. Действительно, при разгроме шаек в составе их зачастую оказывались русские; так, минувшей весной недалеко от Харбина был накрыт разбойничий притон, содержимый какой-то русской бабой, под руководством которой действовала банда русских бродяг, хорошо вооруженных. Около Бодунэ почти все лето оперировала шайка численностью более ста человек, среди которых было свыше 20 кавказцев. Весной компания охотников в окрестностях Харбина подверглась нападению банды, под предводительством двух русских, одетых в форму забайкальских казаков и т.д.

Нередко в роли хунхузов выступают и китайские солдаты; грабежи, совершаемые ими – явление довольно заурядное. Главной причиной такого поведения войск служит неаккуратная выдача содержания, надо же как-нибудь питаться? Прошлой весной начальник гарнизона Нингуты обратился к одному из русских с просьбой о найме и в письме говорит следующее: «Из [37] числа взбунтовавшихся солдат часть, получив следуемое им содержание, возвратилась на службу; деньги я позаимствовал частным образом у местных богатых купцов впредь до отпуска средств казной; большая же часть солдат, сохранивших свое форменное обмундирование и вооружение, продолжает заниматься хунхузничеством».

По рассказам рабочих и китайцев, служащих у различных подрядчиков, уплата заработанных денег и выдача продуктов производится у многих крайне неаккуратно, что вызывает иногда сильнейшее озлобление рабочих, готовых расправиться с подрядчиками самосудом, и вынуждает некоторых пристать к хунхузам.

Таким образом, источники, из которых черпаются конскрипты хунхузских банд, довольно разнообразны и значительны.

Шайки организуются иногда по инициативе отдельных смельчаков, иногда сорганизовавшиеся бродяги сами выбирают из своей среды предводителя; одиночные хунхузы редки, это обыкновенно выгнанные из какой-нибудь шайки. Последние для своих действий обыкновенно избирают определенный район, уважаемый хунхузами соседних шаек, причем в пределах этого района соседние хунхузы вооруженными не появляются. Некоторые центральные пункты страны и поселки на железной дороге почитаются нейтральными и недоступными для хунхузов всякой шайки, где их агенты появляются для закупки провианта, оружия, сбора сведений и т.д.

Численность шаек очень разнообразна: от 3 человек до нескольких сотен; мелкие шайки – по преимуществу пешие, крупные – конные, но, в общем, они сообразуются с обстановкой: если пешим понадобятся кони, они их немедленно отнимают у населения, если кони оказываются почему-то лишними – их бросают.

В шайках поддерживается железная дисциплина; наказания жестоки и беспощадны: даже за малые провинности сильно избивают палками, прокалывают или отрезают уши; подвергают пыткам и нередко назначают смертную казнь; наказания налагаются или предводителем единолично или по приговору товарищей.

Вооружение шаек в общем также разнообразно, как разнообразен их состав. После боев во время минувшей кампании в руки местного населения попало много японских и русских ружей и патронов, подобранных на полях сражений, утерянных раненными в тыловых районах, разворованных из складов и т.п. В некоторых пунктах Северной Маньчжурии разные темные аферисты открыли тайную продажу оружия, добытого в период освободительных безобразий. Хунхузы получили [38] возможность хорошо перевооружиться путем самостоятельной покупки русских и японских винтовок или путем требования определенного числа их взамен денежного выкупа, назначаемого за освобождение заложников. В этом случае винтовки и патроны добываются родственниками последних. Характер вооружения обусловливается также профессией шаек: так, хунхузы, оперирующие в поездах железных дорог, обыкновенно вооружаются револьверами и кинжалами; в общем же вооружение состоит начиная с ножей и кончая винтовками новейших систем; летом в Харбине ходили определенные слухи, что некоторые крупные шайки запаслись пулеметами и несколькими орудиями, но, кажется, эти слухи не подтвердились.

В настоящее время доставать оружие стало труднее, цена на него поднялась весьма сильно; так, за винтовку платят сто и более рублей, а один патрон по 20-30 коп., но китайские власти получили сведения, о чем и оповестили население, что главари хунхузских шаек, действующих в Северной Маньчжурии, вошли в связь с революционерами Собственного Китая, обязавшимися снабжать хунхузов, в целях поддержания брожения в стране, оружием и боевыми припасами.

«Партизаны» формировавшихся нами сотен – китайские солдаты, дезертировавшие и попавшие в хунхузы, обыкновенно приносили с собой выданное им вооружение, которым и пользуются в своей новой профессии. Так, по словам китайцев, минувшим летом большая часть стоящего в Омсо китайского полка дезертировала, захватив оружие, и пошла на пополнение рядов хунхузов.

Общая численность хунхузских шаек за последнее время достигла почтенных размеров; если значительно сбавить газетные цифры, то все-таки в минувший сезон только вблизи восточного участка железной дороги оперировало от 1500 до 2000 хунхузов. Излюбленными местами пребывания бродячих шаек служат горные и лесные трущобы, прорезываемые восточным участком железной дороги и предгорья Хингана. Топографические условия здесь действительно благоприятны для всяких хунхузских операций, системы горных хребтов, покрытых лесом, изрезанных долинами и ущельями, дают возможность надежно укрыться от преследования и устроить притоны.

На юге шайки группируются преимущественно в городах к востоку от Хайчена и Ляояна. Минувшим летом в одной из местных японских газет была помещена такая заметка: «Теперь, когда гаолян достиг высоты нескольких фут, хунхузы [39] в окрестностях Хайчена сделались крайне беспокойными, а потому найдено необходимым посылать японских солдат с заряженными винтовками при каждом поезде».

Основное занятие хунхузов – разбой и грабеж, главным образом, китайского населения.

«Мы вас никогда не трогаем, - писал одному из русских предводитель крупной шайки, оперировавшей в окрестностях г.Нингуты, - и если бывают убийства ваших солдат, то только в случае крайней необходимости, когда иначе поступить нельзя; при нападении на станцию Хайлин мы не взяли ни одной русской иголки и вообще на восточном участке мы русским не причиним худа и не тронем вас, лишь нас не трогайте». Но в действительности дело зачастую происходит иначе. Главными объектами действий хунхузов близ железной дороги являются торговые поселки, образовавшиеся около станций, обслуживающие потребности населения, рабочих и служащих. Из наиболее крупных действий хунхузов в текущем году отметим следующие.

В ночь на 16-е мая подвергся нападению китайский поселок при станции Пограничная; часть шайки пробралась в поселок засветло, расположилась на постоялом дворе и произвела нужную разведку; с наступлением темноты постепенно присоединились остальные члены банды, оставив особый резерв на ближайших высотах. Когда шайка сосредоточилась, хунхузы бросились захватывать заложников из богатых китайских купцов, устремились на китайский базар, где принялись грабить лавки; а тем временем резерв, с целью отвлечь внимание гарнизона, приблизился к казармам охраны и открыл по ним усиленный огонь.

Гарнизоном нападение было отбито, причем обе стороны понесли потери; хунхузы отступили, уведя с собой более десятка заложников. Нападение было вызвано отказом местных купцов уплатить предводителю шайки 2000 рублей. Недовольные неудачей, хунхузы вместе с какими-то кавказцами, в ночь с 29 на 30 мая повторили нападение с целью, главным образом, захватить начальника отделения полицейского надзора на этой станции, ротмистра Иванова, которого они считали главным виновником отказа местных купцов в уплате дани. Хотя и это нападение было отбито, но в происшедшей перестрелке ротмистр Иванов получил смертельную рану и к утру скончался; кроме того, хунхузам удалось освободить из арестного дома некоторых своих товарищей, задержанных после первого нападения. [40]

Ранее этого случая, а именно 27 марта ночью, шайка хунхузов силой до 200 человек, напала на торговый поселок при станции Хайлин, а для отвлечения внимания русских были подвергнуты обстреливанию станционные здания и казармы гарнизона. Хотя нападение было отбито, хунхузы успели все-таки пограбить поселок и увести нескольких заложников.

Вообще же при нападении на поселки или на деревни вблизи станции хунхузы обыкновенно обстреливают также помещения наших гарнизонов и служащих.

8 июля утром шайка хунхузов, обнаружив отряд китайских войск, расположившихся на отдых на базаре поселка при одной из станций, открыла с ближайших сопок огонь; китайские войска, ошеломленные внезапностью нападения, отступили в полном беспорядке; хунхузы, преследуя их, ворвались на базар, но никого из русских не только не тронули, но даже предупреждали их, что дерутся только с китайскими солдатами и просили русских удалиться, дабы не подвергнуться случайной опасности.

Из нападений на значительные населенные китайские пункты отметим два нападения на местечко Санчакоу (к югу от ст.Пограничная, против нашей станицы Полтавской) в июле месяце. Первое нападение удалось отбить, главным образом благодаря мужественному поведению городской милиции. Опасаясь повторения атаки, богатые купцы уже вступили в переговоры с главарями; последние потребовали уплаты ежемесячной дани по 1000 лан (лан в среднем равен 1 р.40 коп.) и единовременного вознаграждения за убитых хунхузов при нападении на город. Купцы не приняли этих условий, найдя их слишком тяжелыми. Хунхузы изготовились к новому нападению, но на счастье жителей в город прибыли свежие китайские войска, с которыми соединилась милиция, совместно напали на шайки и нанесли ей полное поражение.

В том же месяце другая шайка, переодевшись в форму китайских солдат, обманным образом проникла в город Майхэкайди, разграбила его и захватила заложников. 8-го сентября, узнав, что гарнизон г.Омосо выступил на юг, одна из крупных банд, оперировавшая в окрестностях этого города, произвела нападение, разграбила и сожгла часть города; главная причина нападения – месть за казнь 2 хунхузов, членов шайки, за которых местные купцы не пожелали представить залог и поручительство.

На лесных участках, прорезываемых линией железной дороги, с помощью многочисленных подрядчиков, производятся обширные заготовки лесных материалов. Эти подрядчики зачастую [41] служат также объектами нападений: их захватывают в плен с целью получить богатый выкуп, нападают на их конторы и склады провианта в целях грабежа, посылают им подметные письма с требованием, под угрозой смерти или уничтожения заготовленных материалов, выкупа. Когда один из видных коммерсантов не исполнил требования шайки выдать ей 2000 руб., последняя в числе около 200 человек подошла к станции, желая силой овладеть особой купца, но к счастью гарнизону удалось быстро рассеять незваных гостей.

Были случаи, когда вымогательством занимались и китайские войска: так, при разборе одного такого дела оказалось, что все задержанные хунхузы – солдаты гарнизона г. Аже-хэ. Жители города открыто заявляют, что присылаемые для борьбы с хунхузами отряды зачастую приносят населению больше вреда, чем пользы, так как от них приходится терпеть более, чем от нападений хунхузов.

Иногда шайки формируются из рабочих тех же подрядчиков: так, в январе на лесные рубки одного китайца прибыл важный хунхуз, навербовал из рабочих шайку в 25 человек, вооружил ее и, опираясь на эту силу, отправился с визитами ко всем окрестным мелким китайским подрядчикам, требуя от каждого из них определенной ежемесячной дани, обязуясь со своей стороны охранять от хунхузов других банд.

Некоторые подрядчики, сознавая опасность, угрожающую им и их рабочим на промыслах, чтобы не расстраивать дела, откупаются от хунхузов деньгами, поставкой им съестных припасов, а иногда и оружия. Да и сами китайские власти нередко приглашают к себе предводителей, угощают, всячески ублажают, лишь бы не трогали населения. Последнее также старается войти с ними в соглашение; жаловаться, а тем более выдавать хунхузов – опасно, так как последние жестоко мстят за доносы и не дают пощады не только доносчику, но и всей деревне. Более того, население иногда ищет заступничества у хунхузов против произвола властей: в Маньчжурии хорошо известен случай, бывший около десяти лет тому назад, когда предводитель крупной шайки по жалобе местных жителей напал на целую многочисленную комиссию важных мандаринов, рассеял их большой конвой, приказал перевязать чиновников и, так как дело происходило зимой, спустить их под лед р.Сунгари.

Население естественно жмется к охраняемой линии железной дороги, но и здесь не всегда удается ему избежать разбойных нападений: [42] так, близ станции Турчиха хунхузами был отбит у бурят огромный табун в 500 лошадей. Для розыска грабителей была снаряжена погоня, которая, несмотря на суровую зимнюю стужу и крайне тяжелые местные условия (дебри Хингана), все таки отбила большую часть награбленного. Но в настоящее время, когда район операций нашей охраны ограничивается почти полосой отчуждения железной дороги для действий хунхузов открылось более широкое поле вместе с большей безнаказанностью их разбойничьих подвигов.

Некоторые, преимущественно мелкие шайки, специализировались в нападениях на линию; они обстреливают путевые казармы, дозоры, охраняющие дорогу, часовых; похищают проволоку, семафорные тросы, разбалчивают пути, захватывают накладки и болты; были попытки произвести серьезные крушения поездов, для чего поперек пути укладывались шпалы и рельсы. Благодаря самоотверженной и бдительной службе пограничников, в огромном большинстве случаев покушения замечались своевременно и предотвращались; нападения отбивались, но, к прискорбию, приходилось нести потери; то часового поранят, в дозоре убьют из засады.

Незначительные партии по числу, но зато состоящие из отчаянных негодяев, оперируют в самих поездах, нападая на пассажиров. Постоянно приходится слышать о грабежах, чинимых в вагонах; так, 23-го июня в поезде из Куанченцзы в Харбин китайцы перевозили большую партию серебра; ночью сопровождавшие серебро подверглись нападению шайки из нескольких русских и китайцев; на ходу было сброшено два ящика серебра, вслед за которыми последовали и грабители, захватив также и винтовки сопровождавших деньги. Мелкие нападения происходят сравнительно часто; бандиты, угрожая пассажирам-китайцам револьверами и кинжалами, обирают проезжих, иногда нанося им раны и увечья, после чего выскакивают из поезда на ходу. В особую группу должны быть выделены шайки, оперирующие на реках. Известно, что маньчжурские дороги после дождей обращаются быстро в непроходимые; естественно, что большая часть грузов в период навигации двигается на судах разных типов по рекам; нападения на суда пиратов – явление обыденное; судовладельцы или откупаются известно данью, или оказываются вынужденными содержать собственную охрану. Наша пограничная стража имела особые вооруженные пароходы с десантами, которые крейсировали в период навигации по наиболее важным [43] водным артериям; этим крейсерам нередко приходилось выдерживать серьезные стычки с шайками речных пиратов.

С наступлением холодов большая часть хунхузов поступает на попечение населения определенных для каждой шайки районов; они спокойно живут по деревням, питаются за счет местных жителей, которых защищают от случайных бродячих шаек. Последние обыкновенно скитаются по всей стране, грабя население, обозы, ханшинные заводы и т.п. Только жестокие холода загоняют их в притоны, расположенные обыкновенно в самых глухих, таежных местах.

Грунтовые пути Маньчжурии, как известно, становятся наиболее проходимыми поздней осенью и зимой; к этому времени приурочиваются обыкновенно грандиозные гужевые перевозки товаров и продуктов; огромные обозы передвигаются по всем не только магистральным, но и второстепенным путям, служа при этом нередко объектами нападения бродячих шаек.

Некоторые шайки на зимнее время нанимаются к владельцам крупных транспортных контор в качестве стражи при обозах. Но с наступлением тепла начинается обычная хунхузиада с ее нападениями на поселки, на богатых купцов и подрядчиков и т.д.; население же вынуждено терпеливо сносить не только это огромное зло, но зачастую довольно суровую кару администрации: выдать хунхуза – жестоко отомстят его товарищи, не выдать – приходится отвечать перед властями, которые, будучи бессильными в борьбе с разбойниками, тем охотнее стараются сорвать и выместить свои неудачи на безответным населении. С одной стороны последнее подвергается грабежу хунхузов, с другой – его обирают войска и чиновники, командированные для ловли грабителей: если войскам когда и удается отбить награбленное, то оно почти никогда не возвращается законным владельцам, а делится между солдатами и их начальством, как законная добыча. Таким образом, население вынуждено терпеть и от хунхузов, и от собственных войск, которые к тому же, как видно, и сами иногда не прочь пограбить и обратиться в тех же разбойников, и тем способствуют расхищению результатов упорного народного труда на две стороны.

Перед тем, как ввести в Маньчжурии новое административное устройство, пекинское правительство сочло необходимым послать туда двух министров, которые обязаны были выяснить положение страны на месте. Вот выдержка из их отчета, помещенная в официальной пекинской газете: «Тяжело говорить и больно [44] слышать о тех бедах, которые терпят купцы, простой народ и знаменное население Маньчжурии. Страна пережила много бедствий, население вынуждено бросать свои жилища и не имеет пристанища для отдыха; громадные площади возделанной земли обратились в пустыри. Грабежи разбойников почти совершенно прекратили торговлю; население не имеет покоя; поля остались брошенными, так как посевов невозможно убирать. При отсутствии военных сил возможно ли охранять страну и население от разбойников? При такой обстановке нужно удивляться тому, как при настоящих условиях население могло сохранить самое свое существование». В общем доклад сановников был составлен в весьма мрачных красках.

Положение провинций Маньчжурии признано было настолько тяжелым, что их пришлось освободить от взноса определенной суммы на содержание вновь формируемых войск в то время как эти деньги вообще взыскиваются с беспощадной строгостью, не взирая на неурожаи, наводнения и т.п. стихийные бедствия, которым постоянно подвергается население то одной, то другой местности обширной Поднебесной империи.

Подавление хунхузов составило первый вопрос, над которым пришлось серьезно задуматься вновь назначенным администраторам Маньчжурии.

Генерал-губернатор обратился к населению со следующим характерным воззванием: «Известно, что в стране развито хунхузничество; давно пора водворить спокойствие; понятно, почему до сих пор хунхузы отовсюду пользовались помощью населения: богатые дрожали за свое состояние, а бедные – за свою жизнь. Теперь же нечего бояться: мы организуем войска, полицию и вооружим население. Ввиду этого объявляется, что жители обязаны жаловаться на злоупотребления чиновников, а покрывающие их молчанием будут жестоко наказаны».

Население, зная из горького опыта, что ему так или иначе при всякой обстановке неизбежно придется понести обещанное «жестокое наказание», обратилось к генерал-губернатору с откровенной жалобой, указывая, что организованная по его приказанию новая полицейская стража вовсе не приносит той пользы, которую он от нее ожидал, и только лишь ложится тяжелыми бременем на средства купцов, обязанных уплачивать деньги на их содержание: мелкие партии хунхузов по-прежнему свободно появляются на базарах и, не стесняясь присутствием полицейских, принимают как с торговцев, так и с покупателей дань; если [45] же иногда население и задерживает хунхузов, то полиция за хороший выкуп или из опасения мести потихоньку отпускает их.

Неизвестно, как отнесся бы сановник к этому смелому заявлению жалобщиков, если бы в это время не произошло одного случая, толкнувшего высшую власть на путь более серьезных мероприятий, чем объявление бесполезных воззваний.

В конце июня месяца в восточной части Гиринской провинции были захвачены хунхузами в плен два японских офицера, производивших съемку местности, и несколько нижних чинов съемочной партии. Японские власти обратились с категорическим требованием к китайской администрации выручить пленных во что бы то ни стало в кратчайший срок, иначе грозили снарядить свою собственную экспедицию для поимки хунхузов и наказания виновных.

Китайские власти зашевелились: в восточную часть Гиринской провинции был командирован один из энергичных китайских генералов Чжан с конным полком вновь сформированных войск; в его же распоряжение поступили местные китайские войска из района Ажехэ и Нингуты; в общем силы экспедиционного отряда достигали 1500 человек.

В программу действий отряда кроме освобождения пленных японцев включена поимка главных предводителей, разгром притонов и беспощадное истребление банд, при этом за поимку особенно влиятельных главарей разрешено выдавать известные денежные награды.

Первоначальные действия экспедиционного отряда не были удачными: горные и лесные трущобы, где гнездились хунхузы не давали возможности развить действия в конном строю, поэтому по прибытии в Нингуту полк принужден был спешиться, после чего эскадроны отправились на поиски за хунхузами. Отряды, высланные из Ажехэ и Нингуты, получили приказание не возвращаться до тех пор, пока пленные японцы не будут освобождены; направление отрядам дано такое, чтобы при концентрическом движении можно было рассчитывать окружить одну из главнейших шаек. В происшедшей стычке хунхузы, бросив часть вооружения и припасов, по известным им одним тропинкам прорвались в горы. Далее, по слухам, произошло следующее: один из начальников китайских отрядов вместо преследования шайки предпочел вступить в тайные сношения с предводителями ее, предлагая ему за известную плату освободить пленных без кровопролития; сделка состоялась. В условленном месте [46] разыграли маневр, в результате пленные японцы, здравые и невредимые, оказались освобожденными.

Главнейшая часть задачи, возложенной на экспедиционный отряд, так или иначе, была исполнена. Генерал Чжан перекочевал на одну из станций восточного участка железной дороги и повел правильную борьбу с хунхузами.

11-го августа произошла первая крупная стычка со значительной шайкой; хунхузы, получив от своих секретов донесение о приближении китайских отрядов, оставили свое становище и заняли позицию на ближайшей горе; по словам местных жителей, у хунхузов будто бы имелся пулемет. Китайские войска начали наступление, захватили становище и его сожгли, но при дальнейшем движении подверглись сильному обстреливанию ружейным огнем с главной позиции разбойников; два других отряда китайских войск наткнулись на засаду; в конце концов и здесь хунхузам удалось не только прорваться, но на другой день даже захватить транспорт с продовольствием, следовавший к китайским войскам. По официальному донесению генерала Чжана, в этой стычке войска потеряли убитыми 1 офицера и 9 нижних чинов; раненными 30 нижних чинов; потери хунхузов преувеличены до 100 человек, тогда как по слухам последних убито всего около 10.

После этого последовал целый ряд стычек более или менее удачных или неудачных для экспедиционного отряда. В конце августа в происшедшей стычке вблизи линии железной дороги рассеяна значительная шайка, причем в числе убитых хунхузов оказался один русский, кроме того, также один русский взят в плен.

С прибытием китайских экспедиционных войск начались, как водится, жалобы у местного населения на обычные насилия со стороны солдат: у одного забирают даром съестные припасы, у другого отнимают лошадь или быка, у третьего деньги или ценные вещи и т.д. Не избежали грабежа и вымогательств со стороны войск рабочие и те же подрядчики на лесных заготовках, купцы и торговцы в поселках при железных дорогах.

Необходимо, однако, отметить, что гнусными разбойными делами занимались преимущественно местные войска, в составе которых служат бывшие хунхузы: даже в числе начальников значится бывший предводитель шайки, поступивший вместе с последней на службу и ставший теперь китайским офицером. Насилия со стороны войск нового формирования редки, объясняются строгостью и тяжестью службы, а главное несвоевременной уплатой или недостатком жалованья, ненормальностями китайского [47] военного кодекса, признающего телесное наказание даже для офицеров и т.д.

Начальник экспедиционного отряда относится ко всяким насилиям войск с большой строгостью, если жалоба доходит до него; к пленным же хунхузам он, конечно, беспощаден: участь их хорошо известна: сначала допрос «с пристрастием», т.е. с применением всяких пыток, на которые китайцы очень изобретательны, а потом обычная казнь (отрубают голову). Генерал Чжан предает смертной казни даже тех хунхузов, которые, ликвидировав свое занятие, обратились к мирному труду. Обыкновенно смертные приговоры генерала приводятся в исполнение близ торговых поселков при железнодорожных станциях, а головы казненных в целях устрашения и назидания выставляют на особых местах или в клетках на местных базарах.

Генерал Чжан, по-видимому, очень доволен своей деятельностью, по крайней мере, он с гордостью поведал и перечислил корреспонденту одной из харбинских газет, сколько войска имели стычек, сколько разрушено притонов, убито хунхузов, скольким он сам приказал отрубить головы и т.д.

Может быть, действия экспедиционного отряда на самом деле до некоторой степени успешны, но в других местах страны власти, сознавая слабость достигаемых результатов путем вооруженной борьбы с хунхузами, которая ведется к тому же скорее для отвода глаз, чем для пользы дела, прибегают к испытанным средствам – подкупу предводителей или даже приему шаек в службу. Хунхузы при такой сделке не нападают явно на жителей, а власти не беспокоят хунхузов; хунхузы получают обеспеченное существование, а власти – благодарность высшей администрации за спокойствие в вверенных им районах и мудрое управление ими; словом, дело устраивается к обоюдному согласию; что же касается населения, то на его долю остается уплата хунхузам дани деньгами, оружием и боевыми припасами, одеждой, продуктами, а также практика в стоическом перенесении всяческих невзгод.

Едва ли помогут делу и организуемые ныне, по указаниям высшей администрации, полицейские войска; мнение населения о них уже приведено. Само собой понятно, какму наемнику приятно за ничтожное в сущности вознаграждение подставлять свой лоб под пули? Гораздо более действительной мерой явится организация милиции из местных жителей при непременном условии выдачи ей хорошего вооружения; милиционер отстаивает свое бытие, семью и добро, но он должен иметь вооружение не хуже хунхуза [48] и во всяком случае не те архаические фузеи, которыми ныне в огромном большинстве вооружено местное население.

Собственно для нас хунхузиада важна в том отношении, что в Маньчжурии мы имеем железную дорогу огромного значения. Правда, мы имеем там особую стражу, охраняющую эту дорогу честно, по совести, по мере сил и разумения исполняющую свою тяжелую задачу; но район действий ее в настоящее время в сущности обнимает лишь узкую полосу отчуждения; само собой разумеется, нельзя надежно охранять линию, сидя на ней. Более того, по мере сокращения района нашей охраны, поле деятельности для хунхузов расширялось, а вместе с тем и безнаказанность их деяний; вооружение хунхузов по сравнению с недавним прошлым несомненно улучшилось; побывав в разных «партизанских» отрядах или попеременно то в войсках, то в шайках, хунхузы бесспорно кое-чему научились и, конечно, при случае используют свой «боевой» опыт. В этом важном для нас вопросе полезно прислушаться к мнению одного компетентного лица в делах востока, которое полагает, что до тех пор, пока главная деятельность хунхузов, как ныне, выражается лишь в грабежах и разбоях, при том, преимущественно своих соотечественников, она ведет к разорению, между прочим, населения районов, прилегающих к линии железной дороги и, следовательно, вредно отражается на экономическом значении ее; но если те же шайки сами по себе, или под влиянием каких-либо сект, враждебных европейцам, или, наконец, по чьему-либо наущению поставят себе целью серьезно вредить нам, они будут в силах при должном руководстве, энергии и удаче смять на некоторых участках нашу ближайшую охрану и угрожать правильности и безопасности эксплуатации железной дороги. В подобных случаях действия хунхузов сведутся к действиям партизан, а как трудно бороться с последними – известно всем.

Л. Б-в

Текст воспроизведен по изданию: Деятельность хунхузов в Маньчжурии // Военный сборник, № 1. 1908

© текст - Б-в Л. 1908
© сетевая версия - Thietmar. 2011
© OCR - Киселев Д. В. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1908