АГАПЬЕВ А.

БЭЙ-ТАН

(Из личных воспоминаний).

Через две недели после взятия Пекина союзными войсками, командующий русскими войсками в Печели и южной Манчжурии, вице-адмирал Алексеев посетил Пекин, произвел там смотры наших войск и возвратился затем 29-го августа 1900 г. в Тянь-цзин. Здесь скоро стало известным, что командующий войсками и его штаб на днях отправятся в Порт-Артур.

В виду ожидавшегося в середине сентября прибытия фельдмаршала графа Вальдерзее дальнейшее пребывание адмирала Алексеева на Печелийском театре, где он до сих пор руководил главными военными действиями союзников, не представлялось более необходимым. Вместе с тем, 8-го сентября предполагалось начало наступления южно-манчжурского отряда на Мукден, и неизвестно было, какое сопротивление окажут китайцы при обороне «столицы Манчжурии». Все это побуждало перенести главную квартиру адмирала Алексеева и полевой штаб на Квантун, откуда можно было быстрее организовать высылку всяких подкреплений на север.

3-го сентября, в 6 часов утра, мы покинули гостиницу «Astor House», где был расположен во время пребывания в Тянь-цзине полевой штаб и через полтора часа, на поезде императорской китайской железной дороги, прибыли в Тонгку, где командующий войсками был встречен недавно прибывшим туда из Пекина [19] дивизионом Приморского драгунского полка. Здесь мы сели на паровой катер, на котором проплыли по р. Пэй-хэ, мимо фортов Таку, и затем, выйдя в открытое море, около полудня, прибыли рейд к стоявшей на якоре союзной эскадре и пересели на наш грозный броненосец «Петропавловск», на котором был поднят флаг адмирала Алексеева.

В восьми верстах к северу от устья р. Пэй-хэ, в Печелийский залив впадает р. Бэй-тан-хэ, которая по размерам своим превосходит раза в четыре р. Пэй-хэ и имеет близ устья около 200 сажен ширины. На правом берегу этой реки, в полуверсте от ее устья, расположен гор. Бэй-тан, обеспеченный с моря двумя фортами; кроме того, на левом берегу реки расположено еще три форта, образующие вместе с фортами правого берега сильную позицию, имеющую целью оборонять берег от высадки и охраняющую левый фланг позиции — фортов Таку у устья р. Пэй-хэ. У гор. Бэй-тана высадился в 1859 года англо-французский десант, почему китайцы приняли меры для солидного его укрепления долговременными фортами. Кроме того, в устьи реки было заложено несколько рядов подводных мин.

Близость Бэй-тана к Тонгку, в котором происходила высадка всех союзных войск, прибывавших в Печелийский район военных действий, побуждала принять меры к овладению этой крепостью с самого начала военных действий. Но до августа месяца являлись боевые цели более важные: необходимо было выручить сперва слабый тянь-цзинский гарнизон, затем — осажденные в Пекине посольства; прибывавшие в Печелийскую область поддержки были вначале настолько малочисленны, что они целиком направлялись вперед — к Пекину, и таким образом, говоря стратегическим языком, база союзников на Печелийском театре, с 1-го июня по начало сентября, оставалась «точкой» (Таку). Так как в числе орудий, находившихся на фортах Бэй-тана, были береговые орудия новейших образцов, берегового типа (21 сантим. и даже 24 сантим.), то китайцам возможно было даже обстреливать из них эту базу-точку, удаленную от Бэй-тана всего на 7-8 верст. Но пасивность китайцев, их нежелание открывать первыми серьезные боевые действия, чтобы, по их выражению, «не раздражать зверя», допускали такую стратегическую и тактическую аномалию. Переговорами коменданта Таку, капитана 1-го ранга (ныне контр-адмирала) Доможирова было достигнуто с комендантом Бэй-тана, генералом Ли-ан-тонгом негласное соглашение, [20] которое сводилось к тому, что «мы, мол, вас пока не тронем, а вы нас не трогайте». Конечно, взятие Пекина являлось сроком, когда это соглашение должно было прекратиться, так как войска первой линии, исполнив вышеупомянутые важнейшие возложенные на них боевые задачи, могли быть привлечены к дальнейшему расширению базы и ее обеспечению.

Это являлось необходимым и по другим соображениям. От железной дороги Пекин-Тонгку отделяется у станции Тонгку железнодорожная линия к северу через Бэй-тан и Лутай на Шанхай-гуань, продолжающаяся далее вдоль берега Печелийского залива на Цзинь-чжоу-фу. Открытый рейд против фортов Таку, кроме неудобств, связанных с соседним обмелением бара в устье р. Пэй-хэ и с удалением его от берега почти на 10 миль, имел еще важное неудобство в виду предстоящего зимой замерзания его. Между тем, было известно, что у Шанхай-гуаня, хотя и расположенного севернее Таку, рейд почти не замерзает, почему представлялось желательным перевести эскадру на зиму к Шанхай-гуаню и образовать вместе с тем связь войск, действовавших на Печелийском театре, с войсками, оперировавшими в южной Манчжурии, и с базой — в Порт-Артуре по упомянутой железнодорожной линии Тонгку — Шанхай-гуань — Цзинь-чжоу-фу. У Шанхай-гуаня подходит к берегу моря довольно высокая скалистая гряда гор, отделяющая Печелийскую область от Манчжурии и Монголии, и по хребту этой гряды проведена знаменитая «великая китайская стена», упирающаяся у Шанхай-гуаня в самый берег моря. Понижение к берегу скалистой гряды образует у Шанхай-гуаня прибрежное дефиле, которое можно считать воротами из Манчжурии в Печели. Отсюда ясно, как важно было, особенно для нас, русских, имевших войска в обеих областях, овладеть этим пунктом, связующим оба театра военных действий. Кроме того, овладение железной дорогой Тонгку — Шанхай-гуань было выгодно еще потому, что по ней лежали значительные Кай-пингские копи, разработка которых была недавно организована Ли-Хунг-Чангом; между тем эскадра наша поглощала значительное количество угля, цена его повышалась, и являлась зависимость от японцев, поставлявших уголь довольно плохого качества по весьма дорогой цене.

В виду всего вышеизложенного, представлялось необходимым: 1) овладеть железной дорогой Тонгку — Шанхай-гуань. и 2) захватить Шанхай-гуань. [21]

Для исполнения первой задачи необходимо было прежде всего овладеть сильно укрепленными Бэй-таном и Лутаем, запиравшими железнодорожную линию.

Начиная с конца июня и особенно в августе месяце, производились многочисленные разведки Бэй-тана (коменданта Таку — капитана 1 -го ранга Доможирова, командира 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, полковника Грязнова, командира 2-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, полковника Модля, генерального штаба, капитана Вейля), которые, вместе с показаниями лазутчиков, дали следующие сведения о Бэй-танских фортах.

Местность вокруг фортов представляла совершенно открытую, ровную, как тарелка, глинистую равнину, лишенную всякой растительности, кое-где лишь усеянную небольшими коническими могилками. Единственным едва заметным возвышением на ней оказывалось полотно железной дороги; начиная с пятой версты от Тонгку, железная дорога была испорчена, рельсы сняты, один мост разрушен, а вдоль полотна ее расположен был ряд самовзрывных фугасов, от которых во время разведок были у нас постоянно довольно крупные потери (15-го августа, например, было переранено около 10-ти человек нижних чинов и один офицер Восточно-Сибирского саперного баталиона, поручик Попов — с переломом ноги). Между железной дорогой и берегом моря устроено было под самыми фортами значительное наводнение, которое затрудняло ведение атаки на форты с юга. Самые форты, устаревшей конструкции, были не обеспечены от бомбардирования, прикрывались широкими водяными рвами, были снабжены бетонными башнями, стенки которых, впрочем, имели всего 1 1/2 — 2-х-вершковый слой бетона, а под ними положена в основе глинобитная стенка. Орудия крупных калибров были снабжены вращающимися установками и половина их новейших типов; имелись четыре 21 сант. и два 24 сант. Китайцы подпускали разведывавшие партии довольно близко и большей частью не открывали огня, поворачивая лишь вслед за рекогносцерами свои вращающиеся орудия; только при ночной разведке полковника Модля был открыт с фортов огонь, причинивший, впрочем, незначительные потери (трое раненых).

Гарнизон фортов к 30-му августа состоял из четырех инов (баталионов) пехоты, одного ина кавалерии и одного ина артилерии, всего около 3,000 человек. Кроме того, в учебном лагере (между железной дорогой и городом) обучались от 2,000 [22] до 3,000 новобранцев. В укреплениях Лутая (в 32-х верстах к северу от Бэй-тана) находилось около 4,000 человек. Начальник гарнизона, генерал Ли-Ан-Тон, на предложение коменданта Таку, капитана 1-го ранга, Доможирова, сдать форты, отвечал довольно дерзким письмом, предлагавшим нам, в свою очередь, очистить форты Таку.

К началу сентября в Пекине оставались 5-й и 10-й Восточно-Сибирские стрелк. полки и 1 баталион 12-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, две сотни 1-го Читинского каз. полка, 2-я батарея Восточно-Сибирского стрелк. артил. дивизиона, полторы роты Восточно-Сибирского саперного дивизиона; всего 7 бат., 2 сот., 8 ор. и полторы роты сапер, под общим начальством ген.-лейт. Линевича.

На этапах между Тянь-цзином и Пекином — 1 баталион 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка и 1 сотня 1-го Читинского каз. полка, 2 роты Уссурийского железнодорожного баталиона и 1 рота Восточно-Сибирского саперного баталиона.

В Тянь-цзине — 1 баталион 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, 1 баталион 12-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, 3-я батарея Восточно-Сибирского стрелк. артил. дивизиона, 3-я батарея 1-й Восточно-Сибирской артил. бригады и 1 сотня 1-го Верхнеудинского каз. полка. В Тонгку и Таку 7-й Восточно-Сибирский стрелк. полк, 1 сотня Верхнеудинского каз. полка, два эскадрона Приморского драгунского полка, мортирная батарея 1-й Восточно-Сибирской артил. бригады и десантные команды.

Независимо от сил иностранных войск, на содействие которых можно было рассчитывать, план овладения Бэй-таном был составлен следующий:

Непосредственное распоряжение штурмовавшими войсками вице-адмирал Алексеев возложил на генерал-лейтенанта, барона Штакельберга, которому была, впрочем, сообщена проектированная в полевом штабе и утвержденная адмиралом диспозиция штурма; за маловажными изменениями она и была принята к исполнению. Начальником штаба к генерал-лейтенанту Штакельбергу был назначен генерального штаба полковник Борисов.

Войска, назначенные для штурма, были разделены на две колонны: 1) Левая — генерал-майора Церпицкаго (начальник штаба — подполковник Агапеев) должна была сосредоточиться к вечеру 5-го августа на ст. Чу-лян-чен, в составе 1-го баталиона 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, 2-го баталиона 7-го [23] Восточно-Сибирского стрелк. полка, 3-й батареи Восточно-Сибирского стрелк. артил дивизиона, 3-й мортирной батареи 1-й Восточно-Сибирской артилер. бригады, команды охотников Уссурийского железнодорожного баталиона и взвода 2-й сотни Верхнеудинского казачьего полка.

К этой колонне должны были к вечеру 6-го августа присоединиться союзные войска, состав которых еще не был известен, но, по имевшимся в штабе сведениям о дислокации иностранных войск, предположено было, что для участия в овладении Бэй-таном могут быть привлечены два германских и один французский баталион. В действительности, прибыли один германский и полтора французских баталиона, один взвод австрийской пехоты и шесть горных и два полевых французских орудия. Таким образом, сила левой колонны была доведена до 4 1/2 баталионов пехоты, 30 орудий и взвода казаков.

По сосредоточении у ст. Чу-лян-чен, левая колонна должна была 6-го августа занять бивак у дер. Сы-дао-цяо (см. план,на стр. 30-й), откуда к вечеру выдвинуть авангард с артилерией к зданию железнодорожной станции Бэй-тан и здесь устроить в течение ночи батареи для полевых орудий колонны.

Правая колонна — капитана 1-го ранга Доможирова (начальник штаба капитан Вейль), в составе 1-го баталиона 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, 6-ти-орудийной батареи 6 дюйм. орудий Квантунской крепостной артилерии, двух нештатных 4-х- орудийных батарей из 87-ми милим. китайских орудий (захваченных ранее в Тянь-цзине), 1-й роты Восточно-Сибирского саперного баталиона, полутора рот Уссурийского железнодорожного баталиона, взвода 1-го Верхнеудинского каз. полка и морского десанта (прибыло 83 матроса при 7-ми офицерах), а также прибывшей

6-го сентября германской батареи из 4-х полевых тяжелых гаубиц с прикрытием одной роты (всего 7 1/2 рот пехоты, 18 осадных орудий, 1/4 сотни казаков) — должна была в ночь на 5-е сентября разбить и насыпать батарею для 20-ти осадных орудий у полотна железной дороги Таку — Бэй-тан, не доходя пересечения ее с грунтовой дорогой из дер. Синь-хэ в Бэй-тан; в ночь на 6-е сентября вооружить эти батареи и, открыв огонь на рассвете

7-го сентября, производить артилерийское обстреливание фортов Бэй-тана весь этот день. Руководство устройством осадных батарей было возложено на командира Уссурийского железнодорожного баталиона, полковника Келлера.

Конница генерального штаба полковника Флуга, в составе [24] 2-х эскадронов Приморского драгунского полка и 2-х сотен 1-го Верхнеудинского казачьего полка, с придачей в поддержку 2-х рот 10-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, должна была, по сосредоточении к вечеру 6-го сентября у бивака левой колонны у Сы-дао-цяо, двинуться к северу, переправиться через р. Цзинь-цжун-хэ и, наступая правым берегом р. Бэй-тан-хэ, переправиться у железнодорожного моста на ее левый берег, захватить дорогу из Бэй-тана на Лутай, и действовать на пути отступления защитников Бэй-тана.

Общий резерв полковника Анисимова — 1-й баталион 12-го Восточно-Сибирского стрелк. полка должен был подойти 6-го сентября вечером к биваку левой колонны у Сы-дао-цяо и затем следовать при штурме за этой колонной.

Таким образом, на 6-е сентября было назначено сосредоточение войск и вооружение батарей, 7-го сентября предполагалось производить артилерийское обстреливание, главным образом осадной артилерией правой колонны, а 8-го сентября назначен был штурм, главным образом силами левой колонны генерала Церпицкого и общего резерва, в виду большей доступности местности к западу и возможности атаковать укрепления с более слабо укрепленной горжи.

Весь день 4-го августа был употреблен чинами штаба на борту «Петропавловска» на изготовление всех предварительных распоряжений для штурма Бэй-танской крепости. Утром 5-го сентября вице-адмирал Алексеев приказал полковнику Флугу и мне отправиться в Тянь-Цзинь, для оповещения начальников союзных войск о предположенном штурме, для сообщения им диспозиции и получения точных сведений о количестве войск, могущих с их стороны принять участие в штурме.

Сели мы на паровой катер и опять поплыли по скучному и долгому пути до фортов Таку и затем по реке Пэй-хэ, к железнодорожной станции Тонгку. Там уже началась лихорадочная деятельность по нагрузке осадных орудий на железнодорожные платформы; у маленького станционного здания, сновали ординарцы, кого-то разыскивая и то и дело останавливаясь и показывая свой злополучный пакет, который куда-то надо было представить. По пыльной дороге от вокзала к фортам Таку виднелись характерные фигуры приподнявшихся на стремянах казаков на низкорослых забайкалках, неутомимо несшихся наметом и весело потряхивавших в такт своей косматой гривой; вообще видно было уже, что готовится нечто особенное, и потому, садясь в [25] вагон, мы нисколько не удивились, видя, как два бритых английских офицера, в легких кителях, цвета хаки, и неизменных пробковых шлемах, подозрительно глядели из окон вагона на эту суматоху и начали переговариваться вполголоса, показывая глазами друг другу наиболее яркие признаки оживленного состояния наших войск. К поезду, с которым мы отправились в Тянь-Цзинь, прицепили несколько платформ с обозом и походными кухнями 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка; так как перевозка военных обозов из Таку в Тянь-Цзинь и обратно, при пасажирских поездах, производилась сплошь и рядом, то это еще не представлялось чем-нибудь чрезвычайным; но каково было изумление двух англичан, когда платформы с обозом были отцеплены на первой же станции Чу-лян-чен; они оба немедленно явились на площадку последнего вагона и с недоумением пожимали плечами: они очевидно знали, что у этой станции мы до сих пор никаких гарнизонов не держали и потому им казалось странным, что здесь оставлялся какой-то обоз. С прибывшим из Тянь-цзина встречным поездом в Чу-лян-чен прибыли также несколько немецких офицеров и с ними генерального штаба капитан Ознобишин; он сообщил полковнику Флугу, что ехавший из Тянь-цзина майор генерального штаба фон-Фалькенхайн повидимому послан с целью разведать, что собственно замышляют русские. Полковник Флуг тогда отправился к Фалькенхайну и тут же в вагоне сообщил ему, что он получил приказание явиться начальнику германского экспедиционного корпуса, генералу Лесселю, чтобы сообщить о решении русских взять крепость Бэй-тан и пригласить также к участию в этом германские войска. Фалькенхайну, конечно, оставалось только благодарить, хотя он выразил также сожаление, что предположенный штурм не может быть отложен до прибытия фельдмаршала Вальдерзее. «Wir dachten schon lange», сказал он, «bei Pei-tang den Ruhm unserer Truppen auf die Probe zu stellen. Sie haben ja schon ihre Lorbeeren bei Tientsin und Peking erobert; konnten Sie nicht auch uns in diesem Feldzuge etwas glorreiches uberlassen»? Когда ему было сообщено, что решение вице-адмирала Алексеева бесповоротно, то Фалькенхайн успокоился, решил ехать с нами обратно в Тянь-цзинь и на пути сообщил, что, по полученным в немецком штабе сведениям, англичане начали самостоятельно переговоры с Бэй-танским комендантом и предложили ему крупную сумму за передачу им фортов. Хотя китайский комендант и [26] отказался от этой взятки, но есть якобы надежда, что увеличение ее повлечет его согласие.

В Чу-лян-чен уже начали прибывать части 2-й стрелковой бригады, вместе с начальником ее генералом Церпицким и состоявшим при нем генерального штаба полковником Борисовым. В этот же день должен был прибыть сюда и генерал-лейтенант барон Штакельберг для производства рекогносцировки подступов к фортам.

Прибыв около 4-х часов в Тянь-цзинь, мы расстались с полковником Флугом; он поехал к генералу Лесселю, а на меня возложил оповещение начальников французских и японских войск — генерала Фрея и полковника Аки-Яма. Англичанам, американцам и австрийцам решено было сообщить письменно о предположенном штурме. Сев в легкую колясочку неутомимого «джинрикши», я помчался во французскую концессию к своим друзьям-французам, памятным мне еще со времени моего пребывания во Франции в 1895 году.

В одной из полуразрушенных улиц наиболее пострадавшей при бомбардировании Тянь-цзина французской концессии увидал я французов-часовых и подъехав, узнал, что здесь именно и находится квартира генерала Фрея.

Сам генерал, как оказалось, отдыхал. Мне вышел навстречу генерального штаба капитан Бобо, временно исполнявший при нем должность начальника штаба.

«Le general est tres malade; il est allite depuis son arrivee de Peking», сказал мне капитан Бобо, на выраженную мною необходимость его видеть, вводя меня в кабинет квартиры генерала. Тогда я сказал, что послал от вице-адмирала Алексеева сообщить, что мы готовимся к штурму Бэй-тана, и приглашаем к участию в нем союзные войска. Карты под рукой не оказалось, и мне пришлось набросать на листке своей записной книжки схемку окрестностей Бэй-тана, Таку и Тянь-цзина. На вопрос мой, сколько войск могут для этой операции выделить французские войска, капитан Бобо не мог дать определенного ответа и обещал дать эти сведения к утру следующего дня.

Уже смеркалось, когда я, простившись с французами, прибыл в штаб японских войск. Здесь полковника Аки-Яма в штабе не оказалось: он уехал на эскадру; находившиеся в штабе офицеры генерального штаба не говорили ни по французски, ни по английски, ни по немецки. Пришлось прибегнуть к помощи [27] переводчика, который довольно сносно изъяснялся по английски. Тотчас была принесена японская карта и по ней я изложил предполагавшуюся операцию. Японские офицеры, выразив свою признательность за это сообщение, должны были, однако, к их полному сожалению, отказаться от участия в штурме, так как в Тянь-цзине и Таку у них оставались лишь небольшие команды, охранявшие склады; силы же 5-й японской дивизии были сосредоточены полностью в окрестностях Пекина.

Вечером я вернулся вновь в гостинницу «Astor House», где, вместе с полковником Флугом и принцем Хайме Бурбонским, были написаны извещения о проекте штурма, посланные в штабы английских, американских и австрийских войск.

Переночевав затем в доме Батуева, где раньше помещалась квартира вице-адмирала Алексеева, утром 6-го сентября, мы с полковником Флугом отправились обратно с поездом в Таку. На станции Чу-лян-чен уже кипела работа: левая колонна как раз снималась с бивака и вытягивалась в направлении на Сы-дао-цяо. Между полустанком Синь-хэ и вокзалом Таку тянулась германская батарея полевых гаубиц, блиставшая новенькой конской упряжью и свеже выкрашенными в голубую краску масивными передками и зарядными ящиками.

По прибытии в Таку мне приказано было взять двух драгун и двух казаков и, разведав дороги к нашему биваку у Сы-дао-цяо, назначить драгун для сопровождения затем союзных войск и указания им дороги. Оказалось возможным, для ускорения движения войск, выгружать их не на станции Чу-лян-чень, а на полустанке Синь-хэ.

Туда я и отправился с своими драгунами и казаками, сев на поезд, выходивший из Таку в 3 часа, причем был свидетелем, как немецкий адмирал Бендеманн сердился на нашего железнодорожного офицера, поручика Гроссмана, за то, что ему, адмиралу, пришлось более часу ждать поезда. При этом почтенный адмирал, однако, был виноват сам, так как, не справившись с вывешенным росписанием, по которому поезд должен был отправиться в 3 часа, прибыл на вокзал раньше 2-х часов, действительная же задержка в отправлении поезда произошла не более 10-ти минут; кроме того, она вызывалась нагрузкой войск для операции, в которой принимали участие и германские войска.

Выгрузив лошадей на полустанке Синь-хэ, я с драгунами и казаками отправился по грунтовой дороге к лежащей в полуверсте [28] к северу от полустанка китайской деревне того же имени. Деревня была совершенно оставлена жителями, и среди безмолвных глинобитных мазанок уныло глядели налепленные на каждой двери фанз лубочные изображения свирепого и добродушного духов — охранителей семейного очага. Проскакав деревню, мы двинулись к северу по голой глинистой равнине и через час выехали на дорогу из Сы-дао-цяо к Бэй-тану. Свернув влево и убедившись, что колонна генерала Церпицкого еще не прибыла в Сы-дао-цяо, мы заметили остановившуюся на привале нашу нештатную мортирную батарею (Мортиры этой батареи входили в состав осадного парка, сформированного из артилерийского резерва крепости Порт-Артур.), орудия которой, за неимением лошадей, тянули нанятые рабочие — китайцы или по сибирскому выражению — манзы; иностранцы же звали таких китайских рабочих «кули». Каждую мортиру тянули на лямках человек 15-20, производя эту работу самым добросовестным образом, и обливаясь потом под знойными лучами тропического солнца. Они очевидно должны были знать, что эти грозные орудия предназначены для истребления их же собратьев — защитников Бей-тана, но дневная порция выдаваемого им риса оказывалась более сильным аргументом, чем чувство патриотизма...

Указав место будущего расположения нашего бивака и объяснив нашу задачу своим драгунам, я двинулся к западу по дороге на Бэй-тан, для разведки места расположения наших батарей и ознакомления с районом действий левой колонны, одного же из драгун отправил обратно в Синь-хэ, для встречи и сопровождения к нашему биваку германского баталиона. Проехав верст шесть от бивака по такой же глинистой равнине, мы заметили влево от дороги двух офицеров, взобравшихся на небольшой курган-могилу и всматривавшихся с помощью бинокля в впереди лежащую равнину. Подъехав к ним среди целой сети маленьких могилов, я узнал командира мортирной батареи, капитана Блохина, и военного инженера, подполковника Григоренко. С кургана было ясно видно верстах в полутора впереди нас возвышавшееся полотно железной дороги с полуразрушенным станционным зданием, правее которого виднелась конусообразная палатка и китайская застава человек в 20. Над полотном виднелись влево крыши домов довольно порядочного городка, а вправо поднимались очертания китайского форта № 1. В бинокль были видны орудия на [29] валганге и около них чернели куртки высыпавших на бруствер китайских солдат.

Ничем не огороженное кладбище тянулось далеко влево (к северу) от дороги, а к западу от него начиналось наводненное пространство, которое доходило вплоть до полотна железной дороги. Местность вправо (к югу) от грунтовой дороги на Бэй-тан была также наводнена, так что самая дорога, подходя к станционному зданию, обращалась в узкую гать.

Капитан Блохин и подполковник Григоренко были затруднены, таким образом, в выборе артилерийской позиции, тем более, что полотно железной дороги, вдоль которой, предполагалось устроить батареи, оказывалось занятым китайцами; два дня тому назад они не занимали еще железнодорожной линии, почему она и была намечена, как позиция для пашой артилерии. Чтобы высмотреть расположение китайцев у железной дороги, я простился с обоими офицерами и двинулся вперед по гати, к станционному зданию. Пройдя рысью около 200 шагов, я встретил охотничью команду 7-го Восточно-Сибирского стрелкового баталиона под начальством подпоручика Андреева и команду сапер, высланных от авангарда левой колонны. Тут меня предупредили, что гать, не доходя до станции, шагах в 300-х впереди перекопана, а у самой станции видны еще два таких перекопа, за которыми скрываются китайские стрелки. Пройдя еще шагов 200 по дороге к станции и остановившись у небольшой сложенной из камня могилки, я ясно различил первый перекоп; у дальнейших перекопов китайцев не было видно, но на полотне железной дороги их высыпало около взвода и среди них, у шалаша виднелось небольшое орудие вроде пулемета, направленное дулом вдоль дороги; огня китайцы не открывали, хотя расстояние до них было всего около 800-900 шагов. Непосредственно, за полотном железной дороги я заметил, у бивака из таких же конических шатров, примерно около 300 китайцев.

Над полотном железной дороги, вправо, виднелись невооруженным глазом желтые контуры форта № 1, каменные ворота с характерным китайским павильоном над ним, с убегающими кверху коньками черепичной крыши и отдельными массивными орудиями, повернутыми к востоку. Влево мирно курились кое-где дымки над трубами городка, а за ним, между городом и морем, возвышался кирпичный вход в форт № 2 с таким же павильоном, двумя каменными башнями и грозными орудиями, наведенными в нашу сторону; местность между полотном железной дороги и фортами [31] была также затоплена, и широким кольцом наводненное пространство окружаю форты и город. Так как левой колонне был предназначен для штурма форт № 2, то здесь мне стало ясным, что задача наша облегчится, если мы распространимся влево по полотну железной дороги, заслоним свое наступление от огня с фортов городом и сначала займем город, а затем, атакуем самый форт № 2, горжа которого примыкала почти вплотную к городским постройкам.

Изложив в записке генералу Церпицкому результаты своих наблюдений (Начальнику 2-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады 1900 года 6-го сентября 5 час. 40 мин. пополудни, № 17. Место отправки в полверсте от железной дороги станции Бой-тан. «Доношу вашему превосходительству, что на полотне у разрушенной станции китайская застава, почему мортирную батарею невозможно начать строить, пока не будут прогнаны китайцы. Места для батареи более подходящего нет».) и отправив казака с донесением, я двинулся в обратный путь. Минут через 10 езды я встретил наступавший к станции авангард левой колонны, под начальством командира 6-го Восточно-Сибирского стрел, полка полковника Монаева (3-я рота 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка. 5-я, 7-я и 8-я роты 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, вышеупомянутая мортирная батарея и полубатарея 3-й батареи Восточно-Сибирского стрелк. артил. дивизиона со взводом 1-го Верхне-Удинского каз. полка). В виду занятия китайцами линии железной дороги и приказания начать штурм 8-го сентября, я предупредил полковника Монаева, что необходимо выждать окончательного решения генерала Церпицкого — выбивать ли китайцев с занятой ими передовой позиции и там располагать наши батареи, или занять артилерийскую позицию у китайского кладбища. Бой за железнодорожную станцию, очевидно, должен был вызвать огонь с фортов, и это до известной степени делало затруднительным окончание ночной постройки и вооружение наших осадных батарей правой колонны, которое до сих пор производилось нами безнаказанно почти в виду у китайцев. При наступивших сумерках мы ясно различали, как засветились огни паровоза медленно двигавшегося по линии от Тонгку к оставшемуся неразрушенным мосту. Очевидно здесь производилась выгрузка войск и орудий правой колонны (это было около 6 1/2 час. вечера, когда к месту осадных батарей прибыла 4-я рота 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, 5-я рота Усурийского железнодорожного баталиона, рота Восточно-Сибирского саперного баталиона и [32] германская батарея гаубиц (2-я рота 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка еще раньше была уже здесь, прикрывая производившиеся под руководством полковника Келлера осадные работы).

Возвратившись на бивак у Сы-дао-цяо, я явился уже находившемуся там генералу Церпицкому и доложил ему устно результаты своей разведки. В виду полученного указания, что мы должны устроить батареи на линии железной дороги, генерал Церпицкий решился немедленно отбросить китайцев от станционного здания и, заняв железнодорожное полотно, устроить ночью вдоль него батареи, тем более, что для стрельбы из полевых мортир дистанция от упомянутого китайского кладбища до фортов выходила слишком значительной, почему являлось желательным выдвинуться ближе к ним.

Перекусив чем Бог послал, мы, вместе с полковником Борисовым и с чинами штаба левой колонны бодро двинулись рысью к авангарду полковника Монаева. Сделалось уже совершенно темно; блеснули звезды, одна за другой, кое где неслись темные клочки разорванных туч, а слева повидимому надвигалась гроза. Среди всеобщего безмолвия как то усиленнее работали нервы; чувствовалось какое то особое лихорадочное оживление, но помню, что ни минуты не было и сомнения, что мы можем быть отбиты, что штурм не удастся...

Вот и авангард полковника Монаева. Люди сосредоточены; полная тишина. Командир выражает полную готовность хоть сейчас идти на штурм самих фортов.

2-я Восточно-Сибирская стрелк. бригада еще не была в бою и потому лавры 3-й стрелк. бригады поселяют в первой известную боевую ревность.

Около 8 1/2 часов вечера авангард левой колонны, остановившийся там, где я его встретил при своей разведке, двинулся вперед, имея во главе охотничью команду 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка и 3-ю роту 6-го Восточно-Стрелк. полка, при которой находились и генерал Церпицкий со своим штабом и полковниками Борисовым и Монаевым, а за ними двигались в колонне 5-я, 7-я и 8-я роты 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка.

Не прошли мы и получаса вдоль по гати и едва сделали 100 шагов от каменной могилы, с которой я производил свои последние наблюдения, как из под ног впереди шедших охотников вспыхнуло пламя, раздался треск взрыва и несколько фигур солдат в огне темными силуэтами мелькнули в воздухе. В первую [33] минуту я даже не отдал себе отчета, что собственно произошло? Через несколько секунд грянул первый выстрел из фортов и дробью загрохотал ружейный огонь со стороны станции. Что-то массивное с протяжным гулом и шипением пронеслось влево от нас над могилами... Голова нашей колонны инстинктивно шарахнулась вправо от дороги, и мы очутились по пояс в воде. В это время последовал новый взрыв фугаса, и несколько человек опять взлетели на воздух. Раздались стоны раненых, и какой-то солдатик на краю дорожной насыпи жалобно вскрикивал: «Ваше превосходительство, посмотрите, как меня ожгло». Шедшие впереди люди замялись. Но тут пример генерала Церпицкого нас всех быстро ободрил. Я, как теперь, помню плотную фигуру генерала, твердо зашагавшего посреди дороги и энергично крикнувшего людям: «Что вы, братцы? вперед, в ногу идти. Раз, два, три, четыре...» и умышленно с силой притоптывая в такт ногой, генерал показал, что он действительно презирает опасность, в виде усеянных вдоль дороги фугасов. Тотчас же вслед за генералом рванулись стрелки авангарда, и мы дружно, ускоренным шагом двинулись вперед по дамбе на встречу свинцовому дождю, которым обдавали нас китайцы и стоявший у шалаша пулемет. С фортов то и дело грохотали орудия и с визгом летели над нашими головами громадные бомбы береговых орудий. Слева тоже засверкал огонь, и несколько гранат шлепнулись у самой насыпи; неприятный огонь во фланг нашему авангарду был направлен из батареи у железнодорожного моста через впадавшую в р. Бэй-тан-хэ р. Цзинь-цжун-хэ, откуда нас обстреливал также китайский пулемет. В довершение всего, неожиданный огонь противника и фугасы вызвали замешательство в хвосте авангарда; одна из рот, шедших в тылу (бывшая в этот день без командира, заболевшего накануне), не соображая в чем дело, открыла огонь по голове нашей же колонны. Пули зашлепали по воде с обеих сторон гати. Чтобы прекратить этот беспорядок, я и капитан Кассовский (10-го Восточно-Сибирского стрелк. полка) кинулись на встречу открывшей огонь роте и успели прекратить эту крайне опасную для своих же стрельбу.

Между тем, второй перекоп заставил всю голову колонны свернуть вправо с гати и следовать паралельно ей по пояс в воде, продолжая наступать к станции; под водой фугасов заложено не было, и взрывы их временно прекратились. Китайцы у станции не выдержали нашего натиска и за 20-30 шагов от головы нашей [34] колонны бежали со своей передовой позиции. Тут, когда мы выбирались из воды на железнодорожную насыпь, опять последовал ряд взрывов. Вдруг, в самой непосредственной от меня близости мелькнуло пламя, горячий воздух с комьями земли и мелкими камнями пахнул на меня справа, и я увидал, как схватился за лицо шедший правее генерала Церпицкого капитан Елгаштин, а сам генерал схватился за голову; его контузило в темя, а у капитана Елгаштина оказалась опаленной вся правая щека с повреждением глаз (через два месяца капитан Елгаштин скончался в Порт-Артуре). Туг же были ранены капитан Кашкин, подпоручик Андреев и поручик Тупицын, но это уже было последнее препятствие, которое нам пришлось преодолевать для овладения позицией у станции; через несколько секунд мы уже стояли в китайских окопах и мало по малу к железнодорожному полотну начала собираться вся пехота авангарда. Тотчас же были приняты меры для укрепления этой позиции; надо было пользоваться темнотой ночи, чтобы окопаться, тем более потому, что артилерийский огонь с фортов усилился до крайних пределов и, хотя большинство снарядов давали значительные перелеты, но все же уже начались потери и от огня, и то на одном, то на другом фланге раздавались крики: «фельдшера сюда»; «носилки». Вдобавок, обочины железнодорожного полотна были также густо усеяны фугасами и при первых же попытках развернуть подошедшие роты и распространиться по железнодорожной насыпи, последовали новые взрывы.

Расположив роты авангарда, генерал Церпицкий, ввиду выдвинутого их положения, решился притянуть сюда, с бивака у Сы-дао-цяо, и свои главные силы, удаленные от станции на 8 верст. Сдав командование войсками на позиции полковнику Монаеву, генерал отправился на бивак у Сы-дао-цяо, к чему его побуждала также дававшая себя чувствовать контузия. Опять пришлось странствовать под огнем по пояс в воде и, вылезая на берег, подвергаться риску попасть на фугасы.

Проехав примерно версты 3 по направлению к биваку, мы встретили ген.-лейт. барона Штакельберга, которому генерат Церпицкий доложил о происшедшем бое, закончившемся овладением станцией. Ген.-лейт. барон Штакельберг пожелал лично осмотреть позицию нашего авангарда и приказал генералу Церпицкому сопровождать его со штабом, для ориентирования в положении вещей, а поручение привести с бивака у Сы-дао-цяо к станции три роты 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, а также предупреждение [35] германских войск о нашем движении вперед, — возложил на меня. Полковнику Борисову ген.-лейт. барон Штакельберг поручил отправиться в правую колонну и, сообщив о трудном положении левой колонны, принять меры к ускорению открытия огня нашими осадными батареями. Продолжая путь по знакомой уже дороге, я около 1 часу 15 минут пополуночи прибыл на бивак, где тотчас же приказал 1-й, 2-й и 4-й ротам 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка собираться для выступления к станции. Германский баталион, как оказалось, к биваку не прибыл, и после тщательных поисков, я написал записку на немецком языке и вручил ее своему драгуну-разведчику для передачи командиру германского баталиона; содержание ее я передач также оставшимся на биваке офицерам 6-й роты 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, которые и вызвались показать германцам по приходе дорогу к позиции авангарда. Пока изготовливались роты главных сил, я успел переменить вымокшее белье и одежду, которыми меня снабдили окружавшие с любопытством офицеры, и написать донесение в полевой штаб о всем происшедшем. Затем заглянул на перевязочный пункт, где врачи уже успели перевязать около 30-ти раненых и обожженных фугасами.

Около 2-х часов ночи три роты 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка изготовились и, перекрестившись, мы бодро двинулись в путь к станции. На биваке у Сы-дао-цяо остались, таким образом, силы общего резерва: 2-й баталион 12-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, 6-я рота 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка и 3-я батарея 1-й Восточно-Сибирской артил. бригады. Впоследствии, распоряжением ген.-лейт. барона Штакельберга, сюда возвращена была, для отдыха до рассвета, и прочая артилерия левой колонны за трудностью провезти ее по дамбе усеянной фугасами к станции. При попытке провезти к ней мортиры, под тянувшими их китайцами взорвало большой фугас, которым переранило до 20-ти китайцев, причем человек 5 убило на смерть. Понятно, что большинство остальных, побросав орудия, разбежались, воспользовавшись темнотою ночи.

Первые 3 версты от бивака были пройдены без приключений. Но вот кто-то скачет нам на встречу и кричит: «стой-стой». Вижу ординарец генерала Церпицкого поручик М-ов; запыхавшимся, прерывающимся голосом он начинает что-то докладывать: «го-го-сподин па-папаподполковник, генерал ппприказал вести на-назад, по-по-потому, что н-нет во-воды. ннадо бо-бочку [36] привести и ко-консервов». Я извожусь и думаю про себя, что нет хуже, когда приходится выслушивать приказания, передаваемые заикающимся офицером. Пока я колебался, принимать ли к исполнению эту речь, подъезжает другой офицер, штабс-капитан Нечволодов и говорит: «г. подполковник, мне неизвестно, имел ли в виду генерал Церпицкий возвращать для привоза воды роты, которые вы ведете, но я знаю только, что он ожидает с нетерпением прибытия поддержки и в них сильно нуждается». «Есть вода в баклагах?» спрашиваю у солдат. «Так точно, есть» отвечают они. «И бочки везут», докладывает ротный командир. «Роты вперед. Шагом марш» и мы опять двинулись среди ночного мрака, под блеск зарниц и вспыхивавших по временам огней со стороны Бэй-танских фортов.

Далее по дороге встречаются нам несколько санитаров с носилками и ранеными, но канонады не слышно.

Потянуло предрассветным свежим ветерком. Звезды начинают меркнуть и против нас горизонт принимает розово-лиловую окраску. Вот и генерал Церпицкий со штабом возвращается, наконец, на бивак и приказывает мне, подведя к станции приведенные мною три роты, укрепиться на позиции и выждать на ней действия нашей осадной артилерии и подхода общего резерва. «На утро буду у вас. С Богом», прощается он.

Вот наконец и перекопы; свожу вправо роты в воду, и по берегу наводненного пространства подхожу к железнодорожному полотну. Только что мы показались на полотне, как китайцы, заметив из фортов, при первых лучах солнца, озаривших равнину, наше движение, открыли по нас учащенный артилерийский огонь. Было около 4-х часов утра. Между тем, у выхода с грунтовой дороги на полотне расположились роты авангарда полковника Монаева. Чтобы развернуть свои роты, мне приходилось пройти шагов 200-300 вдоль полотна, причем, имея в виду атаку нашей колонны на самый город Бэй-тан и расположенный за ним форт № 2, лежавшие влево от станции, пришлось свернуть влево но полотну. Это фланговое движение, под огнем справа из обоих фортов, было не из приятных. Белые стены полуразрушенной станции под розоватыми лучами восходившего солнца рельефно обрисовывались среди голой равнины и служили прекрасной целью китайцам, очевидно измерившим расстояние до нее от фортов. Несколько снарядов ударилось в самую стену здания, и целый дождь кирпичей, штукатурки и осколков камней посыпался [37] оттуда. Чтобы скорее занят позицию, я с командиром 1-й роты 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка и с головной ротой быстро двинулись по платформе, расположенной впереди станции. Несколько стрелков этой роты, желая прикрыться зданием станции от выстрелов с фортов справа, свернули с платформы влево и побежали позади станции, но, увы, там ждала их другая опасность. Только что мы поровнялись с противоположной (северной) стороной станции, как влево раздался невероятный взрыв, от которого поколебалась под нашими ногами почва; целый сноп пламени, дыма и камней мгновенно вырос над станцией, и высоко над ее стенами, сажени на 3, я увидал тело несчастного взлетевшего стрелка. Целый угол станционного здания вырвала эта предательская мина. Падая на землю, шагах в 10-ти от нас, тело стрелка было все в огне — горела рубашка, волосы, борода, все тело... Он упал навзничь, раза два, три дрогнул, конвульсивно сжимая пальцами рук землю под собой, и замер бездыханным... Это оказался кашевар 1-й роты — Сусь; ротный командир оставлял его на биваке, чтобы он занялся приготовлением обеда, но Сусь просился пойти в бой, и вместо него оставлен был на биваке его помощник. Два стрелка, последовавшие за ним за станцию, также были тяжело обожжены.

Пройдя шагов 150 за станцию, вдоль полотна, мы остановились и залегли под огнем, который становился жестоким. В довершение всего нас заметили с батареи у железнодорожного моста через р. Цзинь-цжун-хэ, откуда, с расстояния около 800 сажен, китайцы открыли чрезвычайно меткий огонь нам во фланг. Приказав стрелкам окопаться вдоль полотна, я лег на крайней оконечности нашего левого фланга (ближайшего к упомянутой батарее), завернулся в бурку и начал наблюдать за работой стрелков и за действием китайских снарядов, то и дело рвавшихся у самой станции и поднимавших целые снопы осколков кирпича и камней из стен постепенно разваливавшейся станции. При падении снарядов нам благоприятствовало еще то обстоятельство, что многие из них попадали в наводненное пространство, рядом с железнодорожным полотном, и в глинистую намокшую почву вдоль его обочин. Иногда приходилось наблюдать, как воткнется в землю, шагах в 10-15, граната, и из образовавшейся воронки курится дымок; глядишь на него и задаешь себе роковой вопрос: «разорвет ее или нет?» К счастью, большинство таких снарядов не разрывалось. [38]

Лежа под огнем рядом с командиром 1-й роты, с которым я еще не успел познакомиться, обращаюсь к нему: «давайте познакомимся; как ваша фамилия? По крайней мере, если даст Бог пережить этот денек, так будем вспоминать, как вместе здесь лежали на краю смерти». Командир этот оказался капитаном Бегичевым. Он самым хладнокровным образом относился к неприятельскому огню, умея подбодрить своих людей и молодецки вел роту под огнем во время нашего флангового движения.

Когда рота окопалась, от нечего делать, взял и я от унтер-офицера линемановскую лопатку и сам стал себе устраивать закрытие, в котором через 1 1/2 часа почувствовал себя все-таки несколько, безопаснее, вместе с Бегичевым, с которым работали попеременно.

Между тем, наша артилерия все еще молчала, и потому весь огонь с фортов, как нам по крайней мере казалось, был обращен в нашу сторону. К этому скоро прибавилась новая неприятность: начался отлив, и так как наводнение было очевидно соединено с морем, то вода впереди железнодорожной насыпи начала убывать. Этим воспользовались китайцы и, видя, что мы держим себя пасивно, густыми цепями повалили из города на станцию, вброд через наводнение, и подойдя шагов на 500, открыли по станции сильный ружейный огонь. Отвечать нам было крайне трудно, так как впереди станции, по другую сторону полотна, была небольшая каменная стенка, закрывавшая нам ближний обстрел, а весь путь был минировал и переходя его мы лишались единственного закрытия. Таким образом, большей части стрелковой цепи приходилось лежать пока в бездействии и выдерживать кроме артилерийского огня неприятное жужжание пуль, которыми нас осыпали китайцы. При свете дня мы стали различать места фугасов: около них была несколько взрыхлена земли, а иногда видны были и края ящика, заключавшего порох. Большинство фугасов представляли из себя наполненные порохом деревянные прямоугольные ящики основанием фута в 2 в квадрате и около 2 1/2 фут высоты; сверху ящика, на его углах, были расположены по четыре шпенька с гремучей ртутью, покрывавшихся доской, поверх которой насыпалось 1-1 1/2 вершка земли. Таким образом тут были фугасы исключительно самовзрывные, т. е. взрывавшиеся при наступлении на них ногою. Предательские фугасы были и под оставшимися неубранными, но снятыми со шпал, рельсами: рельсы были поставлены на весу на костыли, и под одним краем их [39] расположен был капсюль с гремучей ртутью, соединенный с фугасом.

Только у переезда через железную дорогу, по которому отступили китайцы, защищавшие станцию, фугасов не было и мы воспользовались этим, выдвинув средний боевой участок несколько вперед на сухую площадку у самого берега наводнения; огнем этой выдвинутой роты и были прогнаны китайские цепи, переходившие наводненное пространство, и таким образом этот переход китайцев в наступление принес нам ту пользу, что для нас наглядно обнаружились броды среди наводнения, чем мы впоследствии и воспользовались.

В это время, около 6-ти часов утра, справа от нас показались, поверх линии железной дороги, клубы дыма и вслед за ними грянули первые выстрелы наших осадных батарей правой колонны. Перед нашими глазами начала развертываться величественная панорама артилерийского поединка. Как ни тяжело было наше положение, но мы прямо любовались, как, один за другим, высоко над фортами Бэй-тана взвивались клубки дыма наших снарядов, как плакали, и визжали гранаты, описывая дугообразную траэкторию, которую точно можно было угадать по звуку, и как взрывали в фортах и между ними целые клубы дыма более темного оттенка, падавшие на землю снаряды.

Почти одновременно с началом стрельбы нашей артилерии, из набежавших с запада туч пошел довольно сильный холодный дождик. Так как китайцам ветер был прямо в лицо, то он мешал им стрелять, и огонь по нас заметно ослабел. Для нас же дождь был благодетельным: жаркая душная ночь и утомительное наступление вызывали страшную жажду; между тем вода в наводнении, соединенном с морем, была соленая и негодная для питья, и таким образом дождь освежил воздух и дал возможность проглотить хоть несколько капель благодетельной влаги. Минут через 10, когда дождь прекратился, огонь со стороны китайцев опять возобновился с новой силой, особенно с фланга. (Тут были убиты двое нижних чинов и ранен подпрапорщик Ягодин). Здание станции было все изборождено снарядами. Но наша осадная артилерия уже начала оказывать свое действие на фортах: в форте № 1 последовал взрыв и вскоре из него повалили столбы густого черного дыма; в городе тоже вспыхнул пожар и огонь с форта № 1 ослабел, а около 8-ми часов утра орудия его замолкли окончательно; защитники его очевидно покидали, и снаряды [40] продолжали лететь только слева из фортов № 2 и № 3, преимущественно с левого берега р. Бэй-тан-хэ, но в виду большого удаления от фортов №№ 3 и 4 до нашей позиции в этот период атаки китайские снаряды, большей частью, не долетали до нас. Таким образом огонь артилерии нашей правой колонны выручил нас из весьма тяжелого положения. Как раз в это время, небо прояснилось, засветило солнце и на западном небосклоне, позади нас, появилась громадная радуга.

«Ну, братцы, обращаюсь к солдатам, глядите: вот добрый признак. Бог нам даст удачу».

Около 8-ми часов утра я получил с казаком записку от генерала Церпицкого, просившего сообщить ему о способах передвижения войск резерва к передовой позиции и вообще о положении дел в авангарде; тотчас же мною было послано донесение следующего, содержания:

Генералу Церпицкому.

1900 г. 7-го сентября, 8 час. 15 мин. пополуночи.

№ 19. Место отправления. Траншея у белой развалины на железной дороге.

«По грунтовой дороге до белой развалины дойти можно, только от первого перекопа идти надо правой обочиной, артилерия тоже пройдет, только лучше скорее, пока нет прилива. Фугасы еще рвутся по сторонам вправо и влево от развалины и вдоль линии железной дороги заложена масса мин.

Убитых 3, раненых около 10-ти, кроме отправленных раньше. Стрельба по нас продолжалась со времени нашего прихода до 8-ми часов слева и с фронта. В настоящее время город Бэй-тан загорелся от выстрелов нашей артилерии: форт № 1 повидимому покинут противником, который занимает лишь левый берег реки Бэ-тан-хэ (форт № 3), откуда поражает нашу осадную артилерию, преимущественно недолеты. Желательно подвезти нашу артилерию и немедленно двинуться на форт № 1 (предупредив нашу артилерию). Необходимо немедленно выслать сапер, чтобы разобрать фугасы. В окопах у белой развалины можно поместить батарею. Жду приказаний, окопавшись с передовыми ротами 6-го полка. Донесения могу посылать только в том случае, если мне вышлют 10 казаков, так как у меня нет ни одного.

Настоятельно прошу ходатайства сегодня же кончить атакой фортов Бэй-тана, иначе людям нечего есть и пить.

Готов идти немедленно».

С последними строками этого донесения я обратился к стрелкам ближайшей 1-й роты 6-го полка и спросил, готовы ли они сейчас же идти на штурм фортов, как я доношу об этом генералу; дружной бодро все в один голос ответили: «готовы идти. Рады стараться ваше выс-родие». В это время загудели орудия артилерии нашей колонны, нашедшие сравнительно сухое место севернее кладбища — саженях в 150 позади полотна железной дороги. [41] Мортиры направили свой огонь преимущественно на город и способствовали его пожару.

Около 8 3/4 час. утра на позицию авангарда прибыл ген.-лейт. барон Штакельберг, которому я немедленно явился для доклада. Он мне сказал, что только что прочитал мое донесение и согласен с моим доводом относительно немедленного штурма. Тогда я доложил и о наиболее выгодном направлении атаки — именно вброд по наводненному пространству, пользуясь отливом и двигаясь примерно в ту сторону, откуда показывались переходившие в наступление китайские цепи, т. е. приняв в полуоборот налево, к южной опушке города Бэй-тана и затем через город на горжу форта № 2.

Вслед затем, около 9-ти часов утра, прибыл германский 2-й баталион 1-го Восточно-Азиатского пехотного полка, под начальством майора фон-Мюленфельса и взвод артилерийской морской пехоты поручика Шустершиц, которые, по указанию ген.-лейт. барона Штакельберга, были мною расположены в резервном порядке позади полотна железной дороги на нашем правом фланге. Когда я передавал это приказание майору фон-Мюленфельсу, то он сейчас же подозвал адъютанта, вынувшего немедленно книжечку, а майор, взглянув на часы, сказал ему: «Schreiben Sie ein: neun Uhr, zehn Minuten, Befhel bekommen, hinter dem Eisenbahndamm, beim Warterhauschen, auf der rechten Flanke der russischen Avantgardestellung in Bereitschaft zu bleiben». Почти в то же время организована была связь с правой колонной капитана 1-го ранга Доможирова прибывшими справа, вдоль полотна железной дороги, из этой колонны охотничьей и десантной командами с минерами, под начальством лейтенанта Бровцына. Вслед за ними в 9 1/2 час. прибыл из правой колонны адъютант вице-адмирала Алексеева, сотник Крутский, с запиской ген.-лейт. барону Штакельбергу, в которой командующий войсками разрешал начать штурм 7-го же числа, вместо 8-го, полагая возможным начать таковой около 2-х часов пополудни.

Убедившись в том, что китайцы начинают покидать форты правого берега и видя что город уже пылал, ген.-лейт. барон Штакельберг решился немедленно двинуть прибывшие войска на штурм, для чего немецкий баталион ф. Мюленфельса, предшествуемый нашими охотниками и моряками-минерами, был двинут по плотине на форт № 1, а находившиеся на передовой позиции семь рот (1-й баталион 6-го Восточно-Сибирского стрелк. [42] полка, 5-я, 7-я и 8-я роты 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка) двинуты были, с прибывшим после перевязки генералом Церпицким — во главе, к указанному мною броду на город и форт № 2. К этому же броду мне приказано было подвести и прибывший затем французский баталион морской пехоты, а также и наш общий резерв (2-й баталион 12-го Восточно-Сибирского стрелк. полка) полковника Анисимова.

Последнему мною была написана записка следующего содержания:

Полковнику Анисимову. 1900 г. 7-го сентября, 9 час. 50 мин. пополуночи. № 20. Место отправления в одной версте от железнодорожной станции Бэй-тан. «Генерал Церпицкий приказал немедленно всем войскам резерва следовать на Бэй-тан. Форты №№ 1 и 2, также город, видимо кинуты противником. Готовимся их занять».

Прибывший в это время из правой колонны генерального штаба полковник Борисов взялся поскакать обратно на батареи, чтобы предупредить нашу осадную артилерию о начале нашего штурма и для своевременного прекращения огня по городу и фортам.

Наши стрелки смело бросились в воду вслед за генералом Церпицким; ширина протока, опоясывавшего город Бэй-тан, была более 50-ти сажен, а глубина местами доходила до 3 1/2 фут, причем грунт был довольно вязкий: главная неприятность при этом переходе оказалась в том, что китайцы, оставившие форт № 1, успели занять траншею между этим последним и фортом № 2 и как только голова нашей колонны начала переход вброд, вдоль этой траншеи вдруг точно выросла длинная цеп синих китайских рубах и затрещал по всей линии бойкий ружейный огонь нам во фланг. Генерал Церпицкий немедленно выдвинул вправо одну из рот и приказал ей открыть по китайцам огонь залпами, а под покровом этой образовавшейся таким образом ружейной батареи, остальные роты штурмовавшей колонны продолжали свое наступление вброд. Мне первый раз в жизни приходилось видеть подобную стрельбу залпами, почти по шею в воде. Видя, что наше наступление не остановлено, китайцы, опасаясь быть отрезанными, мало по малу очищали траншею и бежали к форту № 2.

Перейдя второй проток, почти такой же ширины, под самым городом, колонна наша с криком «ура» бросилась в штыки на китайские траншеи, причем на берегу нас снова ожидали неприятные сюрпризы, в виде двух-трех взорвавшихся фугасов. Но теперь уже ничто не могло остановить наших молодцов-стрелков. Точно лавина обрушилась на город и перекатывалась из улицы в [43] улицу брошенного жителями города. Картины разрушения его местами были ужасны: тут горел целый квартал, и не было возможности пройти от дыма и сыпавшихся отовсюду искр и головешек; там стонали раненые китайцы; помню одного старика с оторванной снарядом ногой и торчащими из нее костями; несчастный чего-то все тащился, ползая по пыльной дороге, и с мольбой жалобно лепетал несвязные слова; там несколько трупов, между которыми и два-три женских, и между ними, хрюкая и обнюхивая землю, блуждали черные китайские свиньи; в нескольких местах голодные собаки уже принялись рвать на части лежавшие окровавленные трупы мертвецов и лизать около них лужи крови. Но мимо этих непривычных мирным нервам картин бедствий войны, словно не замечая их, неслась наша колонна. Вот и река Бэй-тан-хэ; по ней еще плыли шаланды и лодки, нагруженные бежавшими защитниками фортов. Воспользовавшись бывшим мостом на судах, разобранным в последнюю минуту, китайцы спасались частью в море, частью поднимались вверх по реке, укрываясь ее изгибами. Тотчас же передовые роты развернулись вдоль берега реки и открыли по беглецам огонь залпами. Генерал Церпицкий вызвал охотников, бросившихся вплавь в реку, которая была здесь шириной более 400 шагов, чтобы овладеть джонками и паровым катером, замеченным нами у оставшейся неразобранной части моста у противоположного (левого) берега реки, где катер прибило течением к одному из судов. Форт № 3 уже замолк и только изредка раздавались еще ружейные выстрелы с левого берега выше форта. Между офицерами штаба генерала Церпицкого нашелся служивший ранее в железнодорожном баталионе капитан Кассовский, который мастерски справился с работой машиниста на приведенном охотниками паровом катере, и тотчас же началась на нем и на приведенных джонках спешная переправа головных трех рот 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка на левый берег.

Между тем германский баталион с нашими матросами-минерами занял форт № 1, при входе в который тоже не избежал фугасов.

Заняв форт № 1, немцы выделили три роты, которые по траншее двинулись к северу к форту № 2 и заняли его почти одновременно с началом нашей переправы через Бэй-тан-хэ. Французский же баталион несколько задержался при переправе вброд вслед за левой колонной, так как нижние чины перед [44] переправой начали снимать свои тяжелые ранцы. Поэтому, когда французы, пройдя город, подошли к предназначенному для них форту № 2, то в нем оказались уже немцы.

К полудню 7-го сентября нами уже были заняты форты № 3 и № 4 левого берега Бэй-тана, которые найдены были едва покинутыми противником, так что оставлена была даже неубранной приготовленная горячая пища и рис, чем мы, конечно, не преминули воспользоваться.

Преследовать китайцев, бежавших сухим путем по направлению к Лутаю не представлялось возможным, пока не была закончена переправа, которая затянулась до позднего вечера. Кроме того, не было кавалерии, о которой не было известно даже, где она находится; ген.-лейт. барон Штакельберг приказал мне послать немедленно разведчиков для отыскания нашей конницы и написать полковнику Флугу записку, прося его прибыть с конницей к Бэй-тану.

Казак, посланный мною с этим поручением, вопреки моих ожиданий, быстро нашел конницу и около 4-х часов пополудни вручил упомянутую записку полковнику Флугу.

Согласно приказа, колонна последнего (2 эскадрона драгун, 2 сотни казаков и 2 роты стрелков с 10-ю саперами) выступила в 6 час. 50 мин. утра к северу от бивака, у Сы-дао-цяо. Подходя к каналу у Цзинь-чжу-хэ, конница попала на крайне болотистую, вязкую почву; оба берега канала были сплошь затоплены. Переправившись после больших затруднений через этот канал и преодолев новое затопленное наводнением пространство, конница встретила второй канал, по которому двигалось несколько джонок. Полковник Флуг выделил тогда, для их захвата и привода, несколько разъездов (ротмистра Карницкого, корнетов Щербачева и Шипунова), которые успели переправиться вплавь через канал; вместе с ними переправилась также вплавь команда охотников 10-го Восточно-Сибирского стрелк. полка, при поручике Глассоне, причем их снаряжение и оружие было перевезено на небольших плотах, связанных из досок и тростника.

В это время, выдвинутые вправо дозоры 1-й роты 10-го стрелк. полка увидели боксеров, разрушавших железнодорожный мост через канал и открыли по ним огонь. После первых же залпов 1-й роты (штабс-капитан Прусевич), двинувшейся на выстрелы своих дозоров, китайцы, бросив значки и ружья с патронами, обратились в бегство, и 1-я рота бросилась к мосту [45] по дамбе, по сторонам которой взорвались несколько фугасов. Тогда замечена была за каналом в окопе китайская батарея (стрелявшая утром во фланг левой колонне). Залпы роты в тыл китайцам заставили их бежать и отсюда. Одновременно 4-я рота того же полка (штабс-капитан Горский I), следуя вниз по каналу, отбила у плывших по нему боксеров лодки и отправилась с ними, чтобы помочь переправе охотников поручика Глассона, который был в это время обожжен взорвавшимся фугасом, вместе с двумя стрелками. Взвод же 4-й роты двинулся по железнодорожному мосту для захвата оставленных орудий. Вслед затем конница полковника Флуга, переправив с крайними затруднениями разъезд за второй канал, принуждена была вернуться к месту первоначальной переправы через Цзинь-цжунь-хэ. Так как мост через второй канал оказался уже взорванным китайцами, средств для переправы на нем не оказалось, а вся местность между каналами представляла сплошь затопленное водой пространство, то пришлось отказаться от дальнейшего движения к северу и от переправы через р. Бэй-тан-хэ. Пехотные же части отряда бивакировали близ железнодорожного моста через Цзинь-цжунь-хэ и на следующий день, 8-го сентября, выступив около 6-ти часов утра, прибыли к 8-ми часам утра в Бэй-тан.

(Недостижение конницей полковника Флуга, поставленной диспозицией цели не может быть поставлено ей в вину, в виду полной непроходимости местности, о которой вместе с тем нельзя было иметь заблаговременно мало-мальски точных данных, так как вся конница (крайне незначительная) была притянута в предшествующее штурму время, — в Пекин и в распоряжении коменданта был одно время только один казак. Поэтому предшествовавшие разведки поневоле ограничивались подступами к Бэй-тану с юга. Выдвижение пехотных разведывательных партий к северо-западу от Бэй-тана являлось слишком рискованным, так как против небольших разведывательных партий китайцы умели ловко устраивать засады, как это, например, показывает неудавшаяся разведка капитана Фенстера.)

После полудня, устроившись в казематах форта № 3, штабу левой колонны пришлось работать над составлением донесения о штурме и над приведением в известность числа потерь и трофеев.

В занятом нами форте № 3 были взяты: две 9-ти-дюймовых длинных пушки, с вращающимися платформами, шесть 6-ти-дюймовых крупповских пушки, два пулемета со щитами новейшей системы; на прикрытом пути, впереди форта — семь полевых 75-ти-милим. орудия; в форте № 4 шесть полевых орудий и скорострелка Максима. В форте № 1, занятом совместно с [46] германцами оказалось 23 орудия, из которых на нашу долю пришлось 5 орудий: одно 12-ти-дюймовое, крупповское, с круговой установкой, одно 120 милим., два 6-ти-дюймовых, крупповских и один 45-ти-милим. единорог, заряжающиеся с дула. В форте № 12-17 орудий взяты были германцами.

На следующий день, 8-го сентября, верстах в пяти к северу, занят был еще оставленный китайцами форт № 5, в котором нам досталось 38 орудий, из которых около половины 6-ти-дюймового калибра, а остальные — заряжающиеся с дула короткие пушки 3-х-4-х-дюймового калибра. Таким образом, общее число отбитых орудий, действовавших против нас, достигло внушительной цифры, в 112 орудий. Кроме того, в арсенале у форта № 4 найден был многочисленный запас патронов и более 1,000 снарядов, два запечатанных пороховых погреба, множество заряженных водяных опускных мин, до 3,000 большей частью испорченных ружей и большой запас холодного оружия.

Наши потери были довольно значительны, но, к счастью, процент убитых был мал: их всего было 4 (два — 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка и два — 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка. Раненых офицеров — генерал-майор Церпицкий (контужен) и состоявший при нем капитан Елгоштин. 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка подпоручик Тупицын (тяжело) и подпрапорщик Ягодин. 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка капитан Кашкин (тяжело) и поручик Андреев и 10-го Восточно-Сибирского стрелк. полка поручик Глассон.

Ранено нижних чинов: 6-го Восточно-Сибирского стрелк. полка — 72 (из них 26 тяжело), 7-го Восточно-Сибирского стрелк. полка (из них 17 тяжело), 10-го Восточно-Сибирского стрелк. полка 2. Итого 96.

Около половины нижних чинов после перевязки вернулись в строй, а из раненых офицеров вернулись в строй генерал Церпицкий. поручик Андреев, капитан Елгоштин и подпрапорщик Ягодин. Потери германцев — ранено нижних чинов — 7, у австрийцев — 12 (из них 2 смертельно). Потери китайцев определить очень трудно, так как большинство раненых и даже убитых были ими увезены на шаландах, а частью потоплены в р. Бэй-тан-хэ. В городе и около фортов я лично видел не более 25-ти трупов, оставшихся неубранными.

После полудня вице-адмирал Алексеев, с генералами бароном Штакельбергом и фон-Лесселем, осматривали занятую [47] нашими войсками позицию, благодарил за штурм, а внутри форта

№ 1 адмирал Алексеев обратил внимание на громадные воронки, сделанные нашими 6-ти-дюймовыми бомбами и германскими снарядами, и благодарил германских и русских артилеристов, за быстрое подбитие неприятельской артилерии, в несколько раз превышавшей числом орудий, а отчасти и качеством, их нашу артилерию.

Выставив меры охранения к северу, но направлению на Лутай, мы отыскали себе помещение в форте № 3, и в изнеможении, после двух бессонных ночей и от разнообразных пережитых впечатлений, улеглись в каземате на жестком циновочном ложе какого-то китайского офицера и через минуту спали богатырским сном...

Александр Агапьев.

Текст воспроизведен по изданию: Бэй-Тан. (Из личных воспоминаний) // Военный сборник. № 1. 1902

© текст - Агапьев А. 1902
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1902