-

АХЛЕБИНИНСКИЙ А. М.

ПО МОНГОЛИИ

(Из Пекина в Россию.)

Путевые заметки братчика.

(Продолжение, см. вып. 12-13.)

2-го Сентября, Четверг.

Тронулись с ночевки часов в 6 утра; еще совсем не рассвело. За ночлег взяли 40 коп. Снова я качаюсь в носилках и любуюсь, насколько это мне позволяют открытые с трех сторон окна, развернувшимися видами; с покачиванием осваиваюсь: нет вчерашней боли в голове. Мерная качка убаюкивает, клонит ко сну, но уснуть не удастся, ибо стоит только ослабить мускульное напряжение, которое требуется для поддержания в носилках равновесия, как начинает бросать из стороны в сторону, усиливая таким образом качку. Так же как и вчера, почти чрез каждые полчаса встречаются деревни, где я удостаиваюсь всеобщего внимания: ребятишки бросают свои игры, бегут за носилками, прося денег, иногда грозят кулаченками и что-то кричат, женщины и девушки быстро прячутся за двери первой попавшейся фанзы и выглядывают в щели; мужчины тоже с любопытством останавливаются, заглядывают ко мне в носилки и затем перекидываются несколькими словами с моим проводником; даже собаки и те иногда обращают внимание, встречая и провожая нас недоумевающими глазами, как бы раздумывая лаять им, или не стоит.

Часов около 10 мы приблизились к горам, которые едва видны из Пекина, и которые все время тянулись по левую сторону пашей дороги. Окутанные дымкой, они издали представлялись моему воображению громаднейшими; вблизи же оказались не так велики, хотя вершины некоторых из них прячутся в облаках. При въезде в горы мы остановились в раскинувшейся здесь деревушке позавтракать. Отдохнув здесь около часу, мы въехали в горы. Не могу выразить словами того восторженного волнения, которое охватило меня при виде роскошнейшей горной природы. Эти живые картины достойны пера величайшего художника, умеющего передать словами все красоты природы. Дорога то вилась вдоль гор, на подобие винтовой лестницы, то опускалась в живописные равнины, то шла в узком ущельи. Никак невозможно было ожидать, чтобы на голых каменных глыбах, из которых состоят эти горы, могла быть богатая растительность, а между тем тут каждая скала, каждая глыба покрыты, как зеленым бархатными, ковром, густою зеленью; из каждой рассеянны в камне растет или какой-нибудь кустарник, или дикое плодовое дерево. Местами, по обе стороны дороги, тянулись бесконечные линии фанз, тонущих в зелени. Нашу дорогу перерезали несколько стен, которые идут, Бог весть откуда, по горам, холмам и равнинам и пропадают за вершинами гор. Тысячелетиями веет от этих сооружений. Кем, когда и для чего они строились на эти вопросы ответить разве только мудрейший из китайцев. Таких стен нам встретилось в этот день пять или шесть. — На значительных подъемах я выскакивал из носилок, дабы облегчить ношу [10] мулам, опережал их, быстро вбегал на более высокий холм и, вдохнув достаточно горного воздуха, сбегал обратно, приводя этим в недоумение моего проводника.

Кстати о моем проводнике. Это — китаец лет 35-40 (по лицу очень трудно узнать лета китайца). Он, повидимому, очень добродушен, общителен и имеет слабость поболтать. Он несколько раз пробовал заговаривать со мною, но два-три десятка слов, которые я знаю, не могли поддержать продолжительной беседы. Бедный китаец как бы приуныл, и чтобы развлечь себя хоть чем нибудь, часто затягивает тоненькой фистульной родную песенку.

Какая досада, что нет спутников. Созерцание красот природы, передвижение оригинальным способом, картины китайской жизни все это вызывает такую массу воспоминаний, сравнений с виденным раньше. Хочется поделиться с кем-нибудь всем этим, хочется, чтобы и другие прочувствовали все переживаемое тобою, а между тем обречен на полнейшее молчание, и должен ждать, пока приедешь на ночлег, где можно передай, на бумаге хоть незначительную частицу того, что пережил за день.

За все время пути от Пекина до Калгана не мало встретилось мне китайских деревень, и больших и маленьких, и везде я был поражен отсутствием того, чем так богаты наши русские православные деревни и села: здесь я не встретил ни одного бесчинствующего на улице, ни одной фанзы, где все так красноречиво обыкновенно выражено в нашей вывесочной литературе словами «распивочно и на вынос» или в новейшей формуле «казенная винная лавка № 1364» (какое их огромное количество!), никакого шуму, ни одного озлобленного лица... Во время одной своей 3-4 дневной поездки раньше по некоторым уездам одной из центральных губерний своей родины, я не нашел ни одной деревни, ни одного села, где бы не было трактира или казенной винной ланки с пьяной толпой мужиков, где проводятся свободной время, и в праздник, и в будни.

Вспоминая про эти факты из родной жизни, невольно приходишь к заключению, что мы, русские, не лучше того народа, который считаем языческим. Наш мужик, с помутившимися от водки глазами, буйствующий, нисколько не похож на христианина, хотя он часто бывает в церкви и слушает евангельские истины об обширности христианской любви нетолько к своему ближнему, но и всей Божией твари. Китайцам этого но твердят, у них нет обществ, преследующих гуманные истины, однако, надо удивляться той заботливости и любви, с какой они поступают, хотя бы с домашними животными. Мой проводник, например, прямо поразил меня своим обращением с мулами: он всю дорогу обмахивал их специально предназначенной для этого метелкой от докучливых насекомых. В виде понуждения идти дальше, он хлопал по воздуху бичом или заставлял поворачивать и останавливаться отрывистыми восклицаниями. Замечательны также поступки китайцем с птицами и насекомыми. Всякий, поживший в Китае, видел, как китайцы, сами развлекаясь, по целым дням носят по улицам в клетках чижей, пересмешников, кузнечиков и проч., чтобы они не скучали на одном месте.

Я еду среди китайцев совершенно один, без всяких предосторожностей с моей стороны и не думаю даже, что кто-либо меня обидит. Да и кто станет меня трогать, если я не причиняю никому вреда?

Какай чудная здесь почва для разбрасывания семян тех великих истин [11] Христовых, которые слишком плохо привились в русском народе! Какая здесь глубина восприимчивости ко всему прекрасному. Если бы наши миссионеры, подобно первым последователям Христа, взяши с собою только посох и евангелие, пошли по селам Китая, то с уверенностью можно сказать, что двери китайцев не были бы закрыты перед тем, кто говорить и делает только доброе, кто учит любви, всепрощению и пр.; никто здесь проповеди не станет перечить, все будет здесь выслушано со вниманием.

Как ни мало теперь в Китае миссионеров, однако православная вера здесь распространяется. Так как апостольские путешествия по стране незначительны, то, среди многих способов распространения православия, установился довольно оригинально и такой: христиане китайцы, в душе коммерсанты, разъезжая по своим делам по необъятным землям Поднебесной Империи, между делом, рассказывают в приятельской беседе и о новой религии, которая более всего интересует всех своей восточной обрядностью. Отсюда из простого любопытства рождается интерес, желание познакомиться поближе с истинами православной церкви и т. д.

В заключение сегодняшнего дня хочу представить маленькую картинку из обыденной китайской жизни, рисующую один из способов распространения христианства в Китае.

Минувшим летом я был в Отделении нашей Миссии в Пейтайхо. Так как в комнатах спать слишком душно, то почти вся миссийская братия избрала оригинальнейший способ отдыхать, под свежее дуновение морского ветерка, на плоской крыше одного из помещений, где живут китайцы. Были около 10 часов вечера, когда мы однажды взобрались сюда для покоя. Однакож наше внимание было привлечено происходившим под нами в фанзе: здесь о чем то говорилось убежденно, горячо, хотя и без особого повышения голоса, что заметно у всех восточных народов. Я заинтересовался этим, тихонько подполз к краю крыши и, свесив голову, заглянул под крышу в окно, откуда раздавался тихий говор. Здесь, при слабом мерцании свечи, я увидел на столе остатки китайского ужина и сидевших около стола двух китайцев: один хозяин фанзы, христианин учитель, другой чужой, прибывший откуда-то днем. Учитель, покачиваясь на табуретке, что-то рассказывал страстным полушепотом, гость, сидя на корточках на другой табуретке и потягивая дым из трубки с длинным чубуком, внимательно слушал. В интересных местах рассказа слушатель вынимал изо рта трубку и, все время не сводя глаз с рассказчика, прерывал молчание только коротким «эй», кивая при этом утвердительно головою. Слова рассказчика ясно долетали до меня, но я, к сожалению, ничего не понимал по китайски, и только понятны для меня были слова «Иосиф, Иаков, Фараон». Я тихонько подозвал одного из наших, хорошо изъясняющегося по-китайски. Оказалось, как я и предполагал, хозяин рассказывала, гостю библейский факт — сон фараона, толкование его Иосифом и т. д. Долго еще мы наблюдали за этой картиной, пока мы не переутомились от своих наблюдений и не пошли спать. А голос все время слышался, и не знаю, когда он стих...

А. М. Ахлебининский.

(Продолжение следует.)

Текст воспроизведен по изданию: По Монголии (Из Пекина в Россию.) Путевые заметки братчика. // Известия братства православной церкви в Китае. № 14. 1904