СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Прибавление к описанию миссии духовной, посылаемой в Пекин.

(Эта приписка написана другим почерком. Ред.)

На место архимандрита Софрония Грибовского послан был в Пекин в 1805 году из сактпетербургской епархии, первоклассного Тихвинского монастыря иеромонах и учитель тамошней школы, произведенный в Александроневском монастыре в архимандрита, Аполлос, в то самое время, в которое отправлен был полномочный и чрезвычайный посол граф Юрий Александрович [46] Головкин с небывалою доселе в Пекине толь огромною свитою, состоящею из больше-фамильных и больше-чиновных особ; но Аполлос, по причине неудовольствий на него графа, возникших от неосторожности его, архимандрита, остался в иркутском Вознесенском монастыре; потом был в оном настоятелем и несколько времени учителем богословия и ректором иркутской семинария, переведен по его желанию в 1814 году в третье классный Толгский Знаменский ярославской епархии монастырь; а граф Головкин, так же побывав только в китайском городке Урге, в Пекин во политическим обстоятельствам допущен не был.

На место Аполлоса в 1806 году отправлен был в Пекин архимандрит Иакинф, бывший под смирением в тобольском Ивановском монастыре, а до сего времени бывший ректор и богословия учитель иркутской семинарии, родом казанской епархии, из учителя низшего класса информатории. С ним в свите отправлены были иеромонахи: 1-й Аркадий, 2-й Серафим, иеродиакон Нектарий, (который за дурное поведение вскоре оттоль выслан обратно в Россию); церковники: Василий Яфицкий и Константин Паломовский ⁹⁹. Студенты: 1-й Маркел Лакровский, 2-й Лев Зимайлов, 3-й Михайло Сипаков, 4-й Евграф Громов ¹⁰⁰ из иркутской семинарии, на место Политновского, за болезнию отказавшегося. Примечание. Миссия сия выехала из Пекина 1821-го года.

На место архимандрита Иакинфа определен в Пекин и произведен в Александроневской лавре во архимандрита коллежский ассесор и переводчик при иностранной коллегии мунгальского и манджурского языков, Павел Иванович Каменский (в монашестве Петр), бывший прежде студентом в миссии архимандрита Софрония Грибовского. Свита его, так как и сам он, по всем отношениям имела особенные преимущества. Государь император, убедив его вступить в звание сие, всемилостивейше пожаловал ему драгоценный крест и орден святые Анны 2-й степени, снабдил отличною ризницею с дорогою шапкою, наградил богатою библиотекою; иеромонахам повелел дать набедреники, кои в Иркутске, по указу Св. Синода, на них возложены, прислал для возложения на них, по прошествии известного времени, кресты, кои в Пекине на них и возложены, усугубил им и церковникам и студентам жалованье, определил к ним лекаря; всем студентам даны чины, и лекарь Войцеховский из самого Санкт-Петербурга отправлен в чине [47] 9-го класса, с предположением всем им получить чины чрез известное время. Из всей миссии повелел составить совет под главным начальством архимандрита, коего свиту составляли 2 иеромонаха, Вениамин Морачевич ¹⁰¹ и Даниил Сивиллов. 1-й из студентов Александроневской академии, не окончавший курс учения, 2-й из студентов Александроневской семинарии, также не окончивший курс учения; иеродиакон Израиль, церковники Николай Иванович Вознесенский, 2-й Алексей Исакич Сосницкий, студенты: Кодрат Григорьич Крымский, 2-й Захар Федорович Леонтьевский, 3-й Василий Кирилович Абрамович; 4-й лекарь Иосиф Павлович Войцеховский. Свита сия отправилась из Иркутска того же 1820-го года июня « » дня под водительством комисара 8-го класса и кавалера Егора Федоровича Тимковского ¹⁰².

Приписка В. П. Васильева.

На смену их в 1830 году приехала новая миссия, приставом которой был полковник генерального штаба Ладыженский (после тобольский губернатор и потом начальник Пограничной коммиссии в Оренбурге). Начальником новой миссии назначен был уже находящийся в Пекине иеромонах старой миссии Вениамин Морачевич. (Таким образом, с 1820 г. в Пекине при новых миссиях всегда бывали люди, уже бывшие прежде). Вениамин заглазно произведен в звание архимандрита. Под начал ему приехали о. иеромонах Аввакум Чесной (так много путешествовавший после с графом Путятиным и графом Амурским на водах океана), о. Феофилакт, умерший за несколько месяцев до приезда новой миссии в 1840-м году; иеродьякон Поликарп (бывший после начальником новой миссии); причетник - Григорий Михайлович Розов. Светские: лекарь Порфирий Евдокимович Кирилов, Алексей Иваныч Кованько (после начальник Лаборатории) . . . . . . . . не разобрано Курляндцов, Епифан Иванович Сычевский и живописец Антон Михайлович Легашев. Эту миссию провожали с Ладыженским посланные Академией Наук: Бунге (извест. проф. Дерпт. университета - ботаник), Фукс - после астроном на Пулковской обсерватории, и от Казанского университета Ковалевский. [48]

Из выехавшей миссии архимандрита Петра: сам этот - всеми уважаемый старик, безукоризненный, но недальновидный, был принят с большим вниманием, несмотря на то, что по выезде в Иркутск послал оттуда донос на тамошнего бригадного за дурные отзывы его о правительстве. Петру предлагали архиерейский сан, но он отказался и удалился с пенсией в 2000 рублей серебром в Городецкий монастырь балахнинского уезда, нижегородской губернии, где и умер в конце сороковых годов. В бытность в Пекине, он вел записки, но неизвестно, куда они девались, кажется, затерялись в Азиатском департаменте. Иеромонах Даниил был архимандритом в каком-то московском монастыре (Задонском?), оттуда приехал в Казань, где стал преподавать в университете китайский язык (в 1837 г.) и наконец, оставив кафедру, удалился в Забайкальский Троицкий (?) монастырь, около Селенгинска (?), где и живет еще (до 1860 г.). Лекарь Войцеховский, прославившийся в Китае излечением одного принца, не составил себе карьеры в Петербурге; ни ему, ни прочим его товарищам не дана была обещанная по выезде пенсия. По удалении из Казани о. Даниила, он занял его кафедру и стал также преподавать и манджурский язык. Он скончался в конце 1840 года, оставив много детей (жена его была дочь кяхтинского директора таможни Голиховского). Захар Феодорович Леонтьевский все время числится при Азиатском департаменте, но получает ограниченное жалованье. Он писал в энциклопедическом лексиконе Плюшара и издавал и печатал некоторые повести и статьи, но, кажется, Иакинф много способствовал, что ему не дали хода. Кондр. Григ. Крымский с давнего времени учителем при Кяхтинской школе; добрый человек, хотя и недалекий (был с Муравьевым на Амуре). Николай Иванович Вознесенский был в Кяхте переводчиком при таможне и умер там (он не жил с своей женой). Сосницкий был надзирателем при казанской гимназии для практического преподавания китайского языка.

Миссия архимандрита Веньямина не пользовалась спокойствием. Веньямин был хитрый и самовластный монах; он хотел смотреть на миссионеров, как на своих слуг. Отставши от России, он мечтал о себе, что он лицо первое в государстве. Вследствие этого Курляндцев вскоре выехал, Кованько последовал за ним (по вызову от департамента), Поликарп оставил миссию с тем, чтобы возвратиться ее начальником. Феофилакт умер. Интриги Вениамина вывели, наконец, департамент из терпения и он поручил в последнее время начальство о. Аввакуму. Это был редкий человек по благородству и по глубокому изучению Китая и по светлой [49] мысли в голове. Самая слабость в нем казалась приятной. Он сам сказывал стихи, которые ему сочинили еще в Академии светскому студенту, когда он носил еще имя Дмитрия; «не Дмитрий ты Донской, не Дмитрий Самозванец, а Дмитрий ты Честной и пьяница из пьяниц». Миссионеры не жили в большом ладу; как слышно, между ними происходили часто самые сценичные ссоры. Тут играл, как видно, главную роль лекарь Кирилов, который смотрел на прочих членов светских свысока, а между тем, и в его жизни - не без грязи. Что касается до сношений с китайцами, то ни одна миссия ни прежде, ни после не поставила себя на такую высокую степень. Самые первые князья и министры посещали русское подворье. Этому способствовали представительный, умный и искусный лекарь, арх. Вениамин который также умел обращаться с китайцами и, наконец, художник Легашов, к которому кинулась вся пекинская знать снимать свои портреты. Что касается до учености, то в этой миссии, кроме о. Аввакума, можно указать только на Сычевского; он очень хорошо знал китайский и еще лучше маньчжурский язык; но он не был достаточно образован по европейски, так как был родом бурят и, кажется, не кончил курса и в иркутской гимназии. Он служил после в Кяхте и Иркутске, был честен, но горяч и от этого у него происходили истории. Когда горела Кяхта, он отдул плетью полицмейстера за то, что поздно явился на пожар.

Из этой миссии, члены которой все получили пенсии, по выезде ее, Вениамин был сделан архимандритом в каком-то курском монастыре, где бывает богатая ярмарка, потом митрополит « » ¹⁰³, его прежний учитель, вызвал его в Петербург и сделал настоятелем лавры; здесь он, говорят, нажил много денег и отличался присмотром за монахами, но по смерти митрополита не поладил с новым и был послан в Крым к архиепископу Иннокентию, который, говорят, обобрал его, и Вениамин умер с печали. Аввакум получил пенсию в 1000 рублей и оставлен при Азиатском департаменте для советов. Кирилов тоже числился при Азиатском департаменте в звании врача, пользовался расположением Сенявина, но под конец с ним не поладил. Розов также был оставлен при департаменте, но в 53-м году умер. Антон Легашев ведет уединенную жизнь.

В 1840-м году на смену прежней приехала в Пекин с приставом Николаем Ивановичем Любимовым, начальником отделения в Азиатском департаменте (после директором, а ныне сенатором) миссия архим. Поликарпа, который был в [50] прежней иеродиаконом и, выехав заранее, нашел покровительство у Сперанского, который, говорят, и достал ему это место. Пред отправлением он кончил курс в академии духовной, где и набрал большую часть членов: иеромонахов - Иннокентия Немирова и Гурия, иеродиакона Палладия, студентов - Иосифа Гошкевича, Владимира Васильевича Горского и Ивана Ильича Захарова. Гошкевич - приятель Поликарпа по академии - рекомендовал ему своего приятеля художника Корсалина, который, впрочем, рисовал лучше и своего предшественника, и преемника. Сверх этих членов были только двое посторонних: лекарь Александр Алексеевич Татаринов и прикомандированный в полное послушание архимандриту магистр казанского университета Василий Павлович Васильев.

Эта миссия не может также похвалиться спокойствием. Никому из архимандритов Азиатский департамент не давал такого доверия и власти, а Поликарп все еще боялся, что у него ее отнимут и на всяком шагу ее отыскивал. Будучи умным и, нельзя сказать, что необразованным человеком, не имел и тени монашеского ханжества, он, тем не менее, был несносен по своему взбалмошному, раздражительному характеру и капризам; то он вдруг ласков и вдруг через несколько минут смотрит на того же человека, как на лакея. У него были разрешенные наперед вопросы, кого преследовать и кому покровительствовать и, нечего греха (таить), он руководился в этом случае желаниями Азиатского департамента и утрировал их до невозможности. Другой причиной беспорядков и еще более непростительной был монах Гурий, который разыгрывал ту же роль при Поликарпе, какую Вениамин при Петре; но Гурий был умнее, а следовательно и ехиднее Вениамина. Притом Гурий и Осип Гошкевич были в руках албазинок. О прочих членах ничего нельзя сказать дурного. Но жертвой раздоров сделался, кажется, Корсалин, которого подучили Гурий и Гошкевич жаловаться, что его отравили Васильев в сообществе с Захаровым и Татаринов; из этого вышла, Бог знает, какая смута. Архимандрит вместо того, чтобы примирить, не хотел никак свести Корсалина с прочими, верно Корсалин жаловался ему не так, как передавал архимандрит, и кончил тем, что выслал Корсалина из миссии, тогда как никто и не думал до этого довести дело. Более всех надобно пожалеть о даровитом и превосходной души Влад. Вас. Горском; он погиб единственно от своих неутомимых занятий, за которыми проводил целые ночи и после кровохарканья. Мало того, что он занимался китайским и маньчжурским языками, архимандрит убедил его [51] изучать еще тибетский и монгольский, и это было гибелью для его железного здоровья. А после кто всего сильнее жалел его, так это тот же архимандрит.

Поликарп по выезде получил пенсию в 1500 р. с. и поселился в Югской пустыне около Рыбинска. Иннокентий и Гурий получили пенсии и первый уехал в Старорусский монастырь архимандритом, а другой остался в Киевской лавре. Татаринов и Захаров ездили с Ковалевским заключать трактат в Кульчже и после сделались консулами в Кульчже и Чугучаке. Когда в последнем китайцы сожгли факторию, то Татаринов в 1855 году приехал в Россию, после послан был в путешествие в Китай и странствовал с графом ¹⁰⁴ до заключения Тянь-цзинского мира, после чего был послан курьером в Петербург. В 1859 году уехал с Игнатьевым в Пекин. Захаров оставался в Кульчже, потом заключил с китайцами договор о вознаграждении за сожжение Чугучакской фактории и возвратился снова в Кульчжу генеральным консулом. Гошкевич ездил с Путятиным в Японию, был захвачен англичанами в плен и по возвращении издал Японский лексикон и отправлен в Хакодаде консулом. Он хром и слеп, хотя и был астрономом в Пекине. Васильев, воротившись, сделан в Казани профессором на место умершего Войцеховского, откуда переведен в Петербургский университет.

Миссия Палладия, вызванного в Петербург из Пекина для пострижения в архимандриты, приехала в Пекин в 1849 году с Егором Петровичем Ковалевским; ее составляли иеромонахи Евлампий и Павел (последний умер в Пекине), иеродиакон Илларион (также умер). Два Николая Ивановича - Успенский и Нечаев (тоже умерли), Константин Андреянович Скачков, выехавший за болезнью прежде других и посланный на место Татаринова консулом в Чугучак. С Палладием выехали только: Степан Иванович Базилевский лекарь, Михаил Данилович Храповицкий (переводил Тянь-цзинский трактат), художник Иван Иванович Чжутов и иеромонах Евлампий (спившийся с кругу).

На место этой миссии приехала миссия Гурия с приставом Перовским. [53]

ИНСТРУКЦИЯ

от Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода, отправляющемуся Китайского государства в столичный город Пекин архимандриту, коему в бытность ево тамо предписывается поступать по нижеследующему.

1.

Будучи вам, архимандриту, в помянутом городе Пекине жизнь свою препровождать по долгу священномонашеского звания со всяким благочестием и благопристойностию и править порученную вам, архимандриту, тамо паству боголюбивым нравом, с подобающим тщанием и усердием, без всякой лености, показуя собою пример ко всяким добродетелям и врученную вам паству стараться не допускать до дел предосудительных, дабы тем не подать случаю к порицанию Российской церкви и нации. Одежды же употреблять и священная действовать, что по чину вашему определено, а чего не определено и не дано, и что священным писанием и святыми правилы и отеческим преданием отреченна и духовным регламентом запрещено и возбранено, того чинить отнюдь не дерзать. Церковная же и прочая вашему званию приличная и свойственная вся долженствуете управлять по правилом же Святых Апостол и Богоносных Отец и но духовному регламенту, а в недоуменных духовных делах рассуждения требовать от епархиального своего архиерея, преосвященного иркутского.

2.

С начала приезду в Китай прилагать старание, чтобы научиться их языком говорить, дабы при удобных случаях возможно было внушать им внятно истинны евангельские. Призывать же к благочестию сколько возможность допустит оказывающихся только охотников, и в том тщание свое полагать по образу евангельские проповеди, со всяким усердием и учение преподавать из одного Евангелия, Деяний и Посланий Апостольских, не отягощая обращаемых разума, яко во младенчестве веры еще сущих, преданиями, кроме самых нужнейших и ко основанию веры служащих догматов, и в [54] сем случае наблюдать следующий порядок: доказывать 1-е бытие Бога, Его величество и совершенство, и силу, и премудрость в создании света; 2-е Закон; 3-е преступление человека; 4-е нужду искупления и освобождения от строгости правосудия Божия; 5-е нужду в Спасителе и оправдании; 6-е о церкви и о тайнах. Во изъяснении всего того поступать с такою осторожностию, чтоб не внушивши и не уверивши об одной истинне, к другой не приступать, а стараться каждую из оных часть столько изъяснить, чтобы последующая была заключением предыдущие, во изъяснении же Закона внушать наиболее: 1-е Бога любить и почитать всем сердцем, 2-е идолов своих отвращаться и вовсе забыть, 3-е Имя Божие воспоминать с почтением и ни в какой ложной клятве не призывать, 4-е родителей своих любить и почитать, 5-е в церковь в воскресные и праздничные дни ходить, молиться с благоговением и слово Божие слушать со вниманием, ежели же что не дозволит быть в церкве, в то время молиться в домах своих, 6-е любить ближнего, то есть не обидеть его ни чем, не оскорбить печалию и ни какой болезни ему не приключить, а толь наипаче не убить его на смерть, напротив делать ему сколько возможно добро, также и своего живота беречь, разумея, что не имеет человек власти, по слову Божию, сам себя убить, притом научать, чтоб не пьянствовали и были б трудолюбивы, 7-е сохранять верность и чистоту как в супружестве, так и кроме супружества; 8-е ни у кого ничего не отнимать, а тем паче ни у кого и ничего не красть, а все желаемое стараться приобресть своими трудами. 9-е Ни на кого ни в чем не лгать, не клеветать и не обманывать. 10-с Ничьему имению не завидовать и ничего чуждого себе не желать. 11-е и что веры без добрых дел сохранить не можно. 12-е О иконах святых поучать, чтоб они оных не боготворили, а почитали только изображением, чрез которое на память приводится имя того, кто на них написан, и для того, поклоняясь пред ними, помнили бы, что поклоняются не образам, но тем, кто на них написан. 13-е Сего на первой случай обращаемуся ведать довольно. Все же сие предлагать на рассуждение добровольное, отнюдь не угрожая ни чем, ниже приводя к тому насилием каковым либо. Чтож касается до преданий, яко-то чтения по вся дни многих молитв, соблюдения во всякой неделе постных дней, а во всякой части года постов многонедельных, о том за первой случай упоминать, а отнюдь их не принуждать к той строгости, к которой во христианстве рожденные привыкли. Разумнейшим объяснять наипаче сие, что вера в Бога и в Спасителя есть первейшее христианства основание, что церковные учреждения и сохранения постов спомоществуют вере истинной, и что впрочем [55] хранение десяти заповедей есть самая главная добродетель, сопутствующая христианству и никак и никогда не отделяемая от веры. К соблюдению же поста в страстную неделю, сколько возможно поучением и увещанием приводить. Ибо и св. апостол Павел делал в сем случае снисхождение, да никто же, пишет к Колос. в главе 2-й ст. 16-й, вас осуждает о ядении и питии или о чести праздника, и к Рим. в главе 14-й ст. 20: чистым вся чиста, а пресекает в сем случае только для их же соблазн, но зло человеку претыканием ядущему. А как между таковыми, каковым проповедывать вы должны, сие снисхождение без соблазну их быть может, то при обращении их принуждения к постам не делать, а достигать сего терпеливым увещанием и ожиданием. Здесь разуметь надобно, что когда в первые основания веры Христовой из их иноверных кто духом и истинною войдет, тот и сам преклонится к соблюдению всех преданий и церковных обрядов. Ежели же по принуждению только будут сие исполнять, то строгое тут взыскание паче их устрашит, яко не приобыкших к разбору пищи. Словом в сем поведении последовать должно тому ж святому апостолу Павлу, который новообратившихся, яко еще слабодушных, отнюдь от их прежних обрядов, непротивных христианству, вдруг не отводил, но только толковал им, чтоб они их за правило веры не почитали. 14-е Сверх сего учения никаких суеверий, пустых рассказов, ложных чудес и откровений не прибавлять, пачеж басен нигде и никакими правилами церковными, тем меньше Священным Писанием неутвержденных, не проповедывать, толь наипаче своих не вымышлять, под опасением наистражайшего истязания. По каковом им наставлении и святого крещения сподоблять, обучая и потом их благоверию и божественным заповедям и жительству христианского закона, по совести их во обхождении гражданском отнюдь не отягощать, противу обычаев их, а наиболее в пищи и во одеянии, кроме того, что Закону есть противно, и притом увещевать, чтоб они в прежние мольбища своя (ежели оные имеют) не ходили и моления прежних своих учителей не слушали, и идолов бы не имели, и не покланялись им, воспоминая им, от Священного писания, како Господь Бог жестоко и многократно казнил род жидовский за то, что они, оставя Бога, спасающего их, поклонялись идолом.

3.

Но принятии в Закон иметь осторожность, чтоб не действовал к тому интерес, и не принимать того, в ком обращение не происходит от искреннего усердия. Сколько ж когда и из каких тамошнего [56] народа чинов, святое крещение воспримут, о том в Святейшие Синод и к епархиальному своему архиерею вам, архимандриту, повсягодно репортовать обстоятельными доношениями, приобщая к тому тем новокрещенным именные по их иноземческим и русским имяном и по чипам их реэстры, с показанием и сколько кому от рождения имеется лет.

4.

При означенной в Пекине церкви во днех февраля месяца бывает церковное празднество в день Господня Сретения, о чем пребывающим тамо в благочестии греческого закона людем и новокрещенным преподавать наставление с ясным истолкованием, для чего в тот день церковь российская торжествует, и чтоб они не возмнили того, что то празднуется тому же, чему и китайцы того месяца по своему обыкновению и вере празднуют, а потому и настоящее торжество провождали б не в той силе и разуме, как прочий непознавшие благочестия отправляют, но с подражанием и последованием церкви Святей Российстей, какового благочестие святое требует без всякой к первым своим заблуждениям склонности и подражания ж.

5.

Во дни рождения, тезоименитства, восшествия на всероссийский императорский престол и коронации ее императорского величества и во дни рождения же и тезоименитств их императорских высочеств и викториальные о здравии ко всеблагому Богу по церковному чивоположению отправлять вам, архимандриту, всенощные бдение и божественные литургии с молебным пением не отменно. По усопших же высокославные и вечно достойные памяти благочестивых государех царех и великих князех, императорех российских, и всей их высочайшей фамилии персонах в надлежащие дни, а ежели благословною какою виною воспрепятствован будет, чинить поминовении в другие дни, или по крайней мере помесячно, по церковному чиноположению.

6.

С китайцами и прочих наций пребывающими тамо народами во всяких случаях поступать вам, архимандриту, с кротостию и учтивостию, благочинно и трезвенно и употребляя надлежащие предосторожности, смотря и применяясь тамошнему их обыкновению; озлобления же и никаких противных поступков никому и никогда отнюдь не оказывать, дабы таким неблагочинием и дерзостию не подавать и предкновения в благочестии христианском, а народу российскому [57] нарекания, и во всем содержать себя как честному человеку и поверенной персоне принадлежит и благопристойно есть.

7.

Имеющимся при свите вашей иеромонахом и иеродиакону, и причетником, и ученикам быть у вас, архимандрита, во всяком послушании и да чтут вас яко отца, наставника же и руководца коегождо спасения их, чего ради и да покоряются вам во всем, яко овцы пастырю, отцу же чада и ученицы учителеви своему без всякого ослушания и прекословия, также и что до их звания принадлежит, поступали б со всяким благочинием и трезвостию без всякого зазора, и ученики учились бы прилежно, не теряя времени праздно. С преступающими же долг звания своего и о благожитии своем нерадящими, в пьянство и бесчинии и прочий непорядки уклоняющимися, поступать вам, архимандриту, без послабления, и во-первых делать им надлежащие увещания, а по мере проступков их и выговоры но естьли б и за тем лучшего порядка в поведении своем не оказали, таковых удержанием их жалованья смирять, в крайности хотя церковников и наказывать, но с осторожностию и с угрожанием высылки в Россию, для должного поступления с ними, как с противниками своей власти, по законам.

8.

Оным иеромонахом и иеродиакону по имеющимся тамо Российского народа людом на пиршествы отнюдь не ходить и от того их воздерживать, а ежели по необходимости какой быть у кого и случится, то б отнюдь никогда пьяни не были, и от оного всячески воздерживались, наглостей же, ссор, драк, бесчинств и кощунств между собою и ни с кем отнюдь не чинили, и тем нарекания и бесславия российскому двору и народу не наносили. Когда ж случится вытти к кому в город, то б по улицам шли чинно и порядочно, от сторонних дел уклонялись и без причины нигде не останавливались.

9.

Будучи вам, архимандриту, в Пекине, о тамошнем состоянии и поведении, сколько будет случая, со основательным объяснением писать святейшему правительствующему Синоду.

10.

Ежели когда какой-либо случай дозволит вам, архимандриту, с иезуитами или другими римско-католическими духовными в Пекине пребывающими, где видеться, или быть в компании, то вам, [58] архимандриту, поступать с ними ласково, но притон осторожно и в дальние разговоры, а наипаче в прение о вере и законе ни коим образом с ними не вступать.

11.

В пути и во время пребывания вашего в Пекине для исправления возложенной на вас должности, никаких непристойных и до звания вашего некасающихся разглашений не чинить под опасением неупустительного по указам штрафа. Если же что в государственных делах подлежать будет тайности, оного отнюдь в партикулярных письмах не писать, а поступать в том, как состоявшейся в 1724 году 13 генваря государя императора Петра Великого указ повелевает, с которого при сем сообщается копия. Апреля 6-го дня 1780 года.

Дана архимандриту Иоакиму Шишковскому. [59]

Записка без заглавия.

(Составлена несомненно арх. Софронием Грибовским. - Ред.)

Архимандриту в проповеди помощниками нетокмо никакого успеха в обращении китайцев иметь не могут, к чему они и неспособны; но паче по притчине своего непросвещения, подвергаются мнимоумных катайцев презрению и посмеянию; которые вменяют себе в великий стыд иметь учителями своими диких и неученых людей, не знающих ни обычаев их, ни разговору, кои ходят с большими неподбритыми по образцу их бородами; носят странное и отвратительное для них платье (клобук и ряску), совсем отличное от их одеяния. Которые обстоятельства, суда по нравам китайцев, нахожу первым препятствием обращать их в православную веру.

2-е препятствие приводить китайцев проповедию в христианскую веру - совершенный недостаток и самых посредственных учреждений, служащих к обучению неверных истинному Богопознаиию, что единственно зависит от благорассмотрения вашего святейшества, ибо никогда не можно сего сделать, дабы к четырем человекам россиян, захотели многие тысячи гордого и своенравного народа применяться и следовать их образу жизни, и пожелал бы кто из китайцев без дальнего интереса обучаться российской грамоте; но самое благоразумие велит, как и в даваемой от вашего святейшества архимандритам инструкции повелено, дабы немногие россияне применялись ко нравам и обычаям многочисленных китайцев; и ежели можно предписать архимандриту, дабы как сам он, так и протчие священно-служители принимали и всю наружную китайскую форму, чрез кои средствы российские священники удобнее могут обращаться с самолюбивыми китайцами, нежели в монашеской смешной для них и противной одеже.

3-е препятствие обращать китайцев во святую веру. Поступки самих россиян, ибо нетокмо иеромонаху нисколько неважно, но дьячку и ученику ничего не стоит своего начальника архимандрита самым поносным и бесчестнейшим образом при тамошних гражданах обругать в глаза; случалось же с моим предшественником [60] архимандритом Иоакимом, что церковник Семен Соколовский и бороду ему вырвал, имея своим наставником и учителем иеромонаха Алексея, о которого возмущениях сам он, архимандрит, со слезами предо мною говорил, ибо там обыкновенно сие водится, что все мнимые подчиненные, согласясь против своего начальника, причиняют ему смертоносные оскорбления, кои и мне случалось весьма часто, как от протчих, так особливо от церковника Богородского ¹⁰⁵ претерпевать. Ибо тамошние подчиненные, надеясь на долговременное в Пейдзине житие; а притом не ожидая и в России за таковые свои поступки никакого себе наказания, с великим буйством и продерзостию нападают на своего начальника, не имеющего себе ни откуду защиты; что видя китайцы немало соблазняются, и по своему невежеству думают, что российская вера есть худая, которая де своих последователей не научает ни благочинию, ни доброму порядку, когда у русских нет ни старшего ни меньшего; но всяк показывает себя большим.

4-е препятствие: непостоянство обращаемых во святую веру, ибо хотя римские миссионеры и многих крестят китайцев, однако несколько уже тому лет, как стали брать с них письменные обязательствы в том, что они навсегда в христианстве пребудут, непременно сохранять предания римской церкви, никогда не уклоняясь в язычество, и будут признавать папу главою всего христианства. Видно, что и веропроповедники довольно обмануты от китайцев вступающих в христианскую веру, когда они берут с них такие обязательства.

Из сих четырех препятствий, не допущающих посылаемым в Пейдзин российским священнослужителям обращать неверных во святую веру, можно некоторые нижеследующими способами сколько нибудь успешнее отвращать, ежели оные по благорассмотрению вашего святейшества можно учредить, и посылаемым в Пейдзин архимандритам, с протчиими ведомства его священно-служителями предписанно будет непременно оные употреблять.

1-е. Нужно посылать в Пейдзин как архимандрита, так и подчиненных ему священнослужителей из учившихся в семинарии, окончивших классы и не бесполезно было бы для достижения цели, естьли б который из них знал хотя некоторую часть медицины, которое знание в том месте в немалом уважении, а притом не вышше бы были 22-х, или по крайней мере 25 лет, потому что в сих летах удобно еще могут научиться китайского языка, как письменнам, так и разговору, а потому способны будут обращать [61] язычников во святую веру, ежели притом предпишется им сообразоваться китайцам и в наружной форме, без принятия которой всегда китаец отвращается от иностранца и его презирает, и смею вашему святейшеству самую истинну сказать, что в российском монашеском платье, по притчине удивления и смеха китайцев, неможно и за ворота показаться, и для того римские веропроповедники, дабы способнее обращаться с китайцами и приводить их в свою веру, тот час по прибытии своем из Европы в Китай принимают на себя всю манджуро-китайскую наружную форму; а при том весьма нужно и полезно не писать архимандрита и подчиненных ему священников ламами, которое имя поелику носят идольские жрецы, то как для святой веры предосудительно и бесчестно, так и для христианских священников носить имя идольских жрецов весьма непристойно. А ежели еще судить по нравам тамошнего народа, то гораздо ближе китайцу иметь своим учителем монгольского ламу, который с ним одной веры, состоит под одними с ним законами, имеет одного государя и почти те же обычаи: нежели совершенно чужестранного ламу, который во всех положениях, равно как и в вере с ним несходен, а поелику в Китае сам государь отправляет должность и верховного жреца, а его министры (при) обрядах богослужения ему помощники. Следовательно светское правительство отправляет жреческую должность. А учительская же честь в Китае воздается государю, большим и малым офицерам, и то не в рассуждении Богослужения, коея китайцы, по подобию протчиих язычников не имеют, но в рассуждении нравственности и гражданских законов они едины почитаются всего народа учителями, а потому самый разум показывает, что ламы хошены и даосы, не имея над собою духовного по подобию Монголии правителя, в Китае почитаются за чернь и маловажных людей. Учителями же их никто ни из китайцев, ни из манджуров не признает.

2-е. Средство к отвращению помянутых препятствий заведение семинарии на тот конец, дабы убогих сирот предписанное от вашего святейшества число по примеру римских миссионеров брать в оную, для обучения во первых национальному их языку, на который случай должно для них нанимать китайских учителей, на наем коих необходимо должна быть определенна Его Императорского Величества денежная сумма, коей в начале всех заведений, как то постройки класса и пристойных для жития питомцев покоев, и на все нужное, смотря только по числу их, сколько от вашего святейшества повеленно будет принимать, и рассуждая тамошнюю великую во всем дороговизну, по моему мнению потребно 10.000 лан серебра. Учители ж [62] бы кроме питомцев обучали китайскому языку архимандрита и протчиих священнослужителей, а потом по довольном изучении китайскому языку, сколько я могу понимать, обучать их российскому словесному и нотному пению, для отправления во храме Божием церковнической должности; а церковников, понеже они в Пейдзине обыкновенно живут своевольно и развратно, и нетокмо не почитают и не слушают своих начальников, но бесчестно в глаза их ругать, а иные и бить отваживаются, и потому они своими поступками только отягощают своих начальствующих жизнь, а в них ни нужды, ни пользы тогда не будет, когда семинаристов так, как европейские миссионеры своих крещенных китайцев обучают чтению и пению, коих они для сего содержат на церковном коште. А которые окончив свою науку пожелают вступить в духовный чин, тех по моему мнению полезно обучать российской грамматике, риторике, логике и по крайней мере нравственной Богословии. Но сие только стоит великого труда; кто таковых производить будет во священнослужители, не имея по примеру европейским веропроповедников российского епископа? Которые священники несравненно способнее к обращению своих единоземцев во святую веру, нежели российские или римские, ибо никогда бы римские веропроповедники не имели 200,000 в Китае христиан, коих они посредством китайских священников имеют, а может быть и 5000 не обратили, ежели бы они сами чрез себя пожелали распространять в Китае христианскую веру, хотя к тому имеют и довольно хорошие способы.

Что же касается до третьего препятствия приводить китайцев проповедию во святую веру, то оное единственно вашим святейшеством может быть отвращенно, когда тамошних мнимых архимандриту подчиненных за непочитание своих начальников никакие в России не будут принимаемы оправдания, и будет производимо над ними неупустительно телесное наказание, потому что они никаких других наказаний кроме телесного не боятся. Архимандрит же таковым бесстрашникам и своевольцам, яко беспомощный и беззащитный человек нетокмо ничего сделать не может, но напротив принужденным себя находит сам претерпевать от них нападения и несказанные оскорбления.

Четвертое препятствие в проповеди относительно свойства китайцев, как оное лучше можно отвращать, покажут тогдашние обстоятельства, когда будут учрежденны протчие помянутые средствы, коих и в посланном в 1798 году в Святейший Синод представлении не написал, поелику тогда по новости моей не мог еще знать; а ныне по узнании оных всенижайше вашему святейшеству представляю, не [63] с тем однако, дабы смел ваше святейшество твердо уверить о хороших успехах в рассуждении распространения в Китае святые християнские веры, что есть дело Божие; а притом нужны для сего предприятия совершенно другие в Пейдзине положения, нежели на каковых обыкновенно живут там посылаемые священнослужители, которых положений может быть и учредить нельзя; не упоминая о том, что китайцам законами запрещено обращаться с чужестранцами, каковы суть Россияны: а сверх того необходимо нужно на вышереченные заведения каждый год определить из казны Его Императорского Величества немалую денежную сумму, которая б каждый год в свое время непременно получалась: но потому, что сих средств к обращению китайцев евангельскою проповедию во святую веру не мог я лучших найти.

О Албазинцах вашему святейшеству всенижайше доношу, что они христианскую веру очень давно совершенно бросили, а потому как святого храма, так и священников вовсе знать не хочут, как и прежде не знали, да теперь их немного и в живых осталось, из них три или четыре человека в Пасху только, и то не каждый год, приходят в церковь, когда для сего великого дня довольный стол поставляется, коего они бывают участниками; а ежелиб не для обеду, то ненадежно, чтоб и один пришел во храм Божий; а когда и приходят в праздник Пасхи, то надобно и тут за ними хорошо смотреть, дабы чего из вещей не уворовали. Иные же из них редкий год в страстную неделю говели, исповедывались и причащались, но и сие они можно думать делали для помянутой же притчины, а не для выполнения християнского долгу.

Что же надлежит до посылки четырех учеников, для обучения китайскому и манджурскому языкам, то осмеливаюсь вашему святейшеству всенижайше представить о том, не будет ли благоволенно для сбережения государственной казны и отвращения напрасных убытков, не посылая их в Пейдзин, обучать сим языкам или в Иркутске, учредив для сей притчины класс и набрав в оный потребное число учеников, к коим был бы определен реченных языков переводчик учителем? или ежели благоусмотренно будет за лучшее обучать их на самых границах, имея учителей от Пейдзинского двора; то и в сем случае будет для казны гораздо большая польза, нежели обучать их в Пейдзине, ибо ученики, будучи в своем отечестве и находясь у своего начальства в смотрении, ово от опасения за худые свои поступки и леность должного и скорого наказания, ово возбуждаясь надеждою получить за доброе поведение и рачительное к науке прилежание в скорости справедливую награду, без сомнения будут [64] оказывать в познании предписываемых им языков скорые и лучшие успехи, и наблюдать всегда по притчине страху добропорядочное свое поведение, которые должности в Пейдзине от совершенного бесстрашия имеют они в небрежении; а от долговременного тамошнего пребывания, причиняющего им великую скуку, впавши в пиянство, теряют природные свои дарования, а нередко и самую свою жизнь. Когда же неблагоугодно нигде в России кроме Китая обучать реченным языкам учеников, то весьма нужно определить на их тамошние жилищы и на протчие необходимые надобности, как то на заведение довольной библиотеки и протчая, особливую экстерную сумму, ибо тамошний трибунал до приезду новой свиты никогда ученических отделений не починяет, а на церковные деньги, по притчине их малочисленности, никак нельзя починять; а посему ученикам во время повреждения от дождей их покоев негде почти и жить. [65]

Выписка из замечаниев о пекинских духовных миссиях, писанных иеромонахом Феодосием Сморжевским, бывшим в пекинской миссии при архимандрите Ервасии Линцевском с 1745-го по 1755 год.

В конце сей записки написано собственно рукою Сморжевского: «Сей труд кончил я грешный иеромонах Феодосий Сморжевский 1751 года генваря 22 числа в 36-е лето от рождения своего».

Разделение второе.

Отец Лаврентий иеромонах бывший с архимандритом Лежайским.

1. В Пекине от начала жития русских по сие же время было Лаврентиев три и все иеромонахи, первый что с Лежайским, второй что с Трусовым и звался Уваров, третий что по Трусове был намесником и звался Бобровников. Сие ради различия их надобно помнить.

2. Итак здесь о первом Лаврентии поидет; сказывают, что он был белым первосвященником, а после утаив сие в ремесле каком-то (разбойническом), после ушел в Сибирь, .... ¹⁰⁶ постригся и от Лежайского выбран во иеромонахи, с ним приехал в Пекин, приехал же весма гол, почти и одиожки доброй не было.

3. О сем, что следует, можно бы и змолчать, но понеже от сего немалая в сей нашей посылке есть наука и предъобережение, то пущай и вспомянем нечто. Выше, разделении в первом, в числе 8 было, что в приезд Лежайского с его свитою в Пекин дано им на холопей и на двор серебро, за которое купил Лаврентий себе холопа с женою и, окрестивши обоих, его Симеоном, а жену Феодосиею назвал.

4. Было ли у него с Феодосиею оною опознии или не было, Бог будет судить, да и здесь суд был (о чем ниже), а слава про нее носится не токмо между российскими, но и между китайцами некрещенными, и так о слухе оном, а не на подлинном знании писать о сем начинаю. [66]

5. Оная Феодосия так при животе своего мужа, как и по смерти, яки жена и хозяйка и жила почти у Лаврентия, распоряжала гостей, принимала Лаврентия, а наипаче пианого сберегала и его пожитков.

6. От частого хождения, а наипаче в вечеру к нему (ибо особенно жила) китайские робята или сами выдумавши или послышавши каким голосом она стучится и кличет, когда к Лаврентию придет, собравшись к его воротам и начнут бывало по подобию ее толкать во двери и, перстами сжавши нос, говорить: «впусти меня, я де пришла», что аж Лаврентий принужден бывал выскакивать и с плетью за ними.

7. Родила Феодосия оная сынов двоих, коих он, покрестив, единого назвал Иваном, а другого Иларионом, воспитывал их у себе, научил их грамоте русской и никанской, поженил их обоих, покупил им дворы и пашни, под именем приемышев или всыновленных содержал и жен их покрестил, из деревень побравши.

8. Обоих их обыкновенно поповыми звали, и сами они иногда Семеновыми иногда же поповыми сынами сказывались и писались.

9. Что же касается до обхождения, то весьма скуп и сребролюбив был, на ярманке бывало, сказывают, ходит пешком, в рубашке одной, в соломенной шляпе, и купя что-нибудь, на плеча положа, и домой несет.

10. Когда умер Лежайский, а и Филимон в Россию уехал, то он оставшихся дворов их досматривал, к себе серебро взымал, и когда Филимон с архиереем иркутским остался уже совершенно в Иркутску, а после умре, тоя тогда к себе еще отбирал за кортомные дворы оные серебра, ово убо завидя, овоже и ревностию подвигшись, ово и негодующе, что чужим серебром довольствуется он, а не они, и из него сынов ли, или всыновленных своих обогащает, Козма да Иаков Савин начали приступать к нему, дабы серебро оное, за дворы взымаемое, в церковь отдал, а он сопротивилься им; то они и пошли в приказ мунгальский, объявляя тамо, что ныне тамо у них архимандрита де и иеродиакона не имеется, а которые имеются и те на посольском де дворе живут, зачем такие-то и такие дворы напрасно стоят, и того ради дабы их в казну ханскую взять, почему и взяли и поныне из приказа в наем отдают. Однако приказ, сказуют, еда от них ведает, но приказанные подьячие разделяют себе серебро, о чем пространнее в книге четвертой будет; сей же случай помнить надобно для впредь имеющих объявиться.

11. Преосвященный иркутский Иннокентий первый да и сам перво Филимон писали к Лаврентию, дабы за серебро кортомное [67] товаром выслал, такожде кое и платье Филимоново здесь оставалось. Однако Лаврентий одну только или ризы выслал, сказывая, что мыши да хорь переели, о серебре же, что взяты дворы в казну, а вины и времени когда и за что взято, не написал.

Оный же Лаврентий при караванах и сухари было сушит да продает, в продаже оных 1732 года сказал Лаврентиевичу, что Бог де знает какой ваш безмен, и едва спасся, ибо привязался к нему Ланг: за что де ты порочишь казенной вес.

В 1736-м году, когда Трусов архимандрит приехал с двомя иеромонахами, то Лаврентия оного вывозить пришло. Тогда же и Платковский на его между прочим доносил, что с женою живет и детей породил, что пианый служил, и так в караванской канцелярии Иеродиакона Иосафа, которого во свидетеля написал Платковский, призыван и спрашивав: «видел ли, как Лаврентий и з женою блудно лежал»? Он сказал, что не видел, только в послугах видел у него жену тую. Спрашивано и Лаврентия и прочих, но ничего никто не сказал, и архимандрит в брехне остался.

Разделение четвертое.

О причетниках Лежайского свиты.

1. Выше было от меня написано о числе причетников оных (разве что еще двоих), тамо опустил такожде жаловани ханском на плате корм, дворы и холопей данном, ныне же о прочем кратко воспомяну.

Перво в вобществе скажу, а в начале в пример домостроительства, когда ехал Лежайский в Пекин, то причетники досматривали его поезду и когда было ночью Андрей Петров захочет вина, то лежа на постеле и начнет говорить прочим: ах братцы, братцы, что вы лошадей не смотрите, что вы не покормите! и все говорит покамеж аж архимандрит послышит и спросит: кто то не спит? Он и отзовется: я то де покормил коней и приговаривать станет: ах Чалко, Чалко, ах ты Рыжко, Рыжко, Сивко, Сивко! а все так голосом подводит, будто их гладит, то архимандрит позовет к себе: уже де я вижу, что ты един добрый, на, себе, выпей чарку горелки! и дает ему, то он аж тогда по вино (в)станет, и то долго бывало, пока уж другие сказали, что он де лежа словами кормит.

Из оных учеников Иосаф оженился, а первее жену крестивши и на крещенной уже женился; по никанску и по манжурску майстер был и школу русскую обучал приказную, он един почти [68] церковь святую пением и чтением и трезвостию украшал. Безчаден умре, а жена за манжура вышла и нету уже ее христианкою.

О архимандричестве Платковокого.

После трактата приехал Платковский архимандритом, в священниках Иван Филимонов, а другому велено быть старому Лаврентию, иеродиаконом Иоасаф, а в причетниках некакий Налабардин, да другий Андрей какий-то. О сих всех порознь напишу.

1. О архимандрите Платковском. От прежде бывших видно, как граф Алирийский Сава Владиславич запословал и когда и о начале посольства оного такожде о времени и о тех постановлениях его, о коих тамо упомянуто, здесь вспоминать не надобно, зри тамо.

Из прешедшие главы, разделения третьего, числа 6 пока видно, что Филимон, выехавши в Россию, рассеел, видно же, что негде и представил, а по тому ли его представлению, или по чему другому, воспоследовало главная команда, о сем ведает только же. После того воспоследовало, а что давно ежели и малая искра великий пожара делает.

Определено убо послать в Пекин не архимандрита, но архиерея и на сие выбран из обер-иеромонаха на флоте Иннокентий Кулчицкий и произведен в епископа под именем владимирского и переяславского залеского. Инструкцию ему дано за высочайшею рукою государя Петра Великого и многие пункты своею рукою всемилостивейший государь приписать изволил, как я от Иосифа, не единожды инструкцию оную видевшего, слышал. Велено ему довольную свиту взять от духовного и мирского чина, почему он из Москвы многих избрал: из духовного чина из Богоявленского монастыря Нафанаила в духовники Инокентия, Голубца Тараса, кой ныне Тихон, Герасима Кириловича Лебратовского, Иосифа, кой есть Иоасаф.

Приехал он на границу и в Селенгинску стоял, пока граф в Пекине и в Россию начал о нем трактовать, однако китайцы, понеже во 12 персонах напирался граф, чтоб впущено его; а они выше четырех не принимали. Начал немножко архиерей и спущать, соизволяя и на четырех, только впустили и о том графу доложил.

Граф рассуждал еще на все стороны как бы лучше, а тем временем желая поехать в Пекин, бывши тогда в Иркутску архимандритом Антоний Платковский начал подбиваться под графа, [69] а чтобы лучше омерзить архиерея, то сделал таковую штуку: доведавшися о времени, когда граф у архиерея хотел быти, и приехал первее сам Платковский до архиерея и многою беседою до того преосвященного принудил, что чарку и другую выпил с ним, а понеже мало когда да и то зело немного архиерей пивал, то от того упивься и уснул; лишь только уснул, а граф и приехал. Разбудили архиерея, но он от вина и от сна вставши, весьма необычен будто зело пиан графу показался. И под сие Платковский ови чрез себе, ови чрев фаворитов и тайных пособщиков и пуще подстрекать начали, отчего в таковое граф от архиерея мнение вступил, что за всегдашнего пияного почтил и крайне уже оставил от пекинской посылки, о чем не токмо иеродиакон Иоасаф при том тогда бывший ведал, но и сам Платковский здесь в Пекине пред крещенными китайцами хвастал и смеялся.

По избрании своем приехал Платковский в Пекин со своею свитою 1729 года июня 17 дня ехали же на кочте всем ханском, подводы и корм давали им чрез всю дорогу; а понеже Платковский превеликий в Пекине чудотворец был столько, что и русские и пекинские, и приказные, и езуиты доброго слова никто не скажет о нем и о его делах. Как при выезде нашем из Москвы синодальный канцелярист Андрей Марсочников, Михайло Всен, показывая нам превеликую кучу дел Платковского в синоде, сказал: смотрите де вы, что столько не было и вашего дела в Пекине, сея же из трактата он первый приехал и каковые начатки и порядки и сделал, и как по сие время испорчено ли, или направлено, ведется все сии от него же.

Произошло такожде - строения и прочие на посольском дворе от его времен зачались, то о сем всем поприлежнее написать и вам памятовать надобно, как ниже пространнее увидите и сами о всем том.

Как Платковский со всею свитою приехал, то церковь токмо Никольская была, а Платковский гдесь на посольском дворе жил в зале; священнослужители же то в комисарских, то назаде в ученической линеи, и тако отселе туды к Николе бывало ездят в празники и торжества.

Церковь Никольская была развалилася вся в великое тресение, то 1732 года в караван Лаврентия Лаврентиевича Ланга августа 5-го по построении своем Платковским освящена, строили же из русской сотни, слагаяся.

Как и в трактате министры обещалися новую состроить церковь, так по заключению трактата на Посольском дворе и состроено ханским кочтом, а хотя и пишется, что министры состроили, однако из [70] казны от хана почитается образец взять церкви из французского езуитского костела, только что на восток обратили. Заложили церковь сию пред приездом еще Платковского. К заложению послали до Никольского Лаврентия, то он мертво пиан будучи, не мог приехать, и так Дмитрей Несторов староста сам закладал; что же во имя Стретения Господня заложено, не могл я вы ведаться заподлинно, но так думаю перво понеже граф зде в Пекине 1727 года марта месяца 21 дня заключил первые некие трактата пункты, то чаятельно есть, что в февраль приехал он в Пекин, а понеже в феврале нет большего праздника как Стретения Господня, то под его именем и заложено, се же весьма бы блиско было, ежели бы и приехал еще в самый тот день. Второе, как и часто бывает, не зачинался ли и новой год китайский или в первых числах февраля, или и в самый второй день, то дабы Бог, а не бес тогда праздник и молебствия отправлялися, быть может сие поощрением к созиданию церкви под сим именем как в историях чтем, что тот же праздник установлен в Риме торжественне праздновать в то время егда нечистые и богомерзские бакху отправляли церемонии. Сие же заподлинно есть, что граф тако определил.

Совершилась сия церковь при Платковском, однако в ней часы токмо, панихиды да молебни отправлялися даже до 1735 году, понеже требника великого не было, почему не из чего строить было.

Иконы местные из Тобольска привезены, а писаны в Киеве, прочие же китайские живописцы пописали, а некие Гребешков в караване Фирсовом 1735 года священником бывый и Виктор, тогда же бывый, написал и поисправил. О Викторе после будет и о его писании. Книги такожде некие равве изначала были, ибо Платковский из Иркутска определен и выслан, а не из Москвы, то больше и Никольский отправился. Самые главнейшие ризы были златоглавные с епитрахелем таковым же, и те комисар в 1704-м году бывый с караваном Феодор Степанович Истопников, к Никольской церкве приложил такожде и евангелие на александровской бумаге, финифтяными досками и хрусталем разноцветным распрестренное (единого евангелиста наместник Лаврентий крест необережно глядучи розбил). Оный же Истопников приложил колоколов столько, как ныне не было, но един или два да таз большой.

По совершении церкви Платковской начал требовать в монгольском трибунале икон, риз достойных и приличных архимандричей чести, книг, колоколов и прочего и на тое на все требовал около пяти тысящ лан серебра, еще же требовал дабы перстень ему изделан золотый и в нем что камень драгий был во сколько сот лан, [71] ибо де мне, архимандриту, нельзя здесь и жить без сего подобно, и шапки и посохи каменьми дорогими да золотом сияющих, и за сим призвано его в приказ. Когда он поехал, то велено ему дать лице на что и на что именно столько серебра он требует, каких одежд употреблять ему прилично, и о всем том дабы известил им; а понеже они о его убранстве не могут знать, то пущай бы он в трибунал привезл ризы, шапку и прочая церковные, а рангу приличного одеяния же. Он и с собою все свои ризы побрал ¹⁰⁷.

(Прилагаемый рисунок ныне не существующего Северного подворья - местопребывания нашей духовной миссии - исполнен китайским художником и составляет собственность Азиатского музея. К. Г. Залеман любезно предоставил этот рисунок редактору для воспроизведения. План подворья см. у Тимковского «Путешествие в Китай», ч. I, Спб. 1824. Ред.)

Комментарии

99. На полях выноска: Сей Паломовский выслан в Россию (прибавлено другою рукою: за невоздержность).

100. На полях выноска: Сей Громов в Пекине помер (прибавлено другою рукою: от невоздержания).

101. Заметка карандашом: Этот Вениамин оставался в Пекине вместо архимандрита по выезде арх. Петра и выехал в Россию 1841-го года.

102. Для истории десятой миссии см. статью В. Миротворцева: «Материалы для история Пекинской духовной миссии» (Правосл. Собеседн., 1888, сентябрь и октябрь). Ред.

103. Вероятно здесь подразумевается митрополит Антоний Рафальский. Ред.

104. Пропущено: Путятиным. Ред.

105. В тексте далее следует: «и ученика Каменского», но эти слова зачеркнуты. Ред.

106. Пропуск в рукописи. Ред.

107. Во всей этой «Выписке» едва ли наберется два десятка знаков препинания и то в конце периодов; в тексте их почти не существует или же они поставлены вопреки нашим правилах. Поставленные же здесь знаки принадлежат редакции. Ред.