№ 110
1726 г. января 9. — Реляция агента Л. Ланга в Коллегию иностранных дел с описанием пограничных земель
/л. 1а/ Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая.
Прошедшаго 1725 году, августа 3 дня (против полученнаго вашего императорского величества указу из Санкт-Питербурха от 7 марта (См.: РКО в XVIII в. Т. 1, с. 427-428, док. № 267) чрез Московского полку салдата Дмитрея Байкаловского июля 23 дня) доносил я всепокорно в Государственную Коллегию иностранных дел (См. док. № 17), что от меня был послан того ж месяца июля в 24 числе с письмом (См. док. № 12) к мунгульским пограничным управителям Тушету-хану и Данжин-вану здешной дворянин Яков Загузин, в котором письме я им объявил, что мне по всемилостивейшему указу вашего императорского величества належит со всяким поспешением нарочного человека к китайскому министерству в Пекин послать с письменными нотификации оному о содержание высокопомянутого вашего величества указу, а именно каким образом пристойно вскорости не токмо все междо обоими государствами,/л. 1а об./ Российским и Китайским, на границах произшедшия споры и несогласия отложить, вечной мир подтвердить и границы постановить, но и прежную дружбу междо Российским и Китайским государствы возобновить, вяще умножить и утвердить и протчая к пользе обоих государств нужные дела.
Притом же дал я им знать, что с вышеписанным делом от меня будет в Пекин отправлен при мне обретающейся иноземец Давыд Граф да при нем один толмач, да три служителя (понеже междо здешними азиатцкими нациями никогда со знатными делами один человек не посылаетца) и требовал, дабы они его, Графа, с товарищи в пути как вперед, так и назад чрез степь едучи, кормами, подводами и провожатыми удовольствовали против мирных трактатов. А на словах велел я им объявить, что вскорости от вашего императорского величества к его богдыханову величеству отправлен будет полномочной министр и[з] знатных особ. На то ответствовали мне помянутые мунгальские управители августа 27 дня чрез своих двух посланцов как письменно (См. док. № 28), так и словесно, что они из моего письма довольно выразумить не могли, для чего я от себя в Пекин людей посылаю, и когда посольство в Китаи будет отправлено, и при оном посольстве какие персоны будут, и понеже де им обо всем надлежит наперед обстоятельно в Пекин писать, требовали они, чтоб я им вторично о том уведомил. /л. 2/
Против того писал я к ним вторично того ж августа 28 дня (См. док. № 39), что мне обо всем к ним обстоятельно писать не повелено, но к китайскому министерству, и что мне велено требовать, чтобы против моего письма ханскому величеству чрез министров донесено было, и просил, дабы они о немедленном пропуске моих посланных с таким нужным делом имели всякое старание.
Сентября 1 дня подал мне при короване определенной камисар Стефан Третьяков доношение, в котором он предъявил, что казенные товары от долгого лежания не токмо повреждены быть могут, но и от остановки корована на границе всякие лишные денежные росходы [252] бывают, и просил, дабы я писал в Пекин к министрам, чтоб они прислали ево с караваном принять.
По такому ево доношению писал я того же месяца 3 дня к Мунгальского приказу президенту господину Ткуту и просил, дабы он мне уведомил, когда будет прием коровану, которой на границе обретаетца, о чем он сам известен чрез пашпорт оного каравана камисара, которой он для объявления ханскому величеству с собой повес в прошлом 1724 году, дабы я в состояние был о том вашему императорскому величеству всепокорно доносить. Также объявил я ему, что мне по всемилостивейшему указу вашего императорского величества надлежит к китайскому министерству послать письмо с нарочным, от меня посланным, со объявлением, /л. 2об./ каким образом ваше величество изволит намерена быть все произшедшия ссоры на границах и протчие всякие дела успокоить и вечной мир и дружбы междо обоими государствами содержать и утвердить, и просил, дабы он для приему моего к ним нарочно посланнаго указ на границу послал. А Тушету-хану с товарищи объявил я письменно ж, о чем к помянутому президенту писано, и просил, дабы он мое письмо без задержания в Пекин послал. Токмо посланной с тем письмом при короване целовальник Иван Иконников принужден был от границы назад в Селенгинской воротитьца для того, что мунгальские пограничные управители для цуглану, или совету, от Урги отлучены были. Того ради отправил я вторично к ним того ж целовальника с теми ж письмами октября 8 дня (См. док. № 85), которому Данжин-ван ответствовал на словах, что он о том, что от меня писано, з другими владельцами советовать будет и потом со своими посланцами ко мне: ответствия прислать.
Но понеже по отправление помянутых писем октября 8 дня до получения ноября 30 числа 725 году вторичного вашего императорского величества указу из Санкт-Петербурга от 10 августа (См. док. № 23) (о немедленной посылке с письмом к вышепомянутому китайскому министерству со объявлением оному, что в скором времяни отправлен будет к его богдыханову величеству действительной стацкой советник и илирийской /л. 3/ граф господин Сава Владиславич в характере вашего императорского величества чреззвычайной посланник и полномочной министр и что его превосходительство снабден полною мочью и довольными указы и инструкции как для подтвержения вечного мира и дружбу, так и для протчих многих к пользе обоим государствам, Российскому и Китайскому, пристойные действы, которы мне для оной посылки в Китаи с письмом во обоих вашего императорского величества указах от 7 марта и 10 августа пространно объявлено) никакого ответствия не из Китай, не из Мунгальской землицы здесь не получено.
Послал я декабря 1 дня еще к Тушету-хану с товарищи письмо с прежде помянутым дворянином Яковом Загузиным и требовал на прежние мои письма о пропуске в Китаи ответствия. Токмо он, дворянин, от границы назад возвратился и объявил, что едут от Тушету-хана к Селенгинску с письмом посланцы, от которых он слышел, что из Китай также мандарин едет и вскорости в Селенгинск прибудет. Того ради по получение оных ведомостей приготовил я против содержании обоих вашего императорского величества всемилостивейших указов к китайскому (В тексте описка: катайскому) министерству письмо, да со оного на французском языке копию (понеже в Китаях обретаютца французские патеры иезувиты 1, которые китайского языка и грамоту довольно знают), дабы я мог по прибытию вышеписанного /л. 3об./ мандарина оную почту немедленно отправить. [253] И декабря 6 дня приехали ко мне от Тушету-хана с товарищи трое посланцов и подали мне письмо (См. док. № 98), чрез которое помянутой хан против моих к нему посланных писем ответствовал, что он по требованию моему доносил в Мунгальской приказ письменно, что я желал послать от себя в Пекин нарочного человека з грамотою вашего императорского величества х китайскому министерству, а на словах велел он посланным своим мне объявить, что едет из Китай ко мне мандарин соответствием против моего требования. Также требовал он чрез письмо свое, дабы я российским купцам на несколько время запретил в Мунгальскую землицу для своих промыслов итти для того де, что в Селенгинску есть воспа 2, а их степные как ламы, так и протчие обыватели во оной болезни не бывали. И понеже сия болезнь степным людем равно так вредно, как европским нациям моровой поветр, запретил я помянутым купцам до дального определения в Мунгальскую землицу ездить. О вышеписанной болезни вашему императорскому величеству всепокорно доношу, что буде как из вашего величества, так из китайских степные подданные хто в воспе захворают, то родители от детей и дети от родителей, оставя у них несколько табаку и мяса или что у кого прилучилось, со всеми соседьми и з свойственниками /л. 4/ в такую дальность отлучаютца, где б они от того воздуха без опасения были.
И таким образом от помянутых народов во оной болезни зело много людей за небрежением напрасно умирают.
В том же письме требовал Тушету-хан, чтоб я всем российским купцам велел из Мунгальской землицы выехать. Токмо, понеже он на то никакой причины не предъявил, обнадежил я посланцов ево, что от меня вскоре туда послано будет письмо к тем, которые над нашими людьми в Урге команду имеют, чтоб они освидетельствовали, зачем хто там обретаетца, и таких бы высылали, которые без дела у них живут.
Декабря 11 дня приехал в Селенгинск вышеписанной китайской: мандарин да при нем один подьячей, два бошка, или куриэры, да 11 человек служителей. И подал мне из Мунгальского приказу лист (См. док. № 94) на манзурском да на российском языке, каков в Китаях переведен, в котором требовано, чтоб я с их посланным мандарином Наянтаем своих, посыльщиков без задержания отправил и дал бы им вашего императорского величества грамоту обще вести. А на словах объявил он, что против Тушету-ханова доношения велено ему вашего величества грамоту за печатью Российской империи честно и сохранно в Пекин привести. На что я ему ответствовал, что я такой грамоты за печатью Российской империи и для отсылки в Китаи не имею и о том к Тушету-хану никогда не писывал,/л. 4об./ но токмо требовал от него пропуск до Пекина для моих посланных, с которыми я желал против указу моей всемилостивейшей государыни императрицы от себя х китайскому министерству писать (См. док. № 123). И объявил ему, мандарину, копии с посланных от меня к Тушету-хану писем, с которых хотя он довольно выразумил, что доношение оного хана в Мунгальской приказ фальшиво, однакож сказал, что понеже такая грамота, для которые он сюда послан, здесь не обретаетца, ему никоим образом, не писав наперед в Пекин к министром, моих посланных принять и с собой вести невозможно.
Потом жил он здесь три дни, в которое время я ему довольно разсудил, что такого нужного государственнаго дела для Тушету-ханова фальшивой репорт остановить не надлежит, и что ему от пропуску моих людей с письмом, куда надлежит, никакой причины быть не может. Однакож он на то не склонился, но поехал из Селенгинска того [254] же декабря 14 дня, и хотел от границы с нарочным куриэром о вышепомянутом китайского министерства уведомить и по получение на то ответствия от границы сюда приехать или известие прислать.
И тако мне по нижеписанное число против вашего величества всемилостивейших указов в Китаи писать было невозможно. А как посланной от меня будет отправлен и чем, и на то какое ответствие получю, о том как в Государственную Коллегию иностранных дел /л. 5/,так и к стацкому советнику и Сибирской губернии губернатору, его сиятельства князь Михаилу Володимеровичю Долгорукову доносить буду без всякого замедления, також и действительному стацкому советнику, чреззвычайному посланнику и полномочному министру господину графу Саве Владиславичю.
А с писем, которые я к Тушету-хану [послал] (Слово послал в тексте пропущено; восстановлено по смыслу) о пропуске до Китай вышеписанного Давыда Графа с товарищи и, для известия в Государственную Коллегию иностранных дел при сем копия, також и китайского и Тушету-хановых оригинальных листов ко мне с переводами прилагаю (См.: АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. № 3, л. 9-19 об.; док. № 12, 39, 85, 94. 98).
А прежной китайской лист (См.: РКО в XVIII в. Т. 1, с. 410-413, док. № 259), которой от китайских министров к российскому высокому министерству послан был и потом от статцкого советника и Сибирской губернии губернатора князя Михаила Володимеровича Долгорукова для переводу ко мне был прислан, отправил я к его сиятельства с переводом на российском языке августа 3 дня 725 году 3.
В высокопомянутом же указе вашего императорского величества от 10 августа велено мне старание приложить, дабы к приезду действительного стацкого советника и полномочного министра Савы Владиславича получить известия о границах, которые между Российским и Китайским государствами уже учинены, и по коих мест /л. 5об./ истарии российское владение было, и сколь они Российскому государству нужны, також и китайское владение по коих мест было, и тому чтоб я учинил обстоятельное описание и карту, дабы возможно было прежде о всем том знать, о чем из Государственной Коллегии иностранных дел и к статцкому советнику и сибирскому губернатору писано, и чтоб я оные ведомости и карту немедленно прислал в Государственную Коллегию иностранных дел, да со оных копия к вышепомянутому чреззвычайному посланнику и полномочному министру Саве Владиславичю.
На сие вашему императорскому величеству всепокорно доношу, что до прибытия в Сибирь полномочного посла и окольничего Федора Алексеевича Головина жили руские люди по обе стороны Амура-реки, над которой рекой построен был город Албазин, которой по соизволению обоих стран при заключение вечного мира до основания разорен, и жителем того города повелено жить по рекам Горбицей и Аргунею, на которых междо Российского и Китайского государствы границы сочинены таким образом, что северные береги оных рек под державу вашего императорского величества, а полуденные под Китайским государством остались. А то того времяни за сколько лет /л. 6/ оной город был построен, и сколь давно руские люди там жили, про то здесь нихто не ведает.
А в Селенгинском дистрикте сказывают здешные обыватели, что руские промышленные люди за многие лета до прибытия вышепомянутого полномочного посла и окольничего Федора Алексеевича Головина из Иркуцка чрез лакус Синикус 4, или Байкала, перешли и по Селенге-реке поселились, а до их поселения кочевали как по Селенге, так и по [255] протчим рекам даже до Байкала мунгалы, которые в те поры от руских людей побежали в Мунгальскую землицу и тамо жили до войны, с которою в мунгальскую степь вошел калмыцкой владелец Бушту-хан 5 тому назад около 40 лет и их так победил, что им от ево раззорения жить было негде, и того ради, которые поближе к Российскому государству жили, те сюда перешли и стали по Селенге и по протчим рекам кочевать и обязались присягою по их вере в вечном подданстве быть и вашему императорскому величеству ясак платить, в том числе были и те семь тайшей Ирки-контази, Бинтухай с товарищи, которые потом со всеми своими улусными людьми, забыв присяжную /л. 6об./ свою должность, к китайскому ж хану перешли и доныне у него в подданстве пребывают, о которых без сумнения в Государственную Коллегию иностранных дел из Сибирской губерни (против изследования и розыску о перебещиках бывшаго здесь в прошлом 1724 году московского списка дворянина Стефана Фефилова) донесено. А когда вышеписанные семь тайшей в Российскую империю в подданство пришли, в те поры китайской хан еще Мунгальской землицой не владел 6, и тако его величество ни до оных тайшей, ни до их улусных людей претенции никакие не имеет.
По отбытии из даурских стран полномочного посла и окольничего Федора Алексеевича Головина осталось владения вашего императорского величества в полуденной стороне по реке Селенге, над которой стоит пригород Селенгинской, во оную реку пала в трех верстах повыше города река Чикой, которая имеет свои вершины в Мунгальской землице меж востока и полудни, а Селенга вышла от западной стороны из озера Косогола, из Мунгальской же землицы, у которого кочуют тунгусы, урянхи, соеты и протчие степные иноземцы, которые как вашему величеству, так и китайскому хану ясак платят.
По вышеписанным рекам вверх присмотрели руские как казаки, так и промышленные люди /л. 7/ места зело пристойные к поселению, понеже не токмо всякие зверинные и рыбные промыслы на их пропитания, но и пашенных мест и сенных покосов довольно сыскали. И того ради год от году выбрали они по оным рекам пристойные места и построили себе маленькия деревни и зимовья, а имянно завладели они земли вверх по Чикою растоянием от Селенгинска верст на 400 и больше, а по Селенге вверх с лишком на полтараста верст. У помянутого озера повелением бывшаго в Сибире губернатора князя Гагарина построен был город, которой по озеру назван был Косогол. Однакож по прошению китайского хана указал блаженные и вечнодостойные памяти его императорское величество оной город до основания раззорить тому назад около 12 годов 7.
А брацкие ясашные иноземцы, смотря над российскими людьми, между их деревни и зимовья также кочевать стали. И сказывают, что на тех землях их отцы и прародители напред сего свои кочевья имели. Однакож как российские, так и брацкие вашего величества подданные на помянутых урочищах не без обиды пребывают, понеже мунгалы часто у них как конского табуна, так и рогатого скота воровским образом отгоняют и протчие обиды как им, так и проезжим людем и Селенгинского дистрикта обывателем по сю поры чинили, о чем от бытности в Сибирском приказе /л. 7об./ Андрея Виниюса даже доныне каковы ведения получил от Селенгинского дистрикта земского камисара Федора Бейтона и от здешных старинных жителей, которые за ево, Бейтонова, и за стариковыми руками, в губернскую канцелярию к статцкому советнику и Сибирской губернии губернатору, сиятельному князю Михайлу Володимеровичю отправил нижеписанного числа.
А из Нерчинска и из протчих пограничных городов против посланных Иркуцкой правинции из канцелярии указов о присылке ко мне [256] всякие ведения как о границах, так и о чинимых с китайской стороны обид (хотя и затем сию почту по нижеписанное число удержал, однакож) никакие известия еще не получил.
По вышеписанным рекам Чикоя и Селенги по сю поры нигде границы не сочинены, но посылаютца с обоих стран вверх по обоим рекам от гаубтвахты объезжие караулы, а имянно с стороны вашего величества содержитца один гаубтвахт в полуденной стороне меж Чикоя и Селенги, от города верстах в восьмидесят, на речке Кякте, а другой на Зиде-реке от города например в двустах верстах, а с китайской стороны в верстах в пяти от Кякты стоит один караул на болоте, чрез которой течет маленькая речка, нарицаемая Бура, пала в Орхон-реку, а против Зиды имеют они от нашего караулу в таком же растояние караул на Зилтуре-речке,/л. 8/ которая пала в Зиду, а Зида и протчие помянутые реки в Селенгу, от города например в восьмидесят верстах. Однакож на помянутых местах, по моему мнению, границам быть непристойно, понеже оные места степные и кругом их великие горы и леса, чрез которые мунгалы для отгони скота и конских табунов и прочего воровства, к чему сия нация зело склонна, свободно в руские жилья и в улусы приезжать могут. А в которых местах границы уже учинены и где не учинены, и с селенгинской стороны где границам быть пристойно, о том я до получения ланткарты ясно доносить не в состояние. А для описания все пограничные места и для сочинения ланткарты посланы от меня геодезист Петр Скобельцын да три человека учеников по прибытию их из Иркуцка декабря 17 дня. И как скоро помянутые геодезисты возвратятца, то я на карты те места, у которых границам быть надлежит, и сколь они Российской империи нужны, отмечать и при доношение в Государственную Коллегию иностранных дел со всяким поспешением отправить (такождь против вашего императорского величества всемилостивейшаго указу к действительному статцкому советнику, чреззвычайному посланнику и полномочному министру господину графу Саве /л. 8об./ Владиславичю и в Сибирской губернской канцелярию при посылке к ним таковы ж ланткарты) писать буду немедленно.
Пребываю до кончины века своего вашего императорского величества
нижайший раб Лоренц Ланг.
Из Селенгинска, генваря 9 дня 1726 году.
На л. 8 об. под текстом: Получено чрез Санкт-Петербургского полку фурьера Архипа Колупаева июня в 14 день 1726 году.
АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. № 3, л. 1а-8 об. Подлинник 8. Скреплен печатью Л. Ланга 9.
Комментарии
1. Л. Ланг, находясь в Пекине в качестве секретаря посольства Л. В. Измайлова, а затем торгового агента, в течение двух лет поддерживал тесные связи с миссионерами-иезуитами, состоявшими на службе при цинском дворе. Лангу приходилось встречаться с иезуитами не только на официальных церемониях. Он бывал частым гостем немецкого, итальянского и французского монастырей, располагавшихся в Пекине.
Ланг подготовил для отправки в Лифаньюань копию писем на французском языке, рассчитывая на то, что они попадут в руки к Д. Паренину, с которым он был хорошо знаком. См. также коммент. 2 к док. № 20; коммент. 20 к док. № 196.
2. См. коммент. 2 к док. № 98.
3. См. коммент. 1 к док. № 71.
4. Л. Ланг ошибочно называл Байкал Китайским озером (лакус Синикус). Подобное неверное представление сформировалось у него, по-видимому, на основании полуфантастических сведений европейских картографов, которые в XVI — XVII вв. считали, что где-то в верховьях великих сибирских рек находится «китайское озеро». Ни местные народы, ни русские, ни китайцы никогда так Байкал не называли. Подобное название Байкала не встречается ни в более ранних широко известных источниках, таких, как «Путешествие через Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русского посланника Н. Г. Спафария» и «Записки о русском посольстве в Китай» И. Идеса и А. Бранда, ни в описаниях путешествий в Цинскую империю, составленных современниками Л. Ланга Д. Беллом и Г. Унферцагтом (РКО в XVIII в. Т. 1, с. 498-584). Интересно, что и цинские авторы не употребляли этого термина: например, в «Записках» Тулишэня о его поездке в составе цинского посольства к калмыцкому хану Аюке в 1712-1715 гг. автор использовал термин «Байхал-билтень», т. е. Байкал-озеро (см.: РКО в XVIII в. Т. 1, с. 437-584, 640). В китайских хрониках оз. Байкал обозначается сугубо китайским термином Бэйхэй (Северное море), но и это название отсутствует в древних китайских географических трудах.
Слово Байгал (Байкал) заимствовано бурятами из якутского языка, затем в русском языке трансформировалось из Байгал в Байкал, нарицательное значение которого — море (Гурулев С. А. Что в имени твоем, Байкал? Новосибирск, 1982, с. 2, 4, 38, 92).
5. Галдан-хунтайджи Бошокту-хан (Бушту-хан) (1645-1697) — глава Джунгарского ханства, младший сын Эрдэни Батура-хунтайджи. Вступил на престол в 1671 г., после смерти своего старшего брата Сенге, убитого заговорщиками. Поддерживал посольские и торговые связи с Россией, был сторонником объединения Халхи с Джунгарией в их совместной борьбе за независимость Монголии. Цинский император Сюань Е в письме, полном неприкрытых угроз, писал Галдану: «Надеюсь, что ты... прекратишь войну», а в указе требовал покориться и принять цинское подданство, обещая богатство, «место для жительства» и содержание «в особенной милости» (АВ ИВАН СССР, ф. 88, oп. 1, д. № 6, л. 38-39 об., 42 об. – 43. Недатированные письмо и указ Сюань Е переведены с маньчжурского в 1805 г. А. Владыкиным). Полные тексты писем Галдана и Сюань Е приведены в «Истории о завоеваниях китайским ханом Канхием калкаского и электского народа» (см.: Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII века. М., 1958, с. 162).
Галдан, не встретив поддержки со стороны халхаских феодалов, все же продолжил борьбу с Цинами. В 1697 г. в одном из боев с численно превосходящими силами противника он покончил жизнь самоубийством (Их цааз. «Великое уложение». Памятник монгольского феодального права XVII в. М., 1981, с. 41, 42; см. также коммент. 4 к док. № 21). Подробно о Галдане см.: Кычанов Е. И. Повествование об ойратском Галдане Бошокту-хане. Новосибирск, 1980.
6. Семь монгольских тайшей со всеми их улусными людьми приняли русское подданство 15 января 1689 г (см. коммент. 7 к док. № 146), а Халха подпала под протекторат цинского Китая в мае 1691 г. (Мясников В. С., Шепелева Н. В. Китай и Монголия. — Китай и соседи в новое и новейшее время. М., 1982, с. 134).
7. Л. Ланг ошибочно указывает, что Косогольский острог был разорен «тому назад около 12 годов», т. е. в 1714 г. В действительности русский острог на оз. Косоголе был построен в 1716-1717 гг., но вскоре, в 1721 г., по требованию цинского императора был снесен (РКО в XVIII в. Т. 1, с. 604, 605. 615; История Тувы. Т. 1. М., 1964, с. 211-212).
Сведения о Косогольском остроге очень скудны, поэтому всякое упоминание о нем представляет интерес. С. Л. Владиславич в письме к М. В. Долгорукову от 26 мая 1726 г. писал: «Косогол по реке Иркуту вверх от сего места в разстоянии пять дней на том урочище, где была построена от бывшего князя Гагарина крепость и по их (Цинов. — Сост.) прошению разорена. И по всему виду они (Цины. — Сост.) или трактатом, или ружьем намерены все мунгальские земли, чем мунгалы прежде владели, от Российского империя оторвать» (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1726 г., д. № 18, л. 79).
В письме от 23 сентября 1727 г. Колычев сообщал Владиславичу о Косогольском остроге: «А в разоренном остроге строения было только 5 изб, понеже оных печины и доднесь знатны, да круг был поставлен тын, подобие тюрьме, и кругом обрублен надолбы. Положением место бездельное и необоронное. И поставлен был над самым озером» (АВПР, ф. Сношения России с Китаем, 1725-1729 гг., д. № 11, л. 721). Об оз. Хубсугул (Косогол) см.: Озеро Косогол и его нагорная долина по сведениям, собранным Пермикиным. — Вестник Русского географического общества. 1858, № 10, с картой.
8. К этой реляции Л. Ланг приложил 6 документов: 1) оригинал листа Лифаньюаня к Л. Лангу, с переводом (см. док. № 94); 2) копию письма Л. Ланга к Тушэту-хану (см. док. № 12); 3) оригинал листа Тушэту-хана к Л. Лангу, с переводом (см. дек. № 98); 4) копию «вторичного» письма Л. Ланга к Тушэту-хану с просьбой о пропуске в Пекин нарочного; 5) копию письма Л. Ланга к генералу Дандзондоржи с просьбой о пропуске русского торгового каравана; 6) оригинал листа (с переводом) Тушэту-хана к Л. Лангу о том, что без указа богдыхана никто не может писать в Лифаньюань по вопросу о пропуске русского каравана (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, оп. 2/7, 1726 г., д. № 2, л. 151 об. – 152).
9. См. коммент. 1 к док. № 28.