МИЛЛЕР Г. Ф.

О ПЕРВЫХ РОССИЙСКИХ ПУТЕШЕСТВИЯХ И ПОСОЛЬСТВАХ В КИТАЙ

В прежние времена имели Сибирские Воеводы власть отправлять в порубежные государства и земли посольства, которую так часто и употребляли, как польза народная, содержание приятства с соседственными государствами, прекращение ссор о границах, отправление торгов и собирание о незнаемых землях известий того требовали, и понеже такие путешествия происходили не без великой трудности и опасности, к тому ж и посланцы, кои весьма часто приежжали от соседственных Калмыков и Мунгалов, не всегда бывали знатных чинов люди: то и с Российской стороны избиралися в таковые отправления по большой части не свыше как из Сибирских служивых людей. А иногда посылались и рядовые Козаки в достоинстве Послов или Посланников, что однако не препятствовало видеть у многих из них разумные и благополучные в делах успехи. [16]

В Китай назначены были в 1608 году первыми Посланниками из Томска трое Козаков да толмач, коим велено было ехать с вожами двумя Князьями Киргизскими чрез землю Мунгальского Алтына Хана, то есть Золотого Царя, и у него также отправить посольское дело. Но сие путешествие пресеклось тем, что Козаки выехав из Томска услышали у Киргизов на дороге, что Калмыки Алтына Хана из жилищ его выгнали. И потому не исправив они порученного им дела в Томск назад возвратились.

После сего отправлены в 1616 году другие к Алтыну Хану Послы, коим велено было ехать токмо до его улуса. Сии, как туда приехали, нашли у Хана из разных чужестранных народов людей, у коих наведывались о состоянии их земель, причем услышали они и некоторые известия о Китае, которые подали причину к отправлению туда другого посольства.

В путешествиях Голландской Ост-индийской компании в 12 книге, и у Петра Бержерона в книге о Татарах в главе 18 (Voyages de la compagnie des Indes orientales Tome XII. Pierre Bergeron Traite des Tatares Ch. 18.) упоминается о сем посольстве в 1619 году учиненном, токмо с тем, что [17] и прежде и после того достоверные писатели о Китае писали, так не сходственно, что кажется, будто Российские Послы не доезжали сами до Китая, но написали свои известия на дороге по скаскам таких людей, которые не объявили им прямой правды, или они их за неимением достаточных толмачей не выразумели. Однако они доехали до Улуса Хана Алтына; ибо сие подтверждается архивным письмом города Томска (Томская архива книга I. No 60. Здесь разумеются списки из архив Сибирских, списанные во время последней камчатской Экспедиции, и находящиеся при Академии Наук в архиве.), по которому еще и находящаяся у реченных писателей реляция о сем путешествии даже до оного улуса по нескольку исправлена или изъяснена быть может.

Посольство отправил Боярин и Воевода Тобольской Князь Иван Семенович Куракин. А. Послами были козаки Ивашко или Иван Петлин, да Пятунько или Пятой Кизыллов. Из Томска ехали они 10 дней до Киргис до Улуса Князя Номчи. Оттуда 6 дней до реки Абакана, от сей 9 дней до реки Кемчика, а от реки Кемчика три дни до большого озера, в котором находятся прозрачные и цветные камни, кои в [18] печатном известии названы Яшмами и синими яхонтами. Вкруг того озера 12 дней езды конем, и впали в оное четыре реки, одна с северу, другая с востока, третия с полдня, а четвертая с запада, из коих одна называется Кес, [кажется что Тес] по которой ехали они вверх 15 дней, для того, что Алтын Хан тогда на сей реке кочевал. Сим кончится Томское архивное письмо, которое написано токмо для известья о реченном большом озере и о находящихся якобы в нем прозрачных и цветных камнях. И потому не будем мы о сем посольстве предлагать более; ибо повторение из иностранных Авторов сумнительных известий кажется нам со всем бесполезно.

Другое посольство отправлено из Тобольска в Китай и 1620 году, в коем находились Голова Андрей Шарыгин да Атаман Василей Тюменец, для проведывания туда водяного пути чрез Енисейск (Томская архива книга I. No 59.). А как оно окончилось, о том столь же мало известно, как и о тех двух посольствах отправленных в Китай из Сибири, о коих упомянул Амстердамской Бургомистр Витзен в книге о северовосточной Татарии, издание второе, страница 857 (Noord en Ost-Tartarye.), будто [19] оные в то государство были первые. Витзен об них пишет, что первое продолжалось чрез полосьма, а другое чрез три года.

После сего предприято было путешествие, о коем хотя также никаких писменных архивных свидетельств не имеем, однако оное по другим известиям довольно ведомо. Оное производилось в 1654 году из Тобольска чрез Калмыцкую и Мунгальскую земли. Витзен (l. c.) сообщая из Статейного посольского списка, или, как мы ныне говорим, из реляции посольской, сокращение на Голанском языке, объявляет о двух переводах оного, о Немецком и Францусском, в Гамбурге и в Париже напечатанных. Сверх того находится оное и в путешественных описаниях в север (Voyages au Nord Tom IV. p. 553. seq.) под следующим заглавием: Voyage d’un Ambassadeur, que le Czar de Moscovie envoya par terre a la Chine l’annee 1653, то есть: Путешествие Посла отправленного в 1653 году от Царя Российского сухим путем в Китай. При сем издании есть и примечания, из коих некоторые подают причину догадываться, что сочинены Бургомистром Витзеном. И не безвероятно кажется, что сей славный муж, будучи в младых своих летах в России, получил в Москве копию с подлинной Российской [20] реляции, и что она его старанием на чужестранные языки переведена, и в печать издана была. Однако, как бы то ни было, то никто о верности оной сумневаться не может, и мы точно по ней будем следовать, разве где видно, что переводчики ошиблись, или при печатании какие погрешности произошли, которые по возможности поправлять будем. Также и к находящимся при Францусском переводе примечаниям, где потребно рассудится, намерены мы сообщить еще и своих, пользовавшись, что до обстоятельств Китайского государства надлежит, отчасти и трудами здешнего Китайского Переводчика господина Россохина, который во многих местах по самым Китайским книгам справился, так что все нами о сем посольстве предлагаемое совершенной имоверности достойно.

По сношении Голландского сокращения с Францусским переводом является в самом начале во времени посольского отправления несходство. По Францусскому оное началось в 1653, окончалось в 1656 году. А по Голландскому и начало и окончание оного было годом позже. Однако в сем должно более верить Голландскому сокращению, не токмо для того, что оно по видимому сочинено из самого подлинника: но и потому, что упомянутое там при начале путешествия лето от сотворения мира 7162 значит точно от рождества Христова [21] 1654 год. А когда Витзен на все время пути полагает 2 года и 10 месяцов, Францусской же перевод определяет 3 года и 5 месяцов; то объявление обоих несправедливо, как окажется по самому описанию.

Посол назывался Федор Исаков сын Байков, и уповательно был он сын боярской города Тобольска, а не тамошний Воевода, как гласит во Францусском переводе. Воеводами были тогда в Тобольске Князь Василей Иванович Хилков да Абаим Федоров сын Болтин. Байков шел водою вверх по Иртышу, и приехал в 4 недели и в 3 дни в городе Тару. В Францусском переводе объявляется, что он выехал из Тобольска в Марте, а в Тару прибыл 27 Июля. В сем есть очевидная погрешность. По Голландскому сокращенному описанию отъезд из Тобольска учинился в месяце Июне. А то было Июня числа, ежели они находился на дороге до Тары 4 недели и 3 дни, и ежели оной путь до 27 Июля продолжался. О сем надлежало упомянуть для того, чтоб точно определить время, сколь долго продолжалось все сие путешествие.

Из города Тары Байков отправясь Августа и дня приехал 10 Сентября к урочищу белые воды, которым званием имянуется рукав реки Иртыша не подалеку от Ямышевской крепости. Так простоял он [22] 4 недели ожидая вожей, лошадей и верблюдов, коих Калмыцкой Тайша Аблай, по учиненному с ним наперед договору, прислать туда обещался. По получении 50 лошадей и 40 верблюдов, отправился Посол Октября 15 дня далее в путь свой, и приехал в 8 день к урочищу Калбазин, к большому каменному строению, которое отчасти развалилось. В Голландском сокращении названо сие урочище Габалгакуна, а на Витзеновой ландкарте Калбазин или Калбагакун. Сие есть не иное что, как Калбасунская башня, о которой пространнее объявляется в другом месте (В комментариях Академии Наук в томе 10 о письмах Тангутских в Сибири найденных.). А понеже строение сие уже в то время развалилось: то явствует, что по Калмыцкому оного имени Джалин-Обо заключать не должно, что состроено оно Тайшею Джалом жившим уже после, но только что кочевал сей Тайша около Калбазина пред учинившимся в 1702 году из Сибири его отъездом.

Октября 29 дня приехал Байков к урочищу Долон-Карагай на западной стороне реки Иртыша, где стояли семь сосен, по которым то место так и названо, а 1 Ноября к впадающей в Иртыш небольшой реке Елкуле. В Французском переводе названа сия река Генкутия, а на Витзеновой карте Енкулия или Фелкула. [23] Езды от Калбазина до Долонкарагая было два дни, а от Долонкарагая до Елкулы один день. В сем месте переправился Байков Ноября 2 дня за реку Иртыш; и по восточному ее берегу доехал в три дни до жилища Калмыцкого Ламы, где стояли двои каменные палаты, которые должно почитать либо за так называемые семь палат, либо за другое место оттуда подалее вверх по Иртышу лежащее, где также видны остатки старинного строения. Может статься, что сверх двух палат после еще в том месте пять построены. Лама имел при себе несколько Бухарцев, кои пахали землю, и сеяли ячмень, просу, горох и другие полевые плоды.

Оттуда препроводив в пути две недели приехал Байков Ноября 22 дня в Улус Тайши Аблая между гор при впадающей в Иртыше реке Карбуге. В Голландском известии имяновано сие место Аблаивигом и Бухарскою житницею. Может быть в Российском подлиннике написано было до Улус Аблаевых, и незнающей переводчик думал, что Аблаевых есть звание места. Некоторые того Тайши люди, [а именно: Бухарцы, кои служили ему земледельством] жили в избах глиненых, а все водили множество скота, и сеяли там также, как и в прежнем месте, ячмень, просу и горох. У Витзена на ландкарте означены в двух местах при реке Карбуге [24] Аблаевы городки, а при устье той же реки поставил он следующие слова: Boerchoe het hof van Prins Ablai. Где вместо слова Бурху уповательно разуметь надлежит Ургу, которое звание у Калмыков и у Мунгалов значит улус, или стане, какого большого Князя или Хана. Там зимовал наш Посол, и получал на себя и на людей при нем бывших от Тайши Аблая на каждой месяце по 30 пуд ячменю, по 5 пуд ржаной муки, по 20 баранов и по 10 коз.

Понеже с Байковым отправлены были подарки и к Аблаю Тайше, то присылал Тайша к нему Ноября 27 дня своего брата, чтоб посмотреть оные. Декабря 27 дня поднес он Аблаю подарки, и пробыл в улусе у него два дни. Аблай послал с Байковым в Китай от себя посланца, и так выехали они из Аблаева улуса Апреля 3 дня 1655 году. Пробывши 12 дней в дороге прибыли они к впадающей в Иртыше речке Беске, на которой строились в то время от Аблая две каменные палаты и около их ограда. Витзен в другом месте объявляет (Издание второе страница 774.) о речке Беске: что на сей речке Князь Аблай велел доставить две каменные Палаты на подобие городка между каменными горами, к которому делу присланы к нему из Китая работные люди. По сему можно узнать начало славного но ныне [25] запустевшего места Аблаикита, в которой найдены Тангутские письма, о коих ученые люди имели многие рассуждения (В коментариях Академии Наук о найденных в Сибири Тангутских письмах.). Сии письма там находились по той причине, что в Аблаиките прежде сего жительство имели жрецы Далай-Ламского закона. А как сие место разорено во время войны, бывшей между Тайшею Аблайем и другими калмыцкими Тайшами; так и звание речки Бески пришла в забвение, вместо которого ныне называют оную по имени того строения Аблаикитом.

От Аблаикита поехал Байков Июня 30 дня, и 14 Июля прибыл в Улус сыновей Контаишиных, между коими большой назывался Сенге Тайша. Отец Сенгин Батур Контайша стал называться сим именем с 1635 году по смерти отца своего Каракулы Тайши, а при жизни его назывался он Батур Тайша. Ибо именование Контайши значит вышшее достоинство, нежели Тайши. Оное дано ему по тому, что он благоразумием и храбростию своею приобрел себе славу, которая с летами еще более умножалась; ибо он не токмо многих иных Калмыцких Князей учинил себе подвластными, но завоевал и часть Бухарии, и тем положил основание нынешнему калмыцкому владению, которое называем Зенгорским. [26] Он умер в 1655 году. А по нем вступил во владение сын его Сенга, которого Улусом Байков ехал.

Оттуда в 4 дни приехал он к некоторому месту, где по приказу Контайши строили двои палаты, чтоб со временем завесть там город. Кажется, что сии палаты потому же, как и прежние, назначены были жрецам в жилище. Но с сим намерением соединил Батур Контайша и другое. Он там поселил и Бухарцев для земледельства, и такие места заводил он в разных странах своего владения, которые так любил, что почти всегда около оных кочевал. Оттуда в 6 день был приезд к озеру Кизалпу или Нор Зайсан, чрез которое течет Иртыш. За сим озером путь продолжался чрез 17 дней по верхнему Иртышу до вершине сей реки. Между тем видны были многие улусы разных калмыцких и Мунгальских Тайшей. В прочем пути по Мунгальской земле хотя и наежжали местами на некакие кочевья: однако все были мелких и незнатных Тайшей, и не находится в том числе имян таких, которые бы для истории были достопамятны. Одно расстояние месте по числу дней здесь примечания достойно. Проехав в 22 дни высокие горы (Часть гор Алтайских простирающаяся от севера к полудню.), продолжал Байков путь чрез 26 дней до границы Китайской. Но при сем примечать должно, [27] что здесь имя Китай взято в пространном знаменовании, так что под оным разумеются и страны за Китайскою стеною находящиеся, хоть как мало они к Китаю присудны ни были. Сие засвидетельствуется тем, что Байков от помянутой границы препроводил в пути еще два месяца до первого Китайского города Кокотона, которой стоит еще за стеною, следуя претрудными гористыми местами, где часто имел в съестных припасах и в воде недостаток (Кажется, что надлежит здесь разуметь пещаную степь Гоби.), и за сими неудобствами принужден был простаивать в некоторых местах по 2 и по 3 недели.

Под именем Кокотона надлежит нам без сомнения разуметь оной город, которой называется по Мунгальски Кухе-Хотонь, по Манжурски Куку или Хуху-Хотонь, а по Китайски Гуйхуа чин. Сие Китайское имя значит законодавца, которой приводит истинной, то есть естественной, закон в почтение, и сие звание уповательно дано оному городу при заложении, в том намерении, чтоб из оного приводить под Китайскую власть окрестных Мунгалов, или по крайней мере удерживать их от набегов. А Куке и Хуху Хотонь на Мунгальском и на Манжурском языках знаменует синий город, так как и находится в той же стране Черной город, Хара-Хотонь, которыми званиями [28] может быть они прозваны по цвету стен, ила от иных причине нам неизвестных.

Байков остановившись за 10 дней езды от города Кокотона, послал наперед к тамошнему Коменданту нарочного с объявлением о своем приезде, и притом приказал просить подвод и съестных припасов. А Комендант посланному отвещал, что он не имеет о том от Государя своего указу. В помянутой город приехал Байков Генваря 12 дня 1656 году, а отправился оттуда 21 числа того ж месяца. Стена того города, как он пишет, глиняная, а башни кирпишные. В ней шестеры ворота дубовые и железом покрыты. Огнестрельного снаряду не видал он никакого. За городом и в городе находилось множество кумирень, у коих были стены муравленые. Пространной рынок был окружен каменными лавками, в коих продавалося шелковых и бумажных товаров разных рук и Цветов великое множество. За лавками жили купцы. И подлинно там знатные торги всегда отправлялися между Китайцами и Мунгалами, коим приежжать в сие место с своими товарами весьма способно.

Торг отправляется в Кокотоне, по объявлению Байкова, на серебреные деньги, кои называет они лалами и бугшеями, и будто лал весом против 9 Руских копеек, а Бугшеев будто в лале считается 14. Сие описание с [29] нынешними нашими о Китае известиями так не сходствует, что и догадаться не можно, от чего то произошло.

(Рассуждая по объявленному от Байкова весу 9 копейкам по тогдашнему времени, когда, серебреные копейки были тяжелее, нежели в новейшие времена, сочинитель всеконечно под словом Лал разумел Чин. Таких Чинов содержится в Лале 10, а в Чине Фунов 10 же. В Китайском фунте, или Гине, считается 16 Лаан. Следовательно в одном Лаане содержится около унции, что учинит по Российскому весу 8 золотников. Ежели бы сей вес от объявленного Байковым не весьма много разнствовал, то бы можно было думать, что слово Лал поставлено типографской ошибкою вместо Лаана. Но сему статься не можно, ниже того чтоб Фун состоял из 14 Бугшеев. А слова Лаан, Чин и Фун Китайцы свойственно выговаривают Лян, Цян и Фынь, наше же Российское оных произношение принято от Мунгал.)

Впротчем город стоит в долине при небольшой реке Тургене, которая впала в большую реку Гоаньг-го, протекающую чрез все Китайское государство. Тамошняя страна довольно плодоносна. Около города родится пшено, ячмень, овес, горох, конопли и другие многие плоды, також [30] всякого лесу довольно, а паче сосняку, березнику, ельнику и кедровнику.

Другой город Байкову был на пути по его объявлению Капти или Капки, вместо которого имени Французской Переводчик полагает Купе-кеу: но и сие также непрямое звание помянутого места. Оно называется Джан гя Кыу пу, потому, что там в великой Китайской стене находятся ворота Джан-Гя-Кыу имянуемые. До сего города бывает от Кокотона обыкновенно 12 дней езды, что делает 200 Ли, или верст Китайских, коих 220 считается в градусе. А Байков проехал до оного более времени, и прибыл туда Февраля 12 дня. Между обоими городами кочевали Мунгальские Князья, поддавшиеся Китайскому Хану. В сем месте великая Китайская стена, идущая таково же бесперерывно чрез горы и камни, как чрез долины и равные поля, поставляет настоящие пределы Китайскому государству. По объявлению нашего Посла построена стена сия из дикого камня без извести и без всякой иной материи, которою бы камни связывались. Но в сем Байков ошибся. Из дикого камня взведен только фундамент стены поверх земли в вышину близ аршина, а прочее складено из кирпичей, которые деланы столь велики, и выжжены столь сини, что они могут показаться диким камнем, також и кладены не без извести. Но известь долготою [31] времени сделалась столь крепка и тверда, что оную с камнем и кирпичом мало распознать можно. Помянутая стена, как Байков объявляет далее, вышиною в 3 а шириною в полторы сажени. На каждых 100 саженях поставлено по караульной башне, которые деланы обыкновенно из кирпича с известью, и стоят не все на самой стене, но некоторые на несколько сажен от оной. Там сказывали Послу, что оная стена начинается у города Суктзея, где самой доброй ревень родится, по чему и ими того города переведено у него Ревеньским, и простирается до моря. Сие место, как по всему видно, есть Китайской город Суджу или, по дю Гальдовым ландкартам, Сочу, близ которого стена в западной стороне действительно начинается; также и сие подлинно, что около сего города самой лучшей ревень родится. От Пекина до городя Суджу считается 5000 Ли.

Нашим Послом так названный город Капты, стоящей подле самой великой стены, обведен каменною стеною. Всякие товары продавались в нем дорогою ценою. Байков еще до своего приезду в оной город посылал нарочного с требованием у Коменданта съестных припасов, лошадей и верблюдов, для продолжения пути своего. По чему оной Комендант немедленно послал гонца в главной и столичной город, которой Байков называет везде Камбалу, то [32] есть в Пекин (Камбалу или Камбалык есть звание Татарское, Бухарское, Персидское, Турецкое столичного Китайского города, а Пекин, или свойственнее Бегин, Китайское, которое у Мунгалов, Калмыков и Манжуров выговаривается Беджин, и значит северную столицу. Сей город называется по Китайски также и Шунь-Тянь-Фу.), для истребования указу. Все Послы и купецкие караваны в Китай едущие должны до возвращения такого гонца стоять в городе Джан-Гя-кыу-пу. Но медление сие продолжается не долго: Ибо Гонцы ездят в Китае весьма спешно, а в Пекине отправления в таковых случаях производятся скоро.

Чрез десять дней получен из Пекина указ, чтоб Российского Посла удовольствовать всеми потребностями, и чтоб двум чиновным человекам [Мандаринам] проводить его до столицы. И тако отправяся Байков из города Капты или паче из Джан-Гя-кыу-пу Февраля 21 дня, проехал дорогою до Пекина 18 городов, из коих, по его объявлению, иные построены из дикого камня, а другие из кирпича. Но здесь в рассуждении дикого камня Байков опять ошибся. Також и не все места, коими он ехал, городы. Но подлинно находится только 10 больших и малых городов, три замка или небольших крепостей, да [33] восемь местечек; а всех 21 место, которым приложенная здесь роспись, утверждающаяся на печатных Китайских книгах, для путешествующих может быть не без пользы.

[34] По Байкову исчислению все расстояние от города Джань-Гя-Кыу-Пу до Пекина положено на 7 дней езды. А понеже он в разных местах останавливался, то приехал он в Пекине уже Марта 3 дня. В полуторе версте от города встретили его двое из знатных чиновных людей, из коих один Манжур, а другой Китаец, оба Президенты главнейшего в Китайском государстве Трибунала. Под сим именем должно без сомнения разуметь коллегию, которая все посольские дела, и находящиеся за стеною провинции, управляет. Она достоинством равна с здешнею государственною коллегиею иностранных деле, хотя Римские Миссионарии оную обыкновенно называют трибуналом. Помянутые знатные чиновные люди повели Посла во-первых в кумирню, где его подчивали чаем (Во Французском переводе напечатано, что подчивали Посла чаем и кофием. Но всякой знает, что кофе в Китае неупотребителен.), и требовали, чтоб он поклонился главному той кумирни идолу. Но понеже он сего учинить не хотел, то и они более его к тому не принуждали. Байков для бывшего тогда поста и чаю не пил, для того что он смешен был с молоком и с коровьим маслом. Таковое угощение Послов в Кумирне пред Пекином, которая по Китайски называется Беги-сы, и поныне есть [35] в обыкновении. Из двух главных в Китае законов, которых один Хошенской а другой Ламской называется, отправляют жрецы сего последнего закона в помянутой кумирне идолослужение. Россияне в Пекине называют сию кумирню красною, по тому что ограда около оной выкрашена красною краскою. А Китайское звание Беги-сы, значит кумирню северному полюсу посвященную.

При въезде в первые ворота города Пекина видел Байков три небольшие пушки длиною по полтора аршина, а въехав далее в город усмотрел он две пушки такие же. Он приметил еще прежде в некоторых малых городах небольшие чугунные пушки, також видел и салдат, из коих иные имели фузеи, токмо без замков. Проехав по городу версты с три, привезли Посла на назначенной для него двор, где отведены были ему два покоя, в которых полы усланы были коврами из камыша сплетенными.

Марта 4 дня присланы были от правительства [чаятельно от коллегии иностранных дел] к Послу некоторые люди, для принятия отправленных с ним от Его Царского Величества к Хану подарков. При сем происходил небольшой спор, ибо Посол долго не давал подарков ссылаяся на имеющееся в России обыкновение, где листы и дары самому Царю на аудиэнции подносятся. А присланные ему говорили, [36] что в Китае со всем иное обыкновение, и ему Байкову не должно вводить у них чужестранного устава; словом, они не приняли его представлений. Байков принужден был отдать им подарки. Что же касается до присланной с ним Царской грамоты, то они его обнадежили, что оную подать он имеет самому Хану на аудиенции. По прошествии некоторых дней призыван был Посол пред правительство для подачи оному грамоты, токмо он от сего отказался с таким изъяснением, что он послан от Его Царского Величества не к правительству, но к самому Хану. В то время Посол переведен был на другую квартиру, где приготовили для него четыре покоя, с таким же, как и прежде, убранством.

Марта 10 дня отправлены были от правительства к Послу вторично несколько посланных с тем же требованием, на что он им прежней ответ сказал. По прошествии после того некоторых дней подарки принесены к нему обратно для того, что он не хотел стать на колена и отдать правительству Его Царского Величества грамоту, яко бы нет в Китае того обыкновения, чтоб чужестранных Послов допускать на аудиэнцию пред самого Хана: ибо де он кроме знатных персон двора своего никому не кажется; а впрочем и свои, подданные никогда его не видают. [37]

Здесь надлежит нам привести, дли изъяснения подлинной причины сих споров, то, что Нейгоф в путешественном описании бывшего тогда в Пекине Голландского посольства об них пишет: (Тогдашней посольства Гофмейстер, а потом вывшей на острове Цейлоне наместнике.) Байков сам объявляет о Голландском посольстве, что прибыло в Пекине Июля 7 дня (Нейгоф пишет Июля 17 дня, но сия разность производит от старого и нового календаря.) 1656 году, и что Послы при отъезде его из Пекина дали ему два письма в Москву одно запечатанное, а другое незапечатанное. Напротив того упоминает Нейгоф также и о нашем Российском После следующее: (Нейгофово описание посольств от компании восточной Индии в Китай отправленных страница 164, 169, 170.)

«Голландские Послы уведомились скоро по своем в Пекине приезде чрез Езуита Адама Шалла, города Кельна урожденца, которой уже много лет жил в Китае, и при тамошнем дворе состоял в великом почтении, что за четыре месяца до их прибытия приехал в Пекин Российской Посол с свитою во 100 человеках, в числе коих было и несколько Арапов. Он хотел учинить договор, чтоб между [38] Российскими и Китайскими подданными установить свободной торг, но не был еще у Хана на аудиэнции, за тем, что Хан часто находился не в городе, но иногда пребывание имел в других местах около Пекина. Голландские Послы старался тормо о заведении с Китайцами комерции, исполнили все то, чего требовали от них Китайцы, Посольское дело отправили они пред правительством без всякого отрицании, где приняты и присланные с ними к Хану подарки, однако о всем, что происходило, донесено было Хану немедленно. За такое их послушание обнадежены Голландцы представлением пред самого Хана на аудиэнцию. Только сие отвожено было для того, что Хан вознамерился наперед переехать в новой дворец, а в то время надлежало еще Послам исправить наперед в старом Ханском дворце некоторую церемонию, а именно: Отдать почтение хранящимся там Гербу и печати Китайского государства, которую церемонию всякой, не выключая и самых знатнейших Министров, должен исправить, когда надлежит ему предстать пред Хана. Да и сам Хан, пока не учинена еще ему присяга, должен оному гербу и печати отдать поклонение. Того ж требовано было и от Посла Российского, но он отрекся отправить реченную церемонию. И того ради, не быв у Хана на аудиэнции, выехал из Китая». [39]

Однако не должно нам при сем умолчать и сего, что Нейгоф в некоторых обстоятельствах погрешил сам, представляя себе разные им упоминаемые обстоятельства не так, как разумеются у Китайцев. Может быть, что оные ему не истолкованы были надлежащим образом. И потому он о происшествии всего дела объявляет не справедливо. Когда он во первых упоминает, что отложена была аудиэнция для того, что Хан вознамерился наперед переехать в новой дворец, то должно разуметь чрез сие, что он намерение возымел перейти в новые покои в том же дворце, которой в Пекине никогда не переменяется. Когда он далее пишет, что церемония происходила в старом дворце прежних Китайских Ханов, в коем хранятся Государственный герб и печать Ханская; и притом объявляет, что Китайцы отдают оному дворцу отменное почтение, потому что он старее Хана, то как оное, так и сие, не основательно. В Пекине нет старого дворца никакого. Тот дворец, в коем ныне Хан имеет жительство, от самых древнейших времен всегда один был. И коль сие противно разуму, чтоб отдавать отменную честь зданию, для того что оно Хана старее?

Кажется, что вместо помянутого старого дворца должно разуметь коллегию церемониальных дел, в которой объявленная Нейгофом церемония происходила. Сия [40] коллегия у Китайцев, кои церемонии много наблюдают, в таком состоит почтении, что она третий ранг имеет между знатнейшими государственными коллегиями. По Китайски называется она Ли-Бу, а по Манжурски Доролони-Джургань. В ней рассуждается и определяется о всех делах церемониальных. Кто не знает, каким образом поступать при каких ни будь случаях чиновно, тот требует о том известия у сей коллегии. От нее определяются обряды при дворце во время, торжественных съездов. Чужестранным Послам предполагается от нее наставление, каким образом приступать им к Ханскому престолу. Когда святым по их вере местам надобно приносить жертву, тогда указ о том объявляется от сей коллегии. Церемонии при брачных сочетаниях и погребениях сия же коллегия назначает; равномерно как и обыкновенные по их суеверию во время солнечных и лунных затмений церемонии, для обороны, дабы оные им не вредили. Сверх сего весь духовной чин зависит от сей же церемониальной коллегии.

По сему хотя и правда, что знатнейшие государственные Министры не могут миновать помянутой коллегии, когда им должно предстать пред Хана; — однако чтоб сам Хан приежжал в сию коллегию, и кланялся печати и государственному гербу, пока еще не учинена ему присяга, оное [41] никогда не бывает, да и присяг в Китае нет. По публикации указа, о восшествии Ханском на престол, всякой и без клятвенного обещания почитает себя обязанным иметь к своему Монарху ненарушимую верность. Хану токмо приносится публично печать с прочими государственными клейнодами от определенных к тому знатных штатских чиновных людей. Чем показывается, что он вступает в правление государства. Однако и то бывает не без почтения; а других церемоний никаких не происходит.

О чужестранных Послах отправленных от народов Китайскому государству подвластных, или под защищением оного состоящих, нет сумнения, что они должны, равно как и другие подданные, явиться в коллегии церемониальных дел, чтоб получить наставление в чиноотправлениях на аудиэнции пред Ханом. Равным образом Китайцы по своей спеси, чтоб превознести себя пред прочими иностранными народами, требовали сперва и у Послов самодержавных Государей учинения такой покорности: ибо сие засвидетельствуется приведенными примерами. А хотя и Голландские Послы, не взирая ни на что иное, как токмо на уповаемую в торгах своих прибыль, исполнили все, что от них требовали. Однако Российской Посол Байков тем вящшей похвалы достоин, что он при [42] сем случае не хотел учинить ничего к повреждению чести своего Государя. Ежели бы ему в отправлении тамошнего придворного церемониала, наставление предподали в его квартире, так как ныне то чинится в Пекине Российским Послам: то уповать должно, что он бы от того не отказался. Сверх сего, может быть, не сказано ли ему было так, как Голландским Послам, что почтение отдается государственным клейнодам стоя на коленах. Буде так, то он должен был еще более подкрепиться в своем отрицании.

Теперь рассмотрим и отправление самой церемонии Нейгофом описанное, и оное также несколько исправим, что до таковых дел любопытникам не может быть не приятно. За три дни пред назначенным к аудиэнции временем, а именно: Августа 22 числа приехав к Голландским Послам на квартиру многие знатные штатские чиновные и ученые люди, у коих на платье были особливые знаки, повезли оных и с их свитою с великолепною церемониею в помянутую коллегию церемониальных дел, или, по Нейгофову объявлению, в старой дворец.

Штатские чиновные и ученые люди в Китае малым чем между собою разнствуют. Кто достиг большого искусства в науках, тот до тамошнему [43] Государственному уставу имеет себе ожидать вящшей чести, и производится в вышшее достоинство. Штатские чины отличаются от военных пришитыми на платье знаками. У оных бывают всякие фигуры птице, а у сих фигуры диких зверей, как спереди на груди, так и сзади на спине. При сей церемонии не льзя было не присудствовать многим смотрителям; ибо до того еще никогда не видывали Голландского посольства в Пекине. Понеже большее число людей ходило в долгом платье, и многие носили с собою книги: то Голландским Послам показалось, будто бы они были в библиотеке, или в некоем знатном училище, однако Нейгоф и сие прибавляет, что то место и походило на судебное, как то и было в самом деле.

По прибытии туда Послов вышел некоторой человек, которой говорил громким голосом, что Послам делать, как становиться на колена, и как кланяться. Нейгоф называет его Герольдом. По Китайски такой человек имянуется Дзан-ли-Дан, а по Манжурски Хулара-Хафань, кои слова можно перевесть провозгласником. Сие действие имело некоторое сходство с учением наших солдат, которое отправляется по словам командующего Офицера. Нейгоф записал самые слова, которые произношены Герольдом, и по его записке были следующие: [44]

Но из сих слове нет ни одного, которое бы на Китайском или на Манжурском языке имело предъявленное знаменование. Подлинные слова, Хулара-Хафаном или провозгласником при таком случае произносимые, суть следующие на Манжурском языке:

Те же слове на Китайском языке.

По сим словам действие производилось трижды, после чего Послы возвратились в свои квартиру. При всей церемонии не упомянуто ни о печати, ни о государственном гербе; чем подтверждается то, что выше [45] сего приведено о неосновательном объявлении касающееся до отдания помянутым вещам почтения.

Августа 25 дня надлежало было иметь Послам у Хана аудиэнцию, но оная за смертию приключившеюся меньшому Ханову брату, коему от роду 16 лет было, отложена до другого времени. Ханов брат умре Августа 23 дня, а погребен Сентября 28 числа. Наконец назначено было 3 число Октября к представлению Послов пред Хана. Можно ли такой посольской прием назвать аудиэнциею, при котором не было никаких переговоров? Единое отправлялось почтение Хану, причем за великим множеством придворных чиновных людей около Хана стоявших, Послы едва могли видеть часть лица его. Они слышали токмо голос одного Герольда, или провозгласника, которой отдавал им те же, как и при прежней церемонии, приказы, и Послы исполнили по словам его повеленное. Подлинно было в Китае такое обыкновение, что Ханы редко показывались своим подданным, а еще меньше того Послам иностранным. Шуньджи первой Хан Китайской Манжурского роду поступал в том еще по древнему Китайскому обыкновению. Но сын его и наследник Кан-хи отменил оное. Не токмо при всяком случае казался народу, но и во удовольствование любопытства своего к наукам с иностранными людьми имел обхождение. [46]

Но чтоб паки упомянуть о нашем Российском После, то объявляет Нейгоф, что Сентября 14 дня Голландским Послам объявлено было в их квартире, что оной Посол уже отъежжает, не быв у Хана для вышепоказанных причин на аудиэнции. Во время обеда пришел один из Байковой свиты, чтоб проститься именем его с Голландскими Послами; и притом требовал письменного виду, для засвидетельствования в Москве, что он застал их в Китае, в чем Голландские Послы его и удовольствовали. После сего получено было известие, что Российской Посол будто задержан был на дороге, и не можно ему далее ехать, пока не получит пропуску от Хана. А о времени отъезда его из Пекина объявляется, как в Байковом, так и в Нейгофовом описании сходно. Ибо Нейгоф по старому календарю написал Сентября 4, а Байков по новому того ж месяца 14 числа. Также Байков упоминает о незапечатанном письме данном ему от Послов Голландских, которое не иное быть может, как вышереченное ему данное свидетельство. А что пишет Нейгоф о учинившейся Российскому Послу остановке, оному статься не можно, потому что Байков ни словом о том не упоминает; также в Голландском известии у Витзена объявлено, что Российской Посол назад отправлен обыкновенным образом с ответною к Его Царскому Величеству грамотою от Хана, с проводником и с конвоем, також и с [47] съестными припасами, по чему не льзя думать, чтоб без пропускного письме его отпустили.

Прежде как объявим о возвратном Байкова пути, упомянем еще о некоторых примечаниях, которые он в бытность свою учинил в Китае, о состоянии тамошнего государства и жителей. Они хотя и могут быть не великой важности; ибо он пишет, что во все время бытности его в Пекине ни ему самому, ни находившимся при нем людем, позволено не было с двора сходить; чего ради инако не можно, как что внесено туда много несправедливого и иное от недоразумения: однако некоторые известия бесспорные, а паче те, которые он написал будучи самовидцем. По крайней мере служат они к подтверждению того, что другие писали о Китае; ибо Байков, как явствует по всей его реляции, писал с отменною верностию. А. Нейгоф гораздо кажется не столь верен; ибо того он не написал, что Голландские Послы содержаны были также крепко, как и Российские; а Байков объявляет, что оное подлинно так было. И сие весьма, вероятно, потому что Голландцы не преминули бы посетить Россиян, яко равных себе Европейцев, ежели бы им того учинить не запрещено было. Байковы же примечания состоят в следующем: [48]

«О величине Пекина пишет он, что сей город, по объявлению Мунгалов и Китайцев, простирается в длину и ширину по 40 Китайских верст, или Ли, коих с небольшим две в Российской версте содержатся. В нем продаются всякие товары, а паче золотые парчи, на коих вытканы цветы, змеи и другие фигуры, атласы, бархаты и иные шелковые материи. Серебро же, драгоценные камни и жемчуг привозятся из земли Каратзеи». Но сие имя в примечаниях под переводом Францусским истолковано чрез Каракитай, под которым разумеются полуденные провинции Китайские. Они же, по мнению того же Автора, называются и старым Китаем, до которой де земли езды от Пекина два месяца, и будто старой Китай гораздо более нового, и что много водится там соболей, лисиц, бобров и бабров. Однако сего последнего не прилично сказать о полуденных провинциях Китайский; но паче о тех, кои за стеною к северу лежат, и яко природные места и отечество Китайских Ханов Манжурского поколения старым Китаем Автором можете быть названы. Но из сих ни серебра, ни драгоценных камней, ни жемчугу не привозится. «Обывательские домы в Пекине небольшие, поземные, кровли на них черепишные, крашеные. Один токмо Ханской дворец высокого и огромного строения, раскрашен разными красками, кровля позолоченая. Вкруг оного дворца [49] каменная ограда, а в ней пять ворот, кои редко отворяются, и у которых стоит крепкой караул. Около ограды ров большим камнем выкладенной, воды полон. Чрез оной поделаны ко всем воротам каменные мосты, у коих поставлено по белому каменному ж столбу, вышиною по 6 сажен, а на столбах высечены Китайские Характиры». Таковые — столбы стоят также пред дворцами детей Хановых, когда живут особыми домами. Оные значат, по показанию на них надписей, чтоб там всякой человек, кто едет в коляске, или верхом, или несен бывает на носилках, из коляски выходил, с лошади и из носилок слезал, и шел бы пешей, для отдания приличной Хану и его фамилия чести. «Пред дворцом находится большая площадь, на которую собираются придворные служители, по трижды в месяц, для отдавания почтения Хану, улицы во всех Китайских городах вымощены камнем. По сторонам выкопаны канальцы, в кои всякая нечистота стекает. Наипаче есть в Китае много изрядных и удобных мостов. Байков у Китайцев слышал, что в их земле есть токмо одна большая река Хатул называемая». Но вместо сего слова без сомнения читать должно Хатунь, Или Катунь-голь, которое звание есть Мунгальское, и по Китайски называется оная река Хуанг-хо, или по произношению Римских Миссионариев в Пекине, Гоанг-го. [50] Катунь-голь значит реку женскую, чему причина показана в Сибирской истории на 6 странице. «Сия река вышла из Бухарии, и в океан впала. Про устье ее сказано, будто оное мореходцам опасно. Голландцы приежжают туда на кораблях, и ходят по ней в верх, а потом приходят в Пекин. Еще сказано было Байкову, что не в дальном расстоянии есть от Пекина озеро, в коем вода и рыбы красные, а тело у рыб белое». Сия есть в Пекине так называемая золотая рыба, потому что шелуха на ней сияет как золото, а другие имеют шелуху сребровидную, и называются серебреными рыбами. Их держат в прудах токмо для забавы, а не едят, для того что их есть не здорово. Байков объявляет о тогдашнем Хане, что он, как ему сказано, роду Манжурского. До того в Китае владели тамошние природные Ханы. Но за 30 [или паче за 13 лет] пред тем временем завоевали Китай Манжуры. Тогдашней Китайской Хан Дай-Беггам (Здесь уповательно читать, надлежит Дай-Минг-хан, то есть Хан от фамилии Дай-Минг.) с отчаяния удавился. А внук его некоторыми верными рабами отвезен в старой Китай [то есть в полуденные провинции Китайские]. В Пекине осталось мало природных жителей, кои там живут, те содержатся в [51] великой неволе. Офицеры рее из Манжуров, и ходят вооруженны, а Китайцам носить ружье запрещено под тяжким штрафом. Сказывали, что Манжурской Хан воевал еще тогда с сыном последнего Хана Китайского; причем объявляется в примечаниях, что здесь уповательно разумеется морской разбойник Инквам». Но должно разуметь бунтовщика Лизиджина, которой восстал против последнего Хана фамилии Дай-Минг, и подал повод ко всей перемене Государственного правления, что Манжуры Китаем овладели. Лизиджин взял Пекин. Хан удавился. Узангей Китайской Генерал призвал на помощь Манджуров, Лизиджин убежал в полуденные провинции. За ним была погоня, и на последок он убит. Узангей, и еще другие два Китайские Генерала, Шан-Ван и Гин-Дзин-Джун, владели некоторое время полуденными провинциями пока по смерти Хана Шун-Джи сыне его Кан-хи и сих привел под власть свою.

Штатская церемония по свидетельству Байкова ежемесячно отправляющаяся описана им следующим образом: «Китайцы празднуют все новомесячия, и выставливают по тем дням на улицах флаги, знамена и вымпелы» [а именно пред их кумирнями, и сие чинят они также во время полномесячия]. «Все знатные штатских чинов персоны собираются тогда на площади [52] пред дворцом Ханским в богатом платье, и садятся по рангам. После того чрез час или более вышедши из палат Ханских один из придворных чиновных людей приказывает им всем поклониться в землю пред палатами. По учинении сего садятся опять все по прежнему. Потом спустя с час выходит опять тот же человек, и тогда все вторично покланяются в землю пред палатами. Таким же образом совершается сия церемония по прошествии некоторого времени и в третий раз. А по окончании оной тот же придворной раздает каждому из оных штатских персон по письменному листу, которой всякой из них принимает с глубочайшим нисходительством. После сего скинув с себя богатое платье по домам разъежжаются». К сему прибавляет он, «что содержатся при дворе 26 ученых слонов, кои становятся пред Ханом на колена». А о прочих тамошних обыкновениях сообщает он следующее, известие:

«В Китае мужеской и женской пол посредственного росту и пригожства. У женщин почитается за красоту, ежели у которой ноги малы, и потому ноги у них, чтоб более не росли, сжимают от младенчества. Платье у женщине короткое с широкими рукавами. Волосы густые. У мущин нижнее платье долгое, которое под девою пазухою застегивается двумя [53] пуговицами. Простой народ платье носит темного цвету, а знатные люди разных цветов самых светлых. У Китайцев шапки с шелковыми кистями, а летом носят и малые шляпы. Женщины волосы убирают, как татарки. На платье, на домах, по кровлям и на кумирнях везде поделаны змеи и драконы. Китайцы все идолопоклонники; а идолы у них глиняные, деревянные и из других материй, иные позолочены, другие посеребрены, а некоторые испещрены разными красками. Сии идолы стоят в кумирнях, и Китайцы ходят в оные по ночам молиться». Идолослужение в кумирнях одними жрецами отправляется. Из других же людей редко кто приходит в оные. А кто и приходит, тот творит только три земные поклона идолу, а после сего вон выходит. Пред идолами ставятся возженные свечи восковые и сальные и благоуханное курение. «Колокола у них, коих находится по самому малому числу, медные, или чугунные. Они едят, как сказывают, все без разбору, лягушек, черепах и собак, коих мяса у них в лавках продаются. У лягушек едят они токмо задние лапки. Лягушки и черепахи почитаются у них за самое лучшее кушанье. А собак едят токмо подлые люди». Манжурской женской пол «лицем пригож, и ноги у них обыкновенной величины. Платье носят с Калмыцкой стати, долгое, до самой земли. У [54] мущин платье черное, или другого какого темного цвету. Они идолопоклонники ж, как Китайцы. Над знатными людьми, когда они идут по улице, носят подсолнешник, более от дождя, нежели от солнца. Простые люди носят оной сами. За знатными людьми ходит множество служителей, кои все носят по трости с позолоченными головками. За некоторыми в провожании бывает по 100 человек служителей, по рассуждению высокости ранга. Ежели едет кто верхом на встречу таким высоким особам, то тот для почтения им слезши с коня стоит до тех пор, как оные его минуют, и из виду уйдут». Но сие почтение отдается токмо особам первых четырех классов, кои называются Цин-Ван, Гун-Ван, Бюизи и Бюизи. «Самых знатнейших в Китае особе, а именно Князей и Губернаторов в провинциях, носят на носилках. И передовые служители на встречу идущим кричат Нем-тоее, то есть стойте». Но сие слово или Байковым, или переводчиком, непрямо написано, ибо оное никоим образом не разумительно. Да и крик тот ничего особливого не значит, и переведен быть не может. «В Китае земля весьма плодоносна, там хлеба всякого родится довольно. Есть такой род хлеба, которого жатва в году бывает по дважды. Байков не видал только одной ржи в Китае, родится там [55] также перец, гвоздика, мушкатной орех, инбирь, бадьян, бензоин и чай. Дров в Пекине так скудно, что оных за 9 или 10 копеек надобно для сварения небольшого кушанья». Байкову во всю его бытность в Пекине по указу Ханскому давалось на каждой день по барану, по две рыбы, по три блюда муки, по два блюда ж сорочинского пшена, и около фунта чаю, да водки почти по крушке. А бывшим при нем людем отпускалась говядина, сорочинское пшено, и по две чарки водки в день на каждого.

Байков известия свои о Китае оканчивает тем, что приежжают туда для торгу разные иностранцы, а именно, Французы, Голанцы, Гишпанцы, Италианцы и других земель люди, кои имеют там свободное их веры отправление. У некоторых в домах видел он образа Спасителев, Богородичин и других святых (Сие не сходствует с вышеписанным объявлением, когда Байков упоминает, что не было ему дозволено с двора сходить во всю его бытность в Пекине, и тако несходство сие произошло конечно от Францусского переводу, из коего предложено здесь о сем обстоятельстве.). Помянутые чужестранцы поселились уже в [56] Китае из давных лет, и обратили в Христианской закон многих Китайцев. Живут там и Персиане, [или паче Бухарцы] кои отправляют безвозбранно Махометанскую веру. Китайцы думают, что они пришли в их землю с Темир Аксаком, а о отм яко бы писано в их книгах. Ежели кто желает о сем ведать обстоятельнее, тот может читать сочинения Абата Ренодота о введении в Китай Христианского, Жидовского и Махометанского законов.

Теперь объявим и о обратном пути нашего Посла. Что из Пекина он поехал с ответною от Хана грамотою к Его к Царскому Величеству Сентября 14 дня 1656 году, о том объявлено выше. Для провожания его посланы двое Офицеров, трое рядовых да один вож. Съестными припасами довольствован он пока в землях Китайского владения находился, а лошадей и верблюдов покупал он за свои деньги, верблюда по 30 и по 40, а лошадь по 10 и по 12 лан серебра. Путь продолжался с превеликою трудностию тою же дорогою, которою вперед ехали. Марта 4 дня 1657 году приехал Посол к урочищу Аблавих, (испорченное слово, которое выше сего истолковано,) но не застал он там Аблая Тайши, который тогда зимовал в отдаленном оттуда месте, до коего было езды 4 недели. Снегу было глубиною на полтора аршина, и за тем Посол простоял там 4 недели и два [57] дни. Апреля с 1 числа начали тамошние жители пахать землю, а 4 числа того ж месяца отправился Байков водяным путем к Князю Аблаю, которой перекочевал между тем на реку Бешку. От него получал он на каждой месяц для своего содержания по 20 баранов, да по 10 козлов. Из Улуса Аблая Тайши поехал он Июня 4 дня, а в город Тару прибыл Июля 16 числа, откуда отправился они 22, а 31 дня оного же месяца приехал возвратно в Тобольск; препроводив во всем пути своем 3 года, 1 месяц и 4 дни.

© текст - Миллер Г. Ф. 1755
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© ИАН. 1755