-

ФРАНЦУЗСКИЕ КАТОЛИЧЕСКИЕ МИССИИ В ДЕВЯТНАДЦАТОМ СТОЛЕТИИ.

(Перевод с французского — Ю. Васильева).

ГЛАВА III.

ОТЦЫ ЛАЗАРИСТЫ В КИТАЕ.

(Продолжение, см. вып. 52-53.)

Только страх мог воздействовать на подобное совокупление злой воли, — Посланники обратились каждый к своей державе с просьбой произвести морскую демонстрацию у берегов Китая. В устьях Пейхо показались три английских, немецкий и итальянский военные корабли; за ними, почти тотчас же, показались русская и японская эскадры. Адмирал Куржоль главнокомандующий эскадрой Дальнего Востока, получил по телеграфу приказ от г. Ланессана (Lanessan) отправиться туда же совсеми своими силами.

Казалось этим можно было встревожить правительство посильнее и по храбрее китайского. Но оно очевидно рассчитывало на укрепления Таку, считая их непреодолимым препятствием для союзников. Волнения не улеглись, а еще более усилились. В средних числах апреля один миссионер, родом австриец подвергся нападению, и был серьезно ранен в Чекиане (Tehe-kiang...); Затем в Печжили нескольким резиденциях угрожали разгромом, были сожжены христианские деревни и в первых числах мая погибли в Као-ло (Kao-lo), местности отстоящей от Пекина на 80 километров, 70 чел. христиан, будучи задушенными или заживо сожженными. Кажется один только молодой человек и спасся от смерти, и, просидев 48 часов в колодце, явился к епископу Фавье сообщить о постигшем их несчастий. Последний, который ясно видел отчаянное положение вещей, зная Китай по опыту посылал г. Пишон письмо за письмом заклиная его и его коллег по дипломатической части вызвать отряды войск для охраны иностранцев и христиан. Между тем кольцо мятежа все стягивалось вокруг столицы. Вскоре были расклеены прокломации открыто призывающие к избиению. Вне столицы в нескольких пунктах были нападения на железнодорожные станции, их [12] разрушали, грабили; французско-бельгийский состав служащих принужден был бежать под предводительством главного инженера г. Буйяр, испытав неимоверные лишения и подвергаясь всевозможным опасностям.

Мольба епископа Фавье была услышана. Отряды высадившись в Таку, отправились по жел. дороге в Тянь-цзин, чтобы оттуда следовать в Пекин; не обошлось без препятствий их движению со стороны китайского правительства, где силой, а где хитростью; Они еще не достигли цели, когда чиновник канцелярии японской миссии, отправившийся им на встречу, был убит посреди улицы. Затем последовала очередь германского посланника, г. Кетелер убитый наповал из ружья в его порт-шезе, в то время как раненый Кордес, его переводчик, искал спасения, преследуемый насмешками и оскорблениями. Это было объявление войны. Телеграф был уже перерезан. Не имея сообщения с остальным мирам затерянные среди моря врагов, посланники, миссионеры, все жители иностранцы и от 6 до 7000 христиан туземцев продержались в осаде около двух месяцев, одни в дипломатических миссиях, другие в Бейтане; это была осада, полная смертельного ужаса, подобную которой едвали записывала история.

Несомненно, что нападение на миссии, было решено заранее в умах, если не всех членов китайского правительства, то тех, кто сделался главою и опорой боксеров, т. е. под этим титулом всех обществ, лозунгом которых служило — истребление всех иностранцев. Несколько дней гроза сгущалась; 19 июня она разразилась. Поводом к этому послужил ультиматум адмиралов требовавших сдачи фортов Таку в 24 часа. Как бы в ответ на это ямынь подписал приказ посланникам завтра же выехать из города со всеми своими служащими. Выехать с теми малыми средствами самозащиты, которыми они обладали, значило бы отдаться самим в руки убийц; посланники не могли не знать этого, поэтому они и воздержались от исполнения приказа. Они отговорились невозможностью организовать отступление в такой короткий срок. Ожидаемые отряды не имели однако возможности прибыть. Для обороны имелось только 400 солдат и сотая волонтеров всех национальностей. Аттака не заставила себя ожидать. 20-го число около 4-х часов вечера неожиданно разразилась горячая перестрелка; пули дождем посыпались на австрийскую миссию и на баррикады, которые се защищали; это были регулярные войска Тун-фу-сяна и боксеры. Двое из осаждаемых надают смертельно раненными. Один австриец и один Француз. Аттака не остается, однако, без ответа; [13] китайцы жестоко почувствовали меткость европейских выстрелов. Однако австрийскую и итальянскую миссии пришлось оставить, т. к. их выдвинутое положение делало невозможным удержать их. Защитники первой отступили во Французскую миссию и до конца осады сражались рядом с нами. Вскоре со всех сторон возникают пожары; горят обе оставленные миссии со всеми домами, в которых жили Христиане. Последние, в количестве около 300, укрылись в садах принца Су, немного впереди английской миссии, во Французской и Японской. Полковник Шиба, старинный атташе японского посольства, оберегает их с двумя десятками солдат его нации и подкреплением, данным от других наций. Задача трудная, ибо ни один пункт не подвергается такому сильному нападению, как этот. Ни один из японских солдат не уцелел: пять из них убито, остальные 20 переранены. К ружейным выстрелам на другой же день присоединились ядра и бомбы. Американцы и немцы помещающиеся вдоль стены татарского города, устраивают, на ней баррикады, которые они защищают, теряют, снова завладевают ею, двадцать раз, ценою невероятных усилий. Самый ужасный огонь, кажется, направлен на французскую миссию; она усеяна изрешетена снарядами; шаг за шагом защитники отступают перед картечью и пожарами, но отступая они барикадируются и им удалось отстоять часть миссии. Кажется, что английская и русская миссии, благодаря близкому расположению к императорским дворцам не так страдали, но крайней мере первое время. Однако им, как и всем остальным, приходилось напрягать все усилия, чтобы держаться. Если среди них было, относительно мало убитых, то четверть из них были переранены. Самыми ужасными из всех дней были 21 июня и 8 и 13 июля. Канонада свирепствовала; осажденные отвечали как могли; вся их артиллерия состояла из двух митральез и двух пушек среднего качества; к счастью их дополняли ружья. Главное преимущество защитников перед врагом было то, что ими хорошо управляли: Сер Клавдий Макдональд (Macdonald) английский посланник, бывший маиором английской армии, управлял всеми операциями на столько же умело, на сколько и хладнокровно, уверенно; лейтенант флота Дарси (Darcy) и рядом с ним, г. Томан (Thomann), командовавший австрийским отрядам, превосходили друг друга, защищая французскую миссию; всюду, к какой бы нации они не принадлежали, офицеры поддерживали неустрашимость солдат своей храброй и в то же время благоразумной командой.

Потери однако были ужасны; в последний день осады число [14] убитых и раненых перевосходило 200 человек, т. е. достигало почти половины всего наличного состава. И кто опишет те страдания, беспокойства, ужасные опасения, которые переживали чисто мирные граждане, дети, женщины, христиане? Каждую минуту можно было ждать, что вас убьют с утонченным варварством и пытками, какие способна измыслить китайская ненависть. Цель защиты как можно дальше отдалить фатальный час. Ибо на что было надеяться, чтобы спастись, разве на чудо?

То здесь, то там луч надежды быстро проницал в сердца; с юга слышалась канонада; замечали ракеты, какие употреблялись в английской армии; не были ли это интернациональные войска шедшие форсированным маршем в Пекин? Но скоро наступала тишина, сигналы прекращались; оказывается успокаивали себя иллюзиями!

Только 18 июля пробрался курьер к японскому и русскому посланникам; он привез известие о взятии фортов Таку, о безуспешной попытке Сеймура, о жарких схватках под Тяньцзином; наконец овладев положением, союзники двинутся на Пекин. Но сколько времени потребуется им, чтобы достигнуть его? Однако уже на другой день стало заметно, что аттаки китайцев делались не такими стремительными. Не было никаких сомнений, что страх заставил правительство повернуть в другую сторону ненависть к иностранцам, которая до сих пор руководила их действиями.

Принц Кин взял снова бразды правления в свои руки. Первой его заботой было начать двусмысленные переговоры с посланниками; он очевидно взялся за них лишь для того, чтобы облегчить ответственность, которая страшной тяжестью ложилась на правительство и династию. Осажденные, чтобы выиграть время, сделали вид, что принимают эти предложения. Они не погасили огня, они возбудили лишь подозрения, что китайцы хотят усыпить бдительность своих врагов и восторжествовать, нанеся неожиданный удар. Распространился слух, что они сделали подкопы и произведут взрыв, после которого ничто не устоит.

Между тем приближался час освобождения. 14-го августа с наступлением дня послышался отдаленный гул; началось сражение за городом; шум приближается; можно отличить нападение и защиту. Правильность выстрелов и характерный шум митральез не дает сомневаться, что это европейские войска. Радость, восторг осажденных не поддается описанию. Однако они опасаются, как бы разбойники не сделали последней отчаянной попытки [15] аттаковать их; она и была, но слабая и непродолжительная. В два часа по полудни первыми выходят тесными группами индусы английской армии и преклоняют колена, чтобы возблагодарить Господа; за ними выходят американцы; наконец 15-го утром затрубил французский рожок в свою очередь и, на дымившихся развалинах миссии, г. Пишон пожал руку генералу Фрею. Оба, не теряя минуты, спешат исполнить новую задачу, быть может более необходимую, освободить Бейтан.

Ибо и там продолжалась двухмесячная осада еще ужаснее и трагичнее. Там заперлись епископ Фавье, его помощник Жарлин, 13 священников Французов, из коих 2 лазариста, 8 священников китайцев, 111 учеников, большой и малой школ и один австрийский студент; у них нашли убежище 3400 христиан мущин, женщин и детей. С ними же поместились и обитатели Жень-цзе-тана (Yen-tse-t’ang...), так назывался дом сестер милосердия, отделявшийся от Бейтана лишь узким переулком, чтобы помогать при общей обороне. Там насчитывалось 20 сестер, по большей части француженок, до этого времени занимавшихся своей обычной работой в больницах, благотворительных аптеках, школах и яслях.

Всю силу обороны составляли только 42 солдата, 31 французский матрос под командой прапорщика Павла Анри (Paul Henry...), которого г. Пишон взял из своего отряда и сам привез в Бей-тан и 11 итальянских матросов, отправленных из миссии на защиту Жень-цзе-тана. Среди китайцев, нашедших здесь убежище, было от 500 до 600 человек здоровых мущин, но они были вооружены несколькими скверными ружьями древнего образца и деревянными копьями с железными наконечниками. Тем не менее они старались, как могли, помогать своим защитникам. Лейтенант Анри, не смотря на свою молодость, ему было 23 года, тотчас внушил всем доверие присутствием духа, храбростью и набожностью. Епископ Жарлин выказывал талант и деятельность старого служаки.

13 и 14 июня подготовлялась аттака. Из Бейтана было видно, как сожгли церковь Св. Иосифа, затем «Безгрешного зачатия», старый собор существующий с 1610 г. и «Семи страданий Богородицы». Только что были задушены миссионер Доре, родом парижанин и 2 священника китайца. Наконец, около семи часов вечера, 14-го числа толпа боксеров в 5 или 6 тысяч человек показалась с юга; впереди нее ехал верхом лама, держа громадное красное знамя. С криками, угрозами смертью они бросаются [16] на ворота. Они думали, что им придется только душить, т. к. сами они неуязвимы, благодаря чарам. Первым залпом издали у них положено человек 50 мертвыми и еще больше ранеными. Они отступили, рыча от злости и в отместку подожгли дома вокруг. Но предосторожности против пожара уже были приняты; помпы, мокрые одеяла, все было готово; благодаря попечению Господа, ветер неожиданно переменяет направление и гонит пламя на тех, кто его зажег.

Следующие дни жестокая стрельба из ружей. 22 разразилась канонада; 14 жерл, из которых 3 Круппа, изрыгают ядра и картечь. Лейтенант Анри, сопутствуемый Жарлин, решается на вылазку, чтобы овладеть пушкой, которая приносит наиболее вреда. В сопровождении 4 или 5 матросов и тридцати христиан они бросаются после хорошего залпа, рубят артиллеристов и увозят добычу. Два христианина были убиты, двое других ранены.

Огонь продолжается и на следующий день. После небольших, промежутков покоя, наступают жестокие аттаки. Пули обращаются в лепешку, ударяясь в стены; ядра и шрапнели рвутся во дворах, в комнатах. Церковь изрешетена, но стоит. В ней то больше и укрываются. Моряки с их молодым командиром успевают всюду, укрываясь в траншеях и казематах. Им приходится защищать район не менее чем в 1460 метров. Превосходно дисциплинированные христиане повинуются команде, как истинные солдаты. Если моряк падает его заменяет туземец приученный заранее, семинарист или просто гражданин; маленькое войско всегда в полном комплекте.

Между тем число жертв растет, ранены дети, женщины. К опасности от снарядов прибавляется опасность пожаров. Китайцы подбрасывают снопы соломы, облитой керосином, паклю, горящие стрелы; сверх того они устанавливают помпы, из которых поливают горящим керосином. Все таки им однако не удается устроить пожар; истинное чудо, если принять во внимание, что им помогала температура в 40 градусов тепла.

Они достигают цели другими средствами: со всех сторон они подкапывают мины, которые они заряжают слишком сильно. Однако осажденные подозревали это; они все время на стороже и из таких 12 мин они уничтожили семь; какова была работа и какой опасности они подвергались можно себе представить.

Одна из них взрывается, сделав громадную брешь и засыпав развалинами около 80 человек из которых 51 ребенок из яслей. Почти все моряки итальянцы или убиты или ранены. [17]

Лейтенант Анри оказывал всюду помощь с обычной решительностью и готовностью. Но 29-го июля и он убит. Все его оплакивают, в том числе и епископ, который принимал спокойный, равнодушный вид, чтобы служить примером для других, но не мог сдержать слез. Китайцы говорят: лучше бы умерли сто человек, из нас, чем он один. Он несколько раз говорил миссионерам с какой-то пророческой уверенностью. «Будьте покойны: если мне и суждено исчезнуть, то я исчезну только тогда, когда не буду больше нужен вам». Слова эти помнил епископ Фавье.

Однако сила аттак казалось удвоилась вместо того, чтобы уменьшиться. В дипломатических миссиях с 18 июля наступило относительное затишье; ничего подобного не было в Бейтане: бомбардировка, мины, перестрелка, свирепствуют, как раньше. Воскресенье 12 августа, можно считать одним из самых ужасных, тяжелых дней. Христиане, не смотря на все попытки извне возмутить их, остаются верными и делают частые вылазки, чтобы поджечь соседние дома, где укрываются враги. Но смотря ни на что не хочется отказаться от надежды на освобождение.

Но появился более страшный враг, чем все внешние враги, и с каждым днем все угрожал сильнее: это голод. Понемногу запасы истощались, хотя расходовались экономно. Порция, назначенная 6-го июля в количестве одного фунта, была понижена до 8 унций 27, затем до 4 унции 2 августа и 12 до 2-х унций и дает возможность только не умереть с голода всей этой массе народа в 4000 человек. Долго сохранявшие веселое настроение дети, игравшие пулями и снарядами, начинают плакать и просит хлеба, Новорожденные умирают из-за недостатка молока у истощенных матерей. «Епископ, епископ! прикажите выдать мне чашку проса, чтобы у меня появилось хоть немного молока» просила христианка разрешившаяся ночью от бремени, бросаясь к ногам епископа Фавье, собиравшегося служит обедню. Он ответил только слезами, т. к. проса не было. Ели луковицы георгин, тюльпанов, корни растений, варили листья с деревьев. Охотились на собак, привлеченных трупами боксеров. Но, кроме сражавшихся, которые продолжали получать полную порцию, все упали духом; еле имели силы передвигаться.

Вечером 13 августа, боксеры кричали осажденным. «Европейские дьяволы приближаются; мы умрем, если это нужно, но сначала вы взлетите на воздух». 14-го шум от ужасного сражения ясно достигает до слуха. Под дождем пуль, которые сыплятся [18] в небывалом количестве, надежда возраждается. Ободряют друг друга сделать последнее усилие. На другой день, в Успение, — тот же грохот: митральезы наполняют воздух своим резким звуком. 16-го, около 7 часов кто-то прибежал к епископу: за линией китайцев, ему показалось, что он различает европейских солдат; они не далее как в 300 метрах. Еп. Фавье взяв трубу сам трижды проигрывает «La Casquette du pere Bugeaud»:... «если там есть французы, они узнают этот народный сигнал и ответят». Никто не ответил. На соборе развевается громадный флаг с надписью красными буквами: «Просим немедленной помощи». Японский офицер первый заметил его, подбежал к стене, взобрался на нее при помощи спущенной лестницы и, сжимая руку еп. Жарлин, спросил: Можете ли Вы открыть ворота желтого города.? Осажденых было слишком мало, чтобы сделать эту попытку. «Ладно, сказал офицер, я постараюсь их взорвать», — и он снова спустился вниз. Почти тотчас же показалась новая группа солдат, на этот раз это — французы! Они бросаются прямо к стене. Еп. Фавье поднимается на нее, призывает их издали, они бегут к стене и через несколько минут 50 человек капитана Марти уже на месте со своим начальником; они перебегают дальше и нападают с тыла на китайскую баррикаду, которую японцы брали с фронта. Враг сдает и бежит — врассыпную; со всех сторон их преследуют пули и холодное оружие. Война кончена; 800 китайских трупов валяются среди улиц, на баррикадах, в соседних домах; у французов только 2 убитых и 3 раненых, среди которых и капитан Марти.

Нет слов выразить радость и восторг этого часа освобождения! Письмо одного из солдат отряда, участвовавшего в экспедиции, написанное его матери, может, однако, дать некоторое представление об этом; вот несколько строчек из него во всей их простоте. «Они слышат наши крики, говорит он об осажденных, и т. к. у них тоже были лестницы, поднимаются на стену. Первым показывается архиепископ с белыми бородой и волосами, с распятием на груди и с большим французским флагом в руках. Ми находились в первом ряду, метрах в 500, когда заметили его высокую фигуру. Мы очень устали, но при виде французского флага в руках этого старца, громкий возглас вырвался из всех грудей; кто первый доберется до него. Добежали до стены, ставят лестницы, влезают на нее и через минуту мы уже внутри миссии. Архиепископ, епископ (он хотел сказать помощник его), священники, сестры, матросы, все [19] бросаются нам на шею и обнимают нас. Я и сейчас плачу при одном воспоминании об этом незабвенном часе. Когда архиепископ говорил с нами, почти все мы прятали лица друг за друга, чтобы скрыть слезы. Сестры давали нам хлеба, и благодарили нас в таких трогательных выражениях, каких мне никогда не подобрать. Матросы, в восторге от освобождения проделывали невероятные скачки».

К сожалению многих не стало; между французами 6 были убиты и 9 ранены, из итальянцев 2 только уцелели, 6 умерли и 3 ранены, умерло также три миссионера. Потери среди китайцев доходили до 400: 38 убиты при перестрелке, сто женщин умерли от лишений или пуль при двойном количестве детей. Ни одна из сестер милосердия не была ранена. Уже после освобождения старшая сестра, Жориас (Iaurias) каким то чудом державшаяся все время осады, не смотря на серьезную болезнь, тихо угасла, без всяких, казалось, страданий. Что больше всего утешало миссионеров, так это то, в каком настроении умирали христиане китайцы. «Мы испытываем гонение из-за ненависти к нашей религии, говорили они, мы пойдем прямо в рай». И с улыбкой на устах испускали последний вздох.

«Самой удивительной из оборон, организованной во время осады, пишет г. Питон в рапорте своему правительству, следует назвать оборону французской духовной миссии». Это совершенно справедливо и, хотя наш посланник профан в этом, согласно его собственным словам, т. е. далек от веры, он не мог не усмотреть, что миссии удержались чудом, благодаря вмешательству сверх естественных сил и Бейтан больше других мог внушать подобные мысли. Здесь забота и поддержки свыше проявились особенно ясно. Что 2500 артиллерийских снарядов, несколько мильонов патронов, все старания поджечь миссию, все старания вся сила 8-10 000 боксеров и регулярных войск были безрезультатны в продолжении 2 месяцев против несчастных домишек защищаемых 40-50 человеками, — это не только доказывает несравненные качества оружия, это — чудо. Было бы странно стараться доказать это обыкновенными естественными причинами. Наконец, если миссионеры и христиане не приходили в отчаяние, так это потому, что они чувствовали, что их оберегает кто-то. По окончании борьбы, язычники говорили, что часто по ночам они видели в воздухе над Бейтаном белую даму очень высокого роста и солдат, у которых были крылья. Да будет благословенно имя Бога, смягчающего такими знамениями самое ужасное из испытаний. [20]

Когда интернациональные войска овладели уже всем городом, можно было дать себе отчет о величине погрома. Более 2000 домов христиан были сожжены. Все церкви, часовни, больницы, школы разрушены. Множество миссионеров и священников туземцев погибли. Четверо из этих мучеников принадлежали к нашей конгрегации: кроме Доро, о котором мы уже упоминали следует назвать Гарриг (Carriques), д’Аддозио (d’Addosio) и Шаван (Ghavannes). Сестры больницы в Нань-тане обязаны своим спасением единственно преданному человеку, имя которого должно быть внесено в список самых почетных имен; г. Шамо (Chamot), владелец гостинницы «Пекин», находящейся около миссии, пришел со своей женой, которая была вооружена, как и он, и одиннадцатью своими служащими, пожелавшими участвовать в этом прекрасном предприятии, ночью с 13 на 14 июня пришел за ними, чтобы отвести в дипломатическую миссию. Они достигли цели только после того, как убили несколько боксеров. В миссии сестры оказали громадную услугу, ухаживая за раненными и больными.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Французские католические миссии в девятнадцатом столетии // Известия братства православной церкви в Китае. № 54-55. 1907