-

Памяти А. В. Потаниной.

(25 янв. 1843 г. — 19 сент. 1893 г.).

В январской книжке «Голоса Минувшего» за текущий год И. И. Попов дал очерк жизни и деятельности Григория Николаевича Потанина, чье имя неизгладимо вписано в историю русской науки и общественности. Очерк был приурочен ко дню восьмидесятилетия Г. Н. Оказалось, что приуроченье это было ошибочным, и юбилейный день приводится на 21 сентября. С радостью еще раз посылая горячий привет лучшему сыну Сибири, знаменитому ученому, общественному деятелю и человеку редкой душевной чистоты, мы хотели бы в день юбилея Г. Н. вспомнить о верном его друге и неизменной помощнице, — Александре Викторовне Потаниной, покойной супруге юбиляра.

Познакомившись и обвенчавшись с Г. Н. Потаниным в годы его вологодской ссылки, А. В. до последнего мгновения жизни была спутницей мужа во всех его путешествиях. Путешествия были очень нелегки, требовали большого запаса физических и нравственных сил. Те и другие с избытком нашлись в этой хрупкой на вид женщине. С удивительной простотой, отличавшей ее и в жизни, рассказывает она в своих статьях ¹ о трудностях и лишениях, которые ей приходилось переносить. Тряские походные повозки, верховая езда на лошади в полумужском костюме, долгие дни качки на верблюде, переходы пешком по глубокому снегу, зрелище вьючных верблюдов, падающих в пропасть с обледенелых горных [220] тропинок, ночлеги в грязных юртах, а то и в снегу под открытым небом, скудная пища, а иногда и голод, когда приходилось добывать из нор запасы полевых мышей, — все переносила А. В. героически и не теряя бодрости духа. Рассказав, как на обратном пути из земли урянхайцев экспедиция проводила морозные ночи в снегу у костра, А. В. прибавляет: «Было что-то необычайно приятное в этих ночлегах под звездным небом среди пустыни, — правда, с одним только условием, если не было ветрено и не шел снег». Войдя всецело в научные интересы своего мужа, А. В. оставила своими статьями незабываемый след в истории изучения Азии. Помимо научных достоинств, тонких и необыкновенно отчетливых наблюдений над бытом азиатских народов, статьи А. В. невольно привлекают любовным отношением к пасынкам жизни, уменьем разглядеть общечеловеческие черты в душе, на первый взгляд полудикого инородца.

А. В. не была сибирячкой по рождению, но, связав свою судьбу с судьбой Г. Н. Потанина, нашла в Сибири свою вторую родину. Сибирская печать, сибирская учащаяся молодежь, сибирские инородцы были родственно близки этой редкой женщине. Пишущий эти строки хранит из далеких гимназических лет память о том, как оживлялся Иркутск, когда в нем поселялись Потанины. И везде, — в тесном ли кружке редакции «Восточного Обозрения», на заседании ли Восточно-Сибирского Отдела Географического Общества, на буддийской ли выставке в местном музее, в маленьких ли комнатах квартиры Потаниных, где всегда было людно, — везде рядом с Г. Н. была А. В., с ее проницательными глазами, умным, а иногда и насмешливым словом, с негромкой певучей речью, так подходившей ко всему ее облику, почему-то напоминавшему мне строгих старообрядок родного ей Поволжья, с неизменным участием к молодежи и вниманием ко всему, что хоть сколько-нибудь возвышалось над обычно сонным уровнем Иркутска.

Биография этой замечательной женщины еще не написана. Ее собственные воспоминания остались незаконченными, а интересный биографический очерк, приложенный к собранию ее статей, далеко не может претендовать на полноту. В качестве материалов для биографии А. В. приводим, с небольшими пропусками, два ее ненапечатанных письма, характеризующих ее и как путешественницу, и как общественную деятельницу.

Первое письмо адресовано Надежде Александровне [221] Белоголовой и извлечено нами из архива семьи Белоголовых ². Письмо без даты, но содержание позволяет отнести его к самому концу 1884 г. или к началу 1885 г., т.-е. ко времени третьего путешествия Потаниных.

«Письмо Ваше, многоуважаемая Надежда Александровна, я получила в половине ноября, по дороге из Ланджеу в Хыджеу, куда мы ехали на зимовку. С отъезда из Пекина мы не имели вести с родины или из Пекина. Все лето ездили по Ордосу, лишь в конце августа прибыли в маленький разрушенный городок Боро-Балгасун, где живет миссионер бельгийской миссии. Здесь мы снова отдохнули среди европейских людей, прожили целую неделю, видели газеты, но впрочем старые и притом бельгийские миссионерские; из них о России ровно ничего не узнали. Ради нашего приезда сюда же прибыли еще два миссионера; все это люди молодые, образованные и хотя безвыездно живущие в Китае уже давно, все же их общество доставило нам большое удовольствие. Особенно Августу Иванычу ³ и Березовскому, так как они могли больше им пользоваться, зная хорошо французский язык. Отсюда мы взяли монголов-христиан и поехали в Ланджеу, но не прямо, а заезжали на соляные озера, и потому путь наш лежал через мало населенный край, разоренный дунганями. Следы войны все еще очень заметны, города и деревни лежат в развалинах, пашни заброшены. Цуйсан ⁴ все удивлялся, что хорошая земля продается за 1 лань или за 2 му, и то ее никто не покупает. В городах нас опять ужасно одолевали китайцы; они не видывали европейцев и поэтому всегда ломились в ворота дяна ⁵, где мы останавливались. С Ланджеу нам стали давать солдат, но и это ровно ни к чему не служило, солдат не слушали... Фотографией я так и не начинала заниматься, все боялась, что буду портить стекла, а Авг. Ив. будет сердиться, что я уничтожаю его труды, и потому я предпочла, чтобы он ворчал лучше на то, что ему не помогают, чем на то, что испортили вещь, которую он уже сделал. К нему мы больше привыкли за дорогу; часто в палатке нашей или в дяне поднимались споры. Березовский называет Авг. Ив. волонтером-консерватором, и по-моему, это название к нему очень идет. Ему очень не хотелось, чтобы мы и Березовский уезжали на зиму; но что бы мы стали делать среди китайцев? А между тем Авг. Ив. в Ланджеу выпал случай поместиться в доме [222] бельгийской миссии, где и тепло, и светло, и город большой, все купить можно; думали, что и обществом миссионера он будет пользоваться, но он не живет в городе, а в деревне... Здесь жилье у нас хоть очень не комфортабельно, пол и стены из земли, потолок соломой крыт, воробьи свободно летают между стенами и кровлей, но зато зима очень теплая; в полдень часто тает или, лучше сказать, припекает, — таять нечему, снегу нет, и ребятишки на дворе снимают с себя все платье и бегают голышами. В ночь бывает до 14° холода, но мы жжем в жаровне каменный уголь и не мерзнем. Хозяйство мое все предоставлено монголам: они и покупают и стряпают. Очень боюсь, что в будущем году Березовский не возьмет на себя хозяйственную часть в нашем путешествии. Что я тогда стану делать? Григ. Ник. ничего не знает, а Ав. Ивг. едва ли захочет взять на себя эту неприятную обязанность... Многое хотелось бы сделать, многое узнать, да время прошло теперь: иному уж поздно учиться, к другому трудно привыкать. Мой английский язык принадлежит к этим именно вещам: память не держит слова, и я едва ли сколько-нибудь подвинулась в нем за все это время. Правда, летом я и не бралась за книги, они все были запакованы, а на зимовке начала читать подарок Андр. Андр. ⁶ — «Историю Китая», но едва прочла две-три страницы. Комната у нас одна, а между тем нас посещают то и дело окружающие нас монголы. Принимаемся чаевать, и Гр. Ник. старается по возможности выудить из посетителя что-нибудь полезное для себя, какую-нибудь легенду, историческое сведение или сказку; мне остается слушать, если я что-нибудь понимаю, или, и вовсе ничего не понимая, присутствовать при беседах, отложивши свое занятие; правда, какое-нибудь рукоделье еще возможно, но тут другая беда: женщины здешние все большие рукодельницы, и я стыжусь перед ними своей неумелости. Книг, доступных мне, мало, а те, какие есть, мало интересны. Но, слава Богу, я здесь как-то не скучаю, как скучала в первую свою зимовку в Хобдо; приписываю это тому, что теперь стала немного понимать монгольский язык, а тогда ровно ни слова не понимала. Будущим летом, кажется, будем ходить по малоизвестным и трудным дорогам. Мне иногда как-то страшно становится. Когда сюда ехали мы из Ланджеу, я всю дорогу ужасно трусила, потому что дорога шла по гребню высоких гор и внизу, сейчас под дорогой, видны были глубокие обрывы; особенно [223] последние два-три дня дорога была ужасна; тропинка местами так узка, что даже вьючный осел не мог пройти, возчики снимали вьюки и переносили на руках, между тем земля подмерзла, и ноги иногда скользили на крутизнах; ехать на муле мне было страшно, а итти и страшно, и трудно, зато горные виды на перевалах вознаграждали за все, и я все-таки очень довольна своей долей путешественницы»...

Второе письмо адресовано к пишущему эти строки. Оно тоже без даты, но из текста видно, что писано оно из Петербурга 28 марта 1892 г.

...«В Иркутске я знала Вас за большого друга редакции ⁷, а между тем Вы, быть может, и не знаете, что 1-го апреля приходит десятилетие «Вост. Обозр.» Всем нам, друзьям сибирской печати вообще, а «В. О.» в частности, хотелось, чтоб этот день не прошел ничем не отмеченный. Не знаю, вспоминают ли об этом дне у Вас в Москве; здесь студенчество, т.-е. вообще учащаяся молодежь и девицы также подносят в этот день адрес редактору, а люди старших поколений тоже стараются что-нибудь сделать в память этого дня. Не знаю только, к чему приведут эти старания: народ все занятый до-нельзя, ебогатый к тому же, и потому при всем желании до сих пор, — а сегодня уже 28, — сделано очень мало. Кружок вспоминающих не велик, — «кого уж нет, а кто далече!» — и сам редактор ⁸ живет в такой студенческой комнатке, что и собраться у него большому обществу негде. Ник. Мих. здоров и бодр, но по временам на него нападают часы тоски. И это больше, чем понятно. Некогда он жил здесь окруженный семьей, его желания угадывались и исполнялись, вокруг газеты и редакции, в которой Аделаида Федоровна, его покойная жена, была превосходной хозяйкой, постоянно толпились люди, а в настоящее время он предоставлен не заботам, а лишь эксплуатации квартирной хозяйки, и около него друзей очень мало, а дети далеко... Ha-днях была телеграмма от Вас. Алек.: ⁹ «приищите редактора, я уезжаю в Саянскую экспедицию». Отсюда, конечно, нельзя указать редактора, надо, чтобы Вас. Алек. сам назначил»...

Н. Мендельсон.

Комментарии

1. Из путешествий по Восточной Сибири, Монголии, Тибету и Китаю. М. 1895.

2. Получено редакцией от П. Ф. Казакова.

3. А. И. Скаси, топограф, спутник Потаниных.

4. Слуга.

5. Китайский постоялый двор.

6. Белоголовый, муж адресатки и брат известного доктора Ник. Андр.

7. «Восточного Обозрения».

8. Никол. Михайлов. Ядринцев.

9. Василий Александрович Ошурков. Когда после трех предостережений «В. О.» было перенесено Н. М. Ядринцевым из Петербурга в Иркутск, он вскоре передал редакторство Ошуркову.

Текст воспроизведен по изданию: Троицкий Собор. (К пожару собора, в ночь на 7 февраля, в Петербурге) // Голос минувшего, № 9. 1915