ПОПОВ П. С.

РЕФОРМАЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ В КИТАЕ

(См. выше: окт., 474 стр.),

VIII.

Ничто не может сравниться с теми ужасными бедствиями, которые причиняет Китаю Желтая-река, когда ее бешеные волны, прорвавшись в каком-нибудь месте бурным и неудержимым потоком, истребляют все попадающееся им на пути; плодородные нивы обращаются ими в бесплодные пустыни, цветущие деревни и фермы уносятся целиком, и масса человеческих жизней делается жертвою этой грозной стихийной силы. Затем, каких материальных жертв каждый раз стоит китайскому правительству только заграждение прорывов, — не считая затрать на поддержание существования пострадавших, — можно судить по тому, что заграждение недавнего прорыва Желтой-реки в Чжэн-Чжоу, провинции Хэ-Нань, обошлось казне в 20 милл. рублей.

В виду такой жизненной важности этого вопроса для Китая, автор рассматриваемого нами сочинения (Тэн-ши-вэй-янь» (“Предостережение об опасностях, могущих угрожать в цветущее время”), сочин. мандарина Тао-гуань-ина), прежде чем предложить для урегулирования течения Желтой-реки и ослабления [86] причиняемых ею зол некоторые меры, замечает, что прорывы Желтой-реки происходят главным образом от засорения нижнего ее течения наносными песками. Проходя более 800 верст по равнине, река, почти на всем протяжении до моря, потребовала, вследствие того, сооружения береговых плотин, земля для которых бралась не со дна реки, а с прибрежных полей. По мере осыпания в реку вершин плотины, земля для исправления их бралась опять с тех же полей. Благодаря этому, с течением времени, русло реки оказалось значительно выше прибрежных полей. Вследствие наклонности воды стремиться вниз происходило то, что река обращалась в поля, а поля в реку. Вот причина неоднократного перемещения русла Желтой-реки. После такого объяснения, для борьбы с этим злом, автор предлагает: 1) ослабление верхнего течения реки, пролегающего между гор, что могло бы быть достигнуто устройством у подошвы гор водоемов с проведением в них воды из горных долин при помощи канав, отводом воды при помощи каналов в другие реки, а при отсутствии таковых — в прорытые по обеим сторонам Желтой-реки каналы, водою из которых местные жители могли бы пользоваться для орошения полей; 2) открытие побочной реки, для отвода известной доли воды из Желтой-реки другим путем в море; наиболее удобным исходным пунктом для отделения этого рукава автор считает Чжэн-Чжоу в Хэ-Нани, потому что отсюда естественные водяные пути идут прямо до известной реки Хуай, а отсюда чрез оз. Хун-Цзэ в море; наконец, 3) устройство громадного озера для скопления в нем воды из Желтой-реки. Лучшим местом для этого автор признает западный Ордос в алашанском княжестве, где в древнейшие времена были озера, имевшие в окружности более 500 верст. Озеро это должно иметь один или два выхода на западе для приема воды из Желтой-реки, и один на восточной стороне озера — для спуска воды. Для регулирования количества воды, выходы эти должны быть снабжены шлюзами, которые при небольшой воде в реке должны быть закрыты, так что река и озеро остаются совершенно самостоятельными, вне всякой зависимости друг от друга. В случае громадного и быстрого напора воды в реке, для впуска ее в озеро открывается западный шлюз. Как бы ни был силен и быстр напор воды, но при существовании огромного бассейна в 500 верст в окружности, естественным образом, вода должна будет потерять добрую половину своей силы. Кроме того, масса песку и камней будет оставлена в озере, [87] вследствие чего нижнее течение реки не будет засариваться, и таким образом, даже при полной воде в реке, разлив ее будет невозможен, коль скоро главная масса воды будет течь свободно. В подтверждение справедливости своего взгляда, автор указывает на реку Мэкензи в С.-Америке, где три естественных озера, принимая в себя излишек вод ее, а вместе с ними камни и песок, предупреждают ее разлив. То же самое значение имело и Меридово озеро в Египте для Нила. Но этим не ограничивается польза устройства озера в Монголии. Им занята будет площадь, не пригодная для земледелия и не вполне удовлетворяющая целям скотоводства; таким образом, от этого не пострадают ни казенные, ни частные интересы. Затем, представляя человеку возможность распоряжаться уровнем воды в реке по своему усмотрению, озеро даст возможность прибрежному населению постоянно и регулярно пользоваться водою из Желтой-реки для орошения своих полей, чего оно не имеет теперь при отсутствии озера, когда, при поднятии в ней воды, она разливается на громадное пространство, а при спаде их русло ее оказывается слишком удаленным от прибрежных жителей. При возможности регулировать уровень воды в реке, остатком ее влаги для тех же оросительных целей могут воспользоваться омываемые ею восточные пределы Шэнь-Си, западные Сань-Си, центральные области Хэ-Нани, западные Шань-Дуна, северные Аыь-Хуа и южные Чжили. Мало того, с устройством этого озера, вода в нижнем течении Желтой-реки, вплоть до самого моря, превратившись из мутной в прозрачную, будет содействовать размножению в ней рыбы и облегчению по ней судоходства.

Некоторые говорят, — замечает автор, — что урегулирования Желтой-реки можно было бы достигнуть обращением ее ложа, на всем протяжении нижнего ее течения, лежащего гораздо выше уровня окружающей местности, в береговую плотину, с предварительным сооружением другой, параллельной ей, береговой плотины, и затем спуском воды в это новое русло; но опасаются, как бы не сделаться посмешищем всего мира, так как это грандиозное дело, сопряженное с материальными затратами и удручением народа, не легко осуществимо. Признавая всю трудность осуществления этого плана, как всякого другого нового предприятия, автор, однако, видимо отдает ему преимущество пред существующею ныне паллиативною системою заграждения прорывов по мере образования их.

В заключение автор указывает на сходные, по характеру [88] своему, с Желтой-рекою рр. Миссисипи и Амазонку, которые, благодаря правильно устроенным и обсаживаемым деревьями береговым плотинам, или дамбам, превратились в глубокие реки с быстрым течением, уносящим в море песок и грязь, и таким образом утратили свою разрушительную силу.

IX.

В Европе и Америке главными стимулами, по словам автора, для поднятия торговли являются выставки, служащие к поощрению ее, компании или общества, служащие к регулированию торговли, и таможенные тарифы, имеющие целью поддержание и охранение ее. Но Китай не сумел своевременно воспользоваться хорошими сторонами этих трех стимулов и избавиться от их недостатков. Что же удивительного, что, несмотря на постоянные толки о торговле, она находится в плачевном состоянии! — восклицает автор.

“Известно, что произведения человеческого труда различаются между собою, как по качеству самого труда, так и материала; и потому, если Китай, усвоив иностранные способы производства, будет постепенно стремиться к усовершенствованию их, то со временем грубые произведения его обратятся в тонкие и искусные; но если он, продолжая охранять свою старину, не будет обращать ни на что внимания, то само собою разумеется, что и хорошие произведения его труда обратятся в плохие. Во избежание застоя в производительности и упадка ее, в западных странах и в Америке и устроиваются выставки, служащие мерилом успеха, достигнутого тою или другою страною в разных областях произведений человеческого труда.

“Начало выставкам положено было в Англии лондонскою выставкою, за которою следовали парижская, венская, филадельфийская, парижская и в Чикаго, 1892 г., в память исполнившегося четырехсотлетия со дня открытия Америки Колумбом, по размерам и обстановке представлявшая величайшее и небывалое мировое зрелище”... Перечисляя разные отделы этой выставки, автор, между прочим, замечает, что выставка эта, устройство и содержание которой обошлось более 22 милл. долларов, должна была дать от одних входных билетов около 18 милл. долларов. “Неужели американцы, до такой степени не щадившие ни трудов, ни материальных затрат на устройство этой выставки, имели в виду доставить миру только великолепное [89] зрелище? Собрав в своих стенах сокровища человеческого труда всего мира и произведения всех царств природы, выставка имела в виду расширение знаний, поощрение талантов, поднятие торговли и промышленности. Ближайшие выгоды ее заключались в том, что она дала громадный заработок гостиницам, телеграфам, пароходам, железным дорогам и т. п.”.

“Все то, чего мы не видели и не слышали, как бы прекрасно ни было в теории, остается недоступным для нашего подражания. Когда же произведения мировой промышленности собираются в одном месте, с целью соревнования в искусстве, то, благодаря этому, мы получаем возможность усовершенствоваться в том, что мы уже умеем, и изучать то, чего не умеем, с гораздо большею легкостью, чем на основании собственных соображений и измышлений. Сравнивая произведения разных стран, мы будем в состоянии лучше понять, как удобнее приняться за развитие и расширение в нашей стране того, что уже в ней существует, и приступить к постепенному насаждению и усвоению того, чего в ней нет, гораздо скорее, чем бы это мы сделали при нашем узком кругозоре и малоопытности”...

В своем увлечении могущественным влиянием выставок на развитие человечества автор доходит до того, что признает возможным даже без всеобщего обучения и путешествий, при помощи однех выставок, освободиться от невежества и развить свой. ум.

“Непосредственно после выставок замечается подъем умственных сил народа, улучшение ремесл и искусств, увеличение естественных богатств и процветание торговли. Вот польза выставок для государства и народа в дальнейшем будущем. Таким образом, принося государству и народу непосредственную выгоду в настоящем, выставки сопровождаются еще бесконечными, благодетельными последствиями в будущем. Относиться подозрительно к выставкам только в силу того, что в древности не было ничего подобного, и отказаться от усвоения того, чего нет у нас и что есть у иностранцев — что же это такое?

“За последние годы торговля Китая пришла в упадок, народные силы истощены, государственная казна опустела, во всем мы уступаем другим, во всем находимся в зависимости от других — и, несмотря на это, надменно заявляем, что мы — великое государство, а они (т.-е. иностранцы) — маленькие государства! Конечно, есть средства достигнуть богатства и [90] силы, не повелевая и не получая приказаний. Но страдать самомнением, или самоуничижением, ничего не видеть и не слышать, всецело предоставить народ его мукам и страданиям, не обращая на них ровно никакого внимания, — разве так, в самом деле, поступали люди мудрые? Поэтому, при желании обогатить китайский народ, необходимо поднять торговлю; а при желании поднять торговлю — необходимо открыть выставку, начав с Шанхая, как главного китайско-иностранного торгового центра, связанного со всем миром пароходными и телеграфными сообщениями”... Затем, автор излагает в порядке постепенности всем известную процедуру организации международных выставок, начиная с реализации необходимых для устройства выставки средств посредством выпуска акций и с известною субсидией от правительства. Если же устройство, в настоящее время, в Китае всемирной выставки будет признано явлением несвоевременным, потому что на промышленность и производительность в нем до сих пор недостаточно обращено внимание, что она не идет, как на Западе, путем постоянного прогрессе и не дала еще выдающихся результатов, то автор советует, по примеру Японии, пока ограничиться разными местными выставками, рекомендуя, чтобы на них, кроме разных местных произведений, показывались еще и новейшие иностранные машины, приобретаемые правительством. При этих условиях, он надеется, что лет чрез десять китайская промышленность не только далеко оставит за собою японскую, но даже будет в состоянии сравняться с английскою и американскою. На покрытие расходов по устройству этих местных выставок, которые будут весьма значительны, автор рекомендует обратить те громадные суммы, которые ежегодно затрачиваются во всех провинциях в Китае на устройство разных религиозных процессий, не только совершенно бесполезных, но даже вредных по тем волнениям и беспорядкам, которыми оне иногда сопровождаются.

X.

“Совершая путешествие по старинному, водою, в обыкновенной лодке, и сухим путем на колесах со скоростью ста ли (окаю 55 верст), для совершения кругосветного путешествия потребовались бы целые годы. При таких условиях, возможно ли было духовное объединение и мыслим ли был обмен известиями? Тогда, для облегчения и ускорения сношений, западными людьми [91] были изобретены пароходы и железные дороги, которые по своей удивительной быстроте явились чем-то чудесным, доселе не виданным.

“При обширности Китая в нем уже сделан незначительный опыт пароходства. Что же касается железных дорог, то неоднократные суждения о них до сих пор не привели еще к положительным результатам; бесконечные толки и споры при дворе также не привели к одному, определенному решению. А между тем, посмотрите на Америку, где постройка великой тихо-океанской железной дороги содействовала образованию значительных торговых центров и быстрому увеличению населения пустынных местностей”... Как живой пример громадного значения железных дорог да военных целей, автор приводит следующий случай: “Накануне войны Германии с Францией, германский полководец, обратившись к французскому послу, сказал, что, в случае войны, Германия в течение двух недель в состоянии сосредоточить на границе вполне готовую стотысячную армию. Слова его действительно оправдались, и он одержал над французами полную победу. Сибирская железная дорога, имеющая в непродолжительном времени быть оконченною, связывая с Петербургом и Москвою все лежащие по пей пункты, в то время как страны, омываемые Атлантическим океаном, также находятся в связи с Владивостоком, даст возможность совершить путешествие из Шанхая в Европу в каких-нибудь 20 дней вместо 30-35. Естественно, что при таких условиях пассажирское движение между Европою и дальним азиатским Востоком направится по этому пути. Затем, в случае пограничных недоразумений, от русской столицы до границ Китая потребуется только полмесяца пути, тогда как нам, для мобилизации, потребовались бы чуть не месяцы и годы. В настоящее время Китай с трех сторон охвачен Англией, Францией и Россией, которые, наперерыв друг перед другом, стремятся открыть себе доступ в Китай при посредстве железных дорог: Англия чрез Непал в Тибет и чрез Бирму в Юнь-Нань, Франция — из Аннама в Юнь-Нань и Гуан-Си, и Россия — из Сибири в Маньчжурию. С проведением этих железных дорог торговые сношения, конечно, сделаются более быстрыми и удобными, но в то же время наш невежественный народ, преследующий исключительно материальные выгоды, может сделаться народом чужим нам, если мы не будем в силах защищать его, а другие будут оказывать ему покровительство. Ясным доказательством справедливости этого мнения могут [92] служить Бирма, Аннам, Ликейские о-ва и северо-восточная Маньчжурия, сделавшиеся достоянием Англии, Франции, Японии и России. В то время, когда обширные и весьма удобные для земледельческой культуры пустыни окраинного Китая, с проведением железных дорог, благодаря привлечению туда бездомного населения внутреннего Китая, станут обращаться в плодородные нивы и торговые центры, — во внутреннем Китае, вследствие отсутствия железных дорог, по прежнему будут царить запустение, бедность и бесплодие. При сравнении видимого богатства одних и бедности другого, мыслимое ли дело, чтобы все приграничное население охотно мирилось с голодом и не было обращено врагом в свою служебную силу? Стоит только одному небольшому чужеземному отряду ворваться к нам форсированным маршем, чтобы в безлюдном крае ожидать немедленного поражения армии и потери территории. Если бы у неприятеля не было железных дорог, то нам, конечно не было бы необходимости обзаводиться ими прежде всех; но если оне есть у всех и отсутствуют только у нас, то мы неизбежно будем побиты, особенно если принять во внимание, что у иностранцев при армиях есть походные железные дороги”.

Развивая далее свою мысль о настоятельной необходимости введения железных дорог в Китае, автор перечисляет те выгоды, которые оне дадут ему, а именно: увеличение государственных ресурсов; быстроту мобилизации армии в случае надобности; сокращение ее и сбережение на расходах по комиссариатству; развитие разработки горных богатств; расширение торговли и увеличение таможенных доходов; совращение почтовых расходов при быстроте передачи корреспонденции; возможность более тщательного контроля за деятельностью провинциальных властей, затрудняемого ныне обширностью пространств, занимаемых Китаем; объединение всех провинций Китая и усиление в них государственной власти; изменение народных нравов, рутины привилегированного служилого и ученого сословия и постепенный поворот в его пренебрежительном отношении во всему иностранному; сбережение громадных расходов казны, которых требует ныне доставка в Пекин с юга, по каналу или морем, податного казенного риса, и наконец, более быстрое и безопасное доставление в столицу казенных сумм, следующих из провинций. Несмотря на такие многообразные и несомненные выгоды железных дорог и отсутствие всякого вреда их, педанты утверждают, что железные дороги отнимут хлеб у извозчиков, поведут к разрушению [93] жилищ и кладбищ, лежащих на их пути, и, в случае войны, значительно облегчат и ускорят наступление неприятеля. Но эти господа не понимают того, что от железных дорог идет множество побочных ветвей, на которых извозный промысел, благодаря в особенности имеющему усилиться и развиться торговому обмену, найдет для себя значительный спрос, подвозя грузы для железной дороги и увозя с ней товары, предназначаемые для местностей, расположенных по сторонам ее. Жилища и кладбища, лежащие на пути, по которому должна пройти дорога, вероятно будут обходимы ею. На возражение, что железными дорогами может воспользоваться неприятель, можно заметить, что он с такою же легкостью может воспользоваться нашими военными и торговыми паровыми судами, в случае, если у нас не будет на них людей. Не говоря уже о том, что участки железных дорог, лежащие на пути движения неприятеля, могут быть приведены в негодность, остальными же мы будем продолжать пользоваться. В былое время вопрос о постройке пароходов и телеграфов в Китае был встречен такою массою порицаний, сомнений и насмешек, что чуть, было, не был брошен на пол-пути; а между тем, когда, благодаря решимости правительства, он прошел, весь Китай ныне единогласно сознает пользу пароходов и телеграфов. А так как польза от железных дорог вдвое более, чем от пароходов, и в Китае гораздо более сухопутных, чем водяных сообщений, то как же можно медлить с постройкою их и упускать благоприятный момент, чтобы затем, подпав под власть врага, предаваться позорному раскаянию! А какую громадную пользу принесли бы железные дороги во время таких страшных голодов, какими в течение нескольких лет к ряду была поражена провинция Сань-Си, когда за несколько десятков лан серебра невозможно было провезти, туда одного мешка хлеба, а из того, который приходил туда, половина шла на содержание возчиков, а другая, достигнув места назначения, облегчала участь весьма небольшого числа голодающих. Тяжело вспомнить об ужасном зрелище, которое представляли трупы людей, погибших голодною смертью! А будь, железные дороги — ничего бы этого не было.

“Не менее важное значение имела бы железная дорога для более равномерного распределения населения Китая. В обильной землею северо-западной части его нашло бы средства в существованию праздное население переполненной людом юго-западной части его. Не меньшую пользу принесли бы Китаю [94] железные дороги повсеместным установлением наиболее равномерных цен на хлеб и на все остальные жизненные продукты”... По всем вышеизложенным соображениям автор находит, что постройка железных дорог в Китае является делом настоятельной и неотложной необходимости.

XI.

Несмотря на то, что громадное значение и польза телеграфов давно уже сознаны всем Китаем, и главные административные торговые центры его, не исключая даже самой закоснелой провинции его Хунань, связаны между собою и с столицею телеграфными линиями, тем не менее автор настоящего сочинения находит нужным посвятить телеграфу отдельную главу, в которой он с особенною силою старается указать великое приложение его во время военных действий. В доказательство этого он приводит франко-прусскую войну, в которой телеграф оказал несомненную, великую услугу Пруссии, в значительной степени содействуя ее блестящим успехам, и находит, что, в виду громадности Китая, телеграфы имеют для него более существенное и жизненное значение, чем для какой-либо другой страны. Вместе с этим он выражает сожаление, что Китай до сих пор не в состоянии сам приготовлять всего необходимого для телеграфов материала и принужден уплачивать за него иностранцам довольно значительные суммы. Затем, вместо деревянных столбов, легко подвергающихся гниению и порче, он советует, по примеру иностранных государств, употреблять железные; служебный персонал телеграфного ведомства составлять из лиц, получивших специальное образование в телеграфных школах, и наконец, все воздушные телеграфные линии в Китае, эксплуатируемые ныне почти-что частным синдикатом, рекомендует выкупить в казну. В связи с телеграфами автор указывает на другие более новейшие изобретения в области электротехники — телефоны, фотографы, до сих пор не получившие в Китае особенно широкого распространения, и которые встречаются только, особенно первые, в открытых для торговли с иностранцами портах.

В древние времена в Китае для передачи правительственных распоряжений и известий существовали почтовые станции, которые были учреждены не только внутри страны, но и в пограничных областях, где оне носили специальное название Тай-Чжан, [95] или военных станций, а на самой границе назывались пикетами, или караулами. В нынешнем своем составе почтовые учреждения Китая состоят в ведении военного министерства, а в провинциях подчинены провинциальным судьям. В настоящее время все указы, доклады, правительственные бумаги и вообще вся казенная корреспонденция препровождаются по станциям и станкам с пешими или конными почтарями. Кроме того, в военное время, для пересылки спешных депеш на станциях увеличивается численный состав лошадей. Что же касается частной корреспонденции, то она, направляясь чрез частные почтовые конторы, при трудности пути, иногда пропадает бесследно. Правительство ежегодно затрачивает громадные суммы на содержание десятков тысяч людей для почтовой гоньбы, нескольких сот чиновников и станций, а между тем, замедления и упущения в отправлении казенной корреспонденции составляют явление довольно частое, так что почтовые учреждения в их настоящем виде решительно не приносят выгоды правительству, частная же корреспонденция не имеет к ним ровно никакого отношения. Прежде и в западной Европе почтовые учреждения ограничивались также исключительно пересылкою казенной корреспонденции, когда в прошлом столетии, по требованию прусского парламента (?), в городах, торговых посадах и местечках были открыты почтовые конторы с приемом казенной и частной корреспонденции. В Китае, англичане, французы и американцы завели в Шанхае свои почтовые конторы (В прошлом году китайским правительством сделана попытка к организации на первых порах правительственных почтовых учреждений при всех существующих, в открытых для иностранной торговли 28 портах, таможнях, с поручением главного заведывания ими генерал-инспектору таможен, сэру Роберту Харту, с тем, что сообщение между портами и внутренним Китаем будет пока поддерживаться, за известную плату, существующими китайскими частными конторами, обязанными заявить об этом подлежащей таможне), которые, за уплатою всех расходов по содержанию их, давали еще владельцам их известный доход. Из этого видно, что почта без особых затруднений может дать казне весьма значительный и быстрый доход и явиться полезным учреждением как для правительства, так и для народа. Мы постоянно горюем о бедных и скорбим о сирых, не сознавая того, что великая польза заключается в доставлении удобств народу и государству. Без устали мы напрягаем свои силы к изысканию средств на образование армии, не сознавая, что тайная болезнь наша заключается в том, [96] что мы ничего не видим и ничего не слышим. Более десяти лет тому назад, между всеми иностранными государствами образовался всемирный почтовый союз, к которому примкнуло даже такое небольшое государство, как Япония, а Китай, по свойственной ему закоснелости, отказался от этого (В нынешнем году им сделано заявление о присоединении его к всемирному почтовому союзу). В изданном в Париже, в 1894 г., статистическом обзоре относительно количества писем, приходящегося на каждого человека в каждом государстве, о Китае даже нет упоминания. Дело касается государственного достоинства, подавая иностранцам повод относиться к Китаю с пренебрежением и считать его ниже Японии, в которой почтовые учреждения, благодаря серьезному отношению к ним, постепенно получили такое развитие, что уже в настоящее время приносят правительству довольно значительный чистый доход. Существовавшие в открытых портах Японии иностранные почтовые конторы все закрыты, и вся корреспонденция иностранцев пересылается японскими почтовыми учреждениями, так что весь почтовый доход поступает в кассу японского правительства. Быстрый и срочный обмен корреспонденции и крайне небольшая плата, взимаемая за доставление ее, сделали то, что все население Японии единогласно признает правительственную почту учреждением в высшей степени полезным и удобным. Всякая мера, полезная для государства и народа, в какому бы времени она ни относилась и какой бы национальности ни принадлежала, без сомнения, может быть осуществлена.

“По поводу организации почтовых учреждений в Китае некоторые замечают, что открытие в 23 провинциях Китая нескольких тысяч почтовых контор и, затем, содержание их потребуют громадных расходов, которые едва ли могут быть покрыты получаемыми от них доходами. Напрасное беспокойство, — отвечает на это автор. — Пусть посмотрят на Америку: там в 64.337 почтовых конторах, по отчетам 1893 г., от продажи марок и конвертов было выручено 64.209.491 доллар. Вот какие доходы доставляют почтовые учреждения! В Китае, при его обширном пространстве с громадным населением, на котором все более и более сказывается веяние времени, без сомнения, не будет недостатка в корреспонденции, а следовательно и в крупных доходах от нее для казны. Убытков от почтовых учреждений быть не может. Но если, [97] при устройстве их идет речь об экономии, то, в таком случае, самое лучшее, на первых порах, в виде опыта, открыть почтовые отделения при телеграфных и пароходных конторах, так как между этими последними и почтою существует взаимная зависимость, и они идут рука об руку”... На дальнейшее возражение некоторых, что если Китай, по примеру иностранцев, будет взимать по 2 цента за письмо внутренней и по 5 центов за письмо международной корреспонденции, он не получит никакой выгоды, — автор отвечает, что при введении почтовых учреждений в Китае плата за корреспонденцию не должна быть слишком низкою. Дело в том, что все иностранные предприятия не только начинаются с солидными капиталами, но даже субсидируются правительством, что дает им возможность мириться с временными убытками.

В Китае же, при незначительных капиталах, вложенных в предприятие, малейший убыток тотчас же вызывает толки, имеющие обыкновенно своим последствием прекращение самого дела. В виду этих обстоятельств плата за корреспонденцию не может не быть несколько высокою, и кажется, что размер ее должен быть определен сообразно с расстоянием. Так, например, при расстоянии не свыше 500 ли (267 верст) можно было бы взимать за каждое письмо 1 1/2 цента, в пределах 1.000 ли — по 2 цента и т. д., прибавляя 1/2 цента за каждые 500 ли.

“Возражая против почтовых учреждений, некоторые замечают, что в Китае несколько сот лет существуют почтовые станции, на которых работает несколько десятков тысяч человек и этим трудом снискивают себе пропитание. С введением почтовых учреждений по западным образцам, старинные почтовые станции естественна будут упразднены. Чем же будут жить десятки тысяч почтарей? Они будут вынуждены поднять знамя бунта и предаваться грабежам и разбоям, как это было при конце прежней династии, в начале XVI ст. Такие рассуждения напоминают человека, который, подавившись однажды, отказывается совсем от пищи. С такими людьми не стоило бы толковать о вопросах, касающихся благоустройства человечества. Бунт уволенных от службы ямщиков при той династии был вызван неуменьем распорядиться и успокоить их. Так как в новые почтовые учреждения будет поступать как частная, так и казенная корреспонденция, то для отправления ее потребуется гораздо более людей, чем прежде, не говоря уже о том, что в тех местах внутреннего Китая, где еще нет [98] пароходных и телеграфных сообщений, ямщики, как люди опытные, конечно, останутся по прежнему на своих местах, с тою только разницею, что прежняя заработная плата, выдававшаяся с учетом, и которой едва хватало на пропитание, заменится вполне достаточным содержанием. Прежние почтовые станции, по приведении их в известность, могли бы быть обращены в почтовые конторы с переименованием почтовых смотрителей в почтмейстеры, которые бы исключительно занимались отправлением казенной и частной корреспонденции, со взиманием, смотря по расстоянию, той же платы, что и в приморских почтовых конторах, основанных при телеграфных станциях и пароходных конторах”... Из личного состава прислуги прежних почтовых станций автор предполагает оставить только наиболее здоровых и сильных, с увеличением им содержания и установлением строгих правил поощрения и наказания.

Что же касается частных почтовых контор, число которых особенно возрастает за последние годы и которые служат источником существования для бесчисленного множества людей, то, для предупреждения возможного с их стороны противодействия, автор рекомендует, пред закрытием их, обратиться чрез посредство местных властей в чувству патриотизма и сознанию высшего долга их представителей, заявив им, что для блага государства и пользы народной их заведения тогда-то закрываются, но что желающие могут участвовать в почтовом деле своим капиталом, получая на него от казны солидный акционерный процент. Рабочие этих частных почтовых контор также могли бы поступить на службу в правительственные конторы. На возражение, что, при отсутствии в Китае почтового пароходства, поддерживающего сообщение с другими странами света, для него немыслима в почтовом деле конкуренция с иностранцами, автор отвечает предложением сначала приступить к международному почтовому союзу, а потом завести свое почтовое пароходство, услугами которого также будет пользоваться несколько миллионов китайцев, живущих на островах индийского архипелага, в Америке и Австралии. Кроме того, с течением времени оно может заняться самостоятельною перевозкою грузов из Китая в чужия страны и обратно. Для облегчения и быстроты передачи почтовой корреспонденции в северо-западных провинциях Китая, где не существует ни пароходов, ни железных дорог, автор рекомендует в наиболее важных пунктах их построить [99] деревянные дороги, с колесами и вагонами особенной системы, стоимость постройки которых составит около 0,3 стоимости железной дороги, а подвижного состава — около 0,6 стоимости железнодорожного подвижного состава; притом же оне легко могут быть обращены в настоящие железные дороги. По мнению автора, почтовые учреждения служат как бы артериями нашей планеты, повсюду разносящими известия. При отсутствии почтовых учреждений, ничтожные расстояния являются громадными, и, в случае превращения сношений, Китай с своею немощною почтою, конечно, не в состоянии будет бороться с иностранными почтовыми учреждениями, отличающимися необыкновенною быстротою.

XII.

Главу о банках автор начинает следующим изречением одной классической книги в Китае: “только святой человек в состоянии приносить добрую пользу человечеству (миру); но доставлять пользу себе, не доставляя ее другим, не есть добрая польза; доставлять пользу народу, не доставляя ее государству, также не есть добрая польза”. Переходя от этого классического нравственного правила к действительному положению вещей, автор находит, что со времени открытия взаимной торговли между китайцами и иностранцами отлив китайских денег за границу с каждым днем все более и более увеличивается, и потому все лица, принимающие в сердцу мирские интересы, думают помочь этому злу, держась иностранной практики; но, в сожалению, большая часть из них гоняется за верхушками и забывает основы и суть дела. Процветание иностранного дела в Китае зависит главным образом от торговли, а развитие последней находится в тесной зависимости от банков, и потому в иностранных государствах для поддержания торговли существует множество банков, которые служат главным двигателем всевозможных предприятий. “Скажем, — говорит автор, — несколько слов о важнейших видах пользы, доставляемой банками как частным лицам, так и правительствам. Процветание или упадок их косвенным образом влияют на государственные основы; они устанавливают связь между всеми слоями общества и между всевозможными пунктами вне зависимости от расстояний; сосредоточивая в своих стенах ресурсы всего государства, они с необыкновенною легкостью удовлетворяют всем требованиям, изыскивают для правительства средства к [100] осуществлению громадных сооружений; например, железных дорог, снабжают его ресурсами на удовлетворение неотложных нужд, исполняя все это за определенные необременительные проценты. В то время как случайные затруднения в оборотах наших банкирских домов вызывают массу затруднений, иностранные банки, благодаря энергичным усилиям, имеют возможность изворачиваться, не производя пагубного влияния на рынок, вследствие чего торговля получает возможность развиваться. Затем, как казенные суммы, так и частные сбережения, без всякого опасения могут быть помещаемы в банки для приращения %. Далее, китайские купцы, проживающие в чужих краях, или ведущие заграничную торговлю, получат возможность делать переводы, не подвергаясь разным стеснениям со стороны иностранцев. Таким образом, жизнь народная и государственные расчеты находят для себя опору в банках.

“Что же касается выгод, получаемых самими банками, то о них можно составить себе понятие по следующим данным: уплачивая по годовым вкладам 5, по полугодовым 4, по трехмесячным 3 и по текущим счетам по 2%, они сами получают от 7 до 10%, не считая того, что по вкладам, взятым обратно до истечения срока, они не дают процента. Кроме того, имея в кассе известный фонд, они пользуются правом выпуска на известную сумму банковых билетов, имеющих обращение наравне с монетою, при чем отношение между фондом и количеством билетов не всегда строго соблюдается. Операции с векселями, траттами, краткосрочными ссудами под верное обеспечение дают банкам громадные выгоды. Доставляя людям столько удобств, банки и сами получают огромную пользу”. Таким образом, никто в такой степени не оправдывает изречения “о принесении человечеству доброй, т.-е. всеобщей пользы”, как банки (!)... Особенно важное экономическое значение придает автор тем банкам, которые, принимая на книжку мелкие народные сбережения, могущие в большинстве случаев быть непроизводительно-затраченными, этим самым содействуют накоплению богатств в стране.

После таких общих рассуждений, автор переходит к одному из старейших иностранных банков в Китае, а именно “Hongkong & Shanghai Banking Corporation”, в основании которого хотя и участвовали китайские капиталисты и доныне продолжают участвовать в нем, тем не менее китайские коммерсанты не пользуются в нем теми удобствами и льготами, какие предоставляются этим финансовым [101] учреждением другим иностранцам. Находя преобладающее влияние в Китае этого иностранного банка несовместным с национальными интересами, автор, вне основания солидного национального банка, не видит другого средства в поднятию китайской торговли и поддержания ее значения на рынках. “Между тем, к открытию национального банка в Китае, по мнению некоторых, встречается серьезное затруднение, заключающееся в отсутствии необходимых для сего ресурсов, так как, благодаря войнам и почти ежегодным засухам и наводнениям, казна совершенно истощена. Но если бы даже и удалось, при крайнем напряжении сил, достать необходимый для сего капитал, предприятие это, по мнению тех же лиц, встретилось бы с новым затруднением — обычным недоверием и подозрительностью китайской натуры. Вдобавок к этому, слухи об убытках разных акционерных предприятий последних лет заставляют всех быть на стороже и относиться с недоверием к возможности их осуществления, устойчивости и продолжительности их существования, и таким образом дело в конце концов погибает. Кроме того, китайские богачи, любя помещать свои капиталы в недвижимую собственность, никогда не решатся отдавать их в ссуду, или же сами занимать у других. Бедняки же, хотя бы и желали заплатить деньги, но у них нет ни имущества, ни товаров для обеспечения займа. А потому, хотя бы банк и был открыт, но он, конечно, не даст тех громадных дивидендов, какие дают банки иностранные. Соглашаясь, что при настоящих условиях не легко собрать в народе несколько миллионов лан, автор не находит, чтобы правительству было трудно изыскать их, и поэтому рекомендует сначала открыть правительственный банк в Пекине, с отчислением для образования основного капитала его 0,4 всей пошлины, взимаемой в морских таможнях с иностранцев, что составит около 9.000.000 руб., и с назначением управляющим его одного из членов министерства финансов. Провинциальные отделения этого банка должны находиться в главном заведывании управляющих финансовою и гражданскою частями провинции. Затем, он рекомендует открыть частный банк с капиталом в 10.000.000 лан (15.000.000 р.), разделенным на 100.000 акций, участниками в котором могут быть лица всех состояний. Все операции этого банка должны регулироваться правилами, существующими для подобных учреждений в иностранных государствах. Банку этому должно быть предоставлено право выпуска под контролем правительства [102] банковых билетов на сумму, равную его капиталу. Билеты эти должны быть во всякое время беспрепятственно размениваемы на серебро. Для большего укрепления за ними всеобщего доверия, правительство должно объявить, что половина всех поступлений в казну и выдач из нее будет производиться билетами этого банка. Правительственная деятельность по отношению к банку должна ограничиваться исключительно общими мерами, содействующими успеху предприятия и предупреждающими злоупотребления без малейшего посягательства на разделение власти, которая должна быть сосредоточена в руках выбранного из среды акционеров умного, опытного и честного директора и десяти помощников его, или членов, выбранных из той же среды. Затем, остальной персонал банка и его отделений должен быть пополняем по рекомендации и за ответственным поручительством чиновных лиц и акционеров. Одним словом, голос общественного мнения должен быть единственным руководителем его деятельности.

Предвидя возможность больших злоупотреблений при оценке залогов, поступающих в банк, автор рекомендует при этой операции строго и неуклонно держаться правил, соблюдаемых в иностранных банках, в основе которых лежит исключение всякого лицеприятия, вызываемого кумовством, сватовством и влиянием сильных.

“В наше время, — говорит автор, — разработка минеральных богатств является одною из настоятельных мер к созданию могущества и обогащению. Каждый из металлов и минералов, имея свое специальное назначение, является таким предметом, без которого нельзя обойтись одного дня. Благодаря этому, человек начал добывать минералы весьма рано. Еще Гуань-Цзы, один из знаменитейших государственных людей и ученых (VII-го столетия до Р. Хр.), замечает, что присутствие на поверхности земли киновари означает, что в недрах ее находится золото; магнитного камня — медь и серебро; свинца — серебро, и охры — железа. Вот до какой степени совершенства, — восклицает автор, — достигла уже минералогия в то время, несмотря на то, что химия тогда еще не составляла особой науки.

“Известно, что своим могуществом и богатством западные государства обязаны выгодам, получаемым от разработки минеральных богатств. Там, под строгим руководством правительств, организация капиталов и эксплуатация богатств являлись делом легким, а при всеобщем глубоком интересе [103] к делу выбор горных инженеров оказывался правильным. Были машины, заменявшие труд человеческий, и железные дороги, служившие для перевозки. Благодаря всему этому, явилась возможность углубляться в недра земли и извлекать оттуда неистощимую выгоду.

“Минеральные богатства обширного и обильного дарами природы Китая неистощимы. Всем известно, что Юнь-Нань производит медь и олово, Сань-Си и Гуй-Чжоу — каменный уголь и железо, Ху-Нань, Ху-Бэй и Цзян-Си — медь, железо, свинец, олово и каменный уголь, Шань-Дун и Ху-Бэй — свинец, и Сы- Чуань — медь, свинец, каменный уголь и железо. К сожалению, разработка этих богатств, по большей части, была запрещена; благодаря этому обстоятельству, ни количество, ни качество их, ни толщина пластов, ни глубина шахт никому неизвестны. Причина запрещения разработки минеральных богатств при настоящей династии объясняется некоторыми боязнью повторения тех волнений и зол, которыми, благодаря необузданному произволу евнухов во взимании приисковых пошлин и беспощадным поборам, сопровождалась разработка минеральных богатств при одной из прежних династий (1368-1644 гг.). Другие же объясняют это запрещение глубоко укоренившимся в народе суеверием, что при разработке минеральных богатств легко может быть повреждена драконова сила, или магнетические, животворные подземные токи, сообщающие известной местности все ее счастливые качества”. — Само собою разумеется, что автор отрицает всякое влияние сокрытых в недрах земли богатств на сообщение данной местности счастливых или несчастных свойств, и при этом замечает, что разработка желтугинских золотых приисков, кай-пинского каменного угля, разных приисков и копей на Формозе (принадлежавшей еще Китаю) и учреждение в Юнь-Нани должности главного горного инспектора, указывают на то, что в Китае рутина мало-по-малу начинает уступать место новым веяниям. Впрочем, существующая до сих пор неуверенность относительно пользы и доходности горного дела зависит от не всегда удачного выбора людей и способов разработки. Для успеха горного дела, по мнению автора, требуются следующие условия: приглашение первоклассных горных инженеров, в особенности из Бельгии, горная академия которой пользуется всемирною известностью, с устранением всякого иностранного сброда, даром получающего содержание; приобретение усовершенствованных машин и инструментов, имеющих заменить человеческий труд, не упуская при [104] этом из виду, что при дешевизне людского труда в Китае и нежелательности лишения бедного люда заработка, машины должны являться только помощниками человеческому труду в тех случаях, когда человеку не под силу справиться с работою; машины также должны быть изготовлены в Бельгии; разработка должна производиться частными лицами под руководством чиновников, являющихся с одной стороны защитниками частных предпринимателей, а с другой — блюстителями казенного интереса; выкуп площадей, принадлежащих частным лицам, или, в случае несогласия их, беспристрастная оценка земли и обращение оценочной суммы в акционерный капитал, с выдачею на него установленных процентов. При этом автор распространяется об иностранных узаконениях, регулирующих права частных лиц на открытые в недрах их земли богатства, и восстает против установления с горных производств определенной государственной пошлины, а рекомендует взимание ее смотря по количеству добычи. Также восстает он и против высокой пошлины в Китае на каменный уголь, особенно разрабатываемый по местному, первобытному способу, доступному небогатым людям, исключающей всякую возможность конкуренции его с иностранным продуктом.

"Во главе всякого горного предприятия должен стоять человек выносливый, привыкший в лишениям, который бы сам вникал во все отрасли дела, не принимал бы на службу без разбора близких ему людей, хорошо обходился бы с рабочими, не раздувал бы дело и давал точный и гласный ежегодный отчет о финансовых результатах предприятия, которое только при этих условиях встретит горячую и единодушную поддержку общества.

“По словам иностранцев, количеством минеральных богатств определяется сила или бессилие известной страны. В виду справедливости этого мнения, лицам, стоящим у кормила правления в Китае, предубеждения которых, под влиянием множества перемен, постепенно рассееваются, следует обратить серьезное внимание на правильную разработку неистощимых минеральных богатств Срединного царства, как потому, что они составляют естественный устой богатства и силы государства и народа, так и потому что, в виду истощения их на Западе, — Франция из Тонкина, Англия из Бирмы и Россия из Сибири, при помощи железной дороги, были бы не прочь попользоваться нетронутыми запасами их в Китае.

Иностранная монета появилась в Китае при Цянь-Луне [105] (1736-1796). По форме и стоимости она была неодинакова и на первых порах была не в особенно большом ходу. Со времени заключения иностранцами торговых договоров с Китаем, в сороковых годах настоящего столетия, обращение ее постепенно приняло до такой степени широкие размеры, что она стала появляться повсюду, куда только проникала нога иностранца, и не только в больших торговых центрах, но и в захолустьях, суживая при этом районы обращения китайского серебра. Таким успехом иностранная монета в Китае обязана своей точно определенной стоимости, сравнительной портативности и тому, что мелкая монета принимается наравне ’с крупною, без всякого учета, — тогда как китайское серебро, представляя слитки весом в 100, 50, 10, 5, 3 и 2 лана (1 л. = приблиз. 3 золотникам) и притом не одинаковой пробы и не по одному весу, сопровождается весьма чувствительными потерями при расчетах, в виде учетов разницы в весе и качестве серебра, а также в возмещение потерь при дроблении его, и открывает маклерам и купцам широкое поприще для всевозможных обманов и злоупотреблений.

Наибольшим обращением в Китае пользуются мексиканские доллары, известные под именем “монеты с орлом” (ин-вэнь), или же, чаще всего, “английской монеты”, так как наибольшее количество ее ввозится англичанами. Кроме того, встречаются еще, хотя ныне и весьма редко, старинные испанские пиастры. Допущение свободного обращения в Китае иностранной монеты, по мнению автора, сопряжено для него с бесчисленными невыгодами. Так, иностранные доллары принимаются по весу, как чистопробное серебро, несмотря на то, что проба заключающегося в них серебра по большей части составляет 90%; на эту низкопробную и притом беспошлинно-ввозимую монету иностранцы приобретают на сотни миллионов товаров, получая в то же время за свои произведения китайское чистое серебро, которое они переливают в доллары, снова ввозимые ими в Китай; мало того, они не отказываются от искусственного и иногда довольно значительного повышения стоимости своей монеты.

“ Чеканка и введение в обращение в Китае собственной монеты не только устранит все вышеуказанные невыгоды, но и создаст еще для всей страны однообразную определенную единицу, внеся порядок туда, где прежде царил хаос, и послужит к постепенному уменьшению и, наконец, даже к прекращению ввоза иностранной монеты в Китай, — не говоря уже [106] о том, что допущение к обращению в Китае иностранной монеты несовместно с его государственным достоинством”...

В виду того, что китайцы, не уступая в любостяжании иностранцам, не имеют, однако, честности последних, автор опасается, что без строгого надзора за чеканкою монеты легко может случиться, что не вся монета будет однообразной пробы, как это случилось в сороковых годах с одним губернатором, начавшим-было чеканить плитки одинакового с долларами веса, вместо которых вскоре стали появляться не только неполнопробные, но даже поддельные. Поэтому, монетное дело в Китае автор полагал бы организовать на следующих главных основаниях: учредить при министерстве финансов общую контрольную монетную палату; открыть в провинциях монетные дворы, с поручением ближайшего заведывания каждым из них честному и опытному финансисту, по выбору местного ген.- губернатора или губернатора; определить в законодательном порядке форму монеты и пробу серебра, с назначением строгого наказания за изменение ее, и выпускать ее в обращение не иначе, как после личного удостоверения высшей местной власти и общей контрольной палаты в ее доброкачественности, при помощи химического анализа. Образцовая монета, с обозначением времени ее отливки, должна храниться в железном шкафу в министерстве финансов. Для удобства обращения монеты, ее вес и подразделения должны быть одинаковы с весом и подразделениями иностранной монеты (После появления в свет настоящей книги, китайское правительство, сознав всю невыгоду отсутствия в стране однообразной монетной единицы, успело уже открыть монетные дворы в следующих местах: Кантон, Фу-Чжоу, Нанкине, У-Чане (провинции Ху-Бэй) и в Тянь-Цзине. В скором времени ожидается открытие монетного двора в Маньчжурии, Сы-Чуани и Ань-Хуа).

XIII.

В виду громадного вреда, причиняемого опиумом, много раз в Китае заходила речь о запрещении употребления его. К сожалению, сначала принялись за это дело чересчур горячо, а потом бросились в другую крайность, стали относиться к нему слишком либерально, благодаря чему эта застарелая язва постепенно охватила весь Китай до такой степени, что является неизлечимою до сего дня. Если бы, при заключении нанкинского договора, Китай, соглашаясь на открытие портов для [107] иностранной торговли и на увеличение военной контрибуции, твердо настаивал на принятом им решении о категорическом запрещении ввоза опиума, то, в виду еще незначительной культуры его в Индии и ограниченного ввоза его в пределах Китая, англичане легко изменили бы свое требование. С другой стороны, и китайскому правительству не трудно было принять против опиума запретительные меры, так как курильщиков тогда было еще мало и разведение этого растения в Китае не приняло значительных размеров. Но этот благоприятный случай был упущен. Число курильщиков опиума с каждым днем стало возрастать и ввоз его увеличиваться, так что в конце концов он явился одним из главных предметов ввоза, составляя в общем около 100.000 ящиков в год, при цене более 500 лан (750 рублей по настоящему курсу) за ящик. Исключив 110 лан пошлины, иностранный купец получит около 400 лан за ящик. Таким образом, за годовой запас опиума Китай уплачивает более 40.000.000 лан. Кроме того, в настоящее время опиум разводится чуть не по всему Китаю; причем такие провинции, как Сы-Чуань и Гуй-Чжоу, повсеместно покрыты маковыми полями, общий сбор опиума с которых во всем Китае составляет около 120.000 ящиков в год, весом в 120 гинов (172 фунта) каждый. В общей сложности, количество привозного и туземного опиума составляет 26.640.000 гинов; прибавив к этому 6/10 опиумного пепла, подбавляемого к опиуму при изготовлении из него пасты для курения, мы получим 42.624.000 гина опиумной смеси, потребляемой в Китае. Полагая на каждого курильщика по 6 гинов опиума в год, мы получим более 4-х милл. прямых потребителей опиума; затем, в несколько раз более наберется китайцев, возделывающих опиум для собственного употребления. Благодаря этому зелью, масса людей делается преступниками, подрывает, здоровье и теряет состояние.

Глубоко скорбя, что Китаем упущен был благоприятный случай, благоразумные китайцы не перестают помышлять об искоренении зла. Мало того, между самими англичанами есть поборники правды, которые, признавая отравление опиумом Китая делом противным международному праву и позорным для Англии, основали противу-опиумное общество. Но, к сожалению, английское правительство, имея в виду, что эта постыдная торговля в течение десятков лет служила к ее обогащению, и в настоящее время, в виду постепенного истощения залежей угля и железа, является главным источником для содержания [108] индийской армии, продолжает пребывать в нерешительном положении. Впрочем, для окончательного искоренения зла, развивавшегося постепенно и пустившего слишком глубокие корни, необходимо принять беспристрастные меры как к превращению доступа в Китай иностранному опиуму, так и в постепенному запрещению возделывания и курения его в самом Китае. Для достижения первой цели автор признает вполне рациональною ту меру, на которую индийское правительство согласилось только после продолжительных переговоров с китайскими делегатами. Мера эта, в сожалению отвергнутая китайским министерством иностранных дел, как несовместная с достоинством государства, заключалась в отдаче вывоза из Индии всего количества опия в руки китайской компании на 50 лет, с постепенным уменьшением ежегодно ввозимого в Китай количества опиума, до полного превращения его. Что могло быть выгоднее этой меры, благодаря которой Китай, без всяких затруднений, в сравнительно непродолжительный срок освободился бы от этой страшной заразы! Что же касается искоренения курения опиума, то для этого автор предлагает две меры: первая заключается в издании приказов с приглашением курильщиков опиума заявить в четырехмесячный срок о курении ими опиума, а затем обязать их в годичный срок оставить эту привычку, в случае же доставления ее — чиновников лишать должностей, ученых — ученого звания, служителей исключать из службы, купцов — подвергать денежному штрафу, солдат — выгонять из службы, а всех остальных — подвергать наказанию. Если бы наказанные таким образом лица не оставили своей привычки в полугодовой льготный срок, то таковых отправлять в ссылку на границу. Но опасаясь, что такая строгая мера легко может повести в разным придиркам, вымогательствам и угнетению слабых, не принеся, однако, действительной пользы, автор проектирует для искоренения курения опиума другую, более мягкую меру, заключающуюся в ограничении некоторых, впрочем весьма существенных, прав курильщиков опиума, а именно: в недозволении принимать участие в соискании ученых степеней, открывающих карьеру в Китае; в запрещении поступать в военную службу, покупать должности и чины и занимать муниципальные должности. Конечною степенью наказания по этому проекту для чиновников полагается лишение должностей, если они в 3-х-летний срок не избавятся от злополучной страсти. Эта мера, — замечает автор, — более медленная, но зато более гуманная, [109] заключающаяся в воздействии на душу человека и рассчитанная на то, что лица, связанные между собою узами родства и дружбы, несомненно будут влиять друг на друга в освобождении от этой пагубной привычки. Но для усиленного осуществления освобождения Китая от этого бича необходимо, чтобы пример шел сверху, от правящих классов, которые, сами освободившись от этого порока, могли бы требовать этого и от других.

Не довольствуясь вышеизложенными мерами в искоренению курения опиума в Китае, и не считая предмет, в виду его жизненной важности для страны, достаточно исчерпанным, автор посвящает ему другую статью, в которой прежде всего настаивает на том, что все меры против опиума должны быть приняты безотлагательно, потому что со всяким злом гораздо легче бороться в начале, а когда оно успеет пустить слишком глубокие корни, задача искоренения его является не под силу даже мудрым государственным людям, которые с болью в душе отступают перед нею. Затем, оставляя в стороне две понудительные в искоренению опиума меры, приведенные в первой статье, он с энтузиазмом рекомендует развитие в широких размерах собственной культуры опиума, как одного из надежных и неубыточных для Китая средств к полнейшему искоренению этого зла, и называет не понимающими современного положения дел тех, которые утверждают, что усиление культуры опиума поведет к усиленному потреблению его в стране, к оставлению возделывания полезных злаков, в обращению такого известного цивилизованного государства, как Китай, в ущерб его достоинству, в страну закопченную опиумом, к распространению курения его в тех местах, куда иностранный продукт еще не проникал и, наконец, что, благодаря крепости и полноте вкуса иностранного опиума, и усовершенствованным способам его культуры в Индии, едва ли слабый китайский продукт с его первобытною обработкою будет в состоянии конкурировать с ним и постепенно вытеснять его из Китая.

“Решение вопроса — говорит автор — о прекращении ввоза опиума в Китай на половину зависит от противодействия Англии, которая, однако, ничего не может сказать против усиленной культуры китайского опиума, с целью прекращения ввоза ее собственного; а когда ввоз ее опиума в Китай сократится до такой степени, что уже не будет составлять существенной статьи дохода для индийского бюджета, тогда Англия, чтобы [110] избавиться от всеобщих нареканий и стяжать славу благодетельницы человечества, вероятно по собственному почину поднимет вопрос о прекращении ввоза его в Китай. Искоренение же разведения и курения опиума в самом Китае встретит для себя благоприятную почву в слабости местного продукта, обусловливающей и слабость приобретаемой к нему страсти. Не должно беспокоить нас и то, что усиленное разведение опиума захватит земли, находящиеся ныне под другими полезными злаками, потому что одна десятина мака по доходности равняется 10 десятинам риса или другого хлеба; а это даст земледельцу полную возможность закупать хлеб для своего пропитания в других странах, например в Кохинхине, где рис дает три жатвы в год. Настолько же неосновательны спасения относительно того, что дешевизна местного опиума, вызванная усиленною культурою его, поведет ко всеобщему потреблению его, потому что курение его находится в зависимости от характера человека, а не от стоимости продукта. Тем менее заслуживает внимания замечание о подмеси к опиуму посторонних веществ, потому что всякая примесь к этому ядовитому веществу, делая его более слабым, образует и более слабое пристрастие к нему. Напрасны также опасения, что совершенно свободная культура опиума поведет в распространению его в тех местах, куда иностранный продукт еще не достигает, потому что и в настоящее время он возделывается уже чуть не по всему Китаю, а в Цин-Цзяне на Императорском канале и в Хань-Коу с успехом вытесняет иностранный и, без сомнения, благодаря своей дешевизне, вытеснит его совершенно, коль скоро в обработке его будут применены секретные способы, практикуемые в Индии.

“Одним словом, лица, утверждающие, что Китаю не следует разводить собственного опиума, защищают английские интересы и желают обеднения Китая. К таким лицам, между прочим, относится весь штат иностранной морской таможни, генерал-инспектор которой, сэр Роберт Харт, в виду уменьшения ввоза опиума на 4.000 ящиков в первый год после обложения его, кроме таможенной пошлины, еще и ликином, просил распространить эту меру и на местный опиум”...

Сводя вместе все вышеизложенное, автор приходит к тому заключению, что понудительные меры в искоренению курения опиума, в известный определенный срок, под страхом законной кары, были бы лучшим средством освободиться от этого зла. Второе место в ряду средств против опиума он отводит [111] широкому распространению культуры местного опиума, — а на предоставление вопроса об опиуме его собственной судьбе, с единственным расчетом увеличения с него пошлин и сборов, для покрытия до некоторой степени настоятельных нужд, автор смотрит как на последнюю из мер, уподобляя ее подливанию масла в огонь, и выражает уверенность, что истинный патриот едва ли согласится на нее.

XIV.

Обращаясь к одному из жгучих вопросов китайской внешней политики, всегда стоивших Китаю не малых хлопот, забот и материальных затрат, а именно: в миссионерству, или христианской пропаганде, автор со вздохом замечает, что допущение христианской пропаганды внутри Китая является одною из главных причин непрочности мира его с иностранцами. Иностранцы — говорит он — домогаются от Китая двух вещей: торговли и права религиозной пропаганды. Хотя торговля и подрывает выгоды китайского населения, но с этим злом, при известной энергии и воодушевлении, поднятии собственной торговли и ограничении некоторых прав иностранцев, еще можно справиться. Совсем другое дело, по его словам, представляет пропаганда. Миссионеры непременно требуют доступа внутрь страны. Благодаря тому, что между обращенными ими китайцами бывают и хорошие, и дурные люди, у них с язычниками возникают ссоры, в которых интересы христианских прозелитов находят постоянную поддержку в военных силах иностранцев. Это вызывает озлобление обиженных, которое неоднократно сопровождалось погромом христианских храмов.

Обращаясь к истории христианства, автор замечает, что, исходя из одного источника, оно само разделилось на три главные отрасли: протестантство, католичество и восточно-католичество, или православие. Религиозные несогласия между последователями разных христианских сект послужили поводом в продолжительным, ожесточенным и кровопролитным войнам, а религиозный фанатизм некоторых западных государств, по мнению самих же иностранцев, содействовал их обеднению и порождению внутренних смут. Опасения испытать подобные бедствия привели к захвату Рима и уничтожению светской власти папы, в изданию майских законов в Германии, к устранению вмешательства духовенства в дела государственные и прекращению им содержания в Австро-Венгрии, в изменению [112] школьных правил в Голландии, с исключением из них Закона Божия и освобождением школ из-под власти духовенства, и в разным ограничениям имущественных и других прав духовенства в Португалии, Испании, Италии и Швейцарии. По мнению некоторых германских ученых, религия поведет в будущем в нарушению добрых отношений между великими европейскими государствами.

“С распространением христианства в Китае, — продолжает автор, — все иностранные государства, в заключаемых ими с ним договорах, на первом плане выговаривали для своих миссионеров свободу путешествия по всему Китаю, с ограждением их безопасности. Отличаясь полнейшею религиозною терпимостью, покоящеюся на широких основаниях учения его мудреца, Китай допускает даже магометанство и буддизм, как религии, увещевающие людей в добру. Но лишь только появилось христианство (западное учение), как Соединенные-Штаты С. Америки и Франция стали употреблять все свои силы в оказанию ему исключительного покровительства. Негодные люди вступают в христианство, потому что видят в нем оплот для себя. Каких только беззаконий не творят такие христиане под защитою миссионеров! Они обманывают глупых поселян, обижают и притесняют слабых, захватывают чужих жен, похищают чужое имущество, не платят пошлин и податей, убивают мирных жителей и т. д. Если миссионер будет человек справедливый, то он, без сомнения, не попустит подобных беззаконий; если же это будет человек упрямый и пристрастный, то, в случае вызова к суду кого-либо из обращенных, он укрывает его в храме, а по произнесении над ним суда дает ему возможность убежать за границу. Местные власти, из опасения вызвать войну, боятся поднять голос против подобного правонарушения. Невозможность же для потерпевшей стороны поддержать свое право порождает всеобщее глубокое негодование и вызывает чувство мести, результатом чего являются беспрестанные случаи разрушения храмов, поношения миссионеров и драки обращенных с язычниками. При беспристрастном взгляде на дело, сами веропроповедники должны были бы устыдиться собственного поведения, как не только несогласного с намерениями Верховного Существа, но совершенно противного основаниям доброго соседства. А между тем, когда какой- либо сановник, которому поручено рассмотрение какого-либо миссионерского дела, по отдаленности расстояния или по неполному знакомству с обстоятельствами дела, иногда замедлит [113] решением его, то иностранцы пользуются этим для разных вымогательств. Несмотря на то, что местные власти за допущение беспорядков уже разжалованы, оне требуют еще отправления в подлежащему правительству соболезновательного письма и уплаты вознаграждения потерпевшим, хотя главные виновники уже понесли наказание. Правительство великодушно снисходит в такому образу действий иностранных правительств и подавляет в себе ничтожное неудовольствие, а народ, у которого еще уцелела совесть, терпеливо готовится к мести.

“Торговля опиумом и миссионерская пропаганда, начало которым положено было Англией и Францией — вот две действительные причины раздора Китая с иностранцами и глубокой ненависти всего китайского населения к иностранцам вообще, за невозможностью отличить их по национальностям.

“При искреннем желании, чтобы язычники и обращенные христиане жили между собою в мире и согласии, необходимо изыскать для этого действительные меры. Люди, обратившиеся в христианство, само собою разумеется, остаются китайскими подданными, питающимися китайским хлебом и живущими на китайской земле, которым наше либеральное правительство дозволило свободно исповедывать христианство, как учение, имеющее целью направлять людей к добру, но оно не может допустить, чтобы под покровом его совершались всевозможные неправды, противные духу самого учения и несогласные с договорами”... Поэтому, при пересмотре договоров, автор признает необходимым включить в них следующее постановление: имена и фамилии, а также и места родины китайцев, обращающихся в христианство, должны быть заявляемы местному начальству, которое не иначе включает их в особые списки и гарантирует защиту и покровительство, обеспеченные им договором, как по удостоверении в том, что они не преступники. По всем возникающим делам они будут судимы по китайским законам; причем местным властям вменено будет в обязанность относиться с одинаковым беспристрастием ко всем, без различия религии. Что же касается самих миссионеров, то они также должны находиться под надзором местных властей и, в случае вмешательства в дела местного управления, захвата власти и давления, немедленно должны быть удаляемы из Китая по распоряжению своего посланника. При таких условиях добропорядочные люди не будут иметь оснований враждебно относиться к христианству и его последователям. В случае несогласия иностранцев на включение в [114] договоры подобных постановлений, автор предлагает ввести ограничение некоторых прав лиц, принявших христианство, а именно: вечное пребывание их потомков в состоянии простолюдинов, запрещение иметь наложниц и поступать в военную службу. Этим путем он полагает также возможным упорядочить вопрос о христианской пропаганде.

XV.

В Кантоне, Макао, Гонконге и Сватоу в прежнее время практиковалась продажа китайцев за границу, для чего там существовали особые учреждения, носившие название контор для найма рабочих. Рассеянные повсюду сообщники, или агенты, своим угождением страстям, перспективою обогащения и заманчивостью путешествия увлекали в свои сети китайцев, которые, по выходе в море, становились рабами, закабалившими себя за 50-60 долларов. В настоящее время этот позорный промысел сосредоточивается в Макао. Непрерывное развитие земледелия и горного промысла в Америке, Африке и на островах Южного океана, при недостатке туземной рабочей силы, вызывает необходимость привлечения ее из других стран. Но так как, в виду слишком низкой заработной платы, охотников оказывалось мало, то пущены были в ход разные приманки; когда же и оне мало помогали, тогда обратились к похищению рабочих и продаже их. Этим путем из Китая ежегодно увозились за границу десятки тысяч рабочих. Многие из этих несчастных умирали в пути, или же сами налагали на себя руки. Те же из них, которым посчастливилось достигнуть места назначения, определялись на самые тяжелые работы. Устал рабочий, его подгоняют плетьми; заболел он, ему не дают отпуска. С восходом солнца он выходит на работу и с закатом солнца возвращается в свою тюрьму. Спастись он не имеет возможности, ищет смерти и не находит ее. Между этими несчастными иногда попадаются люди из знатных фамилий, по ошибке попавшие в пропасть и утратившие всякую надежду когда-либо увидеть родной очаг.

Как велико количество вывозимых из Китая рабочих, можно видеть из слов одного англичанина — Гарриса: в 1891 г. чрез один Сингапур их проследовало в разные пункты более 160.000 человек. Те из них, которые попадают в Сингапур и ближайшие к нему колонии, еще не [115] особенно бедствуют. Наибольшие страдания и жестокости выпадают на долю тех, которых судьба забросила в Перу и другие республики Южной Америки, а также на Борнео и мелкие острова Восточного океана. Безвыходное положение этих несчастных не может не вызывать глубокого сострадания людей.

Некоторые замечают, что все эти китайцы отправляются на работы по собственной охоте, а не по принуждению, и в доказательство этого указывают на то, что прежде посадки их на суда португальский чиновник в Макао опрашивает каждого из них, и нежелающих отсылает обратно. На это наш автор возражает, что в большинстве случаев на вопросы чиновника отвечают за рабочих их похитители; да и вообще, замечает он, даже при добросовестности китайского и португальского делегатов, им трудно уберечься от всех уловок и хитростей, к которым прибегают заинтересованные в деле лица. А между тем, продажа людей в рабство запрещена законами. И хотя в Китае в настоящее время она известна под именем найма рабочих, но в сущности наем этот никем не отличается от работорговли. Война северных и южных штатов Америки началась также из-за торговли рабами и послужила к окончательному ее уничтожению. В настоящее время торговля эта остается только в Китае, где, несмотря на его давние дружественные отношения с иностранными державами, иностранцы позволяют себе в сообществе с китайскими негодными купцами заниматься этим противозаконным и пагубным для человечества промыслом. А американские Соединенные Штаты, где пустынная когда-то Калифорния, благодаря китайским рабочим, обратилась в богатейшую страну, ныне воздвигли гонение против этих самых рабочих, сопровождавшееся поджогами и грабежами и окончательным воспрещением им доступа на земли Штатов, только потому, что дешевизною своего труда они составляют конкуренцию туземному рабочему классу.

Для прекращения позорной торговли китайцами и упорядочения вопроса о найме их в качестве рабочих за границу, необходимо, по мнению автора, — основываясь на международном праве, заключить с иностранными державами договор на следующих основаниях: если в известной стране потребуется столько-то рабочих, то правительство ее должно предварительно заявить об этом китайскому посланнику или консулу для доведения до сведения китайского министерства иностранных дел, которое предлагает местным властям озаботиться отысканием требуемого [116] количества. Далее, китайское правительство назначает своих агентов в Гонконг, Макао и другие важные порты. До выхода китайских рабочих в море, командир судна обязан представить агенту список рабочих, отправляющихся на его судне, прося его посетить судно для проверки списка, к которому он прилагает печать и доносит своему губернатору для должного уведомления подлежащего китайского посланника. По прибытии судна к месту назначения, капитан представляет список рабочих китайскому чиновнику, для вторичной проверки, после чего рабочие поступают к нанимателям, которые обязываются обходиться с ними человеколюбиво. При отсутствии китайского чиновника, формальности эти, по поручению китайских властей, исполняются местным почтенным китайским купцом, занимающим должность старшины. Если бы кто из трудолюбивых и долго проживших в стране китайских рабочих пожелал остаться в стране, то ему должно быть дозволено приписаться с правами, предоставленными туземцам, и он не может подвергаться, как в Соединенных-Штатах, беспричинному остракизму. Лица, которые будут поставлены во главе этого дела, обязаны знать, что тут имеется в виду не стеснение китайской эмиграции, а защита китайских подданных за границею, и потому не должны делать вымогательств и этим навлекать на себя порицание и насмешки. Так как на всех островах Южного океана, рассеянных там в огромном количестве, было бы трудно учредить повсюду консульства, то защиту китайцев на них, с согласия иностранных правительств, можно, было бы поручить китайским почтенным коммерсантам.

XVI.

В западной Европе, — объясняет далее автор, — нет ни одного государства, которое не имело бы долгов, и всякий долг, разрешенный парламентом, не теряет своей обязательной силы даже в том случае, когда заключившее его государство сделалось добычею другого. В случае предпринятия государством каких-либо громадных сооружений или войны, при недостатке ресурсов на покрытие предстоящих расходов, им заключаются внутренние процентные займы, которые, являясь помощью народа правительству в нужде, в то же время заключают в себе идею помещения богатства в среде собственного народа и нежелания предоставления выгод [117] чужим странам. “Во время недоразумения Франции с Аннамом, когда кантонская провинция крайне нуждалась в средствах для усиления своей береговой обороны, я, — говорит автор, — представил проект внутреннего займа с разрешением казначействам морских таможен выпуска облигаций, которые бы принимались по номинальной цене без всякого учета в уплату пошлин, податей и других сборов, при чем лицам, ссудившим миллион лан, властями должно быть оказываемо особенное внимание”. По мнению автора, “деньги — это та же вода, и не беда, когда оне находятся в постоянном обращении, а вот беда, когда оне находятся в застое. Поэтому, если бы китайское правительство сделало опыт заключения внутреннего займа для покрытия государственных расходов, с гарантиею соблюдения полного беспристрастия и совершенной добросовестности, то эта прекрасная мера временной помощи государству в его нуждах послужила бы к созданию великолепного дела на бесконечные времена. По своим неисчислимым выгодам, она далеко оставила бы за собою такие меры, как открытие пожертвований с продажею чинов, иностранные займы, сопряженные с ущербом для государства, и учреждения Ли-Цзиня (Чрезвычайный сбор на военные потребности, установленный в начале 50-х годов и не отмененный до ныне), обременительного для народа”... К иностранным займам автор рекомендует обращаться только в тех случаях, когда внутренние займы не покроют сумм, потребных правительству, и при том никак не дороже как из 5% годовых, чтобы не очутиться в положении Турции, Персии и Египта, в которых, благодаря огромным долгам, заключенным за слишком большие проценты, финансы находятся в чужих руках, неизбежным последствием чего является постепенный упадок их сил. “При известном всякому огромном пространстве Китая и обилии естественных богатств, которыми он далеко превосходит другие страны, доходы его весьма значительны (Весьма ничтожны сравнительно с пространством, населением и богатствами страны. Весь государственный доход Китая определяется приблизительно в 100.000.000 лан (150.000.000 рублей), что не составляет даже 40 коп. на каждую душу населения. Народ, вероятно, платит в 5 раз более, чем получает казна), а займов мало. Благодаря этому, Китаю не нужно платить высоких процентов для заключения значительных займов, и то, что прежние внешние займы его были заключены из 7 и даже 8% годовых, происходило или от хищничества агентов, заключавших их, или же от учетов [118] иностранных банковых учреждений”. Из иностранных банкиров, пользующихся всеобщим доверием и известностью, у которых за сходный процент можно занять значительные суммы, автор рекомендует Ротшильда и Беринга.

Обращаясь, затем, к способам осуществления займов, автор излагает основные понятия о выпуске займов, их реализации и погашении облигаций посредством тиражей, и при этом замечает, что система тиражей представляет существенные неудобства для владельцев значительного количества облигаций, так как они не могут знать заранее, когда их капитал освободится, что, конечно, не может остаться без влияния на величину процента самого займа; но эти неудобства в значительной степени устраняются определением точных сроков погашения займа. Хотя, по замечанию автора, китайское правительство всегда соразмеряло свои расходы с доходами, но для покрытия чрезвычайных расходов ему случалось прибегать к внешним займам, которые, благодаря колебанию курса фунтов стерлингов, доставили Китаю громадный ущерб, а потому заключение внешних займов должно быть прекращено навсегда и заменено выпуском срочных государственных облигаций, приносящих известный процент и имеющих безобманное обращение. Нет никакого основания предполагать, чтобы облигации эти пользовались меньшим доверием, чем иностранные, и чтобы китайскому министерству финансов оказывалось меньшее доверие, чем какому-нибудь частному банковому учреждению. Заключение иностранных займов автор допускает только в самых исключительных случаях — и, притом, во избежание излишних расходов и учетов, не чрез местных иностранных банкиров, а чрез своего посланника в Лондоне у Ротшильда и Беринга, которые, при известной всем честности Китая в исполнении принятых на себя обязательств, без сомнения, не откажутся сделать заем из 4-5% годовых. Иностранные займы Китая гарантируются доходами с морских таможен. Такой солидной и верной гарантии не дает ни одно из иностранных государств. К сожалению, — заключает, автор, — эта в высшей степени выгодная операция не попадает ни в руки китайцев, ни солидных иностранных домов, а отдается каким-то иностранным маклерам. [119]

XVII.

Хотя несчастная для Китая японско-китайская война должна была в значительной степени ослабить, в глазах китайских патриотов, безошибочность соображений и планов нашего автора относительно обороны страны, показав им, кто друзья Китая и кого ему следует остерегаться, тем не менее едва ли ей удалось подорвать самые основы их и притом в глазах всех мыслящих китайцев. Это заставляет нас, хотя и не с такою подробностью, изложить взгляды автора на оборону страны.

“Оборона Китая, — говорит он, — со стороны моря представляется в настоящее время не такою легкою задачею, как это было прежде, когда иностранцы, отделенные от нас громадными океанами и морями, не располагали еще быстродвижными, сильными паровыми судами, и когда они еще не были нашими близкими соседями. Теперь, с занятием всех островов Южного океана, Кохинхины, Аннама и Бирмы, они стали нашими ближайшими соседями, мыслимое ли дело сделать Китай неуязвимым и недоступным для неприятеля, если бы он стал принимать оборонительные меры, начиная с СВ. до Южного океана, на протяжении чуть не 6.000 миль в 9 провинциях, а именно: в Хэй-Лун-Цзяне, Гирине, Фын-Тяне, Чжили, Шань-Дуне, Цзян-Су, Чжэ-Цзяне, Фу-Цзяне и Кантоне, с их главными портами и пунктами Хунь-Чулем, Ню-Чжуаном, Люй-Шунем, Дату, Чифу, Вэй-Хай-Вэй’ем, Усун’он, Чун-Мин’он, Чжа-Пу, Ма- Цзян’он, Амоем, Сватоу, Кантоном, Лэй-Чжау, Цюн-Чжау и Бэй-Хай’ем, не считая бесчисленного множества бухт и заливов, рассеянных по громадному побережью Китая и доступных для судов? Поэтому для действительной обороны такой громадной береговой линии ее необходимо разделить на три участка: северный, средний и южный, с образованием в каждом из них особой флотилии, или эскадры. Северный участок, начинаясь в Маньчжурии, будет обнимать Ню-Чжуан, Люй-Шунь-Коу, Дагу и Чифу, с главными укрепленными пунктами в Люй-Шун’е и Вэй-Хай’е. Средний, начинаясь от Хай-Чжоу в устье Ян-Цзы-Цзяна, должен обнимать Чун-Мин, У-Сун, Чжа-Пу, Дин-Хай и Ma-Цзян, с главными оборонительными центрами в Чун-Мине и на Чусане. Южный участок, начинаясь от Амая, должен обнимать Сватоу, Чаю-Ян, Сы-Ао, Ху-Мин, Лао-Вань-Шань, Ци-Ян-Чжоу, Долэй-Чжоу и [120] Цюн-Чжоу с главными оборонительными центрами в Нань-Сю (южный кантонский лиман) и Цюн-Чжоу.

“Во главе каждой эскадры должен стоять адмирал с двумя флагманами. Кроме обычных учений, малых маневров по временам года и больших в конце года, из каждой эскадры ежегодно должно быть отправляемо в дальнее плавание по одному судну, сначала в Аннам, Сиам, Филиппинские острова и Сингапур, а потом в Индию, Персидский залив, Красное и Средиземное моря, Атлантический и Великий океан”. Затем, в видах чрезвычайной важности для Китая морского дела, автор рекомендует, чтобы во главе флота был поставлен один из князей или важных сановников; но так как в настоящее время между ними нет ни одного лица, основательно знакомого с морским делом, которому можно было поручить этот важный пост, то некоторыми признается необходимым командирование за границу на несколько лет одного из молодых князей, с целью всестороннего изучения морского дела, чтобы, по возвращении в отечество, он мог принять на себя высшее заведывание всем флотом.

В военное время связь между тремя отдельными эскадрами вообще должна выражаться в том, что, в случае появления неприятеля в районе одной из них, две другие должны быть готовы идти к ней на помощь. В частности, план морской обороны северного Китая {При условии укрепления тыла Люй-Шуньской бухты батареями, а фронта торпедами.}, по идее автора, в общих чертах заключается в том, что, для преграждения неприятелю доступа в Чжилийский залив, два отряда судов должны держаться в двух противоположных пунктах — на оконечности Шаньдунского мыса у горы Чэн-Шань и в устье Я-Лу-Цзяна, а третий летучий отряд должен постоянно крейсировать между двумя помянутыми пунктами. При наступлении неприятеля с юга, задача южной эскадры, поддерживаемой среднею и северною, должна заключаться в удерживании неприятеля от движения на север.

“Но для того, чтобы флот был на высоте своего призвания, Китаю необходимо раз навсегда отказаться от своих старых порядков и серьезно приняться за дело реорганизации флота. Для этого, по замечанию бывшего инструктора китайского флота, англичанина Ланга, необходимо прежде всего поднять значение моряков, которые, как все лица военного сословия, не [121] пользуются в Китае уважением, благодаря чему в рядах их мл не встречаем, как на Западе, ни принцев крови, ни других, менее родовитых лиц. В то время, как на Западе кадры морских офицеров пополняются исключительно людьми, получившими специальное образование в морских корпусах, в Китае даже адмиралы постепенно дослуживаются до этого высокого звания из нижних чинов, а иногда даже просто назначаются из сухопутных офицеров. Неудивительно, что в прежних морских сражениях наши моряки совершенно терялись и не знали, что им делать. Далее, по окончании кампании, матросы распускаются по домам, снабженные средствами, которых не хватает даже на дорогу, а семейства убитых и раненых остаются без всякого призрения. Таким образом, для того, чтобы китайский флот имел действительное боевое значение, по мнению автора, необходимо поднятие значения военного сословия вообще, надлежащая подготовка офицеров для флота в специальных морских корпусах и определение срока службы во флоте нижних чинов, с оказанием в известных случаях вспомоществования их семействам”...

Переходя к обороне сухопутных границ Китая, автор замечает, что в самой глубокой древности оборона сухопутных границ всегда составляла предмет особого беспокойства и забот правительства. “К сожалению, появление в настоящее время на сцене заморских держав еще более содействовало увеличению забот и беспокойств правительства, и особенно в направлении сухопутной границы. Общего взгляда на современное положение дел и на географическую карту достаточно для того, чтобы убедиться, что центр тяжести обороны Китая в настоящее время лежит на суше, а не на море, так как сильные соседи теперь окружают его почти со всех сторон; на юге он граничит с французским Аннамом и с английскою Бирмою, на западе — с Индией, и на СВ. и СЗ. на огромном пространстве — с владениями России. Из этих сильных соседей первым объектом обороны, по мнению автора, должна быть Россия, постоянно питавшая коварные замыслы против Китая, доказательством чего служит захват Амурского и Уссурийского края в то время, как Китай занят был войною с англичанами и французами. Конечно, не с доброю целью ведет она и теперь свою железную дорогу чрез Сибирь в Владивосток по бесплодным и пустынным местам, не щадя для этого громадных материальных средств. В виду проведения этой железной дороги, дающей России возможность [122] быстрого сосредоточения значительных военных сил на крайнем Востоке, главное внимание Китая должно быть сосредоточено на обороне Маньчжурии, которая должна состоять в увеличении числа обучаемых не-европейски оборонительных сил края, постройке укреплений в важных стратегических пунктах, ускорении проложения железной дороги чрез Маньчжурию и, в особенности, возведении по границе земляных укрепленных лагерей, громадная польза которых в обороне страны, по мнению автора, несомненно доказана историей. Пересеченная высокими горами и пиками, Маньчжурия представляет все необходимые условия для устройства таких земляных лагерей, или городков. Для обеспечения войск продовольствием, автор настоятельно рекомендует заведение в Маньчжурии хлебопашных колоний, развитие которых, кроме того, содействовало бы постепенному развитию и обогащению самой страны.

“ Но все эти меры едва ли будут в состоянии гарантировать в полной мере неприкосновенность Маньчжурии, если только не будет обращено самое серьезное внимание на обеспечение неприкосновенности Кореи, которая, благодаря непосредственному соседству с Маньчжурией, является естественным ее оплотом. Гибель Кореи сделает положение Маньчжурии опасным. К сожалению, государство это, несмотря на все усилия Китая, направленные к поддержанию его посредством введения его в сношения с иностранцами, нисколько не заботится о самоусилении, не проявляет никакой энергия, не умеет заняться развитием естественных богатств и образованием необходимых талантов. А между тем, Россия уже давно заглядывается на эту, богатую разными минералами, и особенно золотом, страну, желая обратить ее в свою колонию, и оттуда уже составлять дальнейшие планы к поглощению Маньчжурии. С своей стороны, и Япония давно уже имеет виды на Корею. Таким образом, Корея является страною, которую Россия и Япония непременно будут оспаривать друг у друга, а Китай во что бы то ни стало будет стремиться к сохранению ее неприкосновенности; но только едва ли он один будет в состоянии справиться с этою задачею, потому что такому обширному и сильному своею армиею государству, как Россия, так же легко будет взять Корею, как тигру — собаку, особенно когда сибирская железная дорога будет окончена; с другой стороны, и Японии, остров которой Цусима отделен от корейского порта Фусана только несколькими десятками миль, нетрудно будет завладеть Кореею”... В виду опасности, угрожающей Корее с двух сторон, автор не находит [123] для парализования ее другого, лучшего и надежнейшего средства, как заключение Китаем с Англиею секретного договора относительно защиты общими силами территориальной неприкосновенности Кореи. “Англия, без сомнения, в своих собственных интересах должна будет согласиться на заключение договора, направленного против известной своим вероломством и захватами России, которая, овладением Кореи достигнув исполнения своих желаний на Востоке, вероятно, не преминет обратить внимание на Индию, чего так опасается Англия, вся сила которой заключается в ее колониях. Что же касается Японии, то она сама заявляет, что на Востоке нарождается новая Англия, и заявление это едва ли по вкусу Англии. Таким образом, общность интересов, эта великая движущая сила, заставляет Китай и Англию соединиться для сохранения территориальной неприкосновенности Кореи. Но другие полагают, что самою лучшею мерою было бы объявление Кореи государством, состоящим под общим протекторатом всех великих держав."...

Продолжая излагать свои взгляды на оборону Китая со стороны сухопутной границы, автор находит, что хотя принятие оборонительных мер против России и является делом настоятельной необходимости, тем не менее нельзя не быть на стороже и против Англии и Франции, внимание которых давно уже привлекала к себе славящаяся своими несметными минеральными богатствами провинция Юнь-Нань; в прежнее время их отделяли от нее бывшие вассальные владения Китая: Тонкин, Аннам, Бирма и Сиам; но теперь два первые владения сделались добычею Франции, вторая захвачена Англией, а Сиам находится под их совместным давлением. Таким образом, Юнь-Нань лишилась всех своих оплотов и, благодаря непосредственному соседству с Англиею и Франциею, является совершенно открытою для их вторжений. И, вероятно, недалеко то время, когда английская железная дорога чрез Бирму, а французская чрез Тонкин проникнут в пределы Юнь-Нани (Соглашением, заключенным с Китаем летом настоящего года, Франция предоставлено право проведения железной дороги в провинции Гуан-Си и Юнь-Нань). В виду этого, Китаю необходимо принять самые деятельные меры в укреплению Юн-Наня, Сы-Мао, Мэн-Цзы и других важных пограничных пунктов образованием в них отборных гарнизонов и возведением сильных укреплений, вооружив их новейшими, большего калибра, орудиями. При этом, во избежание громадных затрат и больших затруднений, с [124] которыми сопряжена перевозка орудий из Шанхая в Юн-Нань, автор рекомендует устройство на месте орудийного и оружейного завода, под руководством опытного иностранного механика, а для покрытия военных расходов — разработку всевозможных минеральных богатств провинции. Сопредельный с Индиею и также богатый минеральными произведениями Тибет также должен быть предметом не меньшей заботливости Китая в смысле обороны его. По последнему договору англичане уже добились права торговли на границе Тибета, у Сиккима, и захвата значительного пространства земли. А между тем, Тибет имеет для Китая особенно важное значение потому, что он служит естественным оплотом для одной из богатейших и населеннейших провинций его — Сы-Чуань, которая с падением его уже не будет пользоваться продолжительным спокойствием. “Не надейся, — замечает Сунь-Цзы (знаменитый стратег VI века до Рождества Христова), — что неприятель не придет, а надейся на то, что ты готов встретить его”. Следуя этому правилу, Китай не должен медлить необходимыми приготовлениями.

Главу, посвященную обучению войска, автор начинает сетованиями на то, что “современные китайские стратеги ставят своею исключительною задачею не подготовку и обучение солдат, а наем для потребностей данной минуты людей, которые с большими затратами кое-как формируются в известные части только для показа, без всяких действительных результатов, и затем распускаются, чтобы в случае тревоги, второпях, снова собрать их. Мыслимое ли дело набранную второпях и не обученную толпу посылать против неприятеля! Что же касается более чем восьмисот-тысячной регулярной армии, состоящей из знаменных маньчжур и китайцев, в которой кавалерист получает 2 р. 25 к., а пехотинец от 1 руб. 50 до 1 р. 80 к., то она, состоя из людей старых, слабосильных и беспутных, является решительно никуда негодною, не говоря уже о том, что действительная численность ее, благодаря злоупотреблениям начальства, гораздо ниже номинальной. Свою полную непригодность армия эта показала во время инсуррекционных движений пятидесятых и шестидесятых годов, когда в провинциях Ху-Нань и Ань-Ху были образованы отряды милиционеров, которым и принадлежит честь подавления восстания. Впрочем, в настоящее время отряды и этих милиционеров, благодаря рутине и устарелости людей, почти не отличаются от иррегулярной армии.

Для преобразования военных сил Китая, автор [125] рекомендует набрать для каждой провинции из регулярных и милиционных войск по отдельному корпусу известной численности, с пополнением их, в случае недостатка, здоровыми и крепкими людьми из местного населения. Образование и обучение этих корпусов должно производиться по иностранному образцу. Точно также по этому же образцу в каждой провинции должны быть основаны военные школы, назначение которых будет состоять в подготовлении для армии образованных, дельных и опытных офицеров. Далее, во всех военно-морских округах для подготовления морских офицеров должны быть устроены морские корпуса.

Само собою разумеется, что эти провинциальные корпуса должны быть одинаково экипированы и снабжены прочным и удобным оружием и провиантом. Кроме ежедневного обучения людей, однажды в месяц должны быть производимы малые маневры и один раз в год большие. При таких условиях автор надеется на образование в Китае действительной армии, которая не будет непроизводительно истреблять казенный хлеб. На возражение, что 75.000.000, затрачиваемых ныне на содержание разных войск, едва ли будет достаточно на покрытие всех военных расходов при новом режиме, автор отвечает, что главное достоинство армии заключается в ее качестве, а не в количестве, и потому советует в проведении военной реформы не выходить из пределов вышеуказанной суммы.

Начало следующей главы автор посвящает описанию военных судов различных типов, с критическою оценкою относительных достоинств их, при чем он отдает предпочтение легким, быстроходным крейсерам и канонерским лодкам с тяжелою артиллериею — пред громадными, дорого стоющими броненосными судами. Указав на задачи каждой из трех китайских эскадр, — о чем было подробно сказано в главе о морской обороне, — автор обращает внимание на крайне недостаточное знакомство своих моряков с водяными путями не только в далеких морях, но даже по китайскому побережью, и рекомендует приобретение английских морских карт, издание их на китайском языке в особо учрежденном гидрографическом отделе и рассылку на все суда, с обязательством для командиров и офицеров их заниматься повсюду тщательною проверкою их. Результаты проверки должны быть доставляемы в гидрографический отдел каждые полгода в течение 2 лет, по истечении которых отделом составляется новая исправленная карта и рассылается по флоту для руководства. [126]

Затем автор признает совершенно необходимым основание военно-морского порта, который служил бы базою для всех операций флота. Но гораздо важнее всего этого подготовка матросов и образование опытных офицеров, без чего и самый флот с его военно-морским портом сделается добычею неприятеля. Признавая за английским флотом с его высокою организациею и образцовыми порядками первенствующее значение в ряду других флотов, автор рекомендует своему правительству снова пригласить известного английского офицера, в роде адмирала Ланга, поручив ему обучение всего китайского флота. Что касается морских школ, основанных в некоторых провинциях Китая, преподавание в которых ведется иностранными специалистами, то воспитанники их, не теряя времени, должны быть, отправляемы в плавание, которое, кроме доставления им практических знаний в морском деле, приучит их к перенесению трудов и лишений, воспитает в них дух мужества и хладнокровия в виду опасности. Само собою разумеется, что как на практической эскадре, так и вообще во всем флоте, должна быть поддерживаема самая строгая дисциплина.

Указав на то, что в некоторых местах Китая и в настоящее время существуют народные ополчения, чрезвычайно серьезно относящиеся к своему делу и далеко оставляющие за собою негодные правительственные войска, автор делает общий очерк военной службы в Германии и Франции, где, благодаря всеобщей воинской повинности и системе запасов, каждый гражданин оказывается знакомым с военным делом и в минуту опасности способен постоять за отечество. Что же касается Англии, то там, кроме регулярной армии, существуют еще территориальные войска, формируемые городами и селениями из добровольцев и в случае военных действий употребляемые для местной обороны. В Китае, при его обширности и многолюдстве, следовало бы избрать одного правдивого, честного и знакомого с военным делом офицера и учредить воинский приказ, для обучения поморян и жителей пограничных областей военному искусству по смешанной иностранно-китайской системе, начав дело обучения с десятников, которые потом будут обучать свои десятки, а эти последние — своих домашних. Этим путем каждый китаец приобретет знакомство с военным делом. Состоя под командою пятидесятников, сотников и тысяцких, эта народная рать, годичное нахождение в рядах которой должно быть обязательно для всякого китайца от 16 до 40 лет [127] без различия состояния, должна находиться в ведении местных властей, которым вместе с главным командиром будет принадлежать. заведывание материальною частью рати. Содержание ее производится на средства местного населения, и отчеты о поступлении сумм и их расходовании должны быть публикуемы ежегодно для всеобщего сведения.

В ряду мер, имеющих содействовать обеспечению неприкосновенности владений Китая и развития его торговли, кораблестроительное дело является одною из более настоятельных.

С устройством в Фу-Чжоу и Шанхае кораблестроительных верфей и мастерских, китайцы достаточно сумели ознакомиться с иностранными методами строительного дела и сами могут строить машины. Эти весьма значительные для начала дела результаты были достигнуты ценою более чем двадцатилетних трудов и громадных затрат, в виду которых некоторые даже рекомендовали превращение работ и закрытие мастерских. Но дело в том, что Китай, по неимению собственного материала для постройки судов, обязан был закупать его с большими накладными расходами за границею; далее, модели судов, рисунки, главный надзор за работами и пробою судов — все это производилось иностранными и притом не всегда особенно искусными и усердными техниками, пользовавшимися однако громадными окладами. Удивительно ли, что при таких условиях суда, выходившие с помянутых двух верфей, обходились не только дороже покупных, но даже уступали им по своим качествам.

Ныне, в виду того, что главным материалом для постройки кораблей является железо и сталь, Китаю настоятельно необходимо приступить в разработке железа. Затем, необходимо пригласить искусного иностранного литейщика и знатока химии и отдать ему в науку понятливых мальчиков, с назначением особой награды за выучку каждого из них. Таким образом, при нахождении железа по всему Китаю и при разработке каменного угля, судостроительный материал является обеспеченным.

Что же касается мастерового персонала для кораблестроения, то для образования его необходимо отправить за границу способных и здоровых молодых людей в возрасте около 20 лет и знающих китайский и иностранные языки, которые бы на лучших и обширнейших верфях посвятили себя изучению кораблестроительного дела и лет через десять, по возвращении в отечество, были распределены на китайских верфях с [128] принятием в свое ведение той или другой отрасли кораблестроительного дела, и кроме того подготовляли бы для этого дела и молодое поколение. Нечего опасаться недостатка в людях, но беда в том, что они могут не встретить должного поощрения в высших сферах, отсутствие решительного направления в которых было причиною того, что, несмотря на громадные затраты, в течение 50 лет не было подготовлено людей, на которых можно было бы положиться в минуту нужды. В настоящее время фу-чжоу’ская (Находившаяся за последние годы в крайнем небрежении фу-чжоу’ская верфь, благодаря приглашению в настоящем году французских морских инженеров и техников, вероятно будет поставлена на надлежащую высоту) и шанхайская верфи исключительно служат для потребностей правительства. В видах экономии и уменьшения отлива денег за границу было бы целесообразно, чтобы помянутые верфи, кроме исполнения казенных работ, брали на себя исполнение частных заказов. Надобно думать, что китайские судохозяева предпочтут приобретать суда у себя же в Китае, чем заказывать их за границею, особенно если в ценах не будет значительной разницы.

В западных государствах в настоящее время по преимуществу употребляется огнестрельное оружие; при этом стремление иметь самое совершенное оружие заставляет их часто менять его. В Японии производство оружия также достигло такой степени совершенства, что она сама в состоянии изобретать новое оружие, тогда как Китай может приготовлять его только по готовым образцам. После такого вступления автор обращается к описанию орудий и ружей всевозможных систем, с указанием их относительных достоинств и недостатков; затем он переходит в описанию разных видов пороха, с объяснением их свойств и употребления, говорит о вооружении батарей и употреблении минных заграждений, необходимости соблюдения крайней осторожности в выборе оружия, во избежание обманов и подлогов, которым так часто приходилось подвергаться Китаю со стороны иностранцев. Для этого он рекомендует, чтобы приобретение всевозможного оружия производилось чрез посредство специально командируемого лица, основательно знакомого с оружейным делом и сильного в химии. При этом автор с своей стороны предлагает общие правила для руководства при выборе орудий, ружей и пороху. Но для сохранения полной самостоятельности в военное время и в виду важных неудобств, могущих возникнуть вследствие невозможности приобретения вооружения у нейтральных, автор [129] настоятельно рекомендует устройство в разных, провинциях Китая собственных орудийных, оружейных и пороховых заводов, с соблюдением при приеме снарядов строгого контроля для того, чтобы они не оказались начиненными песком и землею, вместо пороха, как это было констатировано в Фу-Чжоу во время последней французско-китайской войны 1884 г. Особенное внимание он обращает на необходимость строгого контроля за хранением и содержанием оружия, которое от недосмотра и нерадения, покрываясь ржавчиной, приходит в совершенную негодность.

В заключение этой главы автор выражает сожаление, что тем невеждам, которые до сих пор стоят за возможность одержания побед при помощи луков, стрел, бердышей и копий, не приходится лично участвовать в войне для того, чтобы воочию убедиться в опустошительном действии ядер и пуль.

Будучи представителем нации более склонной к мирным занятиям, чем к боевым подвигам, автор с особенною симпатиею относится в вопросу о прекращении войн и воцарении всеобщего мира на земле, и потому настоящую и последнюю главу его сочинения мы позволим себе представить в более подробном извлечении.

XVIII.

“Древнейшие цари Китая, — говорит наш автор, — блиставшие своими добродетелями, не обращали внимания на войну и внушали, что оружие есть зло, и война — опасное дело, в которому можно прибегать только в крайности. С упадком могущества Чжоу’ского дома, со времени династий Цинь и Хань (за два с половиною и за два века до Р. Хр.), утвердившихся в Китае силою оружия, начались нескончаемые войны. Расширение владений и споры из-за городов сопровождались ужасным истреблением человечества: там льются потоки крови, здесь возами возят трупы, старые и слабые делаются жертвою оружия, кровью и мясом людей утучняются пустынные поля, пустеют деревни и села и пустеет казна. Как больно и нестерпимо должно было быть все это для чувства человеколюбия! Не прибыльна ненасытная жажда войны; злополучием является самая лучшая армия. Судьба непостоянна. Процветание и упадок быстро сменяют друг друга. Мы видим из [130] истории, что воинственные государи Запада, снедаемые жаждою величия и славы, ненасытно предавались войнам до истощения сил. Так, владыки Рима и Франции, поглотив все государства и овладев всею Европой, думали, что не имеют соперников, а в конце концов погибли сами и разорили свои царства. В течение продолжительного существования вселенной мир и смуты поочередно сменяли друг друга. Государства слабые делались добычею сильных. Армии великих государств с каждым днем увеличиваются, их вооружение с каждым днем совершенствуется. Без конца появляются новые методы, изощряется военное искусство, и все это для захвата новых земель и истребления человечества. Один нападает, другой защищается; орудия и снаряды громадной тяжести употребляются для уничтожения городов и разрушения сел и деревень; массы убитых наполняют их. Какая жестокость и бесчеловечие! Во время прусско-французской войны в сражении при Шпандау (?) погибло несколько десятков тысяч, при Меце в один день погибло около 100 т. (?); в одном из сражений России с Турцией пало 32.000 человек. По словам газеты “Таймс”, с 1852 по 1877 г., в течение 25 лет, пало на поле бранном более 1.900.000 человек и истрачено на военные потребности 12.065 миллионов. А сколько людей заболело от тягостей и лишений военной жизни, сколько разорилось купцов, сколько погибло имущества и сколько причинено всевозможных убытков и вреда — невозможно исчислить. Никогда бедствия войны не достигали таких поражающих размеров, как в настоящий век. При врожденной жесткости характера европейцев у них редко прекращались войны, продолжавшиеся иногда по 30-40 лет. Трудно вообразить себе те бедствия, которые были бы последствием будущей всеобщей войны!

“Причины раздоров и войн по большей части коренятся в том, что государства, при наружной искренности, втайне стремятся к захватам и под прикрытием проложения торговых путей в сущности высматривают земли. Государства родственные мало-по-малу делаются врагами, связанные общими интересами превращаются в неприязненные. В исключительной заботливости о своем величии и одолении врага, они не обращают внимания на разорение своего народа. Какое ужасное бесчеловечие и какая огромная несправедливость! Притом, рвение к расширению владений непременно требует увеличения армии, а следовательно и расходов на нее. Так, например, Англии в [131] прежнее время содержание армии обходилось в 100.000.000 лан (1 л. по настоящему курсу = 1 р. 50 к.), а в последнее время стоит 140.000.000 л. Военный бюджет других государств также с каждым годом возрастает. Таким образом, даже в мирное время масса народного богатства тратится на содержание армий. Как же не беднеть народу и не страдать под тяжестью налогов? Что же лучше? Беречь народ, или же губить его? Довольствоваться своею землею, или же заботиться о расширении ея? Чем вести войны из-за преобладания в течение сотни лет, не лучше ли тысячи лет наслаждаться благами мира? Пусть каждый владеет своею страною и заботится о своем народе; пусть он заменит чувством небесной любви — несправедливости и притеснения, характеризующие времена упадка человечества; пусть не превозносится и не унижается, не обманывает и не подозревает — и тогда наступит продолжительное спокойствие, мир, и превратятся войны. Государства будут пользоваться выгодами промышленности и торговли без различия национальностей, и благодаря повсюду проникающим железным дорогам и пароходам они будут находиться в одинаково близких отношениях друг в другу. Не хорошо ли это? Конечно, хорошо. Но я не смею думать, чтобы это непременно осуществилось. Люди, не принадлежащие в одному племени, без сомнения, имеют различные наклонности, насильственное изменение которых в конце концов вызывает протест. При этом, сильные совершенно открыто дают волю своим хищническим наклонностям, а слабые стараются тайком удовлетворит своей алчности. Начинаются войны, сопровождаемые бедствиями и нескончаемыми беспорядками, которые не превращаются, пока не разольются на-необозримое пространство, подобно буйным волнам потока. Впрочем, когда бедствие достигает крайних пределов, то оно непременно сменяется благополучием. Это естественный закон; заботиться же о спокойствии во время опасности — это дело человеческое. И судя по настоящему положению дел, во всех европейских государствах начинает проявляться чувство раскаяния в причиняемых бедствиях, — доказательством чего служат все чаще повторяющиеся случаи превращения войн и разрешения разных недоразумений при содействии и посредстве третьих держав. Затихли немного сторожевые огни, и человечество отдохнуло несколько от бедствий войны. Громадность затрат на военные издержки, истощающие все запасы страны, не вознаграждаемая [132] даже в случае победы и сопровождаемая еще уроном военных сил и ущербом престижа в случае поражения, заставляет мудрых правителей заботиться о мерах наступления и обороны, чтобы заранее обеспечить за собою победу, но никто из них не желает легкомысленно начинать войну. Но эра всеобщего умиротворения наступит с объединением вселенной под властью мудреца, питающего отвращение к убийству, который должен будет появиться в то время, когда великие смуты достигнут крайних пределов. Когда мир долго находится в состоянии объединения, то за этим непременно должно следовать разделение. Китай, по мнению автора, долго находился в состоянии объединения, а иностранный мир — в состоянии великого разделения, за которым должно последовать великое объединение. Когда, с наступлением этого времени, появится мудрец, то он, несмотря на то, что умом, мужеством, силою и искусством будет превосходить всех, не будет, однако, пользоваться всеми этими качествами, а единственно при помощи своей всеобщей любви возвратит этот мир к его единству, которое будет сопровождаться единством путей сообщения, единством просвещения и нравственности, — и все народы поклонятся ему. Тогда суда потеряют свою крепость, орудия — свою силу, ум и сила физическая не будут иметь приложения, и оружию негде будет показать свое превосходство. Прекратятся войны, место которых заступят просвещение и цивилизация, и всякое живое существо получит свое определенное место. Вникая в высшие законы и всматриваясь в настроение народов, сопоставляя прошедшее и настоящее, проникая сокровенное и уразумевая ясное и видя, как варвары изъявляют ныне свою покорность (сыну Неба), посылая ему дары и представляясь ему, мы вправе надеяться на наступление славной эры в недалеком будущем, быть может, лет чрез 500”...

_______________________________

Таким образом, по мнению нашего автора, золотой век должен будет наступить, когда все народы мира объединятся под властию китайского мудреца-гуманиста. Но предвкушение такого блестящего торжества китайской цивилизации нисколько не помешало автору, как мы видели, рекомендовать Китаю, пользуясь свободным временем, заняться административными и судебными реформами, поднятием просвещения, приведением в [133] порядок городов (укреплений), очисткою окружающих их каналов, подготовлением хороших полководцев, дисциплинированной армии и заготовлением в достаточном количестве войскового довольствия и усовершенствованного оружия. Но, конечно, все это для того, чтобы прекратить всякие поползновения иностранцев в презрительному и дерзкому обращению их с Китаем.

П. Попов.

Пекин.
1-го августа 1897 г.

Текст воспроизведен по изданию: Реформационное движение в Китае // Вестник Европы, № 11. 1897

© текст - Попов П. С. 1897
© сетевая версия - Thietmar. 2015
© OCR - Бычков М. Н. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1897

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.