КОРСАКОВ В. В.

В СТАРОМ ПЕКИНЕ

ГЛАВА IX.

Всякий русский, который входил в Китай десять лет тому назад, т. е. в то время, когда еще не было ни железных дорог, ни быстроходного пароходства, а путь приходилось совершать или в телегах на лошадях и верблюдах, или в носилках на мулах, переживал много сильных ощущений и впечатлений.

Ему приходилось самому входить в народную китайскую жизнь и отказываться от всех своих привычек и обычаев. Теперь не то: благодаря железнодорожному пути китайский народ можно видеть только из окон вагона, а быта его и жизни его можно и совсем не видать.

Не смотря на то, что в настоящее время каждый европеец, попадающий в Китай, много выиграл в быстроте и удобствах сообщений, он очень много потерял, не имея возможности переживать те путевые ощущения и впечатления, которые и составляли всю прелесть прежнего путешествия и [196] оставались памятными на всю жизнь, хотя и бывали подчас тяжелы. В настоящее время народная китайская жизнь ушла от взора европейца.

Я еще застал конец прежнего старого времени китайской жизни. Я помню и то сильное впечатление, которое произвела на меня народная китайская жизнь, я помню и то волнение, почти трепет, с которым я собирался на аудиенцию во дворец к китайскому императору.

Видеть китайского императора европейцу можно было только или при новогодней аудиенции, когда приносит новогодние поздравления весь дипломатический корпус, или когда представлял императору новый посланник свои верительные граматы, или в случае какого либо особого выдающегося события.

Мне посчастливилось за бытность мою в Пекине несколько раз видеть китайского императора и китайскую императрицу правительницу.

Императрица стала принимать новогодние поздравления от дипломатического корпуса только с 1899 года, когда взяла в свои руки правление государством, а до этого года принимал европейцев на аудиенции только император. [197]

Я опишу здесь ту аудиенцию, которая имеет для русских исторический интерес именно представление посольства князя Э. Э. Ухтомского с подарками от Его Императорского Величества императору китайскому и императрице матери.

Прибытие посольства князя Э. Э. Ухтомского составило целое событие в жизни не только китайской и русской, но и европейской.

Все задолго интересовались прибытием этого посольства в Пекин, особенно когда оно уже вступило в пределы Китая.

Уже доходили до нас слухи о торжественном приеме, оказанном посольству в Шанхае, но особенно блестящ и "по-царски" был сделан прием князю со стороны китайцев в Тянь-Цзине. Китайское население в Пекине давно уже ожидало приезда посольства и первые слухи проникли в толпу еще в феврале, когда распространилась молва, что в Пекин приедет русский Царь и что богдохан выедет на встречу за 20 верст. Слух этот, быстро облетевший Пекин, скоро заменился подлинным, что едет князь с подарками для богдохана, чтобы благодарить за высокое посольство Ли-Хун-Чанга. Когда молва народа ясно подтвердилась назначением послом князя Ухтомского, тогда по Пекину стали ходить слухи и [198] догадки самые разнообразные, смотря по источнику, откуда они исходили. Из уст европейцев приходилось слышать, что князь везет с собою особые таинственные инструкции для переговоров о заключении союза, об уступке бухты, о постройке Манчжурской дороги, и, наконец, предложение протектората со стороны России. Китайцы убежденно говорили, что идет десять тысяч русского войска, которое займет Манчжурию, и тогда всем приказано будет обрезать косы и носить волосы по-русски. Китайцы в Пекине с большим интересом ожидали прибытия посольства и относились чрезвычайно сочувственно к русским. Но вот настало и 9-е (21-е) мая, день прибытия посольства из Тянь-Дзина в Пекин. Толпы народа двинулись к конечному пункту строящейся железной дороги — Фын-тай. Хотя час прибытия поезда был изменен на более ранний, нежели предполагалось по слухам, тем не менее встретить посольство князя собралось тысяч 20 народу.

Плотной стеной стояла толпа, жадно ловя моменты остановки поезда, выхода прибывших из вагонов, но видеть кое-что могли только передние ряды, так как князь и его свита тотчас же сели в паланкины и отнесены были в раскинутый по близости [199] шатер, где предложен был китайский завтрак. Отдохнув, все прибывшие в паланкинах отправились в Пекин, в русское посольство, в котором отведено было князю помещение посланника. Посреди тесной толпы проносили носилки, но, согласно с китайским этикетом, толпа хранила молчание. Кричать и производить шум в присутствии сановника значит нанести ему оскорбление, вот почему все официальные тосты за здоровье государя, сановников, принимаются у китайцев в глубоком молчании. По прибытии князя в русское посольство через час к нему принесен был с визитом Ли-Хун-Чанг. Князь представил Ли-Хун-Чангу своих спутников и затем долго беседовал с ним отдельно.

С прибытием князя Ухтомского жизнь забила ключем в русской колонии. Разборка Высочайших подарков, из которых большинство дошло превосходно и разбились только мраморные доски пьедестала под громадную вазу из лапис-лазури. Подарки были расставлены в большом зале посольства и поражали всех своим изяществом и ценностью. Несомненно, что выбор большинства подарков сделан весьма удачно и понравится богдохану и китайским сановникам. Кроме подарков императору и [200] императрице матери были подарки: дяде императора князю Гун-цин-вану, всем министрам цзун-ли-ямыня, начальникам чахарских знамен (отдельные китайские войска разделяются на знамена), хутухте, амбаням и другим сановникам.

Высочайшие подарки состояли из следующих вещей.

Богдохану была предназначена группа из серебра работы Овчинникова, представляющая освобождение Болгарии. Русский витязь на коне, которого ведет под уздцы русский крестьянин в лаптях, разрывает цепь рабства, лежащую под ногами коня. У стремени витязя, целуя край спускающегося знамени, стоит женщина-болгарка, держа за руку ребенка, имеющего на руке щит с гербом Болгарии. Группа поставлена на пьедестал из гранита, по бокам которого находятся отлитые из серебра фигуры черногорца и болгарина. Хотя группа уносит нас к другому великому событию, которое совершил русский народ, но китайцы не преминут увидать здесь намек на то, что в трудных для них политических обстоятельствах Россия для Китая может быть таковым же витязем. Стоимость группы свыше семи тысяч рублей. Затем следует хрустальная роскошная ваза от Верфиля, Surtout de table [201] от Фаберже, братина с 12-ю чарками от Овчинникова роскошной работы в русском стиле с эмалью, и три шкуры чернобурых лисиц. Лисицы произвели громадное впечатление: китайцы любят и ценят меха, но такого высокого достоинства едва ли им приходилось видеть.

Императрице матери подарки состояли из знаков ордена св. Екатерины, для нехристиан установленных, бриллиантовой диадемы ценою свыше 5-ти тысяч, серебряного туалетного сервиза, булавки для волос, состоящей из золотой с бриллиантами змейки с громадным рубином. Этот подарок, как имеющий тотчас же применение, будет оценен по достоинству; китайцы чрезвычайно любят драгоценные камни. Затем веер белый атласный, с рисунком, в золотых створках, столик из лапис-лазури, фонограф. Императрица мать весьма интересуется всеми новыми изобретениями: в ее дворце заведено уже и электрическое освещение, электрические звонки, еще в прошлом году доставлены были из Парижа фонографы; на пруду в ея парке плавают пароходы, а в парке ходит электрический локомотив. Кроме вещей, императрице назначено много материй: атласы, затканные золотом, серебром, парча, золотой и [202] серебряный муар, бархат. Принцу Гун-цин-вану назначены: братина с шестью чарками работы Грачева, пара каменных ваз из орлеца, серебряная вазочка-петух от Фаберже, столик из лапис-лазури и малый каменный туалетный сервиз. Ли-Хун-Чангу назначены серебряный чайный сервиз, пара графинов от Грачева, бриллиант на шапку, модель памятника Петра Великого, флакон для табаку. Ли-Хун-Чанг несомненно будет доволен подарком модели памятника Петру Великому. Как все китайцы, он во всем будет видеть символ. Будучи несомненно выдающимся государственным человеком в Китае, он будет польщен, что подносят ему памятник великого человека. Из современных государственных деятелей Ли-Хун-Чанг особенно высоко ставит Гладстона, от которого имеет фотографическую карточку с собственноручною надписью великого старца. В кабинете Ли-Хун-Чанга на столе его стоит фотографическая группа из 3-х карточек, вставленных в одну рамку, а именно: посреди карточка Ли-Хун-Чанга, по правую руку — Гладстона, а по левую — Бисмарка. Всем остальным министрам цзун-ли-ямыня также прислано по бриллианту на шапку и разные подарки, состоящие из серебряных ковшей, ендов, [203] стаканов, бокалов с эмалью работы Грачева и Овчинникова, каменных ваз из яшмы; некоторые чрезвычайно изящной резной работы. Так, две вазочки из темной яшмы, представляющие резной лист, стоимостью в 2,200 рублей, поражают тонкостью работы. Серебряные стаканы представляют из себя изображения голов зверей. Амбаням, кроме вышепоименованных подарков, присланы золотые часы с цепочкою и сукна на верхнюю одежду. Общее количество подарков простирается на сумму свыше 70 тыс. руб.

Когда все вещи были расставлены и составлен был их список на китайском языке, тогда дано было знать в цзун-ли-ямынь, и оттуда присланы были чиновники и рабочие, чтобы принять вещи. Рабочие принесли с собою желтые ящики, в которые должны были быть положены подарки. Желтый цвет-цвет императорского дома, а потому все, что подносится императору, должно иметь или быть подносимо на желтоцветных принадлежностях. Переноска подарков совершилась самым примитивным способом: пришедшие китайцы-рабочие положили их в ящики, обвязали веревками, перекинули на длинные коромысла и длинной процессией, одна пара за другой, потянулись из ворот посольства посреди толпы и в [204] тучах пыли, поднимаемой в этот день сильным ветром и их собственными ногами. В этот же день Ли-Хун-Чанг давал обед у себя в доме для князя Ухтомского и его свиты. Обед прошел чрезвычайно оживленно и отличался радушной искренностью. Ли-Хун-Чанг вспоминал свой прием в Петербурге и Москве, то внимание и расположение, которое он там встретил, и выразил надежду на упрочение дружбы между Россией и Китаем.

14-го мая 1897 года, в 7 час. утра, вся русская колония в Пекине, во главе с кн. Ухтомским, присутствовала на аудиенции во дворце богдохана. Императорский или Красный город, по имени окружающей его каменной, красного цвета, стены, находится недалеко от посольства, внутри манчжурского города, также обнесенного на протяжении 30-ти верст стеной, отделяющей его от туземного китайского города. Таким образом, Пекин состоит из трех городов, заключенных в стенах один другого. Для доставления русского посольства во дворец были присланы придворные паланкины.

Выход русской колонии из ворот русского посольства представлял чрезвычайно живописную и грандиозную картину, видимо производившую на стоявшие толпы китайцев [205] сильное впечатление. В первом паланкине в мундире камер-юнкера, имея через плечо ленту китайского ордена Двойного Дракона, вынесен был князь Ухтомский. По сторонам паланкина ехали по два казака Забайкальского войска в полном вооружении. За князем несли паланкины остальных членов посольства и атташе. Все шествие состояло из 22-х паланкинов, растянувшихся на большое пространство. Но при приеме этого экстренного по значению для Китая посольства китайцы остались сами собой: все и все оставалось обычно на своих местах, — улица, по которой направлялось посольство ко дворцу, не была полита, и пыль тучей носилась вокруг, скрывая из глаз ближайшие предметы (китайцы поливают улицы только после полудня); навстречу движению посольства так же свободно, как и всегда, шли караваны верблюдов, галоппировали ослики с седоками-китайцами, везли полные возы овощей, главным образом луку, чесноку, капусты, редиски. Жизнь города не изменилась ни на одну линию, все шло своей колеей. Несмотря на такой ранний час, с приближением к стенам Красного императорского города толпы китайцев становились все гуще. Нигде по улицам ни одного полицейского, и только при входе в первые [206] ворота города вдоль пути шествия стояли полицейские солдаты с тонкими бамбуковыми палочками, которыми они сдерживали толпу, заставляя сохранять прямую линию и не выдаваться вперед. Такой ранний час аудиенции не есть исключение: деловая жизнь во дворце богдохана начинается с 4-х часов утра, когда уже приезжают с докладами министры. Аудиенции начинаются с 5-ти часов утра и часто даже по ночам, когда есть дела особой важности. Но зато с вечера, с заходом солнца прекращается и самая деятельность.

Но вот шествие переступило порог красной стены и вошло в улицу, проложенную внутри наружного дворцового двора. По сторонам улицы находятся обычные китайские лавки, а улицы и двор имеют обычный китайский вид, хотя менее грязный. Вдоль улицы по обеим сторонам густо стоит толпа с выделяющимися солдатами, поставленными для порядка. Надо отдать справедливость: толпа держит себя поразительно сдержанно, не лезет вперед, не шумит, но молча, с жадным любопытством нагибается, чтобы только заглянуть внутрь паланкина. При виде китайской толпы является всегда желание проявить на бумаге те типичные и в то же время [207] чрезвычайно разнообразные выражения любопытства, которым дышат лица китайцев. Большинство буквально замирает, созерцая "заморских чертей"; на лицах читаешь и выражение безотчетного страха и любопытства, преодолевающего этот страх. То попадаются лица с разинутыми ртами и выпученными глазами, то бледные, сосредоточенно устремленные внутрь паланкина, то смеющиеся, то глубоко озабоченные, но глаза всех прикованы к одному и тому же.

Наконец, носилки поднесли ко вторым воротам, где уже группами стояли китайцы-чиновники, которые и приняли прибывших членов посольства и проводили чрез ворота в следующий двор, также обнесенный каменной стеной, но уже с мощеными дорожками и совершенно чистый и незастроенный. Пройдя этот двор, через маленькую дверку в стене прибывшие вошли в третий небольшой дворик, где находится обычное китайской архитектуры здание, в дверях которого встретили прибывших китайские министры и ввели в павильон, состоявший из трех комнат. В средней, проходной, нет никакого убранства. Только с потолка спускаются четыре деревянных черных резных китайских фонаря с красными кистями внизу и с гиероглифами [208] на стеклах, означающих пожелание долголетия и благополучия, а на стенах повешены картины с изображением сцен из китайской мифологии. В боковых двух комнатах вдоль стен идут широкие скамьи (каны), застланные сукном, с стоящими около них маленькими красненькими столиками, на которые тотчас же слуги-китайцы поставили чашки с чаем. Перегородки комнат деревянные, резные, наподобие рам; потолки раскрашены обильно драконами. В этом павильоне, обычно служащем помещением дежурных чиновников, собирается обыкновенно дипломатический корпус в ожидании аудиенции. На этот раз особенно заинтересовал китайских министров кн. Волконский, бывший в полной кавалергардской форме. Внимательно рассмотрели они каску, расспросили о значении орла на каске, подивились кирасе, потрогали ее, пощупали и решили — хорошо, но тяжело и неудобно. В 8 часов пригласили следовать в аудиенц-залу, где уже находился богдохан, встретивший посольство с нескрываемым удовольствием и любезно ответивший поклоном головы на приветствие вошедших.

Аудиенц-зала — большая комната; стены ее гладки, потолок разрисован правильными синими квадратами, в которых вписаны зеленые драконы. На возвышении, [209] покрытом красным сукном и украшенном, по краям золотою тесьмою, находился большой стол, также покрытый красным; на столе стояли курильницы и несколько других предметов, имеющих охраняющее значение от порчи. По бокам стола, на высоких древках, возвышались опахала из павлиньих перьев. За столом на деревянном кресле с высокой спинкой сидел император, сзади которого на стене была красная большая таблица с гиероглифами, видимо довольно старинная. Император — худощавый, невысокого роста, лет 25-ти, очень симпатичный по виду, серьезный, с озабоченным и утомленным видом. Лицо матово-смуглое, глаза миндалевидной формы, черные, с густыми красивыми ресницами. Нет ни усов, ни бороды. Одет в обычный китайский костюм — курму темно-синего цвета с нашитыми на плечах и груди драконами. На голове шапка манчжурского образца, с собольим околышем и красным верхом.

К возвышению ведут четыре лесенки, покрытые также красным сукном с золотою тесьмой и с золочеными перилами по бокам. Вдоль стен к возвышению стояла в один ряд с обеих сторон стража, одетая в коричневые кафтаны, с саблями у пояса, обращенными рукояткою назад. [210]

На речь князя Ухтомского богдохан ответил выражением удовольствия и дружеских чувств, которые он питает к России.

После обмена речей все мы удалились из аудиенц-залы и тем же порядком все возвратились в русское посольство.

Приезд князя Э. Э. Ухтомского совпал и с другим важным событием, имевшим громадное историческое значение для русского дела на Дальнем Востоке. На другой день после аудиенции последовало 15-го мая открытие в Пекине русско-китайского банка. Если мы вспомним те препятствия, которые приходилось преодолевать представителям русской мысли и русских интересов, если вспомним все то недоброжелательство и интриги, которые пускались в ход, чтобы помешать, чтобы подорвать доверие к начинаемому русскому делу, то смело можем сказать, что, благодаря энергии, смелой мысли и политической мудрости представителей наших, это истинно русское дело увенчалось блестящим успехом. Русско-китайский банк открыт в Шанхае 1-го февраля 1896 года, отделения открыты в Ханькоу, Тянь-Цзине, Владивостоке и Пекине в течение одного года. Злорадное чувство англичан ждавших скорой ликвидации русского дела, [211] едва лишь оно открывалось, обратилось на их же голову. Русско-китайский банк в Пекине открыт в помещении, принадлежавшем бывшему корейскому посольству, и помещается против посольства русского. Тот факт, что китайское правительство уступило свое казенное и бывшее посольское место под русское учреждение, ставит это учреждение в глазах китайцев сразу на прочную почву и заставляет отнестись к нему с полным доверием. В день открытия банка, помещения его красиво были задрапированы русскими и китайскими флагами. На празднество были приглашены все русские, живущие в Пекине, и все члены французского посольства. Ли-Хун-Чанг лично приезжал в день открытия к г. Покотилову и поздравил его с начатием дела, пожелав успеха, но от участия в завтраке, ссылаясь на свои 68 лет, отказался. В 12 часов дня иеромонах о. Алексий Виноградов совершил молебствие и окропил св. водою все новые постройки. Все присутствовавшие разместились за пятью столами, настроение у всех было приподнятое, все напоминало и как бы приближало далекую родину. Во время завтрака играл оркестр музыки, выписанный из Тянь-Цзина. Первый тост предложил князь Ухтомский [212] за здоровье Государя Императора и китайского богдохана. Дружное "ура" ответило на этот тост, а звуки русского гимна заставили всех сильно почувствовать свою кровную связь и с сознательной национальной гордостью взглянуть мысленно на иностранцев, все еще продолжающих смотреть свысока на русскую Россию. Второй тост г. Покотилов предложил выпить за здоровье министра финансов С. Ю. Витте и министра иностранных дел графа Муравьева, создавших это мощное русское дело на Востоке и сердца которых радостно и горячо бьются в эту минуту благополучного окончания дорогого их дела. После г. Покотилова говорил поверенный в делах русского посольства А. И. Павлов, который, сравнив русское банковое дело на Востоке с зерном, посаженным опытным садовником и давшим уже и ростки, и побеги, и обещающим дать в скором времени и добрые плоды, предложил тост за здоровье этих опытных садовников. Французский посланник г. Жерар, пожелав успеха процветанию русско-китайского банка, упомянул, что и Франция была искренней помощницей и вносила свои симпатии в это связующее два государства учреждение. На ту же тему добрых пожеланий и успехов в делах [213] банка с присоединением пожеланий упрочения дружественных отношений между Китаем и Россией говорили китайцы: Ян-да-жен по-китайски и Тах-шина по-русски. Знаменательным событием в глазах русских является то обстоятельство, что все тосты на этом торжестве, за исключением г. Жерара, говорившего по-французски, и г. Яна — по-китайски, были произнесены по-русски. Торжество открытия русско-китайского банка в Пекине удалось вполне, все чувствовали себя в одной родной русской семье и делились между собою впечатлениями, говоря: "слава Богу, кажется, настает время, что русские становятся на свои твердые ноги и могут не идти на помочах иностранцев". Дальнейшая деятельность русско-китайского банка всецело оправдала возлагавшиеся на него надежды.

Заговорив об аудиенции у богдохана, я не мог не отклониться в сторону такого события, которое составило страницу русской истории на Дальнем Востоке.

Возвращаюсь теперь к новогодним китайским празднествам.

Счет времени китайцы ведут по лунным месяцам, почему и китайский Новый год является подвижным, приходясь то в январе, то в феврале нашего времени. [214]

В Новый год европейцы и китайцы, в лице посольств и представителей китайского правительства обмениваются поздравлениями. Так как европейский Новый год бывает раньте китайского, то, спустя семь дней, китайское министерство иностранных дел делает визиты и приносит поздравления с Новым годом иностранным посольствам. При этом китайские сановники делают визиты, разделяясь по чинам на три группы: сперва приезжают министры, затем начальники отделений, а затем уже в третьей группе секретари, переводчики и прочие чиновники.

Их приносят в носилках. Впереди едут верхами три-четыре человека из свиты, которые заботятся об удобстве дороги для носильщиков, расчищая ее от пеших и конных. Ручные носилки или паланкин состоят из тонкого ящика в 2 арш. высоты и 1 1/2 арш. ширины, обитого зеленой материей, с окошечками по бокам, и открытого спереди. Этот ящик срединой своей укреплен в длинных, круглых деревянных оглоблях — палках. В ящике сделано сиденье наподобие стула. Когда ящик стоит на земле, то едущий, согнувшись, входит в него и садится; его закрывают шелковой занавеской снизу до рук, [215] для которых имеется перекладина, чтобы положить их. Сверху такой же занавеской закрывается верхняя часть туловища. В средине, меж палками-рукоятями, находится прикрепленная к их концам на крепких, красных жгутах круглая, красная палка, которую носильщики, войдя в рукояти, как в оглобли, кладут себе на плечи. Когда носильщики стали на место, двое впереди и двое сзади носилок, они, присев, кладут себе палку на плечи и, по команде своего старшего, стоящего у носилок и наблюдающего за правильностью и порядком движения, бережно поднимают носилки и, мерно ступая, держась одной рукой за оглоблю, а другой подпершись в бок, скоро и плавно выносят носилки на улицу. По команде старшего, идущего сбоку носилок и наблюдающего, чтобы несомый сидел ровно, не отклоняясь в сторону (иначе и носилки теряют плавность и начинают качаться, и люди, несущие их, сбиваются с плавного шага), носильщики подставляют под плечевую палку привешенную к ней вертикально другую палку-подпорку, на которую упирается плечевая палка, оставляя носилки висящими на подпорке. В это время носильщики, переложив плечевую палку на другое плечо, снова, по команде старшего, отнимают [216] подпорку-палку и опять идут вперед. Перемена палки с плена на плечо совершается чрезвычайно скоро и ловко. Вид плавно несомых носилок, всадники, едущие впереди, с боков и сзади, массы людей в оригинальном китайском костюме — синих, коротких подпоясанных рубахах и широких синих же шароварах, белых чулках и черных башмаках, в черных шляпах с покрытым красными нитями дном — чрезвычайно красив и фантастичен. Перед глазами проходит словно сказка из какого-то волшебного мира.

Когда министры цзун-ли-ямыня (министры иностранных дел) делают визиты посольствам, то для них приготовляется угощение в китайском вкусе; на стол ставятся разнообразные сласти и печенья, подаются чай и шампанское. Встречают в передней, приветствуя китайским поклоном, т. е. подняв до уровня подбородка обе руки, сложенные вместе кулаками, и говоря: "нин-на-хао?", "цинь-цинь" (как ваше здоровье, прошу-прошу). Затем их проводят в парадные комнаты, а отсюда уже, после приветствий и обмена вежливых пожеланий к Новому году, министры идут с посланником к столам. Служебное достоинство и старшинство китайских сановников [217] определяются шариком на тапке, вставляемым в металлическую дужку на верхушке шляпы, а также и отличиями на верхней одежде — курме. Самый старший чин выражается розовым коралловым шариком, затем-красным коралловым, затем-синим стеклянным, голубым стеклянным, белым стеклянным и т. д. Оттенок цвета, степень прозрачности стекла, все это имеет свое значение и большое. Кроме коралловых шариков, высшие сановники имеют еще и павлиньи перья, вставляемые под шарик на верхушке шляпы и спускающиеся вниз своим очковым концем. На одежде у чиновников разных рангов навешиваются и разные изображения: то круги с вышитыми телком аистами, то драконы, то четырехугольные шелковые вышитые платки. Цвет нашивок и шелковой материи также различный. Каждый класс чиновников носит уже известную, определенную правилами, одежду, может употреблять на зимнюю одежду только известные меха, может носить только известный цвет ткани.

Проводив тем же порядком министров цзун-ли-ямыня, ожидают вторых чинов министерства, а затем — и третьих чинов. Большинство китайских чиновников производят приятное впечатление своей [218] своеобразной вежливостью, своей тактичностью, сознанием своего достоинства. Впрочем, замечательная выдержка и тактичность — это народная черта характера китайца, одинаково присущая и сановнику, и простолюдину, и поражающая особенно в последнем.

После того, как все китайские чиновники сделают новогодние визиты по посольствам, назначается день принесения поздравления императору.

В назначенный день все посольства отправляются во дворец и в аудиенц-зале приносят поздравление, которое состоит в том, что декан дипломатического корпуса, — а деканом избирается всегда старший из посланников по времени пребывания его в Пекине, — произносит поздравительную речь. Старший из китайских сановников передает эту речь, стоя на коленях перед богдоханом по-китайски и, возвратясь к посланникам, отвечает от имени богдохана китайской речью, которую посольский драгоман переводит по-английски или по-французски. После этого обмена речей дипломатический корпус, делая поклоны императору, медленно отступает к выходу из аудиенц-залы и оставляет дворец. Таков был порядок аудиенции до 1900 боксерского года, после которого порядок этот [219] несколько изменился, о чем я скажу впоследствии.

После аудиенции, в которой принимал богдохан членов дипломатического корпуса, приносивших поздравление с китайским Новым годом, дается от имени богдохана в цзун-ли-ямыне парадный завтрак. К назначенному времени все члены посольств в парадной форме собираются в одной из зал министерства. Прибывающих гостей встречают во дворе министры. Обменявшись приветствиями с министрами по китайскому этикету, т. е. потряся поднятыми до подбородка и сложенными вместе кулаками несколько раз перед лицем каждого министра одновременно с ним и приятно улыбаясь, прибывшие входят, поднимая сбоку висевшую на двери циновку, в помещение министерства. Помещение состояло из двух больших комнат, соединявшихся аркой. Внутренность комнат была в китайском духе, но с следами уже европейского влияния. В первой комнате не было никакой мебели, исключая небольших красненьких четыреугольных столиков, стоявших вдоль стен и служивших для постановки на них чашек с чаем или пепельниц для курящих. В двух концах комнаты стояли пылавшие жаром китайские глиняные печки, дававшие сильный угар. [220]

Печки эти — особенность китайской бытовой жизни; без них не обходится ни один китайский дом, а потому я скажу о них несколько подробнее. Китайская печка — это из белой глины, выпуклый посередине, полый цилиндр. Верхняя часть его имеет посередине небольшое круглое отверстие, через которое кладут, особым образом приготовляемый для этих печек, каменный уголь-шарики. Уголь-шарики — это каменноугольная пыль, размешиваемая с водой в густую кашицу, из которой потом выделывают руками шарики. У нижнего края сделано поддувало, служащее также и для очистки печки. Глиняная печка ставится в ограду из железных полосок и в таком виде уже употребляется повсюду. Горящий уголь дает достаточно тепла, чтобы согревать руки и не чувствовать холода в комнате, но дает и такой сильный угар, что только привыкшие к нему китайцы свободно переносят, да и то часто платятся смертью от угара, если оставляют эти печи в своем помещении. Стены первой комнаты украшены картинами китайских живописцев, изображающих на шелковой ткани различные эпизоды или из мифологии, или ландшафт или сцену из наиболее любимого романа. Обычная китайская картина [221] имеет в себе все: и скалистые горы, и долины, и горные ручьи, свергающиеся по долинам, и китайские жилища с изображением домашних сцен жизни: китаянка, пьющая чай, или играющая на музыкальном инструменте, напоминающем своей формой мандолину; тут же на картине можно видеть и деревья, и птиц, и зверей; все это распределено по отделениям, но не имеет никакой перспективы и общей связи. Рисунок на шелку наклеивается на длинный картон и вешается на стены. Обычная китайская картина имеет в длину не менее двух аршин, но часто встречаются и длиннее. Ширина картины не превышает аршина.

Передняя стена вся состоит из деревянной резьбы в китайском вкусе, но вместо бумаги в окна вставлены стекла. С потолка спускаются китайские цилиндрические резные деревянные фонари, с красными кистями и красными же гиероглифами, нарисованными на стеклах и означающими приветствие.

Во второй комнате посреди имеется уже европейская мягкая мебель, так как здесь принимаются посланники, приезжающие по делам в министерство. Вдоль стены стоят также столики, а по углам, на подставках, [222] фарфоровые вазы. Стены украшены теми же китайскими картинами. Стена, отделяющая одну комнату от другой, также резная из дерева и представляется как бы одной большой рамой с мелкими переплетами.

После угощения чаем, подаваемым слугами в плоских чашках, собравшиеся приглашаются перейти в следующее помещение, где все уже приготовлено для гостей. В 1896 г. столовая была нарочно воздвигнута и представляла обширный, высокий, весь составленный из стекол зал. Большие стекла были вставлены в тонкие рамы, составлявшие лишь гнезда для стекла. Потолок был также стеклянный. Все стекла были разрисованы и расписаны китайскими гиероглифами в красный цвет. Вдоль стеклянных стен стояли столы, густо уставленные вазами с фруктами и разнообразными лакомствами. Из фруктов обращали на себя внимание китайские сорта груш: ер-ли, гуан-ли и бей-ли. Ер-ли и бей-ли, словно восковые, блестели своей гладкой и чистой светло-соломенного цвета кожицей. Ер-ли — груша округло-продолговатая, а бей-ли совершенно сферически-круглая. Ер-ли очень сочная, мясо ее белое, но не имеет ни сладости, ни особого вкуса; бей-ли тоже сочная, но мясо ее желтовато, она плотнее и слаще на вкус, Гуан-ли [223] светло-коричневого цвета, на вкус кисловата и имеет много вблизи сердцевины крупинок. Размеры груш выше средней величины. Кроме этих трех сортов, других сортов в Пекине нет. Яблоки велики, красивы, но мясо их рыхло, сладковато и ничего особенного они не представляют. Местные апельсины, мандарины, померанцы, привезенные из южных провинций, сочны, сладки и вкусны, но апельсины имеют темно-зеленую кожу и мясо их рыхлее итальянских. Из расставленных лакомств особенно выдавались большие прессованные, темно-бурого цвета, цзауры — порода местных фиников, имеющие косточку внутри плода финиковую и форму плода тоже схожую с формой финика, но превосходящие их по величине и имеющие вкус сладко-пряный. Выделялись также своей величиной, напоминавшей небольшой арбуз, плоды соломенного цвета, которые оказались средним по вкусу между лимоном и апельсином, с обилием апельсинных косточек, мало сладкие, но с заметной горчиной. Плод этот называется по-китайски юй-цза и привозится с юга Китая.

Плоды и сласти заняли средину стола, по краям же были поставлены приборы, представлявшие соединение китайского с [224] европейским. У тарелок лежали ложки и ножи с вилками, а также и костяные две палочки, которыми китайцы едят всякую пищу, как твердую, так и жидкую. Вместо салфеток положены были листики мягкой бумаги с виньеткой, отпечатанной красной краской с эмблематическими изображениями гражданского и военного служения. Перед каждым прибором было меню, отпечатанное на красной бумаге. За срединный стол сели посланники и китайские министры. Слуги стали обносить гостей сперва закусками в маленьких плошечках, из которых брали к себе на тарелку. Закуски состояли из разнообразных сладких молочных произведений, соединенных с начинкой, как маленькие бисквитики. Китайцы молока не едят ни в каком виде, а потому все молочное — произведения манчжурской кухни. Закусок было подано 18. После закусок следовали блюда более существенные, начатые ласточкиными гнездами. Первое впечатление при виде ласточкиных гнезд, что это разваренная тонкая вермишель, но когда берете в рот, то получается ощущение упругих нитей, не имеющих особого вкуса.. Затем следовали тонко резаные и несколько подсушенные кусочки ветчины, грибки, напоминающие сморчки, утиные почки [225] под соусом, жареный фазан, развареные плавники акулы, бамбуковые ростки, жареные маленькие устрицы, тонко строганное куриное мясо, пирожки с начинкою из молодых ростков бамбука, куриный суп с ветчиной, жареная утка, рыба под красным соусом и др. Всех обеденных блюд было тоже 18.

Между обеденными блюдами подавалось вино, которое наливали в маленькие чашечки. Все вино местное, китайское, а именно: шао-синское из округа Шао-Син в Чжэцзян; пьют это вино горячим, оно желтоватого цвета и очень спиртуозно. Затем следуют разные настойки: розовая, красная и др. и в заключение европейское шампанское, которое церемонно-вежливые китайцы назвали: "вино ароматных гостей", т. е. желательных. За шампанским последовал обмен тостов — и гости простились с радушными хозяевами. Вся обстановка и завтрак стоили китайскому правительству до 12-ти тысяч рублей, стоимость стеклянного помещения.

В 1896 году наиболее блестяще представилось японское посольство, благодаря тому обстоятельству, что в это время в Пекине находилось шестеро японских морских офицеров, которые все и присутствовали в своей парадной форме. [226]

Очерк аудиенции у китайского императора закончу описанием первой аудиенции у императрицы правительницы, которой удостоила она посольских дам. Это было событием, составившим эпоху в истории Китая: китайская императрица удостоила аудиенции европейских дам впервые за все существование Китайской империи. Богдоханше исполнилось 64 года от роду, и, пользуясь случаем празднования дня ее рождения, супруги посланников изъявили желание поздравить ее величество с.этим торжественным днем. Аудиенция назначена была на 1-е (13-е) декабря.

К 11-ти часам утра в английское посольство (так как супруга английского посланника старшая по времени пребывания в Пекине дама) собрались все супруги посланников, ординарцы, присланные из дворца, министры цзун-ли-ямыня и драгоманы русского, французского, немецкого и японского посольств. Из английского посольства кортеж, в количестве 11-ти носилок-паланкинов, направился во дворец императрицы И-луань, который расположен посреди парка, на берегу озера, в западной части императорского города. Дворец этот очень древний и насчитывает свыше 800 лет существования; путь к нему лежит по самым людным улицам Пекина. По пути шествия [227] толпились массы любопытного народа, которому известно давно было о назначенной аудиенции, но нигде порядок нарушен не был. Войдя в первые ворота императорского города, шествие направилось среди парка к замерзшему озеру, и у ворот, чрез которые нужно войти на Большой мраморный мост, посланницы были встречены некоторыми министрами цзун-ли-ямыня. Мост — выпуклой формы, с четырьмя пролетами, с перилами из серого мрамора. Перила украшены мраморными же изображениями львов и драконов. Мост этот ведет на дворцовую площадь и причисляется уже к императорским владениям, почему через него чиновники могут идти только пешком; как исключение и особая милость со стороны богдохана, разрешается лишь заслуженным государственным сановникам переезд через мост в легких носилках. Посланницам приготовлены были для переезда через мост плетеные кресла, укрепленные наподобие носилок, в которых они были перенесены вплоть до следующих ворот. Драгоманы же и встречавшие китайские сановники шли все время пешком. У следующих ворот дожидался роскошно убранный и отделанный шелковыми материями вагон, в который и вошли все прибывшие. Вагон по [228] рельсам, проложенным несколько лет тому назад французскими инженерами, людской тягой довольно быстро по аллее парка достиг до берега озера, летом чрезвычайно живописного и обрамленного рядом старых деревьев. Здесь находились еще ворота, и ожидала яркоцветная, живописная в своих оригинальных вышитых костюмах, с обилием крупных ярковышитых шелком цветов, толпа молодых девушек. В одежде их преобладали розовый и красный цвета. Все они были молоды, обладали прелестными белыми зубами, красивой фигурой, черными, продолговатыми и несколько скошенными глазами, продолговатым матового цвета лицом. Все они были или манчжурки, или монголки, вследствие чего ноги их не были изуродованы. Единственный обычай, который победители-манчжуры не переняли от побежденных китайцев, это — уродование ног у женщин. Остальное все, начиная от языка, обычаев, одежды, культуры вошло в жизнь победителей; манчжурский язык совершенно забыт не только в правительственных учреждениях Пекина, но и в домах манчжуров, потомков победителей-предков. Вся живописно-расцвеченная толпа молодых девушек с искренним весельем и [229] любопытством окружила вагон и, не дав ему еще остановиться, наперерыв старалась обратить друг перед другом на себя внимание прибывших дам, по выходе которых из вагона они тотчас же овладели прибывшими и старались провести их в ближайшую небольшую дежурную комнату у ворот. В этой комнате уже ожидали прибывших дам старшая царевна, дочь известного принца Гуна, умершего весной этого года, усыновленная богдоханшей, несколько принцесс и старший придворный евнух. Царевна встретила очень радушно дам и попросила отдохнуть несколько минут после дороги. Отсюда дамы, в сопровождении царевны, принцесс, старшего евнуха и драгоманов, отправились в дворцовую залу И-луань-цзэ.

Название это имеет символическое значение: "луань" в китайской мифологии означает мифическую птицу, живущую в небесных сферах и являющуюся людям только в торжественных случаях. На земле имя этой птицы служит символом императрицы. Следовательно, европейские дамы были приняты в зале самой императрицы. Царевна, дочь Гуна, одна из наиболее приближенных к императрице дам; она уже немолода и находится при богдоханше безотлучно. Зала И-луань всецело представляет [230] собою типичную китайскую постройку. Снаружи это — большое одноэтажное высокое здание на каменном фундаменте, деревянное, с большими мелкорешетчатыми рамами, заклеенными обычною белою прозрачною китайскою бумагою, с такими же решетчатыми дверями, с раскрашенными в яркие зеленые, синие и красные цвета узорчатыми деревянными карнизами, с круто-выгнутою крышею, крытою черепицей, и с типичными китайскими львами, посаженными на краю крыши. Войдя в залу, дамы сняли верхния одежды и положили на стоящий у двери стол; богдоханша уже была в зале и ожидала на троне, — большом китайском кресле со спинкою, отделанном резьбою из красного лака с золотом. По левую сторону от богдоханши на таком же точно кресле-троне находился и богдохан. Болезненный вид показывал, что страдания его не поддаются лечению врачей, но красивые черные глаза его смотрели, как всегда, грустно и радушно. Дамы подошли к трону, а старейший из драгоманов г. Попов поименовал каждую из посланниц. Старейшая из посланниц, леди Макдональд, произнесла небольшую приветственную речь, в которой выразила императрице искреннее пожелание от имени всех дам счастья и здоровья и надежду, [231] что примеру богдоханши последуют все женщины Китая в сближении с иностранками. Речь леди Макдональд была переведена на китайский язык. Отвечая на приветствие, богдоханша выразила свое удовольствие, что видит у себя европейских дам, высказала благодарность за поздравление и пожелала всем счастья и всякого благополучия. После этого каждая из супруг посланников в порядке старшинства входила на эстраду и подходила к императрице, которая пожимала каждой из дам руку, спрашивала, не было ли холодно, осведомлялась у каждой даме об ее здоровье и надевала каждой из дам на палец золотое кольцо с жемчужиной. После этого богдоханша представила дамам молодую супругу богдохана, предлагая и ей пожать руку каждой из дам. Затем богдоханша пригласила дам в сопровождении царевен и княжен отправиться в особую, собственную обеденную залу — Чунь-оу-чжай, т. е. павильон весенних лотосов.

Обеденная зала, в которую перешли дамы в сопровождении драгоманов, находилась по близости с залой И-луань, примыкая к ней с другой стороны. Это была громадная комната, убранная совершенно в китайском вкусе. По стенам висели картины [232] китайской живописи на шелковой материи, спускаясь длинными полосами. На картинах были изображены пейзажи в китайском вкусе, т. е. и скалы, и горы, и деревья, и низвергающиеся водопады. Были картины, на которых изображены только деревья и птицы на ветвях или только цветы в вазах. Любимым цветком, который изображается на картинах, служит хризантема. По стенам стояли в большом количестве столики и этажерки, наполненные вещами из клуазоне (фалань), слоновой кости, нефрита (особенно любимого китайцами камня) и из лака. В одном из углов поражала своей мелкой и изящной работой группа из дерева алоэ, представляющая сцену из китайской жизни. Здесь же по стенам стояло несколько шкафов с книгами. На отдельных столиках стояло много больших фарфоровых ваз и других вещей из фарфора. С потолка спускались больших размеров китайские фонари с красными кистями. Но влияние западной цивилизации наглядно уже сказывалось: в зале повсюду были электрические лампочки и электрическое освещение. Что поражало в этой зале глаз европейца, это — в разных местах поставленные на больших блюдах горы яблок. На вопрос о цели, с которою заготовлено такое [233] множество фруктов, последовал со стороны евнуха ответ, что запах яблок очень нравится богдоханше, почему они и ставятся для этого в ее помещениях. В обеденной зале уже были накрыты два стола по сторонам залы, а посреди, у стены под балдахином, на возвышении, находилось такое же кресло для императрицы, какое было и в зале И-луань. Оба стола были буквально загромождены всевозможными яствами. За первым столом заняли места дамы, царевны, княжны и два китайских драгомана, один — французского языка, а другой — английского. За вторым же столом поместились драгоманы, министры, члены цзун-ли-ямыня, пекинский генерал — полициймейстер, князь Дин и сановники придворного ведомства. Для любителей и знатоков китайской кухни стол был самый изысканный и изобильный. Тут были и ласточкины гнезда, без которых не обходится ни один званый китайский обед, и плавники акулы, и ростки бамбука, и жареный фазан, и куры, утки, дичь, разное мясо, ветчина, нарезанная тоненькими ломтиками; все блюда сопровождались разнообразными соусами. В званом богатом китайском обеде полагается не менее 50-ти блюд. Можно представить себе, как должно их разнообразить и как мало в [234] конце-концов получается разнообразия, так как все китайские блюда столь же стереотипны, как и вся китайская бытовая жизнь. Все эти блюда подаются всегда в одном и том же порядке и готовятся всегда одним и тем же способом. Перед каждым прибором гостей стояла чашечка из превосходного белого нефрита на такой же подставке, накрытая золотою крышечкой. В эти чашечки, вмещающие не более глотка, наливается китайская рисовая водка, которая пьется теплой.

Вкусна ли китайская кухня? На этот вопрос ответить трудно, так как на вкус и цвет товарищей нет. Некоторые из европейцев, долго прожившие в Китае, настолько свыкаются с общим обиходом китайской жизни, что с удовольствием устраивают у себя китайские обеды или время от времени посещают китайские рестораны, заранее заказывая известные китайские блюда. Чтобы дать общее понятие о китайской кухне, должно сказать, что все китайские блюда приготовляются пресными, но к каждому из них обязательно подается или китайский уксус, очень вкусный и ароматичный, приготовляемый из гаулена (сорт проса), или особая китайская соя, также очень сильная и резкая на вкус. Добавление уксуса придает [235] некоторым, особенно растительным, блюдам, каковы, например, отварные ростки бамбука, ростки огурцов, редиса, весьма приятный оригинальный вкус. Очень вкусны также китайские утки и утиные печенки, поражающие своей величиной и нежностью. Китайцы особенным способом откармливают таких уток. Плавники акулы, быть может, в виду неприязненного чувства человека к этому людоеду, обыкновенно не нравятся европейцам, равно также не нравятся и улитки, а также особые маринованные черви. Не нравятся также большинству столь ценимые китайцами и некоторыми гурманами из европейцев так называемые столетния яйца. Приготовление их состоит в том, что сваренные в крутую яйца зарывают в землю на продолжительное время, пока белок не станет черным, а само яйцо не будет сильно попахивать сероводородом. Как особенный еще деликатес подается, и то только осенью, суп из хризантем. Вкуса этот отвар цветов не имеет.

По окончании обеда в залу прибыла богдоханша и заняла место на возвышении, в кресле, покрытом дорогим собольим мехом. Кресло из красного лака, с резьбой и золотыми украшениями, поражало изяществом и тонкостью резьбы. Вообще изделия [236] из лака очень ценятся в Китае и очень дороги, так как работа представляет много труда. Лак этот приготовляется следующим образом: в коре дерева tsi (rhus vernix), растущего в южных провинциях Китая, делаются надрезы, из которых вытекает густой сок, собираемый в приемники, подвязанные под надрезами. Когда достаточно наберется соку, надрез затирают особой смазкой, а древесный сок растирают с сажей и киноварью или каким-нибудь другим цветным веществом и, получив массу густой консистенции, ею покрывают густым слоем мебель и вещицы, как коробочки, ящички, шкатулки и пр. Когда масса застынет, ее полируют до тех пор, пока получится однородный красный или гранатовый цвет. На этом блестящем лаке вырезывается от руки узор. Работа эта не только трудная, но и вредная. Так как приходится работать над ядовитым веществом и вдыхать отделения из него, то у рабочих появляются опухоли на руках и лице, чрезвычайно болезненные и легко изъязвляющиеся. Добывается для приготовления лака сок и из другого дерева, дающего также очень яркое вещество. Дерево это приносит плоды, облеченные скорлупой, плод — величиной с яблоко. Внутри плода находится четыре ядра, [237] подобные миндалинам, но больших размеров. Зерна эти маслянисты, и при давлении их под прессом добывается масло, которое китайцы называют тунг-ю. Эти ядра варятся вместе с клеем и маслом, и служат между прочим и для приготовления краски для полов, окон, дверей и пр. По качеству производства в Китае считают до 15-ти сортов лака разной ценности.

Заняв место, богдоханша обратилась к своим гостям с вопросом на китайском языке, переведенном драгоманами по-французски: "Покушали ли вы? Прошу извинить, если что было не так, — ведь обычаи наши различны". Дамы отвечали искреннею благодарностью за радушный прием. Затем богдоханша обратилась к главному евнуху и приказала ему распорядиться, чтобы подали чай. Чай приносили в китайских чашечках, причем каждую чашечку подавали сперва богдоханше. Как заботливая хозяйка, богдоханша каждую чашечку предварительно пригубливала, а затем уже приказывала подавать гостье. После чая богдоханша пригласила всех гостей в театр. Дамы в сопровождении всех присутствовавших из обеденной залы прошли крытыми корридорами очень значительное пространство и вошли в театральную залу. [238]

О театре в Китае вообще и в частности о придворном театре я уже говорил раньше, а потому повторять сказанного не стану.

По окончании театра гости снова были приглашены в прежнюю обеденную залу, где ожидал их приготовленный дессерт. Масса разнообразных китайских сладких печений, плодов, засахаренных фруктов и сластей, а также и закусок, состоявших из нарезанных ломтиков колбас, ветчины, птицы и т. п., покрывала столы. Когда гости закусили и отдохнули, то в залу снова вошла богдоханша и, сказав гостьям, что они, вероятно, довольно уже утомились, пожала каждой из дам руку и с радушной улыбкой отпустила их, сделав каждой из дам на память о посещении подарок, состоявший из картины, нарисованной красками по шелку самой богдоханшей, по четыре куска узорчатой атласной материи, по коробке различных шелковых платков, по набору частых и редких гребней из слоновой кости. Драгоманы получили также в подарок четыре куска разноцветной шелковой материи. Поблагодарив богдоханшу за угощение, радушный прием и милостивое внимание, дамы удалились тем же самым путем.

Богдоханша произвела самое приятное [239] впечатление. На вид она представляет полную жизни и энергии женщину, которой нельзя дать более 50-ти лет. Она среднего роста, плотного сложения; продолговатое лицо манчжурского типа; глаза черные, проницательные, очень живые; все выражение лица энергичное; одета в обычный китайский костюм: роскошно вышитую красную атласную курму, поверх которой надета такая же богато вышитая безрукавка. Прическу богдоханша носит манчжурскую, т. е. на две стороны; в волосах с обеих сторон прически цветы. На пальцах богдоханши надеты серебряные ноготники для защиты настоящих ногтей от поломки. Супруга богдохана, находившаяся возле богдоханши, а затем бывшая все время с гостями, имеет на вид лет 26. На ней надета была курма из бледно-сиреневого шелка, зашитого золотом. Остальные княжны были одеты так же роскошно. Аудиенция длилась более двух часов и оставила сильное впечатление. [240]

ГЛАВА X.

Общение России с Китаем с каждым годом все увеличивается, с каждым годом все более и более русских людей едет в Китай на службу в правительственные или частные учреждения. Все чаще и чаще приходится слышать вопросы, которые задают русские люди: "Скажите, какая жизнь в Китае? Какой там климат, какое общество, какая обстановка, какие люди, какие потребности".

В Китай едут люди не только молодые и одинокие, но едут и люди семейные, которым особенно интересны сведения о быте и жизни в Китае.

Не ошибусь, если скажу, что у нас в России существуют или самые превратные понятия о жизни в Китае, или люди, едущие сюда жить, не имеют совершенно никаких понятий. Полагаю, что не бесполезно будет для людей семейных, если я поделюсь с ними опытом своего двухлетнего пребывания [241] в богдоханской столице. Самое больное место жизни в Пекине, это — образование детей; посмотрим поэтому, кто из семейных может ехать в Китай и кому доступно дать детям образование. Все зависит от средств и получаемого содержания. Среднее получаемое служащими содержание — 4,000 р. кредитных, а так как жизнь идет в Пекине на доллары, то при размене это равняется 4,500 долларов, иногда больше, иногда меньше, в зависимости от курса на серебро. Говорят, что в Китае жизнь дешева, что получаемое содержание дает даже возможность составить приличную экономию. Это мнение совершенно ошибочное. Начнем с холостых. Молодежь получает первый оклад 1,800 рублей. Им этой суммы только-только хватает при самой аккуратной жизни. Содержание, т. е. стол, прислуга, прачка обходится средним 85 р. Содержание верховой лошади, единственное развлечение, доступное и необходимое в Пекине, 25 руб. В клуб — членский взнос ежемесячно 5 руб. Остальное уходит на платье, обувь и прочие мелкие расходы. Если кто хочет пользоваться развлечениями, каковы: участие в пикниках, спорт, бывать в обществе, тот неминуемо делает долги. Человеку семейному жить также не дешево: начиная с прислуги, [242] продовольствия, магазинов, платья, обуви — все в настоящее время стало значительно дороже и многого достать нельзя. В настоящее время семейному человеку очень скромно можно прожить в Пекине на 2,500-3,000 р., но и то если дети маленькие, и не более одного-двух. Если дети взрослые, то никоим образом нельзя посоветовать таковым семейным ехать в Пекин.

Главная тягость жизни заключается в том, что в Пекине нет никакой возможности давать образование детям. В Пекине не только нет школы для детей европейцев, но нет даже возможности иметь преподавателя для изучения какого-либо иностранного языка. Как ни грустно, но надо признать тот факт, что, живя в Пекине, дети научиться иностранным языкам не могут, а правильно говорить по-русски забывают, чему способствуют и полное одиночество их, и окружающий китаизм. Получить какое-либо общее образование также невозможно, если не выписать из России учительницу для русских предметов, а из Шанхая гувернантку для английского и французского языков и музыки. Но чего это стоит!

В Шанхае есть специальные пансионы, подготавливающие гувернанток и бонн из [243] девушек, так называемых хав-каст, т. е. у которых один из родителей европеец, а другой из туземцев, китаец или японец. Это наичаще уроженки Кантона или из Макао. Бонны получают до 300 долл., гувернантки, с знанием английского, французского яз. и музыки — до 600 долларов. Очевидно, что при содержании в 3,000 руб. немыслимо иметь ни учительницу, ни гувернантку.

Говорить же о сбережении про черный день совершенно напрасно.

Что касается до общественной жизни, то таковой, как мы ее понимаем в России, в Пекине не существует. Здесь нет ни театра, ни общественных развлечений, ни даже общественного сада для прогулки.

Жизнь имеет совершенно замкнутый кружковый, домашний характер. Иностранное общество живет отдельно, русский кружок живет отдельно, причем и сам русский кружок делится на отдельные кружки.

Простоты, доброты и искренности в отношениях русских кружков искать напрасно, а если и можно встретить добрых, простых людей, то только как исключение. Вся обстановка жизни настолько непривычна русскому человеку из среднего круга, настолько часто непонятна и не приспособлена для него, что [244] большинство скоро начинает томиться и рваться из Пекина обратно. Я говорю конечно о людях только среднего положения. Люди высшего положения, хотя и тяготятся иной раз жизнью в Пекине, но, получая громадное содержание, имеют утешение в обеспечении, которое они составляют при службе в Пекине и Китае вообще, чего лишены люди среднего положения. Что касается климата, то, если исключить отвратительное санитарное положение туземного Пекина и чисто бытовую сторону жизни, то климат сам по себе превосходный.

Тяжел бывает для европейцев только один период летних дождей, так называемых футяней, да тяжелы выдаются иногда зимние дни, когда воздух бывает страшно сух. Но вообще весна в Пекине начинается с половины февраля и наичаще бывает приятная и теплая; с апреля месяца начинаются уже жаркие дни, хотя и перепадают между ними дни пасмурные и даже прохладные, нередко бывают даже грозы. В мае уже становится очень жарко, а с июня начинаются настоящие жары, чувствуется тягостная духота, мало-по-малу начинают перепадать дожди и в начале июня начинается форменный футянь. Но год на год не походит: нередко лето проходит и дождей [245] бывает мало, наичаще бывает футянь средней тягости и продолжительности.

В это время весь Пекин стоит окутан паром. Воздух, при постоянной температуре днем и ночью в 22-24-26° R., насыщен парами. Дышется словно в жаркой бане. Ощущается страшная сонливость, слабость; малейшее движение вызывает потоки пота. Китайцы с наступлением футяней снимают с себя верхнюю одежду и остаются полуголыми. Все вещи пропитываются испарениями, чемоданы, обувь, книги, металлические вещи покрываются плесенью и ржавчиной. Особенно тягостен второй футянь, приходящийся на июль, самый упорный и многоводный.

Небо чаще и чаще заволакивается тучами; перепадают сильные дожди, часто с грозой, оставляя после себя тягостные для европейца испарения. Нет ни малейшего освежающего ветерка; сидишь, словно в бане, всегда в поту и вынужден каждые два — три часа менять белье, так как оно становится "хоть выжми".

С половины августа устанавливается погода равномерно теплая, утром и вечером — 22° R Небо безоблачное темно-голубое, вечерами ясно звездное; в воздухе реют, словно волшебные огоньки, летающие светящиеся червячки, мелькая в темноте листвы. [246] Отсутствие водяных паров и горячего влажного воздуха отнимает характерную, тягостную истому. Тем не менее, цикады немолчно наполняют воздух своим громким пением, крайне резким. Хотя цикад здесь много разновидностей, но китайцы называют их одним общим именем дилаурр, подразделяя на два вида. Первые появляются за месяц до наступления футяня, с первыми жаркими днями, и очень напоминают криком своим наших полевых кузнечиков, только кричат гораздо громче.

Этих предвестниц наступления жаркого времени китайцы называют "жэ-ерр", т. е. горячие, жаркие. Перед началом футяня, в первый, второй и третий его периоды появляются разновидности, которых легко отличаешь по звуку их крика. Китайцы всех их называют тоже одним общим именем "фу-тя(нь)-эрр", т. е. футянные. Куколки их развиваются в земле близ деревьев; перед превращением в насекомое они выбиваются на поверхность земли и всползают на дерево, где сбрасывают свою оболочку и являются настоящим насекомым. После выхода куколок, вся земля около деревьев словно пробуравлена оставленными отверстиями. Китайцы собирают на стволах деревьев шкурку куколки и употребляют как [247] лекарство, разваривая в кипятке и давая пить больным. Самих дилауров китайцы ловят или для забавы, или для лекарства, применяя следующий остроумный способ. Так как дилауры живут на деревьях, питаясь соками, для чего вкалывают свой длинный и острый трубчатый хоботок в кору и высасывают древесный сок, то, чтобы достать их, китайцы смазывают клеем конец длинного бамбука и налепляют таким образом дилаура, снимая его с дерева. Забава же состоит в том, что, нося дилаура в руке и нажимая ему на грудину, заставляют его кричать. Пение дилауров начинается с восходом солнца и, не смолкая, продолжается до наступления сумерек, причем самый разгар приходится на время от полудня до четырех часов. Так как все фу-тянь-эрр кричат одновременно, то можно себе представить, какой получается оглушительно-трескучий концерт! В пасмурные дни кричат они слабее, а во время дождя их совершенно не слыхать.

Осень в Пекине самое приятное время года. Дни стоят теплые, но не жаркие, чудное всегда голубое небо, ветряных дней бывает мало, изредка бывают грозы. Постепенно свежея, дни переходят к зиме, но первый зимний месяц, ноябрь, обычно не [248] бывает холодным: бывают утренники, термометр наичаще показывает 0, и в конце месяца начинаются небольшие морозы, когда по утрам бывает -2° R. Днем же при солнце температура воздуха доходит нередко до +5° R. Изредка прорываются северозападные ветры, и тогда бывает очень холодно. Первый снежок редко когда выпадает в конце ноября. Настоящая зима устанавливается в конце декабря, когда иной раз выпадает и глубокий снег.

Но зима в Пекине редко бывает снежная. Временами задувают монгольские ветры, что с сухостью воздуха заставляет многих страдать. Воздух бывает временами настолько сух, что приходится искусственно увлажнять его в комнатах. Вода, разлитая по полу, сохнет чрезвычайно быстро. Эта сухость воздуха особенно отзывается на нервных людях в первый год жизни в Пекине.

Таким образом для европейцев в Пекине бывает самым тяжелым временем года это лето, именно период футяня.

Во время сильного футяня прекращается в столице Сына Неба всякая деловая жизнь и Пекин, будучи расположен в низменной равнине, в разгар футяня буквально стоит на воде. Ливень так бывает велик, что [249] не только прекращается по улицам всякое движение, но не редки случаи, что пешеходы, застигнутые внезапно на улицах ливнем, тонут, уносимые быстрыми потоками. Европейцы на время футяня, кто может, выезжают на дачи в храмы, или в горы или на морской берег в Чифу, Пей-тай-хо или в Японию. Пекин пустеет, деятельность политическая затихает и сами китайские чиновники в своих учреждениях сидят обнаженные.

Для уха европейца покажется странным, что выезжают на дачу в храм, что свою святыню китайцы отдают "заморским чертям". Презренный металл — господствующий здесь доллар покорил буддистских бонз, хотя все же есть не мало храмов, которые не только не отдаются в наем на лето, но в стены которых не впускается европеец, дабы не осквернять святыни. Плата за храм зависит от вышины храма, от местности (в равнине храмы дешевле, нежели в горах) и в среднем колеблется между 800-600 долларов. Чтобы дать понятие о храме-даче, я сделаю описание небольшого, сравнительно, буддийского храма "Да-бей-сы" — храм великого милосердия, который издавна служил для русских местом отдыха, на что остались указания в виде надписей и [250] вырезок на камне стен. Эти надписи гласят, что "Россияне здесь квартировали 1828 года, мая 15-го дня". Затем: "Здесь жили русские миссионеры 1831. А. Легашев, Ив. Захаров". Есть даже юмористическая памятка в стихах, приписываемая перу проф. В. В. Васильева и относящаяся к 1842 году. Храм Да-бей-сы расположен на предгорьи; к нему надо подняться по широкой, вымощенной каменистой тропе; по одну сторону тропы лежит усеянное большими каменьями русло ущелья, по которому во время дождей бешено несется, свергаясь с гор, бурный поток. Другую сторону образуют холмы, которые, постепенно возвышаясь, образуют несколько горных вершин, разделенных ущельями. С самой высокой скалистой и обрывистой вершины горы Монбрус открывается чрезвычайно живописный вид на всю пекинскую равнину, на озеро загородного дворца императрицы, на желтоводную реку Гуанго, на разбросанные по ущельям и в горах храмы, ярко сверкающие в лучах заходящего солнца своим красным цветом стен, подобно огромному костру, пылающему среди зелени туй, сосен, дубов, а также разноцветные ковры лугов и посевов, среди которых преобладающими являются высокостебельные сорго и маис. Сделав несколько [251] подъемов по тропе, мы через узкий проход входим на чистенькую, выстланную плитами камня площадку, ограниченную с трех сторон каменной невысокой, выкрашенной в красный цвет оградой, примыкающей к такого же цвета одноэтажному зданию, имеющему посреди овальной формы дверь и по бокам по окну овальной же формы. Над дверью идет широкий красный обвод, на котором из извести вылеплены изображения дракона, льва, слона и крылатого коня. На обводах под окнами вылеплены только драконы. Это первый храм, воздвигнутый, как гласит надпись, по приказанию императора. Перед храмом растут два огромных священных дуба, впереди которых возвышается деревянная высокая арка, когда-то выкрашенная в яркие цвета — красный, синий, зеленый, с изображениями драконов, но ныне ветхая и вся облезлая и полинялая. На арке надпись: "Милосердие Будды наслояется подобно облакам". Через маленькую дверь сбоку храма входим во дворик, из которого по крутой каменной лестнице подымаемся внутрь главного двора. Здесь стоит каменная доска, изображающая историю храма, весьма древнего и возобновленного в 1725 г. Площадка также вся вымощена камнем и окружена со всех сторон такими же [252] отдельными зданиями, а посреди стоит одно большое здание-главный храм. Перед храмом растут два священных дуба, обвитых каждый лианами. В промежутке стоит каменный сквозной ящик, в который ежедневно вечером ставят три курительных жертвенных палочки. Вдоль стен большого храма стоят в громадных кадках гранатовые деревья и деревца, имеющие розовые мелкие листья и цветущие красивыми ярко-розовыми цветочками. В больших глиняных горшках растет лотос, живописно покрывая воду своими большими круглыми листьями и высоко поднимая стебель с чудным нежным белоснежным цветком. Лотос цветет здесь с начала июля; цветок его нежноароматный.

В больших монастырях лотос разводится в прудах. Вообще монастыри буддийские чисты и изобилуют цветами и растительностью. Большой храм — такое же обыкновенное здание с высокой изогнутой черепичной крышей. Две боковых стены его каменные, а две другие — деревянные, решетчатые, заклеенные китайской бумагой, и притом передняя стена может раздвигаться и служить, таким образом, входом в храм. Большой храм внутри представляет одну большую комнату. Вдоль боковых стен на [253] подмостках расположены 18 изображений буддийских святых в разных позах, сделанных довольно художественно из дерева и бронзированных, относящихся к разряду низших богов, называемых лоханами. В углу у одного края подвешен большой колокол. Передняя стена свободна, а в противоположном углу на лежащем слоне находится большой барабан с словами заклинательной молитвы. Посреди стоит стол, на котором расположены священные книги, медные тарелочки, колокольчики, деревянные барабаны, в которые во время моления бонза ударяет деревянным молоточком. Средину стола занимает большая бронзовая чаша — неугасимая лампада (хай-дан-хо) и две узорчатых красных больших восковых свечи. Против этой средины, на возвышении под балдахином находится громадное бронзированное изображение Будды-Фо; по бокам стоят еще два идола меньших размеров. Перед Буддой в чашах расставлены приношения, стоят искусственные цветы, свечи. Сверху спускаются разноцветные ткани и знамена. В монастыре Да-бей-сы один только бонза, а потому не бывает общественного буддослужения; вообще же ежедневное служение состоит в том, что несколько раз в день производится звон в колокола, [254] подвешенные у стены храмов снаружи и в большом храме внутри. Вечером же в 6 часов и в 4 часа утра происходит служение в большом храме. Бонза (хошэн у буддистов) входит и деревянным молотком производит в край колокола быстро следующих один за другим семь ударов; затем ожидает прекращения звука и медленно ударяет 18 раз, затем снова быстро семь раз, затем снова медленно делает всего 62 удара; после этого подходит к большому барабану и тоже ударяет в него, затем поправляет или зажигает большую лампаду. После всего иногда садится за столик и начинает речитативом нараспев читать священные книги. В больших монастырях, где монахов 8-10 человек, там совершается в шесть часов общая служба. Все они в своих плащах желтого, красного или бледно-серого цвета, с широкими рукавами, подобными рясе, и закинутой одной полой на плечо, становятся вдоль храма друг против друга по обе стороны Будды и начинают громко петь. Пение сопровождается ударами в небольшой барабан деревянной палочкой и имеет три перемены. Сперва все стоят опустив руки ровно, затем поднимают их в уровень груди и складывают ладонями, а перед окончанием [255] службы повергаются на землю перед Буддой и выходят в порядке из храма и идут за общую трапезу, приготовленную уже и состоящую исключительно из овощей, риса и пшена. В больших храмах, кроме больших изображений Будды, находится еще масса маленьких из бронзы, весьма художественно сделанных. Но в настоящее время найти в ближайших монастырях к Пекину изваяние Будды из бронзы очень трудно, так как бонзы попродавали их европейцам, составившим многие очень ценные и редкие коллекции. Взамен же выкраденных поставили бронзированные глиняные. Пользуется большою известностью близ Пекина монастырь Пи-юн-сы, в котором находится самое полное собрание изображений учеников Будды во весь рост, сделанных очень искусно из дерева и бронзированных. Собрание это состоит из слишком 500 и занимает громадное помещение в Пи-юн-сы. Кроме этого собрания, в Пи-юн-сы есть здания, в которых заключаются изображения ада и рая, с мучениями грешников в первом, и радостию праведников — во втором. Здания эти, однако, сильно пришли в упадок.

В Да-бей-сы, кроме большого храма, имеется четыре малых, которые и сдаются [256] на лето. Эти храмы — обычные здания, имеющие в себе две-три комнаты, разделенные перегородками. В средней комнате в глубокой нише стоят изображения Будды. На время эти изображения бонзы или выносят в ближайший храм, или закрывают их занавесью. Эти-то помещения вычищаются» полы покрываются циновками, стены белятся» расставляется европейская мебель, и вот в буддийском монастыре появляется европейская жизнь. Бонзы вообще очень благосклонны к русским, которые ведут себя всегда мирно и приветливо, и частенько жалуются на англичан, особенно на их студентов, которые нарушают тишину и на которых, поэтому, Будда бывает недоволен, так что бывали случаи, что бонзы охотно отдавали свои храмы русским и отказывали англичанам.

Футянный период заканчивается временем, которое китайцы называют мо-тянь и за которым уже начинается осень. Все перемены времен года настолько сохраняют в Пекине правильность и постоянство характера, что китайский календарь, как исключение из других календарей, никогда не врет, обозначая начало и конец того или другого периода. Наступление мо-тяня характеризуется с первого же дня по китайскому [257] календарю тем, что ночи становятся холоднее и пропадают москиты, почему китайцы могут снять полога с своих постелей. И действительно, в первый же день мо-тяня все китайцы спят уже на открытых канах (деревянных или каменных нарах). Мо-тянь продолжается до конца августа и в этот период не редки "сухие грозы"; иной раз проходит и сильный, но кратковременный ливень.

Летом в Китае нередко проходят иногда сильные бури, особенно в южной его части. Вообще Дальний Восток имеет свои особенности: заканчивается в Китае период футяня, начинается в Китайском и Японском морях период тай-фынов или тайфунов. Слово это по-китайски значит время больших ветров. Причины, порождающие это ужасное морское явление, далеко еще не изучены. Состоит тай-фын в том, что в море движется страшный ураган-вихрь, заставляющий клокотать волны и сопровождаемый страшной грозой и дождем. Движется он обыкновенно с юга на северо-запад, доходя до 30° северной широты. Тай-фын движется, имея центр и два крыла; в центре свирепствует сам ад, а на окружности сила бури постепенно ослабевает. По наблюдениям моряков, движется тай-фын всегда [258] по параболе. Свирепствуют эти вихри-бури в Татарском проливе у берегов Японии, Китая и Кореи и доходят до Владивостока. Первые тай-фыны появляются обыкновенно в июне месяце, не сильные и редкие, количественно и качественно увеличиваются в июле и достигают высшей силы проявления в августе и сентябре, уменьшаются в октябре и прекращаются в ноябре. С неизменною правильностью появляются тай-фыны ежегодно между Японией и Китаем, в морях, омывающих их берега. Тай-фын занимает в своем движении большое морское пространство и движется не одинаково быстро. Так, в Северном Китайском море быстрота его весьма различна и колеблется от 5 до 80 миль в час, а в Японском море быстрота его движения больше, от 17 до 38 миль в час. Чем далее к северу, тем более замедляется быстрота его движения, уменьшаясь до 10-5 миль в час. Что касается пространства, которое захватывает тай-фын, то наблюдения дали пока мало достоверного; полагают, однако, что диаметр пространства, которое занимает тай-фын, равняется 800-1000 миль. Опасность для судна попасть в тай-фын так велика, что в настоящее время во многих местах устроены метеорологические станции, с [259] которых тотчас же рассылаются телеграммы во все порты при признаках приближения тай-фына, и суда, готовые к отплытию, выжидают минования этого морского бича. Признаками приближения этого ужаса служат падение барометра и особенно глубокая морская зыбь. В широтах, где ежедневное движение барометра в высшей степени правильно, самое незначительное колебание его в известное время года служит признаком беспокойного состояния атмосферы и приближения бури.

В широте 30° и севернее колебания барометра резки, падение его достигает величины 11,9 mm. в течение часа, вообще же падение барометра в среднем на 0,8 mm. указывает уже приближение тай-фына в широтах от 10°. Падение барометра совершается чрезвычайно быстро. Зыбь в открытом море появляется нередко за 30 и 48 часов, при слабом ветре, до того момента, когда корабль попадет в центр тай-фына. Причинами, производящими тай-фын, считают разделение воздушного давления и господствующих воздушных течений в западной части Тихого океана, наблюдаемое к концу лета, т. е. к тому времени, когда начинают проявляться в здешних морях тай-фыны. К этому же времени в Средней [260] Азии наблюдается барометрический minimum, захватывающий берега Китая и распространяющийся до Филиппинских островов. Под его влиянием у Филиппинских островов и у берегов Китая дует в это время южный муссон. В это же время встречается minimum воздушного давления в Охотском море и maximum в Сибири. В этой же области различного давления воздуха, разницы температуры воздушных слоев, влажности и получают свое начало те вихри-бури, которые китайцы назвали тай-фын. Вихрь этот кружился бы на одном месте, если бы на все части было равномерное давление воздушных течений, но как только давление воздушного течения на одну сторону его будет большее, нежели на другую, противоположную, то результатом такой неравномерности получается движение вихря. Кроме этих общих причин, в отдельности течения Японского моря, а именно, с одной стороны, теплое течение Куро-Сиво, которое идет вдоль берегов Японии с северо-востока, а другое течение холодное вдоль берегов Манчжурии, образуют столь значительное количество туманов и влажности, что дают возможность предположить о самостоятельной причине, способствующей образованию тай-фынов вблизи Кореи. Кто раз испытал тай-фын в [261] водах Китая или Японии, тот никогда его не забудет. Предвестниками его появляются сперва необыкновенный зной в воздухе, становится нечем дышать, ощущается удрученное состояние духа, ни малейшего движения воздуха, все на пароходе проникнуто запахом машинного отделения и печей.

Но вот появляются и стягиваются низкоползущие свинцовые тучи, слышатся раскаты грома, прорезывает наступающую мглу яркая молния, блеск которой приводит в содрогание и ужас нервных людей. Ветер меняет свое направление с восточного на юго-восточный, южный или западный, югозападный, смотря по направлению идущего тай-фына. Все прячутся, слышатся возгласы отчаяния и молитвы. Тай-фын приближается по 26 миль в час и схватывает все встречающееся ему на пути с яростью бури, урагана, грозы и страшного ливня. Вихрь буквально треплет и рвет пароход на части; дождь льет, море кипит и заливает волнами всю палубу, снося и уничтожая все, что есть на пути. Ни одно судно, попавшее в тай-фын, не уходит целым, но все получают более или менее серьезные повреждения, а многие гибнут или бывают выброшены на берег. Все, испытавшие тай-фын, единогласно свидетельствуют, что [262] приступы ветра бывают ужасны, равно как и величина волн достигает невероятно громадных размеров. Имеется одно наблюдение, сделанное на клипере "Абрек", о сильном фосфорическом свете и запахе серы во время ночи, а в записях обсерватории в Нагасаки указано на землетрясение, бывшее в октябре 1877 года во время тай-фына на море. Имеется также одно наблюдете, что во время тай-фына в 1878 году появилась в очень сильной степени в Нагасаки холера.

По счастью, не каждый год бывают столь гибельные по своей силе тай-фыны. В 1891 году в сентябре месяце был страшный тай-фын в переходе от Нагасаки в Чифу. На пассажирском японском пароходе "Гейкай-мару" волнами сорваны были шлюпки и снесены кожуха, наконец, в одно мгновение волны залили машинное отделение и топки. Началась отчаянная борьба со смертью, в которой победителями вышли люди, целую ночь работавшие помпами и выкачивавшие воду. В 1896 году, 15-го июля, тоже был сильный тай-фын, во время которого погибла близ Чифу германская канонерка "Ильтис" с 80-ю человеками команды.

В том же году довольно сильный тай-фын дошел до Владивостока, где сорвал крыши с домов, вывернул деревья, повыбросал [263] на берег множество разбитых лодок и баркасов. Обычно тай-фын свирепствует сутки, а затем освобождает свою жертву и несется дальше, но бывают тай-фыны, длящиеся двое, трое и четверо суток, каков был тай-фын много лет назад в Нагасаки. Влияние тай-фына проявляется и на суше далеко от берега моря. В том же году 15-го июля 1897 г. я жил в 25-ти верстах от Пекина и верстах в 300 от Чифу. День 15-го июля был жаркий, но не предвещавший ничего особенного. Часов около шести вечера поднялся вихрь, нашли черные тучи, освещенные пурпурно-огненными лучами заходящего солнца, загремела гроза при сильном ливне и все это продолжалось не более трех четвертей часа. Затем все стихло и только на другой день я узнал о бывшем несчастий в Чифу во время тай-фына 15-го июля. Во время этого же тай-фына погибло много китайских фелюг в и джонок. По некоторым погибшим жителям Пекина родные совершали молитвы об упокоении их душ. Моление совершалось на мосту, перекинутом через городской канал. Была поставлена красиво сделанная и покрытая надписями, указывавшими добрые качества погибших в море, джонка. Среди нее был поставлен стол, за [264] которым сели буддистские хошэны (монахи) в своих одеждах, весьма напоминающих рясы нашего духовенства. Моление состояло из пения молитв, сопровождавшегося постукиванием одного хошэна палочкой по краю стоявшего перед ним колокольчика, в пении на распев, в стучании в барабан. Затем принесена была духу усопшего жертва и джонка была зажжена. Родственники стали на коврике на колени перед пылавшей джонкой и сделали три земных поклона, как бы посылая вечное прости ушедшему от них навеки дорогому существу и уверение, что память о нем останется ненарушима.

Текст воспроизведен по изданию: В старом Пекине. Очерки из жизни в Китае. СПб. 1904

© текст - Корсаков В. В. 1904
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
©
OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001