-

КОРОСТОВЕЦ И. Я.

РУССКАЯ ДУХОВНАЯ МИССИЯ В ПЕКИНЕ

В 1643 г. Русские охотники и золотоискатели, под начальством Пояркова, приблизились к Амуру. Немного позднее казак Ерофейко Хабаров с охочими и служилыми людьми прогнал племя Дауров, кочевавшее вблизи этой реки, и овладел городом Албазиным, где построил укрепление. Оттуда он спустился по Амуру и собрал ясак для Русского царя с Тунгусов, Гиляков и других кочевых племен, плативших дань Амурскому владельцу Ламкаю. Китайское правительство, обеспокоенное близостью казаков, послало против них военный отряд, который разогнал мирных жителей, но Албазина не тронул. В виду умножения пограничных сношений, в Китай было отправлено в 1654 г. первое посольство под начальством Байкова. Хотя оно достигло столицы Срединной Империи, но грамота царя Алексея Михайловича не была вручена богдыхану, ибо посланцы отказались от земных поклонов и других унизительных условий церемониала. Несмотря на эту дипломатическую неудачу, торговые сношения между Сибиряками и Китайцами продолжали развиваться и становились более правильными: так в 1668 г. отправлен в Китай первый частный купеческий караван, а двумя годами позже прибыли в Нерчинск первые Китайские торговцы.

Между тем Русские переселенцы понемногу распространялись в Приамурском крае, и в Москве решили укрепить Албазин и учредить в нем воеводство. Первым воеводою был назначен Толбузин, прибывший туда в 1684 г. Видя усиление Русских на Амуре и убедившись в невозможности удалить их мирными средствами, богдыхан Канси послал против Албазина 15 тысячный отряд. В 1685 г., после мужественной обороны, гарнизон Албазина, вследствие истощения снарядов, сдался, и крепость подверглась разрушению. Часть казаков была отпущена в Нерчинск, а 45 человек мужчин, несколько женщин и детей уведены в плен. [58]

В числе этих взятых Китайцами казаков находился священник Максим Леонтьев, взявший с собою церковную утварь и святые иконы, одна из коих уцелела и до настоящего времени ¹. По прибытии в Пекин, Русские пленные были зачислены в знаменное Манчжурское войско, т. е. в наследственное военное сословие, и им были пожалованы земли ². В своих заботах об Албазинцах Китайское правительство пошло еще дальше: так как большинство пленных были холостяки, то им даны были в жены Китаянки. Это обстоятельство немало способствовало быстрому окитаинию казаков; под влиянием языческих жен, они начали забывать православную веру и терять свою народность. Место, отведенное Албазинцам, находилось в северо-восточном углу Пекина, недалеко от городской стены. Здесь была ими воздвигнута небольшая часовня, освященная о. Максимом, который начал совершать в ней богослужение при помощи присланных митрополитом Тобольским священника и диакона. Эта-то часовня с ее небольшим причтом и послужила зародышем будущей нашей «Духовной Миссии», насчитывающей ныне 200 лет существования.

Пребывание Албазинцев в Пекине дало новый толчок сношениям между Россиею и Небесною Империею, которые стали особенно часты после того, как наши подданные, по Нерчинскому договору, получили право торговать в Китае ³. Русские торговые караваны, приходившие в Пекин, останавливались на особом Посольском дворе, в южной части города, и наши купцы, устраивая торговые сделки с Китайцами, прибегали зачастую к содействию Албазинцев, успевших выучиться языку и освоиться с местными обычаями. Дружественное расположение и заботы столичных властей о наших пленных подали Русскому правительству мысль увеличить число случайно попавших в Пекин представителей Православия, определить их положение и сделать попытку к распространению христианства. Начальнику одного из караванов, Осколкову, поручено было ходатайствовать о допущении в столицу Китая Русской духовной миссии. Богдыхан Канси отнесся благосклонно к ходатайству Русских и даже просил прислать врача, умеющего лечить наружные болезни. Пользуясь любезным дозволением Китайцев, наше правительство снарядило миссию из девяти членов под начальством [59] архимандрита Иллариона ⁴, которая, после разных проволочек и задержек, прибыла в 1716 г. в Пекин. Вслед за нею приехали Англичанин врач Гарвинг, Лоренц Ланг (в качестве будущего консула) и Крисниц «для усмотрения купеческого обращения». О деятельности этой первой миссии сохранилось мало сведений. Состав ее скоро расстроился вследствие смерти начальника; четыре церковника вернулись в Россию, и в Пекине остался один священник с причтом из трех человек.

Несмотря на то, что первая попытка была неудачна, наше правительство не переставало лелеять мысль о распространении Православия. Это настроение поддерживалось кроме того побуждениями политическими: проповедь Православия должна была служить противовесом Католицизму, представители которого пользовались в то время большим влиянием в Китае, благодаря покровительству самого богдыхана. При таком предполагавшемся расширении деятельности нашей миссии признано недостаточным иметь во главе ее архимандрита, и решено было учредить в Китайской столице епископию. Капитану Измайлову, посланному в Пекин для установления правильных торговых сношений между двумя государствами, было поручено вести также переговоры о допущении в Китай Русского поверенного и об устройстве православного епископства. С Измайловым поехали архимандрит Антоний Платковский и Англичанин-врач Бель. Посланник наш был принят хорошо богдыханом, но в переговорах не имел успеха ⁵. Вопрос об учреждении епископства потерпел неудачу главным образом от противодействия католических миссионеров, ревниво оберегавших свое исключительное положение и испугавшихся соперничества Русских.

Несмотря на явное нежелание Китайцев допустить Русского епископа, правительство наше снарядило новую миссию, поручив ее архимандриту Иннокентию Кульчицкому и снабдив грамотою, адресованною Сенатом Пекинскому Трибуналу внешних сношений ⁶. Эта миссия не доехала до Пекина и остановилась в Сибири; Иезуиты, угадав планы нашего правительства, употребили все свое влияние на [60] богдыхана и на его сановников, чтобы не допустить миссии в пределы Срединной Империи. Впрочем, Иезуитским миссионерам недолго пришлось торжествовать победу. Их августейший покровитель богдыхан Канси вскоре скончался, и ему наследовал Юн-чжен, который держался другого взгляда на миссионеров и их деятельность: при нем началось гонение на иностранных проповедников всех наименований; пропаганда христианства была запрещена, и миссионеры принуждены огульно покинуть Китайские владения ⁷.

В 1725 г. отправилось из России в Китай посольство Иллирийского графа Саввы Владиславича. В Сибири к посольству должен был присоединиться архимандрит Антоний Платковский, но лишь в том случае, если Китайцы откажутся допустить епископа Иннокентия. Из донесений графа Владиславича видно, что Китайцы отклонили приезд епископа: «по ево (Савы) старанию в бытность при Китайском дворе, куда он уже из Сибири поехал, может быть, паки архимандрит и священники в Пекине приняты будут, а епископ никогда не допустится». Переговоры нашего посланника с сановниками Небесной Империи привели к заключению Кяхтинского трактата, установившего правильную торговлю Русских купцов в Китае. На основании трактата, между прочим, подтверждено право пребывания в Пекине Русских священников, которым Китайское правительство, по примеру прошлых лет, обязалось выдавать содержание. По статье 5-ой трактата подворье, уступленное Русским, должно было и впредь состоять в их распоряжении. В этом подворье будет жить один лама (священник), ныне живущий в Пекине, и другие ламы, которые имеют прибыть. Русским не будет препятствий молиться и почитать своего Бога по своему закону. Кроме того, означенною статьею выговорено дозволение иметь при миссии молодых людей для изучения Китайского языка, с содержанием от Китайцев.

Новая миссия, прибывшая в Пекин в 1729 году, расположилась в посольском подворье, избранном посланниками Измайловым и Владиславичем ⁸. К этому времени относится постройка первого православного храма, заменившего убогую часовню Албазинцев. Храм был воздвигнут на счет Китайцев и освящен во имя Сретения Господня. Но для распространения Православия миссиею не [61] сделано почти ничего. Хотя начальник ее, по определению графа Владиславича, был человек трезвый и «не без ума», но несмотря на эти качества, внутренняя дисциплина подворья при нем сильно хромала. Члены миссии проводили время в распрях, безобразиях и пьянстве; так, например, иеродиакон Иоасаф, имевший звание мандарина 7-ой степени, однажды в пьяном виде пробрался в императорский дворец и произвел там буйство, а когда его захотели унять, он поколотил придворных. Наконец, в Петербурге, вследствие сообщений из миссии о разных беспорядках и злоупотреблениях, решили произвести расследование и поручили это дело агенту Лангу. Тот, не вникнув особенно в справедливость ходивших слухов, поступил с архимандритом с чрезмерною жестокостью; он подверг его телесному наказанию и в цепях отправил в Россию

Начальник следующей миссии архимандрит Илларион Трусь оказался немногим лучше своего злосчастного предместника. Вскоре по прибытии его к месту службы на него начали поступать жалобы и обвинения в разных злоупотреблениях: «в бытность свою в Пекине, архимандрит, не храня должность звания своего, по данной инструкции, и забыв страх Божий, всегда обращается в безвременном пьянстве и священнослужения отправляет мало», писали иеромонахи Русского подворья. Члены миссии обвиняли также архимандрита Иллариона в растрате церковных денег Подобные обвинения не могли пройти бесследно, и для производства следствия на месте из Петербурга отправлены были иеромонах Лаврентий и коммиссар Фирсов. Но еще до приезда названных лиц начальник миссии скончался.

Преемником архимандрита Иллариона назначен был иеромонах Киевско-златоверховского монастыря Гервасий Ланцевский. Так как состав предыдущей миссии уменьшился, то новому начальнику пришлось приискивать помощников, что представляло в то время трудную задачу. Безвестная, скромная деятельность в далекой негостеприимной стране мало кого привлекала. Место начальника миссии удавалось занять без особого труда, за то на второстепенные должности (иеродиакона, причетников и студентов) редко находились охотники. Большинство членов миссии отправлялось в Китай, соблазняясь денежными выгодами и в надежде скорого повышения. Действительность скоро разочаровала таких мечтателей, и тогда все их помыслы устремлялись на обратное путешествие в Россию. На свое пребывание в столице Срединной Империи малодушные миссионеры начинали смотреть как на временное заточение или ссылку, мало занимались [62] изучением языка и естественно не в состоянии были вступать в общение с Китайцами. Вот почему, в то время как у католиков ряды христиан быстро пополнялись, проповедь наших миссионеров шла плохо, и число православных в 60-ых годах прошлого века дошло до самого незначительного количества. Да и могло ли быть иначе? Можно ли было сравнить Русского монаха, плохо подготовленного, малообразованного, чаще всего старого и мечтающего об отдыхе, а не об изучении головоломного Китайского языка — с образованным, энергичным молодым Иезуитом или Доминиканцем, видевшим в пропаганде свое призвание и посвятившим миссионерству всю свою жизнь? Уровень людскости и образования Русского духовенства в ту эпоху не был высок, и уже конечно в Китай отправлялись не лучшие представители духовного сословия, а чаще всего те, которые имели какой-нибудь изъян. Католики, чтобы умножить стадо, не брезгали никакими средствами: они убеждали, интриговали, одаривали, а наши миссионеры сидели у себя подворье и выжидали желающих креститься. Правда, Китайцы крестились при этой миссии, также как и при прежних, но принимали христианство вполне наружным образом — ради отпускаемого им нового платья и денежной подачки. Миссия архимандрита Гервасия пробыла в Пекине 10 лет и хотя не имела успеха в обращении язычников, но не обесславила себя ничем предосудительным. Не успевая в пропаганде, Русские миссионеры обратили внимание на предписание Св. Синода, «чтобы члены ее (миссии) в Пекине обучались неотменно в разглагольствовании с тамошними народы для лучшего в проповеди способа». Многие из членов этой миссии приобрели основательные познания в Китайском языке и впоследствии служили переводчиками.

Начальника четвертой миссии сменил в 1755 году архимандрит Амвросий Юматов, бывший до того учителем пиитики в Славяно-греко-латинской Академии, человек образованный и с твердым характером. По приезде в Китайскую столицу, новый начальник занялся обновлением церкви и зданий, найденных им в большом упадке и запустении. Он обратил затем внимание на заброшенное состояние Албазинцев: почти никто из них не посещал церковных служб, а многие перестали крестить детей и впали в язычество. Миссиею Амвросия окрещено до 200 человек. Архимандрит Юматов выказал себя также как дипломат. В 1756 г. наше правительство отправило в Пекин курьером Василия Братищева, поручив ему выяснить вопрос о приезде в Россию Китайского посольства и добиться разрешения на плавание Русских судов по Амуру. Он должен был, кроме того, разузнать, как живут и ведут себя наши [63] духовные представители и не терпят ли притеснений от Китайцев. Во время переговоров с Китайскими мандаринами по упомянутым делам, Братищев пользовался содействием нашего архимандрита. К сожалению, сей последний поступал не самостоятельно, а прибегал к посредничеству католических миссионеров, которые были лучше знакомы с местными порядками. Посредничество католиков вероятно помешало успеху переговоров, ибо Иезуиты действовали по своему обыкновенно двулично. Об Амвросии Братищев дал благоприятный отзыв: «Начальство свое продолжает изрядно, на службу Божию сам не обленяется, исправляя всякой день в церкви свою должность с братиею, и не допущает их ни до каких свар или развратностей, и ниже дая послабление к каким либо прихотям или излишностям, например вотще и без нужды бродить и шататься по улицам. А для избежания от своевольного Китайского народа ругательных посмеяний, он сам архимандрит и вся свита носят Манчжурское и Китайское платье» ⁹.

По отъезде Братищева миссии пришлось перенести неприятное испытание. Из за отказа наших властей вернуть беглецов, ушедших в Русские пределы, богдыхан приказал запереть ворота подворья и не выпускать живших там монахов. К воротам даже приклеили объявления, в которых угрожалось казнью всем, кто посмеет войти. Не смотря на протесты бедных миссионеров, их довольно долго продержали в карантине. Когда слух об издевательствах над Русскими духовными дошел до Петербурга, наше правительство потребовало от Китайцев объяснений, прося вместе с тем не вымещать на невинных проповедниках политических недоразумений. Китайский Трибунал отвечал по обыкновению дерзким письмом, наполненным ругательствами, в котором отрицал насилие над Русскими.

В 1762 году, в видах политических, ради достижения того же «pium desiderium», т. е. свободного плавания по Амуру, был откомандирован в Пекин поручик Кропотов. Ему внушено было, кроме того, предложить Китайцам не употреблять в грамотах, адресуемых нашему Сенату, сквернословия и ругательств. Кропотов удостоился чести видеть богдыхана и, пробыв столице три месяца, в течение которых вытерпел ряд издевательств и оскорблений от Китайских сановников, ни с чем вернулся в отечество. В ответной грамоте Китайского Трибунала находились такие оскорбления и угрозы по адресу России, что наше правительство вынуждено [64] было на время прекратить переписку с сановниками Дайцинской Империи. Сношения возобновились в 1767 г., с почина самих Китайцев; в Пекин отправлен был тот же самый Кропотов, и ему в этот раз удалось заключит договор, который послужил дополнением с Кяхтинскому.

В 1771 г. прибыла в столицу Срединной Империи новая миссия с начальником архимандритом Николаем Цветом. За время своего долголетнего пребывания в Пекине, архимандрит Николай не заявил о себе ничем положительным. По отзывам состоявших при миссии учеников, обвинявших архимандрита «в глупом управлении и негодных поступках», этот пастырь был ленив и не старался о собирании сведений для нашего правительства. (Сведения почерпались в «Пекинском Вестнике» и добывались чрез посредство католиков, находившихся в более близком общении с Китайцами). Впрочем ученики пополняли этот пробел, ибо вели журнал, в который заносилось все, что имело хоть какой-нибудь интерес. В журнале этом, между прочим, есть известие о 19-ти Русских перебежчиках, попавших в Пекин. Явившись туда, они обратились к богдыхану с прошением о принятии их в Китайское подданство. Причиною бегства из России они выставляли жестокое обращение начальства (некоторые бежали с рудников) и перемену в обрядах православной веры: «ныне в Российском государстве старая вера переменилась, и в изображении креста не так слагают персты, как деды и прадеды их слагать научили» ¹⁰. Допрос происходил при посредстве членов миссии, после чего беглецов сослали в отдаленные провинции. В 1778 году архимандрит Николай обратился в Св. Синод с прошением, в котором жаловался на бедственное положение членов миссии, терпящих лишения вследствие неприсылки жалованья, и умолял отозвать его обратно. Просьба о. Николая была уважена в 1781 года, когда в Пекин прибыла миссия архимандрита Иоакима Шишковского. Инструкциею Коллегии Иностранных Дел новому начальнику приказано не только поддерживать Православие среди Албазинцев, но также доставлять сведения о намерениях и действиях Китайцев. Иоаким не мог или не хотел воспользоваться доверием, оказанным его дипломатическим способностям: по словам члена миссии, иеромонаха Алексия, он мало заботился о разузнавании чего бы то ни было и проводил время в праздности. Между тем, сведения о намерениях Китайцев были в то время особенно ценны, в виду разных пограничных столкновений, [65] создавших натянутость отношений между двумя правительствами. В 1785 г. было поймано нашими властями несколько Русских подданных, занимавшихся разбоем на границе. Китайцы потребовали казни пойманных, а Иркутский губернатор ограничился тем, что их сослал. Это возбудило гнев Китайского суда, не замедлившего написать дерзкую бумагу. «Если ваш Сенат», гласила Китайская нота, «тому зачинщик, так как ваш губернатор Налабуртин, то вы, Россияне — большою частью безмозглы и недостойны никакого внимания, так как, не ожидая наших чиновников, сами бьете и ссылаете; если таков ваш обычай, то вы безобразное и ничего не стоющее вещество» ¹¹. На такие отборные выражения нечего было отвечать, и наше правительство благоразумно прекратило переписку.

Начальник восьмой миссии архимандрит Софроний Грибовский выказал больше вчинательности, чем его предшественник, и пытался поставить деятельность Русских миссионеров на разумную почву. Он представил Св. Синоду проект тех изменений, которые, по его мнению, необходимо было сделать, чтобы инструкции, даваемые в Петербурге, не оставались мертвою буквою, как было до тех пор. Софроний полагал, что взрослые Китайцы принимают христианство только ради выгод и что поэтому необходимо воздействовать на молодежь; а дабы из такого воздействия получился практический результат, нужно устроить школу, где дети Албазинцев изучали бы Китайский и Русский языки. Необходимость в школе ощущалась давно, но отсутствие средств мешало осуществлению этого полезного дела ¹². Глава миссии кроме того полагал, что на должности священнослужителей следует назначать людей не без разбора, а выбирать лиц окончивших семинарию, и непременно молодых, которые бы имели время и охоту учиться трудному Китайскому языку; «новоприезжающие Россияне», доносил он, «не зная ни наречия, ни обычаев Китайских, подвергаются осмеянию и презрению». Архимандрит жаловался на скудость средств миссии и в частности на недостаточность жалованья членов. Это обстоятельство было больным местом всех предшествующих миссий. Жалованье выдавалось им обыкновенно в Сибири, перед выездом из России, притом не деньгами, а мехами, на сумму причитающегося миссии за несколько лет содержания. Колебание цен на меха держало наших миссионеров в постоянной неизвестности и в страхе за будущее; зачастую жалованья не хватало, и члены Миссии бедствовали, пробавляясь небольшим пособием деньгами и натурою, от Китайского правительства. [66]

Не смотря на благие намерения арх. Софрония, число Албазинцев, к концу его управления миссиею, дошло до 30 человек, да и те были христианами только по имени. В письме одного из членов миссии ¹³, находится следующее описание тогдашнего состояния церквей в Русских подвориях: «Находящаяся среди Пекина в монастыре Российская Сретения Господня церковь ¹⁴ каменная, никакого не имеет внутреннего украшения; иконостас писан на холсте, стены оклеены бумагою, оконницы слюдяные. А церковь св. Николая, обретающаяся в северо-восточном углу Пекина ¹⁵, ветха и убога и притом неподобна храмам Российским; ибо когда в дни хана Кансия переведены были в Пекин Россияне из Албазина, тогда преобращена Китайская кумирня в храм великого Чудотворца». Автор письма кроме того критически отнесся к положению в миссии студентов, изучающих Китайский язык: «Ученики посылаемые в Пекин, будучи нимало не научены языкам Китайскому и Маньчжурскому, принуждены бывают года 2 и 3 только упражняться в затверживании вокабул и литер; к тому ж казенные учители, не получая никакой награды, бывают ленивы и неоткровенны».

* * *

Подводя итоги почти вековой деятельности православной миссии в столице Дайцинской Империи, нельзя не заметить, не смотря на отрывочность и скудость имеющихся сведений, что общая система и начала, которыми руководствовались наши духовные представители, не менялись. Большинство начальников относилось к своим обязанностям равнодушно и смотрело на занимаемую должность как на «тихую пристань» или как на ступень к повышению, которое впрочем редко удавалось. Почти все они выказывали сначала стремление трудиться на избранном поприще, но натолкнувшись на препятствия в виде недостатка средств, лени и противления помощников или подозрительности Китайцев, утрачивали благородное рвение и впадали в равнодушие. Тоскою по родине и одуряющим, гнетущим одиночеством, среди чуждой обстановки и необычайных условий жизни, можно объяснить печальную слабость (я разумею пьянство), в которую впадали многие из миссионеров. Следует при этом отметить, что большинство начальников миссий были Малороссы (Лежайский, Платковский, Трус, Ланцевский, Цвет, Шишковский), как [67] известно по природе своей люди мало подвижные и не отличающиеся предприимчивостью. Обзор сношений России с Китаем в прошлом веке показывает, что Китайское правительство относилось к Русским посланникам, коммиссарам и вообще к лицам дипломатического характера, далеко не дружелюбно, а подчас грубо и оскорбительно. Русским же миссионерам правительство богдыхана выказывало, за редкими исключениями, доверие и дружественные чувства.

II.

Обновителем миссии, постаравшимся оживить ее упавшую деятельность и придать действиям миссионеров определенный, целесообразный характер, одним словом, влить новое вино в ветхие меха, явился вновь назначенный начальник архимандрит Иакинф Бичурин, известный впоследствии как выдающийся синолог и китаевед. Назначение Бичурина на пост начальника миссии состоялось не сразу; первоначально выбор пал на учителя школы Тихвинского монастыря иеромонаха Аполлоса, который был произведен в архимандриты и в 1805 году отправлен к месту службы вместе с знаменитым посольством графа Головкина. Это посольство, снаряженное с большою пыхою, стоившее нашему правительству немалых денег и от которого ожидались важные последствия, было задержано Ургинскими властями. Переговоры о допущении посольства в Пекин кончились ничем, так как Русский посланник отказался от унизительных условий церемониала. К счастью для судьбы Пекинской миссии, а. Аполлос, не отличавшийся, по словам современников, ни способностями, ни энергиею, отстал от посольства в Иркутске, предпочтя мирную деятельность ректора семинарии проповеди Православия среди язычников. Ему нашелся заместитель в лице а. Иакинфа, который выразил желание ехать в Срединную Империю не ради денежных или служебных выгод, а увлекаемый своею любознательною, деятельною натурою и склонностью к науке. Он не желал жить в стране ничего не понимающим и ничего не знающим гостем (грустное положение, в котором находились многие его предместники) и, тотчас же по прибытии в Пекин, принялся за изучение языка, истории, литературы, государственного и общественного строя Китая. Обладая недюжинными способностями и сильною памятью, а. Иакинф приобрел основательные сведения в синологии и с увлечением предался ученым трудам. Для Албазинцев им, между прочим, составлен был на Китайском языке катехизис. Практической пользы означенный труд принес вероятно [68] немного; ибо Албазинцев, сохранивших связь с миссиею, было тогда всего несколько человек. «Во время о. Иакинфа и после приезда в Пекин новой миссии», говорит историограф духовной миссии И. Н. Адоратский, «в церковь являлось к службам почти одно семейство старшины Русской роты Алексея, говорившего по-русски и бывшего приятелем о. Иакинфа». В большинстве предшественники Иакинфа, не смотря на долгое пребывание в Пекине (Амвросий Юматов пробыл в Пекине 17 лет, а Софроний Грибовский — 13 лет), не могли привыкнуть и примениться к особенностям Китайской среды и почти все страдали от тоски по родине. Начальника 9-ой миссии нельзя упрекнуть в неумении ужиться и приспособиться к Китайцам; он скоро освоился с новым положением, завел многочисленные знакомства с местными жителями, а также с приезжавшими в столицу Монголами, Манчжурами и Тибетцами, одним словом сделался истым Китайцем не только по наружности, но и по мыслям. Постоянное общение с местными жителями несомненно расширило его знакомство с обычаями и нравами страны и дало драгоценный материал, которым он воспользовался для своих сочинений о Китае. С другой стороны, эта близость к Китайцам подействовала на трезвость и беспристрастие суждений знаменитого синолога о представителях желтой расы: Иакинф не скрывал своего сочувствия ко всему Китайскому; по возвращении в Россию его китаемания еще более усилилась и проявлялась иногда в довольно смешном виде. Так, в сороковых годах, после войны Англии с Китаем, в которой, как известно, Китайцы потерпели ряд поражений и должны были уступить остров Гонконг, Иакинф, на основании заведомо ложных отчетов Пекинской газеты, во всеуслышание утверждал, что не Англичане победили Китайцев, а наоборот, и что с Англичан была взята военная контрибуция.

Поглащаемый разнообразными учеными трудами, Иакинф мало обращал внимания на доверенную ему православную паству и на жизнь и времяпрепровождение своих подчиненных, которые, не имея умственных средств своего начальника, предавались бездействию или убивали время не совсем по-монашески — азартными играми и возлияниями Бахусу. Поведение миссионеров обратило внимание Китайского трибунала, который обратился с жалобою к Иркутскому губернатору, обвиняя студентов миссии в «лености, пьянстве и распутстве» ¹⁶. По получении жалобы губернатор Трескин послал строгий выговор студентам и грозил выслать их из Китая. [69] Впоследствии оба студента, а также церковник; скончались от злоупотребления спиртными напитками.

В материальном отношении миссии, во время арх. Иакинфа, пришлось пережить неприятное время. В 1812 г. должно было получиться из России жалованье членов миссии на следующее пятилетие; между тем, правительство наше, озабоченное борьбою с Французским нашествием, забыло наших миссионеров и в течении нескольких лет не высылало им содержания. Не получая жалованья и в виду недостатка отпускавшегося Китайцами пособия ¹⁷, начальнику миссии и его сотрудникам пришлось изыскивать средства для жизни. Сначала распродали кое-какие вещи и заложили монастырские земли. Когда все было проедено, прибегли к залогу церковной утвари и к продаже части подворья. Члены миссии, с своей стороны, пустились в предприятия, не совсем приличные их сану: занялись мелкою торговлею, хождением по судебным делам, а некоторые стали искать заработка в азартной игре. Само собою разумеется, что при таком материальном оскудении нечего было думать не только о распространении, но даже о поддержании Православия среди Албазинцев. К тому же обе церкви, Сретенская и Успенская, пришли в ветхость; служба в одной из них совсем прекратилась за отсутствием богомольцев, а в другой совершалась изредка.

Слухи о положении дел в Пекинской миссии дошли через посредство Иркутских властей до Петербурга и вызвали обычное решение — переменить состав миссионеров. В 1818 году архимандриту Иакинфу найден был заместитель в лице переводчика Китайского языка при Министерстве Иностранных Дел Каменского ¹⁸, постриженного в монашество и произведенного в архимандрита под именем Петра. Когда арх. Иакинф вернулся в Россию, он, на основании донесений Иркутского губернатора и арх. Петра Каменского, был обвинен в допущении беспорядков в миссии и предан суду. В виду отказа дать какие-либо объяснения, его лишили сана и сослали в Валаамский монастырь, где он пробыл около пяти лет. Благодаря стараниям друзей и поклонников его учености, о. Иакинф был возвращен из заточения и причислен в качестве переводчика к Азиатскому Департаменту. В новом звании арх. [70] Иакинф всецело посвятил себя науке и, пользуясь ценным материалом, собранным во время долгого пребывания в столице богдыханов, написал много полезных и интересных сочинений по истории, географии и статистике Китая.

Любопытные сведения о житье бытье в Пепине наших миссионеров в 20-х годах нашего столетия можно найти в книге «Путешествие в Китай через Монголию». Автор этой книги, чиновник Азиатского Департамента Тимковский, был назначен приставом для сопровождения до Китайской столицы миссии арх. Петра. Обладая наблюдательностью, Тимковский правдивыми и живыми красками описал путешествие по Монголии и передал, какие разнородные мытарства приходилось в то время испытывать нашим миссионерам на этом долгом, безотрадном пути ¹⁹. Тимковский прожил некоторое время в Пекине и в своем сочинении подробно описывает столицу Дайцинской династии, устройство Русского подворья и жизнь миссионеров. Он рассказывает о поездках для осмотра достопримечательностей, о визитах Китайским чиновникам и т. д. Особенно интересен рассказ его про посещение Португальских католических миссионеров, дающий понятие о тогдашнем положении их в Китае. По приглашению католиков, архимандриты Петр и Иакинф (остававшийся в Пекине до окончательной сдачи дел миссии), в сопровождении Тимковского, казачьего старшины и 6-ти казаков, отправились в Португальское подворье. По прибытии в монастырь, гостей провели в церковь, «огромную и великолепную», где они были любезно встречены настоятелем о. Рибейрою и Нанькинским епископом Францисканского ордена Пиусом. «Оба они приветствовали нас», пишет Тимковский, «с великою ласковостью; разговаривали на Латинском языке». Когда, после осмотра помещений монастыря, гости вместе с хозяевами вошли в залу, туда вбежал Китайский полицейский и начал укорять епископа за то, что он пригласил гостей без разрешения правительства. Епископ, махнув рукою, сказал: это не мое дело. Офицер, весьма впрочем нетрезвый, вскочил с дивана и начал выговаривать настоятелю монастыря Рибейре, что он вверг его в опасность лишиться чина; ибо народ, любопытствуя видеть Русских, приехавших к Рибейре, собрался у монастырских ворот в таком множестве, что невозможно проехать [71] по улице, и если кто-либо из государственных прокуроров увидит сие, то могут быть худые последствия». Не смотря на уговаривание пристыженных перед Русскими миссионеров, полицейский продолжал бесчинствовать. «Манчжур схватил Францисканского монаха и потащил его в полицию к ответу за произведенный беспорядок. Видя столь позорное явление Манчжурской наглости и упадка католиков в Китае, мы встали и начали просить у епископа позволения возвратиться домой, отлагая посещение свое до другого удобнейшего времени. Пиус удерживал нас, говоря, что Офицер пьян и что они привыкли уже к таковым притеснениям Китайцев».

Арх. Петр вскоре по приезде обратил внимание на Албазинцев и для достижения более прочных результатов в отношении просветительном, решил действовать на молодое поколение. При миссии устроено было училище для детей Албазинцев, а дабы приохотить их к занятиям, им начали давать по три серебр. рубля в месяц. Девятая миссия имела возможность выказать подобную щедрость, так как, по настоянию начальника ее, штаты и оклады членов были значительно увеличены: общая сумма содержания миссии была доведена до 16,250 рубл. (тогда как прежде она составляла лишь 6,500 рубл.), в том числе на поддержание школы назначено 1,500 р. Не смотря на денежное поощрение и на старания архимандрита и его сотрудника иеромонаха Вениамина Морочевича, дело просвещения и обращения язычников подвигалось туго: архимандрит Петр передал своему преемнику лишь 69 христиан. Тимковский в своей книге не забыл упомянуть об Албазинцах, произведших на него по-видимому неблагоприятное впечатление. «От Россиян они (Албазинцы) совершенно отдалились духом. Хотя и считается между ними до 22-х душ, принявших крещение, но и сии, по родству и зависимости подданнической, столько сблизились с Манчжурами, что весьма трудно различить их; говорят одним языком, т. е. Китайским, одинаковую носят с ними одежду, и в самом образе жизни приняли все правила бедного, празднолюбивого Манчжурского солдата, суеверного поклонника закону Шаманскому».

В противуположность своему предместнику, арх. Петр не любил ни Китая, ни его жителей и ко всем местным порядкам относился отрицательно. В одном из писем своих к директору Кяхтинской таможни Голяховскому, составившему себе понятие о Китайском народе по представителям его, живущим в Кяхте, архимандрит сделал следующую суровую характеристику желтокожих граждан: «Судить о всех Китайцах по торгующим в [72] Кяхте совершенно нельзя. Те суть во всей их земле образцовые люди и ежели что-либо людское осталось в сей нации, то это только в них. Я прежде, между прочим, помнится писал, что здесь и самые родители с детьми и родные братья между собою не имеют почти доверия. Поверьте, что все добрые чувствования человечества иссякли: из целого например миллиона едва ли можно и одному в чем-либо доверить».

С 1831 года, когда арх. Петр вернулся в отечество, обязанности начальника исполнял сначала иеромонах Вениамин Морочевич, а затем иером. Аввакум Честный. Иер. Вениамин ознаменовал время своего управления только тем, что заложил одну из принадлежащих миссии земель, которую удалось выкупить гораздо позже, при архимандрите Гурии.

В 1841 году прибыла 12-я миссия архимандрита Поликарпа Тугаринова. В состав ее входили лица, заслужившие впоследствии почетную известность в синологии: Васильев ²⁰, Горский, Захаров и Кафаров. При миссии состояли кроме того доктор Татаринов, астроном Гошкевич и художник Карсалин. К сожалению, один из даровитейших членов миссии, обещавший занять видное место в ряду наших синологов, Горский, скончался после нескольких лет пребывания в Пекине. При арх. Поликарпе не делалось особенных попыток к умножению, во что бы то ни стало, числа христиан, чем и объясняется скромная цифра православной паствы (59 человек), переданной следующей миссии. За то миссия эта зарекомендовала себя в других сферах, до тех пор остававшихся чуждыми прежним нашим духовным представителям: некоторые члены ее, Горский и Татаринов, занялись экскурсиями в окрестностях Пекина и собрали интересные ботанические, энтомологические и орнитологические коллекции, а Гошкевич положил начало астрономическим и метеорологическим наблюдениям.

Перед оставлением Пекина, архим. Поликарп ²¹ указал на иеродиакона Палладия, как на лицо наиболее подходящее к занятию должности начальника. Рекомендация арх. Поликарпа была принята во внимание и оказалась чрезвычайно удачною: Палладий, за время пребывания своего в Пекине в качестве иеродиакона, успел [73] ознакомиться с языком и с условиями местной жизни и мог без колебаний и сомнений приняться за почти знакомое дело. В числе членов миссии о. Палладия состояли: Скачков ²² в качестве астронома, художник Чемутов и несколько студентов.

Пропаганда Православия шла при арх. Палладии сравнительно успешно; число христиан к концу его управления возросло до 139 человек. В внутренних делах миссии он показал себя хорошим администратором, а в отношении Албазинцев энергичным, но в тоже время гуманным и снисходительным пастырем, отзывчивым на все их нужды. «Паства», говорит г. Попов, современник вторичного пребывания в Пекине о. Палладия ²³, «не смотря на свой невысокий нравственный уровень, платила ему уважением, видимым знаком которого служит таблица, поставленная ею в церкви по получении известия о смерти его, с Китайскою надписью: вечная память». По возвращении в Россию, архим. Палладию предложено было епископство, которое он отклонил, предпочтя место настоятеля церкви Русского посольства в Риме.

III.

Наследие архимандрита Палладия по управлению миссиею перешло к архимандриту Гурию Карпову, состоявшему членом миссии а. Поликарпа Тугаринова. С новым начальником прибыли в столицу Дайцинской Империи астроном Пещуров, врач Корниевсвий, художник Игорев и иеромонах Исаия Поликин ²⁴.

Из всех названных лиц иеромонах Исаия провел в Пекине наибольшее время, и имя его связано с деятельностью миссии за довольно продолжительный период. Это был редкий тип монаха, соединявшего в себе качества деятельного администратора и хозяина с более высоким призванием убежденного проповедника. В Пекинской духовной миссии он нашел вторую родину и всею душою посвятил себя ее интересам. О. Исаия с ничтожными средствами много сделал для распространения и укрепления Православия среди Албазинцев и язычников, и не его вина, если успехи наши в этой области [74] впоследствии замедлились и даже совсем остановились. Этот иеромонах положил начало переводу богослужебных книг православной церкви и составил Русско-китайские словари: один общего содержания, а другой специально-богословского и церковного. Кроме многочисленных сочинений и переводов, после о. Исаии сохранились обширная переписка и дневник, представляющий любопытную летопись событий, пережитых миссиею. Дневник о. Исаии имеет тем большую цену, что управление архимандрита Гурия можно отметить как переходное время в жизни духовной миссии: миссионеры наши, внезапно выведенные силою обстоятельств из своей многолетней спячки, сделались невольными свидетелями и даже участниками интересных и значительных событий. Тогдашняя эпоха ознаменовалась кроме того реформою в положении миссии, из ведения которой были изъяты дела светские, перешедшие в руки особого дипломатического представителя. Быстро чередовавшиеся тогда фазисы борьбы Китая с Англичанами и с Французами, занятие Пекина неприятелем, заключение правительством богдыхана договоров, на основании которых Европейцы, и в частности Европейские миссионеры, получили различные права и преимущества — все это отразилось на положении миссии и на замкнутом существовании ее членов.

Размеры настоящего очерка не позволяют нам остановиться на знаменательных событиях, совершенно изменивших международное положение Срединной Империи, а потому мы ограничимся кратким очерком взаимных отношений правительств Русского и Китайского, что может помочь уяснению роли, которую пришлось играть нашему отечеству в Европейско-китайском столкновении. После неудачного посольства Головкина наши сношения с Китайцами ограничивались довольно нелюбезною перепискою по вопросам пограничным, о выдаче беглых и о Кяхтинском торге. Китайцы во всех случаях держали себя надменно и дерзко и оставляли без удовлетворения самые законные наши требования ²⁵. Русское же правительство продолжало следовать в отношении сынов Небесной Империи прежней политике деликатности, осторожности и нерешительности, избегая всего, что могло вызвать подозрительность и недоверие соседей. Чрезмерная осторожность в отношении Китайцев соблюдалась даже в мелочах: так, чтобы не возбуждать подозрений Китайских властей, Азиатский Департамент предписал а. Поликарпу — пакеты, отправляемые в Россию, припечатывать частною, а не казенною печатью ²⁶. Когда, [75] вследствие медленности и небрежности Ургинских властей, стали повторяться случаи задержания казенных почтовых отправлений, Департамент поручил миссии принять меры к тому, чтобы почты пересылались своевременно; «но действия ваши (архимандрита) в сем смысле паче всего должны иметь основанием осторожность, дабы какою-либо скользкою мерою не поставить против себя Ургинских правителей».

Такое положение дел, мало способствовавшее поддержанию достоинства Русского имени в глазах Китайцев, начало меняться с назначением на пост генерал-губернатора Восточной Сибири графа Муравьева. Возвращение отторгнутого Амурского края по Айгунскому договору и занятие Россиею, принадлежащего ей по праву, твердого положения на берегах Тихого Океана — таковы были плоды политической мудрости и энергии этого замечательного государственного деятеля. Пока Китайское правительство, ошеломленное решительными действиями России, по своему обыкновению медлило и отлынивало от утверждения Айгунского трактата, на него надвигалась грозная туча в виде войны с Англо-французами ²⁷. После ряда военных действий, в которых наглядно выразилась несостоятельность Китайских военных сил, союзная экспедиция, заняв Тянцзин, направилась к Пекину. Из иностранцев оставались в то время в Китайской столице только наши миссионеры, положение которых, в виду сильно возбужденной и враждебно настроенной столичной черни и солдат, было небезопасно. Сообщение между Северным и Южным подворьями (в последнем находилось большинство членов) стало затруднительно; приходилось сидеть взаперти или выезжать в закрытой телеге. Иногда члены миссии решались выходить на улицу; но, как показывает случай с г. Пещуровым, которого едва не растерзали солдаты, прогулки эти сопряжены были с немалым риском. Образ жизни и душевное настроение Русских миссионеров в то тревожное время изображены в дневнике и. Исаии. Вот несколько выдержек из этого любопытного документа. «В начале Апреля настоящего 1860 г., по распоряжению начальника миссии, я переселился из Южного подворья на Северное. Около Северного подворья, в котором находится храм во имя Успения Пресв. Богородицы, расположились скромные домики наших православных христиан. Число последних по приезде в Пекин новой миссии (в 1858 г.) простиралось до 135 человек, [76] между тем как при вступлении моем в отправление обязанностей миссионера, число их возросло до 190 человек. Таким образом в 1 1/2 года паства Господня значительно распространилась...» Затем о. Исаия сообщает мелкие случаи из ежедневной жизни Албазинцев, говорит о совершении треб, о лечении больных, о случаях обращения в Православие, скорбит о нерадении паствы к службе и о малом христианском рвении. «Слухи о высадке Англо-Французов в заливе Печели сильно тревожат наших христиан: их мужья и сыновья могут быть потребованы на войну и подвергнуться неизбежной опасности и ее следствиям...» Автор дневника, между прочим, говорит, что во время осады Пекина в народе распространился слух, что союзники исповедуют христианскую веру и поэтому щадят жизнь и имущество христиан. Два предусмотрительных языческих семейства явились в Русское подворье и просили о. Исаию их окрестить. Он однако не поддался на это и окрестил Китайцев гораздо позднее, заставив их предварительно походить в церковь и выучить молитвы.

«В ночь на 28-е Августа», продолжает о. Исаия свое повествование, «все Албазинцы, составляющие так называемую Русскую роту, потребованы на городскую стену для защиты столицы от нападений Англо-Французов. Со стены, правда, их отпускали, но не всегда и не всех; оставшиеся на стене рассказывали, что когда они слышали церковный звон, призывающий православных в храм Божий на молитву, им было очень грустно; они не смели открыто молиться на крест храма Божия, видимого с городской стены, потому что Китайцы, узнавши, что Англо-Французы — христиане, смотрели на православных Албазинцев весьма подозрительно. Всем войскам, расположенным на стене, близ Северного подворья, был, разумеется, слышен колокольный звон, и вот неразумные люди распустили следующую нелепую молву: по 1-му звону христиане собираются в церковь, по 2-му им раздается оружие, а после 3-го они выходят в темноте и вводят в город Англичан и Французов. Как ни нелеп был слух подобного рода, но он имел влияние не совсем выгодное для нас. Во время священнослужений к воротам подворья стали толпами собираться уличные мальчишки, праздношатающиеся и нищие; вся эта грязная масса шумела, смеялась и даже оскорбляла словами женщин, приходящих в храм. Вследствие этого благоразумие требовало прекратить звон к богослужению; ударяли только три раза в большой колокол, что было достаточно для христиан, живущих около подворья...» [77]

Далее о. Исаия выражает удовольствие по поводу воинственного и бодрого вида Албазинцев: «Дивизионный генерал признал их одними из лучших солдат своей дивизии. Точно также хорошо отозвались об Албазинцах два Китайские полковника, бывшие 16-го Сентября на Северном подворье; к этому они прибавляют, что у ваших христиан и вооружение и одежда лучше чем у других солдат, и смотрят они молодцами... 30-го числа в полдень нам положительно было известно, что 1-го Октября в 12 час. дня союзники начнут бомбардировать Пекин, если Китайцы не отворят ворот. У всенощной Албазинцы были все. На сколько мог, я успокоивал их, говоря, что Пресвятая Богородица, которой мы празднуем сегодня и завтра, покроет нас честным Своим покровом. Предложил исповедаться тем, кто пожелает; несколько человек исповедалось, а другие просили молитвы о спасении души. Но какова же была моя радость, когда на завтра к обедне, которую совершал порану, явились все Албазинцы и сказали, что Китайские чиновники решились в 12 час. отворить ворота и потому распускают войска со стен...»

Пока о. Исаия и обитатели Южного подворья пребывали в неизвестности относительно своей будущей судьбы, вблизи столицы совершались события чреватые важными последствиями как для Китая, так и для его Европейских противников. Наш посланник генерал Игнатьев следовал все время за союзною армиею и когда последняя подступила к Пекину, он, в ожидании дальнейших военных операций, остановился в г. Тунчжоу, в 25 верстах от столицы. Так как Китайцы продолжали уклоняться от исполнения требований союзников, то предполагалось прибегнуть в бомбардированию. По ходатайству Русского посланника, главнокомандующие союзного корпуса (генерал Монтобан и лорд Эльджин) обещали, во время бомбардировки, не стрелять по направлению Русских построек, а во время штурма отрядить караулы для охраны миссионеров. Китайцы, как мы уже видели из дневника и. Исаии, не довели до этой крайности и отворили ворота; но союзники были так раздражены вероломным захватом парламентеров и варварским умерщвлением 19-ти пленных Европейцев, что послали Китайскому правительству, представляемому младшим братом богдыхана ²⁸ князем Гуном, ультиматум. В нем угрожалось возобновлением военных действий и разрушением императорского дворца, если правительство богдыхана не уплатит контрибуции и не даст удовлетворения за убийство пленных. Граф Игнатьев взялся предупредить опасность, [78] грозившую Китайскому правительству, он мастерски повел переговоры и скоро привел стороны к соглашению. Но, миря противников, наш представитель не упустил из виду выгод России и воспользовался ролью посредника, чтобы выговорить некоторые политические преимущества и добиться подтверждения трактатов Айгунского и Тянцзинского. Этим, дополнительным Пекинским договором за Россиею признано право владения Амуром и Уссури, установлена граница между обеими империями и разрешена беспошлинная торговля Русских купцов в Кашгарии и Монголии.

Эти переговоры велись в стенах убогого Русского подворья, некогда бывшего свидетелем униженного, пришибленного положения наших миссионеров. Кичливые, надменные Китайские сановники, отложив обычную заносчивость, явились туда, в качестве скромных просителей выслушивать замечания, советы и указания генерала Игнатьева ²⁹. Не одни наши монахи, но все Русские могли в то время высоко поднять головы и с чувством гордости и собственного достоинства взглянуть на Китайцев; в течение этих нескольких недель смыты были унижения и обиды, которые мы терпели от Китая в продолжении полутора веков. По Тянцзинскому трактату 1858 г. иностранным миссионерам разрешены пребывание в стране и проповедь христианства. Пользуясь этим разрешением, Св. Синод послал в 1859 г. арх. Гурию дополнительную инструкцию, в которой было отступлено от обычной системы не увеличивать числа наших христиан и ограничиваться лишь поддержанием Православия среди обращенных. Пункт 1-й инструкции, упомянув о том, что по политическим обстоятельствам миссионеры наши должны были довольствоваться поддержанием существующего, гласит: «В настоящее же время, когда по милости Божией, вследствие трактата 1858 г., духовной миссии открывается в Китае обширное поприще для проповеди слова Божия, деятельность миссии может быть направлена к распространению православной веры среди самого Китайского народа». Практического результата эта инструкция однако не имела, если не считать небольшого числа обращенных о. Исаиею.

С учреждением в Пекине постоянного дипломатического представительства, прекратились прежние бесправие и беззащитность наших миссионеров. В лице Русского посланника у них явился радетель и защитник от часто несправедливых притязаний местных властей. [79] Положение Русских духовных представителей улучшилось не только в политическом и юридическом, но также и в общественном отношении. Мрачное одиночество, замкнутое и бесцветное существование, доводившее многих миссионеров до отчаяния или запоя, исчезли. Пребывание в Пекине дипломатической миссии внесло неизвестное дотоле оживление и разнообразие в жизнь православных миссионеров; явилась возможность обмена мыслей и знакомства с соотечественниками, а также с Европейцами светскими и духовными, нахлынувшими в Пекин после заключения трактатов. Но, получив помянутые преимущества, духовная миссия должна была в тоже время отказаться от политической роли, которая всецело перешла к дипломатическому представителю России. К этому времени относится отмена довольно обидного преимущества миссии на получение денежного и натурального пособия, выдававшегося Китайским правительством. Статьею 10-ю Тянцзинского договора установлено, что все издержки на проезд и на содержание миссии в Пекине имеют производиться Русским правительством; этою же статьею отменено прежнее тягостное 10-летнее пребывание членов миссии в Китае и предоставлено им право возвращаться по усмотрению начальства.

Благим результатом обращения миссии в чисто духовное учреждение было то, что нестесняемые и незанятые соображениями политического характера, православные миссионеры получили возможность посвятить себя всецело своему призванию. Добрые начинания и деятельность наших миссионеров особенно проявились в 1861-1862 годах; тогда напр. возродилась школа для Албазинцев, заведывание коею приняла на себя супруга нашего министра-резидента г-жа Балюзек. Неутомимому трудолюбию и проповедническому дару о. Исаии миссия обязана приобретением нескольких десятков новообращенных, которые нашлись не в столице, а в небольшой деревушке Дун-дин-ань, 50 верст от Пекина ³⁰. О. Исаия принял близко к сердцу вновь образовавшуюся паству и не жалел ни времени, ни трудов для увеличения числа новообращенных. Воспоминания его об Дун-дин-ане, о жизни и занятиях жителей, о способе обработки земли, об устройстве жилищ и т. д. чрезвычайно интересны. Вот что он, между прочим, пишет в своем дневнике о пребывании в этой деревне: «Вечером, окруженный юными христианами и язычниками, я ходил осматривать деревню; меня попросили взглянуть на кумирню; зашли: — идолы лежали разбитые, переломанные, изуродованные, если только можно уродовать уродливое изображение духа тьмы. [80] Англо-Французские войска, проходившие этою деревнею, сделали это. Кто же это такие? спросил я у идолослужителя. «Это боги наши», отвечал он. «Если они не могли защитить самих себя, как же они спасают вас?» спросил я. — «Да это маленькие люди, силы у них нет», отвечал из толпы один Китаец-язычник, и вся толпа отвечала простодушным смехом. Очевидно, что народ не от сердца верит в бредни буддизма».

Автор дневника, во время пребывания в Дун-дин-ане, занялся проповедью и, как видно из нижеприведенных слов, имел некоторый успех. «По окончании этой недели я намерен был отправиться домой, отложив крещение до другого времени, так как со мною не было ни крестов, ни крещальных рубашек. Но все желающие креститься так искренно и убедительно просили меня сподобить их Св. Таинства, что я нарочно послал в Пекин в о. архимандриту Гурию и просил его прислать мне крестов». Когда кресты были получены, о. Исаия окрестил слишком 20 человек и, уезжая, оставил в деревне Адбазинца-катехизатора, которому поручил укреплять новокрещенных в вере. «При прощании с юною паствою Христовою я умолял и просил, чтобы они всячески избегали языческих обычаев и суеверий и, если кто по привычке увлечется, они с любовью увещевали и вразумляли бы заблудшего».

Окончательное распадение Русской миссии на дипломатическую и духовную произошло в 1864 году, и архимандриту Палладию, уже бывшему ранее главою наших миссионеров, предложено было принять на себя проведение в жизнь тех новых порядков, которые установились вместе с реформою. Архимандрита Палладия при возвращении в знакомый Пекин привлекала не столько перспектива живой деятельности, сколько возможность погрузиться с большим удобством в его любимые занятия синологиею. Часть административная и хозяйственная возложена была им на иеромонаха Исаию, который, кроме того, продолжал трудиться над просвещением и воспитанием Албазинцев. Эти духовные чада, составлявшие постоянный предмет забот и огорчений предшествующих миссий, остались верны своей репутации и при арх. Палладии. О. Исаия особенно негодовал на их материализм и неискренность, способные охладить самое горячее участие к их судьбе. Выдержка письма (конца 1866 г.) нашего миссионера рисует дело обращения язычников и нравственный облик Албазинцев в весьма непривлекательных чертах: «С возвращением в Пекин (из отпуска), открылось для меня широкое поле работы, и, слава Богу, работа идет успешно; потому что хота деятелей и мало, но за то одна воля и одна [81] душа. Христианство принимают больше чем прежде, хотя строгости и решительности в действиях больше. Прежде ложно думали, что шитьем одежд и раздачею денег можно удержать, особенно Албазинское старье, в недрах Церкви. И теперь было некоторые пробовали говорить, что если «шеньфу-бу-шан ишан, вомынь бу нын шан тан!» ³¹ И не ходите, отвечал я: таких дурней и не нужно. В следующее Воскресенье прочитал им одно из апостольских правил, что кто без основательной причины три недели не посещает храма Божия, тот подвергается отлучению. И стали ходить. Но вообще скажу, что много нужно слов и дела, чтобы выветрить из Албазинских дудз (животов) старинные странные понятия. За то в новопросвещенных много есть отрадных явлений; но вообще все они точно почва г. Пекина: нужно над ними трудиться, вырывать весь этот мусор лени, тунеядства, спеси и пр., пока дороешься до настоящей земли, до сокровенных желаний их человеческого духа». Далее автор письма говорит, что на будущее время решено производить богослужение по-китайски, и для этой цели им переводятся богослужебные книги.

Смерть о. Исаии, последовавшая в 1871 г., была крупною и ощутительною утратой как для миссии, так и для ее начальника, мало входившего в распорядки хозяйственные и административные и вполне полагавшегося на своего опытного сотрудника. Архим. Палладий в этот второй период жизни в Китайской столице еще более поглощен был научными занятиями; он отрывался от синологии лишь для совершения поездов в окрестностях города и для посещения буддистских кумирен. В 1870 г. начальник миссии, по предложению Географического Общества, предпринял экспедицию в Уссурийский край для этнографических и археологических исследований. Последние годы жизни в Пекине архим. Палладий посвятил составлению и обработке «Китайско-Русского словаря». Автору не пришлось увидеть своего детища ³²: словарь был окончен и издан лишь в 1889 г. другом и сотрудником о. Палладия в его занятиях синологиею, II. С. Поповым ³³.

Заместителем архим. Палладия назначен был в 1878 году архимандрит Флавиян Городецкий ³⁴. В короткий период [82] начальствования этого иерарха деятельность наших миссионеров имела характер преимущественно учено-издательский. Как сам архимандрит, так и его помощники, иеромонахи Алексей Виноградов ³⁵ и Николай Адоратский ³⁶, усердно занялись собиранием и проверкою переводов богослужебных книг, сделанных архим. Палладием и о. Исаиею, а когда ознакомились с языком, то сами предприняли перевод воскресных служб Октоиха. Результатом такой совместной деятельности представителей Православия было напечатание свыше 20 книжек, содержащих православное богослужение. В переводных и проверочных трудах членам миссии помогали Китайские сяншены (учители). Один из них катехизатор Митрофан Цзи, выказавший искреннее христианское рвение и твердость в исповедании Православия, был рукоположен в священники. Этот первый опыт принятия Китайцем священнического сана нельзя назвать удачным: состоя при Дун-динаньской церкви, Цзи не занимался своими прихожанами, запустил церковную службу и в конце концов заболел меланхолиею.

В 1884 г. бразды правления миссиею перешли к новому начальнику, архимандриту Амфилохию Лутовинову ³⁷. Хотя арх. Амфилохий, при занятии этого трудного поста, не имел практической подготовки некоторых своих предместников, напр. архимандритов Палладия и Гурия (побывавших в Китае до назначения их начальниками), но он не остановился перед предстоявшими трудностями и бодро принялся за дело. А трудностей представлялось немало. Нынешнему главе наших миссионеров приходилось рассеять предубеждение, образовавшееся против Пекинской миссии в обществе и отчасти в духовных сферах; показать, что учреждение это не есть нечто отжившее, бесполезное, как то утверждали враги православного миссионерства; наконец, для поддержания собственной репутации и естественного (даже для монаха) самолюбия — совершить что-нибудь новое, проявить личную инициативу и прибавить еще одно звено в серии улучшений и нововведений целого ряда предшественников, из коих многие отличались недюжинными дарованиями. И этого нужно было достигнуть, не слишком нарушая предания прошлого и соблюдая [83] инструкцию, которая, как все инструкции, старается примирить довольно противуположные требования.

Нельзя не признаться, что с этою трудною задачею начальник миссии справился вполне успешно. Хотя за девятилетнее управление его не сделано ничего бьющего на эффект в отношении обращения язычников, тем не менее плодотворная деятельность наших миссионеров не прерывалась ни на минуту. Поддержание Православия среди Албазинцев и совершение богослужения в церквах двух подворий: такова в настоящее время цель пребывания православных миссионеров в столице Сына Неба. Распространение Православия практически почти невозможно в виду недостаточности материальных средств и малого личного состава. Средства миссии, считая деньги отпускаемые на школу, составляют слишком 20 тысяч рублей. Сверх сего миссия пользуется процентами с небольшого капитала ³⁸ и арендною платою с принадлежащих ей земель. Последние приобретались постепенно (первая куплена в 1727 году). Количество их равняется приблизительно 158 десятинам, отданным в аренду по бессрочным контрактам за ничтожную плату. Что же касается личного состава миссии, то он, в особенности сравнительно с прежними временами, невелик: всего четыре члена, считая архимандрита. Цифра эта колеблется, ибо из состава миссии изредка кто нибудь командируется для богослужения в Тянцзин и в Калган, где есть Русские поселения. Иногда члены миссии, по приглашению купцов в названных пунктах, а также наших соотечественников в Фучжоу и Ханькоу, отправляются туда для совершения бракосочетания или крещения. Кроме церквей в Пекине и церкви деревни Дун-динань, православные храмы есть в Урге и Ханькоу ³⁹.

Не смотря на отсутствие проповеди среди язычников, число православной паствы в последние годы продолжало прибывать и в настоящее время дошло до 459 человек. На сколько все эти числя щиеся по спискам люди искренно исповедуют христианство, сказать трудно: по признанию самого архимандрита Амфилохия, денежные подачки ⁴⁰ и поддержки миссии, в случаях притеснения местных властей, занимают не последнее место в числе побуждений, заставляющих Китайцев оставаться верными Православию. Если нельзя сказать [84] много в пользу нравственных качеств Китайцев вообще, то по отношению к Албазинцам приходится произнести еще более строгое суждение. Недаром родоначальники их, приведенные в Пекине, получили жен из «разбойнического приказа»; закон наследственности наглядно проявился на Албазинцах новейшей формации.

По внешнему виду Албазинец — тот же Китаец: пред вами тоже тупое, безжизненное лицо с приплюснутым носом и щелкообразными глазами; в нравственном же отношении это в лучшем случае тунеядец, рассчитывающий на поддержку миссионеров, а в худшем — пьяница и мошенник. Буйство и разбой заурядные явления в Албазинской колонии, поставляющей кандидатов для тюрьмы и для ссылки ⁴¹. При таких вкусах Албазинцы очевидно мало склонны к посещению церкви, куда являются лишь в большие праздники, когда предстоит раздача денег.

Значительная часть потомков доблестных защитников Албазина живет в качестве прислуги в миссиях дипломатической и духовной. Все эти старшие слуги, кули, повара, дворники, певчие, и т. д. образуют сплоченную группу, связанную общностью интересов и действующую с трогательным единодушием, коль скоро дело касается обмана Русских, живущих в Пекине. Слуги имеют многочисленную и праздную родню вне подворий и поддерживают ее из собственных средств, т. е. теми косвенными доходами, которые каждый Китаец умудряется извлекать, когда приходит в соприкосновение с Европейцем. Албазинская паутина такою мелкою сетью опутывает Русских, что освобождение от нее сопряжено с немалыми усилиями. Если ваш слуга-Албазинец — лентяй и вор, и вы желаете от него избавиться, то вам представляется одно из двух: примириться с этими недостатками или же взять вместо него другого Албазинца, еще более ленивого и вороватого. Нанять не-Албазинца трудно, ибо вся шайка Албазинцев восстанет против пришельца и постарается выжить его из подворья. Впрочем, в последнее время в дипломатической миссии сделаны попытки освободиться от Албазинской зависимости, и прежняя преемственность в деле найма слуг непременно из этой среды начинает исчезать.

Описание быта и устройства нашей миссии будет неполно, если не упомянуть о школе. Последняя состоит из мужского и женского отделений для детей от 6 до 16 лет. В первом в настоящее время учатся 27 мальчиков, а во 2-м 28 девочек. Ученикам и ученицам дается праздничная одежда, а родители получают [85] ежемесячное пособие (от 50 коп. до рубля), чем и объясняется посещение их детьми школы, которая в противном случае наверно бы пустовала. Занятия заключаются в изучении Китайских иероглифов по общему звуковому методу, в ознакомлении с начатками христианской веры и в заучивании молитв. Лучшим ученикам преподаются языки Русский и Славянский ⁴². Преподавателями состоят Китайские сяншены, а в женском отделении учительница-Китаянка с помощницами. Успехи, делаемые учениками в Китайском языке, довольно посредственны; Русский же язык идет безусловно плохо. Процесс чтения и писания производится вполне машинально, без всякого смысла и понимания. При таком положении дела, влияние школы на нравственное состояние детей ничтожно; к тому же дети остаются в школе лишь часть дня, проводя остальное время дома и имея перед глазами примеры безнравственности, религиозного равнодушия и грубого суеверия; ибо язычники и христиане живут вместе, и дети тех и других находятся в постоянном общении. Помочь горю можно бы было расширив образовательную программу и превратив школу в закрытое заведение, где воспитанники находились бы под постоянным присмотром и влиянием христианских наставников; к сожалению, средства миссии не позволяют сделать такое преобразование.

Хотя буйный характер и распри выродившихся потомков удалых казаков причиняют подчас беспокойство и хлопоты нашим миссионерам, но в общем жизнь их протекает мирно и безмятежно. Изучение Китайского языка, совершение службы в церквах Северного и Южного подворий, надзор за школою и хозяйственные заботы наполняют время начальника миссии и его помощников ⁴³. Изредка членами миссии предпринимаются поездки для посещения и наставления православной паствы в деревне Дун-динань. Архимандрит Амфилохий по характеру своему человек кабинетный и домосед. Пекинское отшельничество его по-видимому нисколько не тяготит; напротив того, господствующие на Северном подворье мир и тишина дают ему возможность посвящать свои досуги науке и в частности синологии. Недавно им окончен Китайско-русский словарь, составление коего потребовало много лет усидчивого и кропотливого труда и обширных синологических познаний. В настоящее время [86] архимандрит занят разработкою древнейших памятников распространения христианства в Небесной Империи. Свободное от служебных обязанностей и научных трудов время глава наших миссионеров посвящает ухаживанию за редкими экземплярами флоры, растущими в его оранжерее. Архимандрит, кроме того, большой любитель Китайских древностей и, за долгое пребывание в Пекине, собрал порядочную коллекцию.

В последние два года к духовному составу миссии приблизился светский элемент в лице двух молодых Сибиряков, живущих на подворье и изучающих Китайский язык. Один из них, по личному желанию, управляет певчими, поющими в церквах дипломатической и духовной миссий, а другой заведует производством наблюдений на имеющейся в Северном подворье метеорологической станции. Станция эта преобразована была из обсерватории после отъезда из Пекина астронома Фритче (бывшего при архим. Палладие), который первый начал производить серьезные астрономические наблюдения. В 1886 г. производство наблюдений, за отсутствием знающего лица, было прекращено и возобновилось лишь в начале 1890 г., после того как наш военный агент в Китае, полковник Путята, привел станцию в порядок. Наблюдения делаются над барометром, температурою воздуха, влажностью, ветром и облачностью; производятся также чрезвычайные наблюдения над температурой почвы и испарением воды. Отчеты станции посылаются в главную физическую обсерваторию в Петербурге и в Иезуитскую обсерваторию Сикавей близ Шанхая, которая, в свою очередь, присылает нашей станции бюллетени своих наблюдений ⁴⁴.

И. Коростовец.

Пекин, 21-го Апреля 1893 г.

Комментарии

1. Икона Святителя Николая находится в церкви нашей духовной миссии в Пекине.

2. Знаменные войска составляли во то время главную опору новой Манчжурской династии, а потому имели льготное положение и получали хорошее содержание.

3. Первый казенный караван прибыл в Пекин в 1696 году.

4. Лежайского.

5. Измайлов передал грамоту Русского царя с коленопреклонением. Когда же хан увидел, что в грамоте стоит один только его титул, а вместо титула Русского царя в конце собственноручная подпись Петра, он позволил ему кланяться по европейски, даже есть в присутствии хана по своему, чего не удостаивался ни один иностранец и на что с завистью смотрели Англичане (Сношения России с Китаем, Трусевича).

6. Все оффициальные сношения между двумя правительствами производились чрез посредство этих учреждений; такой порядок продолжался до 1860 года.

7. Миссионеры начали оправляться от такого удара лишь после Нанкинского трактата 1842 г., когда Китайцы допустили их пребывание в некоторых местах.

8. Здесь духовная миссия просуществовала до 1861 г., когда ее сменила миссия дипломатическая; духовная же миссия перешла в так называемое Северное подворье, где первоначально были поселены Албазинцы и где устроена часовня.

9. Православный Собеседник, Август 1887 г., стр. 444.

10. Православный Собеседник, Сентябрь 1887 г., стр. 50.

11. Сношения России с Китаем, Трусевича, стр. 64.

12. Школа устроена была гораздо позже, в 60-х годах нашего века.

13. Владыкина.

14. Ныне церковь дипломатической миссии.

15. Ныне церковь духовной миссии.

16. Отец Иакинф Бичурин, И. Н. А., стр. 48.

17. Китайское правительство выдавало миссии ежегодно около 900 рублей (из них архимандриту 121 р. 50 к.). Каждые три года выдавалась сверх сего небольшая сумма на платье. Миссионеры получали также небольшое количество риса.

18. Бывшего учеником в миссии а. Софрония Грибовского.

19. Мессия а. Петра отправилась через Монголию в 10 крытых телегах с 3-мя лошадьми для каждой. С караваном шло 85 вьючных верблюдов, 150 запасных лошадей и 28 быков для пропитания в пути. Миссию сопровождали Китайские чиновники и конвой Казаков. На переезд от Кяхты до Пекина употреблено ровно три месяца.

20. В. П. Васильев, ныне профессор Китайского языка в С.-Петербургском университете, автор истории Китайской литературы, буддизма, даосизма и конфуцианства и множества других ценных сочинений. Захаров — впоследствии профессор Манчжурского языка. Кафаров, произведенный в архимандрита под именем Палладия, двукратно занимал пост начальника миссии, знаменитый синолог и автор многих ценных сочинений о Китае.

21. В настоящее время состоит настоятелем Югской пустыни, Ярославской губернии.

22. Замечательное собрание Скачкова Китайских и Манчжурских книг находится в настоящее время в Московской Публичной Библиотеке. Скачков, синолог и китаевед, занимал консульские должности в Китае.

23. Китайско-Русский словарь архим. Палладия и П. С. Попова, предисловие.

24. Д. А. Пещуров ныне состоит профессором Китайского языка в С.-Петербургском университете. Художник Игорев оставил после себя воспоминание в виде образов, написанных им для церквей Сретенской и Успенской.

25. Некоторое упорядочение спорных вопросов было сделано Кульджинским трактатом 1851 года.

26. Чтобы Китайцы не подумали, что это казенные бумаги.

27. Война вызвана была Китайскими притеснениям Британской торговли и вообще Европейцев. Поводом к войне послужило оскорбление, нанесенное Английскому флагу в Кантонской реке.

28. Богдыхан бежал в Манчжурию.

29. Значительною долею этого успеха Россия обязана неоглашенной деятельности тогдашних членов Пекинской духовной миссии и особенно архимандрита Гурия (впоследствии епископа Таврического), переводчика Евангелия на Китайский язык. П. Б).

30. Впоследствии, там, на пожертвования купцов, выстроены церковь и колокольня.

31. Если священник не даст нам платья, мы не пойдем в церковь.

32. Архим. Палладий скончался в 1878 г. на пути в Россию. Многие его оригинальные труды помещены были в «Трудах Членов Пекинской Духовной Миссии» и в других повременных изданиях.

33. Ныне старший драгоман и генеральный консул в Пекине.

34. В настоящее время архиепископ Варшавский.

35. Преосвященный Балтский, известный в нашей духовной литературе писатель и историограф Пекинской миссии.

36. Плодовитый автор многих компиляций духовного содержания; составил каталог библиотеки Пекинской миссии.

37. Архим. Амфилохий из дворян Курской губ.; образование получил в Московском университете. Пострижен в 1873 году; через три года командировав для служения при церкви Ее Высочества герцогини Эдинбургской и в 1883 г. назначен начальником миссии.

38. 10,000 рублей, пожертвованных Московскою благотворительницею Котельниковою.

39. Недавно при Ургинской церкви утверждены штаты для священника и для псаломщика. К Ханькоуской церкви прикомандирован в настоящее время один из иеромонахов Пекинской миссии.

40. Около 400 рублей серебр. в год, выдаваемых в большие праздники и в день имянин начальника миссии.

41. Их ссылают в Сычуаньскую провинцию.

42. До последнего времени Русскому языку и молитвам обучал иеромонах Платон, ныне настоятель Саратовского монастыря.

43. Некоторые члены миссии, хорошо знакомые с Китайским языком, продолжает перевод священных книг.

44. Сведения о новейшей история Пекинской духовной миссии, которые нам удалось добить из архива последней, крайне скудны, чем и объясняются неполнота и отрывочность настоящего очерка.

Текст воспроизведен по изданию: Русская духовная миссия в Пекине // Русский архив. № 9. 1893