ИЗ ИСТОРИИ ВОЙНЫ

ГЕНРИХ ОРЛЕАНСКИЙ

ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕРЕЗ ГОБИ И ТИБЕТ

Французский путешественник Бонвало совершил в 1889-1890 г. большую поездку из Парижа в Тонкин, избрав путь через Европейскую Россию, Сибирь, степь Гоби и высоты Тибета. В поездке этой сопутствовал ему принц Генрих Орлеанский, решившийся из любознательности разделить с Бонвало трудности дальнего путешествия, целью которого было исследование новых путей между русскими и французскими владениями в Азии. Путевые впечатления свои принц Орлеанский изложил в особой статье, которая и напечатана в книжке «Revue des Deux Mondes» от 1-го февраля нынешнего года. Заметки принца представляют, правда, лишь беглый очерк совершённого путешествия; изложение научных подробностей поездки автор предоставляет руководителю экспедиции, Бонвало; тем не менее, некоторые из приводимых в этих заметках сведений представляются не без интересными с общей точки зрения, почему мы и воспользуемся ими в нижеследующем очерке.

Начиная описание своего путешествия, принц Орлеанский не находит нужным останавливаться на изложении того, что он видел во время проезда по России, и только с тёплым чувством вспоминает о радушном гостеприимстве, которое всюду было оказываемо ему и Бонвало в пределах нашего отечества. Существенная часть путевых заметок начинается с того дня, когда экспедиция Бонвало вступила в дебри Азии. Еще в Москве Бонвало пригласил с собою опытного проводника, Рахмеда, который сопутствовал ему в его прежних экспедициях, и, сделав все нужные для экспедиции закупки, быстро проехал, через Нижний [166] Новгород, к Тюмени, в Омск, Семипалатинск и, наконец, в Чаркент, расположенный на краю равнины, окаймляющей озер» Балкаш. Тут собственно началось снаряжение каравана, который должен был следовать с экспедицией. Из необходимых в странствии вещей ничего не было забыто; в этом отношении Бонвало опирался как на собственный опыт, приобретённый им во время двух первых путешествий по Азии, так и опыты его предшественников — Пржевальского и англичанина Кэрри (Carey). По части провианта сделаны были запасы кирпичного чая, муки, сухарей и сахару; вина же и консервов в дорогу взято не было. При караване находились две палатки из двойной парусины; одна из них предназначалась для Бонвало и принца Орлеанского, а другая — для прислуги. Снаряжение каравана, для которого были куплены 20 верблюдов, 15 малорослых, но выносливых киргизских лошадей, заняло десять дней; изготовившись, экспедиция тронулась в путь и, в шесть перегонов, достигла Кульджи, куда дорога идёт по плоской, мало обработанной местности, отчасти поросшей тростником, в чаще которого ютятся в изобилии фазаны. На китайской границе, которая пройдена была экспедицией за три дня до прибытия в Кульджу, оказался расположенным военный пост, в составе полутора десятка солдат, под начальством маленького ростом мандарина, украшенного хрустальным шариком. Дело обошлось без всяких затруднений, так как путешественники были снабжены от русских властей паспортами, соответственно Кульджинскому договору. Из Кульджи Бонвало предполагал идти на Лоб-Нор, через китайский Туркестан, т. е. чрез край, большая часть которого уже известна; положено было держаться пути,, уже пройдённого Пржевальским, чтобы перебраться чрез Тянь- шанские горы и спуститься к Корле. По выходе из этого города путь Пржевальского встречается с путём, по которому шёл Кэрри, следовательно и там экспедиции Бонвало приходилось идти местами, которые уже описаны. В Лоб-Норе предполагалось освежить запасы провианта, отослать назад русских проводников и нанять туземцев, словом, приготовиться к предстоявшему зимнему странствованию, целью которого было исследование Лоб-Нора до Батанга. Бонвало хотел сделать попытку пройти к Батангу долиною или Ян-Це-Кианга, или одним из его притоков, или же, направившись к югу, вдоль 88 градуса долготы, а потом взять на восток, через обитаемый Тибет. Англичанин Кэрри [167] остановился, как известно, на больших тибетских возвышенностях, тщетно отыскивая дорогу к югу, существование которой он считал, однако, несомненным.

Экспедиция тронулась из Кульджи в составе 15-ти человек, в числе которых находились: Бонвало, принц Орлеанский и патер Декен, родом бельгиец, состоящий миссионером в Китае, куда он и собирался обратно из отлучки, когда встретил в Кульдже Бонвало и пожелал сопутствовать ему. Он хорошо владел китайским языком и потому мог оказаться весьма полезным товарищем. Во главе прислуги ехал верхом на лошади весельчак и балагур Рахмет, а в качестве переводчика при экспедиции состоял таранча Абдула, уже служивший ранее в этой должности у Пржевальского и владевший четырьмя языками: русским, турецким, китайским и монгольским.

Едва выступив из роскошных долин Илийского края, экспедиция очутилась среди отрогов Тянь-Шанских гор. Вначале они представляют собою округленные безлесные холмы; тут впервые встречается кочевое монгольское население, ютящееся в грязных войлочных юртах и живущее скотоводством, благодаря обилию пастбищ. Хотя была уже половина сентября, погода стояла здесь жаркая: термометр показывал в тени 38°. По мере поднятия экспедиции в более возвышенные местности, температура стала понижаться и пейзаж начал принимать иной характер: долины становились уже, холмы встречались более высокие и покрытые растительностью; на откосах, обращённых к северу, появлялись сосновые леса. Вид был чрезвычайно живописный. Местами взорам открывались вдали высокие снежные пики Небесных гор, обрамленные как бы ребрами тёмного цвета. Там и сям беспорядочно сбегали с гор прозрачные ручьи, берега которых изобиловали отпечатками следов, оставленных живущими здесь дикими животными. Но чем выше, тем леса становятся реже и наконец, исчезают совсем; долины опять делаются шире, окружающие их холмы представляют одною стороной голые утесы, тогда как другая сторона их покрыта снегом; ручьи оказываются скованными льдом. Местность имеет уже характер высокой плоской возвышенности. Общий вид ее однообразен, но за то тут представляются весьма красивые световые эффекты, особенно когда под лучами заходящего солнца утесы принимают розоватый оттенок, а снега отливают [168] бледно-голубым тоном. Временами на горизонте показываются местные олени с громадными, скрученными в спираль рогами, но тотчас же скрываются, завидев движущийся караван.

Чтобы пройти из бассейна или в бассейн озера Карашар, экспедиции пришлось перебраться через две возвышенности в 4,000 метров. Разница в температуре уже очень значительна: ночью бывает 18° мороза; поэтому участники экспедиции были весьма довольны, когда, миновав Наратский перевал, они начали спускаться с высот, вступив в скалистое каптигайское ущелье, и еще более были обрадованы прибытием своим; 5-го октября, в Корлу, которая является настоящим оазисом: город окружён рисовыми, маисовыми и хлопковыми плантациями, небольшими каналами, фруктовыми садами и тенистыми аллеями тополей. Корла, имеющая 2,000 жителей, напоминает своим видом все восточные города; улицы ее узки, дома глиняные, с плоскими крышами; в городе три базара: китайский, таранчийский и джунгарский. Остановка в Корле имела, впрочем, некоторые неприятности для членов экспедиции; население, особенно китайцы, сгорая любопытством, решительно осаждало чужеземцев по целым дням, солдаты же даже прямо возмущали их своею назойливостью и дерзостью, так что путникам приходилось отгонять их палками. Появление иностранцев в Корле возбудило некоторые подозрения со стороны местных китайских властей; соблюдая большую, даже преувеличенно утонченную вежливость, они сообщили прибывшим, что не могут позволить им продолжать путешествие по китайской территории и советуют отправиться в обратный путь, так как от губернатора провинции имеется строжайшее предписание на этот счёт. Видя, что советы не достигают цели, местный начальник стал запугивать путешественников рассказами о трудности и опасности дальнейшего пути, а затем перешёл к угрозам. Все это вынудило членов экспедиции наскоро уложить вещи и тайком выбраться из надоевшего им города, что они и сделали 10-го октября, на рассвете. Отойдя от Корлы вёрст на двенадцать, экспедиция расположилась на стоянку на берегу большого пруда и участники ее были несколько изумлены, когда, вскоре вслед за ними, туда прискакал из города конный отряд. Так как накануне на базаре ходили слухи, что иностранцев велено арестовать, то прибытие всадников не могло, казалось бы, предвещать ничего доброго. Но на деле вышло иначе: прибывший во главе отряда мандарин [169] стал рассыпаться перед путешественниками в извинениях за причинённые им неприятности и, осыпая их любезностями в вычурном китайском вкусе, предложил экспедиции воспользоваться несколькими из его всадников в качестве проводников. Бонвало принял это предложение.

После двухдневного перехода по голой, песчаной местности, экспедиция достигла леса из тополей, сквозь который протекает довольно глубокая река Канси-Дарья, имеющая до 20-ти метров ширины. Переправа через нее на кое-как сколоченных плотах заняла целый день. По ту сторону реки, вплоть до Лоб-Нора, экспедиции пришлось идти местностью довольно однообразного вида: все это пространство представляет громадную песчаную площадь, то совершенно обнаженную, то покрытую корявым кустарником. Основания кустов занесены песком, так что кажется, будто каждый из них растёт на холмике. Там и сям виднеются в песчаной степи на половину высохшие небольшие озера соленой воды, свидетельствующие, что некогда здесь должно было находиться огромное озеро. Местами встречаются тростниковые поросли; попадаются также и тополи, но здесь они отличаются высохшим видом и отсутствием листвы; глазам представляется, будто из мертвой песчаной почвы торчат мертвые остовы дерев. Поэтому пустынному краю экспедиция шла две недели, при относительно благоприятной погоде; небо все время было чисто, а термометр показывал днём до 33-х градусов тепла на солнце, а ночью от восьми до 12-ти градусов мороза. Встречавшееся иногда местные жители были, видимо, бедны; одежда их состояла из лохмотьев, а обувью служили им кожаные башмаки, надетые сверх холщёвых онуч, намотанных вверх до икр. Типических расовых черт в этих людях не сохранилось; большинство их турецкого происхождения, но черты лица выдают помесь с монголами. Исповедуют они ислам и женщины работают у них гораздо больше, чем мужчины; характера они робкого и, при виде иностранцев, норовят поскорее скрыться из вида. Население это занимается отчасти земледелием, но посевы его скудны и земля обрабатывается крайне грубыми орудиями; стада свои оно пасёт в тощих тростниковых порослях. Образ жизни его полукочевой: летом жители живут в тростниковых шалашах, а зиму проводят в мазанках. В каждом сколько-нибудь значительном посёлке имеется старшина (аксакал), обязанность [170] которого состоит в сборе податей для китайского правительства: он живёт обыкновенно в гораздо лучших материальных условиях, чем прочие сельчане.

Путь в Лоб-Нору оказался чрезвычайно извилистым, так как экспедиции пришлось очень часто отклоняться от прямого направления, чтобы огибать пространства, затопленные разливом реки Тарима; только 28-го октября путникам удалось добраться до западной оконечности Лоб-Нора, носящей название Кара-Бурана. Это было на 47-й день с момента выступления экспедиции из Кульджи. Тут всюду еще сохранились следы путешествия Н. М. Пржевальского; в оазисе Чаркалике и в селении Абдула жители, радушно приветствовавшие чужеземцев, очевидно не находя уже в них ничего необычайного, показывали членам экспедиции музыкальные ящички и пустые патроны, оставленные им русским путешественником. Но как ни явны были следы прохождения здесь его предшественников, Бонвало решительно не мог увидать признака той цели, которую он поставил себе, между прочим, предпринимая свою экспедицию: Лоб-Нора в наличности не оказывалось. Жители объяснили возникшее из-за этого недоумение, заявив, что озера этого имени и в самом деле нет в натуре. Оно существует только на картах; в этом Бонвало убедился лично, посредством тщательнейших поисков вверх по течению реки Тарим. Вернувшись из этих разъездов опять в Чаркалик, он начал готовиться к дальнейшему странствованию — от Лоб-Нора к Тенгри-Нору.

Заменив прежнюю караванную прислугу новою, навербованною из среды местных искателей приключений, он заготовил запасы хлеба и баранины, запасся тулупами, войлоком и прочими нужными для дальнего перехода вещами. Хлеб, заготовленный на полгода, был испечён с салом и солью, чтобы он мог дольше храниться без порчи. Когда все было готово, экспедиция тронулась, напутствуемая мрачными предсказаниями жителей Лоб-Нора, уверявших, что пробраться к югу чрез кряж Алтын-Таг нет решительно никакой возможности. Бонвало хотел, однако, сделать эту попытку, во что бы ни стало; он намерен был дойти до «незамерзающего озера», перевалив через Алтын-Таг и Шиман-Таг; затем, достигнув этого озера, он предполагал повернуть не к востоку, в сторону долины Бакалик, как сделали Пржевальский и Кэрри, [171] а к югу, где еще никто не проходил, и идти на Батанг. Более трёх недель шла экспедиция до равнины, на которой находится «незамерзающее озеро». Дорога вилась среди бесплодных гор колоссального кряжа Алтын-Таг и его отрогов — Шиман-Тага и Коломбо. В этих местах пройдены были два крайне трудных перевала: песчаный Кум-Даван и каменистый Таш-Даван; третий перевал не представлял особенных неудобств. Переход через Таш-Даван был до такой степени труден, что занял целых полтора дня. Здесь, на высоте Таш-Давана, члены экспедиции впервые начали испытывать болезненные явления, вызываемый пребыванием в возвышенной местности: головная боль, головокружение, кровотечение носом и общий упадок сил, а по ночам полная бессонница и мучительное чувство задыхания. Погода стояла морозная, доходившая до 29-ти градусов.

Деятельно отыскивая дорогу к югу, оставшуюся неизвестною Пржевальскому и Кэрри, экспедиция миновала 9-го декабря перевал Амбан-Ашкан-Даван и, тщательно наблюдая видневшиеся кое-где следы верблюдов, видимо составлявших какой-нибудь монгольский караван, двинулась в юго-западном направлении. Теперь она шла по местности, не нанесенной ни на одной из географических карт, и потому должна была руководствоваться исключительно следами каравана и компасом. Взорам путников открывались необозримые нагорья, усеянные там и сям зубчатыми утесами, воздымавшимися наподобие бурых стен на общем грязно-сером фоне картины. Местами попадались площадки, поросшие травой, выбивавшейся из-под громадных пластов черной лавы, по наслоениям которой можно было составить себе ясное представление о том, в каком направлении бежал поток этих, некогда расплавленных масс; следя за ним взглядом, зритель усматривает вдали величественный вулкан; серые откосы его давно угасшего кратера кое-где покрыты яркими снеговыми заплатами. Местами, в промежутках между холмов, виднеется красивое озеро, тёмно-синяя поверхность которого колышется и пенится под действием лёгкого ветра. Издали кажется, будто эта прозрачная вода налита в нарочно сделанный для нее бассейн из белого мрамора: такой вид придают его берегам осевшие массы соли, обильное присутствие которой в озере предохраняет его от замерзания. Озеро это тянется на беспредельное пространство вдаль, но по очертаниям его прежних берегов видно, что и ему, по [172] примеру многих других, суждено со временем исчезнуть, оставив после себя только слой кристаллизованной соли или ледяной коры.

Озера, впрочем, не особенно тревожат участников экспедиции: их можно обойти; гораздо более затруднений ожидают они от колоссальных белых горных масс, которые, по-видимому, совершенно преграждают им путь. Однако опасения оказываются преувеличенными; постепенно поднимаясь с одной возвышенности на другую, караван почти незаметно достигает последнего перевала, составляющего кульминационную точку его подъема. Отсюда начинается уже сравнительно удобный спуск и, только оглянувшись на пройдённые высоты, путник постигает, какую трудность он преодолел. Все члены экспедиции радуются, что начали, наконец, спускаться с высоты от 4,200 до 5,000 метров, на которой они пробыли почти два месяца. Вершина старого света пройдена и под ногами путников начинаются источники его больших рек. Из-под только-что оставленных ледников несутся реки, с одной стороны, в Индийский океан (именно pp. Салуен и Меконг), с другой — в Китайское море (р. Ян-Це-Киан).

Мы опускаем подробный рассказ принца Орлеанского о том, как тягостны, были для членов экспедиции условия передвижения по глухим горным кряжам в суровое зимнее время; не будем описывать также развлечений, которые они позволяли себе, охотясь на различных диких животных и птиц: все это заняло бы слишком много места. Скажем только, что к концу января экспедиция спустилась, наконец, в более или менее населенную местность Тибета. Но тут встретились новые затруднения. Тибетцы, следуя данному им из Лассы приказанию, решительно отказывались указывать путникам дорогу и всеми способами старались помешать им идти дальше. Среди столкновений с туземцами и различных трудностей, экспедиция едва 15-го февраля начала восхождение к небольшому перевалу, над которыми виднелись вершины Тенгри-Нора; к югу от этих вершин расположена массивная горная трупа Нинджин-Тангла. У подножия этих гор экспедиция, караван которой сильно расстроился во время продолжительная странствия, встретила ласских властей. Кряж Нинджин-Тангла расположен на краю священной территории «города духов», Лассы — этого азиатского Рима, и ласский амбань (нечто вроде исправника), узнав о приближении чужеземцев, в которых он предполагал русских, выехал им навстречу, чтобы воспретить [173] дальнейшее движение. Начались переговоры, сопровождавшиеся беспрерывною гоньбой верховых из Лассы к месту стоянки Бонвало и обратно. Амбань занялся проверкой паспортов, причём был очень поражён, найдя, что прибывшие носят совсем не русские имена, которые он рассчитывал встретить, в предположении, что это экспедиция Певцова. Тем не менее, в Лассе отнеслись к посещению иноземцев с чрезвычайною недоверчивостью; местные власти не допускали мысли, чтобы люди могли прибыть издалека, Бог знает, откуда, единственно из желания посмотреть чужую страну. Сведения, доставленные о путешественниках амбанем, признаны были недостаточными; далай-лама прислал после него другого чиновника, поважнее, и притом в сопровождении одного из министров; на мудрость их он мог более положиться. Но и этого оказалось недостаточно: вскоре из Лассы прибыла целая процессия различных сановников, признавших необходимым лично осмотреть загадочных путешественников. Вся дорога от стоянки последних до Лассы была занята тибетскими войска, ми и пестрела скакавшими взад и вперёд гонцами. Обыватели тоже толпами приходили поглядеть на неизвестно откуда взявшихся иноземцев. Тибетские сановники несколько дней убеждали Бонвало возвратиться вспять и отказаться от намерения идти на Батанг; видя же безуспешность своих стараний, они старались затянуть переговоры, чтобы, по крайней мере, задержать экспедицию на месте. Только тогда, когда путники, выведенные из терпения, объявили, что станут стрелять, экспедиции удалось выйти из этого затруднительного положения. Угроза произвела на тибетцев магическое действие: они стали изысканно любезны, перестали беспокоить Бонвало и, прощаясь, даже выпили за здоровье его и его спутников.

На переход от Тенгри-Нора до Батанга экспедиция употребила два месяца. Весь этот путь пролегал по тибетской территории и не был еще никем исследован. Экспедиции предстояло идти по высотам менее значительным, чем те, которые пройдены были ею ранее (от 2,000 до 3,000 метров). Трудности заключались здесь преимущественно в переправе через несколько рек, частью еще покрытых непрочным слоем льда, частью уже разошедшихся; все они текут с севера на юг и потому между ними должны находиться расположенные в таком же направлении цепи гор; а так как экспедиция подвигалась по направлению с запада на [174] восток, то ей весьма часто приходилось то подыматься на горы, то спускаться в долины рек. Действительно, в течение двух месяцев ею пройдено было около 50 возвышенностей. Вид этой местности был везде одинаков: низменные части покрыты роскошною крупною растительностью, несколько выше шёл кустарник и росла скудная трава, а затем начинались голые утесы, покрытые снегом. Панорама тоже сохраняла один и тот же характер, представляя груду набросанных одна на другую гор, гигантский хаос пересекающихся в разных направлениях кряжей. Некоторые отдельные вершины очень круты и достигают высоты 5,000 метров. Местность раздроблена на множество мелких участков, принадлежащих различным селениям, которые состоят из маленьких мазанок с плоскими крышами, лепящихся по горным откосам и отлогостям. Жители принадлежать все к одному типу; отличить одно племя от другого можно разве только по головному убору. Одежда их состоит из большого овчинного тулупа или шерстяного халата, который они подпоясывают, чтобы можно было носить с собою за пазухой нужные вещи; обувью служат цветные валенки на кожаной подошве. Среди мужчин встречается не мало очень красивых лиц; женщины же вообще довольно безобразны лицом и телосложением. Эта разница между обоими полами объясняется угнетённым положением женщины, которая исполняет здесь все тяжёлые работы, тогда как мужчина обыкновенно проводит время в праздности. Умственное развитие населения ничтожно и образ жизни очень близок к первобытному.

По мере наступления более тёплого времени года, члены экспедиции ощущали менее неприятностей в дороге; окрестности покрывались травой и начинали пестреть цветами, среди которых попадались и знакомые каждому европейцу сирень, жасмин, тюльпаны и проч. В мае экспедиция стала уже подходить к Батангу. За шесть дней до прибытия в этот город она вступила на императорскую дорогу, ведущую из Пекина в Лассу; первым посещённым экспедицией пунктом на этой дороге был город Чанг-Ка (или Кианг-Ка), где стоит китайский гарнизон, в составе сотни человек; почти все эти солдаты предаются курению опиума. Для встречи иноземцев они вышли на улицу, надев шляпы, которые составляют единственный предмет их форменного обмундирования; в казарме, где они живут, хранятся четыре сабли два ружья. [175]

После однодневного отдыха в Чанг-Ка, Бонвало двинулся со своим караваном далее и, пройдя значительное пространство, население которого сильно терпит от гнездящихся здесь разбойников, достиг наконец, 5-го Июня, Ян-Це-Кианга, с шумом несущего свои грязные воды среди глубокой долины. В этом месте река имеет от 100 до 300 метров ширины. Переправа через Ян-Це-Кианг совершена была на больших китайских барках. Затем, взобравшись на возвышенность, окаймляющую этот поток, экспедиция увидела перед собою красивейший уголок Тибета — долину Батанга. С высоты около 1,000 метров можно окинуть всю эту долину. На берегу речки пестреет своими кубическими каменными и глиняными домиками город Батанг; видны резвые ручьи, со всех сторон впадающие в речку, окаймленную с обеих сторон высокими тополями и ореховыми деревьями. Вокруг города долина богато возделана, так как почва даёт здесь по две жатвы в год. Несколько поодаль стоить большое выбеленное здание храма, и все это вместе окружено большою стеной в виде прямоугольника. В Батанге экспедиция Бонвало встретила радушный приём; оказалось, что китайский посол, прибывший незадолго перед тем из Пекина в Лассу, прислал оттуда батангским властям надлежащие приказания относительно обращения с путешественниками.

Вышеприведенными отрывками мы ограничим наши выдержки из заметок принца Орлеанского. Хотя принц описывает далее довольно обстоятельно движение экспедиции от Батанга до границы Гонкина, однако описание это не представляет уже общего интереса, так как касается той части Тибета, которая более или менее известна из сочинений, написанных ранее. Поездка Бонвало по Тибету была окончена 29-го Июля; экспедиция прошла около 2,500 километров по совершенно новому пути в почти неизвестном крае и собрала весьма важные зоологические, ботанические, этнографические и другие коллекции, которые находятся теперь во Франции. Описание этих коллекций и изложение общих научных результатов экспедиции составят предмет очерка, который приготовляет ее руководитель, Бонвало.

А. Р.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие через Гоби и Тибет // Военный сборник, № 3. 1891