БОГОЯВЛЕНСКИЙ Н. В.

ЮРИСДИКЦИЯ РУССКИХ КОНСУЛОВ В ЗАПАДНОМ КИТАЕ

И СУДЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧУГУЧАКСКОГО КОНСУЛЬСТВА.

По моем возвращении из Китая, мне часто приходилось слышать вопрос о том, чем занимаются там консульства, и видеть удивление на лице собеседника, когда я говорил, что на консулов возложены в числе прочих обязанностей также и судебные. Ясно было, что собеседники не имели и представления о консульской юрисдикции на Востоке. Но это неведение, понятное у лиц, не получивших юридического образования, казалось мне совершенно странным, когда оно, хотя и не в такой степени, встречалось у профессиональных юристов. Вот почему я и решился изложить имеющиеся у меня по этому предмету сведения в настоящей статье.

Не считая свой труд серьезной юридической работой, я имею лишь в виду обратить внимание лиц компетентных на разбираемый мною вопрос и этим путем вызвать к жизни труды более обстоятельные на эту тему. Если эта цель будет достигнута, то я буду считать себя удовлетворенным. [29]

I.

Под именем консульской юрисдикции на Востоке разумеется предоставленное консулам цивилизованных наций, находящимся на Востоке, право судить и наказывать подданных своего государства, проживающих в округе консульства.

Консульская юрисдикция явление не новое; она имеет длинную историю, которая идет параллельно с развитием самих консульских учреждений: «консулы, — говорит проф. Мартенс, — были первоначально коммерческие судьи, которые явились вместе с крестоносцами и купцами в торговые центры мусульманских государств. Правительства мусульманские всегда признавали себя некомпетентными в рассмотрении дел, которые возникали между европейскими поселенцами, и считали законным их судьей одного консула. Консулу были подсудны в гражданских, торговых и уголовных делах все соотечественники и лица, состоявшие под его покровительством на мусульманской территории» (Мартенс — Современное международное право цивилиз. народов, т. II, стр. 87.).

Вот главные начала, которые легли в основу консульской юрисдикции и, почти без изменения, продолжают действовать и теперь.

Первоначально консульская юрисдикция существовала лишь в мусульманских государствах Востока и в частности в Турции, а затем сфера ее применения была распространена и на другие государства Востока — Персию, Китай и Японию, по мере того как они стали открывать свои двери для европейцев.

За долгий период существования сношений европейских государств с восточными в Западной Европе выработалось довольно подробное законодательство относительно консульской юрисдикции; к этому присоединились некоторые общепризнанные обычаи, так что там судебная деятельность консулов на Востоке определяется довольно [30] обстоятельно; но совсем другое у нас. Хотя мы тоже уже не мало времени имеем дело с восточными народами, однако по данному предмету у нас сделано очень мало. Судебная деятельность наших консулов в Персии определяется еще Уставом консульским; что же касается Турции и Китая, и особенно Китая, то тут наше законодательство оказывается чересчур кратким, так что нельзя удивляться, когда проф. Мартенс говорит, что «относительно консульских судов в Китае и Японии неизвестно, существуют ли они вообще и каким образом устроены» (Проф. Мартенс — Современное международное право цивилиз. народов, т. II, стр. 96.). Все же есть кое-какие узаконения по этому предмету, к изложению которых я и перейду сейчас. Так как в своей статье я буду говорить главным образом о судебной, деятельности Чугучакского консульства, то поэтому кроме общих оснований, определяющих судебную деятельность консулов в Китае, я укажу и особенные правила, которыми руководствуется консульство в Чугучаке.

Главным основанием судебной деятельности русских консулов в Китае являются трактаты, заключенные в разное время с этой державой. В первый раз говорится о консульской юрисдикции в Китае в Кульджинском трактате 1851 г., по трактат этот предоставлял русским консулам довольно ограниченную юрисдикцию. Последняя была расширена по Тяньцзинскому договору 1858 г., подтвержденному трактатом Пекинским 1860 г. Трактатные постановления вошли в русское законодательство и изложены в 4 статьях Устава консульского, ст. 190-193 (изд. 1893 г.), где кратко говорится о консульской юрисдикции по гражданским делам, и в Уложении о наказаниях, ст. 175, прим. 2 и 3, где идет речь об уголовной юрисдикции русских консулов в Китае. Вот и все, что мы находим в русском законодательстве по интересующему нас вопросу. Факт этот объясняется, конечно, тем, что в Китае наши консульства существуют еще сравнительно [31] недавно, а в Западном Китае они еще более позднего происхождения. Кроме того, Западный, Застенный Китай значительно отличается от Восточного по своему населению и правам, а потому и деятельность консулов носит здесь другой характер, чем в Восточном; стало быть, дать общее для всех и подробное законодательство довольно трудно. Россия, конечно, могла бы воспользоваться (как это нередко и делалось) опытом западных держав, но в данном случае он не совсем приложим, потому что в Застенном Китае западно-европейских консульств не существует. Поэтому вероятно и приходилось до сих пор оставлять этот вопрос открытым, предоставляя консулам действовать по собственному разуму и совести. Между тем в Западном Китае более, чем в других частях его, консулу приходится являться в роли судьи по всевозможным делам. Близость русской границы, удобство (сравнительное) передвижения привлекают в города Западного Китая массу русских подданных, а с ними является и много дел, при разрешении которых консул должен руководиться не законом, которого нет, а собственным разумом.

Наше правительство уже давно сознавало неудовлетворительность постановки судебной деятельности консулов в Китае, и когда в 80-х годах были открыты консульства в Чугучаке, Кульдже и Кашгаре, то вопрос этот был поставлен на очередь, и, между прочим, для рассмотрения этого вопроса было созвано в 1883 г. в Петербурге особое совещание министров и других лиц, на котором обсуждался вопрос о консульской юрисдикции в Западном Китае. Протокол этого совещания удостоился Высочайшего утверждения и должен был служить руководством для наших консульств в Западном Китае. К сожалению только, в то время было трудно дать вполне определенные указания консулам, так как годичный срок существования консульств не мог дать достаточных материалов для выводов; и потому совещание высказало только несколько пожеланий по этому вопросу. Совещание это происходило в [32] 1883 г., и с тех пор наше правительство, насколько мне известно из дел Чугучакского консульства, не давало консулам никаких законодательных указаний но этому вопросу. Все делалось так, как требовали обстоятельства и подсказывал здравый разум консулов. Вероятно в каждом из консульств Западного Китая установились свои особые порядки, хотя в существенном большой разницы, как мне известно, и нет; впрочем это так и должно быть в виду того, что состав населения этих трех округов одинаков, именно: китайцы, монголы, а главное — мусульмане разных племен. Что же касается Чугучакского консульства, с практикой которого я знаком по собственному опыту, в качестве секретаря этого консульства, и о котором я буду всего более говорить, то первый же консул Балкашин постарался поставить судебную деятельность консульства на более или менее прочную почву. В виду того, что главную массу русского населения Чугучакского консульского округа составляли тогда, да и теперь составляют мусульмане, да и среди китайских подданных мусульмане занимают по числу первое место, он признал более удобным, и для облегчения судебной деятельности консульства, ввести, для разрешения смешанных процессов между русскими и китайскими мусульманами, мусульманский суд по шаригату и народным обычаям. С этой целью он вступил в переговоры с тогдашним начальником края хэбэй амбанем (Хэбэй амбань — это собственно помощник цзяньцзюня, хотя фактически он от цзяньцзюня независим. В былые времена Тарбагатайский хэбэй амбань управлял один всем краем и пользовался рангом и нравами губернатора, в настоящее время нрава и ранг у него остались, но управляет он только знаменным (маньчжурским) населением и инородцами-кочевниками, хэбэй амбань всегда маньчжур.) Силунем и совместно с ним подписал особый договор, в силу которого русские и китайские мусульмане получили право разбираться, с разрешения консульства и китайских властей, в своих взаимных исках и претензиях народным судом. Это соглашение остается до сих пор в силе и служит одним из оснований [33] устройства судебного дела в Чугучакском консульском округе.

Из предыдущего изложения видно, как мало было дано консулам указаний относительно их судебной деятельности. Однако исполнять свои обязанности было необходимо, и эта-то необходимость заставила установить известный порядок домашним, так сказать, образом. В дальнейшем изложении я и займусь описанием этого порядка, как он установился в Чугучакском консульском округе. Так как главную часть дел, разбираемых в консульстве, составляют смешанные процессы, где участвуют русские и китайские подданные, то попутно я буду указывать и на китайские судебные порядки. Подобные указания я считаю необходимыми, так как они значительно помогут понять и объяснить особенности и, может быть, даже странности консульской юрисдикции в Западном Китае.

II.

Относительно уголовной юрисдикции консулов в Китае 190 ст. Уст. конс. изд. 1893 г. говорит следующее: «Российские консулы в Китае и Японии, сверх общих обязанностей, с должностью консула сопряженных, исполняют обязанности, возложенные на них на основании трактатов, заключенных российским правительством с Китаем и Япониею. Примеч. Правила упомянутых в сей (190) статье трактатов, определяющие порядок действия консулов в случае обвинения российских подданных в каком-либо проступке и преступлении, учиненном в Китае или Японии, изложены в Уложении о наказаниях (ст. 175 пр. 2 и 3)». А в Уложении о наказаниях, примечании втором к указанной статье, говорится следующее: «По Тяньцзинскому трактату с Китаем (2 июля 1859 г.) постановлено: разбирательство всякого дела между русскими и китайскими подданными в местах, открытых для торговли, не иначе должно производиться китайским начальством, как сообща с русским консулом или лицом, представляющим власть [34] российского правительства в том месте. В случае обвинения русских в каком-либо проступке или преступлении, виновные судятся по русским законам. Русские же подданные, проникнувшие внутрь Китая и учинившие там какой-либо проступок или преступление, должны быть препровождены для суждения и наказания по русским законам на границу или в тот из открытых портов, в котором есть русский консул. Дополнительным же договором к Тяньцзинкому трактату сверх сего постановлено: 1) что в преступлениях важных, как то в убийстве, грабеже с нанесением опасных ранений, покушении на жизнь другого, злонамеренном поджоге и т. п. виновные русские, по произведении следствия, отсылаются в Россию для поступления с ними по русским законам; 2) что как в преступлениях важных, так равно и маловажных, консул и местное начальство могут принимать нужные меры только в отношении к виновным своего государства, но никто из них не имеет никакого права ни задерживать, ни отдельно разбирать, а тем более наказывать подданного не своего государства». Тракт. 1859 г. 7 ст. и 1860 г. 8 ст.

Рассматривая вышеприведенные статьи законов, мы находим, что на консула возложены обязанности, с одной стороны, следователя, а с другой — судьи; только, к сожалению, ни здесь, ни в другом месте не дается более подробных указаний относительно пределов и формы этой двоякой деятельности консулов. До последнего времени не было известно, должен ли консул производить формальное следствие, или предварительное. По имеющимся у меня сведениям, вопрос этот разъяснен недавно Министром Юстиции для консулов наших в Персии в том смысле, что следствие должно быть формальным. Нужно думать, что такой порядок будет распространен и на Китай. Что касается Чугучакского консульства, то у нас всегда производилось лишь предварительное следствие, и такой порядок не вызывал протестов со стороны судов пограничных русских областей, Семиреченской и Семипалатинской. Но вообще-то следственные дела в практике консульства [35] довольно редкое явление. Такой, на первый взгляд, странный факт объясняется тем, что установившийся в Чугучаке обычай разбирать дела народным судом давал возможность решать многие дела на месте, не доводя их до судов Империи, а потому и следствий по таким делам не производилось.

Чаще приходится консулу исполнять требования русских судебных властей о производстве отдельных следственных действий, так как нередко обвиняемые русские подданные бегут в Китай; или бывает, что кто-нибудь из свидетелей или участников в преступлении состоит в китайском подданстве. За последний год особенно много таких требований поступило от помощника Зайсанского мирового судьи, который в заключение стал вызывать через консульство в свою камеру даже китайских подданных для допроса и суда, хотя такой порядок, как известно, не предусмотрен трактатами с Китаем. Понятно, обращения консульства к китайским властям об удовлетворении этих требований, даже в отношении к русским подданным, не приводили ни к чему. На наши бумаги китайцы отвечали согласием, а затем нисколько не заботились об исполнении данного обещания. Вообще производство следствий в Китае, особенно по таким делам, где замешаны как-нибудь китайские подданные, сопряжено с большими затруднениями; китайские власти смотрят на допросы своих подданных русским консулом, как на нечто унижающее достоинство Китая, и в виду этого под разными предлогами уклоняются от содействия консулам в подобных случаях. Из-за этого не раз возникали пререкания между нашими консулами в Китае и русскими судебными властями и, вероятно, не только в Чугучаке, потому что в 1888 г. Министр Юстиции Манасеин нашел нужным разослать в судебные места Империи циркуляр (от 3 октября 1888 г. за № 24251), указывающий порядок сношений их с российскими консулами в Китае. Привожу этот важный документ целиком.

«Министр Иностранных Дел отношением от 8 [36] июля сего года за № 2132 уведомил меня, что, в виду возникших на практике затруднений в удовлетворении Российскими консулами в Китае требований русских судебных властей о допросе лиц, проживающих в пределах Китайской Империи, вверенным ему Министерством разъяснено упомянутым консулам, что сии лица обязаны исполнять вышеуказанные требования и, насколько позволяют местные условия, заботиться о разъяснении дел, когда ответчики живут в их районе. Вместе с тем статс-секретарь Гирс просил меня преподать и судебным властям надлежащие указания относительно порядка получения сведений от китайских подданных.

«Вследствие сего признано нужным указать, что по точному смыслу закона (прим. 2 к ст. 175 Улож. наказ.) судебные места Империи могут обращаться в Российские консульства в Китае с требованиями о производстве отдельных следственных действий, когда таковые представляются существенно необходимыми по делам, производящимся в наших судебных установлениях, и притом касаются только русско-подданных, проживающих в пределах ведомства названных консулов (ст. 292 Уст. угол. суд. и 295 Зак. суд. угол.). Что же касается допроса китайских подданных или доставления каких-либо сведений от сих последних, то требования о сем судебных установлений Империи могут быть предъявляемы китайскому правительству путем дипломатических сношений и притом не иначе, как в порядке, определенном ст. 190 Учр. суд. уст., т. е. при посредстве Министерства Юстиции чрез Министерство Иностранных Дел.

«К изложенному считаю соответственным присовокупить, что, как совершение вообще каких-либо следственных действий в пределах Китая сопряжено с весьма значительными затруднениями, то посему и согласно Высочайше утвержденному протоколу особого совещания 5 августа 1883 г. по вопросу о положении киргиз и [37] мусульманских выходцев по нашей границе с Западным Китаем («Русским административным и судебным властям по возможности должно стараться оканчивать дела в русских пределах, не возбуждая дознаний и справок в китайских областях и допросов китайских подданных, что обыкновенно оказывается бесполезным и вызывало только усложнения с китайскими властями» (Протокол особ. совещания по вопросу о положении киргиз и китайских выходцев).), судебным установлениям надлежит, при производстве следствий, всемерно заботиться о разъяснении обстоятельств дела путем таких действий, которые не требовали бы посредства Российских консулов в Китае, обращение к содействию коих могло бы быть оправдано лишь в случае безусловной в том необходимости».

Несмотря однако на такой циркуляр Министра Юстиции, о существовании которого должны были знать наши пограничные судебные власти, из Зайсана было несколько требований о вызове туда китайских подданных для допроса, и на том же в свою очередь настаивал и товарищ Семипалатинского областного прокурора, писавший в Чугучакское консульство не одно напоминание об исполнении требований Зайсанского следователя.

III.

В общем однако следовательская деятельность не достигала никогда в Чугучакском консульстве больших размеров, и потому практика не выработала никаких особенных приемов и обычаев, которые могли бы быть указаны, как характеристичные для этого консульского округа. Зато чисто судебная деятельность занимала всегда, занимает и теперь главное место в числе обязанностей консула. Благодаря этому выработалась своеобразная практика, к изложению которой я и намерен сейчас перейти.

Я уже имел случай говорить, что консульская юрисдикция в Китае не получила еще точного и подробного определения в нашем законодательстве, исключая указанных уже нами общих положений. Сделана была, правда, [38] попытка в этом, направлении на особом совещании 1888 г., но она тоже дала в результате очень немного. Совещание лишь высказало пожелание, что «консулам надлежало бы предоставить в Западном Китае, за отсутствием определенных правил, руководствоваться в своей юрисдикции главным образом местными условиями и обычаями, соблюдая при этом беспристрастие и справедливость. Вместе с тем в Западном Китае не следовало бы препятствовать русским подданным оканчивать с китайскими подданными все гражданские и уголовные дела миролюбиво, как у самого консула и китайских властей, так и посредством выборных судей или съездов тяжущихся» (Протокол особого совещания).

Протокол особого совещания дает консулу право передавать дела, по желанию тяжущихся, на суд посредников или съездов тяжущихся. Поэтому Балкашин подписал в декабре 1883 г. с Тарбагатайским хэбэй амбанем Силунем особое соглашение, которым этот порядок вводился для смешанных процессов между русскими и китайскими подданными. Этот же порядок был введен и для русских подданных. Для разбора дел в подобных случаях были выбраны проживающими в Чугучаке русско-подданными из их среды особые посредники, бии — старшины, в числе трех, из которых один, называвшийся аксакалом (собственно белая борода), должен был по поручению консульства исполнять вместе с тем некоторые полицейские обязанности в русской фактории города Чугучака. Кроме этих трех было выбрано по одному бию из среды проживающих в Чугучаке киргиз Семиреченской и Семипалатинской областей для содействия указанным старшинам при решении дел, касающихся киргиз означенных областей.

В руководство этим должностным лицам дана была консулом краткая инструкция, которую я приведу дословно: «Утверждаю выбор обществом русско-подданного г. Назирова и др. для консульского совета, для разбирательства дел и для описи и оценки разного рода имущества. [39] Предписываю: 1) исполнять обязанности добросовестно. 2) немедленно сообщать мне о дурных поступках всех русских подданных в Чугучаке, не выключая людей, живущих в консульстве, 3) с китайским начальством быть почтительными».

В дополнительном к этой инструкции приказе консульства говорится, что старшины и бии «обязаны решать дела с муллой, по только те, которые могут быть решены по шаригату и миролюбиво».

Разбирая эту инструкцию, мы находим прежде всего указание, что старшины выбираются для «консульского совета». Это выражение нужно понимать в том смысле, что они должны были участвовать, или скорее присутствовать, при разбирательстве дел самим консулом и, таким образом, напоминали тех заседателей русских консульских судов в Персии, о которых говорится в Уставе консульском. Первое время существования этих должностных лиц так действительно и было, что доказывается справками в архиве Чугучакского консульства. Просматривая этот архив, я нашел не мало протоколов, которые свидетельствуют, если не об участии в решении дел, то во всяком случае о присутствии этих лиц, в качестве непременных членов, при разборе дел.

Впоследствии, под влиянием опыта, этот порядок изменился; но изменение это выразилось не в уничтожении представительства общественного элемента в консульском суде, но в придании ему более активной роли. Сначала дело велось таким образом, что выборные старшины, как я сказал, присутствовали при разбирательстве дела консулом, и едва ли это присутствие их приносило какую-либо пользу для правосудия. Ведь если в России сословные представители в судах, люди большей частию более или менее развитые, очень мало влияют на ход дела, то чего же кроме полной безгласности можно было ожидать от Чугучакских старшин, людей совершенно невежественных и притом видевших в консуле своего непосредственного начальника, которому противоречить не всегда удобно?! По крайней мере, [40] следов их влияния я не нашел нигде, просмотревши не мало протоколов заседаний консульского суда. Вероятно в виду этой бесполезности их, при указанных условиях, имя старшин как-то скоро исчезает из хроники консульской юрисдикции в Чугучаке. Но, исчезнув оффициально, т. е. из протоколов заседаний и постановлений, старшины продолжали существовать в действительности, а роль их в отправлении правосудия сделалась более важной и полезной, нежели прежде. Не присутствуя при разбирательстве дел самим консулом, они помогали и помогают выяснению истины довольно оригинальным образом, именно так: когда допрос свидетелей и подсудимого в консульстве не дает возможности установить истинную точку зрения на дело, то такое дело передается старшинам во главе с аксакалом, которые уже без консула и ведут допрос участвующих в деле лиц. Безмолвные при начальстве, тут они чувствуют себя свободными и действуют и разумно, и самостоятельно. Нужно иметь в виду при этом, что все, как заинтересованные лица, так и посредники — мусульмане; большей частью друг друга знают и знают, как и куда направить дело, чтобы добиться истины; вот почему расследования такого рода в большинстве случаев приводят к цели, и очень часто бывает, что, если допрос в консульстве не дает никаких результатов, дело передается старшинам, «поговорить» на установившемся в консульстве языке, и эти разговоры выясняют дело гораздо лучше, чем целый день допроса. Переговоры эти почти всегда ведутся открыто; летом около ворот консульства, куда может всякий приходить и слушать.

Результаты переговоров сообщаются консулу, который уже и постановляет то или другое решение. Впрочем, подобное участие старшин в консульском суде ничем не определяется и зависит в каждом данном случае от усмотрения консула.

Иногда привлекаются к отправлению правосудия местные русско-подданные муллы, но это бывает не часто и лишь для разбора проступков против нравственности и [41] доброго поведения, предусмотренных мусульманским шаригатом, и почти всегда с участием старшин, так как на мулл вполне полагаться нельзя, в виду возможности толковать шаригат на разные лады.

Наконец стороны могут разбираться и чрез выбранных с согласия консула посредников.

Передача того или другого дела на народный суд зависит от консула, который, делая это, всегда спрашивает стороны о согласии их на это, и в случае нежелания их никогда не отказывается разбирать дело сам. Высшей инстанцией для дел, решенных народным судом, является суд консульский; при этом решетя, постановленные посредниками, выбранными сторонами, считаются окончательными; что же касается всех остальных, то, в случае жалобы одной из участвующих в деле сторон, они пересматриваются консулом по существу, хотя отменяются и изменяются им сравнительно редко.

Относительно компетенции консульских судов в Китае в законе не имеется никаких определенных указаний, кроме упомянутого 2 примеч. к 175 ст. Улож. наказ.; но глухое указание этого примечания, что в преступлениях важных и т. д., и указание протокола особ. совещ., что о провинившихся в тяжких преступлениях и т. п. консул должен составлять акт и препровождать с ним виновных в русские пределы к пограничным властям, дает некоторое основание заключать, что суду консула подведомственны те преступления и проступки, которые не входят в компетенцию общих судов Империи, т. е. дела, подведомственные мировым судьям. Поэтому в Чугучаке и прилагается мировой устав, насколько допускают это местные условия и обстоятельства. Опыт заставил упростить мировую юстицию до крайности. Прежде всего, дела почти всегда разбираются по устным заявлениям; письменная часть сводится почти к нулю: так, напр., мотивированных постановлений по большинству решенных дел не пишется, а решения записываются лишь кратко, но не многие, в особую книгу. Этот, по-видимому, незаконный [42] порядок установился в виду того, что ни апелляции, ни кассации на решения консульских судов в Китае не существует; стало быть копий с решений выдавать не приходится, для собственной же памяти записывать такие решения не стоит, в виду незначительности дел, тем более, что решения тотчас же приводятся в исполнение. Понятно, если бы можно было обжаловать где-нибудь консульские решения, то такой порядок был бы недопустим, но теперь, когда этого нет, требовать от консулов этой формальности значило бы взвалить на персонал консулов (который и весь-то состоит из консула и секретаря) непосильное бремя, без видимой пользы для правосудия и с ущербом для других обязанностей, возложенных на консульство.

Вопрос об этом уже не раз обсуждался: в 1889 г. Степной генерал-губернатор, который почему-то стал принимать жалобы на Чугучакское консульство, обратился в консульство с запросом, почему не пишется надлежаще мотивированных решений консульского суда, и на это покойный консул Шишмарев ответил, указав на совершенную бесцельность такого порядка в виду отсутствия апелляции и кассации (Бумага от 16 октября 1889 года.); генерал-губернатор согласился с доводами консула, и с тех пор этот вопрос по отношению к Чугучакскому консульству не поднимался.

Предоставленное консулам право судить русских подданных дополняется правом и приводить свои постановления в исполнение, т. е. наказывать. Об этом праве говорится, и опять-таки глухо, в том же примечании к 175 ст., где фраза, что ни консул, ни местное начальство не имеют права наказывать подданного не своего государства, достаточно ясно указывает на это право консула; но, за отсутствием более точных определений границы и существа этого права, открывается значительный простор при применении этого закона, хорошо бы в сторону гуманности, но может быть и наоборот. Что касается Чугучакского консульства, то здесь скорее можно найти уклонение в [43] пользу гуманности, нежели строгости. Всего чаще применяемая мера наказания — это денежный штраф, и то редко свыше 10 р. Довольно часто применяется также арест, главным образом к виновным в воровстве. Но и это наказание не отличается строгостию и продолжительностию. Вследствие недостатка помещения, приходится скоро выпускать арестантов, обычно на поруки к кому-нибудь из заслуживающих доверия русско-подданных — жителей Чугучакской фактории. В поручителях недостатка не бывает, и только самые отъявленные мошенники не находят их. В этом случае арестант сидит довольно долго, сравнительно конечно, напр., около месяца, а затем почти всегда высылается из китайских пределов. Некоторым подсудимым приходится иногда сидеть под арестом и до самого разбора дела; но этот арест всегда принимается во внимание при определении меры наказания. Самая высшая мера наказания — высылка виновного из китайских пределов, с лишением права въезда туда. Основанием этого права служит тот же протокол особ. сов. 1883 г., где сказано: «о всех открыто неповинующихся консульским распоряжениям русских подданных консул должен составлять акт и препровождать с ним виновных в русские пределы к пограничным властям. Собственно говоря, вышеприведенные слова очень неопределенны: из них видно, что консул имеет право высылать русских подданных в распоряжение русских властей, но нигде нет указаний, что эти власти должны делать с высланными таким образом лицами; а фраза «открыто неповинующихся распоряжениям русских подданных...» может быть толкуема очень широко. Впрочем, насколько мне известно, эта мера практикуется крайне редко, и, видимо, с большой осторожностью. Из практики Чугучакского консульства я знаю только два случая высылки из китайских пределов русских подданных. Первый был в 1887 г., когда богатый сарт и бывший торговый старшина г. Назиров был выслан за то, что продавал в Чугучаке запрещенное трактатами к ввозу в Китай оружие и, несмотря на [44] требование консула, отказался его выдать. Составленный по этому поводу протокол был представлен на утверждение посла в Пекине, которым мера эта была одобрена. Второй случай был в прошлом году, когда один торговец отказался, несмотря на требование консула, подчиниться неприятному для него решению им же самим выбранных посредников. Несомненно право высылки, предоставленное консулам, мера обоюдоострая, но отнять это право, мне кажется, неудобно. Нужно принять во внимание, что в Китае, особенно в Западном, среди русских подданных часто попадаются самые дурные элементы, поддерживать порядок среди которых обычными мерами довольно трудно и нередко лишь боязнь подвергнуться высылке и удерживает их от дурных поступков. За три года моего пребывания в Чугучаке было несколько случаев отказа со стороны наших торговцев платить по протестованным векселям, и только угроза выслать в распоряжение русских властей заставляла подчиниться законному требованию консула. Конечно, пользование правом высылки необходимо обставить известными условиями, чтобы предупредить возможность злоупотреблять им, но отменить его было бы преждевременно. Наше правительство заботится о развитии русской торговли в Китае. Это возможно лишь тогда, когда русские торговцы будут стоять на высоте задачи, и неблагонадежные элементы будут удаляемы.

Говоря о наказаниях, налагаемых консулом на русских подданных, я упомянул об аресте. Для помещения арестованных существует при консульстве особый арестный дом, который содержится частию на счет Чугучакского русского торгового общества, а частию на штрафные деньги.

Содержание арестантов, за недостатком средств, довольно скудное и состоит из небольшого количества сартовских лепешек. Арестанты, у которых есть в Чугачаке родственники, находятся в лучших условиях, так как в дополнение к казенной пище могут получать ее от родных. Иногда заключенные употребляются на работы, и тогда дается им мясо. Впрочем, обыкновенно арест [45] продолжается недолго и потому особенного вреда от однообразной и недостаточной пищи не бывает.

Охраняется наш тюремный замок, за малочисленностью конвоя, довольно плохо; оттого бывают случаи побегов, но не надолго, так как почти всегда беглецы попадаются снова и тогда уже высылаются в распоряжение русских властей.

IV.

До сих пор я говорил о судебной деятельности консульства в тех случаях, когда причастны к делу лишь одни русские подданные; теперь перейду к смешанным процессам, где совместно с русскими участвуют китайские подданные. В этом случае деятельность консульства является наиболее трудною, сложной и менее определенной. Законодательство русское молчит в этом случае, указывая лишь на обязанность консулов в Китае разбирать дела между русскими и китайскими подданными совместно с китайскими властями (Тянцз. тракт. и Улож. наказ.). Другой важный источник, протокол особ. сов., прибавляет к этому, что «в Зап. Китае не следовало бы препятствовать русским подданным оканчивать с китайскими подданными все гражданские и уголовные дела миролюбиво, как у самого консула и китайских властей, так и посредством выборных судей или съездов тяжущихся». По соглашению, заключенному Балкашиным с хэбэй амбанем Силунем, русские и китайские мусульмане могут разбираться по шаригату, т. е. по мусульманским обычным законам, посредством выборных старшин, утвержденных у русских мусульман консулом, а у китайских мусульман китайским начальством. Вышеприведенные указания являются единственным руководством для деятельности консула в случае смешанных процессов. Они показывают, что консул может допустить разбор дела по шаригату и народным обычаям. Выше я уже имел случай говорить о том, что такое торговые старшины, аксакал и бии, [46] поэтому в данном случае я не буду повторять раз уже сказанного. Замечу только, что система, установившаяся для дел между русскими подданными, применяется с известными изменениями и для смешанных процессов, и для того, чтобы был понятен порядок, принятый в этих последних, я нахожу нужным сказать предварительно о постановке судебной части у самих китайцев так, как я наблюдал ее в Чугучаке; ведь, несомненно, порядки китайские должны производить огромное влияние на постановку смешанных процессов.

В Китае не существует разделения судебной и административной властей, так что каждый администратор есть в то же время и судья. В Чугучаке существуют китайские власти двух родов: маньчжурская и китайская. Первая — хэбэй амбань и галайды — заведуют маньчжурами и инородцами-кочевниками; а вторая — дифаньгуань — китайцами, дунганами и уроженцами китайского Туркестана. Первая из этих властей судит и наказывает только подведомственное ей население; вмешательство же в чужую область всегда вызывает неудовольствия и ссоры между властями. Существует, правда, коммисия по русско-китайским делам, управляемая маньчжурскими галдаями, которая и по закону, и по самому своему названию должна была бы ведать все смешанные процессы, но в действительности она судит лишь маньчжур и инородцев. В каждом из этих управлений состоят, кроме главного начальника, секретари, писцы и несколько переводчиков с мусульманских наречий; у галдаев еще бии (народные судьи), которые и играют главную роль во всех делах, так что, напр., судебная власть фактически принадлежит низшему персоналу, до переводчиков включительно, а иногда даже просто камердинеру главы управления. Все делается в китайском суде за взятку. Берет всякий, начиная с самых низших служителей, не говоря уже о самом начальстве. Пытка является главным и обычным средством, чтобы добиться нужных показаний. Приговор должен непременно основываться на собственном сознании подсудимого. Когда [47] сознания не последует, то пытают всех прикосновенных к делу лиц. Бывает иногда так, что важный преступник скроется; тогда арестуют его родных и даже соседей, подвергают их пыткам, и те бывают вынуждены или давать за свое освобождение взятку, или розыскивать беглеца; чаще конечно бывает первое. Этим вполне объясняется оффициально засвидетельствованный факт постоянного сознания обвиняемых. Китайское начальство настолько привыкло к такому порядку вещей, что оно не может даже и мысли допустить, чтобы возможно было судить без пыток; они совершенно убежденно говорят, что если не бить, то подсудимый ничего не скажет. Судебные полномочия местных властей громадны; они имеют право постановлять даже смертные приговоры, хотя в каждом подобном случае решение бывает неокончательное и вопрос должен представляться на ревизию в высшую инстанцию.

Вышеизложенное достаточно, кажется, показывает, насколько китайская юстиция отличается от русской; поэтому вполне естественно, что иногда бывает страшно трудно консульству разрешать дела, где замешаны китайские и русские подданные. Обычный порядок ведения таких дел следующий. Каждый истец или обвинитель должен обращаться к своей национальной власти. Заявление по уголовным делам всегда делается устно, только с той разницей, что у нас принимает заявления или сам консул, или секретарь консульства, а у китайцев проситель должен пройти предварительно через руки нескольких переводчиков и служителей, пока удостоится говорить с самим да-лойей — начальником. У нас в консульстве при этом заявлении производится допрос как самого просителя, так и свидетелей с его стороны и его национальности, и, если допрос покажет, что дело не настолько серьезно, чтобы требовалось личное свидание членов консульства с китайскими властями для разбора дела, то проситель в сопровождении аксакала отправляется к начальству обвиняемого. Аксакалу дается соответствующее указание, как и что передать китайской власти, и кроме того визитная карточка консула или [48] секретаря, удостоверяющая его полномочие вести дело. Роль аксакала в подобных случаях главным образом адвокатская; он должен защищать русско-подданного в случае, если китайские власти будут разбирать дело пристрастно, и вообще присутствовать во все время разбора дела.

В китайском управлении производится целое судебное следствие, и если факт виновности китайского подданного установлен, то постановляется тот или другой приговор, а так как у китайцев всего обычнее телесное наказание, то тут же, в присутствии сторон, производится и наказание. Нередко бывает, что само начальство дела не разбирает, а передает на разбирательство нашего аксакала и своих переводчиков, или с той и другой стороны командируются для этого особые посредники. Всего чаще это бывает в делах о воровстве и личных обидах, где приходится выяснять факты и устанавливать размер вознаграждения потерпевшей стороне. Однако, решения этой низшей инстанции неокончательны, и в случае, если стороны недовольны решением командированных лиц, то они могут апеллировать к установленной власти, что и бывает нередко.

Тот же порядок соблюдается и в том случае, когда обвинитель — китайский подданный, а обвиняемый — русский. Со стороны китайцев иногда является переводчик с карточкой пославшего его лица; так же идет допрос сторон; иногда дело передается на разговор аксакала с переводчиком. Телесных наказаний у нас нет, и потому самое главное наказание-это арест. Впрочем, китайцы всегда протестуют против таких, по их мнению, легких наказаний и, указывая на то, что китайских подданных, по требованию консульства, бьют и пытают, требуют и для русских подданных подобных же наказаний. К счастью, китайцы любят деньги, и потому нередко достаточно бывает присудить в их пользу небольшую сумму денег, чтобы протесты прекратились, хотя приходится подчас направлять протестантов к их властям для соответствующих внушений. Что касается вообще поведения китайских подданных на суде в консульстве, то похвалить их [49] нельзя. Привыкнув в своих ямынях (правительственных учреждениях) к грубому обращению, они не понимают того гуманного отношения к подсудимым, какое встречают в консульстве, и, принимая вежливость за слабость, позволяют себе иногда дерзкие выходки; поэтому самое лучшее отношение к ним — строго начальническое, которое всегда заставляет их сознавать, где они находятся.

Более серьезные дела служат предметом рассмотрения самого консула совместно с китайскими властями, которым подлежит дело. Такие заседания всегда происходят в консульстве, так как мы избегаем ездить в китайские ямыни для разбора дел; это делается до известной степени ради поддержания нашего престижа. Для разбирательства назначается, по взаимному соглашению, определенный день, когда должны явиться в консульство и прикосновенные к делу лица. С русской стороны участвуют в разборе дела консул и секретарь, а с китайской — или заведующий коммисией русско-китайских дел, или дифаньгуань, смотря по тому, кто из китайских подданных принимает участие в деле. Прежде было иначе, и с китайской стороны всегда являлся один из галдаев, заведующий русско-китайскими делами; да так оно и должно бы быть по закону, но этим недовольны были другие власти, так как это лишало их значительного дохода (взятки), и потому установился настоящий порядок. Для консульства существующий порядок безусловно неудобен, так как вместо того, чтобы иметь дело с одним учреждением, приходится — с двумя; но возвращаться к старому китайцы не желают, и потому приходится с ним мириться. При разборе дела всегда присутствуют с русской стороны аксакал, а с китайской переводчики, так как нередко бывает, что в деле участвуют, наряду с русским, монгол, китаец, киргиз, маньчжур, а китайские чиновники крайне редко знают другой язык, кроме своего родного.

Обстановка смешанных заседаний не имеет ровно ничего внушительного. Судьям подается чай, и сначала идет болтовня о самых обычных предметах, а затем уже [50] идет допрос сторон, при чем русских подданных допрашивает китайский представитель, а китайских — консул. Протоколов допроса не пишется, потому что это писание, не принося пользы делу, было бы большим бременем. По окончании допроса, иногда прямо в присутствии сторон, идет обсуждение дела судьями. Впрочем, жестоко ошибается тот, кто думает, что эта часть заседания напоминает порядок в наших судах; ничего подобного тут нет, судьи более походят на адвокатов, и тут уж не ищите судебного беспристрастия; китайские представители стараются всеми правдами и неправдами выгородить своего подданного и всю вину взвалить на русского подданного; в силу этого и нам приходится оставлять роль судей и защищать своих.

Для объяснения этого факта нужно иметь в виду следующее: во-1-х, по воззрению китайцев, всякое дело, решенное, хотя бы и справедливо, в пользу русских, указывает или на неспособность, или на продажность чиновника, разбиравшего это дело; во-2-х, почти всегда до разбирательства дела китайские власти успеют сорвать с своих подданных, участвующих в деле, взятку, и, стало быть, обязуются чрез это держать их руку. В силу-то этого и приходится терять массу времени на обсуждение общеизвестных истин, почти аксиом. С китайской стороны пускаются всевозможные увертки, чтобы запутать дело. Если мы ссылаемся на общечеловеческий закон, с которым совпадает в данном случае и наш, то китайцы отвечают, что у них в Китае таких законов не существует; «это у вас так, говорят они, а у нас совсем по другому. Если уже ничто не берет, то вопрос становится на политическую почву, что, мол, два государства издавна находятся в дружбе, что доказывает и помощь России во время Японской войны, и что стало быть из-за малого дела и люда не стоит ссориться чиновникам двух дружественных государств. Подобные рассуждения являются уже последним ресурсом в системе судебного доказательства и большею частью не остаются без результата. Китайцы, конечно, отлично знают, что требования консула [51] справедливы и что удовлетворить их придется, но, связанные полученной взяткой и странным взглядом на дело, упорствуют. Противопоставив консульству известное количество доказательств невинности подсудимого и найдя, вероятно, что они уплатили долг подносителю взятки и общественному мнению, они соглашаются с консулом, но всегда почти показывая вид, что они это делают нам одолжение, и то в виду дружбы двух государств.

Для иллюстрации вышеизложенного я расскажу следующий случай из моей собственной практики. Раз, во время кратковременного отсутствия консула, когда я, в качестве секретаря консульства, исполнял обязанности консула, привезли в консульство на телеге израненного и облитого кровью русского подданного киргиза. Так как раненый был в бессознательном состоянии, то я спросил сопровождавших его лиц, в чем дело; и вот они рассказали, что избитый киргиз служил работником у китайского подданного, и, прогневив чем-то хозяина, был им избит; дело было при свидетелях.

О случившемся я сообщил чрез аксакала подлежащей китайской власти, прося, в виду доказанности преступления, наказать виновного. На это чрез аксакала же получил ответ, что виновного (а это известный человек) не могли розыскать. Тогда я отправился сам к Чугучакскому чжаомотину (в роде полицеймейстера) и предъявил ему требование, чтобы виновный был розыскан и наказан. Первое требование было исполнено тотчас же, так как виновный уже давно был розыскан и находился во дворе ямыня, но на второе получил категорический отказ и чем же мотивированный? А тем, что виновный родом из другой области, проживает в Чугучаке временно, и потому он, чжаомотин, наказать его не имеет права. Я привел ему несколько подобных же случаев, где требования консульства встречали любезный прием; доказываю неправильность его воззрения на свои обязанности, но ничто не помогало, китаец любезно угощал меня чаем и все твердил свое «не могу». Видя, что толку тут не добиться, да и дружба [52] двух государств едва ли поможет, я круто поворотил фронт и заявил, что так как Чугучакские власти не имеют права наказывать временных жителей Чугучака, то я, не желая вводить почтенных властей в ответственность перед Урумчинским губернатором за превышение власти, попрошу по телеграфу губернатора дать приказ, в виду доказанности обвинения, наказать виновного; сказав это, я встал с тем, чтобы уйти. Видимо, китаец никак не ожидал такого оборота дела и смущенный (а это с китайцами бывает редко) начал меня уговаривать остаться и не сердиться; что, в виду наших добрых отношений, он исполнит мое требование, хотя и боится, что за превышение власти он потерпит; тотчас же был призван виновный, который, в моем присутствии, получил соответствующее количество палок.

Другой случай китайской бесцеремонности не менее замечателен. 17 декабря 1896 года явился в консульство русско-подданный киргиз с жалобой на то, что один китаец отрезал ему ухо. Так как потерпевший пришел в консульство тотчас же по совершении факта, то удостовериться в этом было не трудно, тем более, что из пореза текла еще кровь. О происшествии консульство сообщило чрез аксакала дифаньгуаню, прося наказать виновного, но тот, видимо, уклонялся, тянул дело. В виду серьезности дела, которое могло послужить прецедентом, оно было поставлено на формальную почву, и с властями началась переписка. Видя, что консул стоит на своем, дифаньгуань должен был уступить, китаец был бит и с надетой на шею кангой (Канга — тяжелая деревянная доска, которая у китайцев накладывается на шею преступника, с обозначением преступления.) послан в консульство для удостоверения, что наказание было действительно произведено (Наказанные китайцы, по требованию консульства, являются в консульство для осмотра и проверки действия китайских властей.); но вместе с тем дифаньгуань прислал бумагу, которая может служить образцом китайской беззастенчивости. Вот [53] ее содержание. Изложив вкратце содержание переписки по этому делу, дифаньгуань говорит, что он не может не верить словам такого почтенного чиновника, как консул, а потому и наказал виновного, но только он думает, что ухо у киргиза повреждено морозом, а не обрезано посторонним лицом, а кроме того, что и народ толкует, что, мол, киргиз сам по злобе на вышеупомянутого китайца обрезал себе ухо. Что было отвечать на такую бумагу?

Понятно оставили без ответа, так как требование консульства было исполнено и доказывать китайской власти всю безобразность его поступка было бесполезно.

Вышеприведенные факты, которые лишь выбраны из массы других подобных, достаточно доказывают, насколько трудно бывает разрешать дела совместно с китайцами! Тем не менее дело идет, и большинство так или иначе получают то или другое решение. Собственно говоря, при решении дел у нас нет никакой общей с китайцами почвы, на которую бы могли опираться, как на юридическую норму, и потому почти каждое постановление представляет компромисс, вынужденный обстоятельствами, который лишь более или менее удовлетворяет участвующие в деле стороны. Становясь на строго юридическую точку зрения, этот порядок решения дел нельзя назвать и судом; но при данном состоянии китайской юстиции и нравов, едва ли что-нибудь другое может и быть, так что надо думать, что лучшего нам долго нельзя будет дождаться.

Как образец подобного решения дел, я изложу здесь недавно решенное дело об ограблении нескольких русских купцов в китайских пределах китайскими подданными киргизами. Для ясности я позволю себе передать его подробно. Грабеж был совершен в сентябре 1896 г. на Алтае киргизами киреями. Тотчас же по получении консульством известия об этом грабеже был командирован на место происшествия для производства дознания письмоводитель консульства и — с китайской стороны — переводчик коммисии русско-китайских дел. Дознание обнаружило [54] следующее: из Кобдоской области направлялись в русские пределы стада баранов и табуны лошадей купца Ягофарова и др., приобретенные или в Монголии и на Алтае в обмен на русские товары. Когда эти стада остановились на урочище Туманды на дневку, то была поймана табунщиками в воровстве баранов одна киргизка, которая и была задержана ими до приезда Ягофарова, ехавшего на встречу стадам из русских пределов, но тотчас же по его приезде была освобождена. Киргизы, одноаульцы киргизки, возмущенные фактом задержания ее, явились к ставке купцов и хотели захватить часть скота; произошла драка между ними и табунщиками, во время которой был будто бы убит русскими табунщиками китайский киргиз старик Омар. Хотя и не было достаточных доказательств, что Омар участвовал в драке, и говорят даже, что он умер своею смертию, тем не менее родственники его обвинили в этой смерти табунщиков и решили получить кун (цена крови) за убитого. На другой день после его смерти, собравшись в числе 100 человек, они явились к Ягофарову и потребовали от него, чтобы он заплатил кун, но тот отказался; тогда киргизы схватили его и табунщиков, всех перевязали, разграбили все, что было в ставке, забрали около 10000 баранов, несколько сот лошадей и потом пытками заставили Ягофарова дать подписку в том, что Омара убили его табунщики и что он, Ягофаров, обязуется заплатить кун за убитого; проделавши все это, истерзанного старика отпустили. Факт побоев был удостоверен медицинским осмотром. Когда приехал на место происшествия письмоводитель консульства, то ему удалось уговорить виновных возвратить часть ограбленного, но все возвратить они отказались, с чем и должен был вернуться письмоводитель в Чугучак. Так как место происшествия находится в нескольких стах верстах от Чугучака, то консул настоял, чтобы виновные были вызваны в Чугучак для разбора дела. Требование это, хотя и после значительных проволочек, было исполнено. Но при самом разрешении дела китайские власти обнаружили такое упорство, [55] что добиться благоприятного результата стоило больших хлопот. Прежде всего они приказали виновным от всего отказаться и обвинить во всем русских подданных. На допросы в консульстве, в присутствии китайских властей, виновные представили дело так, что они будто сами пострадали; что, мол, русские табуны потравили у них пашни, а когда хозяева пашен хотели прогнать стада, то табунщики вступили с ними в драку и убили старика Омара, а что грабежа никакого не было, стада же взяли в обеспечение «куна». Китайские власти тоже приняли сторону обвиняемых и стали защищать их всеми силами; упорство их дошло до того, что они стали отрицать силу за докторским свидетельством, ссылаясь на то, что доктор русский чиновник, и потому его показания для них значения не имеют. Несколько раз происходили заседания по этому делу, но ничего из этого не выходило. Поэтому пришлось обратиться по телеграфу к нашему поверенному в делах в Пекине с просьбою о понуждении Чугучакских властей чрез центральное правительство. Предписание из Пекина разрешить дело несколько смирило строптивых судей и они уже не решались больше отрицать факт грабежа, но потребовали, чтобы, прежде разрешения вопроса о наказании виновных и вознаграждении потерпевшего Ягофарова, был уплачен кун за убитого Омара в сумме 7000 р. Настойчивость китайцев в этом требовании заставила консульство снова действовать на них чрез Пекин, и только после строжайшего предписания из Пекина китайские власти согласились на уступку, но тут уже и консульство сделало им уступку, согласившись рассматривать вопрос о куне одновременно с вопросом о вознаграждении потерпевших. Гражданский иск был определен в 22000 р., так как почти весь скот был возвращен; на суде стороны согласились на 19000 р., из которых 5000 р. были удержаны в виде куна за убитого. Были ли наказаны виновные, мне неизвестно, вероятнее всего — нет, так как несомненно большая часть куна осталась в карманах китайских начальников. Во всяком случае дело было так или иначе разрешено, хотя [56] и далеко не так, как следовало бы его разрешить при других условиях.

В гораздо лучших условиях находятся китайские подданные, когда они являются обвинителями русских подданных. Хотя мы тоже защищаем своих соотечественников, иногда может быть выходя даже из роли судей, однако против очевидности не идем, и потому все справедливые претензии китайских подданных получают законное удовлетворение. Впрочем, и тут мы опять встречаем в деятельности консульства такие особенности, которые могут показаться незнакомому с положением дела прямо-таки нарушением формальной стороны закона. Но, к счастью, право консульства руководствоваться в своей деятельности местными обычаями и условиями дает некоторую нравственную опору за отсутствием юридической. Первая особенность состоит в том, что большинство уголовных дел обращается в гражданские, так что раз гражданский иск удовлетворен, дело считается оконченным; поэтому уголовной репрессии относительно русских подданных почти не существует. Этот факт объясняется тем, что, при трудности доказать виновность того или другого лица (благодаря разным местным условиям), виновные всегда могут отказаться от участия в взводимом против них преступлении, поэтому обосновать юридически приговор невозможно, а стало быть невозможно удовлетворить и гражданские претензии; между тем для китайцев-то, заинтересованных в деле, это самый важный вопрос. Но если, оставляя в стороне уголовную сторону дела, стараться о разрешении гражданского иска, то последний почти всегда может быть разрешен, так как виновные, хотя не лично, но чрез других лиц соглашаются уплачивать требуемую с них сумму в пользу потерпевших, а китайцы при их любви к деньгам ничего против этого не имеют. Понятно, подобная уплата облекается в благовидную форму и вносится подозреваемыми лицами как бы в обеспечение иска. Такая постановка дела, не угрожая ничем особенным виновным, дает возможность хоть отчасти удовлетворить потерпевших. Этим объясняется и вторая [57] особенность — условность некоторых постановлений, которая выражается почти всегда приблизительно так: по внесении такой-то суммы в обеспечение иска, дело до розыска обвиняемых считать оконченным. Юристу, привыкшему к другим совершенно порядкам, подобная постановка дела должна казаться странной; но в Западном Китае она безусловно необходима, так как прежде всего необходимо в смешанных процессах дать удовлетворение китайцам — потерпевшей стороне, во избежание всякого рода затруднений с их стороны при разрешении претензий русских подданных. Раз эта цель достигнута, можно большого не требовать от консульского суда, так как, при данных условиях, добиться лучшего довольно трудно, и я нахожу, что эта система компромиссов и условных решений и есть пока единственно возможная в серьезных делах с китайцами.

В архиве Чугучакского консульства я нашел несколько дел, решенных именно таким образом. Для примера я изложу здесь, так называемое, Кульдененское дело.

В марте 1888 г. по дороге из Чугучака в Урунчи, около пикета Кульденен, были убиты и ограблены неизвестными киргизами 4 китайца и один тяжко ранен, но выздоровел; при этом было ограблено разных товаров на 4000 руб. сер. Народная молва обвиняла в убийстве шайку русско-подданных киргиз Чербактинской и Урджарской волостей, Лепсинского уезда, уже заподозренных в другом подобном же преступлении. На очной ставке обвиняемых с оставшимся в живых китайцем последний указал на одного из них, как на то лицо, которое нанесло ему рану. Однако киргизы отрицали свое участие в преступлении. Дознание, начатое по требованию консула, велось плохо и медленно, так что самый важный из свидетелей успел умереть раньше допроса; благодаря этому оно ничего почти не обнаружило. Таким образом, несмотря на полную уверенность в виновности подозреваемых киргиз, с формальной точки зрения обвинить их было невозможно. Между тем китайцы настаивали на удовлетворении потерпевших от грабежа, а также родственников убитых и, не получая такового [58] несколько лет, стали отказываться от разбора наших дел и обвинять консульство в укрывательстве заведомых преступников. Поэтому во что бы то ни стало нужно было окончить дело. Для этого консульство предложило китайским властям и потерпевшим ограничиться лишь удовлетворением гражданского иска, не добиваясь наказания виновных. Китайцы, которые уже теряли надежду на разрешение дела, рады были и такому исходу. Кроме того китайские власти согласились и на другое предложение консульства, именно уменьшить свои требования на некоторую сумму и взыскать ее с кочевавших около места преступления китайских киргиз, в наказание за недостаточное сохранение спокойствия в кочевьях. Такой оборот приняло дело лишь потому, что отношения между консульством и китайскими властями были дружественные, так что они этим хотели оказать личную любезность консулу. Когда дело в принципе было решено, были вызваны в консульство волостные управители Чербактинской и Урджарской волостей, а также китайский волостной мамырбек, родом кирей, и гражданские истцы, которым и было предложено добровольно уговориться о размере вознаграждения потерпевшим (Были вызваны волостные управители, а не сами обвиняемые, в виду того что виновность их формально доказана не была, а на основании протокола особого совещания и установившейся практики в таких случаях нужно возлагать материальную ответственность на однообщественников обвиняемого. Мера эта всегда достигает дели, так как потом однообщественники возьмут свое с виновных.). По установлении этой суммы было написано 27 сентября 1894 г. особое постановление по этому делу, скрепленное подписью и печатью консульства и китайских властей, выдержку из которого, в виду характеристичности ее, я считаю нелишним здесь привести. «Имея в виду, — говорится в постановлении, — с одной стороны, что место происшествия находится в пределах кочевий кирейского укурдая (волостной управитель), что подведомственные ему туземные власти не имели должного наблюдения за спокойствием во вверенных ему кочевьях и что киргизы ведения упомянутого укурдая согласились [59] добровольно удовлетворить потерпевших, уплатив им 280 лан серебра, а с другой стороны, имея в виду, что Урджарский и Чербактинский волостные управители, не будучи в состоянии розыскать истинных виновников сего злодеяния, также добровольно согласились внести на тот же предмет 320 лан, то вышепоименованные чиновники двух государств (консульство и китайские власти) постановили: 1) выдать помянутые 600 лан серебра потерпевшим, как бы в обеспечение претензии их за ограбление имущества, под особую росписку, которая должна храниться в архиве управления Тарбагатайского дифаньгуаня; 2) в случае, если будут обнаружены виновные в убийстве 4 китайцев, то таковые преступники должны быть судимы, согласно трактатам, по законам своего государства; до открытия же виновных Кульдененское дело нужно считать оконченным; 3) о вышеизложенном составить сие постановление, которое написать в 4 тожественных экземплярах, скрепить их общим подписом и приложением казенных печатей и объявить заинтересованным сторонам под росписку на сем же постановлении».

Тотчас же по подписании этого постановления была произведена уплата указанной в нем суммы, и с той поры Кульдененское дело не поднималось.

Копии этого постановления были сообщены в Азиатский департамент, Семиреченскому губернатору и Степному генерал-губернатору, со стороны которых было выражено удовольствие по поводу удачного окончания дела.

Подобным же образом было решено в 1894 г. и другое громкое дело, именно об ограблении в китайских пределах около пикета Сарыхулусун русскими киргизами нескольких китайских купцов.

При всей своей неудовлетворительности, с юридической точки зрения, все подобные решения соответствуют местным условиям и обстоятельствам и являются пока единственно возможными средствами поддержать порядок и согласие между подданными двух государств. [60]

V.

В делах гражданских юрисдикция русских консулов в Китае также представляет некоторые особенности, наиболее существенные в консульствах Западного Китая. Первая и главная особенность состоит в том, что решения консульства по делам гражданским окончательны, так как закон нигде не указывает на возможность обжалования их в порядке ли кассационном, или в порядке апелляционном. Бывали, правда, случаи, когда недовольные решениями Чугучакского консульства обращались с жалобами к Степному генерал-губернатору, или в Азиатский департамент Министерства Иностранных Дел. Но эти жалобы не вели ни к чему. Насколько мне известно из переписки консульства по этому вопросу, на запросы генерал-губернатора оно отвечало указанием на неподведомственность ему судебной деятельности консульства, а Азиатский департамент присылал все прошения подобного рода на заключение консульства. Таким образом, эти жалобы, не принося никакой пользы делу, вызывали только лишнюю переписку. Но, с другой стороны, нельзя не признать, что и существующий порядок окончания гражданских дел в консульстве безусловно несостоятелен и опасен. Ведь закон не полагает никаких ограничений компетенции консульства в гражданских делах; стало быть оно может разрешать дела на какую угодно сумму и какого угодно характера; между тем большинство консулов в Китае не юристы; значит требовать от них юридической основательности постановлений, которая обязательна для профессионального юриста, довольно трудно. Положим, что касается Чугучакского консульства, то здесь до сих пор не встречалось особенно сложных дел, но нельзя поручиться, что их не будет потом, и если не в этом консульстве, то в других. Поэтому оставлять такую широкую компетенцию в гражданских делах было бы неудобно. Для устранения этого неудобства достаточно было бы пока посоветовать консулам передавать более сложные дела между русскими [61] подданными в ближайшие русские суды. Такая передача, облегчая консульства, не могла бы особенно обременять и участвующие в деле стороны.

Судопроизводство по делам гражданским отличается своим упрощенным характером, что также составляет особенность в данном случае. Большинство дел рассматривается на основании устного заявления истцов;. и только лица, живущие вне Чугучака, особенно в России, обращаются с письменными просьбами. Сообразно с той или другой формой возбуждения иска и постановление излагается в устной или письменной форме. В первом случае редко пишется постановление; оно обычно сообщается сторонам лично и устно консулом; во втором — пишется уведомление, содержание которого и сообщается лицу, проживающему в русских пределах, чрез местную полицию. Устные постановления консульства сейчас же и приводятся в исполнение, что устраняет опасность забыть или перепутать дело. В случае невозможности исполнить его тотчас же, иногда берется с ответчика подписка в добросовестном исполнении постановления, которая хранится в консульстве. В делах более серьезных, по удовлетворении претензий истца, отбирается от него подписка о неимении никаких претензий. Тот или другой из указанных способов окончания дел прилагается сообразно с обстоятельствами дела, так что нельзя сказать, чтобы существовали какие-либо точные и определенные правила на этот счет.

Кроме указанных особенностей, нужно еще отметить одну, и довольно важную, именно, что некоторые мелкие дела передаются на решение посредников и мулл по шаригату или по народным обычаям. Напр., в делах о разделе наследств после мусульман всецело применяется мусульманское право; поэтому все подобные дела поручаются местным русским муллам. За свои труды муллы получают известный процент с суммы наследства.

Что касается смешанных процессов, где сторонами являются русские и китайские подданные, то я уже имел случай упомянуть о них, говоря об уголовной юрисдикции [62] консульства, именно, что большинство уголовных дел обращается в гражданские. Теперь я скажу о них более подробно. Но прежде чем перейти к этому вопросу, я должен буду сказать несколько слов о китайском порядке разрешения гражданских дел.

Нужно иметь в виду, что у китайцев не существует никаких правил гражданского судопроизводства. Китайское правительство не считает себя обязанным разбирать такие дела, хотя местные власти и разбирают их иногда. Поэтому китайские подданные очень редко обращаются к своему начальству с просьбами по таким делам, считая более безопасным улаживать всякие споры домашним образом. Дело в том, что у китайцев почти всякий гражданский иск принимает характер уголовного дела, так как для выяснения вопроса прибегают в излюбленному китайскому средству — палке; при этом достается не только свидетелям и ответчику (ему-то уже обязательно), но и самому истцу, если он не догадается вовремя представить новых доказательств правоты своего дела, в виде взятки. Понятно, при таких условиях, довольно опасно бывает вчинать иски, особенно сомнительные. К суду поэтому прибегают лишь те лица, которым терять больше нечего, или уже настолько богатые люди, которые уверены в своей силе на суде, хотя нельзя сказать, чтобы само-то китайское начальство не любило разбирать гражданских дел; такие дела настолько выгодны для властей, что они сами не прочь их раздувать. Для этого практикуется такой способ: уездный, или какой-нибудь другой местный начальник, разведав через свою полицию, что между теми или другими лицами существует какой-либо спор (чаще всего из-за земли), призывает которого-нибудь из них к себе и предлагает ему подать жалобу на своего противника, обещая всякое содействие с своей стороны. Дело конечно поднимается, и вот тут-то и начинается жатва для начальства. Дело тянется год, два, обычно до смены начальства, и понятно ничем не кончается кроме разорения сторон. Вероятно, подобные случаи нередки в Китае, потому что [63] за два последние года я нашел в Пекинской газете — Цзиньбао — около десятка докладов Богдыхану по поводу этих злоупотреблений.

Указанные китайские порядки, разумеется, отражаются, до некоторой степени, в смешанных процессах; но в общем большого вреда не приносят, потому что если истцами являются русские подданные, то консульство принимает лишь те иски, которые достаточно обоснованы и по которым трудно ожидать отказа со стороны китайцев; поэтому большинство таких дел разрешается довольно легко. Но легкое разрешение дела еще не указывает на легкое удовлетворение истцов, так как китайцы не очень-то охотно исполняют решения смешанного суда, а власти их не побуждают. В виду этого часто бывает, что решенное дело подолгу не оканчивается, за неудовлетворением истца. В таких случаях консульство бывает принуждено прибегать к своего рода реторсии, состоящей в том, что в ответ на медленность китайцев оно отвечает тем же, и нередко такая мера достигает своей цели.

Для иллюстрации вышеизложенного о судопроизводстве в смешанных гражданских процессах и о порядке взыскания долгов с китайцев я расскажу здесь дело русского торговца Джанузакова.

В конце 70-х годов торговал в Тарбагатайском крае зайсанский киргиз Джанузаков, при чем роздал много товара в долг калмыкам и киргизам. В назначенный срок должники своих долгов не уплатили, и Джанузаков обратился в 80-х годах в консульство с прошением о взыскании этих долгов; при этом в доказательство справедливости своего иска ссылался на свои торговые книги. Но консул Балкашин нашел это доказательство недостаточным и отказал в иске. После этого истец обращался несколько раз то в консульство, то на международные съезды, прося разобрать его дело, но оно почему-то не двигалось, и только в 1891 г. управлявший в то время Чугучакским консульством Борнеман взялся за это дело, как следует; написал властям бумагу, в [64] которой доказал справедливость жалобы и необходимость удовлетворить истца. Власти в принципе признали справедливость иска, но взыскать долги отказались, а предложили Джанузакову приехать самому в кочевья должников и лично, при содействии китайских чиновников, произвести взыскание. Тот так и сделал, но, взыскав лишь часть, вернулся домой и нанял в Семипалатинске поверенного для ведения этого дела. Поверенный пожаловался на консульство в Азиатский департамент, который препроводил жалобу в консульство же. Но жалоба эта делу ровно нисколько не помогла, потому что китайское начальство по прежнему отказалось взыскивать долги и предложило истцу продолжать взыскание лично. Должно быть было нелегко производить это взыскание, потому что Джанузаков неохотно на это соглашался. Видя это, Тарбагатайский хэбэй амбань изъявил желание помочь бедному человеку и, как бы по доброте сердечной, предложил ему уплатить лично 40 ящиков байхового чаю с тем, чтобы истец отказался от своей претензии. Так как лучшего дождаться было невозможно, то Джанузаков взял то, что ему предлагали, а хэбэй амбань взыскал с его должников долги в свою пользу и, таким образом, в награду за свою добродетель получил несколько тысяч рублей чистой прибыли.

В лучших условиях находятся китайские подданные, так как все их справедливые иски к русским подданным получают удовлетворение. При этом нужно отметить интересный факт такого рода: когда китайцы уверены в справедливости иска, то они нередко обращаются прямо в консульство, минуя своих властей, на что те немало обижаются; а когда претензии бывают неосновательны, то прибегают к содействию своих властей, которые начинают с консульством переписку, чаще всего не приводящую ни к чему. Положим консульство избегает входить в непосредственные сношения с китайскими подданными, во избежание недовольства со стороны китайского начальства, но иногда китайцы так просят разрешить дело, да и дело настолько правое, что отказать бывает неудобно, тем более [65] что, благодаря справедливому разрешению подобного рода дел, поднимается авторитет русского консульства в глазах местного населения.

VI.

Большим облегчением для консульств в Западном Китае является предоставленное им право и возможность передавать сомнительные дела на так называемые международные съезды. Под именем международных съездов разумеются периодические собрания русских и китайских киргиз для разрешения по народным киргизским обычаям взаимных претензий и споров. Важность этих съездов будет ясна, если иметь в виду, что по обе стороны государственной границы кочуют киргизы, а в пределах Чугучакского консульского округа всегда проживает около десятка тысяч русских киргиз; поэтому добрая половина возникающих в округе дел касается киргиз.

Устройство международных киргизских съездов на границе было предусмотрено еще протоколом особого совещания, при чем «переговоры с китайскими властями по этому поводу, наблюдение за киргизскими съездами было возложено на Чугучакского консула». В виду этого консул Балкашин заключил в 1884 г. с высшей китайской властью в Чугучаке, хэбэй амбанем Силунем, особое соглашение, 4 пункт которого гласит следующее: «Для миролюбивого окончания разных дел между русскими и китайскими подданными киргизами ежегодно назначать осенью съезды. На этих съездах с киргизами могут рассчитываться также купцы и другие русские и китайские подданные. Разбирательство производится по обычаям и по шаригату. Русские и китайские власти только надзирают за порядком на съездах, а в разбирательство дед не входят. Бии (посредники) и старшины обеих сторон составляют две одинакие записи об оконченных делах и представляют русскому и китайскому начальству. Неоконченные дела [66] отлагаются до съезда следующего года. Если кто предъявит жалобу и два года не явится на съезд, то такие дела считать оконченными. Если понадобится, то кроме этих съездов можно назначать съезды и в другое время по соглашению властей».

Что же касается рода дел, которые должны были разбираться на международных съездах, то Балкашин в своей бумаге к Степному генерал-губернатору от 12 июня 1885 г. № 110 определил их так: «Бездоказательные киргизские иски, как, напр., когда барантачи (Барантачи — конокрады.) и воры не пойманы, не выслежены и называются лишь на основании слухов, или когда голословно взыскиваются долги, не подтверждаемые росписками, или же когда ответчики находятся неизвестно где, такие дела предоставлены миролюбивому оканчиванию самих киргиз на съездах, а равно те, в которых киргизы сами желают разобраться на съезде». Кроме того могли разбираться также и дела некочевников, в случае прибытия истцов и ответчиков и согласия их на решение третейским судом.

Указанные выше общие основания устройства международных съездов остались почти неизменными и до настоящего времени, только на практике они получили более полное развитие и точное определение. Впрочем, вопреки предположению Балкашина, созываются съезды не каждый год, но приблизительно через три года, когда в консульстве накопляется достаточное количество запутанных дел, которые могут быть окончены лишь народным судом. Более частное устройство их неудобно, так как вызывает много работы, которая всецело падает на консульство. Обычно переговоры по этому поводу с китайскими и русскими властями начинаются за год до созыва съезда. За несколько месяцев до срока его, власти двух государств доставляют в консульство списки претензий, содержащие нужные по каждому делу сведения, и из них русские списки передаются китайцам, а китайские русским для вызова [67] указанных в них истцов, ответчиков и свидетелей. С русской и китайской стороны назначаются особые чиновники для надзора за порядком на съезде.

В назначенный день и на определенном месте, обычно на китайской территории, собираются народные судьи, туземные должностные лица и прикосновенные к делу, и съезд открывается консулом. Вслед за тем судьи и другие почетные лица составляют обязательное для съезда постановление (предже), в котором определяется срок, раньше которого возникшие дела не подлежат разбору и должны считаться преданными забвению (салават); о присяге и освобождаемых от нее лицах; о размере кунов; о цене разного скота, присуждаемого на съезде, и о других предметах, которые найдут нужным по общему соглашению и согласно обычаям установить для съезда. Это постановление скрепляется подписями и печатями участвующих и свидетельствуется заведующими чиновниками.

Разбирательство дел на съезде производится по народным обычаям судьями (биями) по выбору сторон, в равном с обеих сторон числе, если не состоится соглашения сторон на выбор общего посредника или посредников. Решения судей и посредников вносятся в книги за печатями и подписями. Постановленные на съезде решения по искам наличных истцов и ответчиков исполняются, если возможно, немедленно на съезде же, чиновником, которому подведомствен ответчик. Если же немедленное исполнение окажется невозможным, то означенный чиновник делает надлежащие распоряжения об исполнении сих взысканий, принимая меры к тому, чтобы присужденное было доставлено в назначенное место к определенному сроку. Присужденное взыскивается из имущества не только ответчика, но и его родственников, по народным обычаям; почему в постановлении съезда (предже) должно быть определено, до какой степени родства простирается ответственность родичей за несостоятельного ответчика (Такое странное с юридической точки зрения явление объясняется родовым устройством киргиз. Киргиз живет родом и силен только им; поэтому, если род платит за несостоятельного своего члена, зато род же может получить с него, если присуждено в его пользу. В силу этого, напр., кун (цена крови), взысканный за убитого, идет по большей части в пользу его родственников; и киргизу кажется вполне естественным, когда взыскание переносится на целый род.). Истцам предоставляется, [68] в случае нерозыскания родственников или неимения имущества у ответчика и его родственников, ехать в волость ответчика и указывать его имущество, обращаясь в случаях споров к местному народному суду, при чем русские и китайские власти должны оказывать содействие и покровительство.

Подобные же правила были установлены для съездов киргиз Кульджинского консульского округа и Семиреченских киргиз, как это доказывает проект этих правил для съезда указанных киргиз в 1887 году, находящийся у меня под руками.

Первый съезд в ведении Чугучакского консульства был созван в 1886 г.; потом были съезды в 1888 и 1891 годах. Последний международный съезд был осенью 1894 года и. продолжался около двух месяцев, при чем было решено около 1000 дел. Кроме того около 2000 исков были оставлены без последствий.

Заканчивая свою статью, я позволю себе высказать несколько своих мнений, или вернее пожеланий относительно лучшего устройства консульского суда в Китае.

Судебная деятельность есть одна из. самых главных и важных обязанностей консулов в Китае, и есть полное основание предполагать, что так дело останется еще и долгое время. Поэтому необходимо, чтобы наши консулы имели достаточную юридическую подготовку. Как известно, большинство наших консулов в Китае окончили факультет восточных языков, где юриспруденцией занимаются очень мало; международное право, русское государственное право, вот и все, с чем знакомится студент восточного факультета, а изучать юридические науки, по выходе из университета, довольно трудно; поэтому довольно комично и вместе грустно бывает положение восточника, когда ему приходится [69] действовать в качестве юриста; я уже не говорю, что он не знает, какую статью закона применить к делу, не знает даже, где ее и найти, и вот путается среди массы статей Свода законов. Нечто подобное пришлось испытать автору этой статьи, который знает поэтому, как трудно бывает учиться с азов на практике. В виду этого безусловно необходимо читать студентам восточного факультета, кроме преподаваемых уже им наук, гражданское, торговое и уголовное право и процесс. Имея эти знания, они явятся впоследствии лучшими судьями, чем мы — прежние восточники. Конечно, если рассматривать вопрос с практической точки зрения, то было бы полезнее устроить просто школу восточных языков, хотя бы с двухгодичным курсом, куда принимать уже окончивших юридический факультет; но так как это едва ли возможно в настоящее время, то можно было бы ограничиться пока лишь указанным мною усилением юридического преподавания на восточном факультете.

Кроме того самое преподавание востоковедения следовало бы расширить; а для этого первым делом необходимо знакомить студентов с государственным и судебным устройством Китая, и особенно с устройством тех местных учреждений, с которыми консулы должны всего чаще иметь дело.

Что касается самой юрисдикции консулов, то следовало бы указать пределы компетенции консулов в делах между русскими подданными; для этого можно было бы предоставить консулам функции мирового судьи, назначив высшей инстанцией ближайшие суды Империи, на правах мирового съезда, а для объединения их деятельности в данном случае установить кроме того одну для всех консульских судов высшую апелляционную инстанцию, с предоставлением кассационной функции Правительствующему Сенату. Для Западного Китая роль второй инстанции могли бы исполнять суды Степного и Туркестанского генерал-губернаторств, когда в них будет введена судебная реформа.

В самом консульстве следовало бы точнее определить судебные обязанности консула и секретаря. На последнего можно было бы возложить производство дознаний и следствий, [70] в качестве помощника мирового судьи, как это устроено в пограничных с Западным Китаем русских областях, а роль руководителя в таких делах предоставить консулу. Вообще-то обязанности секретаря консульства крайне неопределенны (по Уст. конс. он заведует канцелярией консульства), так что определение их безусловно необходимо в интересах самого дела

Мне кажется, что исполнение вышеизложенных пожеланий на практике вполне возможно и должно значительно улучшить консульскую юрисдикцию в Китае.

Текст воспроизведен по изданию: Юрисдикция русских консулов в заподном Китае и судебная деятельность Чугучакского консульства // Журнал министерства юстиции, № 3. 1898

© текст - Богоявленский Н. В. 1898
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Журнал министерства юстиции. 1898