-

УСПЕНСКИЙ В. М.

СТРАНА КУКЭ-НОР ИЛИ ЦИН-ХАЙ,

С ПРИБАВЛЕНИЕМ КРАТКОЙ ИСТОРИИ ОЙРАТОВ И МОНГОЛОВ, ПО ИЗГНАНИИ ПОСЛЕДНИХ ИЗ КИТАЯ, В СВЯЗИ С ИСТОРИЕЮ КУКЭ-НОРА.

(Преимущественно по китайским источникам).

Итак, Ибула-тайши с частию подвластных ему родов м с поколением Алу-тусы (Артусы) бежал на запад, и узнав о плодородии и богатстве Кукэ-нора, решился завладеть им. Еще в начале Минской династии все пространство Кукэ-нора занято было Фанями, которых мы оставили там под именем Си-фаней; старшины их в 16-и году правления Хун-у покорились Китаю и награждены были грамотами, материями и деньгами. Фаньское население, жившее кругом озера, исключительно занималось скотоводством и со дня на день размножалось (см. И-тун-чжи). Ибула напал на них неожиданно, самым хищническим образом, дав случай бежать только тем, которые имели возможность; оставшихся же из них, по кочевым обычаям, он обратил в рабов. С этого момента начинается медленная, но упорная и продолжительная, еще и теперь не окончившаяся, борьба между Фанями и Монголами, не без участия Китайцев, принимавших то ту, то другую сторону, за обладание Кукэ-нором, на который неоспоримое право, без сомнения, имеют Тангутские поколения, как старожилы. Нет сомнения, что поколения Монголов, пришедших с Ибула, представляли собою беспорядочную, временно сплоченную шайку или банду разбойников, промышлявших грабежом где только можно и не заботившихся о завтрашнем дне и о последствиях своих деяний; этим объясняются постоянные набеги их то в ту, то в [158] другую сторону и быстрые отступления я бегство. В 7-м году правления Чжен-дэ они появляются на севере от Нань-шань, грабят и разоряют Аньдинских и Ханьдунских Монголов (см. Су-чжоу-синь-чжи), а вслед за сим производят сряду несколько нападений на китайскую пограничную обдаст Си-нин-фу; Китайцы совершенно правильно дают им название Хай-коу, то есть, морские разбойники. Против этой шайки в 9-м году того же правления (1514 г.) Китайцы стянули со всех сторон войска, и главнокомандующий Пын-цзе двинулся с полным намерением уничтожить разбойников; но Ибула, сведав об этом, быстро со всеми родами переправился чрез Хуан-хэ и из Хэ-чжоу, прошел в Сы-чуань, откуда чрез Сун-пань и Мао-чжоу пробрался прямо в Тибет (У-сы-цван). Лишь только китайские войска вернулись, Ибула, верный испытанной степной тактике, также вернулся и занял снова Кукэ-нор; но ему однакож пришлось лишиться части своих помощников, потому что поколение Артусы не пожелало вернуться и осело, как нужно полагать, на восточных пределах Тибета. Впрочем, Ибула скоро приобретает себе союзника и помощника в лице влиятельного фаньского старшины рода Бурхай, который вступает с ним в союз и присоединяется к нему со всем своим народом ³⁸. Китайское правительство, недовольное таким исходом, в мнении своем о средствах к умиротворению страны и собственных границ разделилось; одна сторона предлагала самые мирные средства: наградить разбойников титулами, чинами и подарками, чтобы привлечь их к покорности; другая сторона стояла за более действительные и серьезные меры. Военный министр Ян-и-цин докладывал, что «у [159] Хай-коу исправных и собственных войск не более двух-трех тысяч, остальные же ратники суть порабощенные ими Фани, которые проникнуты злобою и постоянно думают об отмщении»; поэтому он предлагал действовать на Фаней и послать сильное войско. В то время, как в столице шли эти пересуды, китайские войска, выставленные против разбойников, за малочисленностию и недостатком провианта, оставались в бездействии и тем давали полный простор хищническим притеснениям и набегам на скрывавшихся Фаней. Уже при самом вступлении Ибула в Кукэ-нор Фани двинулись на южный берег Хуан-хэ, и целыми толпами, бежали в Китай, ища защиты и наполняя собою пограничные области; теперь же, стесненные до крайности, они в свою очередь силою стали пробиваться в Китай и грабежом на границах снискивать себе пропитание. В 8-м г. правления Цзя-цзина (1520 г.) фаньское население в Тяо-чжоу и Минь-чжоу, имея во главе роды Жо-лун, Бань-ер и Лацзи произвели открытое возмущение, грозившее сильными беспорядками всей западной границе Китая; но, благодаря умной распорядительности Ван-цюна, восстание было усмирено большею частию кроткими мерами; 70 фаньских родов подчинились Китаю. Сам Бурхай, не доверяя своему союзнику и тяготясь его непосредственною властию и влиянием, решился поддаться Китаю и просил разрешения вместе с своими родичами посылать дань и отправить заложников. Пользуясь таким исходом дела, Китайцы принялись за восстановление укреплений, лежавших на южном берегу Хуан-хэ, чтобы обеспечить защиту края и новых подданных от ожидаемых нападений разбойников. Опасения на сей раз были напрасны, потому что монгольский старшина Цзи-нан к этому времени двинулся из Ордоса к Кукэ-нору, разбил на голову Ибула и увел пленниками большую часть его рода. Это событие до того ослабило силы Хай-коу, что они начали заискивать в Фанях, [160] воспользовавшихся их слабостию и возвратившихся на свои прежние земли.

Около этого времени в южной Монголии быстро начинает усиливаться Аньда, один из сыновей Сяо-ван-цзы Ачжу, на счет племянника своего Бу-чи, откочевавшего, как мы видели в Ляо-дун. В 29-м году правления Цзя-цзина Аньда поселился в местности Вэй-нин-хай-цзы для собственной защиты построил город в долине Фын-чжоу-тань с деревянными строениями и домами и назвал оный Бань-шэн (монг. Байшинг-город), который впоследствии назван был Гуй-хуа-ченом ³⁹. Отсюда он часто делал набеги на Сюань-хуа-фу и Да-тун-фу и скоро овладел Ордосом. Оттуда в 38-м году того же правления (1559 г.) с родом своим и двумя сыновьями Бинь-ту и Бин-ту он двинулся в Кукэ-нор и без труда овладел им, прогнав род Бурхай и ограбив остальных Фаней, которые снова должны были искать убежища в пределах Китая и на южном берегу Хуан-хэ. Эта новая миграция Монголов, сопровождавшаяся беспощадными насилиями, имела однако более основательную цель — завоевание страны, что видно из последующих усилий утвердиться там и привязать к себе население. Сам Аньда недолго однако остается в Кукэ-норе: в 40-м году правления Цзя-цзина (1561 г.) он заболел водянкою и опухолью ног и возвратился на прежние кочевья, где скоро он получил титул Шунь-и-вана и главенство во всей южной Монголии, вместе с открытием для его подданных 11-ти рынков ⁴⁰. В [161] Кукэ-норе он Аньда оставил правителем сына своего, Бин-ту; а второго сына, Бинь-ту, посадил в Сун-пань, на южном берегу Хуан-хэ, и всеми мерами старался удерживать их на первых порах от столкновений с Китаем, давая тем возможность укрепиться им на новых местах. В сообществе Бин-ту остались с своими родами Чечень-тайцзи, племянник Цзи-нана, и брат Чечень-хана, Холочи, поселившийся с родом своим в Ильмовых долинах (см. Си-юй-као-гу-лу).

В это время тибетские ламы разнесли слух о появлении живого Будды в лице Далай-ламы, и все население Кукэ-нора, как монгольское, так и тангутское, последовало учению нового Будды ⁴¹. Бин-ту не упустил случая воспользоваться религиозным энтузиазмом народа, и чтобы привязать его в себе и возбудить доверие — с одной стороны, а с другой — чтобы показать себя хозяином страны, он испросил у китайского правительства разрешение на построение в честь переродившегося Будды двух кумирен — в Кукэ-норе и за Цзя-юй-гуаном. От Китайцев не могла скрыться главная его цель; но, не смотря на [162] затруднения, он все-таки добился разрешения; а чтоб еще более угодить народу и распространить свою известность и доброту, в особенности среди недоверчивых Фаней, он составил из них же целое посольство и отправил оное по дороге чрез Сун-пань на встречу живого Будды, направлявшегося в китайскую столицу. Посольство это по обычаю шло не совсем спокойно, производило грабежи, почему Сы-чуаньский губернатор, испугавшись приближения этой толпы к границам, просил двор приказать Аньде обуздать сына и запретить грабить соседние пограничные места. Аньда нашелся на этот раз и ответил, что Бин-ту делает это только по крайней необходимости, не имея никаких средств к жизни, так как вблизи в Гань-су для него нет открытого рынка для торговли; а ходить в Нин-ся и далеко и неудобно; поэтому, еслиб он и приказал ему смириться, то тот, в виду крайности не послушался бы. Китайцы должны были согласиться, и во 2-й год правления Вань ли (1574 г.), разрешено было открыть рынок в Гань-су для Бин-ту; а в Чжуан-лане для Бинь-ту с тем, чтобы торговля производилась только по одному разу в год. Таким образом в один раз владетели Кукэ-нора и южного берега Хуан-хэ получили двойную выгоду в упрочению своего влияния.

Не смотря однако на все старания Аньды удерживать посаженных им в Кукэ-норе и сопредельных местах родичей от беспорядков, Чечень-тайцзи и Холочи время от времени продолжали грабить Фаней. Род Холочи угрожал даже всей области Си-нин; но ему не доставало внутреннего строя и согласия старшин; Китайцы же, с своей стороны, подкупами и чинами сплотили против Холочи 13 фаньских родов Ба-ша, Ба-ва, Шэнь-цзан и другие, но вся тяжесть этого восстания легла на Фаней, подвергшихся беспощадным грабежам. Изнуренные Фани прибегли наконец с просьбой о помощи и защите к Аньде; но [163] взоры последнего устремлены были на более и более учащавшиеся набеги Ойратов (У-ла) на Су-чжоу и Гань-чжоу, и грозившие Кукэ-нору. Аньда решился напасть на Ойратов, чтобы оттеснить их от Кукэ-нора, для этого, под видом путешествия на встречу живому Будде, он с родом своим двинулся на запад и напал на Ойратов, которые однакож отразили его и заставили уйдти на юг через Гань-су. У озера Кукэ-нора Аньда соединился с другими поколениями и предполагал действительно идти в Тибет. Этот новый наплыв Монголов, стеснивший Фаней, осевших в Кукэ-норе, заставил их большею частию выселиться в Китай. К счастию для остальных, Далай-лама, рассорившийся с Китаем из-за недостаточности подарков Бокдохана и прогнавший посланника его Лю-юня, имел достаточное основание опасаться такого почитателя, как Аньда; поэтому представитель Будды поторопился отправить в нему письмо, в котором уговаривал вернуться на восток и предостерегал от кровопролития и убийств, как самых важных грехов. Увещания воплощенного божества были безотлагательно уважены, и Аньда снова возвратился в Ордос, где в непродолжительном времени скончался, передав власть внуку своему Ла-ли-кэ, который уже не мог иметь такого сильного влияния, как дед, и не в силах был даже справляться с своеволием старшин в своем аймаке. В Кукэ-норе к этому же времени умирает Бин-ту, оставив наследником Чжен-сяна, который, лишившись помощи с северо-востока и покровительства со стороны Китайцев, собрал свой народ и поселился в долине Мань-ла-чуань.

Между тем Ойраты, хотя и невольным образом, начинают прокладывать себе дорогу в Кукэ-нору. Теснимые Турфанцами, они в 1688 году, вместе с поколением Табунан, убежали в Си-нин. Тамошний воинский начальник Ли-куй пьяный выехал в ним на встречу, и не [164] выслушав их жалобы и просьб, принялся за оружие; раздраженные беглецы застрелили его и перебили большую часть вышедшего с Ли-куем войска; саки же своевольно поселились к северу от Южных гор (Нань-шань). Ровно через два года в 18-м году правлений Вань ли (1590 г.) произошла последняя вспышка кукэ-норских Монголов, к которых пришел на помощь с своим родом Ла-ли-кэ. Не смотря на сопротивление китайских войск, они врезались в глубь Китая и опустошили округи Хэ-чжоу, Лян-чжоу, Тяо-чжоу, Вэй-чжоу и Юань-чжоу произвели страшную панику в северо-западном Китае. Китайцы употребили все усилия, и не пожалели денег на подкуп жены Аньды, и влиятельных князей севера, чтобы отозвать Ла-ли-кэ. По возвращении Ла-ли-кэ, Холочи и Чжен-сян, сознавая невозможность не только продолжать нападение, но и защищаться, откочевали за горы в северу, оставив небольшой род Кэбуту кочевать в Мань-ла-чуань. В 1591 г. Фани, в количестве 80,000 душ, возвратились на свои прежние кочевья и приступили к обычным занятиям; край постепенно успокоивался. Зимою в 16-м году правления Чун-чженя (1643 г.) Ли-цзы-чен, взбунтовавшийся против Минов, отправил войска на запад, которые, по покорении Гань-чжоу, проникли в Кукэ-нор и овладели этою страною.

В «Си-нин-фу-чжи» сохранилось интересное указание на заселение в то время части областей Су-чжоу, Гань-чжоу, Лян-чжоу и Синина монгольскими родами, которые и по ныне живут там под именем Хуан-фань (желтых Фаней). Это были роды Холочи, Чжен-сяна-тайцзи, Нара-тайцзи, Шира-тайцзи, Хатань-батура-тайцзи, Нань-батура-тайцзи и другие. Об этих-то Желтых Фанях упомянул архимандрит Палладий в замечаниях своих на письмо г. Пржевальского (см. Извест. Геогр. Общ., т. IX, № 9-й 1873 г.); но он, в сожалению, сделал [165] ошибку и отнес их к родам Тангутским. В «Су-чжоу-синь-чжи» прямо сказано, что Хуан-Фань суть потомки Ши-ла-го ⁴² (владения Ши-ла), то есть, Шира-тайцзи (см. Юань-цзянь-лэй-хань), а в «Си-нин-фу-чжи» объяснено, что они суть потомки Монголов. Мы нарочно остановились на этом, чтоб отметить ошибку гг. Пржевальского и Петермана: на картах, изданных, как г. Пржевальским, так и Петерманом, область Си-нин заселена исключительно Китайцами, Далдами ⁴³ и Тангутами (Chinesen, Dalden und Tanguten: это, по нашему мнению, большая этнографическая ошибка, происшедшая от того, что не было сделано справки по местным описаниям. На карте значатся, например, Далды; но в географии Си-нина о них вовсе и не упоминается, потому что это, вероятно, самый малочисленный род; Монголы же или Желтые Фани, составляющие, даже сравнительно с Тангутами, большинство населения Си-нина вовсе опущены: или потому, что Фань непременно должен быть Тангут, или же скорее потому, что так угодно картосоставителю.

После смерти Эсеня и удаления Ойратов с поля действий, о. Иакинф продолжает их историю, как можно думать, на основании указаний, записанных в Си-юй-тун-вэнь-чжи, и наполняет ее почти исключительно выпискою сухих и совершенно бесполезных родословий ойратских поколений. Подобные же родословия, собранные у Калмыков, представляет и Паллас; но в именах родоначальников тех и других не видится ни малейшего сходства. За выпиской этих родословий следует изложение усилий [166] Батура-хун-тайцзи и отца его к соединению Ойратских родов под одну верховную власть. Темное указание Минской истории на происшедшие среди Ойратов распри и междоусобия после 1530 года (см. выше) можно принять за начало помянутых усилий в захвату власти в руки одного дома, породивших почти одновременное отделение новых Ойратов, то есть, Тургутов и Хошотов от союза с старыми, стремившимися к нарушению прав сеймового равенства; большая часть Тургутов уходит в Россию, остальная же присоединяется к Хошотам, и с ними вместе, удаляется в Кукэ-нор. Событие это можно отнести к 1638 году.

Давнишнее знакомство с кочевыми прелестями Кукэнора, добытое во время прежних набегов, к этому времени расширилось и уяснилось сведениями паломников, двигавшихся беспрестанно в Тибет чрез Кукэ-нор на поклонение живому Будде в четвертом и пятом его перерождениях, к расположило Гуши-хана с следовавшими за ним родами идти прямо в Кукэ-нор. Почти несомненно можно предположить и участие Далай-ламы в этом переселении; став в неприязненные я весьма опасные для него отношения в Цзан-ба-хану тибетскому, отступнику от Желтой Веры и гонителю желтого духовенства, Далай-ламе естественно нужно было искать себе защитника, а толпы восторженных поклонников, приходивших из страны Ойратов с богатыми приношениями, могли указать ему на Гуши-хана-Турубайху. Это подтверждается последовавшим тотчас же по переселении союзом Далай-ламы с Гуши-ханом, если таковой не был заключен между ними тайно еще в Чжунгарии. Кроме этого предполагаемого обстоятельства, и остальное все благоприятствовало тихому и скорому переселению Ойратов, потому что Китай в это время поражаем был на севере оглушительными ударами Маньчжуров, а на западе загоралось восстание Ли-цзы-чена. Однако, для более верного обеспечения своего переселения и для приобретения [167] благосклонности новой династии, уже показавшей свою силу, Турубайху едва ли не с дороги еще отправляет посольство (в 1638 г.) с данью ко двору императора Чун-дэ.

Овладев Кукэ-нором и внтеснив большую часть Фаней на юг за Желтую реку, он разделает управление Хошотами между десятью своими сыновьями, оставляя впрочем Тургутам, расселившимся среди Хошотов, право управляться своими родовыми старшинами под его главенством ⁴⁴. Пространство, занятое им, и раскинувшееся по этому пространству население Турубайху разделил по степным правилам на два крыла: правое и левое. Описание границ того и другого подробно представлено в Мэн-гу-ю-му-цзи, по которому земли левого крыла простирались с востока от кумирни Дунгэр, лежащей недалеко от Си-нина на запад до реки Тяо-лай на 800 слишком ли; с юга, от северного берега реки Болончункэкэ, или Хуан-шуй, на север до Шара-тала, находящейся за пределами округа Лян-чжоу на 400 ли; с юго-востока на северо-запад от гор Кара-шань, лежащих на северном берегу Кукэ-нора до реки Эцзинэй, текущей за пределами Гань-чжоу на 400 ли слишком; в северной части земли этого крыла протягивались от города Юн-чана в югу-западу до реки Булунгир, что за проходом Цзя-юй-гуань; вся площадь занимала пространство в 2,000 слишком ли. Границы правого врыла с востока на юго-запад тянулись на 2,500 ли от кумирни Дунгэр до озер Ка-сы-чи; с юга на север на 1,500 ди от гор Чжан-ла-лин, тянущихся в области Сун-пань, по границе непокорных Фаней, на юг от Хуан-хэ до [168] южного берега реки Хуан-шуй; с юго-востока на северо-запад от хребта Да-р-цзи, составляющего продолжение гор Си-цин-шань, и протягивающегося за пределами округа Тяо-чжоу в южной части Гань-су до озера Сэртэн и местности Ширкарагинь на протяжении 2,000 слишком ли; с с.-востока на юго-запад простирались на 1,500 ли от местности Кэтэн-кутэр, лежащей к западу от Си-нина до реки Муруй-усу. В этих пределах удержалось однако несколько фаньских родов, каковы: Бай-та, Гуй-дэ, Го-ми, Ла-кэ, Юй-шу и На-кэ-му; все они разместились вблизи границ округов Гань-чжоу и Лян-чжоу, где и до ныне остается часть их под именем Хэй-фань, то есть, «черных» Фаней, или Хэй-чжан-фань, то есть, «черноюртных» Фаней.

Устроившись таким образом, Турубайху в 7-м году правления Чун-дэ (1643 г.) вместе с Далай-ламою, Баньчень-эрдэни у Цзан-ба, ханом Тибетским, отправляет посольство ко двору, и оно окольными путями добирается до Мукдэня с данью и предвещанием от Далай-ламы о завоевании всего Китая народившеюся Маньчжурскою династиею. Замысел Далай-ламы с Турубайху против Цзан-ба-хана в этому времени окончательно созрел, почему в следующем 8-м году правления Чун-дэ (1644 г.) Турубайху с войсками двинулся в Тибет, по особенной просьбе Далай-ламы и его ди-ба, то есть, светского министра, и убил Цзан-ба-хана, как отступника от веры и притеснителя народа. Вслед за сим он разделил земли Тибета между Далай-ламой и Баньчень-эрдэни, поставив во главе правления старшего сына своего, Даяня, с титулом Очир-хана, а 6-го сына Дорчжи назначил помощником ему с званием Далай-батур-тайцзи (см. Хуан-чао-фань-бу-яо-лё). В 3-м году правления Шунь-чжи (1647 г.), в ответ на новое посольство, Турубайху посланы были шлем, латы, лук и стрелы с повелением быть ему правителем над всеми пришедшими с ним Ойратами [169] (Элютэ), а в 10-м году того же правления (1657 г.) он пожалован был титулом Гуши-хана и золотою печатью. Китайцы, или лучше сказать, Маньчжурский двор, мог догадываться какого полезного соседа он приобрел себе в Гуши-хане. В 6-м году правления Шунь-чжи на ряду с восстанием Ли-цзы-чена, в конец разорившим провинцию Сы-чуань, вспыхнуло в Гань-су восстание магометан Салар, носящих белые чалмы (бай мао), под предводительством Мила-иня и Дин-го-дуна, которые овладели Си-нином и почти всею западною частию Гань-су ⁴⁵. На помощь китайскому войску явились, с своими кочевниками, сыновья Гуши-хана, Омубу и Хурумши (Ху-лу-му-ши), и в 7-м году того же правления (1654 г.) восстание магометан было подавлено, а Си-нин возвращен Китаю. За эту услугу Омубу и Хурумши получили почетные титулы (см. Фань-бу-яо-лё). В 13-м г. Шунь-чжи (1660 г.) внук Гуши-хана Гунь-бу сделал покушение напасть на Гань-чжоу, желая выместить на яркандском посольстве обиды, причиненные Яркандцами подвластным ему кочевникам. Гунь-бу кочевал за проходом Цзя-юй-гуань в соседстве с Хами, так что чжунгарские и магометанские послы из Туркестана неминуемо должны были проходить чрез его кочевье. Когда яркандское посольство пришло в Су-чжоу, Гунь-бу решился сделать нападение; но губернатор Гань-су перевел посла для безопасности в Гань-чжоу; Гунь-бу, собрав 1.000 всадников, двинулся на Гань-чжоу, где уже все было подготовлено, чтобы дать ему отпор, почему он и должен был возвратиться. В этом же году скончался [170] Гуши-хан, передав власть младшему сыну своему, Даши-батуру.

Из предложенного выше описания границ пространства, занятого Гуши-ханом при переселении, видно, что во многих местах переселенцы врезались в пределы Китая и заняли поэтому своим кочевым хозяйством пахатные земли. Кроме этого некоторые из хошотских старшин в сообществе с Фанями часто производили грабежи и беспорядка внутри Китая. Во избежание этих неудобств, тотчас по смерти Гуши-хана двор предписал сыновьям его, Чечень-дайцину [Омубу] и Далай-батуру, вместе с китайскими коммиссарами произвести разграничение, очистить все палатные земли, передать управление Фанями и право сбора с них податей в руки Китайцев и определить но границам места для взаимной торговли. Разрешено было производить торговлю в Сини-не, Чжень-хай-бао и Хун-шуй. Тургуты же, кроме того, отдельно испросили себе право ходить для торговли в Гуй-хуа-чен. Но эти условия и постановления, при полном отсутствии пограничной стражи и дозора, оставались без приложения. Хошоты неуклонно домогались завладеть снова долиною Шара-тала и Да-цао-тань, соблазнявшими их богатством пастбищ, и когда Китайцы поставили укрепления и стали угрожать военною силою, Хошоты, в свою очередь, решились напасть на Хэ-чжоу, Си-нин, Лян-чжоу и проч. Китайцы распорядились было занять и укрепить все проходы в Южных горах; но Далай-лама в этому времени [1667 г.] послал наказ Хошотам не нападать на границы Китая и перекочевать из Хуан-чен-рэ и Да-цао-тань, что и было ими исполнено с покорностию. Но в 13-м году правления Канси [1674 г.], пользуясь возмущением У-сань-гуя, Ван-фу-ченя и набегом чжунгарских тайцзи Ханьду и Байда, опустошивших Дацао-тань, Хошоты, с Мэргэн-тайцзи во главе, заняли снова эту местность; другая же часть их ограбила Хэ-си. Но все эти неприятности, [171] причиненные переселенцами Китаю искупаются с избытком последующими их заслугами.

К этому времени на северо-западе, в Чжунгарии, почти созрела мысль об объединении всей Монголии под властию Чжунгаров и о свержении ига китайского. Мысль эта, породившая почти столетнюю и отчаянную борьбу Чжунгаров с Китаем, воспитана и взлелеяна в Тибете по программе Далай-ламы, и в особенности, под влиянием его честолюбивых ди-ба, то есть, светских министров, помнивших величие Тибета при Срон-цзан-гамбо и его приемниках, нападавших на Индию, завоевавших Болорское царство и овладевших Восточным Туркестаном и южными племенами Хойхоров. Еще более ненавистно было диба, и еще более разжигало их замыслы иго китайское, наложенное на Тибет Гуши-ханом и потом его сыновьями. Из этой школы, с полным запасом честолюбия и ненависти к Китаю и его данникам, выходит Галдан ⁴⁶, который прежде всего обращает свою злобу на своих родичей в Чжунгарии, где властвовали братья его Чечень и Чжотэба-батур. Галдан убивает Чеченя и вынуждает спасаться бегством в Кукэ-нор Чжотэба-батура и брата его Чжорикту-хошоци, которые с своими родами присоединились к Хошотам под общею фамилией Чорос ⁴⁷ и вступили под главенство Даши-батура. Этот первый толчок быстро отзывается в Кукэ-норе, и Даши-батур, [172] предвидя предстоящую бурю, спешит поддаться Китаю я вступить с ним в тесный союз, вследствие коего Китайцы занимают своими войсками Кукэ-нор, и вместе с Кукэ-норцами, наблюдавшими за движениями в Тибете, стоят на страже почти все время войны на северо-западе и востоке. Галдан, после нападения на Ордос в 16-м году правления Канси [1677 г.], решился покорить и Кукэ-нор; для оправдания своего решения он представил, благовидный и основательный предлог, именно — что он желает взять только по праву принадлежащие ему земли, так как предок его Докэсин-ноян участвовал в завоевании Гуши-ханом Кукэ-нора. Такое представление, как видно, не было отвергнуто Пекинским двором, который с одной стороны успокоивал Кукэ-норцев, собиравшихся бежать, а с другой — предписывал своему главнокомандующему, что если Галдан двинется на Кукэ-нор чрез степь Дабу-суту-хань-хай, то пропустить его; если ж он пойдет чрез Да-цао-тань, то взять с него строгое обязательство не беспокоить пределов Китая. Такая двуличность Китая и содержание войск в Кукэ-норе заставили Галдана отказаться от намерения напасть на Кукэ-нор и заходить так далеко и обратили его взоры на Монголию, оставив однако в страхе Кукэ-норцев.

Поход Галдана на Монголию дал Кукэ-нору новых переселенцев — части Халхасцев и отделения рода Хойта. Первые, избегая гибельных набегов Галдана, под предводительством Дорчжи-алабутань-илэдена, сына Тангут-мэргэна тайцзи, кочевавшего в соседстве с Чжасакту-ханом, перекочевывают в Букэ-нор и поселяются по берегам реки Хор-бира, то есть, прямо на восток от озера Кукэ-нора. Хойта, по определению Китайцев, из фамилии Икэ-мингань, под начальством диба, по прозванию Цин-нояна, переходят в самый край юго-западного угла Кукэ-нора и поселяются в горах Алак-шань, то есть, в южной части степи Цайдам; оттуда уже в правления [173] Юн-чжена переводятся на южный берег озера Баян-нор, от Кукэ-нора к юго-востоку. Этим переселением закончились все миграции в Кукэ-нор с севера, и население оного сформировалось таким образом из Хошотов, Тургутов, Чоросов, Хойтов и Халхасцев, которые подразделялись на 18 известных фамилий.

Между тем движете в Тибете шло беспрепятственно своим порядком. Хошотские князья, Даянь-хан, Пын-су-кэ-далай-хан и Лацзан-хан, наследуя один другому, жили в заднем Тибете [Хоу-цзан] в городе Чжаши-луньбу [«гора счастливого предзнаменования»], следовательно, вдали от Хлассы, где Далай-лама и диба управлялись независимо. В 22-й год правления Канси [1684 г.] Далай-лама пятого перерождения, Лобцзан-цзямцо, умер; пользуясь отсутствием всякого контроля, диба скрыл от китайского двора смерть его и стал своенравно действовать его именем. Не рассчитывая на осуществление своих планов в лице Галдана, диба приманил в себе племянника его Цеван-Равтана ⁴⁸ и вступил в тесную дружбу с Лацзан-ханом, который однако же вполне понимал его замыслы и не только не сочувствовал лестным предложениям, но даже доносил о действиях ди бы китайскому двору. За это диба в 44 г. правления Канси [1706 г.] сделал неудачную попытку убить Лацзан-хана. К этому времени китайский двор, узнав все его проделки и замыслы, послал строжайший наказ; диба Сан-цзе, как бы в оправдание, тотчас донес в Пекин, что Далай-лама ожил и уже воссел на свою кафедру; но в Пекине это признано было за его с Цеван-Равтаном вымысл. Тогда диба повел дело другим путем, [174] более решительным: с одной стороны, он решился избрать нового, враждебного Лацзан-хану, Далай-ламу, а с другой — пригласил Цеван-Равтана силою разделаться с Хошотским ханом. Против первого Лацзан-хан ответил тем же оружием: он избрал от себя Далай-ламу; но народ, видевший в этих избраниях орудия враждебных партий, не признал ни того ни другого, а поставил в Далай-ламы известного чудесами Литовского 10-ти-летнего мальчика Карцван-цзямцо. Все кукэнорские роды встретили с восторгом вновь избранного и просили двор об утверждении его в звании Далай-ламы; но Китайцы и этот выбор почли сомнительным, и император приказал обождать ему в Си-нине и жить в кумирне Тарсы. Этою медленностию и подозрительностию Китайцы продолжили интриги и борьбу партий в Тибете. К разрешению этой борьбы подоспели Чжунгары, которые овладели Тибетом; они пришли туда чрез Хотан, потому что ближайшая дорога через Кукэ-нор и Муруй-усу была охраняема Кукэнорцами. Видимым поводом в походу Чжунгаров было отправление в Тибет сына Лацзан-ханова, женатого на дочери Цеван-Равтана. Полководец Цеван-Равтана, Цэрэн старший, с 6,000 войска перешел чрез Тэнгри-нор и Тесо-цяо, нечаянно напал на Тибет и убил Лацзан-хана, отправил в Или награбленные по кумирням драгоценности и поставил Тибетским ханом одного из своих сообщников, по имени Да-цзе-де-ба. На защиту Тибета посланы были войска под начальством Олунь-тэ, к которому должны были присоединиться и Кукэ-норцы; но поход этот был неудачен вследствие недостатка провианта и значительного превосходства неприятеля числом. В 57-м году правления Канси [1719 г.] приказано было двинуть войска с севера из Баркюля и от Алтая под начальством Фурданя; с запада от Да-цзянь-лу чрез Литан пошли Карби и Юэ-чжун-ци; из Кукэ-нора двинулся с Хошотами и другими Янь-синь, [175] к которому присоединилось огромное посольство, почти со всеми кукэ-норскими князьями, сопровождавшими вновь утвержденного Далай-ламу. Хотя этот поход также тянулся долго по причине разрозненности сил; однако Цэрэн, разбитый несколько раз, вынужден был бежать старою дорогою чрез Хотан в Чжунгарию только с 1,000 человек. По водворении спокойствия и порядка, водворился и новый Далай-лама; старый же отозван был в Пекин, при чем все ламы тибетские и кукэ-норские, помогавшие врагам, были казнены. Главная власть оставлена была по прежнему в руках Хошотов; министр Лацзан-хана, бэйцзы Кан-цзы-нан, поставлен управлять передним Тибетом, а тайдзи Полонай — задним; но с этим брожение против Китая еще не кончилось.

После победы над Галданом, император Канси в 36-й год своего правления (1697 г.) отправил посланца в Кукэ-нор с указом всем родовым старшинам собраться на съезд в местности Лун-цзюй-дао для обсуждения общественных дел, а в следующем 1698 г. все старшины, исключая малолетних, представились ко двору, где сын Гуши-хана, Даши-батур, произведен был в Хошо-цинь-ваны, а остальным даны были титулы бэйлэ, бэйцзы, Гун и проч. Вслед за сим начинается ряд постановлений и преобразований, служивших в упрочению власти Китая над Кукэ-нором. В 41-м году того же правления повелено было ламе Шан-нань-дорчжи привести всех князей в присяге на верность; положено было им жалованье, и определен порядок приезда во двору; лама же Шан-нань-дорчжи, имевший громкую известность и влияние на князей, назначен китайским коммиссаром и главноуправляющим делами; для совместного с ним управления избрано было несколько князей, заведывавших общим сеймом. Дальнейшее время по 58-й год (1719 г.) проведено было в усмирении Тибета и в изыскании мер для [176] охранения безопасности Кукэ-нора от будущих вторжений Чжунгаров, при чем ловко и незаметно для Кукэ-норцев поселено там 2,000 китайских солдат, для которых потребовался участок пригодной для обработки земли; в 58-м году императором Канси в местностях Си-цзи-му и Дариту назначен был съезд для постановления и определения границ (см. Шо-мо-фан-лё). Командированный туда чиновник министерства колоний (Ли-фань-юань) Ба-фу-шоу доносил: «Я приказал Элютским бэйцзы Алабутаню, тайцзи Арсалану и бэйлэ Эрдэни-эркэ», то есть, князьям, занимавшим нужные для Китайцев земли, «собраться в Си-цзи-му, и объявил им о постановлении границ. Они отвечали: Мы, Цинхайские люди, пользующиеся великими милостями императора, не должны жалеть полоски земли. Во всех местах, годных для земледелия, мы позволяем солдатам и народу заниматься хлебопашеством. За собою оставляем только места, годные для кочевки, с нас и довольно!» По точном обозрении Ба-фу-шоу нашел, что местность Сицзиму, издавна занятая кочевьями Монголов, привлекла уже много земледельцев, так что Монголы кочевали только в промежутках; в местности же Дариту подданные Эрдэни-эркэ, увлекшись примером Китайцев, вместе с солдатами приступили в земледелию по обоим берегам реки Су-лэ, почему он счел нужным отрезать все пахатные земли от Кукэ-нора и поставить пограничные столбы. Таким образом Кукэ-норцы лишились участка земли на протяжении от Южных гор до Цзя-юй-гуаня и далее к западу. Этот выдел земли сопровождался, кроме того, назначением коммиссарами китайских чиновников, забравших власть и управление Кукэ-нором в свои руки, что однако не осталось без протеста.

Б это время главою Кукэ-нора был правнук Гуши-хана, Лобцзан-даньцзинь, наследовавший от отца своего Даши-батура титул цинь-вана и главы сейма. Согласно [177] первоначальному делению всех земель и народа да два крыла, правое и левое, Лобцзан-даньцзинь с родичем своим Чагань-даньцзинем заведывали правым крылом. Чагань кочевал к востоку от Хуан-хэ недалеко от области Сун-пань, а Лобцзан жил к западу от Хуан-хэ до местности Булунгир, так что Желтая река служила им границею. Главными старшинами левого врыла утверждены были сеймом Эрдэни-эркэ-токтопай и Арбутань-омубу. Лобцзан-даньцзинь, с одной стороны — стесняемый более и более притязаниями Китайцев, порождавшими недовольство и в других старшинах, а с другой - видевший и ясно понимавший шаткое положение дел в Тибете, решился одним разом устранить влияние Китайцев на дела Кукэ-нора и овладеть Тибетом, чтобы потом по примеру Очирту-хана жить в Тибете и оттуда управлять Кукэ-нором. Для этой цели он заключил тайный союз с Цеван-Равтаном, и в надежде на сочувствие подвластных ему старшин, собрал в местности Чагань-то-логой сейм, на котором объявил, чтобы старшины бросили пожалованные Китайцами титулы и приняли прежние родовые названия; сам же наименовал себя Далай-хун-тайцзи. Как и следовало ожидать, сейм разделился на две стороны; сильнейшая, во главе коей стали Чагань-даньцзинь и Эрдэни-эркэ-токтонай, воспротивилась замыслам Лобцзана и решилась противопоставить ему вооруженную силу. На сторону Лобцзана стали бэйлэ Пынсук-ванчжар, фугогун Чикчичжабу бэйлэ Лобцзан-чагань-цэрэн, Дуньдобу, Лачабу и Тургутский тайцзи Ноян-гэлун-норбу; главным же сторонником Лобцзана оказался Чагань-но-мынь-хан, владетельный старшина и влиятельный глава духовенства в Кукэ-норе. К этому же времени пришли от Цеван-Равтана вспомогательные войска под начальством Сэбтэн-Чжара.

Лобцзан разделил свои силы на три отряда, из коих один должен был грабить соседние враждебные [178] кочевья и беспокоить границы Катая; другому приказано напасть на Синин; с третьим он напал на кочевье Чагань-даньцзиня, который с сотнею своих близких подданных принужден был бежать к Хэ-чжоу-ской заставе Лао-я-гуань. Китайский коммиссар по делам в Кукэ-норе Чан-шоу в виду крайности поселил его в пределах Хэ-чжоу, чем дал прямой повод Лобцзану напасть и ограбить этот округ; остальные подданные Чагань-даньцзиня не замедлили вслед за ним поддаться Китаю. Прогнав одного противника, Лобцзан обратился на другого; с 4,000 войска он напал на кочевье Эрдэни-эркэ-токтоная. Токтонай вздумал было защищаться, но был разбит на голову, и кочевники его разбежались; сам же он с женою окольными путями белил в Гань-чжоу, оставив участь кочевья под защиту своих сыновей, Арабуцзи и Соному-даши, которые, собрав разбежавшихся родовичей, сражались семь дней и заставили врагов отступить, последовав однако же за отцом в Гань-чжоу под защиту Китая. Китайское правительство думало сначала кроткими мерами и увещаниями отклонить Лобцзана от возмущения и послало с этою целию шилана Чан-шоу; но Лобцзан ответил, что против Китая он ничего не имеет, а вооружается против Даньцзиня и Токтоная, которые имеют намерение овладеть Тибетом. Давая такое объяснение, он между тем заявил открытое возмущение, лишившись в то же время пособника в Чжунгарском отряде, который передался Китаю.

В 9-й луне 1-го года правления Юн-чжена повелено было Сычуаньскому и Шэнсийскому генерал-губернатору Нянь-гэн-яо выступить против бунтовщика, который, в свою очередь, силою собрал всех Кукэ-норцев и Тангутов [Фань], живших как вне, так и в пределах Китая, и напал на границы, сжег и разрушил все селения и военные пикеты. В это время в нему готовы были примкнуть все южные Фани и ламы больших монастырей, неутомимо [179] подогреваемые Чагань-номынь-ханом; но Нянь-гэн-яо с войсками двух провинций в 10-й луне двинулся за границу и застал брожение умов в самом начале. До весны он одержал несколько побед; 100,000 человек из возмутившихся родов приведи были в порядку; причем покорились 26 старшин в званиях бэйлэ, бэйцзы, гунов и тайцзи, из коих наказаны были только самые виновные; остальные прощены за чистосердечное раскаяние, а Тургутский старшина Ноян-гэлун — за то, что исповедывал шаманскую веру. Вслед за сим на помощь Нянь-гэн-яо двинулись Юэ-чжун-ци и Да-дин от Хуан-хэ и Синина разными дорогами, преследуя возмутившихся. В сражении при Хамар-дабане. Лобцзан-даньцзинь потерял весь свой обоз, скот и оружие; вместе со сдавшимся войском попались в плен мать его и сын, Даньцзинь-хун-тайцзи. Сам Лобцзан бежал в Чжунгарию, где схвачен был Китайцами во время похода против Даваци и представлен был на суд императора Цянь-луна [1736-1796 гг.]. Так кончилось это первое восстание Кукэ-норцев, упрочившее навсегда власть Китайцев в этой стране! По окончании похода Нянь-гэн-яо представил проект о необходимости разделения Кукэ-норцев, по образцу Халхаских Монголов, на знамена, которыми командовали бы цзо-лины [ротные], и определить границы оных. В проекте предложено было, для разделения сил, отделить Тургутов, Чоросов, Хойтов и Халхасцев от Хошотов и дать каждому роду отдельное управление, из Фаней же составить особое ведомство и отдельно расселить их. Проект этот получил полное одобрение от богдохана.

Во 2-м году правления Юн-чжена [1724 г.] в Тибете также произведены были преобразования. Поводом к этому послужило движение трех кабулуней [гражданских чиновников], которые убили канцзиная и хотели пробраться в Чжуньгарам; но Болонай пресек им дорогу и поймал [180] их вождя. Пользуясь этим, китайское правительство назначило Болоная правителем Тибета, поставив ему в помощники двух китайских чиновников, а для охраны оставлен был гарнизон в 2,000 человек. К дальнейшим улучшениям был новый повод в просьбе сына Цеван-Равтана, Галдан-Цэрэна, о разрешении ему отправиться в Тибет на поклонение и взять оттуда двух сыновей Лацзан-хана; тогда последовало повеление строго наблюдать за порядком, и спокойствие Батана и Литана отнесено было в ведение Сы-чуани, а спокойствие западного Тибета — в ведение Юньнани, Но это распоряжение было совершенно излишне, потому что в этому времени бэйцзы Болонай обучил и сформировал 20,000 войска и расставил оное по границе для защиты от Чжунгаров, за что пожалован был титулом цзюньвана.

Для приведения в действие проэвта Нянь-гэн-яо в 3-м году правления Юн-чжена [1725 г.] командированы были в Кукэ-нор чиновник министерства колоний Н’олай-гун и фу-ду-тун Да-дин. По производству переписи оказалось в населении Кукэ-нора 29 родов или фамилий; сообразно с этим количеством учреждено было 29 знамен: 21 знамя из Хошотов, 2 из Чоросов, 1 из Хойта, 4 из Тургутов, и 1 из Халхасцев. Со всех сторон озера Кукэ-нора и в равных от него расстояниях знамена расположены были в следующем порядке: 3 знамени — гуна Ба-цэрэна, тайцзи Дакэ и чжасака ламы Чуйдака расположены были прямо к востоку от озера; 7 знамен — цинь-вана Ванчукэ, Гунов Гун-гэ и Даши-намчжар, тайцзи Цзикэцзи-чжабу, Ванчук-арбутаня, Дарчжи и Сэбтэр-буму кочевали на юго-восток от Кукэ-нора; 7 знамен — цвюнь-вана Цэрэн-арбутаня, Эрдэни-эркэ-токтоная, бэйлэ Даши-цэрэна, тайцзи младшего Цэрэна, Даши-дуньдобу, Шара, и Эрдэни-цзинун-данчжуна находились прямо в югу от озера: 1 знамя [181] гуна Дань-цзиня лежало к югозападу от озера; 6 знамен — бэйцзы Соному-даши, гуна Цэрэн-нажчжара, Тайцзи Каркасы, Цэрэн-дорчжи, Бардана и Гун-бу расположены были прямо к западу от озера; 2 знамени — цзюнь-вана Айчук-даши, и тайцзи Дамаму Сэбтэна лежали б северозападу от Кукэ-нора, и 3 знамени — бэйцзы Даньба, Гунов Лобцзан-чаганя и Айчук-чжабу находились прямо б северу от озера. Для ясности нужно прибавить, что из 29-ти знамен два Хошотских и одно Тургутское лежали на южном берегу Хуан-хэ в древних Ильмовых долинах, в соседстве с кочевьем Чагань-номынь-хана. В каждом знамени поставлены были помощник вана, или тайцзи, то есть, управляющего, Чжангин и его помощник, и Цан-лин; все это сделано было смотря по количеству семейств; так например, на 150 семейств полагался один цзо-лин [ротный]; всего цзо-линов поставлено было 114-ть. Все кукэ-норские знамена составляли с Чагань-номынь-ханом один сейм, лишенный однако туземного старшины, и находившийся под управлением сининского коммиссара в звании бань-ши-да-ченя, в котором в том же году утвержден был фудутун Да-дин, коему строго вменено было ежегодно один раз отправляться в Кукэ-нор для собрания сейма чжасаков и наблюдать, чтоб они не составляли сеймов своевольно. Все ваны, бэйлэ, бэйцзы, гуны и тайцзи, в звании чжасаков, сделаны были наследственными и награждены печатями и грамотами; затем, по особому докладу Да-дина, чжасакам назначено было жалованье и количество подарков материями; они разделены были на четыре очереди, по которым являлись во двору в новый год для поздравления.

Вслед за сим утверждены были положения о торговых пунктах и сроках торговли. Прежде еще, по предложению Нянь-гэн-яо, жителям Кукэ-нора разрешено было во 2-й и 8-й лунах ежегодно производить с Китайцами торговлю в [182] местности Нара-сара, находящейся к ю.-з. от Синина в 80 ли от заставы Си-чуань-коу; потом последовало дозволение торговать четыре раза в год, то есть, в каждое время года. Но открытие только одного пункта при значительности пространства, занятого Кукэнорцами до границе Китая, было совершенно недостаточно, так что все князья, жившие к востоку от Хуан-хэ в соседстве с Хэ-чжоу и Сун-пань, не могли по отдаленности доставать из первых рук необходимые товары и вещи. Поэтому признано необходимым открыть для них в Хэ-чжоу один рынок в местности Шуан-чен-ба, лежащей недалеко от прохода Тумынь-гуань, и один для Сун-паня в Си-хэ-коу, находящемся в проходе Хуан-шэн-гуань, так как оба эти места обнесены были земляными валами и имели уже готовые жилища, занимали большое пространство, обильное травой и водой. Для Кукэ-норцев, живших к западу от Хуан-хэ, вблизи Синина назначена была торговым местом кумирня Даньгар, лежащая недалеко от Синина к югозападу. В 4-м году правления Юн-чжена [1726 г.] Дадин приступил в водворению Фаней, живших в Синине, Хэ-чжоу и Тяо-чжоу. Для Фаней последних двух округов учреждены были особые управления в Гуй-дэ-тин, в ведении коего состояло 48 родов, а для остальных — в Сюнь-хуа-тин; в каждом роде поставлено было по одному бай-ху (сотнику), которые состояли в полной зависимости от местных гражданских и военных чиновников. В то же время было начислено и определено количество земли для каждого семейства с наложением поземельной подати. В следующем, 5-м году того же правления [1727 г.], в наказание за участие в восстании Лобцзан-Даньцзиня, приступлено было к преобразованию пограничных дамских монастырей. К этому времени в Кукэ-норе и среди Фаней настроено было множество монастырей, с числом лам, доходившим до 1,000 человек; одних хутукт насчитывалось 35-ть; все они [183] и многие из знатных лам еще при Минской династии награждены были громкими титлами и печатями. Рассерженный Юн-чжен приказал снять с них эти титулы, отобрать печати и определить новый штат, по коему в одною монастыре не должно быть более 200 келий и 300 монахов; положено было выдавать монахам определенное количество одежды и провианта, а бывших под управлением монастырей Фаней подчинить уездным и окружным начальникам; доходы, собираемые монастырями с угодий и от пожертвований, приказано было обращать в государственный доход. Этим закончились реформы, предпринятые по случаю восстания Лобцзан-даньцзиня; но беспокойства и возмущения время от времени повторялись.

В 6-м году [1729 г.] Чжунгары сделали нападение на караул Касы; Да-дин на кануне нового года с китайскими войсками разбил их и взял в плен предводителя Пынсукэ, которого немедленно казнил; этот набег, подал Китайцам повод построить прямо к западу от Си-нина в 1,200 ли укрепленное городище У-му-хань, для постоянного жительства войска, и расставить повсюду военные пикеты. Но эти предосторожности, при известной небрежности китайских чиновников, не помешали новому нападению Чжунгаров в 9-м году [1732 г.] и новым беспорядкам среди Кукэ-норцев. Чжасак Чжень-го-гун Лачабу и тайцзи Чагань-арбутань с родами своими тайно бежали по направлению к Тибету; Да-дин погнался за ними и заставил сдаться на берегах Муруй-усу, вместе с приставшими к ним Фанями. В то же время тургутский тайцзи Норбу, спасаясь от нападения Чжунгаров, укрепился в местности Тэнгри-карунь, и пользуясь беспорядками на юге, возмутился; разогнал маньчжурских солдат, угнал лошадей с казенных пастбищ, побил и прогнал рабочих, строивших предположенный город. Восстание это грозило принять большие размеры, потому что к [184] Норбу пристал уже один хошотский род, да и между другими старшинами заметно было волнение, вследствие чего расставленные по пикетам китайские войска разбежались. Но шилан Чжун-фо-бао, бывший наготове, быстро прибыл в Чжахасутай, успокоил волнение, восстановил порядок в пикетах и очистил почтовые тракты. Норбу, оставленный самому себе, расстался с мыслью о возмущении и тайно прибыл, ища убежища, в Кукэ-нор; там был он пойман и отправлен в Пекин для допроса, откуда препровожден в Синин и казнен. Это была последняя попытка к протесту против китайской власти в Кукэ-норе; затем начинается период постепенного усыпления Кукэ-норцев, и история упоминает только о представлениях ко двору и о посылке дани.

В 9-й год правления Цянь-луна [1744 г.], по ходатайству губернатора провинции Гань-су, для Кукэ-норцев открыты были новые торговые пункты в У-ши-гоу и Чагань-обо, лежащие в уезде Да-тун-сянь, а в 12-м году того же правления кончилось владычество Хошотов в Тибете. Сын Болоная, Чжурмотэ, не желая делиться властью с поставленными Китайцами, тайно снесся с Чжунгарами и поднял бунт, но был во время пойман тангутским старшиной но имени Баньдита. С этого времени власть над Тибетом перешла в руки Кабулуней, которые правят страной от имени Далай-ламы под главным надзором Баньшидаченя, Китайца, в распоряжение коего прибавлено еще 1,500 человек китайского войска. В 47-м году правления Цянь-луна все кукэнорские старшины утверждены были в титулах наследственно и навсегда.

Усыпление Кукэ-норцев и потеря мысли о самозащите скоро и весьма жестоко отозвались на их жизни, до сего времени тяготеют над ними и влекут их к совершенной гибели. Дальнейшая печальная история и еще более печальная судьба их выяснились только в правление императора [185] Дао-гуана [1821-1851 гг.], когда расстройство и бедствия края перешли границы, и правительство вынуждено было командировать для умиротворения края опытного чиновника, в лице генерал-губернатора Шэн-си и Гань-су, Наянь-чена ⁴⁹. Поводом к этой командировке послужили, с одной стороны, неудовлетворительность действий бывшего генерал-губернатора Чан-лина, а с другой - анонимное донесение, в котором яркими красками описывались бедствия и беспорядки в крае, причиняемые Фанями, которые угоняли скот у Монголов тысячами голов, грабили провозимый провиант и даже осмелились напасть на казенное приплодное пастбище в Су-чжоу, откуда угнали более 500 лошадей. Доклады На-янь-чена об умиротворении края и указы, следовавшие по оным, составили целый печатный том под названием: «Пин-фань-цзоу-и», которым мы и пользуемся в дальнейшем изложении. Вот как На-янь-чен описывает тогдашнее положение Кукэ-норцев: «Монголы большею частию разбежались и кочуют вблизи китайских лагерей и пикетов; другие бегут и селятся вблизи городов, ища защиты. Особенно много их бродит без занятий и без средств в жизни но области Си-нин, в местности Даньгарь и уезде Да-тун, и по округам Гань-чжоу, Лян-чжоу и Су-чжоу, прося милостыню. Бедность между ними невообразимая и возбуждающая крайнее сострадание; собрать их и водворить какой-нибудь порядок между ними нет никакой возможности. Земли в северу от Хуан-хэ на несколько тысяч ли совершенно опустели, и по ним всюду и свободно разгуливают степные [е] Фани, переселившиеся с южного берега Желтой реки, которые собираются толпами и производят грабежи». Подобное положение не есть однако что-нибудь не нормальное, не есть явление только данного времени; око подготовлялось годами. После того как в правление [186] Юн-чжена Кукэ-нор был покорен и разделен на знамена, река Хуан-хэ составила границу, и большинство земель, лежащих в югу от нее, занято было Фанями; но так как земли в северу от реки, в Кукэ-норе, были тучные, с богатыми пастбищами, а на юге трава и вода не везде были обильны и хороши, то фаньское население постоянно завидовало Кукэ-норцам и жадно смотрело на север, как на давнее свое наследие. Кроме того, когда Фани в первый раз разделены были на роды, то в каждом роде насчитывалось не более 100 семейств, а в некоторых только но нескольку десятков; при такой малочисленности народа и при обширности, отведенного им пространства, жить было удобно. Но впоследствии, когда население начало увеличиваться, почувствовался недостаток в земле, Фани начали осуществлять всегдашнее свое желание овладеть Кукэ-нором, пользуясь слабостию и беспечностию обитателей оного.

Первая попытка в этом роде произведена была в 3-м году правления Цянь-луна [1739 г.], когда род Фаней Го-ло-кэ пробрался в северную часть Цайдама, и ограбив кочевье 5-го Хошотского знамени, убежал безнаказанно. Тогда, за невнимание в защите, чжасак этого знамени Лобцзан-Сэбтэн лишен был своего звания. Впоследствии же китайское правительство оставило Кукэнорцев на произвол судьбы и само первое было причиною последующих беспорядков, разрешив в 1-м году правления Цзя-цина [1796 г.] Чагань-намынь-хану и Фаням из рода Аликэ переселиться на северный берег Хуан-хэ: первому — в местность Шарату, последним — на берега реки Кукэ-усу; а в следующем, 2-м году того же правления [1797 г.] дозволено было степным [е] Фаням перекочевать на южный берег Желтой реки, в оставленные предыдущими переселенцами места. Это распоряжение повлекло за собою быстрое переселение Фаней в Кукэ-нор.

По ревизским описаниям времен правления Цзя-цина, [187] Фани, жившие в области Гуй-дэ, разделялись на три разряда: покорных, непокорных и степных [е-фань]; покорных было 54 рода [выше — 48], которые постоянно занимались земледелием и имели средства в жизни; 19 родов непокорных жили к ю.-в. от Гуй-дэ, вдали от Хуан-хэ, и занимались скотоводством. Только одни степные Фани, в количестве 8 родов, отличались беспорядочностию жизни и непоседством; из них род Ван-ши-дай-кэ, как самый ближайший, вскоре за Чагань-номынь-ханом весь перебрался на северный берег Хуан-хэ; остальные 7 родов, получая добрые вести и пособие от северных собратий, тайно переправлялись через реку и делались разбойниками. Фани, жившие в Сюнь-хуа-тине, подразделялись только на два разряда: покорных и непокорных; покорных было 18 родов, а непокорных 52 рода; большая часть из них занималась земледелием; остальные же, находясь в соседстве с Сычуаньскою областью Сун-пань, скупали сычуаньский чай и вели им торговлю, развозя в разные стороны. Услыхав о завидной доле своих родовичей, и они покинули прежние занятия и с родом Еши-цpюнь во главе совершенно произвольно переселились на северный берег Хуан-хэ; на оставленные же ими места, с их согласия, перешли на жительство в большие монастыри Ла-бу-лан, Цзун-ця и Лун-у около 20 или 30 тысяч лам, среди коих весьма легко могли укрываться разного рода негодяи. Таким образом, ко времени правления Дао-гуана на северном берегу Хуан-хэ оказались следующие роды Фаней: верхний и нижний Ган-цза, Еши-цзюнь, Ван-ши-дай-кэ, Цзё-ан, Юнь-и, Шуан-у, Ха-цза, Ши-до-ба, Цзя-цза, Я-хэ-р и А-цо-хэ, в количестве 12 родов, которые поселились в местностях Гуноргай и Янь-чи [соленое озеро]. По замечанию На-янь-чена, Фани сами но себе были парод мирный и переселились более потому, что на севере кочевья были лучше; если же они делались разбойниками и [188] наводили ужас на страну, то были другие, подстрекающие их, причины.

Первая из них заключалась в разрешении, данном в 26-м году правления Цянь-луна [1761 г.], китайским торговцам [ян-кэ — «покупщики баранов»] выходить с товарами за границу и разъезжать по кукэ-норским знаменам и поселениям Фаней. Торговцы эти сначала вывозили преимущественно поджаренную муку, чай и ревень; главным сборным местом их было кочевье Номынь-хана и поселения Фаней из рода Ган-цза, где жили самые богатые покупатели; впоследствии же они стали вывозить порох и оружие под предлогом собственной защиты от нападений. Долговременные странствования ознакомили их в совершенстве с языком и обычаями Фаней, а главное — с прибыльным промыслом грабежа, для коего они приглашали Фаней, враждебных Монголам. Для приема и сбыта награбленного сообщники их магометане и Китайцы, пользуясь отсутствием надзора, секретно открыли множество гостинниц по проселочным дорогам, в глубине гор, и в самых пустынных и отдаленных местах, куда по ночам собирались степные Фани и китайские мошенники, делили добычу и променивали оную содержателям на хлеб, чай, оружие и порох. В случае какой-нибудь опасности или движения против разбойников войска, китайские торговцы и содержатели гостинниц давали предостережения, и те скрывались в глубине гор, чему, способствовала и самая местность, изрезанная на огромном пространстве узкими долинами и глубокими теснинами гор. В случае же особенной крайности, разбойники уходили в места отдаленные в западу, где главным притопом их были пустынные берега озер, составляемых рекою Бука. Вторая причина крылась в крайней бедности Кукэ-норцев, которые приставали к Фаням, чтобы как-нибудь снискивать себе пропитание. Как местные жители, знающие состояние своих соседей, водили они [189] разбойников туда, где была большая добыча; некоторые же составляли свои отдельные шайки и грабили своих же собратий и владетелей. Большинство участников в грабежах, исключая магометан-Китайцев, принадлежало к поколению Чагань-номынь-хана и к Фаньским родам Ган-цза, Е-ши-цзюнь и ведомству Кянь-бы, а из Кукэ-норцев — к знаменам Шакдурту-вана, Цзан-гэн-тайцзи и Цзян-бали-бэйлэ. Пользуясь тем ужасом, который поражал Кукэ-норцев при одном имени Фаней, и желая скрыть свое участие в грабежах, Китайцы и Монголы, владевшие языком Фаней, одевались по-фаньски и в этом виде делали набеги.

Таким образом составилось множество шаек или банд, из коих некоторые численностию доходили до 1,000 и более человек. Главная и самая организованная шайка была под предводительством магометанина Мамугоу и размещалась в местностях Е-ма-чуань, Па-бао-шань, Е-ню-гоу и других. Сюда собрались разные негодяи из Хэ-чжоу, Шандань, Су-чжоу, Да-тун и других мест Китая и давно уже поселились в помянутых местностях, в округе Гань-чжоу; там они занимались тайно промывкою золота, скотоводством, часто грабежом и приемкою награбленного. Этому, как нельзя более, благоприятствовала избранная ими местность, представлявшая огромные пустыри, окруженные горами и изрезанные холмами. Шайка эта представляла отдельное небольшое владение, основанное на полных началах разделения труда: одни рыли и промывали золото; другие занимались грабежом; третьи сбывали награбленное и подвозили контробандою провизию для продовольствия. Для увеличения своих сил они призывали сначала в компанию Монголов и Фаней из рода А-ли-кэ, а потом нанимали их в работу; для поддержания и увеличения своего рода они набирали кукэ-норских и фаньских женщин и девиц. Отправляясь на грабеж, они одевались, как Фани, и все деяния их [190] приписывались народом и правительством Фаням. Эта шайка, по оффициальным сведениям, начала разбои с 18-го года правления Цзя-цина (1813 г.); но несомненно, что разбои производились и ранее. Вторая шайка, также многочисленная, имела во главе Монголов и помещалась при Соленом озере (Янь-чи); в этой шайке сплотились, кроме Монголов, и степные Фани родов Ган-цза, Ван-ши-дай-кэ и другие, перешедшие с юга и поселившиеся около Соленого озера. Пользуясь тем, что Кукэ-норцы страшно боялись степных Фаней, они все также одевались по фаньски и производили грабежи, а это еще более убеждало местных властей, что разбойничают одни только Фани, как и доносил Чагань-номынь-хан генерал-губернатору Чан-лину.

Чан-лин, незнакомый с положением дела, выслал против Фаней войско; но из этого похода вышло то, что и следовало ожидать: Фани, проведав о движении войска, во время переправились на юг; а когда войско возвратилось, они снова потянулись на север и принялись за разбои с большим ожесточением. Из 25-ти знамен, расположенных к северу от Хуан-хэ, только два знамени (тайцзи Соному-миньчжура и Соному-ванцзила, находившихся в Цайдаме), остались нетронутыми; остальные же все были разорены в конец, и более половины населения разбежалось. Правительство догадалось удалить Чан-лина и назначить На-янь-чена, с строгим наказом расследовать дело и умиротворить край. На-янь-чен прибыл в Синин в 9-й луне 2-го года правления Дао-гуана (1822 г.), когда выпал уже глубокий снег, заградивший все проходы, так что двигать войско было невозможно и бесполезно; он приказал только всем пограничным воинским начальникам расставить по всем проходам и караулам войско, выдав оному провиант, дрова и корм для лошадей, и положил всякий беспорядок на их ответственность. Всякого инородца, пришедшего к границам с намерением проникнуть внутрь [191] страны, приказано хватать, отбирать скот и не давать хлеба; по всему протяжению границы от Синина до Гуй-дэ и Сюнь-хуа в югу, до Гань-чжоу и Лян-чжоу в северу, строго запрещено выходить Китайцам за заставы и производить какую бы то ни было торговлю. Ознакомившись в течение зимы с ходом дела, На-янь-чен решился уничтожить все причины беспорядков, не употребляя военной силы, которая была бесполезна и вела лишь к лишним издержкам. Чтобы вытеснить Фаней на южный берег Желтой реки, он счел необходимым прекратить продажу им хлеба и чаю и прервать всякие сношения их с Китаем, поставив усиленные караулы в проходах и не оставив для них ни единой тропинки, в том предположении, что голод заставит их перекочевать на юг. Чтоб удержать их на юге, предположен был за ними строгий надзор, разделение сил их раздроблением на мелкие управления, точная перепись их и подчинение влиянию ответственных старшин. Для приведения этого плана в исполнение запрещено было выдавать, как Чагань-номынь-хану, так и Фаням, билеты на покупку хлеба и других жизненных продуктов. Монголам же, которым на закупку провианта по установленному порядку выдавались годовые билеты, положено было выдавать билеты, имевшие силу только на один раз, так как Монголы привыкли уже перепродавать годовые билеты Фаням. Кроме того, в разовых билетах должно было точно обозначаться только потребное количество провизии по числу душ просителя и по счету его скота; при этом, смотря по близости или отдаленности дороги, назначался бы срок силы билета, после коего оный должен быть возвращаем туда, откуда выдан ⁵⁰. Отняв у Фаней средства добывать пропитание на северном берегу Хуан-хэ, [192] можно было предполагать, что Китайцы и покорные Фани будут доставлять им провизию и оружие с южного берега, почему с одной стороны из Гуй-дэ и Сюнь-хуа командировано было по караулам и проходам до 1,000 человек солдат а с другой — так как чрез Хэ-чжоу часто тайно проходили караваны из Сы-чуани с чаем и провиантом для контробандной торговли с Фанями, — приказано на 24-х хэ-чжоуских заставах поставить усиленные караулы для строгого дозора ⁵¹. Для прекращения тайной золотопромышленности и скопления негодяев в теснинах Южных гор (Нань-шань) решено было «раскопать гнездо их», запретить разработку золота в этих местах и остановить выход за границу Китайцам, чтобы можно было узнать, кто разбойничает — Монголы или Фани. Все своевольно и тайно открытые постоялые дворы и гостинницы немедленно приказано было закрыть, отобрав предварительно весь запас хлеба, чаю, в особенности оружия и пороха и других запрещенных вещей, чтоб отнять у Фаней возможность получать средства в жизни. Всем хозяевам гостинниц, открытых с разрешения властей, выданы были книжки, в которых ежедневно записывались все посетители с полным обозначением из какого знамени Кукэ-норец, или какого рода Фань, что он купил и что променял. Книги эти ежедневно должны были визироваться чиновниками, которые также должны были наблюдать за тем, чтобы в гостиницах [193] держалось немного хлеба, холста, кожи, чаю, и отнюдь не было бы пороху и оружия, под угрозою тяжкого наказания.

Вышеуказанные меры привели к самым лучшим результатам. Первым с покорною головою явился Чагань-номынь-хан, остановившись с родом своим в местности Хуй-тин, недалеко от границы. Номынь-хан лично явился в лагерь Муланьтая и дал объяснение, из коего было видно, что ему только 27 лет, что он долго пробыл в Тибете в науке, и только в 1-м году правления Дао-гуана возвратился и принял управление. Подданные не слушали его, и не доносили ни о чем, почему он и просил милости императора и охотно согласился переправиться на южный берег, оставить прежние привычки и выдать главных виновников. Ему предписано было разделить его подданных у 20 подведомственных фаньских родов, по образцу кукэнорскому, на два врыла и поставить Туса-лакчи, Чжан-гинов и Бошко для надзора и управления. С ним вместе отправлены были китайские чиновники и опытные ламы для производства переписи в его аймаке, а также для призвания в порядку остальных Фаней. Вслед за Номынь-ханом в начале 11-й луны явились в Синин и старшины фаньских родов, которым было объявлено, чтоб они постарались уговорит перешедших на северный берег Фаней возвратиться на прежние места; беглецов хватать и представлять властям я произвести народную перепись; если в кочевьях окажутся Китайцы, то вязать их и представлять начальству, за что будут выдаваться награды. В виде поощрения, и как средство держать в руках старшин, положено было наградить их шариками (от 5-й до 7-й степени) и выдать печати, но неиначе как чрез три года, когда они покажут свою ревность и послушание; к виде же особой милости им обещано было денежное вознаграждение, в особенности чай и хлеб, что всего важнее для кочевников. Мера благодеяний и обещаний [194] переведена была даже через границы: Фаням приказано было не платить долгов Китайцам по текущим на этот раз счетам, с Китайцев же требовать недоимки непременно в срок; в случае неустойки, по жалобе, велено продавать имения их на уплату долга. Если какой-нибудь Китаец потребует с Фаня долг, то разрешалось вязать его и представлять в суду, за что будут выдаваться награды. Фаньские старшины выслушали это с восторгом и приняли все предложения Китайцев с удовольствием.

В той же 11-ой луне, пользуясь окрепшим на Хуан-хэ льдом, все Фани, вслед за Номынь-ханом, переправились на юг. Всех перешедших на первых порах насчитывалось до 20,000 человек, со 100,000 голов скота. От всех их взята клятва перед ламами — не переходить на север и не затевать беспорядков. После сего введены были между Фанями торговые правила для покупки чаю и провизии, по коим, по счету душ, дозволялось покупать равные продукты два раза в год, но не иначе, как по билетам, выдаваемым из окружных и военных управлений. В билетах должно быть точно прописываемо, как честное поведение Фаня, так и количество нужного для него хлеба, чаю, холста, ниток, сапогов, шапок и других необходимых вещей. Лицам неблагонадежным таковых билетов положено не выдавать; строго запрещено купцам повышать цены. После же того, как вещи, показанные в билете, будут куплены, чиновники, по строгой проверке, должны отбирать билеты и предавать их уничтожению.

Для того, чтобы разъединить силы Фаней, потребовалось поставить возможно большее количество один от другого не зависящих старшин с званием тысяцких (цянь-ху), коим подчинялись бы по нескольку сотников (бай-ху), пятидесятников и десятников. Вместо прежнего порядка, до коему несколькими родами, как бы они ни были велики, [195] управлял один старшина, по новому положению на каждые триста семейств поставлен был один тысяцкий.

Переселив таким образом Фаней на южный берег Хуан-хэ, На-янь-чену предстояло заняться самым Кукэ-нором. Очищенное Фанями и покинутое Кукэнорцами пространство на 1,000 ли по северному берегу реки, богатое пастбищами, предполагалось сначала занять военными поселениями, или же поставить сюда постоянное войско; но впоследствии На-янь-чен удовольствовался распоряжением посылать на северный берег Хуан-хэ в зимнее время усиленные патрули и дозоры, обязав начальников как можно чаще делать объезды и осмотры. Кроме того, в местности Чагань-обо, находящейся га проходом Бянь-ду-коу, в Гань-чжоу, граничащей в западу с Е-ма-чуань и Е-ню-гоу, на востоке прилегающей в Эр-дао-гоу и Ян-сюн-цзы, на юге чрез И-сы-мынь-цинь соприкасающейся с кочевьями Кукэнорцев и представляющей самый важный путь для беглых и выселяющихся Китайцев, поставлено было 300 солдат для дозора. В лагере Чжень-хай-ине, как недалеко лежащем от кумирни Дангар, места торгового и сборного, поставлено 900 солдат, в Кара-кутэре, как находящемся на большой дороге, — 240 человек, и наконец, в Чагань-тологой, лежащем в 70-ти ли к ю.-з. от Кара-кутэра, поставлено 1,000 человек. Таким образом, долина Цюн-кэ-тань, в которой предполагалось расселить бежавших от беспорядков Кукэнорцев, защищенная с запада большими горами, охранена была и на востоке. Оставалось только собрать и устроить Кукэнорцев. Для этой последней цели На-янь-чен приказал произвести перепись всем Монголам, поселившимся внутри страны, тем более, что это было зимнее время, когда открыты были для бедных казенные кухни, куда сходились все нуждающиеся за даровою кашей. По производстве переписи всех переселенцев должно было препроводить в Кукэ-нор для [196] водворения, выдав самым беднейшим из них провизию и деньги, так чтобы ни одного Кукэнорца не оставалось внутри страны. К этому времени в Синин явились цзюнь-ван Цэрэн-дуньдобу, с чжасаками 24-х знамен; жалуясь на страшную нищету, они просили правительство ссудить им несколько ваней серебра на обзаведение; однако На-янь-чен нашел более удобным снабдить их находившимся в запасе ячменем в количестве 30,000 мешков, но с тем однакожь, чтобы ячмень выдавался им не иначе, как по билетам. К весне 3-го года правления Дао-гуана от си-нинского, гань-чжоуского, лян-чжоуского и других начальников были получены донесения, по которым переселенцев насчитывалось до 20,000 человек; а по сведениям из караулов видно было, что каждый день выходило за границу по нескольку сот и до тысячи человек, так что к концу 2-й луны переселение Кукэнорцев должно было кончиться.

Так в течение менее чем полугода произведено было умиротворение края со введением реформ и устранением злоупотреблений; но на сколько скоро все это совершилось, на столько же, вероятно, быстро и рушилось, потому что г. Пржевальский нашел Кукэ-нор в том же бедственном положении, в каком мы его видели.

В. Успенский.

Пекин. Па-ли-чжуан.
13-го августа, 1876 года.

Комментарии

38. Этого Бурхая нужно принимать за старшину части Хошотов., перешедших в соседство к Кукэ-нору; какая, следовательно, этнографическая путаница представляется в китайских сказаниях!

39. «Алтан-тобчи» приписывает построение Гуй-хуа-чена китайскому императору Хонгуа-хану, уступившему престол свой сыну, рожденному от жены Уха-гату-хана и поселившемуся за белою стеной, где он построил город Кукэ-хото (стр. 155).

40. В Да-тун-фу три рынка: Дэ-шэн-коу, Синь-пин-коу и Шоу-коу; в Сюань-хуа-фу открыт Чжан-цзя-коу; в Шань-си: Шуй-цюань-ин; в Нин-ся: Цин-шуй-ин, Чжун-вэй и Пин-лу-вэй; в Гань-су: Хун-шуй, Бянь-ду-коу, Гао-мань-чжай, и проч. (см. Юань-хань-лэй-цзянь).

41. В Тибете до самых Минских времен преобладающим был «красный» Буддизм (Хун-цзяо), названный по цвету одежды духовенства. При императоре Юн-ло главою красной веры был некто Калима, награжденный печатью и грамотою. При нем состояло семь высших духовных сановников, которые также пожалованы были титулами князей веры; все они были наследственны в своих званиях и имели отдельные участки земли, как и все Ту-сы, то есть, родовые старшины. Еще в VII в. Цзон-хава восстал против красной веры, обвиняя представителей ее в занятия тайными учениями (тарни), и в уклонении от первоначальных правил Буддизма, и основал новое общество, принявшее для отличия желтую одежду; и новое учение получило название желтой веры (хуан-цзяо), которая сохранялась посредством перерождений Далай-лам и Банчень-эрдени (См. Си-юй-као-гу-лу). Упоминаемый факт о распространении учения о живом Будде в Кукэ-норе относится к периоду начала преобладания «желтого» Буддизма в Тибете и приурочивается ко времени Далай-ламы старого перерождения. (Цзон-хава жил не в VII, а в XIV в.; см. о нем статью В. П. Васильева «Ламаизм», в Русском энциклопедическом словаре изд. И. Н. Березиным. Н. В.).

42. В отличие от Черных Фаней, Хэй-фапь, или Тангутов, живущих в черных палатках и называемых поэтому Хэй-чжан-фань, то есть, Черноюртные Фани. Желтых Фаней, или Монголов, называют Бай-чжан-фань, то есть, Белоюртные Фани (см. Су-чжоу-синь-чжи). О занятиях их в настоящее время и месте нахождения части их см. отчет г. Сосновского в газете Голос, 1876 г. № 108.

43. О Далдах (Далту) см. Известия Геогр. Общ., т. IX, № 9,1873 г., стр. 305.

44. У Риттера, на основании указаний Клапрота, весь Кукэнор этого времени и последующего занят кочевьями «Сакпо». Сакпо, как можно думать, есть тибетское название родов, переселившихся с Турубайху, и после него, в Кукэнор, или, по толкованию Риттера, означает кочевой народ (см. Ritter’s Erdkunde, III, р. 108.) (По объяснению В. И. Васильева, Сокбо у Тибетцев есть общее название для Монголов. Н. В.).

45. Некоторые подробности об этом возмущении магометан см. в статье архимандрита Палладия: «О магометанстве в Китае», Труды росс. дух. миссии в Пекине, IV стр. 442-444. В 46-м году правления Цянь-луна (1781 г.) магометане-салары произвели новое возмущение, так что нынешнее, почти усмиренное восстание магометан в Китае имеет свою основу и историю в прошедшем.

46. Все китайские сказания уверяют, что Галдан, воспитываясь с малолетства в Тибете, занимался изучением Шаманской веры [Ша-мынь-цзяо]; факт этот более чем сомнителен, потому что воспитание его шло на глазах Далай-ламы. Нужно для объяснения допустить или ошибку, или скорее всего, счастливо выдавшееся употребление древнего слова Ша-мынь, или Са-мань, которым именовалось буддийское духовенство, а Ша-мынь-цзяо будет обозначать: буддийская вера.

47. Почти одновременно отделяется от Галдана еще часть Чоросов и откочевывает в аймак Саинь-нояна, с которым составляет один сейм. За этою частию осталось прозвание О-лу-тэ [см. Мэн-гу-ю-му-цзи, о Чоросах].

48. Цеван-Равтан женат был на родственнице жены Галдана, которую последний отнял у него; поэтому Цеван-Равтан отделялся от Галдана и перекочевал в долину Боро-тала, лежащую к западу от Иртыша и к северо-востоку от Кульджи в 200 слишком ли; оттуда и начал он действовать самостоятельно [см. Мэн-ву-му-цзи в гл. о Дурботах].

49. В правление Дао-гуана, во 2-й год [1822 г.].

50. По билету можно было купить один мешок хлеба и два свертка чаю; не имеющим средств покупать то и другое вместе, дозволено было выдавать билеты только на покупку чаю, но не более трех свертков.

51. Так как на южном берегу Хуан-хэ жили роды Фаней, спокойно занимавшихся своим делом, которых нельзя было оставить без хлеба и без чаю, то решено было послать в Гуй-дэ и Сюнь-хуа чиновников, чтоб они объяснили по всем монастырям ламам и по всем родам Фаней вновь утвержденные правила, приказав настоятелям и начальникам родов представит точную перепись народа, сообразно с количеством коего им будет продаваться хлеб и чай, на что они должны будут, как и Кукэ-норцы, чрез своих начальников просить о выдаче на это билетов. Степным же Фаням, не имевшим никогда старшин, дозволялось просить билеты за поручительством лам ближайших монастырей или же назначить им начальников, которые приняли бы на себя это дело.

Текст воспроизведен по изданию: Страна Кукэ-нор или Цин-хай, с прибавлением краткой истории ойратов и монголов, по изгнании последних из Китая, в связи с историею Кукэ-нора. (Преимущественно по китайским источникам) // Записки императорского русского географического общества по отделению этнографии, Том VI. СПб. 1880