ЗАХАНКАЙСКИЙ КРАЙ ПРИМОРСКОЙ ОБЛАСТИ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ.

(Статья эта получена при следующем письме автора:

Прочитав в № 11 Мореного Сборника статью г. Романова «С русского берега», я решился дополнить эту статью сведениями о новоприобретенном крае до сих пор еще остающемся terra incognita в научном отношении. Для этой цели я выбрал из моего дневника все то, что относится до топографического и частью естественно-исторического описания тех мест, по которым проходила коммиссия для разграничения и расследования нашей сухопутной границы с Китаем. Участвуя в этой коммиссии в качестве астронома, я, независимо от главных моих занятий, записывал все, что можно было заметить на скором походе. Сознаюсь, что сообщаемые сведения слишком кратки и появляются поздно, но, тем не менее, они первые будут знакомить с этим краем)

Трактатом, заключенным в 1858 г. графом Муравьевым-Амурским в Ангуне, восточная граница наша с Китаем была обозначена определенною чертою только в верхней части Амура — направлением правого его притока р. Усури; земли же от Усури до моря предполагалось оставить по прежнему без разграничения в общем владении. Богдыхан, ратификуя договор этот, признал крайнею границею на востоке р. Усури до морских портов. В этом же 1858 году, 1-го июня, гр. Путятин заключил в Тян-цзине особый договор с Китаем, в 9-й ст. которого было ясно сказано, что «неопределенные части границы между Россиею и Китаем будут без отлагательства исследованы на местах доверенными лицами от обоих правительств, и заключенное ими условие о граничной черте составит дополнительную статью к настоящему трактату».

На этом основании, в начале 1859 г., гр. Муравьевым-Амурским была снаряжена усурийская экспедиция под начальством полковника Будогоского, состоявшая из одного офицера генерал. штаба, 2-х офицеров с 13-ю топографами, астронома, переводчика и живописца. Главным назначением экспедиции было [180] проведение демаркационной линии, и, вместе с тем, производство подробной съемки как самой линии, так и пребрежья Японского моря.

Коммисия разграничения не достигла конечных результатов, в основании которых предполагалось установить границу по взаимному соглашению с китайскими коммисарами, долженствовавшими прибыть в апреле к устью р. Усури, или же на оз. Ханкай. Но как коммисары явились в июне, когда экспедиция уже достигла конца своего пути, то договор и не состоялся.

Таким образом, усурийская экспедиция послужила только к первоначальной разведке страны, а для окончательного постановления границы была вновь отправлена в 1861 г. другая коммисия. На этот раз дело увенчалось успехом: наши коммисары имели свидание с китайскими, договорились и утвердили границу на самых местах.

Участвовав в первой экспедиции в качестве астронома, я считаю не лишним передать те сведения, которые мне удалось собрать на быстром походе об этой стране, остававшейся для нас terra incognita. Я не вписываю сюда собственно дневника наших приключений, который мог бы составить отдельную статью, также нелишенную интереса, но многие обстоятельства побуждают меня отложить это намерение на некоторое время. Я позволяю себе надеяться, что начальник экспедиции, полковник Будогоский, участвовавший в качестве коммисара и во второй экспедиции, и в руках которого находятся богатые материалы, познакомит публику с собранными им сведениями в обеих экспедициях, а также и с своим взглядом на новую страну. Научное обследование долины Усури было произведено г. Мааком, и результаты его трудов уже вышли в свет; мне же остается только сказать о заханкайской стране.

Экспедиция выехала из Иркутска 15 января и следовала на почтовых лошадях до усть-стрелочной станицы. Сюда уже были заранее пригнаны купленные лошади, на которых вся экспедиция караваном потянулась по Амуру.

Путешествие это было самое плачевное, лошади, и без того худые и тощие, беспрерывно приставали, так что мы должны были идти пешком. Это и было причиною, что около Сунгари нас застала распутица; тут уже мы поползли поодиночке, кое-как пробираясь берегом, на котором снег лежал еще довольно глубоко. В последних числах марта все части экспедиции, за исключением партии топографов, под начальством капитана Ельца, [181] остававшегося в г. Благовещенске ждать вскрытия Амура, соединились в д. Хабаровке, от которой начался исходный пункт.

Хабаровка в то время только что успела отстроиться, как говорится, на скорую руку. Она предназначалась для стоянки линейного батальона, а потому и построение ее имело вид военного поселения, и, притом, без всякого хозяйства, лишь бы только укрыться от непогоды, да покрасоваться наружным видом. И действительно, Хабаровка — едва ли не одно из красивых мест на всем Амуре. Она построена на высокой горе правого берега Амура, при впадении в него другой его протоки, принявшей воды Усури. Здания баталиона, с красными крышами, живописно расположенные амфитеатром, виднеются версты за две. И каких неимоверных усилий стоило врубиться в это место, глухо заросшее грецким орешником, дубом, кленом, ясенем, фруктовыми деревьями, из которых многие перевиты тонкими лозами винограда, а промежутки загромождены шиповником и вьющимися кустарничными растениями. В таком диком саду тигр мог находить удобное пристанище. Суеверие гольдов придало этому месту религиозное значение: на краю утеса «быри», у подошвы которого с быстротою несется Амур, в чаще клена и ясеня, гольды поставили маленькую часовню, снабдив ее уродливым изображением какого-то бога. Часто видят, как гольд, после удачного промысла, карабкается на утес с рыбою в руке и приносит в часовне благодарственную жертву.

Хабаровка имеет значение как перепутный пункт с Усури в обе стороны Амура; от нее предполагается провести ветвь телеграфа к южным портам. Для земледельца надобно по меньшей мере полстолетия, чтоб вырубить этот девственный лес и сделать землю годною к хлебопашеству. Географическое положение Хабаровки следующее: широта 48° 28' 16'' N долгота 135° 10' 54'' O.

По приезде нашем в Хабаровку, снег еще лежал в лесу; днем стояла оттепель, доходившая, 28 марта и 3-го апреля, до +7° Реом. при легком ветре; ночью же легкий заморозок, не превышавший -5°. Появление весны замечалось явно: почки на деревьях имели уже значительную величину и мягкость, а из клена и березы мы могли добывать сок. С нашего приезда начался прилет уток, гусей, лебедей и др. птиц. Обыкновенное вскрытие Усури и Амура близ Хабаровки бывает в конце марта, но по причине холодной зимы и глубоких снегов, лед тронулся 5 апреля, и только 8 числа обе реки очистились от льда. 10 апреля [182] лодки были спущены на воду и нагружены, а на следующее утро, в страстную субботу, эскадра наша, имея впереди коммисарскую лодку с военным флагом, выступила из Хабаровки. С первого же шага солдатики, понуждаемые энергическимим мерами командира экспедиции, быстро потянули свои лямки. К ночи мы достигли ст. Казакевичевой, и на утро коммисар, при приближении к станице, был приветствован 7-ю пушечными выстрелами, а на берегу встретил его почетный казачий караул, под командою самого баталионного командира. Надменные китайцы, приходившие из ближайшего караула смотреть на эту церемонию разинули рты и почувствовали особое уважение к нашей воинственности, вследствие чего мы и встречали везде боязливые лица и не могли добиться ответов на наши расспросы.

Амурская протока, принявшая воды Усури, от ст. Казакевичевой до Хабаровки набита островами и отмелями; вода даржалась в обыкновенном своем уровне. Видно по всему, что протоке Амура хотелось взять первенство над водами Усури, которая, однако ж, имела более массы, и только пополнившись протокою Амура, но удерживая свой цвет и состав, идет к совершенному слиянию с Амуром близ д. Хабаровки, так что, смотря с хабаровской возвышенности, можно отличить мутную полосу Усури от светлой воды Амура.

Хребет Хехцырь, сопутствовавший нам по правому берегу, тянулся и за ст. Казекевичевой верст на 50, а потом отклонился к востоку, и за ним долина Усури пошла уже просторнее. Деревья стояли еще обнаженными, молодая трава не пробивалась; близость полной весны обозначалась лишь тем, что по обоим берегам и в островах группировались лебеди, гуси и утки, да козаки, выйдя из тесных и сырых жилищ, в которых они заключались на первой зимовке, тесали заборы, да, гуляя по берегу, смотрели на небо, на лес и на реку, в которой гольды ловили рыбу и продавали им за разное тряпье.

— Парень! Ловить ли, нет ли рыбу то? лениво спрашивал тщедушный и хромой казак.

— Эко-ты, парень, вишь шибко студено; ты, небось, не полезешь в воду-то! ответил ему товарищ, тупо смотревший на реку.

Однако, доведется купить, и оба козака, сбегав в избу, потащили к гольду рубаху и женины платья. Козаки или, как называют их солдаты, виноходцы, о новой земле имели сказочное понятие: «блаженная ярица родится тут без посева, а рыба сама [183] собою заскакивает в лодку и ведра, только успевай ставить котлы на таган». Но рыба не скакала, а провианту было мало, и козаки голодали от своей небережливости и беспечности.

Эскадра шла очень быстро, переплывая с одного берега на другой, смотря по удобству бичевника. Окрестные виды беспрерывно менялись, выказывая разнообразие форм сопок и гор. Смотря на эти сопки и горы, думается, как будто бы тут страшно бушевало море, которое потом, с минуту разгара, по мановению волшебной силы, внезапно окаменело, — как ходили волны, так и остались сопками и горами. Действительно, конфигурация береговых гор похожа на окаменелые волны и отдельные огнедышащие горы. Может быть, в эпоху всеобщего переворота, огненная сила выдвинула основной кряж Сихота-алин, установив океан; а другие горы хребта Кентей-алин определили течение рек Усури и Сунгари. я не знаю строения основной гривы хребта Сихота-алина, разделяющего океан от Усури, но береговые обнажения выказывают строение переходных формаций, и именно нижнесиллюрийской, как-то: глинистые сланцы с прожилками каменного угля, не заключающие в себе никаких окаменелостей, пласты серой вакки, перешедшей из песчаника, и конгломерата. Эти массы переходной формации разорваны и раздвинуты мощными пластами трахитовых и гранитных пород, порфиром и пластами грубого мрамора, или же пласты переходной формации лежат над этими породами. Близ устья реки Нор, впадающей с левой стороны, мы видели выступы конгломерата и песчаника, у подножия которых лежали куски окаменелого дерева, которые вероятно занесены сюда течением Нора, потому что выше этой речки мы уже не находили их. Я не имел возможности исследовать все обнажения усурийских берегов, но из наглядного осмотра убедился, что в главных чертах усурийская долина немногим отличается от амурской, и здесь значительно меньше обнажений, в которых, между прочим, не видно следов морских осадков.

Сплошная гряда гор от реки Хоро, на правом берегу, разрывается широкими падями значительных речек Бикиня и Нимани (Имы), светлые воды которой отличаются на далекое пространство от мутной люди Усури; далее Нимани встречаются только узкие лощины небольших речек. В береговых обнажениях преобладающею породой остается гранит, изменяющийся в цвете. От реки Чифаку нет гор вблизи русла Усури, но прибрежье не имеет характера низменности, а возвышается террасою и покрыто негустым лесом, состоящим из дуба, ореха, осины, черной [184] березы, с мелкими колючими кустарниками, перевитыми тонкими вьющимися растениями. 16-го апреля деревья все еще оставались без листьев, только один тальник распустил мохнатую почку, а между тем трава пробилась на четверть. Полному развитию весны, как кажется, мешала ветры, которые ежедневно дули с моря, т. е. с востока и юговостока, переходя иногда в бурю или, вырываясь из боковых падей, находили шквалом. Свежие воды, притекающие в Усури с гор, долго лежащие в них снега и прохладные ветры, ими навеваемые, задерживают весеннее развитие и умеряют летний жар. Против устья Нимани, на левом берегу Усури, у подошвы крутой горы, расположена двумя частями китайская деревня; в низшей части ее живут большою общиною китайцы, ведущие торг с жителями Усури. Сюда выходит дорога из города Сансина, из которого купцы везут товары для меновой торговли на соболей и корни жень-шеня. Таким образом место это служит, по-видимому, чем то в роде постоялого двора; тут же содержится небольшая жень-шеневая плантация — первая на Усури; кроме ее, китайцы имеют около дома небольшие хлебные поля и огороды. Мы заходили в дом (фанза), но встретили слишком сухой прием и не могли добиться ни одного ответа; как видно, этим торговым людям не понравилось наше воинское шествие и парадные костюмы и, как кажется, они были предупреждены своими властями о нашем приезде.

Тридцатью верстами выше Нимани, в Усури, с левой стороны, вливается тремя устьями значительная речка Мурен, источники которой лежат в отрогах горного кряжа Чан-бо-шань, на восток от Нингуты. За рекою Мурень, следует уже р. Сунгачань, от которой Усури, отклонившись к юговостоку, уходит в горы, делается значительно уже и быстрее. Эта часть Усури, с ее правыми притоками, отошедшая во владение России, составляет почти три четверти всего усурийского бассейна. Эта страна отличается гористым и лесистым местоположением и более суровым климатом, тогда кап страна, лежащая налево от Усури, заключает обширные луговые пространства, идущие почти вдоль всего левого берега и простирающиеся по Мурени, где они сливаются с заханкайскими окрестностями. На правом берегу, горы ближе подходят к реке, и удобнейшие места для поселения лежат у самых берегов и в долинах речек. Луговая часть усурийского прибрежья отличается обилием вод, а потому для будущих поселений крайне необходимо тщательнее осматривать избираемые места и не вдаваться в обман низменным положением берегов. Поселения [185] всего удобнее могут располагаться на склонах гор, где есть места, удобные для хлебопашества, а близлежащие к ним поемные луга дадут обилие трав.

Повторю еще раз, что быстрота нашего плавания и еще только что начинавшаяся весна не дали возможности ознакомиться с флорою Усурийской долины. В главном я мог заметить, что вершины и скаты гор, а кое-где и самое прибрежье, покрыты лесами почти всех лиственных пород; во многих местах эти деревья густо обвиты вьющимися растениями, а на черноземном грунте — обилие травяной растительности. В тех местах, где мы высаживались на берег, я видел только старую, высокую траву, примятую снегом; этого, однако ж, достаточно, чтоб убедиться в силе растительности прибрежных мест и в том богатстве, которое найдут здесь будущие поселенцы, если только они прежде всего обратят внимание на климатические условия страны, на основании которых они должны распределить свои земледельческие работы и не допустить травам обращаться в древовидное состояние. Но, к сожалению, нынешние козаки не свыкнутся со всеми свойствами страны, и разве только переродятся в третьем поколении, которое разумно поведет свое дело. Поселения на Усури в это время находились только в низовьях, а именно: станица Корсакова, ст. Казакевичева, ст. Киселева, ст. Невельского и ст. Дьяченкова. Каждая из них состояла из 5-6 домов, в которых зимовало по три и по четыре семьи.

Устья Сунгачани мы достигли 28 апреля. Здесь с удивлением встретили нас гольды, расположившиеся в шалашах, для рыбного промысла.

Сунгачань, соединяющая оз. Ханкай (Кенгка) с Усури, изумительно вьется на 180 в. мелкими зигзагами; ширина ее везде одинакова, не более 20 саж., глубока и тиха, в иловато-грязных и глинистых берегах и с таким же дном, отчего вода в ней мутная и негодная для питья. С обеих сторон растилаются неокидываемые глазом равнины, густо поросшие высокою травою и камышом; кое-где выступают небольшие площади черной березы, дуба, орешника, пробкового дерева, перевитых тощим виноградом, а ивняк, тальник и акация, почти не прерываясь, опушают левый берег и 2/3 правого. Положение долины исключительно низменное, и только вблизи Ханкая, в 5 верстном расстояния от речки, виднеются довольно высокие горы, растянутые от севера к югу, с отлогими скатами. На вершине и скатах этих гор разбросаны отдельными купами деревья лиственных пород, да между ними [186] кое-где вставлено несколько хвойных дерев (сосны), как бы для того, чтоб дать темные пятна на густой зелени лиственных лесов, среди которых также живописно вьются луговые долины, что дает всей картине удивительную красоту. Однако ж, поселения на Сунгачане не везде могут располагаться, потому что низменности большею частью покрыты озерами, топкими и кочковатыми болотами. Но за то здесь обилие водяной птицы: различных пород утки, гуси, лебеди, журавли повсюду группируются большими стадами. Гольдские домики находятся в четырех местах. Гольды прикочевывают сюда на лето для рыбной ловли. Долина Сунгачани сливается на западе с долиною Муреня и с ханкансками окрестностями. Эти луговые степи, с разбросанными по ним деревьями в одиночку или небольшими площадями, состоящими из дуба, черной березы и осины, со множеством разбросанных озер, покрытых высокою травою, хотя и имеют, по-видимому, одинаковый характер с луговыми пространствами нижнего течения Усури, однако ж, здесь должно быть разнообразие более южных форм.

5 мая мы достигли истока Сунгачани. Глазам нашим представился огромный водоем. Силуэты гор, лежащих на NW-ой окраине озера, едва синелись на чистом горизонте. Погода была ясная, с легким ветерком, а озеро бушевало и волны отбрасывали лодки, так что не было никакой возможности войдти в него. На утро ветер стих и озеро немного поуспокоилось, хотя и ходили довольно высокие волны. С большими усилиями мы вошли в озеро и потянулись вдоль северного берега. Ветер то крепчал и приостанавливался, то вырывался шквалами, и плавание не раз угрожало гибелью плохим лодкам. Береговая отмель заставляла держаться в версте от материка, и мы должны были тащить бичеву по пояс в воде. С большими усилиями мы прошли вдоль берега 80 в. и остановились в NW-ом углу, при устье р. Белянхэ. Здесь положили начало сухопутной границе и заложили первый военный пост, назвав его Турий рог. О китайских коммисарах не было никакого слуха, а потому наш коммисар решился проложить границу и без них, рассчитывая на то, что договор может состояться впоследствии, по карте.

Географическое положение озера определено мною в двух точках: 1) на посту Турий рог: широта 45° 14' 56'',5, долгота 132° 0' 49'',5 от Гринича; 2) на выходе Сунгачани: широта 45° 3' 30'',6, долгота 132° 29' 47'',2.

Бросим теперь беглый взгляд на озеро и его окрестности. [187] Ханкай лежит на восточной окраине обширного манчжурского нагорья. Направление озера меридиональное, формы пузыря; протяжение от устья р. Лефу до Белянхэ 85 в., а ширина в сев. конце 90 в. и в южном 45 в.; окружность озера до 243 в. Основываясь на этих данных, площадь озера приблизительно равняется 2280 кв. в. В южном углу в него впадает значительная речка Лефу, а на западе: Мо, Сианхэ, Усачи и Белянхэ. В заливе Лефу и на выходе Сунгачани берега приглуби, а в остальном очертании отмель идет местами версты на две. На севере, залегает другое озеро, Сиауху, с плоскими болотными берегами, имеющее в длину 24 в. и ширины от 2 до 5 верст. Оно отделяется от большого озера узким перешейком, состоящим из двух гряд песчаных холмов, которые, на западном конце, совершенно сглаживаются и поросли дубняком, липой, ильмой, яблонью и тощею сосной. За малым озером, приблизительно в двух вер., виднеются сплошные и невысокие горы, отделяющие р. Мурен. Нет сомнения, что оба озера когда-то составляли одну котловину. Берега Ханкая равнинны, только в с.-з. стороне гори коснулись в двух местах: вдоль залива Сианхэ и горы Усачи. В обнажениях обрывистых берегов выказывается сланцевая глина, залегающая толстыми пластами в нижних слоях, а под нею белый и красный песчаник, конгломерат и куски окаменелого дерева с остатками листьев хвойных деревьев, что дает право отнести эти пласты к третичной формации. На самом берегу озера, у подножия глинистых пластов, я нашел высунувшийся из земли ствол окаменелого дерева, а у подножия обрыва и в расщелинах песчаника узкие слои угля, весьма худого качества. Образование его в этом месте принадлежит собственно озеру. В то время, когда существовали по долинам глухие леса и когда оба озера были в соединении, значительное пространство водной массы сделало напор на рыхлые берега, подмыло деревья и затопило их. Из воды начали мало по малу отделяться и осаждаться глина и песчаник; временем составились из них пласты глин и песчаников. Эти то пласты и вода прервали доступ атмосферному воздуху к растениям, которые от того истлели, образовав каменный уголь, а стволы деревьев, не успев разрушиться, закаменели. На восточной стороне, предгорие Сихата-алинь, отделяющее притоки Даубихи, держится от окраины озера в 45 верстах.

Огромная площадь, занятая водоемом, должна дать полный простор ветру, открыв ему доступ со всех сторон. Малейшее дуновение ветерка, с какой либо стороны, лишь только затронет [188] воды озера — оно уже начинает колыхаться, а между тем ветерок, проносясь по широкой котловине, крепчает; волнение усиливается, переходит в шторм и приобретает ту особенность, что расходится во все стороны, и где бы вы ни стояли — ветер и волна прямо идут на ваш берег; тогда то озеро делается вполне опасным для того, чтоб отважиться выйдти на его средину на плохих лодках.

Однако ж, эта местная особенность подчиняется общему типу страны, имеющей соседство с бурным Японским морем. Не смотря на то, что озеро удалено от моря грядою нагроможденных гор Сихата-алинь, SO ветер, пробившись в долину Лефу и перейдя незначительный хребет, отделяющий Ханкай от Усури, беспрепятственно расходится в котловине озера и бушует здесь на просторе. В продолжение весны и лета, S и SO ветры, заносимые с моря, бывают здесь почти постоянными и очень часто навевают туманы, которые тотчас же разрешаются дождем; W и SW, идущие с материка, разгоняют густую атмосферу и дают ясную погоду, при которой ветер гуляет по водам озера, иногда с большою силою; тут то и бывает затруднительно определить направление ветра. Солдаты, остававшиеся на посту, видели в продолжение лета не более четырех дней, в которые озеро оставалось совершенно спокойным; китайцы, живущие на Сунгачане и на устье Лефу, говорили, что волнение озера, даже и при самом умеренном ветре, бывает постоянным, и потому они никогда не пускаются в глубь, а держатся только близ берега; самое же бурное время на озере бывает в новолуние, стало быть, в период сизигийных вод моря.

Постоянные жители на озере, как я уже упомянул, имеющие дома и пашни, держатся только в двух местах: на выходе Сунгачани и при устье Лефу, где они расположились на горе, образовавшейся в виде высокого острова, среди болотного залива Лефу. Гольды — не более как временные посетители, заходящие сюда не столько для рыбных промыслов, сколько для звериной охоты в окрестностях Ханкая, а потому китайский домик на Сунгачане служит им постоялым двором. Берега озера, можно сказать, остаются пустынными и, не имея никакой живописности, наводят уныние; к этому присоединяются ветер, волны и туман, скрывающий окрестные горы; в заливах еще вьются чайки, рыболовы и кое-где утки. Но отойдя с версту от озера, взор с удовольствием останавливается на цветущих лугах; постоянный шум волн и вой ветра сменяются песнею жаворонка, криком иволги и разными голосами птиц. [189]

Положив на устье Белянхэ начало сухопутной границы, мы оставили бушевавшее озеро и пошли вверх по реке. Во все стороны раскидывалась открытая местность, местами волнистая, покрытая слоем чернозема, с перелесками дуба, с невысокою травою, среди которой большими площадями раскинулся ландыш, — и воздух от этого так приятен, что хочется дышать во всю грудь. Степь представляет чудное нагорье. Вершина Белянхэ расходится сухими лощинами в невысоких холмах. За этими вершинами — те же разнообразно набросанные холмы, с отлогими длинными скатами, или же на несколько верст раскидывается ровное место, на котором не встретится ни одного ручейка, разве только заляжет застойная вода в крепком кочкарнике. Если бы сгладить эти холмы, то была бы беспредельная степь, но не бесплодная, а исполненная роскошной полноты растительной и органической жизни, степь, способная водворить поселенца и плантатора.

Смотря на это степное раздолье, так и кажется, что тут же выростут тысячи людей, и пойдут трепать эти раздольные степи, и наставят они хлеба и сена на весь Амур. Но когда это еще сбудется, а теперь пока одни антилопы составляют исключительных обитателей этих пустынь; безопасность их нарушают тигр и волк. Эти хищники бродят одиночкою, а иногда и целой семьей. И теперь, когда спят в безвестности эти роскошные земли, оживленные только хищным зверем, нашедшим здесь полный простор, или же служащие пристанищем ссыльного и беглого китайца, приютившегося одинокою фанзой и основавшего тут новую родину, с убеждением думается, что в недолгом времени нарушится это безмолвие, и будут эти места театром разумной и обширной деятельности.

За холмами вершин Белянхэ, в луговой равнине, кроется тихая и обильная водою р. Мурень; здесь она примкнулась одним из своих изгибов и присоединила к холмистой степи Ханкайской свою равнинную долину. Выход к Муреню был совершенно неожидан, потому что на карте Жербильона р. Мурень удалена от Ханкая на далекое пространство, покрытое высокими горами. От Мурени мы взяли направление к SW, на древний город Шульхэ или Чжурень на Суйфуне, географическое положение которого было определено иезуитами. Оставив ханкайские окрестности, караван наш перевалил несколько степовидных холмов и перешел невысокий хребет; в глубине маленьких долин этого хребта лежал черноземный слой с перемежкою топких мест. У подошвы перевала через хребет мы нашли фанзу. [190] Китайцы собрались в ней в числе 20 чел.; живут общиною, имея одного хозяина; сеют бобы, горох, рис, просо, канопли, лук; кроме земледелия, они занимаются собиранием продолговатых и зубчатых листьев какого-то неизвестного мне растения; эти листья они мочат и потом сушат; в таком виде пьют их как чай и, кроме того, заготовляют в большом количестве для продажи в ближайшем городе Нингуте.

Устройство фанзы такое же как и у жителей Усури, только здесь комната обширнее, смотря но числу живущих, и притом без всяких украшений; в ней находится только то, что составляет подвижное имущество и хозяйство жильцов. Эта община составилась из самых разнообразных личностей — стариков и молодых, и почти у каждого из них видны следы телесных наказаний; многие личности внушают отвращение и боязнь; но есть между ними и кроткие характеры, неспособные, кажется, ни к какому преступлению. Многие из этих несчастных оторваны от своих семейств и живут в изгнании. Но как ни разнохарактерны личности, однако ж, по видимому, община живет дружелюбно, безусловно повинуясь хозяину и исполняя все работы, для которых они соединились. Во многих фанзах мы заставали общину в самом веселом расположении духа — одни играли в карты, располагаясь на канах, а другие распивали рисовую водку. Не смотря на отсутствие женщин, порядок и чистота удивительные; видно, что китаец любит жить в опрятной обстановке; у каждого есть своя работа и один другому не мешают. Общая участь соединила их тесно; отсутствие женщин они заменяют собою, не стесняясь ни летами, ни личностями.

Эта община составилась следующим образом: богатый горожанин, разузнав в каком нибудь месте водворившегося фанзою беглого китайца, присоединяет к нему еще несколько бродяг, снабжает их всеми средствами к жизни, а потом постепенно закабаляет их в работу, заставляя собирать чайную траву, или работать на плантации жень-шеня; иногда же община составляется сама собою, чрез постепенное присоединение одного бродяги к другому; такая фанза имеет свое самостоятельное хозяйство и сообщение с городом и деревнями. Неожиданное появление наше изумляло китайцев, — они терялись совершенно, в особенности там, где они были застигнуты врасплох. Однако ж, как мы не казались подозрительными для них, они не скрывали от нас своей ненависти к манчжурам, явным и жестоким их притеснителям. [191]

Пройдя р. Мо до вершины, мы поднялись по отлогому и длинному скату на главную возвышенность Сихата-алиня. Пред нами открылось сплошное нагорье, с сопками и горами, то крутыми и обнаженными, разнообразных форм и возвышений, то отлогими и изрытыми мелкими падями в различных направлениях, с редколесьем дуба и ильма. Однако ж, среди беспорядка напластованных гор, можно отличить группировку довольно высоких гор, покрытых лесом, которые обозначают отделение притоков Лефу от Суйфуна и Сианхэ; на западе же гряда гор уходит в верхнее течение Суйфуна. Переваливая Сихота-алинь, я пристально отыскивал следы земляного вала «Чикири-мудэнь», обозначенного на карте Жербильона, но не было никакого признака чего либо искусственного; а потому под именем Чикири-мудэнь вероятнее всего предположить земляное плоскогорие, отделяющее озеро Ханкай от среднего течения Суйфуна. Спуск с главной возвышенности Сихота-алиня обозначился крутым уступом, от которого нагорье, имеющее вид и характер нагорных степей, сливается с равнинным берегом Суйфуна. Мы вышли в такое место Суйфуна, где левый берег имеет свойство луговой равнины, а на нравом невысокий, изрытый падями хребет «Даютай», утес которого, имеющий форму башни, состоит из плитняка и серого гранита. Суйфун плавно катил мутную воду одним руслом, в обрывистых глинисто-песчаных берегах. Мы направились вниз и невдалеке нашли 2 фанзы, у которых сделали переправу через Суйфун, в 2 вер. ниже впадения в него Шуфани.

Суйфун-хуа (суйфун — река, по местному выражению) не везде идет одним руслом, а местами бьется на протоки; острова его буквально загромождены лесом, который можно назвать суйфунским садом. До сих пор мы видели только разрозненные деревья дуба, липы, черной березы и ильма, бесцветные и бесправные холмы и равнины с характером мест земледельческих и изредка пастбищных, где однообразное нагорье утомляло глаз, а тут как будто бы было начало той могучей растительности, которая ожидала нас впереди. Глухой сад суйфунский состоит из больших размеров пробкового дерева, вяза, ясеня, клена, различных видов акаций, груш, вишни, лип, грецкого ореха и черешни; толстые стволы опутываются толстыми лозами винограда и лиан, которые взбираются почти до вершин, сплетаются с сучьями и опускаются до земли; промежутки деревьев наполнены колючими вьющимися кустарничными растениями, густою травою и высоким папоротником; такая густота растительности хотя и [192] затрудняла прогулку б этом саду, но зато возбуждала научный интерес. Р. Шуфань шириною в половину Суйфуна. Перейдя ее бродом, мы направились вверх по маленькой речке, имея направление на р. Хун-Чун, вершины которой лежали на север от нас, против соединения Шуфани с Суйфуном, как показано на карте Жербильона. Но еще раз мы горько ошиблись — карта совершенно противоречила истине: вершины Хун-Чуна лежали за вершинами Шуфани на SW, и только следуя вверх по этой реке, мы могли перевалить на Хун-Чун. По мере приближения к вершине избранной речки, луговая долина, раскинутая по отлогости гор, все более суживалась и возвышалась; лес становился гуще; наконец, перевалив в другую речку, потом в третью, идущие в различных направлениях, горы становились выше, круче, долины сузились, местами шли ущельями, словом, перед нами восстал нагроможденный черный кряж; на самой местности нельзя было определить — ни его направления, ни цели его существования; горы, лощины, ущелья, ручьи и речки перепутывались в своих направлениях: то восставал громадный хребет, за которым, казалось, и должен быть Хун-Чун; но, перейдя его, все тот же хаос гор. Дело объяснилось уже впоследствии: в этом месте был горный узел, в котором большой отрог Сихота-алиня выпускал из себя в вершинах Хун-Чуна другие малые кряжи и разделял здесь реки: сунфунские, приморские и хунчунские. Как хорош и вместе с тем страшен лес, покрывающий эту громаду гор, — глухой и непроницаемый во всей силе слова. Это девственные леса Манчжурии, которых не касалась еще губительная рука.

Вообще вся эта местность у китайцев еще в глубокой древности называлась «воцзи» — страною суровых и диких лесов, и была некогда театром кровопролитных битв в царствование великих воинственных императоров Тайцзу и Тайцзуна, предводительствовавших войсками. Теперь памятниками их славных подвигов остались развалины многих городков, разбросанных в этой приморской области, манчжурская карта, указывающая места их подвигов и побед над дикими лесными улусами, да еще поэма, воспевающая эти геройские подвиги.

Встреченный нами лес, конечно, не есть первобытный лес тропических стран, где все покрывающее почву делается древовидным, где деревья имеют от 8 до 10 футов поперечника; здесь хотя же и нет такой толщины и гигантского роста деревьев, но за то некоторые из них, как-то: кедр, ель, пихта и дуб, [193] достигают 5 ф. поперечника; здесь такое же разнообразие и смешение пород лиственных и хвойных: каждая перемена места представляет путешественнику новые роды деревьев, формы и величины листьев, и разветвление одних и тех же пород. Из лиственных пород преобладают: огромных размеров и разных видов вековые дубы, ясень, клен, вяз, орех, пробковое дерево, черешня, илем, липа, черная береза, кипарис, робинии, абрикосовые и персиковые деревья и др., а из хвойных: кедр, сосна, ель, листвень и пихта. Высота и развесистость деревьев, их сплетшиеся вершины, покрытые густою зеленью, скрывают небо и отнимают даже полу-свет. Непроницаемость леса составляет не одна только густота деревьев, но и их промежутки, загроможденные кустарничными и вьющимися растениями, как-то: лианы и виноград, толщиною в вершок, обвивают вековые деревья от корня до вершины и сплетаются с другими не менее их толстыми кустарничными растениями. Но не смотря на глухую чащу, воздух от множества разнообразных лиственных пород могучей травяной растительности был свеж и полон благоухания; только там, где густо засел высокий папоротник, было душно; обильная роса высыхала только в полдень. Велика же должна быть и органическая жизнь в этом лесу. Мы видели свежие следы тигра и медведя; а как-то раз в виду каравана прогуливалась по широкой поляне тигрица с детьми; попытки наши поохотиться за ними, остались безуспешны — она равнодушно скрылась от нас в густоте леса. Действительно, эти леса богаты зверем. Области Шен-Кинь и Гирин составляли некогда любимую и исключительную охоту императора.

Но глухая чаща скрывает зверя от глаз охотника, а птицы запрятываются в густо-лиственную сень дерев; прислушайтесь, однако, — и вы услышите разнообразные отголоски, а среди наступающего безмолвия в слоях воздуха, в траве, растреснувшей коре дерева, в слабом грунте земли, услышите целый мир органических сил, могучей жизни; только не видно здесь одного человека. Кто мог быть проводником в таком лесу, где небо виднеется только в зените и где нет никаких естественных признаков к определению направления речек, которые могли бы указать путь; единственным вожатым могла быть одна магнитная стрелка, но и тут, чтоб следовать ее указанию, сколько нужно бороться с густым лесом, с высокими и крутыми горами, с узкими лощинами гор и речками, загроможденными камнями; и мы рубились десятью топорами, проводя в целый день не более [194] 4-х верст со всеми зигзагами, кружась в полном смысле слова по горам и в лесу; а горные речки и ручьи, бушевавшие каскадами по стремнинам, встречавшиеся в каждом ущелье, еще более затрудняли путь. Но, наконец, кое-как мы вышли в открытое место, в широкую луговую долину какой-то речки. Взятое нами направление к Хунчуну, оставляло нас в сладком убеждении, до тех пор, пока случайно не наткнулись на фанзу; горько было разочарование в том, что эта речка была не хунчунская, а идущая в Суйфун, близ его устья; до Хунча же китайцы определили 300 ли (160 в.). Оставив фанзы, мы поднялись на высокий хребет с редколесьем дуба и черной березы; по хребту вилась тропинка, которая и есть та самая дорога, ведущая из Хун-чуна на усурийскую речку Даубиху. Следуя по этой тропе, мы перешли гриву высокого хребта и спустились в широкую плодоносную долину р. Мончо-гея, идущей в море. До Хун-Чуна оставалось еще 200 ли; нужно было бороться с такою же лесною зарослью, потерять много времени, а между тем уже близился срок прибытия нашему в гавань Посьета. Оставив хунчунскую дорогу, мы пошли к устью р. Монго-гея и на этом пути нашли в густоте леса фанзу, при которой была женьшеневая плантация; был уже вечер и осмотреть плантацию не было времени, да при том же старик плантатор хотя и был с нами любезен, однако ж старался отвлечь нас от фанзы, и для этого вышел с работниками навстречу, рассказал дорогу к морю и даже послал двух работников проводить ближайшим путем. Сквозь загород фанзы мы могли увидеть только одни навесы из белого полотна, под которыми воспитывается это китайское драгоценное растение.

Оставив плантацию, мы пробрались глухою чащей к устью Монго-гея и вышли на море, в залив Славянский. Стоял штиль, но густой туман носился над водою; по временам он рассеивался, или густыми тучами поднимался кверху; тогда черною массой вырезывались из тумана высокие горы противуположного берега залива. Туман и сырость, как говорится, проникали до костей, впору было надеть теплое пальто. Мы направились берегом, избегая больших изгибов его. От устья Монго-гея до гавани Брюсса стелется низменный берег, изрытый заливами, болотами и озерками, кое-где выдается крепкое каменистое место, с прибоем морской капусты и других водорослей; вдали от окраины, равнина пересечена холмами и маленькими речками, то с луговыми полянами и редколесьем, то с топкими болотами. С приближением к хребту, лес становится гуще, непроницаемее и в горах [195] водораздельного хребта принимает характер воцзи. Близ устья Монго-гея, на самом берегу залива, мы встретили только одну уединенную фанзу с скудным огородом. Прибрежье пустынно и неприветливо. У залива Брюсса береговые горы высоки и безлесны. Залив этот вдался в материк широким и длинным рукавом; берега с обеих сторон выдвинулись обрывистыми мысами. Во многих местах высовываются кекуры из белого камня, кажущиеся издали судном с парусами. От залива Брюсса прибрежье гористо и все изрыто небольшими бухтами. Невдалеке от зал. Посьета лежит полуостров Гамов, буквально загроможденный голыми горами; мыс этот далеко вдался в море обрывистыми сопками. От полуострова Гамова вдается в берег обширный залив Повьет, верхняя часть которого называется рейд Паллада. Ширина залива Посьет от оконечности полуострова до острова Фуругельм, лежащего у западной оконечности залива, простирается на 10 миль, а длина внутри материка до 7 миль. От полуострова мы взяли направление на восточную оконечность гавани Посьета и, следуя взятому направлению, вышли из береговых гор на р. Нидзимихэ, идущую в западную бухту Посьета. Речка идет широкою болотистою падью.

Наконец, 15 июня, мы достигли западной бухты. Здесь нам предстояло ожидать прибытия гр. Муравьева-Амурского. Выбрав открытое место, с которого был виден вход с моря в залив, мы разбили лагерь и поставили военный флаг.

Гавань Посьета разделяется на две бухты: 1) восточная — Новгородская, лежащая вправо от входа. С юга эта бухта защищена гористым полуостровом, соединяющимся с материком в вершине бухты узкою и низменною косою, а с севера отделяется от запад. бухты холмистым полуостровом. Южный берег этого полуостр. изрезан несколькими бухточками с приглубыми берегами, представляющими судам отличные стоянки. 2) Западная или бухта Экспедиции, имеющая до 9 миль длины и до 4 ширины, с отмелыми берегами. На севере залив защищен довольно высоким предгорием Хунчунского хребта, а остальные берега низменны и покрыты густою высокою травою. Новгородская гавань чрезвычайно способна для стоянки судов, а берега западной бухты могут служить для обширных поселений, которые, однако ж, встретили бы ощутительный недостаток в лесе. 5 дней мы провели под проливным дождем в нетерпеливом ожидании прибытия эскадры; припасы истощились и мы кое-как перебивались будой (просо). Манчжуры приезжали к нам из находящегося в 35 вер. от [196] бухты, города Хунчуна, пограничного с Кореей. Они старались узнать о цели нашего прибытия и о будущих намерениях, но дипломатика их оставалась безуспешна; подозрительные чиновники в высшей степени беспокоились нашим приходом и не без страха смотрели на поставленный флаг, уверяя, что за это им срубят головы.

Китайские фанзы расположены в 5 местах по заливу, по одному и по два домика. В некоторых фанзах есть постоянные жители, а большею частию временные; те и другие занимаются добыванием морских червей (трепангов). Мы видели как тащилась по большой дороге, ведущей из залива в Хун-Чун, высокая одноколка, запряженная двенадцатью лошадьми, которая была нагружена этим товаром. Китайцы постоянно толпились около нашего лагеря, продавая за невероятную цену горох, яицы и кур. Для них наше появление было до крайности изумительно, потому что мы первые из иностранцев пришли в залив сухим путем. На 6 день вечером мы услышали пушечные выстрелы; радость при этом была невыразима, каждый из нас вперился биноклем в главный вход гавани; сквозь туман виднелся корпус судна с его высокими мачтами и собранными парусами. То входил в гавань пароход «Америку», который и стал на якорь в Новгородской бухте. Мы тотчас же принялись наигрывать на рожке, но звуки его не были слышны с парохода. Всю ночь мы провели в тревожном состоянии. Рано утром снова послышались выстрелы с другого входящего корвета «Воевода», который, показавшись у входа, снова ушел в море. Это привело нас в отчаяние: мы полагали, что это уже не наши. Наконец, часа чрез три мы заметили вошедшую в бухту Экспедиции шлюпку, которая шла к нам. На ней были: архимандрит Аввакум, г. Романов и один из судовых офицер. Разменявшись приветствиями и успокоившись от натиска первых приятных ощущений, мы не много позакусили, выпили и отправились на пароход, на котором граф весьма любезно встретил нас. В тот же день команде была доставлена провизия. Всю ночь солдатики провели за кипящими котлами гороха, щей и каши; они вполне вознаграждали себя за претерпенный ими продолжительный пост. На другой день караван снялся и, обогнув бухту Экспедиции, разбил лагерь на внутреннем полуострове, против стоянки судов, у истока небольшой речки. Граф осматривал берега и окрестности залива так внимательно, как будто тут предполагал воздвигнуть целый город. Нет сомнения, что он восхищался заливом и его окрестностями, сулившими вместить в [197] себе значительные поселения, а гавань — притон для многочисленного флота. В это же время одним из офицеров был случайно найден в китайской фанзе кусок каменного угля. По тщательном увещании, китаец решился показать месторождение; оно находилось в NO углу бухты Экспедиции. Пласты угля лежат в промежутках глинистых пластов до 4-х ф. толщины.

В тот же день была отправлена шлюпка на поиски; привезенный уголь, по испытании, оказался не хуже хакодатского. В следующем году тут доставили пост и начали разработку каменного угля.

Когда пришли из Дуэ ожидаемые с запасом каменного угля суда, транспорты «Японец» и «Манчжур» и корветы «Боярин» и «Новик», тогда эскадра снялась с якоря и ушла в Японию. Начальник экспедиции отправился вместе с графом; а экспедиция разделилась на две части: хорунжий Доронитаров с топографом должен быть подняться на хребет, разделяющий море от реки Хун-Чуна, следовать гривою этого хребта, выйдти на р. Мурен и по ней спуститься на Усури; а другой отряд, под моим распоряжением, направился берегом моря до устья Суйфуна, поднялся по Суйфуну, с среднего течения этой реки перевалил на Лефу, и по этой последней спустился на Ханкай и в Усури до Хабаровки.

По уходе эскадры я пробыл в лагере двое суток и определил географическое положение новгородской гавани (Широта 42° 39' 40'',3, долгота 130° 53' 37'',5 от Гранича.): широту по зенитным расстояниям звезд, а долготу по расстояниям звезд от луны. В это время солдатики успели отдохнуть и подкрепить силы здоровою пищею; лошади также поправились. 27 июня мы весело снялись с бивуака, и еще веселее дотянулся отряд в обратный путь.

Пройдя Новгородскую гавань, мы перевалили через довольно высокий хребет, безлесный и с россыпью гранита, и пошли вблизи морского прибрежья, чрез вершины впадающих в него маленьких речек; прежний путь оставался влеве. Что касается до растительности, то как хребты, так и лощины, покрыты чрезвычайно густою жесткою травою и вьющеюся травяною зарослью; в лощинах речек — топкие черноземные места, а по увалам — редколесье тощего дуба и черной березы; прибрежные же сопки безлесны, с мелкою травой или с россыпью гранита. Сопки большею частью обрываются в море утесами и крутыми склонами. Во многих местах, невдалеке от берега, выступают различных величин и [198] форм скалистые острова; самое же прибрежье извилисто от множества вдавшихся в море мысов и бухт. Море не изменило своего характера: но прежнему стояли туман и сырость, осаждавшие но утрам сильную росу. Казалось, что для этой местности лета не существует, или оно наступает слишком поздно, когда у нас стоит уже осень. Китайцы терпеливо сжились с приморского природою и не ропщут на то, что их земледельческие труды скудно вознаграждаются. Проходя мимо пашень, я видел, что всходы пшеницы, риса и проса только что начинались, между тем как почва земли выказывала сильное плодородие, следовательно, только море одно могло быть помехою для земледелия. Обойдя прибрежный кряж при устье Монго-гея, мы вошли в конец «Амурского» залива. Залив этот в вершине своей вдался в материк узкою полосою и обнесен горами, посреди которых устье Суйфуна разливается притоками. Мы направились по правому берегу Суйфуна. Хребет этого берега прорезывается следующими речками: Амба-бира, Тудагу, Ельдагу, Сандугу, Сындугу, Удагу; долины их узки и болотисты; устья же за три версты до слияния с Суйфуном расходятся в топях, покрыты редколесьем дуба, липы и ореха; с углублением же в хребет чаща увеличивается. На устье Ельдагу мы нашли большую дорогу, выходящую из гор; она упиралась в небольшой залив, образовавшийся разлитием Суйфуна.

До этого места китайцы доходят вьюками и, имея тут лодки, отправляются к устью Суйфуна на промыслы. За устьем Удагу прибрежные хребты сблизились, началась нагорная долина, изменился и характер местности: раскинулись луга, на береговых скатах и в островах явились фруктовые деревья, а самый Суйфун потянулся вверх в крутых берегах, кое-где дробясь на небольшие протоки. Здесь, у входа в хребты, на правом берегу поместились В фанзы, занимающиеся земледелием. Как будто отсюда и начинаются роскошные поля и сады Суйфуна. Таким образом, долина Суйфуна, по выходе реки из теснин Сихата-алиня, расширилась, сделалась низменною, с болотами и топями. Верст за 50 от моря, Суйфун разбился сначала на две, а потом на три протоки; левая прижалась к хребту, а две другие разошлись по долине, образуя болота и озера. Течение проток решительно незаметно; они как будто составляют продолжение залива.

Печальна и бесплодна эта часть Суйфуна; на всем виднеется неотразимое влияние моря: невысокие горы лишены растительности; на них лишь кое-где засел невысокий дубняк и черно-березник: [199] на дне долины в болотах — камыш и сильная травяная заросли; это тог же лес: человек на копе исчезает в ней, но трава груба и негодна ни к чему. Переправясь у речки Фурдэхэ, в 60 вер. от моря, на левую сторону Суйфуна, мы прошли этим берегом вер. 20 до речки Чаги. Между устьями этих речек китайцы указали мне место бывшего укрепления «Фурдана», состоящее теперь из небольшого квадрата, обнесенного рвом и валом; кое-где внутри укрепления сохранились ямы с грудами камней, и больше ничего. Я искал надписей, но не нашел. У подножия горы видны следы пашень. На другой стороне Суйфуна, немного выше Фурдана, видны три таких же квадрата, обнесенные рвом и валом, с грудами камней внутри. Это был древний город Шульхэ. Чрез устье р. Чаги переходила большая скотопригонная дорога. Приняв ее за хунчунскую, мы последовали по ней. Речка Чага имела направление к югу и постепенно входила в горы; боковые речки выходили ущельями, лес становился гуще, кое-где высились крутые сопки, покрытые дремучим лесом, или же с россыпями плитняка, трахита и лавы. В этих горах мы встретили китайца, шедшего на Суйфун с тяжелою ношею на спине. Дорога оказалась не хунчунская, а вела к морю и в вершине Чаги разбивалась на тропинки, по которым странствуют искатели жень-шенья.

Хунчунская дорога перешла Суйфун десятью верстами выше устья Чачи и потянулась к северу обходя береговые горы этой речки. Китаец охотно взялся вывести нас на эту дорогу, и таким образом мы спустились обратно верст 8, перевалили хребет правого берега Чачи и вышли на хунчунскую дорогу; ее вернее назвать тропинкой, — она едва заметна в траве и часто местами совершенно исчезает. Путь по Чаге, однако ж, не был бесполезен, — он ознакомил с характером Сихата-алиня. Здесь этот хребет имеет свойство нагроможденного хребта, покрыт дремучим лесом, но далеко не тем, каким покрыт горный кряж за Суйфуном; здесь преобладает хвойная порода: кедр, ель, пихта, листвень и сосна; пробка, орех, ясень и другие лиственные деревья являлись изредка, и все таки в больших размерах. Лес был трудно проходим от густоты дерев и валежника. В этих дебрях только и могут гнездиться хищные звери, как напр. тигр, медведь и кабан, следы которых мы видели на каждом шагу, да жалкий искатель жень-шеня. Встреченный нами китаец был действительно таков, каким описывает искателя жень-шеня де-ла-Брюньер.

Сихата-алинь, через который дорога переваливает на Лефу, [200] представляет такое же сплошное нагорье, какое мы переходили, следуя к Посьэту; здесь только то отличие, что всюду раскинуто редколесье дуба, ореха, липы, ясеня, черешни и черной березы; узкие и глубокие пади, большею частью сухие, изрезывают хребет в различных направлениях. Воздух здесь чист и, не смотря на сильный жар, доходивший до + 28° Р., здесь, в тени ореховых и липовых рощ, дышится свободнее; туман и ветры моря не достигают в эти нагорные лощины, укрытые от моря высокогористыми вершинами Лефу. Мне казалось, что здесь жизнь приятнее, нежели в нагорных голых степях верхнего Суйфуна, где нет защиты от ветров и зноя. В двух местах, в чаще ясеневого и липового кустарников, мы нашли по две фанзы; китайцы тут живут как в саду и вполне довольны своею жизнью. Дорога, переходя из пади в над, незаметно выходит на Лефу, у выхода ее из гор Сихата, в которых Лефу идет в скалистой лощине; туда ушла дорога за жень-шенем, а хунчунская, перейдя Лефу, направилась вниз. У выхода дорот на Лефу, на обширной луговой поляне, обнесенной высокими горами, китайцы разместились в пяти местах значительными общинами. Завлекло ли их сюда плодородие почвы, или же тут есть преддверие к жень-шеню? Нет сомнения, что у них сосредоточиваются беглые китайцы и странники, из которых одни идут, в вершину Лефу, а другие на Даубиху. Нас они встретили очень негостеприимно, что совершенно соответствовало их неприятным физиономиям, так что мы не добились от них ни одного ответа, даже не впустили нас в фанзу, а настаивать я не хотел, боясь вооружить этих людей против русских. Перейдя Лефу, мы следовали дорогою вер. 8 до небольшой речки, по которой дорога потянулась на Даубиху.

Долина Лефу раскидывается широко во все стороны по отлогостям береговых возвышений, с сухими лугами и рощами. Она могла бы вместить огромные поселения. Речка вьется по этой долине, неся по каменистому и песчаному дну чистую прозрачную воду; местами дробится на протоки, образовавшие большие острова; и эти то острова представляют как бы искусственные сады; тут найдете: грушу, яблонь, дикий персик, роскошную тополь, акации, пробковое дерево, ясень, вяз, клен, черешню и др., перевитые тонким виноградом. Они не составляют чащу, но как будто насажены искусственною рукою садовника. Следя далее течение р. Лефу, долина ее все более расширяется; на западе она приподнята преддверием Сихата-алиня, отклонившегося основною гривою своей [201] к NW Верст за 60 до устья, Лефу прижалась к правому хребту; ее окаймляет узкая полоса болот и озер, между тем как налево расстилается высокая равнина, перерезанная с S на N едва заметным холмистым хребтом, отделяющим Лефу от такой же обширной равнины р. Мо, так что две равнины слились в одну; нет тут ни одного деревца. Изумила меня и эта степь своим широким раздольем; на ней свободно могли бы поместиться две из обширных губерний Европейской России.

И вот какой уголок достался в обладание России. Заключая собою пределы наши на востоке, этот край едва ли не есть лучший из многих мест нашего необъятного царства. Конечно, я говорю собственно о земле и молчу о климате, — об этом другой разговор. Нет сомнения, что вся страна, соседняя к морю, должна подчиниться и морскому влиянию, но все-таки в ней нет ничего сурового и дикого, только заметна маленькая несообразность с географическим положением мест. По широте (Новгородский рейд имеет широту 42° 39' 43'',6, устье Суйфуна 43° 18',0.) эти места близки к Кутаису, Дербенту, Марселю, Тулону, Ницце, Флоренции, Ливорно и другим, но в сравнении с ними и с южной Манчжурией эта страна дика и сурова и служит ссылкою китайцев; неприветлив только берег Японского моря — предгорие берегового хребта; тут насыщенный парами воздух и испарения кое-где залегающих но прибрежью вонючих гнилых болот (запах сернистого водорода) производят тощую растительность, и воздух этот тяжел для жизни китайца. Только одна неумолимая кара могла загнать его сюда на жительство. В немногих местах но прибрежью поселились изгнанники китайцы, занимаясь в заливах ловлею рыб и трепангов. Земледелие и огородничество весьма скудны. Но с удалением от моря субтропическая природа берет верх, и органическая и растительная жизнь развивается с большою силою; взгляните на посевы китайцев, за исключением морского прибрежья, и убедитесь в благодатном свойстве земли а климата. Я часто проводил параллель между местами северной части Забайкалья, в которых я странствовал, и этими, — те места дикие, суровые, пустынные, обильные только тундрами и горами, где вся растительность ограничивается только мхами, бедною лиственью, тощею березой, да худой сосной; даже самые горы хотя и живописны, но дики и бесплодны; словом, те места неоживлены живым существом, способны только к бродячей жизни бедного инородца-кочевщика. А здесь так и манит взяться за плуг и за косу, зовет к мирной и довольной жизни плантатора. [202]

Верст за 50 до слияния с озером, Лефу все более и более делается недоступною для прохода, — явились озера, болота и топи; речка разбилась на две протоки: правая ушла на окраину степи к подошве хребта, — ее направление обозначилось высокими кустами тальника и акаций: левая же протока вошла в залив Ханкая в виде озерного канала; близ самого озера она образовала глубокое болото, соединяющееся с Ханкаем небольшим ручьем. На устье Лефу, среди болота, выдвинулась высокая гора, на протяжении вдоль берега версты на три, покрытая лесом и луговыми лощинами, — сторона горы, обращенная к Ханкаю, обрывается крутыми мысами. Гора эта не осталась пустынною, — три беглые китайца, вероятно уже слишком преследуемые законом, поселились в ней фанзою; они завербовали себе двух голдиянок, водворились и живут припеваючи, дружески имея все общим. Болото, сливающееся с озером, поросло высоким камышом, в котором безопасно скрываются табуны уток, гусей, лебедей и чаек. Обойдя болото, отряд потянулся берегом Ханкая. Невысокий холмистый хребет, разделяющий Лефу от Мо, еще верст за 30 от Ханкая сгладился, и степная долина обеих речек слилась в одну. Степь р. Мо выходит сверху широкою падью, безлесною, с крепким черноземным грунтом, устланным невысокою тучною травою и полевыми цветами, между которыми преобладает засевший большими площадями ландыш, а потом красные, желтые и белые лилии, рододендрон и пионы. На востоке степь окаймляется невысоким безлесным хребтом, вдавшимся в озеро мысами; за хребтом такая же степь р. Сианхэ, заканчивающаяся горами Усачи.

19 числа отряд мой достиг до поста Турий рог. Флаг развевался на берегу и начальник поста, унтер-офицер, отрапортовал мне, что «на Турьем посту Его Императорского Величества все обстоит благополучно!»

Пост состоял из 4-х человек. В продолжение лета они выстроили избу, баню и амбар. Солдатики рассказывали, что во время стройки китайцы, в числе 30 челов., вооруженные, приезжали на пост; сначала они много кричали, показывали на устье Лефу и, поворотив солдата в ту сторону, объясняли, что там, на устье Лефу, должна быть наша граница, а эта земля их, в знак чего они брали горсть земли и клали ее за пазуху. Солдаты, не отрываясь от дела, твердили свое «про то начальство знает»; сколько ни горячились китайцы, однако ж удалились, а потом только изредка понаведывались об успехе построек солдатиков, которые, между тем, успели ознакомиться с китайцами, и завели торговлю. [203]

Озеро по прежнему бушевало, ветер неистово рвал волны и береговые деревья. Было новолуние, и непогода свирепствовала дней пять со всею силою бурного Японского моря. С нарождением луны, NW ветер угнал дождь и туман на море, погода выяснилась, но озеро не умолкало, — таким мы и оставили его; но я успел, впрочем, дождаться благоприятного времени для вторичного определения широты и долготы поста.

Бросим теперь беглый взгляд на хребты. Главный хребет «Сихата-алинь» от устья Амура тянется по прибрежью, обходит вершины Усури и Лефу, поворачивает на NW и уходит в вершину Суйфуна к истокам рр. Сунгари и Тумень-улы, где и сливается с другим горным массивом «Шан-алинь». Направляясь вверх по Суйфуну, он пригнул верхнее течение Лефу к SO. В направлении его от устья Амура до вершин Суйфуна он отделил три ветви: первая из вершин Лефу идет на N, разделяя сначала Лефу от Даубихи, а далее — Ханкай и Сунгачань от Усури, — вторая, от устья р. Фурдана, принуждающая Суйфун из SO направления идти прямо на юг, спускается к морю, составляя значительный горный кряж и гористое прибрежье моря; третий кряж выделяется в вершине Суйфуна. Он обогнул главную его ветвь, р. Шуфань, и потянулся вдоль берега Японского моря, разделяя воды Хун-чуна от морских речек, к устью Тумень-улы, составив собою крайний восточный уступ азиатского нагорья. Здесь, где засело девственное воцзи, — он составляет нагроможденный хребет. От устья р. Монго-гея до гавани Брюса, на расстоянии 80 в., главная грива хребта держится в отдалении от моря. Спустившись у гавани Брюсса, он составил высокие, совершенно обнаженные крутые горы прибрежья, образуя частые заливы, или значительно вдался в море, как напр. мыс Гамов и высокие частые острова этого моря. Скалистое прибрежье местами разрывается узкими лощинами болотистых речек. Путешественникам с моря представляются высоко-гористое обнаженное прибрежье, голые скалы и скалистые частые острова, действительно имеющие негостеприимный вид и кажущиеся недоступными. Но на суше, за горами, тотчас же скрывающими море, в лощинах гор есть приветливые плодоносные места. Далее, во внутрь хребта, в глубине воцзи — отечество знаменитого жень-шеня и травы, ула, которая очень мягка и, по свойству своему сообщать теплоту, употребляется китайцами для обуви. В вершинах Лефу, Сихота-алинь представляет такой же нагроможденный хребет, заросший глухим могучим лесом; между тем как, отделяя верхнее [204] течение Суйфуна от нижнего течения Лефу и Ханкайской долины, он составляет сплошное нагорье. На степном нагорье, между Ханкаем и Суйфуном, встречаются гранитные холмы, а горные берега Суйфуна, за 50 в. до его устья, состоят из пузыристого диорита; в южном же течении Суйфуна в береговых обнажениях выступают пласты из твердого песчаника с признаками каменного угля. Во всех других местах, где только удалось видеть главную гриву Сихота-алина и его отроги, выказываются следы огненного происхождения. Так, преобладающею горнокаменною породой остаются: порфир, беловатый гранит, сиенито-гранит и базальтовая лава. Они попадаются выступами в холмах, видны в обнажениях речек горизонтально наслоенными пластами. В окрестностях залива Посьета глинистые породы остаются преобладающими; они на северной стороне залива переходят в гранит, а на южной заметно метаморфическое действие кремнезема, во многих местах изменяющего глинистую породу в кремнистую, или же в конгломерат, с прожилками беловатого кремнезема. На других сторонах Новгородской бухты развит известняк, который местами принимает вид чистого белого мрамора. От залива Посьета до устья Суйфуна в береговых обнажениях большею частию виден крупнозернистый гранит и твердые глинистые породы.

Астрономически пункты, определенные на пограничной черте.

В дополнение этих пунктов можно присоединить из достоверных источников сведения об определениях, сделанных нашими морскими офицерами, астрономом ученой сибирской экспедиции Рашковым и англичанами по берегу Японского моря. [205]

Пункты, определенные иезуитами.

А. Усольцев.

Текст воспроизведен по изданию: Заханкайский край приморской области Восточной Сибири // Морской сборник, № 12. 1864

© текст - Усольцев А. 1864
© сетевая версия - Тhietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Морской сборник. 1864