ОЧЕРКИ КИТАЯ

Очерки Современного Китая. Г. Венюкова.

(Окончание. См. Русск. Вест. № 1)

IV. Иноземцы в Китае.

Во главе Очерков Современного Китая посвященной Европейцам в Китае, автор на основании шанхайского и гон-конгского альманахов, не заслуживающих впрочем доверия, определяет приблизительную цифру всего населения иноземцев в Китае около 6.100 человек, и разделив их на классы, дает характеристику каждого в отдельности. Относительно достоверности изложенного, автор ссылается на местные книги, журналы и местных жителей сообщивших ему данные. Некоторые события, замечает он, происходили даже у него на глазах.

Какими же красками рисует он иноземцев? Мы постараемся говорить словами автора, хотя и короче.

Самый многолюдный класс иноземцев, разночинцев (37%), автор называет чернью. В его составе, матросов [451] он признает вообще грубыми и буянами; а всех остальных называет отъявленными chevaliers d’industrie целого света, ворами и даже разбойниками. Это сословие немножко сродни и торговцам. Так, благодаря контрабандным услугам Тайпинам, из его среды один кузнец сделался владетелем дока и почетным горожанином. Один беглый боцман, из отчаяннейшего положения вышел чуть ли не в секретари какого-то консульства и в associe значительной торговой фирмы.

Второй по многочисленности класс — торговцы с их прикащиками (36 %). Они по большей части знакомы только с арифметикой и бухгалтерией; в конторах заняты почти целый день, а после в биллиардных и в публичных домах, и конечно едва ли имеют право называться цивилизаторами. Их влияние на Китайцев выражается коммерческою эксплуатацией, ввозом опиума и коммерческим обманом. Прикащики еще повинны гражданскими браками с китаянками, которых бросают когда родятся дети. Для лучшей характеристики этого разряда, автор приводит три примера:

Богач Д., известный своею азиатскою роскошью и распутством, рассчитал своих кредиторов по 12 за 100 и разорил сотни несчастных. Но едва рассчитался, как вновь открыл торговый дом, чему сочувствовали остальные тузы.

Один esprit fort особенно замечателен. Он два раза был банкротом, убегая в Европу и в Америку; но за всем тем, его снова помещали в коммерческие конторы, ради его опытности в торговле. Он почетный консул и украшен орденом; насмешники произвели его в charge es affaires.

Некто У. долгое время управлял значительным торговым домом и пароходною компанией. Но когда увидел что пароходы стали уже негодны, то, ликвидировав свои личные дела, с почетом уехал в Америку. Только тогда компания заметила западню, но уже поздно, и она обанкрутилась.

Таким образом, заключает автор, значительная часть обеих названных групп в благоустроенном государстве сидели бы по тюрьмам и рабочим домом.

Класс занимающихся разными профессиями (10 _1/2 %) сравнительно весьма полезный; по крайней мере не даром [452] зарабатывающий хорошие деньги. Но и его состав в своем роде «оборыши»: медики без дипломов; инженеры везде уволенные от службы; механики не находящие себе мест в Европе. Китайцы от них выигрывают разве только то что получают случаи знакомиться у себя дома с европейскою наукой и ее приложениями.

Класс служащих по найму у китайского правительства (1 _1/2 %), как-то: военные инструкторы, техники и прочие специалисты, по большей части недобросовестные эксплуататоры, хотя и приносящие пользу.

Что касается до таможенных чиновников (слишком 4 _1/2 %), с огромными окладами водворяющих честность, то они добросовестностию не отличаются, будучи по происхождению и по образованию не выше прикащиков; с китайскими сослуживцами не сближаются.

Класс членов дипломатических миссий и консульств (2 _1/4 %) по профессии своей стоит вне Китая; его влияние, иногда очень могущественное, направлено не за Китай, а против него. Как характеристические случаи деятельности этого высшего по цивилизации сословия иноземцев, автор представляет три эпизода.

Некто консул А., благотворительною подпиской собрав в пользу одной вдовы капиталец, сам женился на ней; а пустив капиталец в оборот, нажил большой капитал. Все хвалили его за умный поступок. Но в последствии он уронил себя, подписав невыгодный торговый договор.

Другой бывший консул, а потом и выше, был вызвав назад за торгашество.

Третий публично попался в торговле людьми.

Наконец, автор указывает на класс миссионеров (8 _1/2 %). Протестантские миссионеры по большей части люди достойные, но влияние их на Китайцев ничтожное. Католиков автор изображает адептами римского ханжества, властолюбия и корыстолюбия.

Так изображает автор живущих в Китае иноземцев. Где же в этом интересном очерке указание на ту могущественную внутреннюю силу благодаря которой живущие в Китае иноземцы, как нам повестили прежние главы тех же Очерков, уже сдвигают с места сорокавековую самостоятельность Китая, с ее закоснелыми предрассудками, могущественным влиянием которой «ветхое [453] старокитайское традиционное знамя рвется все больше и больше»? Во всей главе мы не нашли ничего достойного панегирика иноземной расе. Мало того. С неожиданным удивлением мы встретились тут с изображением совершенно противоположного свойства. Вместо похвального слова просветителям Китайцев автор изобразил живущих в Китае иноземцев, почти сплошь, в чертах самых темных и непривлекательных.

Правда, автор предупреждал читателя что, в предлагаемой главе, он будет говорить не о выдающейся, существенной стороне влияния иноземцев на судьбу Китая, а о других сторонах их влияния. Но такое предупреждение нисколько нас не удовлетворяет. Вникая в черты какими автор характеризует иноземцев в Китае, по своей разносторонности обнимающие собою мораль и быт всего тамошнего общества иноземцев, в общем и в частностях, нельзя не видеть что автор изображает не полуэскизы, а полноту картины.

Какими же наконец, спросит читатель, таинственными орудиями, должно быть скрываемыми автором, это жалкое стадо иноземцев перевоспитывает Китайцев, раздирая ветхое знамя китайской народности?

Каждый, кто хотя поверхностно пробежал написанное в наших очерках, видел что мы старались дать себе отчет насколько точны воззрения автора Очерков Современного Китая на влияние Запада на судьбу Китая. Почти во всем расходясь с его взглядами, главнейшим образом мы ссылались на бессилие горсти иноземццев поколебать самостоятельность этой страны. В рассматриваемой главе автор, повидимому, сам подает нам руку согласия, подтверждая то же самое, и мало того, изображая иноземцев в Китае не только бессильными, как и мы заключали, но и неспособными к столь высокой миссии как перевоспитание Китайцев, и даже недостойными названия цивилизованных.

Следуя принятому нами порядку, не ограничимся впрочем указанием и разбором сказанного автором Очерков, но ознакомим читателей с положением иноземцев в Китае и по собственному воззрению, сгруппировав наблюдения в Китае собранные в течение без малого тридцати лет.

Притягательны, звучны слова: крайний Восток, Китай, [454] Япония; но не легко там живется иноземцам. Китай не может привлечь к себе иноземца ради far niente, из любви к прогулкам, для того чтобы пожить без дела. Это не Париж, не Италия. Одно из важнейших там неудобств представляет климат, особенно в береговых частях, в портах. Он замечателен неумеренностью летнего зноя, и пронзительностию ветров, особенно зимой, продолжающихся безостановочно иногда несколько дней. Чрезмерная сухость в воздухе, за исключением лета, и прелость летом легко пораждают лихорадки, диссентерию, невралгию, ревматизмы. Летние солнечные удары легко доводят до сумашествия. Кроме таких врагов благополучия, с первого же шага иноземца на берег, Китай заявляет ему негостеприимство и в других формах: в говоре Китайца, ему непонятного, в чрезмерной дороговизне, весьма чувствительной даже для приехавшего из Петербурга иди из Лондона, в отсутствии условий комфорта, необходимых, как и пища, для образованного человека, каковы например, чтение вчерашних новостей всего света, музыка, театр. Почти везде в Китае нет и пищи для желудка, которая была бы хорошо изготовлена. Поосмотревшись, иноземец встречается и с другими неудобствами. Прежде всего являются невзгоды и заботы устроиться своей квартирой, благодаря тому что дома строятся слишком плохо. Для иноземцев в местных портах строят дома обыкновенно Китайцы, но не по-китайски, а по образцам иноземным, от того и выходит нечто среднее, ни пава ни ворона. За немногими исключениями, в таких квартирах сквозь окна и даже сквозь стены ветер проходит будто чрез решето; камины не греют и дымятся; разбухшие двери и рамы не затворяются плотно; чрез крышу и потолок просачивается в комнату дождевая вода; в подпольях прыгают хорьки, крысы, мыши; в сырых углах засиживаются змеи, для ванной нет водопровода; бани нет; все принадлежности мебели и хозяйства надобно выписывать из Европы или из Америки, или же купить на месте в тридорога. Потом иноземец начинает томиться скукой по дальней родине, долгою разлукой со всем что его привязывало с детства. Он отягощается множеством неудобств и трудностью свыкаться с новыми требованиями всей житейской обстановки в Китае. Приходится ему глотать [455] огорчение задетого самолюбия, видя что все окружающие его Китайцы, начиная с прислуги, лгут и обкрадывают его. Страдает чувство его достоинства, видя что все Китайцы, не привязанные интересами к его карману, смеются над ним в глаза; даже нищие смотрят на него с таким же отвращением как бывало наши уличные дети посматривали на проходящих Евреев с их пейсами. Потом, уже несколько усевшись, иноземец убеждается что ему и нездорово и неловко оставаться в столь негостеприимной трущобе; что язык, обычаи, отношения к Китайцам даются ему чрезмерно туго. Он сам не свой, не умея для дела сделать шага без того чтобы не обратиться за помощью к Китайцу, нужно ли что сказать, сбегать за покупками и т. п. А для подобных услуг, иноземец по необходимости обзаводится ментором во образе слуги, компрадора или гида, которые всегда как коршуны стерегут свою добычу, не давая жертве двинуться без магарыча. Если иноземец семейный, то тягость его положения становится еще более чувствительной, при виде что жена и дети его вздыхают и за себя самих и за него; видя что и хозяйство его вполне зависит не от хозяйки, ничего не понимающей в Китае, а от произвола окружающих Китайцев. Ни необходимых развлечений нет для семейства, ни возможности дать хотя бы первоначальное воспитание детям, умирающим к тому же от климата во множестве, ни надежды сделать материальные сбережения на черный день. Сколько бы он ни выручал денег, они не залежатся у него; благодаря бесчисленным уловкам Китайцев, благодаря всей обстановке в обществе иноземцев, в которой он обязан вращаться, и при дороговизне в китайских портах, возрастающей с каждым годом, годовые балансы обыкновенно сводятся к нулю или к цифрам долгов. Многие с долгами возвращаются на родину. Такое положение, стесненное, пришибенное, отчужденное, часто приводит иноземца в состояние ненормальное, то к какой-то бессмысленной апатии ко всему его окружающему, то к самым неопределенным, безотчетным моральным возбуждениям, что и заставляет его или без оглядки бежать вон из Китая, или же влезать окончательно в ту кабалу которая называется жизнью иноземца в Китае, с Китайцами и в обществе закабаленных иноземцев. [456]

В таком положении пред глазами нашими пропало не мало прекрасных людей. Между десятками примеров, мы не забудем следующего эпизода.

Один джентльмен, в одной из блистательных столиц, точно высиживая свои часы за бухгалтерским бюро, скромно содержал себя и свою мать, которая, не зная горя, только и жила любовью к сыну. Нежданно он получил приглашение ехать на службу в Китай. Соблазнившись хорошим жалованьем, которое по прошествии пяти лет должно было достигнуть до десяти тысяч рублей в год, он решился принять предложение. Его мать узнала по справкам что для иноземца жизнь в Китае хуже дурной мачихи; но, видя желание сына обеспечить свою будущность и зная что его убеждения тверды, она благословила его. Приехав в Китай, поставленный в борьбу с новым положением, он не замедлил вспомнить родной уголок. Вскоре же, он отдал не легкую дань климату. живя почти на всем готовом содержании, сперва он находил особое утешение отсылать домой большую часть своего жалованья. Но так продолжалось не долго. Со второго же года юноша стал не тот. Попрежнему усердствуя к обязательным занятиям, по службе, он, однакожь, стад искать развлечения вне службы. Книги валились из его рук. Его влекло к кругу товарищей, уже завязнувших в местном круговороте. Деньги стали ему казаться дешевле прежнего; сбережения стали сокращаться; искал и находил предлоги оставлять свою мать без помощи. Он не раз сознавался нам что бывали минуты когда опомнясь, оглядев свое положение, он смеялся над воздушными замками своей будущности и решился, бросив все, с первым пароходом умчаться на родину. Мы охотно поддерживали в нем такое намерение. Но, уже обуявшая его кабала, апатия, вкравшееся пристрастие к чувственным возбуждениям, заглушали благородные чувства; он пугался что на родине будет потерянным, чужим, без средств, в тягость другим. В такой постоянной борьбе самых противоположных влечений, продолжавшейся семь лет, прежний красавец, энергический юноша преобразился в тощего, преждевременного старца, избалованного излишествами, потерявшего понятие о ценности денег и, повидимому, не вполне разборчивого на средства, со всеми задатками к [457] худшему. А осиротелая мать его, приютившись в богадельне, радуется в те редкие часы когда получит посылку чая да письмо от сына, не зная что оно наполнено ложью.

Представив один из выдающихся эпизодов, мы просом впрочем не делать из него заключения что подобному роковому превращению подвергается в Китае каждый иноземец. Нет, исключений бывает много. Точно также не станем утверждать что очерченное нами негостеприимство Китая непременно испытывается каждым иноземцем, со всеми тягостями и последствиями. Нет и в этом отношении бывают более или менее счастливые исключения. Такие счастливые личности, пройдя в Китае более или менее длинный путь жизни, всегда обросший не розами, а колючим шиповником, уже настолько свыкаются со своим изолированным положением что их не трогает даже и климат. На них поистине можно смотреть как на вышедших чудесно целыми из пламени горьких испытаний и лишений. Но, завидуя им, было бы жестоко осуждать строго тех которые попали во все невыгодные условия губительной жизни в Китае.

Всю группу до семи тысяч иноземцев привлеченных в Китай можно подразделить на три разряда: надеющихся вскоре оттуда перешагнуть на лучшую землю вне крайнего Востока: к ним должно отнести всех принадлежащих к дипломатическим миссиям и к консульствам; обязанных жить там как миссионеры; и ищущих скорой наживы, к каким принадлежат почти без исключений все остальные.

Положение членов дипломатических миссий и консульств можно назвать привилегированным. Но было бы очень ошибочно заключать что их путь без колючих шиповников. Более или менее и они находятся под гнетом китайского негостеприимства. Мы не знавали ни одного из них который бы не засматривался вперед, в те «обетованные» дни когда он может расстаться с Китаем. Между многими следующий случай может дать близкое понятие насколько они дорожат тем чтоб их служба в Китае не упрочивалась. Правительство одной из великих держав увидело большие неудобства в том что его консулы, не зная Китая и его языка, обыкновенно полагаются в своих делах на своих переводчиков, большею частию не [458] соотечественников, а Китайцев. Оттого оно предложило дополнительные оклады, около двух тысяч рублей, тем кто знаком с китайским языком или сериозно займется им. И что же? Из всей корпорации только трое заявили претензию на такое вознаграждение. А остальные видели опасность, учась по-китайски, зарекомендовать себя способными и полезными к продолжительной службе в Китае, в стране кабалы, как отозвались они. Еще более их опасаются за себя специалисты в знании Китая и его языка, на которых обыкновенно смотрят как на чернорабочих полезных для дела в Китае и вместе с тем как на людей которых некуда девать в своем отечестве. В этом одна из причин почему много агентов, будучи отличными синологами, не решаются напечатать о Китае ни одной строки.

Очерки Современного Китая говорят о миссионерах протестантах и католиках, но не упоминают о православных. Правда, состав нашей духовной миссии очень не велик, но кто знает тесный круг ее благочестивой деятельности, тот согласится что она вполне удовлетворяет своему назначению. Деятельность ее четырех пастырей состоит в назидании словом Божиим потомков наших соотечественников из Албазина, к которым в разное время присоединилось более сотни семейств из природных Китайцев и Манчжуров, действительно искавших духовного утешения в лоне нашей церкви. Наши пастыри дают также духовную пищу нашим соотечественникам, в числе более восьмидесяти человек, живущим в Пекине, в Калгане и в некоторых открытых портах, и тоже нашим морякам на стоящих в портах военных судах Для богослужения мы имеем два храма в Пекине и один на пути между Пекином и Тяньцзином, в деревне Дун-дин-наль, издавна населенной православными природными Китайцами. Ныне еще воздвигается церковь в порте Ханькоу, куда, как слышно, будет из России приглашен пятый пастырь. Наши пастыри не ходят на облаву за Китайцами для привлечения лицемерно окрещающихся. Вместо того, они усердно воспитывают свою небольшую паству в правилах веры православной. В истекающее пятидесятилетие непрерывный ряд замечательных начальников нашей духовной миссии в Пекине, известных в ученом мире своим образованием и глубоким изучением Китая и его языка, при [459] сотрудничестве остальных членов миссии, своими трудами составили очень ценное собрание на китайском языке наших священных и богослужебных книг, по своей отчетливости в переводах не оставляющих желать ничего лучшего. Известно что протестантские и католические миссионеры уже давно прельстились таким редким собранием книг, часто заимствуя из них длинные выписки для своих изданий.

Живущие в Китае протестантские миссионеры, иногда соединяющие в себе с обязанностями проповедников тоже и обязанности безмездных медиков и аптекарей собственно для бедных Китайцев, по своей безупречной благочестивой обстановке и по образованию своему вполне могут быть приравнены к нашим миссионерам, резко отличаясь впрочем тем что каждый из них имеет свое семейство. Некоторые из них, однакожь в числе очень ограниченном, в последнее время получили известность как переводчики на китайский язык ученых руководств, о чем мы у же говорили выше.

Мы говорили также о характере католической пропаганды в Китае, но к католическим миссионерам не допустим себя отнестись со столь тяжкими упреками как автор Очерков Современного Китая. Справедливо ли осуждать без разбора каждого католического патера за тот общий характер которым к несчастию отличается в Китае католическая пропаганда? Смотря на католических миссионеров, невольно приходит на память мудрое изречение апостола Павла: в человеке два человека. Будем к ним справедливы; вспомним что в рядах их есть весьма много людей благочестивых, благонамеренных, просвещенных.

Все миссионеры в Китае, находясь в положении более отчужденном чем остальные там иноземцы и в положении безотрадном, при неизвестности когда им придется снова увидеть свою родину, страдают еще от скудости содержания. Впрочем в этом отношении лучше других поставлены протестанты и стесненнее всех наши миссионеры.

Наиболее независимым положением между иноземцами в Китае пользуются имеющие какую-либо специальную [460] профессию: журналисты, вполне безупречные в исполнении пред публикой своих обязательств; содержатели типографий, щеголяющие своими изданиями; архитекторы, украсившие особенно Шанхай постройками; инженеры, построившие в портах мосты, доки, и пр.; механики, столь необходимые особенно для паровой флотилии; шкипера для всей каботажной флотилии; медики с успехом борющиеся с невзгодами для иноземцев климата в Китае; аптекари, на которых никогда не было слышно жалоб в неведении и в небрежности; музыканты, впрочем в числе весьма ограниченном; настройщики музыкальных инструментов, фотографы и прочие. Это все такие полезные деятели без которых здесь не мыслим комфорт у себя в доме и в общественном быту. Они хоть сколько-нибудь украшают жизнь иноземцев в Китае.

Так смотрит на это сословие каждый иноземец в Китае. А само сословие, находясь в Китае ради денег, вознаграждает невыгодные стороны своего положения львиными пошлинами со своих пациентов. Мы не знаем там солидного журнала для иноземцев годовая подписная цена которого была бы ниже двенадцати долларов. Гонорарий архитекторов столь высок что, за исключением Шанхая, в остальных портах почти все постройки для иноземцев возлагаются на искусство китайских подрядчиков. Услуги инженеров и механиков, при всех общественных сооружениях, обходятся очень дорого. Медики за свои визиты обыкновенно каждый раз берут от пяти до десяти лан серебра (12 _1/3 до 25 рублей). Аптекарские рецепты обходятся вчетверо, впятеро дороже чем у нас. Настройщики, живя только в Шанхае, за каждую настройку рояля обыкновенно берут до двух лан (5 рублей); а в экскурсиях своих по портам и в Пекине, за такую же услугу берут по десяти и по пятнадцати лан (от 25 до 37 _1/2 руб.). Мы не знаем во что обходятся уроки музыки, но не ошибемся много, предположив вдесятеро дороже нашего. За дюжину фотографических карточек обыкновенно берут от 10 до 15 долларов. Замечательно что между деятелями сего сословия в Китае нет содержателей пансионов, учителей и учительниц, гувернеров и гувернанток. Отсутствие первых четырех разрядов объясняется тем обстоятельством что [461] по обычаям очень подвижных наций, Англичан и Северо-Американцев, в семействах иноземцев в Китае обыкновенно очень редко остаются дети старше восьми, девяти лет. В таком возрасте отвозят детей в отечество для воспитания. Чтобы расстаться с детьми, родители стесняются мало. Так, если они не могут лично проводить своих малюток в столь дальний путь, то пользуются оказиями, или же просто сдают кому-либо из служащих на почтовых пароходах. Что же касается до гувернанток, то хотя в них и случается настоятельная нужда, особенно при дочерях, и их иногда привозят или выписывают в Китай; но, можно сказать без исключений, они не долго остаются у своих патронес. При значительном недостатке в Китае в женском персонале иноземцев, каждая гувернантка, хотя бы и пожилая и непривлекательной наружности, обыкновенно без труда находит мужа.

Видное место в рассматриваемом классе занимают служащие у китайского правительства по найму, для технических работ и для обучения войска. Если военные инструкторы плохо успевают в передаче нашего военного ученья и дисциплины китайским солдатам, то такой неуспех происходит собственно от натуры Китайца, которого слишком трудно вразумить и переломить на наш лад. Что же касается до того обстоятельства что состоящие при арсеналах и при других китайских учреждениях техника для казенных работ выписывают большую часть материалов из Европы и из Америки, то это в большей части случаев представляется необходимостию, за невозможностью, по неразвитости в стране технической организации, добыть годные материалы у себя дома. И мы, Русские, для наших технических сооружений, многое выписываем из-за границы. Если же обратить внимание что для службы у Китайцев техники и инструкторы бросают свои занятия на родине, подвергаясь всем невзгодам китайского негостеприимства, и своими занятиями оказывают Китайцам огромные услуги, по обучению и вооружению войска и созданной ими паровой флотилии, то конечно можно согласиться что они вполне заслуживают получаемых огромных окладов. Впрочем в последние года в этом сословии стало являться много конкуррентов, чем Китайцы и пользуются для сокращения платы. Прибавим что все эти [462] труженики редко вывозят из Китая запасы на черный день. Мы не забудем нашего почтенного соотечественника, инженера Б., который после шести лет службы у Китайцев, получив солнечный удар с тяжкими от него последствиями, возвратился в Россию ни с чем.

Автором Очерков Современного Китая не поглажены до головке иноземцы служащие по найму в китайских морских таможнях. Хотя в главе о составе населения Катая, и говорит он что «теперь, сидя посреди европейский сотрудников по таможням, Китайцы не берут взяток», однако в разбираемом нами отделе о тех же самых европейских сотрудниках замечает, и справедливо, что они не сближаются с Китайцами-сослуживцами, и спрашивает: «и делаются ли китайские чиновники от соприкосновения с Европейцами честнее? это еще вопрос; и сделаются ли когда? тоже вопрос». Чуть ли не все цивилизаторское влияние этого класса иноземцев на Китайцев автор сводит к размножению в Китае незаконных детей. Такой оттенок иронии вероятно вынудил автора забыть о другой, более полезной стороне влияния, благодаря которой Китайцы успешно усвоивают европейские приемы в сфере государственной экономии. Благодаря европейскому элементу в таможнях китайское правительство успело ввести английские таможенные обрядности, вместо прежних своих. Такой новый порядок увеличил по морской торговле сборы в огромной прогрессии, и китайское правительство поставлено в возможность, не прибегая ни к новым налогам, ни к займам, бросать большие миллионы на вооружения страны.

Мы не вполне отчетливо понимаем что желал выразить автор, указывая что это сословие по происхождению своему преимущественно из купеческих прикащиков. Дурно ли это или хорошо? По нашему мнению, это хороший выбор. Точно также мы не соглашаемся с автором в низком будто бы уровне образования этого сословия, когда, благодаря щедрым окладам, в китайских таможнях служат много молодых людей окончивших курс в высших специальных учебных заведениях. Есть и из Петербургского Коммерческого Училища.

Торговое сословие иноземцев представляет собою в Китае муравейник, который, находясь в беспрерывном движении, неустанно складывает у себя добычу. [463] Собственно ради этого муравейника, с толикими дипломатическими усилиями и военными издержками написаны все трактаты с Китаем. Торговля есть могущественнейший магнит привлекающий в Китай. Торговое сословие стоит впереди всех между иноземцами. Только его звонкий голос слышен в аккордах периодических иноземных изданий в Китае, только его чувства и настроения, радости и печали, отражается на остальных иноземцах, в их общем благополучии ила невзгодах.

Из Очерков Современного Китая мы узнаем только что торговое сословие иноземцев знакомо не более как с коммерческою арифметикой; подолгу просиживает в конторах, а потом кутит. Какою же невидимою силой подобная масса деятелей ежегодно ворочает оборотами почти трехсот миллионов рублей? Повидимому в качестве характеристического свидетельства невысокого уровня здешнего торгового сословия автор приводит три факта, за достоверность которых ручается.

Под буквой Д. автор конечно разумеет фирму Дента и К°. По значению своему она известна в Китае со времен первой англо-французской бомбардировки Кантона. При многообъемлющей коммерческой деятельности во всех открытых портах в Китае, при своем сильном влиянии во всех торговых и промышленных предприятиях иноземцев, и при своем влиянии на курсы и на фрахты, установлявшиеся в его диктаторских конторах в Китае, своим гигантским банкротством, в начале 1860 годов, эта фирма произвела потрясающее действие на всю внешнюю торговлю в стране, и разорила очень многих иноземцев и Китайцев, вверявших ее банкам свои сбережения и ее складам свои товары.

Под именем «esprit fort», Очерки Современного Китая вероятно рисуют одного из лучших коммерсантов в Китае, по своему уму и образованию стоящему впереди многих. Но расстройство его коммерческих дел, дважды повторявшееся, не было банкротствами. Они разорили только его самого, без обиды кому-либо постороннему. А факт что и без капитала он был приглашен вступить в компанию значительной фирмы, говорит в его пользу.

Рассказ про лицо отмеченное буквою У, как эпизод не редкий в коммерческом быту всего света, мы можем оставить без внимания. [464]

Но будет ли логично из таких частных случаев заключать что все торгующие в Китае иноземцы суть эксплуататоры, обманщики, отравители опиумом?

Торговое сословие хотя и служит в Китае своему кумиру, выражающемуся в двух словах «make money», ради чего оно рабски подчиняет себя всем лишениям в негостеприимном Китае, и очень усидчиво трудится в своих бюро, но в большинстве случаев, результат его усилий обнаруживает то явление, что после более или менее продолжительного томления в Китае, исписав целые тоны бухгалтерских книг миллионами долларов кредита и дебета, приняв и отпустив из своих складов миллиарды аршин и пудов товара, преобладающее большинство его членов возвращается в свое отечество без здоровья, без надежд, без пригретого пристанища и без крупиц от своего кумира, а многие не видят и отечества своего, оставив свои кости в Китае. В подтверждение того обстоятельства сколь неувлекательны надежды для наживы денег в Китае, и сколь не сладко жить там, может послужить широкий факт что несмотря на колоссальность иноземных капиталов, ворочающих оборотами всей внешней торговли в Китае, сами капиталисты, за исключениями весьма редкими, не живут в этой стране, поручая из столиц Европы и Северной Америки весь неблагодарный труд своим коммиссионерам. Их коммиссионеры собственно и составляют массу местных иноземных торговцев. И только более или менее высокими премиями за коммиссию поддерживается их энергия не покидать негостеприимной страны, где они проживают и свои прибыли.

Остается еще сказать об иноземцах-разночинцах в Китае, подразделяя это сословие на два отдела: на разночинцев полезных для общества и на разночинцев вредных для него.

К последнему отделу мы охотно отнесем всех chevaliers d’industrie, которые подобны своим собратам на всем свете. Они стекаются в китайские порты хотя тоже ради денег, но ожидают схватить их как даровую добычу, подобно манне небесной; а так как ныне чудеса редки, то они приобретают ее тунеядством и наглостию, обманом и воровством, грабежом и разбоем. Впрочем, говоря относительно, такой иноземный червь мало [465] распространен в Китае. Бывает даже что иной аттестованный бродяга, попав в Китай, где, при доброй воле, дело найти легко, и где труд хорошо оплачивается, забывает свое прошлое, завлекшись производительною деятельностью. Но, с другой стороны, мы знаем случаи, что люди повидимому с задатками порядочности, но с слабою волей, встретив неудачи в своей деятельности в Китае и, при негостеприимстве климата, выдержав продолжительный карантин в госпиталях, быстро падали в пропасть.

Первое место между полезными разночинцами конечно должно уступить иноземным лоцманам. В каждом китайском открытом порте они почти всегда соединяются в самостоятельные корпорации, на артельных началах, причем нравственные качества и знание своего дела составляют главнейшие условия для каждого члена. Заработок лоцмана не прочен и тяжел; от того многие из них переходят на службу в коммерческую флотилию, а иногда и в коммерческие конторы.

Далее поместим в этот отдел всех лавочных торговцев, ремесленников и мелких промышленников, как то: часовых мастеров, булочников, портных, парикмахеров, содержателей разных магазинов, трактиров, распивочвых лавок, и т. п. Это такие же коммерсанты как и везде, с тою впрочем разницей что ценят свое время, труд и свои товары несравненно дороже, чем у себя в отечестве. Так, чтобы дать понятие о ценах в иноземных магазинах в Китае, скажем, например, что герметически укупоренные в разукрашенных жестянках, фунт макарон стоит два доллара, три сосиски — полтора доллара, фунт сухарей — доллар, детская шляпка средней руки — пятнадцать долларов, и т. п. Впрочем, некоторые предметы, особенно американского привоза, как сахар и мука, и тоже вина, портер и пиво, говоря вообще, отдаются сравнительно подешевле.

Иноземные полицейские служители столь же благообразны как лондонские полисмены. Получая щедрые оклады, они вообще надежная стража порядка в иноземных кварталах в открытых портах Китая.

Между трактирною прислугой, за исключением [466] бухгалтеров и буфетчиков, по большей части набираемых из макаоских Португальцев и манильских мулатов, мы никогда не встречали иноземцев, даже в лучших отелях. Они заменяются китайскою прислугой, более исправною и менее дорогою.

За исключением военных и коммерческих судов из Европы и из Америки, вся иноземная каботажная флотилия в Китае снабжена по преимуществу китайскими матросами. А боцманы их по преимуществу те же макаоские Португальцы и манильские мулаты.

Вся остальная рабочая сила необходимая в домашнем и в общественном быту иноземцев заключается в руках Китайцев. Таким образом, даже иноземные повара, слуги и служанки в Китае очень редки, несмотря на все изысканности в комфорте. Выписываемые из Европы или из Северной Америки слуги, из своих плебейских обязанностей почти всегда успевают выкарабкаться в разночинцы; повара идут в булочники, в кондитеры и трактирщики; а служанки всегда находят между иноземцами женихов, и становятся самостоятельными хозяйками, со всеми претензиями на наряды, перчатки и визиты.

В дополнение к оказанному нами прежде об иноземном дамском персонале в Китае, должно еще сказать что недостаток в нем столь велик, что там между иноземцами в большом ходу публикации в газетах в Англии и в Северо-Американских Штатах о вызове невест. После заключаемых заочно условий, сперва обыкновенно присылается фотографическая карточка суженой а потом является и сама невеста. Известен случай как один из подобных счастливцев, войдя в Шанхае на пароход для встречи суженой, увидел ее не с правой стороны профеля, как она была изображена на фотография, а с левой, обезображенной выбитым глазом.

Мы ограничились бы сказанным об иноземных разночинцах в Китае, еслибы случайно не встретили в нескольких строках Очерков Современного Китая повторения пасквиля сложенного на одного скромнейшего, умного и честного деятеля в Китае. Мы хотим сказать о передаваемой автором сказке про некоего беглого боцмана, которому оставалось одно из двух, [467] броситься в море или идти в матросы, и который однакож стал чуть ли не секретарем какого-то консульства и [2-3 буквы]осие одной большой торговой фирмы.

Таким образом мы обозрели все сословия иноземцев перечисленные в Очерках Современного Китая. Но для полноты нашего обзора, должно прибавить еще одно сословие, забытое в Очерках. Мы хотим сказать о туристах, посещающих Китай из Европы и из Америки. Ежегодно их съезжается там изрядная цифра, иногда ради прогулки даже с семействами, и они, в массе своей, представляют элемент прямо противоположный с иноземцами живущими в Китае. Они не сидящие на месте, а постоянно движущиеся из одного порта в другой даже внутрь Китая, куда, как известно, проезд для иноземцев свободен. Они не апатично глядят на все китайское, прискучившее для постоянных жителей, а пожирают своим любопытством все, даже самое мелочное. Они не помышляют о наживе, а, напротив, разбрасывают свои доллары, кормя ими эксплуататоров иноземных и китайцах.

К сожалению туристы наезжают в Китай с той или другою целью, не будучи приготовлены ко взятой на себя задаче. Не зная ни китайского, ни английского языка, которые там только и в ходу, они большую часть своих дней напрасно просиживают в отелях, все высматривая выслушивая из своих окон. Они проводят большую часть времени за делом, которым точно также легко было бы заняться и не видя Китая, в своем родном кабинете. Кроме открытых портов и Пекина, они не видят остального Китая.

Прибавим что автор заключает свою главу об иноземцах в Китае ошибкой, утверждая что профессором химии избран в Пекине юрист из протестантских миссионеров, когда известно что с самого основания образцовой школы эту кафедру занимает ученый химик из Бельгии.

Оглядываясь назад, мы видим что до настоящей строки мы почти ни в чем не соглашались с автором Очерков Современного Китая, менее всего согласны мы вслед за Очерками изображать эту страну с зарождающейся будто к ней западною цивилизацией. Но если ограничить круг деятельности иноземцев теми немногими клиньями страны [468] где они имеют свое постоянное местопребывание, то есть в открытых портах, да еще отчасти в Пекине, мы согласны повторить замечание автора что они создают новых людей, хотя и не в том смысле как указывается в Очерках. Здесь действительно, новое поколение Китайцев растет при условиях совершенно различных от прежних.

Выше мы заметили что все чернорабочее, необходимое в быту иноземцев, исполняется Китайцами. Из них набираются слуги, повара, сторожа, артельщики, носильщики и т. п. Китайцы же исполняют все те обязанности с которыми сами иноземцы справиться не могут при незнании Китая и языка его. Они писаря при консульствах, компрадоры при коммерческих конторах, при каботажных пароходах и при товарных складах, маклера т. п. Все эти Китайцы более или менее одного и того же покроя. Понимая что без них иноземцам не обойтись, что отказав от места одному, необходимость вынуждает позвать другого из той же своры, естественно что они превозносятся своими услугами и, ради большого простора, ввели слишком раздробленную систему разделения труда, что понуждает иноземцев держать у себя массу служителей. Они измышляют разнообразные хитрые средства брать со своих хозяев магарычи, похищать их собственность, и с каждым годом повышают свои требования на жалованье. А при таком привольи, еще поблажаемом и курением опиума, деморализация меж ними усиливается со дня на день. Мы помним те блаженные времена в Китае, слишком двадцать пять лет назад, когда китайские слуги довольствовались месячным жалованьем в два рубля, при отпускаемой им пище на столько же; они были всегда трезвы, послушны, дорожа своим местом, никогда не расставались с хозяином; свой непременный налог, — магарыч хозяина, они довольно строго ограничивали 10%. ныне уже не то. Слуги уже ропщут на получаемое ими жалованье от 8 до 12 долларов; являются пред хозяином полусонные, полухмельные от опиума; их магарычи достигают до 50% и свыше; при замечаниях, они немедля расстаются с хозяином. Оттого стало редкостью если прислуга живет на одном месте несколько месяцев. [469] Мыслимо ли было в Китае назад тому тридцать лет то что мы видим теперь, когда эти «новые люди» становятся чувствительною тягостью для иноземцев, являясь вместе с тем общественными растригами пред Китайцами родного покроя.

V. Несколько замечаний о торговле России с Китаем.

Разумея под прямою торговлей такие коммерческие операции когда произведения одной страны переходят в другую прямо, помимо третьих рук, автор Очерков Современного Китая признает что Кяхта производит прямую торговлю с Китаем. Упомянув затем что кяхтинская торговля расширила свой рынок, воспользовавшись дозволением Русским торговать внутри Китая, а Китайцам внутри России, автор указывает что с 1862 года возникла и другая торговля России с Китаем, не прямая, а чрез третьи руки, чрез иноземцев, захватившая большую часть Европейской России и даже в пределах Азии Ирбитскую ярмарку.

Чтобы проследить постепенный ход такового изменения в нашей торговле с Китаем, автор указывает на таблицы цифр, взятые из Видов Внешней Торговли за десятилетие с 1859-1868 год, относительно вывоза из Китая чая, как главного продукта нашей торговли.

Для вашей цели мы ограничимся только теми немногими цифрами таблицы которые играют особенную роль в выводах автора:

При сем автор принимает что чрез азиатскую границу ввезен чай в Россию торговлей прямою, а чрез европейскую границу торговлей не прямою.

Отсюда автор сделал следующие выводы:

1) В десятилетие обороты между Россией и Китаем по [470] чайной торговле возрасли слишком на 71%. (Тут вкралась ошибка: должно читать 70%).

2) Прямая торговля между Россией и Китаем уменьшилась в тот же период на 44%.

3) Взамен ее развилась не прямая торговля, через посредство иноземцев, которая в течение семи лет увеличилась на 108%. (Тут тоже ошибка; должно читать 112%)

Два последние вывода, по нашему мнению, основаны на ложных основаниях.

Под ложностью оснований мы разумеем следующее:

Соглашаясь с принятыми автором терминами торговли прямой и не прямой, должно однакожь дать им точное определение в настоящем случае. В русско-китайской торговле мы понимаем их так: когда русский торговец А. для своего склада в России покупает чай прямо у чаевладельца-Китайца В., без всякого посредства С., то он ведет прямую торговлю с Китаем; когда русский торговец А. для своего склада в России покупает чай принадлежащий чаевладельцу-Китайцу В. не у него самого, а чрез посредника С., будь это Китаец или Европеец, будь это на нашей границе в Азии или в Европе, все равно, — он ведет не прямую торговлю с Китаем.

Руководствуясь таким определением, нельзя согласиться чтобы весь чай вывозимый из Китая чрез нашу азиатскую границу, главным образом чрез Кяхту, принадлежал к торговле прямой. Нельзя также согласиться чтобы весь чай ввозимый из Китая чрез нашу европейскую границу принадлежал непременно к торговле не прямой. Называть торговлю Кяхты с Китаем прямою значит противоречить себе, так как известно что Кяхтинцы покупают товары из Китая и продают свои товары в Китай непрямо, а чрез Китайцев торгующих в кяхтинском Маймайчене и являющихся посредниками между Кяхтинцами и калганскими Китайцами. Таким образом маймайченские Китайцы играют точно такую же роль в Кяхте в нашей сухопутной торговле с Китаем, как другие иноземцы в нашей торговле с тою же страной при ввозе в Россию китайских товаров чрез европейскую границу. С другой стороны, не должно забывать что с 1862 года наши торговцы имеют свои конторы внутри Китая. Этим только путем они и ведут в строгом смысле [471] прямую торговлю с Китаем: покупая товары прямо из рук Китайцев в их портах, и отправляя его в свои склады сухопутно чрез азиятскую границу, или морем к европейской нашей границе. Оттого-то, хотя в Видах Внешней Торговли, весь привозимый в Россию чай морем безраздельно называется общим именем «кантонского» (Оставшееся от старых времен контрабандистов название чая кантонским уже пора бы забыть, так как известно что чрез европейскую границу к нам привозятся грузы чая из портов Ханькоу, Шанхая и Фучжоу, а только в наименьшей доле из Кантона.), но в его грузах есть доля чая доставляемая из Китая чрез третьи руки, то есть чрез иноземцев, и тоже есть доля чая присылаемая из Китая прямо в свои склады русскими торговцами. То же самое должно сказать о чае ввозимом из Китая чрез азиятскую границу: посланный из наших контор внутри Китая приобретен прямою торговлей, а купленный в Кяхте приобретен непрямою торговлей.

Следуя такому разделению русско-китайской торговли на прямую и не прямую, мы должны будем иначе подразделить цифры вывоза чая. Для такого расчета мы воспользуемся вполне точными официальными сведениями, взятыми из отчетов нашего генерального консульства в Китае.

Наш расчет представляется в нижеследующем:

В 1859 году, когда в Китае не было ни одной русской конторы, и когда в Россию ввозился чай только чрез азиятскую границу, из Китая было вывезено чая 454.333 луда.

В 1862 году, когда в Китае уже учредились наши конторы, и когда уже было дозволено ввозить в Россию чай тоже и чрез европейскую границу, в числе всего ввоза 472,049 пудов чрез азиятскую границу, было: купленного чая нашими торговцами в китайских портах 33,788 пудов, а остальные 438,261 пуд были куплены в Кяхте у маймайченских Китайцев. И в числе всего ввоза 243,026 пудов чрез европейскую границу, было: доставленного покупкой нашими торговцами в китайских портах 25,611 пудов, а остальные 217,415 пудов доставлены покупкой в Китае иноземцами.

В 1868 году, в числе всего ввоза в Россию 252,714 пудов чрез азиятскую границу, было: чая купленного нашими [472] торговцами в китайских портах 99,798 пудов, а остальные 152,918 пудов были куплены в Кяхте у маймейченских Китайцев. И в числе всего ввоза 515,807 пудов чрез европейскую границу, было: доставленного покупкой нашими торговцами в китайских портах 23,399 пудов, а остальные 492,408 пудов доставлены покупкой в Китае иноземцами.

Оттого общие итоги разделятся так:

Из этой таблицы вытекают следующие выводы:

По 1862 год между Россией и Китаем существовала одна непрямая торговля.

Непрямая торговля в десятилетие с 1859 по 1868 год увеличилась на 42%; и

С 1862 года впервые развилась прямая торговля России с Китаем, и по ввозу чая в течение семилетия она увеличилась слишком вдвое.

Впрочем из нашей таблицы нельзя составить точного понятия о всем движении торговли России с Китаем, тем более что и заключительный год избран неудачно, так как в 1868 году многое неблагоприятствовало чайной торговле в Китае. Предложим более современные цифры о движении нашей торговли с Китаем, по ввозу и вывозу в 1870 и в 1871 годах. Сведения о ввозе и вывозе товаров по прямой торговле взяты нами из отчетов нашего генерального консульства в Китае; точность их несомненна, но однакож не должно упускать из виду что по вывозу из Китая товара показана стоимость его на месте, в китайском порте где он куплен, без расходов за доставку в Россию и для уплаты у нас пошлины. А сведения о ввозе и вывозе товаров по непрямой торговле, в Кяхте, взяты нами из отчетов старшин [473] купечества в Кяхте. И, наконец, по непрямой торговле, цифры ввоза в Россию чая иноземцами чрез европейскую границу взяты нами из Видов Внешней Торговли, а именно из цифр годового ввоза кантонского чая, за вычетом из оного того количества пудов сколько в том же году и по той же границе было ввезено чая приобретенного прямою торговлей в русских конторах в китайских портах.

Наконец, благодаря тем же сведениям, мы можем показать последние цифры, за 1873 год, всего вывоза из Китая в Россию чая: [475]

Из этих последних таблиц, в сравнении с первою вашею таблицей, мы можем сделать нижеследующие дополнительные выводы:

в тринадцать лет, с 1859-1871 год, вывоз чая из Китая в Россию возрос почти втрое;

в тот же период вывоз чая непрямою торговлей, маймайченскими Китайцами в Кяхту, уменьшился слишком вдвое;

в десятилетие, с 1862-1871 год, вывоз чая из Китая в Россию прямою торговлей, по азиатской границе возрос почти вдесятеро, и по европейской границе почти вчетверо; а вместе почти всемеро;

в начале того же десятилетия вывоз чая в Россию по азиятской и европейской границе вместе, непрямою торговлей, превышал в одиннадцать раз весь вывоз чая прямой торговли; а в 1871 году первый вывоз превышал последний менее чем вдвое;

в 1873 году, вся прямая торговля превышала почти на 14% непрямую торговлю по ввозу чая чрез европейскую границу иноземцами.

Мы полагаем что эти данные должны рассеять превратные толкования о нашей торговле с Китам. Оттого тем любопытнее следить за автором Очерков Современного Китая, отыскивающим причины для объяснения жалкого состояния до какого будто бы дошла некогда столь известная русско-китайская торговля.

Насколько эта торговля действительно блистала своею деятельностью, Очерки Современного Китая не говорят. Скажем мы о ней в следующих средних цифрах ежегодного привоза чая в Россию (См. Материалы для обсуждения вопросов о чайной торговле, соч. Крита, издание 1864 года, стр. 49, и еще Московские Ведомости № 140 1874 года.). [476]

Известно что в показанный период шестидесяти лет, весь ввоз в Россию чая был только чрез азиатскую границу, и главнейшим образом чрез Кяхту. Только с 1851 года к нам стали ввозить чай тоже из китайских городов Чугучака и Кульджи, ежегодно не свыше 8.000 пуд., да еще кроме того, в последнее пятилетие того же периода, ввозился в Россию чай морем, благодаря привилегии бывшей Российско-Американской Компании, впрочем тоже в ограниченном размере, кажется не более 5,000 пуд.

Сравнение последней цифры 434,000 пуд. ввезенного в Россию чая в 1861 году с цифрой 598,252 пуд., (см. вышеприведенную таблицу, всего привоза чая в 1871 году), красноречиво указывает что русско-китайская торговля быстро шла в гору в то самое время когда Очерки Современного Китая видели ее падение. А сравнение той же первой цифры с цифрой 678,084 пуд. чая, ввезенного в Россию в 1873 году, помимо не прямой кяхтинской, одною только нашей прямою торговлей с Китаем, служит тому красноречивейшим подтверждением.

Но посмотрим что далее говорит автор Очерков Причины жалкого состояния нашей торговли с Китаем он видит главным образом в двух обстоятельствах: в уничтожении кяхтинской монополии, сопровождавшемся развитием привоза в Россию чая чрез Европу иноземцами, и в открытии северных и речных портов Китая для всех иноземцев.

Что касается нас, то на эти же самые два обстоятельства мы смотрим в смысле вполне противоположною; как на главные толчки благодаря которым русско-китайская торговля не замерла в своей замкнутости, и разрослась до небывалых прежде размеров. Заблуждение, как кажется нам, происходит от того только что кругозор автор Очерков по отношению к торговле слишком узок, что он видит ее только в товарных складах в Кяхте, как бы [477] считая все остальные пути чуждыми, не дающими прибылей нашим соотечественникам.

С уничтожением монополии в Кяхте, многие, из ее русских и китайских контор ликвидировали свои дела, но в то же время несколько наших предприимчивых Кяхтинцев, увидев открывшийся путь в Китай, поспешили в его портах учредить свои конторы. То и другое явление вполне естественны, то и другое взаимно прибыльно и жаловаться-то тут не на что. Пусть не мы, а маймайченские китайцы со скорбию вспоминают о добром старом времени, когда они, доставляя чай в Кяхту и зная что кроме их чая русскому потребителю другого пить не приходится, монополизовали своим товаром, требуя с покупателя сколько вздумается. Кяхтинцы, не видя иного исхода, платили все требуемое, конечно выручая все свои расходы с русских потребителей. Значит, от таких операций выигрывали Китайцы, проигрывали мы, потребители: а услужливые посредники, наши Кяхтинцы, оставаясь часто не причем, заботились только о том чтобы самим не остаться в накладе. Таким образом, кяхтинская монополия была сладка не для русских торговцев, а для Китайцев. Издавна утвердившееся в России мнение что все крупные барыши от этой монополии оставались в карманах наших Кяхтинцев — несправедливо. Еслибы действительно наши коммерсанты в Кяхте загребали широкими лопатами прибыли, в течение полу столетия, в ежегодных десятках милионов оборота, то было бы естественно в среде их тем часто являться огромным капиталистам. Между тем известно что такое явление между ними бывало редко. Нетрудно по пальцам пересчитать пять, шесть фирм действительно разбогатевших, да и то не непременно только от чайной торговли, а благодаря и другим условиям в их торговых оборотах. Бесспорно и очень понятно что для Кяхтинцев были не понутру оба обстоятельства указывается Очерками Современного Китая. То и другое вместе и тревожили их спокойствие, расстроили их привычную деятельность и все их расчеты. Но теперь, когда прошло уже десятилетие, когда многие Кяхтинцы уже успели освоиться с новою деятельностью, употребив свои капиталы и свой труд тоже и на другие отрасли промышленности, что весьма благотворно для малопромышленной Сибири, то [478] в результате оказывается что хотя в Кяхте осталось менее торговых фирм, однакожь они не бедствуют и не остались, без дела. Они очень деятельно и весьма производительно для отечественной промышленности ведут дела с оставшимися в Маймайчене Китайцами. Они в значительных массах сбывают в Маймайчене наши мануфактурные, пушные и другие товары, получая за то чай и прочие китайские товары. Они же, благодаря своей опытности в чайной торговле, ведут и прямую торговлю с Китаем и снабжают, из местных и из иркутских своих контор представителей наших фирм и прикащиков их.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки Китая. Очерки современного Китая. Г. Венюкова // Русский вестник, № 2. 1875

© текст - Скачков К. А. 1875
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русский вестник. 1875