СПАССКИЙ Г. И.

О ТОРГОВЫХ СНОШЕНИЯХ РОССИИ С ЗАПАДНЫМ КИТАЕМ

1) Первоначальные меры для открытия постоянной торговли с западным Китаем.

(Отрывок из неизданного сочинения, «Обозрение торговых и частию Государственных сношений России с Китаем и Среднею Азиею». Этот отрывок, относясь собственно к настоящей торговой нашей деятельности, может еще иметь и тот особенный интерес для торговцев, что знакомит их с новым путем для сбыта и приобретения товаров, чрез западный Китай как в больших количествах, так и в большем разнообразии. Кроме того он представляет и те трудности, которые должно было преодолеть к достижению нынешних торговых оборотов, хотя и не вполне удовлетворительных, но не лишенных надежды на будущее преуспеяние.)

Издавна замечено, что вся на а отрасль торговли, усвоившаяся на каком-либо, даже не довольно удобном месте, требует много труда и усилий, чтобы дать ей другое направление. Так случилось и у нас. Еще в конце XVIII столетия возродилась мысль об открытии нового торгового из Сибири в Китай пути, который бы, будучи доступнее Кяхты для наших купцов, не был затруднителен и для Китайцев. Признано на первый раз, что Бухтарминский край соединяет в себе подобные выгоды, и на него пал жребий. В самом дел этот край, сближаясь с западною [181] частью Китая, представляет возможность судоходства из самого, так сказать, сердца России, сокращая обыкновенный торговый путь между Москвою и Кяхтою из 5,555 на 3,653 версты. Император Павел I следующим Высочайшим рескриптом, данным 25 марта 1797 года начальнику Сибирской Линии генерал-лейтенанту Штрандману, — удостоил и со своей стороны такую мысль Монаршего одобрения (Полное собрание законов Российской Империи т. XXIV, стр. 515. Курсивные слова рескрипта приписаны собственною Его Величества рукою.):

«Я нахожу весьма основательным представление ваше от 22 Февраля, относительно заведения торгового сношения между обитателями Бухтарминского края и ближайшими к тому провинциями Китайского государства; в сем уважении почитал Л всегда Усть-Каменогорскую крепость пунктом не безважным для польз здешней Империи, почему и поставил там Селенгинский полк: чего ради не только приказано от Меня коллегии иностранных дел способствовать такому открытию в сем крае торговли, и сделать как наискорее нужные с ее стороны распоряжения; но и вам повелеваю, не упускать никакого благоприятного к тому встретиться могущего случая, а на сей конец и переписку с китайскими чиновниками иметь дозволяю с тем только, чтоб вы уведомляли всякий раз о содержании оной помянутую коллегию. Впрочем, если бы вы нашли надобным иметь в Бухтарме воинские команды, то дабы не ослаблять гарнизонов, можете определить туда две гренадерские роты Селенгинского пехотного полка, и по исполнении Мне о том донести».

Центром нового торгового пути избрана была Бухтарминская крепость (I), где в 1798 году учреждена и таможня; но, к сожалению, торговля здесь не достигла тех результатов, каких от нее ожидали, при всей заботливости о распространении ее, особливо в управление [182] министерством коммерции графа Н. П. Румянцева. Таможенные доходы не могли даже покрывать штатных расходов. Причиною такого ничтожного торгового оборота, главнейшие было то, что сами Китайцы не могут выезжать за пределы своего отечества (по крайней мере без точного дозволения) и что промениваемые ими на Бухтарме товары, ограничивались единственно выдаваемыми военнослужащим на пограничной их линии — вместо жалованья. По малый успех в этом торговом предприятии, по видимому, не ослаблял надежды на лучшую будущность, — и таможня упразднена очень еще недавно (в 1839 году по Словцову) с оставлением на Бухтарме вместо нее таможенного поста, а в Усть-Каменогорске (II) по прежнему, таможенной заставы.

Прежде всего перейдем к рассмотрению естественных выгод и невыгод обоих этих мест, для водворения постоянной в них торговли. Бухтарминская крепость представляет более удобства в торговом отношении для Китайцев, чем для нас. Они могут пользоваться свободным плаванием от самого Нор-Зайсана, по течению Иртыша; мы же от Устькаменогорска должны против течения этой реки преодолевать многие трудности, проплывая между утесистыми скалами, мелями, и подводными камнями (быками), которые суживают речное русло, и до такой степени увеличивают быстроту течения и прибой волн, что при малейшей неосторожности гребцов, судно может быть увлечено водою и раздробиться в щепы. Доказательством неудобства этого плавания может служить доставление по Иртышу серебряных руд Зыряновского рудника, для Алтайских горных заводов, на Устькаменогорскую или нижнюю пристань — (по причине затруднительности сухопутной их перевозки чрез горы, отделяющие Бухтарму от Устькаменогорска). Барки и лодки, отправляемые за рудою, при ходе вверх реки без всякого груза, достигают от Устькаменогорска до верхней пристани, на расстоянии 150 верст, в 10 и 12 дней, а обратно [183] на барках, управляемых 21 человеками, с грузом до 3,600 пудов и на лодках при 17 человеках с грузом до 2,500 пудов, употребляют на то, при благоприятной погод, неболее одного дня.

Иначе было бы, еслиб торговля водворена была в Устькаменогорске — месте, предназначенном к тому и вышеприведенным Высочайшим рескриптом. Тогда мы избежали бы всех описанных затруднении, да и Китайцы, доставляя туда товары водою, вниз но течению реки, пожертвовали бы одним разве лишним днем, а сухопутно на вьючных лошадях или верблюдах, следуя но левому берегу Иртыша, не встречали бы ни недостатка в подножном корме для скота, ни другого какого-либо затруднения.

Прибавим к этому, что если ни Бухтарминская крепость, ни Устькаменогорск не доставили всех ожидаемых от них торговых выгод, то по крайней мере, представили их возможность, и послужили основою к дальнейшим, более решительным и плодотворным предприятиям, на другом торговом поприще в пределах самого Китая, как это в подробности будет объяснено далее.

Между тем, нельзя сказать и того, чтобы в сказанных двух местах торговли вовсе не было. По «Видам Государственной внешней торговли» за 1848 год (стр. 8), из Устькаменогорской заставы и Бухтарминского поста совокупно отпущено было товаров на 14,268 р. сер. В особенности вывоз чаев в Семипалатинск (III), едва ли не но отголоску из тех же мест, распространившемуся в Китае, стал почти постоянно увеличиваться.

По «Статистическому обозрению внешней торговли России» (1850, ч. 1, стр. 339).

2) Попытки к восстановлению караванной торговли с Китаем.

По незначительности торговых оборотов в Устькаменогорске и Бухтарминске, обратились было к возобновлению караванной торговли с Китаем. Известию, что в силу IV статьи трактата, заключенного 14 июни 1728 года Российским посланником графом Иллирийским, Саввою Владиславичем, с китайскими уполномоченными, Китайцы не в прав препятствовать отправлению наших караванов до самого Пекина, и даже обязаны оказывать им особое покровительство «встречать и препровождать их ради купечества». Но каждый караван должен быть ограничен только двумя стами человек, приходить и возобновляться один раз в три года. На основании упомянутого трактата, казенные и частные караваны наши были отправляемы в Китай с товарами для вымена на них китайских, что и продолжалось с 1728, по 1755 год включительно. Редко впрочем караваны эти достигали Пекина, и почти всегда отправлялись только из Селенгинска или из Нерчинска. По отмене манифестом 31 июля 1762 года казенных караванов дозволено «всем, кто бы ни пожелал, с платежом пошлин по тарифу как торговать на китайской границе, так и в Пекин отправлять свои товары, [185] согласно с IV статьею трактата». Дозволением этим однакожь, мы не пользовались, имея в виду одну Кяхтинскую торговлю.

Наконец в 1811 году, при караване, отправленном из Бухтарминской крепости жителем города Тары (Тобольской губернии) коммерции советником Нерпиным, послан был от начальника Сибирской линии генерала Глазенапа, находившийся при нем переводчиком Путимцев, на которого возложено было собрать подробнейшие сведения о караванных путях, лежащих от сказанной крепости в Малую Бухарию (ныне Чжуньгария и Туркестан), о жителях тех мест и тамошней торговле (Дневные записки переводчика Путимцева напечатаны в Сибирском Вестнике 1810 года (ч. VII, стр. 29-122).). Путимцева сопровождали: прикащик Нерпина тарской Бухарец Роимбак Решев, несколько Ташкентцев и Татар. Сам он, переодевшись в азиатское платье, выдавал себя также за Ташкентца и караван-башу (караванного голову), к чему совершенное знание татарского языка и туземных обыкновений доставило ему всю возможность. Он посетил главные в тамошнем краю и ближайшие к нашей границе торговые города, Чугучак и Кульджу, которые, как и все пройденное им пространство, описывает с подробностию. Между прочим выхваляет обратный свой путь через китайский Бургасутейский караул и признает его самым лучшим для торговцев, отправляющихся с русской границы в Чугучак и Кульджу, хотя несколько и длиннее пройденного им прежде. Здесь, по его словам, не встречается ни гор, ни болот, ни мест безводных, и почва вообще твердая, так что можно беспрепятственно провозить на телегах всякие тяжести. Поездка Путимцева продолжалась с 4 июня по 18 ноября 1811 года.

После того, в 1844 году, несколько казанских Татар, из поселившихся в Троицк (Оренбургской губернии), задумали составить между собою, для караванной [186] торговли с западным Китаем, нечто в роде компании, хотя при самом ограниченном капитале. И в то время, когда Англичане силою оружия на югозападной границ Китайской империи, вносили туда произведения своих фабрик и мануфактур, русские подданные мирно, спокойно тянулись незнакомым путем чрез безжизненные Киргиз-Кайсацкие степи, по направлению к западной границ. Предприятие это увенчалось полным успехом.

Без сомнения, подобных торговых попыток было и много, но он неизвестны, в особенности потому, что могли быть производимы почти исключительно со стороны живущих на Сибирской Линии азиатцев; русские же торговцы, если и участвовали в подобных предприятиях, то не иначе, как в паю с азиатцами, или под видом их прикащиков.

3) Водворение Русской торговли в городах Чугучак и Кульдже.

Из предыдущего видели мы, что с тех пор, как возникла первая мысль о торговом сношении с западным Китаем ни правительство, ни частные люди не переставали стремиться, хотя и не совсем успешно, к достижению этой цели. Главным препятствием успеха было, как выше сказано, то обстоятельство, что не был разрешен свободный въезд ни Китайцам в пределы России, ни нашим соотечественникам в Китай. Вот причина, почему они, по необходимости, должны были вести торговые дела не прямо, но как бы транзитно, чрез разных азиатцев, а эти последние наблюдали, конечно, более собственные выгоды и вероятно старались даже отдалять непосредственные сношения между торговцами топ и другой стороны.

Напоследок, при открывшихся более удобных путях сообщения с западным Китаем чрез Киргиз-Кайсацкие степи, с поступления их в зависимость России, равно как [187] может быть, и от некоторого застоя торговли на Кяхте, по причине внутренних смут в Китае, — торговля эта начала значительно оживляться, и в особенности после взаимного принятия для нее новых условий и назначения постоянными торговыми пунктами находящихся в китайских пределах городов Чугучака (IV) и Кульджи (V),

Вот вкратце содержание этих условий, заключенных российским и китайским правительствами 25 июля 1851 года (Заимствованных из книги: «Статистическое обозрение Сибири», составленное по Высочайшему ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА повелению, при Сибирском комитете, действ. статс. советником Гагемейстером, в трех ч., в б. 8 д. листа. Спб. 1851 г. Из этой же книги, обогащенной множеством важных тактов, относительно Сибири и о смежных с нею странах, взяты сокращенно и другие некоторые из помещенных в ней сведений, с указанием на страницы.).

1) «Купцы обоих государств производят между собою меновую торговлю, устанавливают цену товаров по своему произволу.

2) «С привозимых Русским купечеством в Кульджу и Чугучак товаров не взимается Китайским правительством никакой пошлины, и даже по поступлении сих товаров в руки Китайских торговцев, в черте обоих городов пошлины никакой не должно быть взыскано, и товары Китайской таможни не предъявляются.

3) «Русские купцы могут приезжать в эти города с 25 марта по 10 декабря после последнего этого срока до наступления весны приезд не дозволяется, потому что на зиму снимаются пограничные караулы, обязанные, при вступлении каравана в пределы Китая, поверять выданный ему от Российской таможни билет.

4) «В Кульдже и Чугучак учреждаются Русские консульства, коим отводятся земли под строения. При консульствах будут устроены магазины для складки товаров, прибывших с Русскими караванами, и для жительства Русских купцов. — За склад товаров взимается с купцов самая умеренная плата. [188]

5) «Русские и Китайские купцы посещают свободно друг друга по делам торговым; но первые без билета от консула не могут ходить по улицам города и предместий.

6) «Для пастбищ скота вьючного и пригоняемого Русскими отводится особенное место.

7) «Если Русские купцы пригонят в Кульджу или Чугучак баранов, то местное начальство вправе выменивать для Китайской казны из десяти баранов двух, выдавая за каждого вымененного барана по куску дабы (бумажная толстая ткань ценою до 50 коп.)

8) «Купцы обоих государств, при промене своих товаров не должны отпускать ничего друг другу в кредит; если же вопреки сего, кто-нибудь отпустит свой товар в долг, и платы не получит, то ни Русский консул, ни Китайское правительство жалобы не принимают» (ч. II, стр. 638).

Ко ввозу в Китай запрещены: золото и серебро в слитках, в порошке и в монете, огнестрельное оружие и порох, опиум, билеты кредитные и банковых учреждений.

К привозу в Россию запрещены эти же билеты, вино и водка.

Дабы консул был в состоянии наблюдать за исполнением этих правил, каждый купец обязан объявлять ему в Кульдже и Чугучаке как о привозимых, так и вывозимых им товарах, и на какую таможню караван направляется; при обратном следовании консул имеет право досматривать товары.

Для поощрения этой вновь открывающейся торговли, все отправляемые Российскими подданными в западный Китай товары, как и все привозимые ими оттуда, кроме чая, освобождены до 1857 года от пошлин; а чай подлежит одинаковой с Кяхтинским пошлине (стр. 639).

В следствие таковых условий, и постановлений, консульства учреждены, и торговля на новом основании открылась. В 1852 она уже была несколько значительнее предыдущих годов. [189]

В Чугучаке, по близости к Русским границам, собралось более Русских купцов, чем в Кульдже, и торговля там производилась оптовая, а в Кульдже долго ограничивалась различною меною (стр. 640).

Основанием всей торговли Российских купцов как с западным, так и с восточным Китаем служит чай, коего было доставлено в таможни западной Сибири, по сложности: 1824-1826 годов, 24 пуда; 1834-1836, 1,041 пуд; 1844-1846, 2,144 п. торгового, и 5,701 пуд кирпичного; 1850-1851, 11,928 пуд. торгового, и 8.079 кирпичного. В одном 1852 году доставлено торгового чая 11,379 пуд., зеленого 1 1/4, цветочного 34 и кирпичного 7,353 пуда (стр. 644).

Сверх чая, чрез Семипалатинскую таможню были доставлены из Китая и другие товары именно:

Не считая в том числе небольших количеств ревеню, румян и разных мелких изделии, торговля которыми не обещает большого развития и на будущее время.

В замен всех означенных товаров отпущено из России в Китай, чрез туже таможню:

Из этого видно, что предметы отпуска в Китай и оттуда в Россию стали разнообразнее, а равно усилился вывоз тех товаров, которые и в прежние годы отправлялись в западный Китай (стр. 645).

4) Толки против и в защиту разделения Кяхтинской торговли.

Были люди (а может статься есть еще и теперь), которые не одобряют направления торговли с Китаем каким-либо новым путем, отстаивая единство и неделимость Кяхтинской торговли, не смотря на все существующие в ней уступки в пользу Китайцев и неудобства движения, заключающиеся в отдаленности наших торговых рынков, и в затруднениях, поставляемых самыми путями сообщения. — Одни говорят: «1) удвоив или утроив число торговых отверстий на Китайской границ, нельзя с тем вместе надеяться соответственного расширения торга, потому что количество главных отпускных товаров остается тоже; 2) допустив даже умножение отпускных товаров, все должно выменивать главнейшие китайку и чай, две статьи которых, и при настоящих ограниченных выменах, некуда сбывать; 3) чрез разделение, сократив торг на Кяхте, отнимутся к немаловажному вреду на толь большом пространстве дороги, прибытки привоза и продовольствия, а с тем и жители этого тракта оскудеют». Другие отвечают: «1) с умножением торговых отверстий в обширные владения Китая, без сомнения, увеличатся требования наших отпускных товаров, следственно и местные их количества должны у нас приумножиться, так что улов только Иртышской белки (?) мог бы тогда поверстаться с целым Кяхтинским отпуском; 2) можно выменивать серебро, чрез Кантон в Китай вливающееся (?), [191] если бы несходно было принимать чай. бумажные и шелковые материи; 3) придорожные жители, изобилуя землями и угодьями, не в таком находятся состоянии, чтобы заботиться в пользу их возвышать цены товаров от излишнего провоза, и что товары из ближайших рук взятые, может быть, пошли бы чрез наше посредство за Вислу, при уменьшении провозных издержек (Письма из Сибири Н. Словцова, в Октябрской книжке Азиатского Вестника 1825, стр. 216, 247.)».

Так говорили и писали за тридцать лет, когда не была еще развита золотопромышленность в Сибири, когда не открылось соперничество Европейских изделий на Китайских рынках и не было внутренних смут в Китае. С того времени, первая во многом изменила обстоятельства Сибири, а последние не могли не иметь влияния и на застой нашей Кяхтинской торговли. Но нисколько не могли быть тому причиною торговые наши сношения с западным Китаем. Известно, что Кяхтинскую торговлю производят купцы только двух областей Китая — Шаньсинской и Шеаньсинской (Повествовании о Сибири и пр. Н. Семивского примеч. 47, стр. 147.). преимущественно чаем, получаемым из Фу-цзяна, где существуют лучшие чайные плантации. Они доставляют его сперва в город Калган лежащий на пути возле великой Китайской стены, оттуда же в Кяхту. Если не от близости месторождения чаев к нашей северо-восточной границ с Китаем, то от давней привычки, торгующие на Кяхте Китайцы, едва ли предпочтут новый торговый путь прежнему. Должно полагать, что сюда явятся новые деятели, в особенности из юго-западных областей Китая, омываемых Желтою рекой (Хуан-Хо), но соседству их с так называемою прежде Малою Бухариею, ныне же Чжунгариею и Туркестаном (VI).

Автор «Статистического обозрения Сибири» говорит гораздо еще решительнее об этом предмете. Вот его слова: [192]

«До открытия законной торговли Российских купцов в Кульдже и Чугучаке, нельзя было находить там других товаров, кроме потребных для азиатского рынка; но в тоже время жили в этих городах уже коммисионеры Китайских торговых домов, через которых можно было выписывать и лучшие товары. Были там даже капиталисты, варившие приезжим иностранным купцам товары в долг, сроком до одного года.

«Все это доказывает некоторую степень гражданственности и торговой самостоятельности, и потому торговля в западном Китае должна иметь то огромное преимущество, пред производимою на Кяхте, что купцы Русские будут находиться среди многочисленного туземного населения, будут сообщаться непосредственно с ним, узнавать его потребности и познакомятся с теми произведениями края, которые могут идти на обмен русских товаров. Торговля с восточным Китаем, производимая ныне на Кяхте, не иначе может, в этом отношении сравниться с Кульджинскою, как если будет перенесена из Кяхты в Калган. Правильная торговля в западном Туркестане (прежней Малой Бухарин) так еще нова, что обороты 1852 и 1855 годов никак не могут дать полного понятия о будущем ее развитии; но постепенно возрастающий привоз чая, появления высших сортов его и убеждение, что он ни в каком случае не обходится дороже привозимого чрез Кяхту, могут служить достаточным ручательством за будущий успех Кульджинской торговли, когда будут приняты меры для устранения тех неудобств, которые ныне тяготят над Русским купечеством и ставят его в положение, столь невыгодное сравнительно с Ташкентцами и Бухарцами». (ч. II стр. 642 и 645).

5) Будущие виды к дальнейшему развитию нашей торговли в западном Китае.

Из сравнения наших торговых оборотов и производимых западными Европейцами с Китаем оказывается, [193] что ввоз и вывоз ими товаров, заключают и такие предметы, которые могут быть усвоены или усилены и с нашей стороны. Таковы, на пример, из отпускных товаров: льняные и пеньковые ткани, медь, железо, стекло, хрусталь, шерсть, и пр. Первые из этих товаров отчасти сбываются и ныне, но шерсть вовсе не ввозится в Китай, между тем как иностранцы продают ее огромное количество. В один 1844 год доставлено было ими гуда итого товара на 3,771,010 долларов, считая каждый в 1 р. 33 к. (свыше чем на пять миллионов рублей серебром) (Новейшие сведения о торговле Европы, и Северной Америки с Китаем, Л. Самойлова. Спб. 1818, стр. 48.). Из вывозимых же товаров: шелк-сырец ограничивался у нас с 1824 но 1846 средним числом 140 пудами ежегодно (Статистическое обозрение внешней торговли России, Г. Небольсина. Спб. 1850, ч, II, стр. 102.), тогда как Англичанами вывезено было только в 1840 году 18,500 кип шелку, полагая в каждой 104 английских фунта (до 43,839 и. 12 ф.); сахарный песок почти не требуется в Россию, Англичанами же вывезено было и его в 1844 году на 379,854 доллара (520,399 р. 98 к. сер.) (Там же стр. 40-49.); фарфоровые и фаянсовые изделия, составляющие важную отрасль Китайской промышленности, также очень мало нами требуются (VII).

Для большого оживления торговой деятельности в западном Китае, было бы не бесполезно проникнуть и в города, Яркенд (VIII), который лежит на рубеже Китая в двенадцати переходах от Малой Кульджи (по другим сведениям несколько далее), и обращал на себя внимание еще Петра Великого, хотя собственно и не в торговом отношении, а по вымывке из песков золота, которая там и доныне производится. После того Китайцы овладели Яркендом, и он считается одним из важнейших рынков тамошнего края. Кроме других товаров, сюда [194] доставляются в большом количеств: чай из средних областей Китая, также сахар невысокого сорта, дорогие металлы, фаянс и мускус. Все это преимущественно идет в Бухару и другие города Средней Азии, и разве транзитно достигает к нам. Китайцы постоянно живут в Яркенд, мало вмешиваясь в управление краем, а предоставляя то более туземному начальнику из Мухаммедан, известному под именем Гаким-бега, или Аким-бека. Кроме Китайцев сюда приезжают с товарами Тибетцы, Бухарцы и другие торговцы из Средней Азии, также и христианские купцы с востока — Армяне, по мнению Бёрнса (Путешествие в Бухару Александра Бёрнса, в трех частях. Перевод с английского Георга Мина. Издание П. В. Голубкова, Москва 1850 (т. III, стр. 321).) (Burncs). Самим же туземцам въезд в Катай строго воспрещен.

Ознакомление наших купцов на Яркендском рынке с произведениями Тибета, может возродить в них охоту пробраться и в эту страну, досель для нас недоступную, да и меркантилизм Англичан, едва ли еще в нее проник, не смотря на многие к тому попытки. Так как торговля нередко напутствовала к изучению неведомых стран и в других многих отношениях, то чрез нее, может быть, и мы достигнем до исполнения намерения Императора Александра Первого, предполагавшего с такою целью отправить в Тибет через Кашгар и Яркенд ученую миссию, которой сопутствовать приглашаем был и знаменитый Гумбольдт. Война 1812 года, по собственным его словам, воспрепятствовала совершению этого великого предприятия (IX) (A Humboldt, Asie Centrale, т. II. р. 439).

Между тем Английский путешественник Муркрофт почти в то же самое время достиг Тибета и сообщил довольно сведений о физическом состоянии этой страны, ее промышленности, торговли и проч. Хотя и прежде его посыпали уже Тибет некоторые из веропроповедников Римской церкви, каковы: Грубер и д’Орвиль в 1661 году, [195] Андрада в 1625, Дезидерий и Фрейре в 1715, Гораций де Пенабилла в 1719 и 1742; а в 1783 году, отправляем был туда же Ост-Индским генерал-губернатором, офицер английской пехоты Тёрнер (Turner) для поздравления Банцин-Рамбуци (второго главного Ламы владеющего Малым Тибетом), с возрождением его в теле малого ребенка. Но первые, имея в виду одну цель — распространение Слова Божия между язычниками, а последний исполнение возложенного на него поручения, мало доставили сведений, которые бы выходили из круга принятых ими на себя обязанностей. Еще менее оказал услуги бывший в Тибете в позднейшее время, из неудавшегося в 1816 году посольства в Китай Лорда Амгерста, Англичанин Мяннинг. Он, по словам Эйрье, при посещении своем 1828 года Парижа, в беседах с ним, Абель-Ремюза и Клапротом, передал много подробностей, — подтверждавших или исправлявших то, что было уже им самим известно о Тибете. Но «к сожалению, говорит Эйрье, этот Англичанин был до того беспечен, что и не подумал записывать своих наблюдений в таком краю, о котором все могло б быть для нас еще ново». Из всего сказанного можно заключить, что кроме важности торговых видов, самая наука должна ожидать богатой жатвы любопытных и полезных сведений из Тибета (X).

6) Пути сообщения с Чугучаком и Кульджею.

Так как Чугучак и Кульджа признаны на первый раз главными местами для торговли нашей с западным Китаем, то бросим еще взгляд на пути сообщения с ними. От Москвы: до Семипала шнека считается 3,353 версты, до Чугучака 3,850, до Кульджи 4,200, до Кяхты же [196] 5,555 верст. В первом случаи мен с 2,202, другом 1,703 и последнем 1.358 верстами. Караванная дорога в означенные города из Бухтарминска, Устькаменогорска, Семипалатинска и Троицка (по «Статистическому обозрению Сибири» ч. II, стр. 655) пролегает чрез Аягузский казачий пост (ныне город), находящийся в 150 верстах от Балхаш-нора, на берегу реки Аягуза, впадающей в него с севера. Этим путем считается до Чугучака: от Бухтарминского поста 406, Семипалатинска 510, Троицкой таможни 1,500 верст; а до Кульджи от Семипалатинска 862 версты, от Аягуза до укрепления Кональского, лежащего при подошв гор Ала-тау в 292 верстах (по показанию II. И. Небольсина в статье приведенной ниже, в 357 верстах). Дорога в Кульджу продолжается повозочная, далее через Алатау на вьючных верблюдах. Оттого многие предпочитают поездку в Кульджу через Чугучак, где дорога повсюду ровная, хотя кругу более 100 верст, либо и вовсе не отправляются в Кульджу, а променивают товары в Чугучаке (XI), который потому же показанию в 170 верстах от Аягуза. Из многих притоков Балхаш-нора замечательны по во личине своей две реки: Аягуз вытекающая с высоких гор на северо-востоке, в 500 верстах от озера, и река Или, которая берет начало с северной покатости хребта Мусарта, под названием Саль, а в средин течения носит имя Текес, и впадает в юговосточный край озера несколькими рукавами, образующими дельту на 50 верст в ширину, имея всего течения по показанию Китайцев 1000 ли (Китайская путевая мера ли содержит в себе 1897 1/2 английских футов или 271 1/14 русских сажень.), равных круглым числом нашим 540 верст. Первая из этих рек быстра, местами очень узка и неизвестно, в какой мере может быть судоходной; но Или при 250 саженях самой большой ширины и от 2 1/2 до 8 аршин глубины, судоходна от Кульджи до устья. [197]

Подробности эти относится собственно к тому, что при большем распространении торговли нашей в западном Китае, не может ли затруднительное сухопутное сообщение с Кульджею отчасти замениться водяным? — По крайней мере немалую подают к тому надежду находящееся почти на пути озеро Балхаш и впадающая в него река Или (Пишут, что один предприимчивый человек вздумал уже построить на Балхаш-нор и пароход, по примеру Аральского моря. Желаем ему успеха, а о выгоде нечего и говорить — она несомненна.). Это озеро есть одно из значительнейших в тамошней стране, после Аральского, которое оттого и туземцы предпочтительнее пазы итог денгис — море, как и Аральское (XII).

Заключим посильный наш очерк о торговле с западным Китаем, искренним желанием, чтобы голос наш не быль голосом вопиющим в пустыне, и вместе будем утешаться приятною надеждою, что недалеко то время, и мы еще доживем до него, когда не только речные суда, но и самые пароходы будут волновать грозный Иртыш, двигая произведения наших фабрик и мануфактур вверх его, а китайских вниз; что тогда оживится и Тобольск, много потерпевший от принятого с некоторого времени направления большой Сибирской дороги, вместо него через Ишим; восстанет и Тюмень, соединяющаяся с Тобольском посредством рек Тобола и Туры, по обоим берегам который раскинут, и где недавно учрежденная ярмарка не достигла еще ожидаемого от нее развития. Даже довольно на первый раз и того, если Тобольск сделается только складочным местом для русских и китайских товаров; но Тюмень ожидает лучшей будущности, по сближению своему с внутренними нашими губерниями и по невыгодному для ярмарки положению Ирбита, не пользующегося ни водяным, ни порядочным сухопутным сообщением Тогда, без сомнения, от новых поселений, вызванных торговою деятельностию, оживятся более и пустынные берега Иртыша. [198]

Дополнения к статье о торговых сношениях России с западным Китаем.

I.

Бухтарминская крепость.

Лежит под 40° 36' с. ш. и 101° 15' в. д. от Ферро, на правом берегу реки Бухтармы, в одной верст от слияния ее с Иртышем. Так как берег Бухтармы, возвышающийся здесь до 8 сажен над водою, состоит из гранита, расположенного на подобие глинистого сланца горизонтальными плитами, то довольно необыкновенное это геологическое явление, подало повод к первоначальному названию и самой крепости Плитняжного. Она окружена валом и не глубоким рвом, обнесенным рогатками. С западной стороны имеет построенные из кирпича ворота; внутри крепости каменные: магазины и пороховой погреб, деревянные: дом для коменданта, казармы и гауптвахта; вне крепости все строения деревянные, именно: церковь, во имя св. Великомученицы Екатерины, таможня, соляной и провиантской магазины и обывательские домы числом до 150. Эти сведения относятся к давней бытности моей на Бухтарме, по не отысканию позднейших; не думаю однакож, чтобы они устарели и тем еще более были бы излишни, потому что относятся к месту довольно важному в торговом отношении и близкому к Китаю. Правда, Энциклопедический Лексикон, под словом «Бухтарма» [199] (1836 т. VII, стр. 474) упоминает об этой крепости; но столь же ошибочно и неверно, как и о других посторонних предметах, тут же включенных. По его словам: находящийся близь крепости Бухтарминской рудник, золотосодержащий, а не медный, как в самом деле; Сиренов открыл Сиреновской рудник — вместо Зырянова и Зыряновского рудника, — теллурий (металл) найден в 10 верстах оттуда — вместо 40 верст — в Заводинском руднике и т. д. Наконец, что Бухтарминская крепость заложена для воспрещения входа в тамошнюю долину Зюнгорам и защищения от их нападений приходящих из Индии небольших караванов, которых торг, начиная с 1825 по 1829 год простирается до 10.000 р. ежегодно. — Но крепость построена около 1771, а Дзюнгария или Чжунгария (следуя произношению о. Иакинфа приуроченному им к китайскому, едва ли верному, но многими принятому), совершенно порабощена Китайцами еще в 1756 году; караванов же из Индии никогда там не бывало. (Очевидно, все это взято не из собственных источников, а извне, в чем нередко грешит этот, так называемый «Лексикон», обогащенный, впрочем, многими, даже до избытка, положительными сведениями, которые выкупая почти неизбежные в столь разнородных статьях погрешности, производить истинное сожаление об остановлении этой единственной, так сказать Русской Энциклопедии, на XVII томе).

II.

Устькаменогорск.

Под 49° 57' с. ш. и 100° 18' в. д. от Ферро. В 1720 основана здесь крепость, наименованная в 1822 году городом. Название Устькаменогорска дано этому месту или по положению его на правом берегу Иртыша, при крутом повороте гор, сопровождающих эту реку, или по ней самой выходящей из гор на степные пространства, [200] будто из каких-нибудь колоссальных ворот. Укрепление состоит из земляного вала, окруженного рвом, за которыми заметны кой-какие постройки. Близ укрепления, отдельно от него, находится и самый город, с каменною церковью и несколькими деревянными домами, частию казенными и частию обывательскими. Вверх по Иртышу, верстах в двух, есть еще немного деревянных домиков, мазанок и войлочных юрт; — последние принадлежат Киргизам и другим азиатцам. Все население крепости и города (по показанию доктора Мейера, спутника профессора Ледебура) составляло в 1826 году до 2,000 душ. Между жителями большею частию казаками и людьми служащими или отставными, есть и зажиточные торговцы из Русских и азиятцев. Но в словах г Чихачева, что «Устькаменогорск с своими мечетями (в мое время не было ни одной, да и г. Мейер позднее о них не говорит) и с окружающими его юртами имеет совершенно восточный видь» — столько же правды, как и в тех, что «Барнаул носит только название города, а в сущности не что иное, как большая деревня», — между тем как это место одно из лучших в тамошнем краю. Профессор Ледебур, посетивший Барнаул прежде г. Чихачева, многие похвалы своп заключает тем, что здесь, «в пяти тысячах верстах от столицы, с удивлением видите вы гнездо Европейской образованности». Можно бы и еще поговорить об ученом путешествии г. Чихачева по Алтаю, из которого заимствованы приведенные мною слова, если б это было здесь уместно. Оно издано в Париже 1845 года, под заглавием: Voyage Scientifique dans l’Altai oriental et les parties adjacentes de la frontiere de Cline.