-

А. Ф. ПОПОВ — ПЕРВЫЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ РУССКОГО ЯЗЫКА В ПЕКИНСКОЙ ШКОЛЕ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ «ТУНВЭНЬГУАНЬ»

(Окончание)

22 января 1865 г. А. Е. Влангали сообщил П. Н. Стремоухову: «Назначенный для преподавания русского языка в училище, состоящем при китайском МИД, надворный советник Попов прибыл в начале текущего месяца в Пекин. В должность свою он еще не вступил, потому что по случаю праздников Министерство [Цзунлиямэнь] еще не адресовалось ко мне с просьбою о рекомендовании ему какого-нибудь лица для преподавания русского языка (за выбытием занимавшегося этим делом члена бывшей духовной миссии иеромонаха Александра).

В бумаге, в которой китайские сановники выразили мне сожаление об отъезде иеромонаха Александра, они сообщили, что по истечении [времени] праздников обратятся ко мне и будут просить рекомендовать им другого учителя...

В случае отъезда в Россию в отпуск драгомана здешнего посольства [Д. А.] Пещурова должность его может быть без затруднений исправляема надв. сов. Поповым независимо от его занятий по преподаванию в китайском училище» ¹⁴.

После возвращения А. Ф. Попова в Пекин из Петербурга, где его окончательно утвердили в статусе преподавателя русского языка в китайской столице, для него начались трудовые будни, о чем он сообщил Н. П. Игнатьеву в письме от 1 мая 1865 г., где было сказано: «В феврале я вступил в должность учителя по приглашению китайцев... Ученики успевают отлично, порядочно понимают разговор и составляют фразы, недурно переводят с русского на китайский. На экзамене в прошлом году они оказались лучшими из [учащихся] всех трех училищ» ¹⁵.

Более подробную и интересную информацию сообщил А. Ф. Попов Н. П. Игнатьеву в цитируемом ниже письме от 18 февраля 1869 г.: «Недавно по училищу был у нас главный экзамен — за трехгодичный срок [обучения]: давали переводить бумаги с русского [языка] на китайский и обратно. Из семи старших учеников четверо удостоились [почетных чиновничьих] шариков. В английском и французском училищах [так] отмечено по три ученика.

Кроме того, два [наших] лучших ученика отправились с китайским посольством в Европу. Они часто пишут мне письма и пишут так недурно, что не всякий воспитанник гимназии напишет так (здесь и далее курсив мой. — А. X.). В Лондоне им нашли русского учителя, и они продолжают делать хорошие успехи» ¹⁶.

Убедительной иллюстрацией хороших знаний в русском языке, полученных учащимися «Тунвэньгуаня» — китайцем Гуй Жуном ¹⁷ и маньчжуром Такшиной, могут служить их письма, в том числе приводимое ниже из Лондона от 15 ноября 1868 г.:

«Многоуважаемый наш учитель,
Афанасий Ферапонтович,
письмо, посланное нами к Вам 10 мая из Вашингтона… мы думаем, уже получено Вами.

11 июня мы отправились из Вашингтона к Ниагарскому водопаду. Пробыв там несколько дней, мы почти каждый день ходили смотреть водопад, который так прекрасен и удивителен, что едва ли в целом мире можно найти подобный. Так как падение его |вод] составляют течения четырех больших озер, то он падает с таким чрезвычайно громким звуком и страшным видом, что мы нашли его страшнее, чем волны Тихого океана. Водопад этот считается первой, славной, прекрасной и удивительной достопримечательностью в мире. [38]

Во время пребывания нашего в Ниагаре случилось с нами одно несчастье. Однажды мы отправились вместе с нашими сановниками в одно место, называемое Бовлоу, по приглашению приятелей господина Бэрлингема [американского дипломата].

Несколько времени мы ехали на пароходе по озеру. Когда пароход приблизился к берегу и мы должны были сойти с него, [следуя] один за другим по мостику, чтобы достигнуть берега, то одна доска, [оказалась] гнилой, из-за чего сановник Сунь, не приметив этого и ступив на нее, провалился в воду… К счастью, в то время было несколько матросов, которые, нырнув в воду, схватили его и вынесли на берег.

В это время он был весь мокрый и… бледный. Мы одели его в наши платья и воротились назад. Возвратившись в гостиницу, мы полагали, что сановник Сунь после встречи с такой опасностью непременно будет болен несколько дней. Но, слава Богу, он не почувствовал себя нездоровым и как обыкновенно был здоров. Это несчастие мы назвали счастливым несчастием.

10 июля мы отправились из Ниагары по железной дороге в Бостон. Так как страна эта родина г-на Бэрлингема, то много благодарных людей приглашали сановников гулять по разным местам. Мы с сановниками были во многих достопримечательных местах, как то: например, в крепостях, (на) корабельной верфи, в университетах, на фабриках, часовых заводах и проч. 18-го ч. того же месяца мы отправились назад в Нью-Йорк и оттуда же 4 августа по Атлантическому океану приехали в Лондон.

21 сентября мы получили Ваше письмо от 20 июня. Очень благодарим Вас за него. В письме Вашем нам говорили, что Вы имели много дел в первой половине года и чтобы мы не думали, что Вы забыли о нас. О, нисколько мы так не думали! Мы знаем, что у Вас всегда бывает много дел.

Теперь английский секретарь г-н Браун пригласил для нас русского учителя, фамилия которого Гофман. Он человек очень ученый, каждый день приходит к нам объяснять нам [о чем пишут] газеты, учит нас писать, говорить и проч.

Отныне мы не только старых уроков не забудем, но и новы[м] выучимся. Это для нас очень полезно. Мы, должно быть, чрез месяц отсюда отправимся во Францию и потом в Пруссию или в Россию.

Мы думаем, после, по прибытии в Ваше государство, учиться по-русски и остаться там долее наших сановников, если они будут согласны. То письмо, которое Вы дали нам прежде, для пересылки к г-ну Псщ[у]рову, мы уже послали, в котором мы просили его переслать одно письмо к прежнему нашему учителю г-ну Александру [Кульчицкому], потому что мы, не зная, где он теперь служит, не могли адресовать письма нашего к нему…

Вы советовали нам знакомиться и разговаривать с русскими. Ваш совет — очень хороший. Очень благодарим Вас за Вашу заботу о нас. Мы и думаем так сделать. Так как почта наша отправляется скоро, то мы не имеем возможности подробно и часто писать к Вам. Посылая сие письмо, делаем Вам поклон и желаем Вашему семейству доброго здоровья. Потрудитесь засвидетельствовать наше почтение [Вашей жене] г-же Анне Романовне…

Глубокоуважающие и помнящие Вас воспитанники Ваши Гуй Жун и Такшина.

Tун-чжи 7-го (года) 10-й луны 13-го числа.

(Г[од] 1868 15 ноября) из Лондона.

Одно наше письмо к г-ну [А. А.] Ленци просим Вас передать ему» ¹⁸.

В ходе последующей преподавательской работы в «Тунвэньгуане» А. Ф. Попов 11 ноября 1869 г. представил новую докладную своему начальству в Петербурге под названием «Записка о китайских училищах и положении при них русского учителя». В ней он рассказал о введении в круг преподаваемых в училище дисциплин новых предметов. Это видно из приводимого ниже в сокращенном виде текста записки: [39]

«В конце 1866 г. китайское Министерство иностранных дел в дополнение к существовавшим раньше при нем училищам для научения [иностранных] языков — русского, английского и французского — основало еще училище астрономии, математики и других наук. Основания для этого нового заведения были несколько отличны от прежних, а именно: а) в прежние училища были приглашены преподаватели оказавшиеся] на месте, в самом Пекине, и первые из них были рекомендованы посольствами. В новое же училище Министерство [Цзунлиямэнь] пригласило — чрез посредство главного инспектора [морских] таможен г-на [Роберта] Харта — учителей из Европы; б) для прежних училищ были набраны ученики из привилегированного класса столицы, но менее 20 лет от роду, и только некоторые из них имели ученую степень кандидата [сюцай]. В новое же училище поступили без различия и маньчжуры и китайцы, так что туда вошли лица, которым было за 30-40 лет; в) большая часть слушателей этой последней [национальной] категории была помещена в самом здании училища. Им первоначально предполагалось выдавать по 10 лян стипендии вместо трех лян, получаемых прежними учениками, жившими по [частным] домам. Но вместе с тем новое училище было подчинено ближайшим образом тем же двум, директорам (ти-дяо), состоящим начальниками отделения при Министерстве, которые заведовали прежними училищами. Назначенные при новом училище еще два новых инспектора (один из них известный Бин Чунь, бывавший в Европе в 1866 г.) должны были жить с учениками в самом здании училища. В то же время Министерство подчинило им и прежних учеников. Назначив почетным попечителем училища члена Министерства престарелого Сюй Цзи-юя, известного своим переводом «Всеобщей географии» на китайский язык, оно подчинило его попечительству равным: образом все училища.

Следствием такого [пере]устройства вышло, что а) и административном отношении училища были соединены: в них был один глава великий князь Гун [И Синь], один попечитель, одни директора и инспектора и проч., но б) в учебном отношении они были разделены: в прежних училищах все еще оставались прежние учителя, в новые же поступили двое новых из числа приглашенных [англичанином] г-ном Хартом, хотя первые по-прежнему занимались элементарным преподаванием английского и французского языков, а остальные два только числились при нем и получали жалованье. Затем в) в хозяйственном отношении они также были соединены относительно содержания учеников, жалованья китайским учителям и проч., но г) относительно европейских наставников вышла разница, а именно: Прежние, приглашенные самими китайцами, получали из Министерства от одного из директоров и жалованье, [которое] было меньше сравнительно с [получаемым] новыми; новые же, приглашенные Хартом, получали его от [последнего]. Хотя источник вообще всех сумм на содержание училищ был один и тот же — это ластовый сбор с европейских судов, на который содержатся служащие при таможнях иностранцы, маяки и в настоящее время китайское посольство в Европе. Поскольку новые наставники были приглашены Хартом и с ним заключали свои контракты на имя китайского правительства, то естественно, что они были в зависимости от Харта и только через него могли вести дела с китайцами, тем более что, не умея говорить по-китайски, они не могли обращаться непосредственно к китайцам. Дальнейшим следствием этого было значительное влияние и участие Харта в училищных делах.

В начале 1868 г. произошла перемена в положении учителей и училищ, а именно прежние учителя в прежних училищах английского и французского языков отказались от классов (один из них г-н Мартин (В. А. Мартин /1827-1916/. — А Х.) причислен к новому училищу в качестве учителя-переводчика, с одним титулом н жалованием), и вместо них чтение на уроках было поручено новым учителям, преподававшим уже в новом училище, а потом двое учеников из двух прежних училищ были переведены [40] в новое в качестве помощников учителей, оставаясь в то же время учениками прежних училищ. Таким образом, два из прежних училищ [английского и французского языков] соединились и в учебном отношении е новым, и только одно русское училище осталось на прежнем положении, не имея параллельного класса в новом училище, хотя китайцы потом сравняли в жаловании русского учителя с новыми учителями [преподавателями-иностранцами].

История нового, или так наз[ываемого] Астрономического, училища, начавшаяся пышно, кончилась, однако, плачевно. Вместо того чтобы найти европейских учителей, знающих слова для разговора по-китайски, как советовал мандаринам русский учитель, или обязать новых, приглашенных из Европы учителей, приготовиться к чтению лекций по-китайски, г-н Харт и мандарины надумали готовить самих учеников к слушанию лекций на иностранных языках.

Вышло так, что большая часть учеников, уж и без того пожилых, или вовсе оставили училище или ходили на лекции по разу в месяц — ко времени получения стипендии. Остальные же в течение двух лет почти не сделали никаких успехов. Министерство, постоянно недовольное новым училищем, пришло было к мысли уже в настоящем году вовсе уничтожить сто. Но, к счастью, ему порекомендовали одного китайца по фамилии Ли (Ли Шань-лань /1810-1882/.-А.Х ), который теоретически знал математику и под руководством протестантских миссионеров перевел несколько европейских книг на китайский язык. Министерство и определило его туда преподавать математику, оставив при училище только шесть человек из прежде набранных пожилых учеников и прибавив к ним четырех учеников из прежних училищ и трех шанхайцев. Лекции же относительно английского и французского языков, [как] совершенно бесполезные, в нем были прекращены, а учителя переведены окончательно в прежние училища, которые, хотя не были в блестящем положении, но все-таки сравнительно процветали и начинали приносить пользу правительству… Так, например, ученики русского училища [ныне] очень часто переводит для Министерства русские бумаги, присылаемые е границы, не говоря уже о том, что некоторые из прежних учеников отправлены е посольством в Европу в качестве переводчиков.

Между тем училищный вопрос сильно озабочивал Министерство. . . на училища при начале основания нового из них [1868 г.] напал министр Во Жэнь (умер в 1871 г. — Л . X), представивший императору доклад об уничтожении их, и Министерству пришлось их отстаивать. Уничтожить теперь новое училище или оставить его в настоящем жалком положении не только было бы неловко перед иностранцами, в глазах которых существование его как бы служит доказательством прогрессивных устремлений правительства, но главное — было бы триумфом для Во Жэня и его партии закоренелых китайцев, оппозиционной правительству.

С другой стороны, Харт… искал только случая снять е себя вес заботы в этом направлении. Случай этот в настоящее время и представился с возвращением в Пекин прежнего английского учителя д-ра Мартина, который числился учителем-переводчиком и в прошлом году [1868 г.] ездил на родину, в Америку. Хороший знаток китайского языка и учивший около четырех лет английскому языку маньчжуров [и китайцев] в старом училище, Мартин зарекомендовал себя перед [высокопоставленными] китайцами еще переводом на китайский язык “Международного права”... и его перевод был отпечатан на суммы Министерства. После долгих совещаний между ним, мандаринами и Хартом Министерство теперь назначило его Главным учителем (Цзун-цзяо-си), или наетавником-наблюдателем трех прежних училищ, а вместе с тем поручило позаботиться об [лучшем устройстве] жалкого астрономического училища с условием, чтобы он сам преподавая там политическую экономию, международное право и другие науки. Предполагается также устроить особое отделение иностранных переводчиков. Член Министерства Дун Сюнь ¹⁹ повторил ему ту же замечательную сентенцию, которую приходилось слышать и [41] русскому учителю, что «в нынешних учениках Члены Министерства желают иметь себе преемников"…

Оба училища, и старое и новое, равно как и их наставники, уравнены между собою… Они находятся под главным ведением князя Гуна (с выходом в отставку престарелого попечителя Сюй Цзи-юя попечительство перешло к нему) и членов Министерства. Ближайшими их начальниками остаются два директора и инспектора. За ними следует главный учитель проф. Мартин, в обязанности которого [входит задача] заведовать учебною частью — с совета и согласия других учителей. Сам он также преподаватель. Жалованье будет получаться новыми учителями от секретаря г-на Харта или лучше из китайского банка. . . за подписью Мартина… Затем участие Харта в училищных делах совершенно прекращается; самые же контракты его с новыми учителями переходят к Мартину…

Русский учитель уже предложил ему, между прочим, одну из важных мер: установить для [преподавателей и переводчиков] иностранных языков три ученых степени, какие существу ют в Китае, сравнив их, если не с китайской [системой], то с маньчжурской» ²⁰.

Подвижнический труд А. Ф. Попова на ниве китайского просвещении оборвался в Пекине 15 февраля 1870 г. из-за тифозной горячки, которою он заболел в начале года. Признавая тяжесть этой серьезной утраты для Российской дипломатической миссии, поверенный в делах Е. К. Бюцов в письме от 20 февраля на имя П. Н. Стремоухова отмечал: «Мы теряем одного из наших лучших синологов и отличного знатока китайского языка». При этом российский дипломат особо указывал на добросовестное исполнение А. Ф. Поповым своих служебных обязанностей. «В короткое мое пребывание здесь, — писал Е. К. Бюцов, — я встретил в г-не Попове добросовестность и усердие в исполнении своих обязанностей выше всяких похвал» ²¹.

Высоко оценивал заслуги А. Ф. Попова как переводчика с китайского языка и российский посланник в Пекине А. Е. Влангали, который подчеркивал, что он «отлично изучил язык, пользовался доверием китайцев и принял деятельное участие в заключении с китайским правительством двух договоров (в 1862 и 1869 гг.), заключающих в себе правша для нашей сухопутной торговли с цинским Китаем» ²².

Положительно о работе А. Ф. Попова, посвященной русско-китайской торговле в Центральном Китае, отзывался и П. П. Семенов-Тян-Шаиский в своем труде по истории Русского географического общества: «Попов [А.Ф.], имевший случай совершить путешествие по р. Янцзыцзяну до главного торгового центра во внутреннем Китае — Ханькоу, прислал в Географическое общество интересные очерки о русской торговле в этом порте и об устроенных нашими соотечественниками чайных фабриках» ²³.

Жена А.Ф. Попова выехала из Пекина 16 мая 1870 г., а гроб с телом покойного мужа был привезен из китайской столицы в Кяхту, откуда взялся доставить его в Петербург известный кяхтинский купец М. Осокин. Известного китаиста, первого преподавателя русского языка в первой в истории Китая школе иностранных языков — «Тунвэньгуань», похоронили на территории Александре-Невской лавры. О его могиле сообщает бывший член и начальник (после смерти Палладия Кафарова) Пекинской духовной миссии архимандрит Флавиям (в миру Николай Н. Городецкий). В письме из С.-Петербурга от 2 января 1885 г. в Пекин на имя драгомана дипломатической миссии П. С. Попова он указал:

«В нескольких шагах от [К. А.] Скачкова (известного китаеведа) под прекрасным памятником белого мрамора лежит [бывший консул Ханькоу] П. А. Пономарев. На том же кладбище лежит и А. Ф. Попов, но не под спудом, а на вскрытии. В могиле открывается люк и внутрь устроена лестница; внутренность могилы представляет собой комнату, стены которой облицованы мрамором; пол покрыт ковром, и на нем стоит герметически закупоренный металлический гроб, осыпанный цветами и обложенный венками. [42] С супругою его я не знаком, а с братом буду сидеть в консистории» ²⁴.

В связи с утратой кормильца жене А. Ф. Попова, матери двух дочерей (Елены, родившейся 11 июля 1865 г., и Зинаиды, родившейся 11 октября 1866 г.), указом от 3 марта 1870 г. была назначена пенсия в размере 600 руб., которую ранее получал ее муж ²⁵.

После А.Ф. Попова осталось несколько опубликованных статей и несколько рукописей. Среди последних статья «Холера в Пекине», написанная в 1862 г. В ней, в частности, говорилось:

«Холера, появившаяся сначала в Тяньцзине, дошла, наконец, по реке Байхэ через Тунчжоу до Пекина явившись [в конце июня] сперва в восточном городе, она быстро потом перешла в южный и затем перебралась в западный и северный По вычислению, сделанному у ворот Нинсинмэнь Южного города, число умерших, выносимых за город, простиралось в течение недели до 120-130 чел. в день, а по вычислению у ворот Аньдинмэнь Северного города, число их сначала равнялось одному, а потом в течение 10 дней возросло до 40... общую сумму смертности в течение суток можно определить приблизительно от 100 до 500 чел.» ²⁶.

Любопытную характеристику дал А. Ф. Попов в своем очерке о холере известному деятелю и дипломату цинского Китая Гуй Ляну, о котором он писал:

«Одном из замечательных жертв, похищенных в Пекине холерой, был министр Гуй Лян, старейший из китайских министров, тесть князя Гуна [И Синя] и второй после него член Министерства иностранных дал [Цзунлиямэнь] — тот самый, который был первым уполномоченным [Китая] при заключении трактатов с четырьмя державами [в период англо-франко-китайской войны 1858-1860 гг.]. Отец его имел огромное семейство, и он был девятым по счету сыном. Почти все братья Гуй Ляна отличались талантами и службой, а пятый из них — И Лян был генерал-губернатором Кантона. Сам Гуй Лян, однако, не был из больших ученых; он имел только первую ученую степень (сюцай) и начал свою служб} столоначальником (юань-вай-лан) при Министерстве церемоний [Ли-бу], которую получил пожертвованием [денег] в пользу казны, и прослужил около 60 лет. Умер он на 79 году от роду. В приказе, изданном по случаю его смерти, император возводит покойного в высшее государственное 2-го класса достоинство — тайфу (великого наставника) и предписывает выдать на похороны 100 лян серебра. Гроб Гуй Ляпа будет оставаться в доме в течение 33 дней, из коих 27 дней назначено на отпевание его хэшанами [монахами], даосами и ламами (по 9 дней)» ²⁷.

Уже одна эта рукопись А .Ф. Попова позволяет говорить о важном значении его творческого наследия, раскрывающего малоизвестные страницы истории китайского парода в период правления маньчжурской династии Цин (1644-1912 гг.), свергнутой в ходе Синьхайской революции 1911-1912 гг. сторонниками Республики.

Комментарии

14. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. СПб Главный архив II-12, оп. 52, 1863, д. 1, л. 48-49. Как видно из архивных данных, после отъезда из Пекина Александра Кульчицкого его обязанности по преподаванию русского языка в «Тунвэньгуане» с 16 февраля 1870 г. по 1 января 1871 г. выполнял член Российской дипломатической миссии Карл Вебер, впоследствии российский посланник в Корее. См.: АВПРИ, ф. СПб. Главный архив II-12, оп. 52, 1863, д. 1, л. 80.

15. Государственный архив Российской Федерации, ф. 730, ед. хр. 3695, л. 16.

16. Там же, л. 21.

17. С согласия МИД на предложение министра народного просвещения Н. Д. Делятюва (от 14 января 1884 г.) Гуй Жуй был приглашен лектором — преподавать китайский язык и китайскую каллиграфию на факультете восточных языков С.-Петербургского университета сроком на два года (по 1 января 1886 г.) с окладом 1 000 руб. в год. См.: АВПРИ, ф. СПб. Главный архив II-12, 1884, д. 1, л. 1-2.

18. Российский государственный архив древних актов, ф. 1385, оп. 1, д. 11739, л. 1-8.

19. Дун Сюнь (1807-1892) китайский сановник и дипломат, оставивший ряд трудов по исторической географии и несколько литературных произведений. Он — уроженец провинции Цзянсу. В 1861 г. его как помощника главы ведомства финансов (ху-бу) назначили членом только что созданного управления по иностранным делам — Цзунлиямэня, где он прослужил 20 лeт. За год до кончины Дун Сюня, оставившего заметный след в истории и литературе цинского Китая, появилась хроника его жизни (нянь-пу). изданная его внуком.

20. АВПРИ, ф, СПб, Главный архив II-12, он, 52, 1863, д, I , с. 64-75.

21. АВПРИ, ф. Главный архив IV-2. 1868. л, 12, л. 18.

22. Там же, л. 6.

23. Семенов П.П. История полувековой деятельности Русского географического общества: 1845-1895. СПб., 1896, л. 256.

24. Российская государственная библиотека, ф. '218, картон 763, ед, хр. 24.

25. АВПРИ, ф. Главный архив IV-2, 1868. д. 12.л.. 9, 27.

26. АВПРИ, ф. СПб. Главный архив I-5, 1823, оп. 4, л. 1 п. 115, л. 1

27. Там же, л. 9.

Текст воспроизведен по изданию: А. Ф. Попов - первый преподаватель русского языка в пекинской школе иностранных языков "Тунвэньгуань" // Восточный сборник, № 26. 2012