-

ВЗГЛЯД НА ОТНОШЕНИЯ АНГЛИИ К КИТАЮ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ.

Война с Англиею — главная причина междоусобия в Китае. — Развитие инсурекции вследствие английского влияния. — Смерть Тао-Куанга. — Тиен-Ти. — Старинный китайский костюм. — Татары и китайцы. — Разбойники и горцы. — Надежды торговли и несбывшиеся ожидания. — Процветание Китая в древности к в средние века. — Упадок народного характера. — Избыток рук и недостаток земли. — Ненависть китайцев к Англичанам. — Опиум и его влияние на торговлю и администрацию. — Кантонская карикатура. — Будущность Китая.

Известно, что в настоящее время в Китае свирепствует борьба приверженцев древней династии Мингов противу поработителей Китая — татар.

Каков бы ни был окончательный результат этой междоусобной войны, надобно сознаться, что она произошла от поражения, претерпенного нынешнею китайскою династиею в последней войне ее с Англией. До-тех-пор гордые и хвастливые мандарины могли еще удерживать власть в своих руках и обманывать народ и правительство; но унижение Китая, принявшего нанкинский трактат, было так очевидно, что его нельзя было скрыть. Китайцы увидели, что войска правительства не в-состоянии защитить его, и что войско это везде было разбито и рассеяно.

С-тех-пор начали открыто противиться насильству мандаринов, которому до того времени подвергались безропотно, как неизбежному бедствию. На многих пунктах вспыхнули возмущения, и шайки разбойников, составляющие всегда первый элемент беспорядков, поддерживали это сопротивление. Меры пекинского правительства доказывали в то же время, что оно приняло систему выжидания.

До войны с Англиею, низшему сословию жителей запрещено было иметь огнестрельное оружие; даже продажа железа была ограничена, потому-что оно могло служить для фабрикации оружия. Но во время войны было роздано много оружия, оставшегося в руках людей, которые расположены были употребить его во зло.

Этой причине также, как контрабандной торговле опиумом надобно приписать сильное развитие морского разбойничества со времен английской войны. [30]

Рыболовы и контрабандисты, имея оружие, сделались пиратами; и в ту минуту, как правительству нужно было употребить всю энергию, оно увидело, что власть его ослабла и уже не признается. Даже во время войны с Англиею жители оказывали мало сочувствия к правительству, кроне одного Кантона, где жители метали чужеземцам за личные обиды. В других местах, как-скоро какой-нибудь город был взят англичанами, китайцы вслед за англичанами грабили своих соотечественников. При этом беспорядке усилились общества Триада и Ненуфар, давно уже составленные для ниспровержения татар и восстановления древней китайской династии.

Последний богдыхан, по болезни и слабости, не в силах был исправить этих беспорядков. Военная контрибуция в 21 мильйон долларов, которую он должен был заплатать англичанам, истощила казну. Произошел опасный финансовый кризис. Внешняя торговля упала; таможенные сборы представили значительный дефицит. Сама природа вооружилась против Китая: почти целый год лили дожди. Ян-це-Кианг и Желтая-Река выступили из берегов и опустошили несколько провинций; а как главный государственный доход состоит в поземельной подати, то казна совершенно обеднела.

Чтоб выйдти из затруднения, правительство обратилось к тщеславию богачей и продало им несколько чинов и привилегий. Сначала система эта удалась; но, по мере покупки званий, теряли они значение и вскоре перестали их покупать. Еще неудачнее была продажа публичных должностей, которые до-тех-пор раздавались только экзаменованным лицам. Это было нарушением правила, которому Китай обязан своим долговременным существованием. Преимущество, данное богатству над личным достоинством, вооружило самый влиятельный класс людей в Китае — ученых. Для покупки мест явилось много богачей, составивших из этой покупки своего рода спекуляцию. Но как желающих купить места было всегда больше, нежели вакантных мест, и как впредь до получения места кандидат обязан был внести определенную сумму, то покупающие вскоре увидели, что их деньги могут пропасть по неимению вакансий, а прежние должностные лица поняли, что их всячески стараются выжить под малейшим предлогом; поэтому неудовольствия усилились со всех сторон ко вреду татарской династии.

25 Февраля 1850 г. умер богдыхан Тао-Куанг после тридцати-двухлетнего царствования. Ему наследовал сын его Гиен-Фонг, которому не было и двадцати лет. Он устранил от себя прежних советников и друзей отца своего.

Со смертью Тао-Куанга и с последовавшим вскоре после того взятием Нанкина, инсургенты чрезвычайно усилились и овладели южною половиною империи. В одном из последних манифестов их предводителя, принявшего титул Тиен-Ти (небесная добродетель) оказывается, что мода на длинные косы и на бритые головы, введенная насильно татарами между китайцами, заменена будет древнею китайскою прическою, какую употребляют актёры на театре в старинных пьесах, то-есть: все волосы будут связываться вместе одною [31] лентою. В манифесте этом сказано: «Беглецы диких пустынь, вторгшиеся в наши дворцы (татары), эти жители бесплодных гор, овладевшие нашими землями, не последовали мудрым законам Я-она и Туна, а дали людям вид бессловесных животных».

Кто хочет теперь в Китае объявить себя приверженцем инсургентов, тот берет ножницы и отрезывает себе косу. Это нарушение закона, возложенного победителями-татарами на побежденных китайцев. Это был громовый удар для Гиен-Фонга, когда в первой официальной депеше донесено было, что «в некоторых провинциях земля устлана отрезанными косами». В 1851 году обнародовали, что, с восстановлением династии мингов, татарский костюм будет заменен открытым халатом, какой китайцы носили до вторжения маньчжуров.

Далее в этом же манифесте намекают на войну с англичанами: «У вас, татар, нет ни хороших генералов, ни храбрых солдат. Вы должны были прибегнуть к помощи сельских жителей. Предшественники ваши содержали постоянные армии, чтоб защищать народ. Вы принудили весь народ сделаться солдатами».

Английская война была источником беспорядков, волнующих Китай. Какой будет конец их — нельзя предугадать.

Городовое устройство в Китае самое бестолковое и держится столько веков единственно кроткими нравами жителей, промышленными обычаями, малыми потребностями их и тем обстоятельством, что нет почти семейства, в котором бы хоть один из членов не занимал публичной должности и не имел в виду, по-крайней-мере в мечтах, достигнуть до первых званий в империи, Оттого-то этот народ, уважающий однакож правосудие и права каждого, подвергается систематически и с величайшею покорностью всякого рода насильствен и угнетению мандаринов. Правда, что угнетенные часто жалуются, иногда лично мстят, а по-временам производят смуты; но беспорядки эти легко укрощаются то сплою, то уступками, и усмиренный китаец принимается за ежедневные свои занятия с таким же простодушием и спокойствием, как прежде.

В настоящее время шайка разбойников начала междоусобия и успела воззванием к древней законности и национальности обратить на себя внимание. Она успела пробудить всеобщее к себе сочувствие, придав восстанию религиозный характер. Она приобрела сильное содействие. Наконец под знамена ее стали Миао-цзы — племя горцев провинции Куанг-Со (в Югозападном Китае), которые всегда сохраняли свои туземные предания, древнюю народную одежду и ненависть против татар. Миао-Цзы и прежде производили частые вторжения, от которых трудно было защититься, потому-что они с добычею уходили опять в горы, прежде нежели медленность мандаринов успевала собрать войско, достаточное для отражения их. Говорят, что Миао-Цзы самых диких нравов, а суеверный ужас черни придал им, вместо официальных кос, звериные хвосты. Союз их с инсургентами делает их вдвойне страшнее, потому-что в богдыханской армии царствует также суеверие. [32]

С другой же стороны можно, впредь до точнейших сведений, сомневаться в успехах восстания, которого ход похож на проезд корабля по воде. Народ перед ним раздвигается — все уступает: лихоимство мандаринов, равнодушие жителей, трусость милиции, прокладывают везде путь инсургентам; город за городом, область за областью покоряются; но нигде еще инсургенты не имеют постоянной администрации. Армия их, идя далее, оставляла занятые ею провинции, а прежние мандарины (кроме тех, которым отрубили головы) возвратились в разоренные свои жилища и начинают попрежнему исправлять обязанности своего звания, как-будто ничего не случилось.

В Англии все газеты хвалят благоразумие, с каким иностранные консулы воздерживаются от вмешательства в эти междоусобия, и однакож, вообще желают, чтоб Англия воспользовалась этими обстоятельствами для расширения коммерческих сношений с Китаем.

Нынешнее положение торговли европейцев с Китаем очень-неопределенно, тем более, что мы вовсе еще не знаем общего политического и общественного состояния этой империи. Это незнание долго будет препятствовать составлению и исполнению систематического плана для сношения с Китаем.

Если сравнить торговлю Англии с Китаем, какова она была в 1838 году и какою сделалась в-течение десяти лет с 1842 года; если вспомнить, что в это время Китай был почти совершенно во власти англичан, что Англия заключила с ним трактат, по которому могла открыть торговлю с 380-мильйонами жителей, чуждых до того времени всякого сношения с иностранцами; если вспомнить все это, то надобно удивляться незначительности приобретенного результата. Все были в-праве думать, что такая масса новых потребителей, чуждых пароходства и всех новейших изобретений, открывая вдруг пять значительных гаваней, устремится в эти гавани и откроет обширную торговлю, отчего произойдет сильное приращение коммерческих сил Англии. Но все эти предположения были ошибочны; все расчеты были неверны: все надежды не сбылись.

Обратясь к истории Китая, мы видим, что древняя Персидская Монархия искала уже его союза; что во времена ее могущества победоносное оружие Китая дало дикому племени гуннов, прогнанному с границ Китая, первый толчок, от которого потом пал Западный Рим; что первые основатели могущества турок, которые потом разрушили Восточную Римскую Империю, почитали необходимым условием своего величия получение руки дочери китайского богдыхана. Что ж касается до внутренней образованности китайцев, то мы видим, что когда Гелиогабал на вес золота покупал шелковые ткани — роскошь, раздражавшая сурового Плиния — тогда большая часть жителей Китая уже ходила в шелковой одежде; когда древняя классическая литература Европы угасала посреди смут средних веков, на стенах Нанкина ежедневно наклеивали афиши о новых пьесах и продаже дешевых фонарей; когда мудрецы Греции смеялись над [33] мореплавателями, уверявшими, что, плывя на запад, можно наконец увидеть солнце с правой стороны, китайские официальные астрономы наблюдали движение небесных тел и определяли солнечный год, записывая прецессию равноденствий. Из внутреннего устройства Китая мы видим, что вся империя была перерезана каналами и государственная администрация имела уже полный кодекс, когда законы двенадцати таблиц Рима не были еще изданы и аппиев водопровод не построен.

Что ж касается до торговли китайцев, то в древние времена снабжали они весь Восток и Римскую Империю предметами роскоши, тогда-как теперь Китай, содержащий в себе третью часть всего земного народонаселения, сосредоточился в собственных своих границах и вовсе не ведет торговли с чужими краями, стараясь воспрепятствовать введению всех усовершенствований в искусствах и промышлености и противясь выселению своих подданных в другие страны, бедные народонаселением.

Что из этого должно заключить? Что Китай, достигнув, после стольких столетий развития, до точки застоя и чувствуя чрезвычайное увеличение своего народонаселения, занялся одним обработыванием земли; что все средства жителей обращения были с-тех-пор только на способы существования; что от этого неминуемо остановились успехи в науках и промышлености. С-тех-пор Китай потерял всю энергию и предприимчивость.

Действительно, таково нынешнее состояние Китая: нет вовсе земли для новой распашки; работа рук платится весьма-дешево; барыши в торговле весьма-незначительные; поземельная собственность разделена между бесчисленным множеством мелких владельцев, так-что град, наводнение, саранча производят тотчас же голод между мильйонами жителей, хотя правительство и содержит обширные общественные магазины для отвращения подобных бедствий. Мануфактурная промышленость предоставлена индувидуальному труду, так-что в огромной провинции Су-чан нет хижины, где б не занимались шелководством, и однакож успехи его неизвестны. Как делали ткани тысячу лет тому назад, так делают и теперь. Все живут кое-как в настоящем: никто не думает о будущем; от этого развилась суеверная любовь к преданиям, составляющая главную черту китайского характера и в которой столько же трогательного, как и смешного.

Понятно, что подобная страна не может вдруг пуститься в обширную торговлю, Там, где всякий дюйм земли обработан; где возделаны даже скаты холмов; где целые округи заняты искусственным орошением полей; где хлопчатник садится главою семейства, очищается детьми, прядется старухами и ткется всеми поочередно, там нельзя думать об иностранной торговле, потому-что нечего продавать и не на что покупать. В Китае производительность достигла уже до высшей точки, и следовательно торговля та же, разве произойдет какой-нибудь всеобщий переворот.

Со стороны Англии торговля с Китаем усилилась только одним [34] опиумом, и это, разумеется, возбудило против Англии большую недоверчивость всех благомыслящих людей в Китае. Торговля эта представляет замечательный характер: опиум — настоящая язва народа; он запрещен правительством, и однакож употребление его чрезвычайно усилилось. Имя Англии известно в Китае только по опиуму и войне. Мудрено ли, что англичан ненавидят, как истребителей.

Чтоб составить себе некоторое понятие о вреде, производимом опиумом, скажем только (и это не исключение, а общее правило), что курильщики опиума, истратив на покупку его все свое имущество, продают детей своих, жен, дочерей, даже наконец самих себя, чтоб насладиться этою отравою.

Для определения зла приведем цифры. Кто выкуривает в день масе (12 трубок), почитается погибшим. Десять масе составляют таэль, а количество опиума, привозимого ежегодно из Ост-индии, простирается до 40,000 ящиков, то-есть 120,000 таэлей, или 1,200,000 масе. К этому надобно присоединить еще около 35-ти мильйонов таэлей, выделываемых в китайских провинциях Юн-нань и Квей-чоу. Все же народонаселение взрослых мужчин в Китае составляет до 60 мильйонов.

Торговля опиумом произвела и другие печальные последствия. Во-первых, по причине строгого запрещения ввоза опиума, сделался он контрабандою и породил систему подкупов во всех таможнях Китая. Лихоимство китайских должностных лиц беспримерно: не только мелкие чиновники берут взятки, но контролеры, интенданты, адмиралы, губернаторы, мандарины допускают эту контрабанду, потому-что получают от нее хороший доход. Дошло до-того, что если у продавца недостает судов для перевоза контрабанды, то он нанимает казенные сторожевые суда, и те служат для перевоза опиума.

Кроме того, ввоз опиума чрезвычайно расстроивает финансы Китая. Ежегодно вывозится оттуда англичанами пять мильйонов фунтов стерлингов (30 мил. руб. сер.). Год-от-году золото, а еще более серебро дорожают в Китае. Чтоб получить их при взимании податей, мандарины прибегают к разным насильствам; двор знает это и смотрит на все сквозь пальцы. Следственно и этих печальных отношений виною Англия.

Это еще не все. Несмотря на продажничество китайских чиновников, правительство искренно желает истребить торг опиумом. Что ж из этого вышло? контрабандисты составили целую флотилию судов; эти суда очень-быстро ходят под парусами и на веслах; на каждом судне помещается от 50 до 100 разбойников, вооруженных с головы до ног и готовых на все. Казенные суда не нападают на них, но за — то сами контрабандисты, когда у них мало работы, занимаются морским разбоем и всего охотнее нападают на английские суда с опиумом, не боясь даже пушек. Хотя эти разбойники и не так жестокосерды, как малайцы, но из осторожности убивают всех, кто может изменить им и, [35] разумеется, прежде всего своих агентов — англичан. В последнее время английские крейсеры истребили много разбойников; но источник разбоев — та же продажа опиума, та же Англия.

Все теперь сожалеют, что при нанкинском мире Англия не потребовала открытия для всемирной торговли всех портов: тогда бы Китай уступил; теперь неизвестно, когда можно будет сделать подобное предложение.

Более всего ненавидят англичан в Кантоне и даже презирают за бессилие их. Политика Англии старается при всяком недоразумении и оскорблении употребить обыкновенные средства европейской дипломации. Консул подает ноту, требует удовлетворения; ему отвечают уклончиво, учтиво, и переписка продолжается несколько месяцев. Это служит доказательством для жителя Кантона, что Англия слаба и боится действовать решительно.

Недавно в Кантоне несколько недель сряду красовалась на стенах карикатура, где чорт был представлен с рыжыми волосами, с огромною головою и чудовищным ртом на чрезвычайно-маленьком теле с самыми тоненькими руками и почти без пальцев; так китайцы представляют себе Англию.

Все это доказывает, что Англии не заставила еще ни любить себя, ни бояться; что положение торговли ее с Китаем вовсе не так блистательно и что будущность этой коммерции немного обещает, если не будут изменены основания ее действий.

Главное изменение должно состоять в том, чтоб иметь посланников в самом Пекине. Сэр Джон Девис обнаружил, каким постыдным образом мандарины скрывают от глаз богдыхана всю истину происшествий до последней минуты, потому-что всякая неудача, всякое поражение составляет государственное преступление. Указать на какую-нибудь опасность значит подвергнутся ссылке, или разжалованию.

Ке-чен, один из умнейших кантонских правителей, видя слабость сил своих, осмелился предложить войдти в переговоры с варварами. Богдыхан отвечал; «И он смел просить у нас милости к английским бутовщикам! За это разжаловать его, сковать, привести под караулом в столицу, а именье все конфисковать». И государственный человек, обладавший 500,000 акров земли, не имел мелкой медной монеты на пищу, сидя в тюрьме.

Губернатор Чусана вызван был в Пекин и трои сутки стоял на коленях у ворот дворца с своею свитою до получения аудиенции, а потом сослан на Амур в каторжную работу. Вина его состояла в том, что он не истребил англичан. Он избежал этого наказания, потому-что наконец не могли скрыть от богдыхана, что английские бунтовщики сильнее китайцев и что надобно заключить с ними мир.

Когда европейские посланники будут жить в Пекине, мандарины не осмелятся скрывать требований европейской дипломации. Для выгод Англии, почти все государственные люди ее советуют исходатайствовать дозволение законной продажи опиума. Правда, что, по [36] несчастной слабости человеческой натуры, многие употребляют опиум только потому, что он запрещен; не будь запрещения, исчезли бы контрабанда, подкуп таможенных чиновников, морское разбойничество. Вторым пунктом нового тортового трактата должно быть открытие всех гаваней для европейской торговли. Тогда бы Англия могла доставлять Китаю лучшую хлопчатую бумагу и шерсть, для которых китайцы употребляют столько мильйонов рук, и тогда руки эти обратились бы к возделыванию чая и других предметов, нужных Европе.

Будущность Китая представляет, впрочем, много надежды на развитие этого государства. Этому развитию препятствует одна Англия, и только с уничтожением ее зловредного влияния может наступить для Китая эпоха благодетельных преобразований.

(Revue contemporaine).

Текст воспроизведен по изданию: Англо-китайская война по китайским документам // Отечественные записки, № 10. 1854