-

Еще по поводу книги г. Тихменева: Историческое обозрение Российско-американской компании.

(См. Морск. Сб. 1861 г. №№ 6, 7 и 8, отдел критики и библиографии.)

С наступлением зимнего пути в ноябре месяце 1852 года, на реку Амгунь был командирован лейтенант Бошняк для ознакомления с жителями озера Самагиров, собрания сведений о торговле на урочище Бурукане и р. Бурее, о путях, ведущих к этим местам с р. Амгунь и Гаринь, с целью более положительного дознания о направлении Хинганского хребта. За сим мичман Разградский, Петров и унтер-штегер Блинников были командируемы вверх по р. Амур и берегам лимана с торговою целию и в видах содействия экспедиции г. Бошняка в залив де-Кастри, командированного туда в феврале 1853 года.

Эти последние исследования, произведенные в продолжение зимы с 1852 на 53 год, в совокупности с предыдущими сведениями полученными от туземцев, положительно доказывали: а) что Хинганский хребет от верховьев р. Уди, направляясь к югу и переходя за р. Амур, имеет ветвь, перебрасывающуюся холмами чрез р. Сунгари, около 70 верст выше ее устья, и направляющуюся между этою рекою и р. Усури к Японскому морю, и б) что главные притоки низовья р. Амур, — реки Амгунь, Гаринь и другие, выходящие из восточного склона этого хребта, имеют вообще направление к северо-востоку и востоку. Таким образом разрешился один из главных вопросов приамурского края о направлении пограничного хребта от верховьев р. Уди и о направлении рек, орошающих низовья этого края. Донося об этом [2] генерал-губернатору, я между прочим изъяснил, что в виду этих данных, вся страна, лежащая к востоку от Хинганского хребта до Татарского залива, по точному смыслу нерчинского трактата 1689 года, составляет бесспорную принадлежность России; что поэтому и границы наши с Китаем означаются на картах неправильно и все действия наши производятся в пределах России, хотя и не ограничиваются землею гиляков; что льды и туманы, господствующие постоянно в Охотском море, климатическое состояние его берегов и кратковременность навигации, препятствующие к основанию здесь надлежащего порта, понуждают меня искать таковой на прибрежьях Татарского залива. По этим-то причинам немедленно и приступлено к учреждению склада на р. Амур, в ближайшем к заливу де-Кастри селении Котове, с занятием вместе с сим и самого залива де-Кастри, так как залив этот представляет единственный ближайший к лиману хороший рейд, на котором навигация продолжается двумя месяцами более, чем в устье самой реки. Притом залив де-Кастри, по связи своей с Амуром, представляет значительный пункт на прибрежьях Татарского залива и необходимую станцию к дальнейшим исследованиям этих прибрежий и, наконец, при объясненном выше неправильном доселе мнении о принадлежности, будто бы, этих мест Китаю, главная цель наших действий должна состоять, не в сосредоточении сил наших в Петровском и Николаевском — в земле гиляков, как мне повелено, а напротив, в разделении этих сил на известных доселе и могущих открыться далее замечательных пунктах страны, в видах фактического заявления пред иностранцами о принадлежности этого края России, а также в видах облегчения дальнейших исследований для отыскания надлежащей гавани, непосредственно связанной с рекою Амур, на что настоящие уже сведения дают надежду. Это последнее обстоятельство, по моему убеждению, составляет последний важный вопрос, который предстоит нам разрешить для определения в какой мере этот край полезен для России. Таков был общий смысл донесений моих в декабре 1852 и январе 1853 года генерал-губернатору Н. Н. Муравьеву и такова была вообще главная цель действий наших в это время, о которых только отчасти упоминает и г. Тихменев (стр. 92-95). Но, как ни казалась на месте очевидна необходимость подобных с моей стороны распоряжений, однако, в С.-Петербурге нужна была энергическая деятельность Н. Н. Муравьева, чтобы разъяснить необходимость этих действий, — и только лишь при полном сознании в Бозе почившего Императора Николая I, [3] что для пользы России нам необходимо принять на Восточном океане более серьезное положение, и при живом содействии оказываемом этому делу Августейшим Генерал-Адмиралом и наконец, в виду распоряжений правительства Американских штатов о снаряжении экспедиции в Японию и к берегам приамурского края (Первая, для утверждения торговых связей с японским государством, была под начальством Перри, а вторая, с ученою целью, под начальством капитана Рингольда.), деятельность в этом отношении Н. Н. Муравьева восприяла последствия: именно в 1853 году, в феврале, Его Высочество Константин Николаевич, поставляя мне в известность о посылке американцами экспедиции, с Высочайшего разрешения между прочим изволил повелеть: чтобы в случае появления судов этой экспедиции у берегов приамурского края, оказывать им содействие, в границах должного благоразумия и осторожности, не упуская из виду власть, миролюбиво водворяющуюся в тех краях. За сим, в апреле, состоялось Высочайшее повеление об усилении амурской экспедиции ротою матрос из камчатского 28 экипажа и сотнею казаков из забайкальского войска, при надлежащем числе офицеров, которым дарованы за 5 лет служения в экспедиции пенсии в том же размере, в каком пользуются ею офицеры, служившие в Камчатке 10 лет, и наконец, повелено занять залив де-Кастри, селение Кизи и остров Сахалин и все расчеты с Р. А. компанией по снабжению экспедиции окончить к 1 января 1854 года. Эти распоряжения высшего правительства обнаруживали ясно сознание необходимости утверждения нашего в приамурском крае, как стране, принадлежащей России, и показывали, что лишения я опасности, которым мы подвергались, для уяснения этого (В предписании генерал-губернатора от 23 апреля 1853 г. за № 147, из С.-Петербурга, о занятии зал. де-Кастри и с. Кизи, изложено: «Вследствие всеподданнейшего доклада моего и на основании Высочайшего о границах наших с Китаем указания, предписываю занять — з. де-Кастри, где иметь караул из 15 вооруженных людей при одном орудии и об исполнении по этому предмету мне донести в С.-Петербург. Я не премину вас уведомить о дальнейших распоряжениях высшего правительства». Это получено в Петровском 14 июля с транспорта «Байкал», а залив де-Кастри быль уже запять г. Бошняком еще в марте месяце.), не прошли бесследно; они составляли главные основания в положительном признании за Россиею этого края [4] после 200 летнего периода времени, в продолжение которого край этот, как мы видели, по стечению различных случайностей, едва не был на веки закреплен за Китаем, или еще хуже, едва не сделался добычею какой либо предприимчивой нации.

Между тем, не зная еще ничего об упомянутых сейчас распоряжениях высшего правительства, состоявшихся в апреле 1853 года в С.-Петербурге, — согласно вышесказанному донесению моему генерал-губернатору, не упуская времени, в феврале же 1853 года я направил г. Бошняка в залив де-Кастри и в марте гг. Разградского и Воронина в Николаевск, — приказав первому из них, в случае появления иностранных судов, заявлять им о принадлежности прибрежьев этого края — России, и, приобретя от туземцев лодку, с первою возможностию отправиться на ней вдоль берега к югу, стараясь достигнуть бухты, Ходжи, которую описать; собрать сведения о сообщении этой бухты, с р. Амур и о положении к югу от нее лежащего берега и сообщениях оного тоже с р. Амур; а последним двум офицерам приказано было с открытием устья реки, на барказе и вельботе спуститься в лиман, с целию более точного определения направления южного прибрежного канала, его промера и, если возможно будет, то и исследования — не имеется ли среднего большого по лиману канала, существование которого, по рассказам гиляков и другим соображениям, становилось весьма вероятным. Затем г. Воронину приказано было следовать к с. Дуй, описать подробно проток Выхту, как единственное место, казавшееся удобным для пристанища судов — около месторождения каменного угля. Результатами всех экспедиций, к июню 1853 года были: занятие зал. де-Кастри, положительные сведения о состоянии этого залива (показывающие, что он действительно представляет один только лишь рейд, но не может быть надлежащим портом) и опись бухты Ходжи, названной г. Бошняком зал. Императора Николая I и представлявшей одну из превосходных закрытых гаваней. Собраны сведения: о сообщении этой гавани с р. Амур, о народах, обитающих по всему прибрежью Татарского залива до Корейской границы и оказавшихся независимыми, о впадающей в Японское море р. Самальги (Суйфун), о существовании закрытых бухт в окрестностях этой реки, почти круглый год незамерзающих, и, наконец, что все эти места имеют сообщение с р. Усури, а чрез нее и с р. Амур. Приведено в большую известность состояние лимана и подробно описаны: приток Выхту и часть сахалинского берега до с. Дуй. Оказалось, что на всем этом пространстве нет удобной бухты для нагрузки [5] каменным углем, изобилие которого на Сахалине у этих мест неисчерпаемо.

После таковых сведений, полученных мною — к июню месяцу и в виду присланных в начале мая с нарочным из Аяна от Его Высочества вышеупомянутых извещений об американской экспедиции, становилось уже необходимым занятие и Императорской гавани, как для наблюдения над действиями этой экспедиции, так равно и в видах исследования климатического состояния этой гавани и распространения дальнейших наших исследований лежащего к югу от нее берега, для удостоверения в какой степени справедливы показания, заявленные г. Бошняку туземцами, об р. Самальге (Суйфун) и о сопредельной с нею закрытой бухте. Почему, положив исполнить это немедленно, я тогда же послал в де-Кастри г. Разградского на смену г. Бошняку, которому для личных со мною объяснений приказал прибыть в Николаевск; но между тем, 14 июля, с первым пришедшим из Аяна в Петровское судном-транспортом «Байкал», я получил вышесказанные Высочайшие повеления о занятии де-Кастри, сел. Кизи и остр. Сахалина, предписания генерал-губернатора и депешу главного правления амер. К° от 17 апреля на предмет занятия острова Сахалина и вместе с этим на «Байкале» же присланы ко мне 17 человек казаков, взятых из Якутска командированным в Аян генерал-губернатором, состоявшим при нем майором Буссе.

Г. Буссе, от 10 июня, из Аяна препровождая ко мне сказанные распоряжения, объяснил, что цель его командировки состоит: в выборе из Петропавловска назначенных для занятия о. Сахалина 100 челов. команды с надлежащим вооружением, при 2-х офицерах; в наблюдении, чтобы, как из Аяна, так и из Петропавловска эта экспедиция была снабжена полным довольствием во всех отношениях; что все это он должен доставить ко мне в Петровское, по расчету в Петербурге, никак не позже исхода июня и должно непременно быть перевозимо на компанейских судах, а отнюдь не на судах камчатской флотилии, и наконец, что при этой команде на Сахалине должно зимовать компанейское судно (Что видно еще и из предписания ко мне генерал-губернатора (за № 125, пунк. 3) и из депеши глав. правлен. Компании, от 17 апреля.). А так как до сего времени ни одного компанейского судна в Аян не приходило и никаких запасов в Аяне нет, то он уже не имеет надежды быть в Петровском в назначенное время, — почему необходимым счел отправить ко мне транспорт «Байкал», и о всем изложенном [6] мне донести. К этому г. Буссе присовокуплял, что в ожидании компанейских судов, он остается в Аяне, ибо перевозить что либо на казенных судах не имеет права, а когда прибудут компанейские суда, — об этом даже начальник порта, г. Кашеваров, ничего сказать не может.

Выше упомянуто, что до сего времени нами подробно была описана только северная часть острова Сахалина, до широты 51 1/2 градуса. Об южной же части мы могли судить только по карте и описанию И. Ф. Крузенштерна, из которых видно, что все берега этой части открыты и не представляют ни одного места, удобного для высадки значительного десанта, в особенности с годовым продовольствием, запасами и с возможностию приготовить укрытие для зимнего времени, в пустыне, особливо когда эта высадка неминуемо может совершиться только осенью, когда здесь господствуют вообще свежие ветры и туманы. Сведения же, которые мы имели от гиляков, посещающих южную часть острова, хотя и давали некоторую надежду на отыскание какой либо удобной там для этого бухты; но в виду сказанного обстоятельства, а равно и того, что при десанте должно зимовать судно, — на подобные сведения полагаться было бы неблагоразумно, да и из этих сведений нельзя было сделать заключения — где именно находятся такие бухты? А уделить время на отыскание этих бухт при сказанных обстоятельствах, по берегам, занимающим пространство более 700 миль — очевидно было бы невозможно, и наконец, часть команды, прибывшая в это время в Петровское, с разбившегося американского китобойного судна, показывала, что при отплытии их с Сандвичевых островов они слышали, что в Японском море и Татарском заливе надобно ожидать иностранных судов. Это обстоятельство объясняло мне некоторым образом политическую важность полученных много неожиданно распоряжений высшего правительства, требовало неослабного наблюдения за действиями этих судов и безотлагательного заявления о принадлежности нам острова Сахалина, и прибрежьев Татарского залива чрез занятие Императорской гавани, как пункта центрального и представляющего еще и то важное обстоятельство, что. эта гавань была единственная, нам тогда известная в этом крае, в которой, в случае каких либо непредвиденных обстоятельств, суда могут зимовать спокойно. Соображая все эти обстоятельства, я вместе с г. Орловым и 20 челов. десанта, с надлежащим довольствием и запасами казенного провианта, привезенного к нам на «Байкале», немедленно отправился к [7] юго-восточной и юго-западной части острова Сахалина, как для осмотра ее берегов, и в особенности берегов залива Анива (Этот залив, но своему географическому положению и сведениям от гиляков, представляет главное место на всем острове, в котором сгрупировалось и большее население; а это обстоятельство важно при первоначальном занятии острова, ибо служит уже некоторым ручательством как за лучшее климатическое условие этой части острова, противу других частей его, так и в большем удобстве жизни наших людей, при первоначальном занятии и особливо в позднее время года.), так и для того, чтобы поставить военные посты в Императорской гавани и на западном берегу острова Сахалина, усилить наш пост в де-Кастри, дав ему тот вид, как было мне предписано; но при исполнении всего этого стараться около 15 числа августа (времени, к коему возможно было только ожидать десанта из Петропавловска) возвратиться в Петровское.

Вместе с тем г. Петрову с 8 человеками людей, на барказе, с продовольствием, я приказал следовать вверх по Амуру к селению Кизи, ознакомиться с берегами озера Кизи и ожидать меня в начале августа из Кастри для окончательного занятия там одного пункта, и наконец, на тот случай, если бы г. Буссе прибыл с десантом в Петровское ранее моего возвращения, я приказал ему ожидать меня в Петровском; но если до 20 августа ни меня и никаких от мена распоряжений не будет, то он имеет вместе с г. Бошняком следовать к южной оконечности Сахалина в залив Анива, занять этот залив, отнюдь не стесняясь инструкциею генерал-губернатора, данною на предмет занятия о. Сахалина. В инструкции этой предписывалось занять 2 или 3 пункта в южной части острова, но на восточной, или западной стороне его, а не на южной оконечности, т. е. не в заливе Анива. Я же приказал иметь в виду лишь Высочайшую волю, по которой остров Сахалин признавался весь принадлежащим России, следовательно и залив Анива. Притом местность эта наиболее обеспечивала успех поздней (по времени года) экспедиции, относительно здоровья людей.

Сделав эти распоряжения, мы отправились на транс. «Байкал» к юго-восточной части острова. Неблагоприятные ветры много задерживали наше плавание; зайдя в залив Анива, обогнув остров, чрез Лаперузов пролив, и поднимаясь к северу вдоль юго-западного берега, предположения мои более и более оправдывались; ни на юго-восточном, ни на югозападном берегу не оказалось ни одного пункта, соответствующего сказанной цели. Залив Анива действительно представлял [8] в этом отношении единственное место; но и здесь однако при поверхностном обзоре мы не видели места, где могло бы зимовать судно; и хотя на юго-западном берегу и были усмотрены нами две бухты, около 47° N широты, которые по-видимому и давали некоторую надежду на возможность зимовать в них судну, но свежие и порывистые ветры, сильное волнение и буруны, не дозволяли ни приблизиться судну к берегу, ни послать шлюпку для тщательного осмотра берега, а между тем уже наступил август месяц, почему мы и направились в Императорскую гавань. Подробно осмотрев ее, я оставил там до 800 пуд. провианта и различных запасов и, подняв на видном месте военный русский флаг, при уряднике с 10-ю человеками матрос и казаков и одном гребном судне, учредил в ней военный пост, назвав его в честь Его Императорского Высочества Генерал-Адмирала, как главного, в то время, деятеля по амурскому делу, — Константиновским. Заведывающему этим постом уряднику, в случае появления иностранных судов, я приказал объявлять им, что эти места принадлежат России. За тем мы пошли в залив де-Кастри и, прибыв туда 6 августа, усилили команду мичмана Разградского 8-ю человеками с «Байкала» и 3-х фунтовым орудием, и подняли военный флаг, наименовав пост этот Александровским; Оставляя здесь транспорт «Байкал», я приказал командиру оного, г. Семенову, немедленно следовать к W-му берегу Сахалина и, идя вдоль оного, по усмотрению г. Орлова, высадить его в одной из бухт, около 49° N широты, с 6-ю матросами, в нарочно изготовленной для сего лодке, с 2-х месячною провизиею, запасами и товарами, и за тем чрез Лаперузов пролив возвратиться в Петровское, а оттуда в Аян. На случай же встречи в Татарском проливе с американскими судами, я приказал г. Семенову оставаться в этом заливе (Аниве) и наблюдать за их действиями, стараясь войдти с ними в сношение и оказывать им должное и благоразумное содействие в ученых их занятиях, причем заявить, что все прибрежье этого залива, а равно и остров Сахалин, всегда были и есть принадлежность России. А в случае покушения на занятие кем либо из иностранцев какого либо пункта в этих местах, я снабдил г. Семенова, на французском и английском языках, объявлением (декларациею), от имени российского правительства, что всякие подобные распоряжения не могут быть допускаемы и влекут за собою большую ответственность, ибо все места эти принадлежат России; а потому он, как военный русский крейсер, объявляет это от имени [9] правительства. Располагая быть, около 15 сентября, у м. Крильон, я приказал г. Семенову немедленно следовать к этому пункту, в случае, если бы встретилась необходимость заявить помянутую декларацию мою, как начальника края, а если бы меня там не было, то идти в Аян и послать с нарочными донесения генерал-губернатору и Генерал-Адмиралу. Г-ну же Орлову приказано было, высадившись на Сахалине, следуя вдоль берега, основать в наиболее удобной местности, с поднятием военного флага, Ильинский пост и распространять от него свои исследования до м. Крильон и за тем, чрез узкий перешеек, около 48° N широты, перевалить на юго-восточную сторону острова. При всех же этих исследованиях, в случае появления иностранных судов, действовать точно также, как предписано г. Семенову. Но так как я располагал около 15 сентября быть в заливе Анива с десантом из Петропавловска, то для донесения мне — не имеется ли на юго-западной стороне острова удобной бухты для зимовки судна, к 15-му сентября стараться быть у мыса Крильон. В случае же каких либо неблагоприятных обстоятельств, могущих препятствовать исполнению этого последнего поручения, г. Орлов должен был снять Ильинский пост и, около селения Косунай перевалив на восточную сторону острова, в исходе сентября со всей своей командой прибыть в залив Анива, ибо к этому времени должен быть там наш десант из Петропавловска. За сим г. Разградскому в заливе де Кастри приказано было наблюдать за действиями иностранных судов, могущих появиться в оном заливе и его окрестностях и, действуя в этом случае согласно сказанному распоряжению моему относительно гг. Семенова и Орлова, стараться обследовать пути, ведущие из залива де Кастри к озеру Кизи, и готовить помещение для зимовки. Вечером 6 же августа, я с алеутом и козаком, перенеся байдарку на речку Тиба, спустился в озеро Кизи, где у мыса и гиляцкого селения Котова я нашел г. Петрова и, основав здесь Мариинский пост, по Амуру и Лиману на байдарке же, 12 августа, возвратился в Петровское. В Петровском я нашел прибывший из Аяна на буксире у китобойного судна финляндской компании, с капитан-лейтенантом Бачмановым, 10 сильный пароход Надежда и 12 весельный катер, и уведомился, что г. Буссе не ранее половины августа может отправиться из Аяна в Петропавловск за десантом и, следовательно, не ранее сентября может быть с оным в Петровском.

Прибытие парового катера Надежда было весьма полезно, ибо [10] нам предстояло снабдить на зимнее время продовольствием, запасами и товарами Николаевский, Мариинский и Александровский посты и развезти вверх по р. Амуру запасы и товары наши, с целью основать склады оных на устье реки Хунгари (около 300 вер. от Кизи) для сношения с Императорскою гаванью, ибо путь по этой реке к гавани, по сведениям от туземцев, казался довольно удобным и ближайшим к р. Амур. Наконец, надлежало основать подобный склад и на устье р. Усури, и тем, подобно как и на прибрежьях Татарского залива, заявить о принадлежности этих мест России и распространить там наше влияние. Основание нашего склада или поста, на устье р. Усури, было важно еще и в том отношении, чтобы содействовать экспедиции, предполагаемой мною быть отправленной из Императорской гавани, для обследования лежащего к югу от нее берега и описания бухты, лежащей в окрестностях устья реки Самальги, откуда эта экспедиция должна выдти по р. Усури на р. Амур. Но с первой же попытки на этом пароходе, у него лопнуло несколько дымогарных труб, каковых не только запасных, но и материала, из чего бы их можно было сделать, а равно и мастера, кто бы мог это исполнить, у нас не было; а потому пароход этот должно было оставить без действия, — а без его помощи одно только лишь снабжение Николаевского и Мариинского постов становилось уже при наших средствах, особливо в позднее время года, весьма затруднительным; о развозе же всего сказанного в продолжении навигации на устья рек Хунгари и Усури и думать было нечего. Но за всем тем, как я доносил от 18 августа, с нарочным из Петровского, генерал-губернатору Восточной Сибири, из всего изложенного видно, что в ожидании прихода в Татарский залив иностранных судов, были уже приняты все возможные меры для заявления, что прибрежье Татарского залива и остров Сахалин составляют принадлежность России; и все это сделано ничтожными средствами амурской экспедиции, гораздо ранее прибытия десанта из Петропавловска и какого либо участия Р. А. компании, при точном лишь следовании тому плану, который гораздо ранее этого, как объяснено в настоящей и предыдущих статьях моих, был уже мною составлен и по возможности приводился в исполнение. И замечательно, что по стечению случайных обстоятельств, это совершено на том же маленьком транспорте «Байкал», на котором в 1849 году указан был путь в реку Амур и в 1850 году основано первое наше поселение в приамурском крае. За сим оставалось только более прочно основаться на острове [11] Сахалине, с помощию ожидаемого из Петропавловска десанта, при чем надеяться, что, в виду неисполнимого на деле расчета (к чему я, впрочем, уже и привык), сделанного в С.-Петербурге и основанного на прибытии непременно с открытием навигации в Аян судов Р. А. компании, со стороны гг. начальников Камчатки и аянского порта будут сделаны надлежащие распоряжения, чтобы десант этот прибыл в Петровское со всеми необходимыми средствами — запасами, продовольствием и товарами, могущими обеспечивать благополучную высадку десанта и зимовку в пустынном крае, в позднее осеннее время года.

25 августа компанейский корабль Николай с г. Буссе и десантом, состоящим из лейтенанта Рудановского, с 76 человеками матрос 46 экипажа, прибыли на петровский рейд. Со стороны губернатора Камчатки, В. С. Завойко, при назначении этих людей, были приняты все меры: люди были вполне снабжены казенною одеждою, провиантом и вооружением; но от компании из Аяна ничего не было еще отпущено, на том основании, как объяснил мне г. Буссе, что по выходе его из Аяна г. начальник этой фактории признал невозможным снабдить чем либо экспедицию, по случаю непроизведенной еще расценки компанейского груза, привезенного в Аян, и вместе с тем обязал командира корабля Николай непременно быть в Аяне к 12 сентября, имея в виду, что в Петровское будет другое судно, долженствующее зимовать при десанте на остр. Сахалине. С такими предположениями прибыл ко мне г. Буссе, считая, на основании данных ему инструкций от генерал-губернатора, поручение свое оконченным. Компанейское судно, назначенное зимовать на Сахалине главн. правлением компании, по уведомлению меня г. Кашеваровым, было маленький бриг Охотск, который ожидался в Аяне, по объяснению г. Буссе, не ранее исхода сентября. Наконец, г. Буссе объяснил, что транспорт Иртыш, прибывший в Аян из Петропавловска, имеет значительные повреждения и что на содействие его для перевоза компанейского груза, в случае неприбытия Охотска, вряд ли можно рассчитывать.

В виду этих обстоятельств, клонящихся к явной невозможности перевезти значительный десант на Сахалин с полным годовым продовольствием и запасами, и устройства его там, с безопасною и благополучною зимовкою, а также в виду непременного исполнения Высочайшей воли — высадить, в навигацию 1853 г. [12] десант на Сахалин, с тем, чтобы он там зимовал, не оставалось более ничего, как, во-первых, в несогласность предписанию генерал-губернатора, оставить г. Буссе при экспедиции и, во-вторых, в противность распоряжения компанейского начальства, удержать корабль Николай (Бриг Охотск, если бы даже и прибыл в Аян благовременно, никак не мог поместить не только десанта, но и всего необходимого продовольствия и запасов, да и при этом выгрузка и нагрузка этого на открытом петровском рейде в позднее осеннее время, при наших средствах, не только медленна, опасна и затруднительна, но просто невозможна и, наконец, оставлять с одним офицером команду на острове было бы крайне неразумно.) и отправиться на оном немедленно в Аян, где погрузив на него все снабжение от компании, следовать на нем же к южной части острова Сахалина.

Высадив в Петровском из этого десанта 6 человек, оказавшихся, по осмотре доктором, ненадежного здоровья и заразившихся уже цингою, и взяв с собою лейтенанта Бошняка, да алеута с байдаркою, за тем, не выгружая ничего с Николая, я с десантом отправился в Аян, предписав оставшемуся в Петровском капитан-лейтенанту Бачманову заведывать амурскою экспедициею и стараться снабдить всем необходимым продовольствием, на гребных судах, у нас имеющихся, — Николаевский и Мариинский посты. Августа 30-го мы прибыли в Аян; брига Охотск, назначенного зимовать на Сахалине, еще не было, и г. Кашеваров сомневался в скором его прибытии, ибо бриг должен был прежде всего исполнить различные поручения колониального начальства, сопряженные с такими случайностями, которые могут даже повести к тому, что он или вовсе не прибудет в Аян, или явится поздно (О всех этих обстоятельствах г. Тихменев не упоминает, тогда как, я полагаю, что они должны бы были быть им разъясненны, потому что они дают повод думать, что или Р. А. компания как бы поневоле взяла на себя участие в занятии острова Сахалина, или главное ее правление не предвидело подобных, столь естественно могущих встретиться обстоятельств и на этот случай не дало г. Кашеварову надлежащего полномочия, без которого поставило его в весьма затруднительное и ответственное положение, могшее иметь неприятные столкновения, не только для самого Кашеварова, но и для компании, которой было известно, что Высочайшая воля должна быть исполнена.). После отстранения различных недоумений со стороны г. Кашеварова, которому я представил, что непременное исполнение возложенной на меня Высочайшей воли требует отстранить все препятствия, от кого бы они ни происходили, хотя бы то было противно распоряжениям его начальства, — г. Кашеваров оказал нам деятельное содействие. В продолжение 3 дней весь следующий от компании груз, в том количестве, какое возможно было [13] уделить из Аяна, а равно и приготовленный Кашеваровым сруб избы, были погружены на корабль Николай и самое это судно откомандировано им в мое распоряжение для окончательного занятия острова Сахалина. 3 сентября мы вышли из Аяна и отправились в залив Анива, где я намерен был основать главный пункт наших поселений на острове. Для доставления же товаров и запасов амурской экспедиции, я вместе с тем приказал транспорту Иртыш, оканчивавшему свои исправления в Аяне, погрузив это продовольствие, идти в Петровское и по сдаче там груза, на пути в Петропавловск, зайдти в залив Анива, для вспомоществования десантной экспедиции, так как занятие ею пункта на острове в позднее время года и при непредвиденных случайностях требовало возможного сосредоточения в сем пункте всех имеющихся средств. Давая такое направление транспорту Иртыш, я нисколько не расстроивал распоряжения начальника Камчатки, ибо прибывший в это время транспорт Байкал (с донесением, что г. Орлов высадился на Сахалине и что Ильинский пост поставлен (Надеюсь, что этим разъясняется недоумение г. Тихменева об этом посте, высказанное им по поводу уведомления моего в главное правление компании (прим. стр. 106, 2 части).), как мною было приказано) мог перевезти в Петропавловск из Аяна все, что туда следовало.

Неблагоприятные обстоятельства и противные ветры замедлили наше плавание, так что только 20 сентября мы подошли к мысу Крильон, — пункту, где назначено было свидание с г. Орловым; но здесь его мы не нашли, — а потому и направились вдоль восточного берега залива Анива к главному селению, в оном расположенному, Томари-Анива, пред которым и бросили якорь вечером того же дня. Появление нашего судна встревожило находящихся там японцев, всюду показывались по берегу блуждающие огни, и чтобы устрашить нас, японцы осветили несколько насыпей в роде батарей. Все это, вместе взятое, в мрачную и темную ночь, представляло с судна воинственную картину и показывало, что японцы как будто были готовы защищать эту местность. На другой день я вместе с гг. Буссе и Бошняком отправились на вельботе для осмотра берега, лежащего к востоку от этого селения, не имеется ли там места, удобного для зимовки судна. Эта рекогносцировка показала, что подобного места нет и что все соседние храмы и жилища японцев и айнов были пусты, потому что все население [14] стянуто было японцами в селение Томари-Анива с явною целию устрашить тем нас и воспрепятствовать высадке. При таких обстоятельствах поставить наш пост, где либо в окрестностях этого селения, значило бы с первого же раза показать нашу слабость. Наконец, поставить пост в стороне от главного селения, в котором сосредоточены у японцев запасы для айнов и в котором айны постоянно находятся в большом числе, не только было бы для нашего поста затруднительно и опасно, но и могло бы повести к постоянному напряжению и серьезному столкновению. Для отстранения же всего этого необходимо было с первого же раза поставить себя в такое положение, чтобы мы, а не японцы, были главными хозяевами на острове и чтобы айны ощутительно видели, что Вся власть находится в наших руках. По всем этим соображениям, несмотря на маневры японцев и на данные мне инструкции и приказания, не идущие к делу, при обстоятельствах, встречаемых на месте, и заключавшиеся в том, чтобы, держась в стороне от японцев (Из этого видно, что г. Тихменев (в примеч. к стр. 104, второй части своей книги) ошибается, полагая (основываясь на отношении моем начальнику аянского порта, где я писал, что занял пункты но своему усмотрению), будто занятие это совершенно согласно инструкциям генерал-губернатора и желаниям главного правления компании. Как справедливо писал уже и г. Бошняк, я вовсе не считал себя обязанным принимать в соображение желания компании и руководствовался лишь прямим смыслом Высочайшей воли.), непременно занять пункты на O-м или W-м берегу острова, — я решился немедленно занять селение Томари-Анива и держать там японцев и айнов в постоянной от нас зависимости, которую айны, как дикари, постоянно должны ощущать; ибо всякие убеждения, или какие либо переговоры, без ощутительных средств заявления, что мы готовы поддержать оные, были бы неуместны и повели бы только к неприятным и опасным столкновениям. Вследствие сего, к 8 часам утра 22 сентября, я приказал изготовить все имеющиеся у нас гребные суда, для перевоза на них вооруженного десанта на берег, и вообще приготовиться к занятию этого, селения, почему кораблю «Николай» держаться сколь возможно ближе к берегу, для прикрытия и содействия этой высадке. С утра этого числа было видно, что японцы сосредоточивают на берегу значительные массы народа. Дабы в виду таковых их приготовлений, отстранить напрасные столкновения, могущие сопровождаться кровопролитием, я хотел прежде всего объяснить японцам, что мы пришли занять здесь пункт не насилием, вовсе не желаем мешать им в их промышленных и торговых предприятиях на [15] острове, и вместе с тем показать им, что всякие с их стороны сопротивления цели, с которой мы занимаем эту местность, будут напрасны; ибо, мы, как владетели острова, решились остаться здесь и обязаны защищать собственность и безопасность каждого водворившегося на острове и приходящего на оный с сказанною целию, от всяких внешних и внутренних насилий и не дозволять никому, кто бы ни был, производить оные на острове. Почему с этою целию я, взяв с собою гг. Буссе и Бошняка, на вельботе отправился на берег, а гребным судам с десантом, при одном орудии, под начальством г. Рудановского, приказал оставаться за кораблем Николай, а командиру его, — тщательно следя за вельботом, по первому же условленному с него сигналу, отправить к нам десант. Когда мы были на расстоянии версты от берега, из ближайших сараев, расположенных на оном, огромная толпа айнов, под предводительством 3 японцев, бросилась по отмели на встречу вельботу, но дабы не показать, что подобная демонстрация принимается за что либо серьезное, мы продолжали грести на встречу этой толпе и объявили начальствующим японцам, чтобы они остановились, ибо мы желаем переговорить с ними на берегу и что мы пришли с Амура, вовсе не с неприязненною целию. Заметив, что японцы подстрекают айнов воспрепятствовать подходу вельбота в берегу, я указал им на судно и гребные суда наши с десантом, приближающиеся к нам, и объявил японцам, что если они немедленно же не прекратят эти действия и не остановят людей, то строго будут наказаны. Это обстоятельство фактически показало японцам, что мы не шутим с ними и упрашивать их вовсе не намерены, почему толпа айнов, уже более или менее знакомая с нами чрез рассказы гиляков, приезжающих с Амура на Сахалин, остановилась и в знак расположения к нам бросилась протащить по отмели к берегу наш вельбот, который, по случаю этой прибрежной отмели, не мог пристать к оному. Японцы, с своей стороны, спешили показать более удобную пристань гребным судам, приближавшимся в это время к берегу с десантом. По выходе на берег, я послал просить начальника селения, чтобы были собраны старики айны, находящиеся в селении, для объяснения со мною, а десанту, приставшему в это время к берегу, приказал оставаться на месте, впредь до дальнейших распоряжений. Сделав это, я вместе с г. Буссе и Бошняком, в сопровождении одного японца, который оказался [16] понимающим русский язык (Этот японец с некоторыми своими товарищами перед этим временем более года прожил в Петропавловске, куда они были доставлены с разбившегося у Курильской гряды японского судна.), отправились осматривать селение и его окрестности, с целию выбрать позицию, которая бы им командовала. Восточная возвышенность долины, в которой было раскинуто селение, вполне соответствовала этой цели, тем более, что и все магазины, и суда японцев были расположены вдоль берега у подошвы этой возвышенности, а сараи, находящиеся на этой возвышенности, представляли уже готовое на первый раз для наших людей и запасов помещение; наконец, источник с хорошею водою, вытекающий из ключа этой возвышенности, представлял первую необходимость, независимо от речки, протекающей по этой долине среди селения, — а потому эта местность и избрана была мною для основания нашего поста. Это обозрение селения показывало нам еще, с одной стороны, смешные ухищрения японцев, а с другой пользу, какую они приносят стране. В насыпях, которые тщательно были освещены в тот вечер, когда мы подошли к селению, были поставлены щиты, на которых нарисованы дулы орудий, и по мнению японцев, подобная выдумка могла устрашить того дерзкого военного, который бы решился приближаться к их обиталищу; но в противность столь несообразного для сколько нибудь образованного народа возложения надежды на подобную картинную защиту, нельзя не удивляться с другой стороны тому, что все постройки в селении произведены с большою тщательностию, аккуратностию и чистотою.

Я считал своею обязанностью оградить собственность японцев от насилия толпы айнов, рассчитывавших, кажется, на наше появление, с целию освободиться от японских работ. Японцы же, с свойственною им хитростию, печально посматривали на свое имущество, полагая, что оно будет обречено на расхищение. На Сахалине существует предание о моих предшественниках, наших русских, ратовавших здесь 50 лет прежде нашего появления, которые, как объясняет это предание, разгромили и разорили для удовлетворения грубой массы, всех бывших тогда на острове собственников («Давно приходили к нам на Корафту (Сахалин), лоча (русские). У нас были тогда джангины (богатый, имущий, собственник). У них мы работали и были сыты, одеты и все было тихо и хорошо, приезжали с Мацмая к джангинам японцы, с ними и с нами торговали и нас не смели трогать. Лоча пришли и разрушили дома джангинов и все добро их наделили и сказали нам: все равны и все должно быть вместе. Много наших ругались над джангинами, выгоняли их и все стало худо, все стали бедны, грабили и отнимали у кого что было; лочи сказали, что все равны и все вместе, — худой стал народ и скоро увидели, что худо. И когда лочи отнимали у джангинов, кричали соязри (славный, хороший, добрый) лоча, — а когда увидели, что худо, все закричали нильвкора (худой) лочя, и пришли к нам с Мацмая японцы и начали нас бить и взяли в неволю, — и более начали мы кричать и помнить лоча нильскора, разорили наших джангинов и мы стали нищие и в неволе у японцев».). [17]

Но эта же толпа, как объясняет то же предание, начала осыпать незваных друзей неблагодарностию (До прибытия на Сахалин известной экспедиции из Охотска, снаряженной по приказанию Резанова, по свидетельству Лаперуза и Крузенштерна, описывавших этот остров прежде помянутой экспедиции, на нем были хорошие селения и огороды, принадлежавшие, как говорит предание, значительным собственникам, (джангинам), которые вели торговлю, направляли жителей к трудолюбию и, тем развивая полезную производительность, защищали их от насилия японцев. На этих то джангинов и были направлены удары наших пришельцев. Народ, не находя себе заработков, предался лени, обнищал и легко был порабощен японцами.). Имея это в виду, я вместе с гг. Буссе и Бошняком, в сопровождении служащего нам за переводчика японца, после осмотра селения, вошел в довольно обширное здание в роде сарая, расположенное среди селения и составляющее резиденцию управления и жилище начальника оного, японца, и его помощников. На возвышенном помосте, занимающем половину этого здания, устланном циновками, были расставлены ширмы, составляющие различные отделения в роде комнат, и пред этими комнатами было размещено несколько ружей с фитилями и сабель, как знаков власти и силы японцев; а впереди всего этого, в шелковых халатах, с изображением драконов, сидели в глубоком молчании 3 японца с трубками, из которых средний, как председатель и начальник, имел при себе 3 сабли, а остальные по две. Другая же половина этого здания, без пола, в которой стояло несколько очагов с котлами и различными кухонными принадлежностями, была наполнена толпою айнов, выражавших шумом и различными движениями, в особенности при нашем появлении, негодование к японцам.

Обменявшись приветствиями с японцами, я обратился к айнам, чтобы они замолчали, и в случае неисполнения этого объявил, что мы заставим их уважать приказания. Такое объяснение с первого же раза более всего удивило айнов. Затем мы объявили:

1) Что когда русские пришли на Сахалин, тогда на нем не было ни одного японца и никого, кроме коренных жителей, и потому с тех пор остров считается принадлежащим России. Но прибывшие за тем на остров японцы подают природным жителям [18] острова хороший пример своим трудолюбием и водворили промышленность и торговлю. После этого оставлять остров беззащитным от внешнего и внутреннего насилия было бы неблагоразумно, ибо может пострадать, от помянутых насилий, собственность водворившихся здесь жителей, а потому по воле нашего Императора я прислан сюда объявить и исполнить следующее:

2) Так как селение Томари-Анива есть главное селение острова, где сосредоточено и большее население и промышленные и хозяйственные заведения, то, для защиты его, Императорские солдаты с оружием и пушками прибыли со мною сюда и здесь должны остаться. Начальник этих солдат, а вместе с тем и правитель острова, г. Буссе, обязан охранять и защищать имущество каждого здесь проживающего, а равно и личность его, и останавливать всякие насилия, от кого бы ни происходили они.

3) Все японцы могут оставаться здесь совершенно спокойными и не только продолжать свои промышленные, хозяйственные и торговые предприятия; но, вступив с нами в дружеские сношения, могут развивать все это под нашею защитою для обоюдной нашей выгоды и для пользы страны; употребляя силы туземцев, развивать в них своим примером соревнование к полезному производительному труду. Известно, однако ж, что некоторые из японцев прибегают к насилию в обращении с айнами и даже расстраивают их семейства; таковые поступки отныне воспрещаются, и в этом отношении мы принимаем айнов, как и прочих жителей, под непосредственное свое покровительство и будем строго преследовать подобные злоупотребления.

4) Айнам же я объявляю, что буйство и насилие с их стороны будут строго наказываемы, а равно не могут быть терпимы в айнах неповиновение, праздность и шатание; всякий из них должен работать и знать, что никому ничего без труда даром не дается, а потому только трудолюбивые и хорошие айны найдут всегда в нас защитников и покровителей; они должны продолжать свои работы у японцев за то вознаграждение, какое свободно между ними устанавливается существующим обычаем, который мы отнюдь не желаем ни изменять, ни нарушать.

На это японцы отвечали, что обо всем случившемся они должны дать знать на Мацмай и что они опасаются ответственности за допущение нас в селение. На это я сказал, что об нашем прибытии они могут извещать кого им угодно, и это решительно нисколько не изменит того, что я уже объяснил им. «Ваше правительство, присовокупил я, известясь о всем этом, не может [19] подвергнуть вас наказанию, ибо оно, а тем более вы — не можете препятствовать повелению нашего Императора распоряжаться на его земле, как на острове Сахалине, на берегах моря и реки Амур вам соседних, как ему угодно; точно также как и мы не можем препятствовать распоряжаться как угодно и вашему императору и его правительству на Мацмае, Нипоне и на всех островах, составляющих ваше японское царство.

«Итак, вы должны отложить ваши опасения — вы гости наши на острове Сахалине и соседи наши, с которыми мы желаем иметь постоянную дружбу и согласие и охранять вас и вашу собственность, точно также как всякого сюда прибывающего с добрым и полезным намерением для водворения торговли и промышленности, которую вы уже здесь и имеете. Почему я объявляю вам, что мы пришли защищать вас, как и всех на острове живущих, и для торговли с вами и с жителями для обоюдной пользы привезли с собою товаров, а с весною придут от нас суда и привезут еще более товаров. Равно у нас есть уже и все средства помочь вам и прочим жителям в случае болезней. Собственность ваша, здесь находящаяся, будет всегда неприкосновенна, и я объявляю всем айнам, что всякое покушение их на оную немедленно строго будет наказано; в случае же какого либо насилия, японцы должны жаловаться начальнику острова г. Буссе, который обязан немедленно удовлетворять все ваши справедливые просьбы и жалобы, и виновные, кто бы они ни были, будут наказаны. После этого, в знак нашей к вам дружбы, по нашему обычаю, примите от нас подарки и затем уступите нам здание для первоначального помещения людей наших, равно сколько можно и строительных материалов, но отнюдь не даром, а за плату по обоюдному условию, — ибо это не наша, а ваша собственность, которую мы более всего уважаем, и помогите нам судами вашими, но точно также за плату, запасы наши с корабля перевезти на берег и, наконец, распорядитесь, чтобы в помощь нашим людям на этих судах были назначены айны, которым тоже мы заплатим за эти труды, и вообще как вам, так и айнам, объявляем, что ничего даром никогда не будем ни у кого брать и всякий труд будет вознаграждаться по мере его пользы. Прошу вас ныне же указать мне место, где мы более удобнее можем поместить людей наших; потому что мы хотя и выбрали уже его, но незнакомые еще с местностию, может быть, ошиблись и найдется, может быть, другое, более удобное для жизни место, по вашему указанию. Пойдемте для этого с нами, дабы мы [20] сейчас же могли перевезти людей, уже ожидающих, и поставить там флаг русский на страх всем врагам нашим и врагам друзей и соседей наших японцев».

Под страхом наказания от пославших их сюда с острова Мацмая, японцы не хотели сначала принимать предложенные им подарки, но, по внушении им, что все это делается не почему либо другому, как в знак нашего к ним соседственного расположения и дружбы, приняли; взамен же просили и нас принять от них то, чем они богаты, именно несколько мешков рису, что и было исполнено. За сим все айны и японцы вместе с нами отправились к берегу, где ожидал десант, и в сопровождении оного с развернутым флагом и барабанным боем, мы пошли на избранное нами место, ибо и по указанию начальника японцев место это было самое удобное и приличное для нашего поста. Помолясь Господу Богу, в 3-м часу пополудни 22 сентября 1853 года, был водружен военный флаг русский, поставлено орудие и военный караул, и пост этот наименован тогда же мною Муравьевским, в честь Н. Н. Муравьева, постоянно ходатайствовавшего у Государя Императора, дабы остров Сахалин был занят; ибо Н. Н. Муравьев считал остров этот главным пунктом нашим в приамурском крае. Засим я пригласил японцев на корабль «Николай» и поручил распорядиться, чтобы были назначены к нам 3 или 4 гребные судна для перевоза с корабля на берег запасов и материалов. Вместе с тем, тогда же японцы продали нам сарай и 800 бревен, за сахар. До позднего вечера этого дня, японцы и некоторые айны, в роде прикащиков, пробыли у нас на корабле и все казалось были весьма довольны. Явились 4 судна с айнами, и началась разгрузка; между тем, мы строго следили за всеми действиями японцев и айнов, — и те и другие по-видимому были расположены к нам, но нельзя было не заметить с их стороны какого то подозрения и недоумения. Ни японцы, ни айны, зная русских по преданию, казалось не верили нам. Кроме того, японцы, очутившись между нашею властию и властию своего начальства, весьма естественно опасались, что последнее накажет их за неуменье противудействовать нам в занятии Томари-Анива и склонить к этому айнов, или по крайней мере отклонить это занятие до того времени, пока не будет то известным на Мацмае. Айны же, жадные на рис и водку, которыми наполнены были магазины японцев, не понимали каким образом, когда мы, по их понятию и преданию об русских, — должны бы быть врагами японцам, не отдали всего этого [21] в их распоряжение; а потому те и другие начали по своему придумывать различные интриги и демонстрации. Это началось с того, что являлись попеременно несколько лазутчиков от айнов и японцев к нижним чинам и офицерам нашим и сообщали слухи, что или японцы подговаривают айнов ночью нас вырезать и собираются напоить наших солдат, или что японцы послали уже на Мацмай и по окрестным селениям подговаривать и сбирать народ в большом числе и что с ожидаемою с Мацмая помощию нас выгонят; причем айны, чрез своих лазутчиков, давали нам знать, что они будут стоять за нас и не допустят этого сделать, и даже готовы перерезать всех японцев, если мы отдадим им все японское имущество; японцы в свою очередь чрез своих лазутчиков давали также нам знать, что напротив, айны сбираются напасть на нас врасплох и всех нас вырезать; что их уже собралось весьма много, и что они имеют ружья. Все это с обеих сторон сообщалось нам вероятно с целию дать нам заметить, что лучше бы нам было по добру, по здорову убраться. Но мы не обращали на все это никакого внимания и в ответ на подобные выходки, при собрании японцев и айнов, сделали выстрел картечью и ядром в море, объявив, что эти гостинцы сюда привезены для наших неприятелей. После этого японцы, увидев, что их хитрость не удается, ночью с 23 на 24 число октября собрали в свой сарай айнов, поили их водкою, а сами с более ценными пожитками удалились в горы, оставив в руках пьяной толпы айнов ключи от магазинов, где хранились запасы, и тем как бы поощряли их самих на разграбление, с целию оправдать себя пред своим начальством, представив, что айны, соединясь с русскими, выгнали японцев и все разграбили. Вместе с тем японцы распустили слух, что они ушли для того, чтобы, соединившись с окрестными жителями и с прибывшими людьми с Мацмая, напасть на нас в то время, когда айны, после разграбления магазинов, останутся без продовольствия. Но мы, заметив в сарае большое освещение, услышав шум и гвалт пьяной толпы айнов, готовых грабить, приказали им немедленно разойдтись, с тем, что на будущее время они за повторение подобной сходки строго будут наказаны, а теперь оказывается им прощение, так как виною всему были японцы. Отобрав ключи от айнов, мы поставили к магазинам свой караул. На другой день мы послали к японцам сказать чтобы они, если желают, возвращались назад и жили бы как и прежде, спокойно. Для выдачи же айнам продовольствия были назначены из них более надежные, [22] которым и приказано выдавать неиначе как с разрешения и распоряжения начальника поста, г. Буссе, впредь до возвращения японцев. Все эти обстоятельства ясно доказывают, что, заняв главное селение острова, и имея чрез это возможность постоянно следить за всеми действиями японцев и туземцев, мы отстранили напрасные тревоги и опасения; но вдали, действия наши могли казаться в совершенно ином виде и иметь дурные последствия. Кроме этого, на первый же раз люди наши имели по обстоятельствам довольно изрядное помещение и, для первоначальных построек — сухой, готовый лес, взятый на месте, вместо сырого, который еще надо было рубить и сплавлять в холодное, осеннее время. Наконец, мы, хотя и скудно, но пользовались зеленью, а все это сохранило здоровье людей, ибо при занятиях мест в северных и особливо в пустынных странах, самый жестокий неприятель есть именно пустыня. Ни в одном пункте во всем приамурском крае, при первоначальном занятии мест, люди не пользовались такими удобствами, как в Муравьевском посте. Разгрузка корабля, с помощию лишь средств селения в Томари-Анива, шла весьма успешно; но во всяком другом пункте на Сахалине с нашими 2-мя гребными судами, которые имелись на корабле Николай, она вряд ли могла бы быть окончена в 2 недели, особливо при столь неблагоприятной погоде, каковую мы имели в з. Анива в позднее время года. Прибавим к этому, что, высадив десант на пустынный берег, я неминуемо должен был оставить его долгое время в палатках, в сырости и холоде. К тому же, для устройства зимнего помещения, люди должны бы были трудиться до изнурения и все-таки не иметь достаточно теплых и сухих жилищ. Неизбежным последствием всего этого была бы большая смертность, как указал опыт несчастной зимовки наших команд, случайно сосредоточившихся в значительном числе в Императорской гавани, месте гораздо лучшем и более удобном, нежели какие либо пустынные пункты острова Сахалина. Все это, вместе взятое, показывает, благоразумно ли я поступил, уклонившись от буквального исполнения данных мне инструкций, в которых не могли быть предвидены все встреченные нами случайности.

К 26 сентября корабль Николай был совершенно готов к отплытию. Люди наши в Муравьевском посте, по возможности, на первый раз, разместились в купленном у японцев строении. В Томари-Анива все было спокойно; айны дали нам знать, что в первый же день нашего прибытия японцы послали об этом известие на Мацмай; но никого с Мацмая в заливе Анива не [23] показывалось. Однако, имея в виду это сведение, я полагал необходимым на первый раз иметь при посте судно, для того, чтобы, в случае появления японцев с Мацмая, г. Буссе более положительно мог внушить им цель нашего прибытия на Сахалин, как на остров, нам принадлежащий; а потому я и приказал г. Буссе оставить на несколько дней в своем распоряжении транспорт Иртыш (который ожидался с часу на час), пока не обнаружится следствий уведомления, посланного сахалинскими японцами на Мацмай, о нашем прибытии. В случае необходимости задержать транспорт в заливе Анива до позднего времени, предложить его командиру зимовать в Императорской гавани. Если же прибудет компанейский бриг Охотск, то немедленно направить транспорт в Петропавловск и иметь в виду, что в случае неприбытия в Императорскую гавань ни брига Охотск, ни транспорта Иртыш, корабль Николай должен уже будет остаться в оной на зимовку, дабы с открытием навигации в заливе Анива, было у поста наше судно. Сведения, какие мы имели о климатическом состоянии Императорской гавани, были благоприятны: гавань эта в начале апреля и даже иногда и в марте очищается от льда и только лишь в ноябре покрывается оным, а судя по этому, навигация в этой гавани должна открываться одновременно и даже ранее (как рассказывали нам айны), чем в заливе Анива. Следовательно, судно, зимующее в Императорской гавани, лежащей около 250 миль от залива Анива, может прибыть в этот залив с открытием навигации, а это полагалось необходимым, в случае, если бы в это время японцы с Мацмая пожелали посетить наш пост. Иметь при Муравьевском посте, с ранней весны, судно было то же необходимо еще и потому, чтобы иметь возможность занять и другие пункты, где окажется удобнее, по сведениям от г. Орлова и исследованиям, которые должны были быть сделаны зимою. Так как число команды на корабле Николай, достаточное для обыкновенных его плаваний, было недостаточно для плавания в узкостях, местах малоизвестных и в позднее время года, то я признал необходимым усилить несколько эту команду на переход до залива де-Кастри и обратно до Императорской гавани; почему из десанта, привезенного из Камчатки на Сахалин, оставлено на корабле Николай 12 человек, и за тем в Муравьевском посте оставались только 58 чел. — Лейтенанту Бошняку приказано было взять, для 10 человек, находящихся в Императорской гавани, а также и для 12 чел., оставленных на корабле Николай, необходимое продовольствие и запасы из груза, [24] привезенного из Камчатки и Аяна, так как г. Бошняк должен был остаться в Императорской гавани для заведывания Константиновским постом. Сделав эти распоряжения и дав г. Буссе надлежащие инструкции, относительно действия его на острове Сахалине, как со стороны правительства, так и со стороны компании, и назначив его правителем острова, 26 сентября мы снялись с якоря и направились вдоль восточного берега залива к мысу Крильон, где мы еще надеялись встретить г. Орлова; но, не встретив его там, я пошел в Императорскую гавань, для обозрения нашего поста и именно: с каким успехом производятся в оном работы, для укрытия людей на зимнее время, а равно и для осведомления об американских судах. 28 сентября, при прекрасной теплой погоде, мы вошли в гавань, где и узнали, что американских судов не было. Помещение на зиму для 20 чел. было готово, и команда жила уже в оном. Около же поста заготовлен был лес. Люди были веселы и здоровы. Из Императорской гавани мы отправились в залив де-Кастри, где я должен был оставить корабль Николай. Здесь от начальника поста, г. Разградского, я узнал, что за несколько дней пред нашим приходом, заходила сюда военная винтовая шкуна «Восток», под начальством лейтенанта Римского-Корсакова (Ныне капитан 1 р. и директор Мореного Кадетского корпуса.), командированного адмиралом Путятиным, узнать о состоянии наших поселений в приамуском крае и получить от меня сведение о наших действиях. Г. Корсаков, взяв от г. Разградского оставленную мною карту Амурского лимана и пути из де-Кастри, 1849 года, исправленную и пополненную при экспедиции 1852 года (данную Разградскому на случай прибытия ученой американской экспедиции), отправился со шкуною в р. Амур. Оттуда он непременно хотел зайдти, как сообщил мне г. Разградский, в де-Кастри, где надеялся увидеть меня на возвратном пути с острова Сахалина. Вследствие этого известия, высадившись на берег с корабля Николай, я располагал несколько дней подождать г. Корсакова, а между тем командиру корабля Николай приказал следовать с г. Бошняком в Императорскую гавань, где высадить г. Бошняка и людей, находящихся у него для пополнения команды для этих переходов, со всем продовольствием, взятым из Муравьевского поста, по возможности пополнив это продовольствие различными запасами, какие только можно уделить с корабля. Исполнив это, корабль Николай должен был следовать на Сандвичевы острова, [25] согласно данным ему из Аяна инструкциям (Не лишним считаю сказать при этом, что снабжение корабля Николай, состав его экипажа и самый корабль делают честь Российско-Американской компании. Это превосходное морское судно, командуемое г. Клинкостремом, капитаном вполне достойным, опытным, знающим. Такого же отзыва заслуживают его помощники Александров и Вакзам.), с тем, однако ж, условием, чтобы ожидать в Императорской гавани до 15 октября, имевшего прибыть туда транспорта Иртыш, или другого судна, на зимовку. Г. лейтенанту Бошняку я приказал: заведывать постом, отправить, немедленно со вскрытием льда, зимующее в гавани судно к Муравьевскому посту, за тем на байдарке и гиляцкой лодке начать опись берега к югу и, если возможно, в первой закрытой бухте около устья р. Симальги поставить пост; зимою же собирать сведения о береге, а если окажется возможным, то побывать у меня в Петровском. Подобная поездка полезна была между прочим и потому, что знакомила с состоянием пути из Императорской гавани на р. Амур. На случай же появления в Татарском заливе американских и других иностранных военных судов, действовать, как было выше объяснено, гг. Семенову, Орлову и другим офицерам — объявляя, что все эти места принадлежат России. Но если бы со вскрытием льда явилось от адмирала Путятина какое либо военное судно с его распоряжениями, а тем более, если бы прибыл сам адмирал, то г. Бошняк должен явиться к нему и исполнять уже его приказания. Поручение, данное г. Бошняку относительно описи берега к югу от Императорской гавани, а равно и постановление там нашего поста я признавал необходимым потому, что мне было совершенно тогда неизвестно, какое направление примет из Японии со своею эскадрою адмирал Путятин и может ли он откомандировать какое либо судно в Татарский залив с этою целию, а между тем, если в продолжение навигации 1853 года американских судов не было в здешних морях, то в лете 1854 г. их необходимо должно ожидать и заявление о принадлежности России крайнего южного предела прибрежьев приамурского края, края приусурийского, в этом случае делалось уже неотлагательным, и это то было одною из главных причин последнего распоряжения моего г. Бошняку.

3 октября корабль Николай отправился из з. де-Кастри, а я остался ожидать в оном шкуны «Восток». Из вышесказанного видно, что были приняты меры для обеспечения продовольствия команды Императорской гавани, число которой, вместе с командою [26] остававшего там на зимовку судна, недолжно было превышать 45 человек (Из числа 12 человек, взятых из Муравьевского поста, 5-ть по болезни оставлены были в Де-Кастри.). Не ограничиваясь, однако ж, этим, а равно и сведением, что в окрестностях гавани водятся сахатые олени, я необходимым счел заподрядить 2-х тунгусов доставить оленей в Императорскую гавань в исходе ноября или в декабре, и таким образом обеспечить команду мясною пищею; за исполнением сего подряда поручил наблюдать гг. Разградскому и Петрову, так как стадо заподряженных оленей должно было собираться, для следования в гавань, в окрестностях постов наших, Александровского и Мариинского.

После отбытия корабля Николай, я два дня провел в зал. де-Кастри, в ожидании шкуны «Восток». Между тем, наступившие внезапно холода могли воспрепятствовать мне возвратиться водою по р. Амур в Петровское. Поэтому я вынужденным нашелся не ожидать более шкуны, но на случай ее прибытия после меня в залив де-Кастри, оставил там г. Разградского для передачи г. Римскому-Корсакову донесения адмиралу Путятину о состоянии амурской и сахалинской экспедиций. Кроме того, в особом письме к его превосходительству я изложил свои распоряжения и прочие действия на о-в Сахалине и в прибрежьях Татарского залива, объяснив, что на прибрежьях Татарского залива, по собранным мною сведениям, кроме уже открытой г. Бошняком Императорской гавани, должна быть, к югу от нее, закрытая бухта, удобная для основания надежного порта, соответствующего цели занятия нами приамурского края. За тем я писал, что подробное исследование южных прибрежьев Татарского залива, по моему мнению, крайне необходимо, для чего, как усматривается из приказаний моих г. Бошняку, я принимаю уже возможные меры, но не надеюсь на удовлетворительный результат по ничтожности средств наших, по недостатку времени и другим, непредвидимым обстоятельствам. Поэтому я и просил его превосходительство — не найдет ли он возможным отрядить из эскадры судно для исследования берега и содействия нашим постам в Императорской гавани и на Сахалине. Оставляя все это в де-Кастри для передачи адмиралу Путятину, вместе с тем я просил командира шкуны «Восток», на пути из де-Кастри на соединение с адмиралом, зайдти в Императорскую гавань и в случае недостатка там в чем либо, не оставить по возможности своим содействием. Сделав эти распоряжения, из з. де-Кастри я отправился на оленях [27] в Мариинский пост, а оттуда по Амуру 12 числа октября прибыл в Петровское. Как в заливе де-Кастри, так и в Мариинском посте люди наши были на зиму уже размещены и посты эти, равно и Николаевский, благодаря деятельности капитан-лейтенанта Бачманова и гг. офицеров и команды, были совершенно обеспечены, что сопряжено было с немалыми условиями и опасностями, ибо в позднее время года все это снабжение нужно было отправить чрез лиман из Петровского. В Петровском я также осведомился, что г. Римский-Корсаков благополучно вошел в р. Амур и, оставив здесь шкуну, на вельботе был в Петровском и на обратном пути располагал видеться со мною в заливе де-Кастри. Прибывши в Петровское, я с нарочным донес генерал-губернатору Восточной Сибири, о всех своих распоряжениях, а о том, что относилось до Р. А. компании, уведомил главное правление оной; содержателю же имущества компании приамурской экспедиции, Бодрову, согласно Высочайшему повелению и депеше главного правления, приказано было все оставшееся к 1 января 1854 года имущество компании перечислить из амурской экспедиции в сахалинскую и первой вести особый счет, так как эта экспедиция по снабжению с 1 января 1854 г. никакого отношения к компании иметь не должна, и с этого времени компания не может надеяться на вознаграждение и возмещение от правительства убытков ее, а должна действовать уже на свой капитал на общем коммерческом основании. Все, что необходимо для амурской экспедиции, должно уже покупаться из лавок компании, как и из всяких других лавок, могущих открыться в крае. Следовательно, расчет с начала основания Петровского зимовья 29 июня 1850 г. до 1 января 1854 года должен показывать в какой степени принимала в этом деле участие P.-А. компания по снабжению и на сколько приобрела от этого прибыли или понесла убытка.

(Из годовых отчетов моих по амурской экспедиции в главное правление и генерал-губернатору Восточной Сибири до 1 января 1854 г. видно: что до этого времени в амурской экспедиции было употреблено компанейских товаров и материалов на 56 тысяч рублей, по оценке, произведенной в Аяне. Из соображений, представленных при этих отчетах, видно, что компания по этому отпуску не только не потерпела убытка, но, за всеми расходами, приобрела прибыли около 5000 р. с. — Убытки компании по утонувшему барку Шелехов, означенные в сумме 36 121 р. сер., не разъяснены г. Тихменевым, как об этом я говорил подробно в предыдущих статьях своих. Убыток по сожженному в 1855 г. в лимане компанейскому бригу Охотск не может быть отнесен на амурскую экспедицию, ибо бриг этот скрывался из Аяна от неприятеля, сожжен в лимане уже тогда, когда амурской экспедиции не существовало, а было в крае камчатское управление; да и бриг этот был жертвою военного времени, когда сотни судов могут подвергаться подобной участи; вознаграждать же за подобные потери частных лиц зависит от милостивого внимания и средств правительства, ибо в военное время не только имущества, но и жизнь приносятся на алтарь отечества. Между тем, г. Тихменев, не считая нужным умолчать о моих отчетах, выставил огулом сумму 137 926 руб. 13 коп. сер., как будто бы эта сумма израсходована компаниею на амурскую экспедицию по 1 января 1854 г.; тогда как и на половину подобной суммы в товарах, материалах и прочем, даже и в производстве по экспедиции, употреблено не было. Мало того, г. Техменев был так неблагосклонен к экспедиции, что и убыток по сожженному бригу Охотска, случившийся, когда экспедиция уже не существовала, отнес тоже на нее. Если автор находит эти отчеты мои в чем либо ошибочными, то обязанность его, я полагаю, была не умалчивать об них, а доказать, почему именно они ошибочны, ибо не сделать этого — значит, дать полное право сказать, что автор выбирал только такие документы, которые считал для себя пригодными. Г. Тихменев, излагая свои объяснения в Кронштадтском Вестнике за август 1864 г. на замечании мои, выставил, как непреложную истину, статьи г. Фесуна и его товарища, умалчивая при этом, что в приложении 6-й части Морского Сборника за июнь 1861 года, под рубрикою: письмо в редакцию, фактически доказано, что статьи эти не вполне согласны с истиною. Г. Тихменев умолчал также, что г. Тебеньков, снаряживший экспедицию г. Гаврилова в 1846 г., составил карту северной части Амурского лимана на основании сведений, полученных от г. Гаврилова, и что глубина 6 сажень, по этой карте и по карте г. Гаврилова, показана за мысом Пронге в р. Амур, а вовсе не за мысом Пронге в лимане, по пути к острову Уюзюд, где фарватер на этих картах заграждается банкою; да и притом компании в 1844 г. было поручено паче всего удостовериться — возможен ли мореходным судам вход в р. Амура с моря? На этот вопрос компания в 1846 году отвечала, что фарватер в реку из лимана только 5 фут, т. е. невозможен для мореходных судов. Это — факт и за этим уже предположения не имеют места. Я вовсе не ищу чести быть опонентом автора Очерка Истории Российско-Американской К°., а тем более не намерен вдаваться в газетную полемику; я указал на документы и факты, на причины наших действий в приамурском крае и на следствия этих действий, как лицо, которому на местах все было вверено и на котором лежало за все это полная ответственность.) [28]

С 1 января 1854 г. все заботы об амурской экспедиции, не исключая и ее продовольствия, принимались правительством на себя. Уведомляя начальника Камчатки, В. С. Завойко о размещении команды на Сахалине, я просил его прислать продовольствие для этой команды, а равно и для команд амурской экспедиции, к началу мая 1854 г. в Кастри на одном из судов камчатской флотилии. На этом судне, в мае же месяце, я располагал отправиться из Де-Кастри по нашим постам на остров Сахалин и в Императорскую гавань, а наипервее содействовать г. Бошняку к окончательному постановлению нашего поста около устьев р. [29] Симальги (Сай-фун) на южных пределах прибрежья приусурийского края. Вместе с сим, с открытием навигации по реке Амур — немедленно занять, особою экспедицией, снаряженной из Мариинского поста, — устья рек Хунгари и Усури, с целию фактического заявления принадлежности приусурийского края к России и окончательного разрешения вопроса — в какой степени важно для России обладание этим краем. Для разрешения этого вопроса следовало разрешить другой: не имеется ли на южном берегу этого края такой бухты, где бы можно было устроить порт, доступный для навигации в течение почти всего года и имеющий сообщение с Амуром независимо от морского пути, как зависимы, в этом отношении, напр., Петропавловск и Ново-Архангельск. К разрешению этой задачи наиглавнейше, как мы видели, и были направлены все наши действия в 1853 году и преположения на 1854 г., ясно высказанные во всех донесениях моих в это время генерал-губернатору Восточной Сибири. Открывшиеся в 1854 г. военные действия не дозволили тогда исполнить эти предположения, но эта война фактически показала важность результатов описи на транспорте Байкал в 1849 году и действий амурской экспедиции, разрешивших: 1) что вход в р. Амур возможен для мореходных судов с севера и юга; 2) что приамурийский и приусурский край составляют принадлежность России; 3) что на прибрежьях этого края имеются гавани (Открытая в 1853 году г. Бошняком Императорская и за тем, весною 1854 г., граф. Путятиным — Лосьета и впоследствии Ольга, Владимир, Владивосток и прочие.), непосредственно связанные с рекою Амур, и 4) что Россия, обладая этим краем, приобретает политическое значение на восточных пределах своих, — что доказал уже и опыт, ибо едва только мы успели приютиться в крае, как в эту первую же за тем войну 1854 и 1855 годов, ничтожные морские силы наши в Восточном океане, учинивши блистательный отпор в Петропавловске и огромную тревогу и сравнительно таковую же потерю, в несколько крат сильнейшему неприятелю, спаслись в приамурском лишь крае от уничтожения, с имуществом петропавловского порта, японской экспедиции и с их начальниками В. С. Завойкою и графом Е. В. Путятиным.

Г. Невельской. [30]

Разбор сочинения П. Тихменева: Историческое обозрение образования Российско-американской компании и действий ее до настоящего времени, составленный Ф. Ф. Веселого, по приглашению Императорской Академии наук.

Поместив в Морском Сборнике ряд статей по поводу сочинения г. Тихменева и принимая в соображение, что о книге этой появились статьи во многих других периодических изданиях, мы не перепечатываем на страницах Морского Сборника рецензии г. Веселого, но считаем долгом обратить на нее внимание наших читателей, так как рецензия эта, отличаясь несомненными литературными достоинствами, заключает в себе, между прочим, многие интересные подробности и факты, не вошедшие в книгу г. Тихменева, в числе которых в особенности привлекают к себе внимание читателей биографические сведения о некоторых деятелях наших на восточных пределах России. Рецензия г. Веселого напечатана в отчете академии наук о XXXIII присуждении демидовских наград.

Текст воспроизведен по изданию: Еще по поводу книги г. Тихменева: Историческое обозрение Российско-американской компании // Морской сборник, № 12. 1864