-

Обзор результатов действия русских на северо-восточных пределах России и участия офицеров нашего флота в деле восприсоединения приамурского края к России.

(Замечания на книгу: Историч. Обозрение Рос.-Америк. К°, часть II, гл. XII, XIII и XIV).

В первых трех главах II части Исторического обозрения Российско-Американской компании, составленного служащим в этой компании г. Тихменевым, описываются: a) действия компании в восточных пределах Сибири, b) исследование устьев р. Амура и части о-ва Сахалина, учреждение там русских поселений, и наконец, c) действие компании по занятию острова Сахалина. Все относящееся до действий наших по исследованию и занятию приамурского края, мне известно, так как эти действия с 1849 по 1856 г. совершались, на месте, под непосредственным и полным моим ведением и ответственностию, а равно известны мне из секретной переписки по этому делу, между различными местами и лицами. Мне известны и все действия наши, предшествовавшие занятию этого края. На основании этого, я необходимым считаю указать на упущения, сделанные автором в сказанном его сочинении, полагая, что эти указания могут дать более ясное понятие о следствиях участия, какое в этом деле принимали офицеры нашего флота и Р.-А. компания. Но чтобы быть более понятным, считаю нужным прежде всего представить беглый обзор действий наших на востоке России, предшествовавших окончательному занятию приамурского края, с изложением причин этого занятия, а также и [22] с показанием его важности и необходимости, тем более, что об этом было уже много писано, но, по мнению моему, более или менее ошибочно.

С 17 века началось движение наше к Восточному океану по двум направлениям: северному по р. Лене, на Якутск и оттуда на устье реки Кухтуя, по Камчатскому полуострову до северо-американского прибрежья; и восточному направлению, за озеро Байкал на р. Шилку — по р. Амуру. Общая цель этих движений, как и всех тогда распространений наших в Сибири, — была жажда корысти, грабежа и захвата. Отважные путеводители партий, при этих движениях, хотя и встречали, в начале сопротивление от жителей, но эти искатели приключений, наводя своею отвагою и жестокостями страх на кочующих дикарей, скоро порабощали их. Правительство, признав страны эти принадлежащими государству, принимало всевозможные меры с одной стороны к объясачению, в свою пользу, покоренных инородцев и к ограждению наших пришельцев от их нападения; а с другой, — к ограждению этих инородцев от жестокостей и насилий, причиняемых им этими пришельцами-промышленниками, и к фактическому чрез то утверждению этих стран за Россиею. В таких то видах, на берегах Охотского моря являются остроги: Охотск, Утской, Гижига, Тихиль; на северо-восточных прибрежьях океана Верхне— и Нижие-Камчастк, а впоследствии Петропавловск; а за Байкалом: Селенгинск, Нерчинск, и, на р. Амур, Албазин и другие места по его течению. Таким образом для сообщения восточной Сибири с прибрежьями Охотского моря и Восточного океана, открылись два пути: северный — на Охотск и восточный — по р. Амур. Так как на севере мы не встречали никаких серьезных сопротивлений от инородцев и не имели соседей, которые могли бы оспаривать наши интересы и занятия, — то все северное прибрежье Охотского моря и Восточного океана сделалось тогда же бесспорною принадлежностию России; но не таково было положение наше на р. Амур: с первого же появления наших Козаков в верховьях этой реки, они встречали значительное сопротивление от инородцев и в особенности от сильных тогда манчжур; и хотя чрез дружелюбные сношения с ними и чрез стремление к оседлому полезному производительному труду и имелась возможность утвердиться нам в бассейне р. Амур; по эти начала были противны духу Козаков. Грабежи их и насилия раздражали могущественных манчжур; несмотря на всевозможные меры, принятые правительством к удержанию этого единственного в Сибири — [23] водного сообщения ее с океаном и на геройские подвиги Пояркова, Хабарова, Толбузина и других защитников Албазина, мы должны были удалиться с р. Амур и заявили это нерчинским трактатом, заключенным в 1689 г. (первый наш дипломатич. акт с Китаем). Но по неопределенности границы приамурского края актом этим указывалось, что мы оставили Амур по случайной лишь необходимости — временно, ибо этим трактатом не означалось какое принимает направление пограничный Хинганский хребет от верховья р. Уди и до какого из морей, Охотского или Японского, он простирается, какое прийимают направление реки, вливающиеся в р. Амур в ее низовьях. А судя по этим обстоятельствам и еще по тому, что китайцы, при заключении трактата, хлопотали лишь только об Даурии, понимая под названием р. Амур ту только часть ее течения, которая протекает по Даурии, т. е. до устьев р. Бурей, и наконец, принимая во внимание, что низовья р. Амур занимали народы, от Китая независимые, — по всем этим причинам, трактат 1689 года не уничтожал права России на низовья р. Амура, и, следовательно, низовья ее не передавались нами этим трактатом Китаю. Такова была, относительно приамурского края, заслуга Головина, заключившего трактат 1689 года. Но по отдаленности этой страны от России и сосредоточению нашего внимания на более прямых и ощутительных интересах, по замкнутости Китая для Европы, по несуществовавшему почти у них искусству мореплавания и тишине в этом отношении, господствующей на Восточном океане, и наконец, по бессилию нашему в Восточной Сибири противу Китая, мы не только не обращали на вышеупомянутые обстоятельства должного внимания, но и самопроизвольно проведенную пограничную черту от верховья р. Уди до устьев р. Тугур признавали за действительную границу с Китаем, а поэтому всю долину р. Амур считали принадлежностию Китая. Вследствие сего и вся деятельность правительства сосредоточилась: в Забайкалье — на возраждающейся в Кяхте торговле с Китаем, и на севере — на прибыльных грузах пушных товаров, добываемых промышленными партиями в Камчатке и на островах, около северо-западного прибрежья Америки. Вследствие то этого последнего обстоятельства, на севере Охотск делается правительственным и коммерческим портом, чрез который совершается снабжение Камчатки и северо-американских наших владений, и приходили в Сибирь из этих мест вышесказанные ценные грузы пушных товаров. Нижне-Камчатск, а впоследствии Петропавловск, делается портом, ближайшим к нашим [24] американским владениям и необходимою морскою станциею, между этими владениями и Охотском. Эти причины естественно обратили наше внимание на ознакомление со страною между р. Леною и восточным прибрежьем Охотского моря, на удобства и неудобства охотского порта, на изыскание места, более удобного для порта, нежели Охотск, и наконец, на сообщения северо-восточного прибрежья Охотского моря с Якутском и приведение этого пути в надлежащее состояние. Но все исследования восточного прибрежья Охотского моря показали, что в этих местах не имеется ни одного пункта, могущего удовлетворить одному из главных и необходимых условий порта — возможности зимовки в нем мореходных судов без вытаскивания их на берег, как-то необходимо и в Охотске и в Аяне, и несмотря на то, что с первого же раза Охотск обнаружил как этот, так и другие недостатки, он по необходимости должен был оставаться на своем месте, сохраняя за собою то важное преимущество противу других мест — Утского, Аяна и устьев р. Алдомы, что расположенный при слиянии двух рек, Кухтуя и Охоты, имеет обилие в рыбе и строительных материалах — обстоятельство весьма важное в пустынном крае — и что на пути к нему из Якутска имеется более обилия в подножном корме для вьючных лошадей, нежели на путях к упомянутым местам. Все же исследования страны между Якутском и прибрежьем Охотского моря и самый опыт показали, что часть этой страны от р. Алдана, составляющая бассейн реки Маи, и далее от этой последней реки до восточного прибрежья Охотского моря, гориста, тундриста и камениста и по этому свойству почвы и по климатическим своим условиям, подобно как и все прибрежье Охотского моря, решительно негодна к оседлому земледельческому поселению. Река же Мая и ее главный приток Юдоша, — как реки горные, быстрые, неимоверно скоро изменяющие свой горизонт и усеянные шаверами, не представляют возможности к устройству надлежащего водного сообщения и годны только для сплава, и то с немалыми опасностями. Кроме этого, от р. Маи до моря все-таки оставалось около 300 верст гористого пространства, без всякого водного сообщения; а потому вообще можно сказать, что вся сказанная страна назначена самою природою для кочевых якутов и тунгусов, а не для оседлой жизни, и что по ней возможны лишь одни вьючные пути, и то на особой породе якутских лошадей, а зимою — на оленях и собаках. Точно то же явление, в отношении оседло-земледельческого населения, представляет и Камчатский полуостров. Много труда, денег и людей было потрачено в 18-м и [25] начале 19 века, чтобы дойдти наконец опытом до этого убеждения. Опыт показал, что природу насиловать нельзя, и что страны эти не заключают в себе никаких зачатков для развития. Эти-то обстоятельства и оставшиеся в Сибири воспоминания о хорошем климате, почве и растительности на Амуре, — невольно обращали, в конце 18 века, взоры правительства на эту страну, и в видах обеспечения Камчатки и наших американских владений не чрез Охотск, а чрез Амур, естественно родился вопрос: доступно ли его устье для входа морским судам и не имеется ли на прибрежьях около этого устья хорошей гавани? Что же касается до народов, обитающих в низовьях р. Амур и на лежащем противу оного острове Сахалине, то чрез сношения наших тунгусов с ними и различных торгашей, нам было известно, что они находятся в том же самом независимом положении от Китая, как были и при заключении нерчинского трактата и что китайское правительство не имеет там никакого правительственного пункта. Из последствий 50 летнего занятия нашего реки Амур, нам только было известно, что река эта вливается в Охотское море, а равно из этого источника и приводимого г. Тихменевым указания на японскую зибольтову карту, нам было тогда еще известно, что Сахалин — большой остров, отделяющийся от материка нешироким проливом. Но здесь вопрос, как мы видели, заключается не в этом, а в том, для какого рода мореходных судов доступен вход в этот пролив, а это то единственно важное обстоятельство, совокупно с подобным же вопросом об устье р. Амур — и не было разрешено. В царствование Императрицы Екатерины II, из Утского снаряжалась на Амур экспедиция, но так как в это время были неприятные столкновения с китайцами за Байкалом, которые грозили прекращением прибыльной тогда уже для нас кяхтинской торговли, то чтобы не раздражать их, экспедиция эта была остановлена. Между тем, в сказанных исследованиях, в это же время, предупредили нас иностранцы: сначала Лаперуз в 1785, а за ним и Брейтон в 1792, описывая берега Японского моря и Татарского залива, подходили и к лиману р. Амур с целию его исследовать; из исследований этих знаменитых мореплавателей, имеющих европейский авторитет, выводилось: 1) что на всем пространстве восточного прибрежья Японского моря и прибрежьев Татарского залива нет ни одной гавани и только лишь близь лимана р. Амур имеется залив де-Кастри с хорошим рейдом; 2) что вся эта страна и море негостеприимны и пустынны; 3) что Сахалин [26] соединяется с материком песчаною отмелью, покрывающеюся только при приливах водою, и следовательно в отношении морского судоходства Сахалин — не остров, а полуостров, и 4) что с этой стороны вход в реку Амур недоступен и что самое ее устье забросано мелями и вряд ли доступно для плавания.

За этими французским и английским знаменитыми мореплавателями то же самое подтвердил и наш столь же известный мореплаватель И. Ф. Крузенштерн, в 1805 году, присовокупив, что низовья реки охраняются китайцами. За сим экспедиция В. М. Головнина, снаряженная в 1807 году, и Ф. П. Литке — в 1826 году, которым в числе прочих поручений предписывалось и исследование устьев р. Амур, по известным причинам, не являлись даже и в Охотском море, — а вследствие этих обстоятельств пограничная наша черта на Тугур еще более в видах правительства признавалась окончательно правильною, ибо невольно рождалось охлаждение к этим местам, потому что если река Амур столь знаменитым европейским авторитетом признавалась недоступною для мореходных судов, то следовательно, она не имеет надлежащего для России значения, подобно прочим сибирским рекам: Лене, Енисею, Оби и Колыме, вливающимся в недоступный для плавания Ледовитый океан. Но, не смотря на такое охлаждение к этому краю, испытываемые опытами неудобства сообщения Сибири чрез Охотск с Восточным океаном и воспоминание, оставшееся в Сибири о природных богатствах долины Амура, заставляли общее мнение в Сибири тяготеть к приамурскому краю и возбуждали надежды на его возвращение. Вследствие сего, в 1830 и 31 годах капитан кор. фл. штурманов Козмин, описывая Шантарские острова и часть лежащего от них к северу берега Охотского моря до реки Ардомы, и имея случай на Тугуре ознакомиться с гиляками, прикочевывающими туда с р. Амур, — объяснил генерал-губернатору Восточной Сибири Ливанскому, что народы в низовьях Амура независимы от Китая, и представил подробный проэкт о средствах исследования реки Амур, с предложением своих услуг, для приведения этого проэкта в исполнение. В то же время директор азиатского департамента Родофиникин возбудил забытый вопрос об р. Амур, почему возникла переписка между Ливанским и Родофиникиным о сообщении сведений о настоящем положении этого края, относительно влияния на него китайского правительства, и о приведении в исполнение проэкта Кузьмина. Из всех сведений, собранных по этому [27] предмету, выводилось заключение: что фактическое влияние китайского правительства не выходило из пределов Даурии — верховьев амурского бассейна, и в этих то только пределах проявилась административная власть Китая, сосредоточенная в единственном на всем протяжении р. Амур городе Айгунте, и что только в окрестностях этого пункта на р. Амур находятся поселения манчжур и ссыльных китайцев. Что же касается до низовьев бассейна р. Амур, то народы, занимающие эти низовья: гиляки, мангуны, нейдальцы, самогиры и другие, независимы от Китая, и ни одного китайского правительственного пункта не находится там. Но по случаю тех же причин, как и при Екатерине II, а главное, по удостоверению знаменитых европейских авторитетов, что устья р. Амур недоступны для мореплавателей, — правительство признало представление Ливанского о приведении в исполнение проэкта Козьмина не только бесполезным, но и всякое за тем возбуждение вопроса об р. Амур вредным. Почему, считая весь приамурский край принадлежностию Китая, все внимание в Восточной Сибири сосредоточилось на охранении кяхтинской торговли и на отстранении всех могущих быть неприятными для нее столкновений с Китаем.

Между тем, за 40 лет пред сим, составилась акционерная компания, под названием P.-А. компании; по особым дарованным ей правам и привилегиям, компания эта сделалась единственным и полным хозяином в наших северо-американских владениях; а по своему правительственно-коммерческому положению и на владения наши на Восточном океане, Камчатке и прибрежьях Охотского моря компания имела непосредственное свое влияние. Энергические попытки правительства сделать сколь возможно удобным сообщения Якутска с Камчаткою, водворить в Камчатке и в странах, прилегающих к прибрежьям Охотского моря, земледельческую оседлость, могущую обеспечить продовольствие этих мест, независимо от привозов, оказались напрасными. Поэтому места эти, в особенности Камчатка, были как бы острова, неимеющие никакой связи с центральным населением Сибири. Вследствие этого, управление этими местами сделалось для правительства затруднительным, а обеспечение их продовольствием было не только ненадежно, но и подвергалось часто гибельным случайностям и было еще сопряжено с огромными для казны расходами и потерями. Поэтому в начале настоящего века правительство предлагало компании присовокупить и Камчатку к своим владениям и даже предлагало ей [28] за то вознаграждение, но компания, находя это вознаграждение недостаточным, уклонилась от этого предложения.

Компания, в Охотске, у правительственного порта, учредила свою факторию; такое положение ее фактории было для нее выгодно потому, что, при способах порта, компании ненужно было содержать при фактории большого числа рабочих, в каковых встречается необходимая надобность только лишь временно и случайно-, ибо компания при подобных обстоятельствах всегда имела возможность пользоваться средствами порта, что весьма важно в совершенно бесплодном крае. Кроме этого, компания пользовалась устройством почтовых средств от Охотска до Якутска, не употребляя на это никаких расходов. Всех этих обстоятельств компания не могла не иметь в виду, что доказывается тем, что за представлением начальников охотского порта, о переносе этого порта, всегда следовало таковое же представление заведывающих камчатскою факториею в главное правление компании, о перемещении, вместе с портом, и компанейской фактории. Одним словом, дело об этом предмете шло, как говорится, рука в руку. Наконец, когда последний начальник компанейской охотской фактории, лейтенант Завойко, хлопотал о переносе фактории в залив Аян, в это же время начальник охотского порта, Транковский, представлял о переносе туда же и охотского порта, что вероятно в то же время и последовало бы, если бы заменивший г. Транковского, г. Вонлярлярский не объяснил правительству, что залив Аян, по всем предыдущим исследованиям и обстоятельствам, ему положительно известным, хотя и представляет более удобный рейд, чем устья р. Охоты и Кухтуя при Охотском порте; но залив этот вовсе не представляет условий для порта, по следующим главным причинам: a) как и в Охотске, суда для зимовки следует вытаскивать на берег; предлагаемое же г-м Завойкою, в устранение сего, устройство дамбы, обойдется очень дорого и не принесет пользы; b) опыт показал, что в стране от р. Алдана до Аяна и по р. Мае невозможна земледельческая оседлость, равно как невозможно и водяное сообщение по р. Мае; c) по неимению достаточного подножного корма по пути из Якутска к Аяну, невозможна значительная вьючная транспортировка грузов, необходимых для обеспечения порта; d) ни в заливе, ни в окрестностях его, не имеется достаточного количества леса, годного для постройки и починки судов и портовых зданий и доставка его сопряжена с большими затруднениями, чем в Охотске.

Эти справедливые заключения г. Вонлярлярского (противоречащие [29] соображениям компании, см. книгу г. Тяхменева, часть II, стр. 23) остановили перенос охотского порта в залив Аян и дали повод искать на юго-восточном берегу Охотского моря более удобного места для порта, нежели этот залив. В это же время г. Миддендорф, возвратившись в Петербург из своего путешествия по юговосточному прибрежью Охотского моря, до м. Мухтель (в 50 милях от устья р. Амур), между прочим объяснил: a) что на Сенгненанском полуострове он видел закрытый залив, представляющий прекрасную гавань; b) что в стране от устьев р. Тугура но направлению к устью р. Шилки он нашел пограничные столбы, поставленные китайцами; а так как линия этих столбов лежит южнее той линии, какая показана на карте за пограничную, то если бы правительство приняло направление этих столбов за пограничную линию, то Россия приобрела бы от Китая пространство земли в несколько тысяч квадратных верст; а это приобретение, объясняет г. Миддендорф, было бы важно в том отношении, что имеется надежда к открытию здесь золотых россыпей. Г. Миддендорф, делая эти представления, не обратил внимания, что не приобретение пустынь в несколько тысяч квадратных верст, которых и без того в Сибири много, нам нужно, а водный путь из Сибири; а для этого нам полезны бы были от г. Миддендорфа сведения не о кучах камней, кем то произвольно складенных (которым г. Миддендорф придает значение пограничных столбов), а о направлении пограничного Яблонного хребта от верховьев р. Уди, т. е. до которого из морей, Японского, или Охотского, он простирается, так как, на основании нерчинского трактата, хребет этот служил границей нашей с Китаем. На это г. Миддендорф не обратил внимания. Между тем сказанное представление его, как мы ниже увидим, в связи с последующими за тем действиями P.-А. компании, могло иметь последствием отказ России на всегда от бассейна р. Амур и утверждение этого бассейна навечно за Китаем. Г. Тихменев, говоря о г. Миддендорфе (примечание страницы 46-й), это важное обстоятельство проходит молчанием и объясняет только, что «если бы желание г. Миддендорфа (проехать от м. Мухтель на р. Амур) сбылось, то мы уже давно (т. е. тогда же, в 1844 году) имели бы совершенно верное и отчетливое описание этих мест (т. е. исследование устьев р. Амур)». Это замечание невольно напоминает известный анекдот об яйце по открытии Америки. Странно, каким образом автор не подумал, что г. Миддендорф этого не мог исполнить по весьма простой [30] причине: он странствовал в этих местах на оленях и пешком. На содействие же туземцев, после известной горькой участи, постигшей на устьях р. Амура предшествовавших г. Миддендорфу миссионеров, нельзя было рассчитывать. После известных уже ныне средств, употребленных для исследования амурского устья, и зная состояние его лимана, не следовало бы делать указаний на возможность помощи со стороны туземцев-гиляков; а потому положительно можно сказать, что исполнение желания г. Миддендорфа не имело бы существенных результатов Что же касается до других заявлений г. Миддендорфа, упущенных автором, а именно о том, что гиляки не признают над собою власти Китая и независимы, а равно и о том, что с ними, как и со всеми дикарями этих мест, легко вступить в торговые сношения и приобрести от них, за ничтожную плату, клочок земли для устройства склада товаров, то все это не заслуживает серьезного внимания, потому что о независимости гиляков от Китая давно уже и положительно было известно и прежде г. Миддендорфа, а приобретение клочка земли для устройства склада товаров, всякому, сколько нибудь имеющему понятие о состоянии этих пустынь, покажется удивительным, ибо не только строить склады, но и целые селения в местах, посещенных г. Миддендорфом, никто нам не запрещал, так как гиляки не имеют никакого понятия о поземельных отношениях. Находясь у мыса Мухтель, г. Миддендорф полагал, что уже находится в пределах Китая и вследствие сего предположения приписывал особое значение посылке в эти места торговой экспедиции из Аяна (Росс. Амер. К°), между тем, как мы ниже увидим, по смыслу нерчинского трактата, не только мыс Мухтель, но и низовье Амура принадлежало нам. Впрочем, не один г. Миддендорф ошибался в этом случае, и много стоило усилий, чтобы рассеять это заблуждение, при первоначальном занятии низовья Амура.

Начальник охотского порта, Вонлярлярский, имея в виду опись Козьмина и упомянутые сведения Миддендорфа о Сенгненанском полуострове, послал из Охотска к южному прибрежью Охотского моря бриг «Охотск», под командою капитана Поплонского, описать залив этого полуострова, что г. Поплонский и пополнил, назвав этот залив Константиновским, и признал его удобным для порта. Г. Вонлярлярский, на основании этого донесения, составил проэкт о переносе туда охотского порта и об исследовании пути от реки Тугура на верховье р. Уди, по южному склону Яблонного хребта до Нерчинска, с целью устройства вьючной [31] дороги, могущей служить сообщением этого порта с Нерчинском. Между тем, немедленно по переносе г. Завойкою фактории Рос.-Ам. К° из Охотска в Аян, компания начала хлопотать о признании этой фактории коммерческо-правительственным портом, вследствие чего просила о даровании начальнику аянской фактории прав и преимуществ портовых начальников и офицеров, служащих в отдаленных краях, основывая свое представление на великой будущности страны между Якутском и Аяном (стр. 23-124 II ч. Историч. обозр. Рос.-Ам. К°). Затем компания хлопотала об устройстве и содержании тракта между Аяном и Якутском на счет казны, представляя, что, по ее исследованию, берега р. Маи и пространство от реки Алдана до Аяна удобны к оседлому заселению, а река Мая судоходца. Но предыдущие горькие опыты в этой стране представляли совершенно противное и положительно доказали, что во всем басейне реки Мая ни того, ни другого быть не может. Таким образом компания стремилась придать Аяну значение правительственного и комерческого порта, при котором она могла пользоваться средствами казны, но с тем, однако, чтобы начальник аянского порта был в полной зависимости от компании; т. е. она стремилась устроить себя в Аяне в гораздо лучшее положение, чем была в Охотске, а чрез это и на берегах Охотского моря быть полною хозяйкой.

Такое направление приняли дела на Охотском море и таковы были замыслы компании, когда, вследствие Высочайшей воли, в июле 1846 г. явился в лимане Амура компанейский бриг Константин, под командою офицера корп. штурманов Гаврилова, для исследования амурских устьев и лимана.

Экспедиция эта имела громадное значение, ибо от результатов ее исследования зависело разрешение вопроса: быть или не быть Амуру за Россиею. Мы видели выше, что степень полезности занятия этого края обусловливалась доступностью устьев Амура мореходным судам, а доступность эта отрицалась Крузенштерном и европейскими авторитетами, а также сведениями, которые приводит г. Тихменев во II части своего сочинения (примеч., стр. 39-41 и стр. 45). Следовательно, бригу «Охотск» предстояло окончательно или закрепить мнение авторитетов, тяготевшее над Амуром, или раскрыть, наконец, истину.

Высочайшая воля об этом предмете, сообщенная компании к исполнению, выражалась в таком виде: «Начальник отправленной в лиман Рос.-Ам. компанией экспедиции паче всего должен удостовериться в удобопроходимости для судов устьев Амура, в чем [32] и состоит сущность возложенного на компанию поручения»; и далее поручалось:«исследовать и проток, отделяющий остров Сахалин от материка (стр. 52 и 53); но исследование это произвести не прежде, как по достижении главной цели, т. е. по точнейшем исследовании удобопроходимости устьев Амура. Все же расходы, какие употребит на это компания, правительство ей уплатит». Вот что должна была исполнить Рос.-Ам. компания! К описанию причин, изложенных автором (на стр. 46 и 47), по какому поводу последовало это Высочайшее повеление, мне только остается прибавить, что Высочайшее внимание на приамурский край, как мне удавалось слышать от лиц, заслуживающих доверия, было обращено статьею г. Полевого, напечатанною в Северной Пчеле: «О приобретениях и потерях (в числе которых упоминалась потеря нами Амура) в продолжение царствования дома Романовых».

Этому способствовала также записка контр-адмирала Путятина, поданная им в 1843 г., где, между прочим, он упоминал о пользе исследования устьев Амура, полагая, впрочем, поручение это как бы делом второстепенным, ибо, как видно из записки, он разделял убеждение, что Сахалин есть полуостров. Но предполагавшаяся экспедиция г. Путятина была отложена, вследствие мнения министра финансов, что «в числе поручений Путятину, он находит одно только исследование реки Амура полезным, а это было бы удобнее поручить Рос.-Ам. компании; снаряжение же для этой цели столь дорого стоящей экспедиции, как экспедиция графа Путятина, было бы напрасно». Этот документ показывает убеждение в Бозе почившего Государя Императора Николая Павловича и одного из Его министров, в необходимости решить вопрос об Амуре, а также и полное доверие к Рос.-Ам. компании в том, что она в точности исполнит Высочайшую волю. Г. Тихменев проходит этот факт молчанием, не смотря на то, что факт этот прямо относится к сущности описываемых им действий компании по исследованию Амура и, судя по тому, что говорится на стран. 46 и 47, не мог не быть известным автору Исторического обозрения.

Итак, компании предоставляется решить этот важный вопрос, от которого зависела судьба приамурского края. Государственный канцлер, граф Нессельрод, чрез которого велись сношения с председателем главного правления компании, о том, приняты ли компаниею надлежащие меры к исполнению Высочайшего повеления и в какой мере это повеление ею исполнено, только из представлений и заключений компании мог судить об этом деле, ибо [33] передавать его на рассмотрение кому либо из лиц, знакомых с предметом, было неуместно, так как экспедиция была не гласная.

Для каждого же знакомого с делом, журнал г. Гаврилова показывает только, что, по ограниченности средств экспедиции и по краткости времени пребывания в лимане судна под его начальством, предложенные ему к разрешению вопросы вовсе не разрешены. Г. Гаврилов должен был ограничиться лишь поверхностным предварительным обзором устья реки и северной части лимана; а в отношении же того, каким пространством отделяется Сахалин от материка, т. е. остров ли Сахалин или полуостров, к исследованию и приступлено не было, ибо Гаврилов на юге лимана не был, а судя по его словам в журнале и по карте его, напечатанной в атласе г. Тебенькова, — что к югу идут мели, — видно, что г. Гаврилов был даже убежден, что Сахалин есть полуостров. Эта же карга ясно показывает, что входа в устье реки не существует. Устье ее на карте загорожено сплошного банкою, на которой, у входного южного мыса, показана глубина самая большая 1 сажень (6 фут); а об означенном на карте протоке, идущем из устья реки к северу, в журнале своем г. Гаврилов говорит, что проток этот недоступен для мореходных судов. О существовании же не только канала, но и какого либо пути из реки к югу в Татарский залив, на подлинной карте Гаврилова, находящейся в азиятском департаменте министерства иностранных дел, ничего не означено и в журнале не упомянуто, — все устье реки в этом месте заставлено сплошною банкою. Из всех этих сведений, представленных г. Гавриловым, следовало, что река Амур с севера и юга недоступна для входа в нее мореходных судов, и что Рос.-Ам. компания только посылала свое судно в лиман, но существа Высочайше возложенного на нее поручения не исполнила, от чего, как я выше сказал, зависело быть или не быть за Россиею приамурскому краю.

Мне неизвестно, по каким причинам председатель главного правления компании, представляя в декабре 1846 г. графу Нессельроду сказанный описной журнал и карту Гаврилова, не сделал заявления и разъяснения, что опись Гаврилова не дает еще никакого повода судить об удобопроходимости или непроходимости для судов устья реки Амур и что, следовательно, посылкою компаниею в лиман судна существо Высочайшей воли ею не исполнено; а равно мне также неизвестно, какие причины заставили председателя главного правления, напротив, объяснить при этом канцлеру, что будто бы «устье реки для судов непроходимо», и что [34] «возложенное на компанию Высочайшее поручение ею исполнено». После всего этого, предоставляю судить читателю, в какой мере справедливы об этом предмете слова г. Тихменева, что будто бы «экспедициею Гаврилова предположенная цель достигнута» (стр. 60 и 61).

С своей стороны, я не могу не заметить, что представление компании о наградах за эту экспедицию (о которых г. Тихменев упоминает на стр. 59) заключалось в том же донесении графу Нессельроду (в декабре 1846 г.), при котором представлены были журнал и карта г. Гаврилова, и в котором говорится, что «вход в реку Амур доступен только для пароходов, сидящих в воде 5 фут». Этот документ, виденный мною в подлиннике в азиатском департаменте министерства иностранных дел, а в копии — в главном правлении компании, не мог быть неизвестен автору, и мне кажется непонятным молчание его об этом документе и еще потому, что с этим заключением компания был тождествен и всеподданнейший доклад канцлера графа Нессельрода Государю Императору о результатах экспедиции — что вход в реку оказался недоступным, — доклад, в заключении которого испрашивалось канцлером, за точное исполнение Высочайшей воли, соизволение на награды г. Тебенькову 2000 руб. и Гаврилову 1500 руб. и на покрытие расходов, употребленных компаниею по экспедиции, 5110 руб. 12 коп. сер. (Об этих наградах г. Тихменев говорит, а о сущности доклада молчит; но эта сущность не могла быть ему неизвестна.).

Судя по всем подробностям, излагаемым автором о действиях и сношениях лиц, служащих в компании, мне кажется непонятным молчание г. Тихменева и о письме г. Гаврилова к председателю главного правления, в котором он, благодаря за упомянутую награду 1500 р., изъявляет свое сожаление, что не имел возможности исполнить Высочайшую волю, изображенную в данных ему инструкциях. Между тем, этот документ ясно показывает сознание г. Гаврилова в том, что описью его вовсе не разрешен вопрос о реке Амуре.

Итак, действие компании по исследованию устьев Амура и северной части острова Сахалина подтвердило только мнение знаменитого европейского авторитета, что река недоступна для входа в нее мореходных судов. Вследствие этого обстоятельства, в совокупности с представлением военного министра, о предложении г. Миддендорфа — провести границу с Китаем по найденным им [35] столбам, и о золотых россыпях к северу от этих столбов, — последовало Высочайшее повеление:

1) Вопрос о реке Амуре и все действия Рос.-Ам. компании по этому вопросу оставить без последствий.

2) Снарядить экспедицию под начальством подполковника генерального штаба Ахте, для исследования южного склона Яблонного хребта, в видах отыскания благородных металлов и окончательного проложения по столбам, найденным Миддендорфом, границы нашей с Китаем.

Эти распоряжения вытекали из следующих соображений: так как устье Амура, по исследованию Рос.-Ам. компании, оказалось недоступным для мореходных судов, то река эта для России теряет значение, а между тем возбуждение вновь вопроса об этом предмете может вредить дружеским сношениям нашим на Кяхте с Китаем. С утверждением же границы нашей по направлению столбов, указанных г. Миддендорфом, и предоставлением навсегда всего амурского бассейна Китаю, мы избегнем этих неприятных столкновений. Убеждение в негодности устьев Амура для целей судоходства было столь серьезно, что когда назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьев, ничего не зная о действиях компании, решился обратить внимание Государя на необходимость занятия Амура, то Государь изволил положительно выразиться: «уже смотрели устье реки, и оказалось, что в нее могут входить только лодки, сидящие в воде 3 1/2 фута».

В 1849 г. генерал-губернатору Восточной Сибири, Муравьеву, сообщено было о цели экспедиции, с приказанием дать подполковнику Ахте с двумя горными офицерами, астрономом Шварцем и несколькими топографами, все средства для немедленного отправления их за Байкал и дальнейшего действия на месте. Но Н. Н. Муравьев, сознавая необходимость для России приамурского края и водяного пути из Сибири к Восточному океану, и имея в виду, что последствием экспедиции г. Ахте неминуемо должна быть потеря всего этого, взял на себя ответственность остановить экспедицию эту в Иркутске. Таков был первый смелый и энергический шаг главного деятеля по амурскому вопросу.

Между тем, покончив вышеописанным образом с Амуром, благодаря участию в этом деле Рос.-Амер. компании, правительство обратило все внимание на Аян и на сообщение его с Якутском. Проэкт г. Вонлярлярского о перенесении охотского порта на Сенгненанский полуостров, признан бесполезным, и порт этот решено было перенести в Петропавловск, из коего хотели [36] сделать главный порт России на Восточном океане, а Аян оставался единственным нашим пристанищем на Охотском море, как посредствующее звено сообщения Петропавловска с Якутском. Вследствие этого проэкта, устройство и содержание аянского порта приняло на себя правительство, и Аян признан портом, поддерживаемым казною усилением его средств, но находящимся под непосредственным ведением компании. Предполагалось значение Аяна еще более увеличить принятием предложения г. Миддендорфа — отправлять из этого порта торговые экспедиции к южному прибрежью Охотского моря. Управление Камчаткою поручается начальнику компанейской аянской фактории г. Завойке, который, сознавая положительную невозможность чрез Аян продовольствовать Камчатку и ее порт, ходатайствует, чтобы это поручили компании, и вследствие сего ходатайства, корабли, принадлежащие Рос.-ам. компании, совместно с финляндскою китобойною компаниею, доставляют продовольствие в Камчатку.

Таково было положение Рос.-ам. компании с 1850 года. После всего этого, становится понятным, в какой мере было велико влияние компании в этих отдаленных местах и почему действия правительства были здесь всегда с участием Рос.-Ам. компании, которая сделалась здесь как бы единственною хозяйкою.

Между тем, развивающееся движение в Восточном океане требовало, чтобы Россия обратила на него более серьезное внимание; но для этого необходимо было иметь нам и соответствующий опорный пункт; сделать таковым предположено тогда было Петропавловск, почему и усилили его гарнизон, укрепления и вообще, сосредоточив на этом порте все внимание, располагали действиями согласно сейчас упомянутой главной цели.

При внимательном рассмотрении прибрежьев Охотского моря, Камчатки и американских наших владений, нельзя не прийдти к тому убеждению, что нигде из этих мест не может быть основан надлежащий для России порт и что таковой для России в Восточном океане должен быть только в таком месте, которое бы, независимо от морского пути, могло иметь удобное внутреннее сообщение с Сибирью; почему, весьма естественно, наше внимание направлялось всегда на реку Амур, на юговосточное прибрежье Охотского моря и восточное прибрежье Татарского залива... Принимая же при этом во внимание средства, обстоятельства и время, при которых производили опись этих берегов Лаперуз, Бритон и Крузенштерн, нельзя не сознаться, что ни одна из этих описей не дает надлежащего понятия об этих [37] прибрежьях. Кроме того, сравнивая состояние устьев рек европейских и других стран, можно было сомневаться в совершенной недоступности столь большой реки, как Амур, для мореходных судов, а это сомнение невольно приводило к мысли о необходимости снова исследовать устье Амура.

Таковы были мои убеждения о приамурском крае, в то время (в начале января 1848 г.), когда я назначен был командиром строющегося в Гельсингфорсе с подряда транспорта «Байкал», предназначенного доставить в Охотск и Петропавловск необходимый для этих портов груз. Эта доставка была единственным назначением транспорта и нельзя было питать никакой надежды на то, что транспорту удастся заняться описью, ибо судно по контракту должно было быть спущено к 1 августа, а при существовавшей тогда системе приема и сдачи казенного груза не предвиделось никакой возможности выйдти из Кронштадта ранее глубокой осени 1848 г. и сдать груз до закрытия навигации 1849 года. При самых благоприятных обстоятельствах транспорт мог иметь ходу не более 9 узлов, следовательно, при столь позднем выходе из Кронштадта, оставалось заботиться только, чтоб выполнить прямую цель экспедиции — снабдить своевременно Охотск и Петропавловск необходимыми грузами.

Не смотря, однако же, на все эти соображения, я решился обратить внимание его светлости князя Меньшикова на необходимость описи юговосточного берега Охотского моря, на что его светлость весьма справедливо изволил выразиться: «Правда, что это было бы полезно; но дай Бог, чтобы вы успели выполнить необходимое, что нужно непременно исполнить прежде всего».

Я вполне сознавал справедливость этого замечания, и как тогда, так и ныне вполне убежден, что как бы ни была полезна отвлеченная мысль и готовность к ее осуществлению, но она ничтожна, если не представляет возможности применения ее к действительной жизни, без потрясения необходимого строя этой жизни, почему созданная в кабинетах теория, осуществляемая на практике упрямою силою, имеет всегда гибельные и разрушительные последствия.

Вот почему я прежде всего обратил все мое внимание на то, чтобы, без ущерба главной цели экспедиции и без особого расхода для казны, иметь средства к исполнению моей мысли и, фактически доказав это, получить на то разрешение. Первоначально все дело состояло в том, чтобы транспорт мог выйдти из Кронштадта не позже августа месяца, для того, чтобы имелась положительная [38] надежда быть в Петропавловске к началу навигации 1849 г., чтобы груз был сдан в этот порт в продолжение 2 или 3 недель; так чтобы цель экспедиции была исполнена не в 12 мес. — время, в которое предположено ее исполнить, а в 9 месяцев, и тогда в оставшиеся за тем 3 месяца транспорт мог бы быть употреблен к исполнению предположенной мною цели, без всякого, следовательно, ущерба главной цели его назначения и без особых расходов. Поэтому прежде всего я обратил внимание на изучение причин, препятствовавших скорейшему приготовлению транспорта, и, по исследовании этих причин, я предложил средства к их устранению, вследствие чего и было разрешено следовать в этом отношении моим указаниям. Имея, таким образом, полную надежду к выходу в августе из Кронштадта, а следовательно, и около 3 месяцев свободного времени для описи, я решился, письмом от 10 февраля 1848 года, уведомить об этом Н. Н. Муравьева, с изложением всех обстоятельств необходимости исследования устья реки Амура и ее лимана, и просил в этом деле его содействия, объясняя, что я решаюсь беспокоить его потому, что из разговоров с различными лицами, от которых более или менее зависело дать мне на это разрешение, я заметил затруднения, происходящие от убеждения, что эта опись может повредить нам, ибо места эти признаются принадлежащими Китаю, и вообще по этому заметил какое то сомнение.

О результатах экспедиции г. Миддендорфа, а также и экспедиции, посланной в 1846 г. Рос.-Ам. компаниею, я не имел тогда никакого понятия. Вот причины моего вызова, о котором упоминает, но не объясняет г. Тихменев. Смело могу сказать, что вышеизложенные обстоятельства составляют начала нового возбуждения вопроса о приамурском крае.

Получив мое письмо, Н. Н. Муравьев прислал князю А. С. Меньшикову проэкт инструкции, которою полагал меня снабдить для описи устьев Амура, и просил его светлость возложить на меня это поручение; но эта просьба была тогда до времени отложена. Между тем, благодаря неутомимой деятельности назначенных ко мне офицеров, при совершенной готовности гг. строителей Богстрема и Сульмана, работы по транспорту, против контракта, были ускорены, и в половине июля транспорт, почти готовый, был приведен нами из Гельсингфорса в Кронштадт, где, для окончательного его изготовления к выходу и к нагрузке, потребовалось более 4 недель, тем более, что, за принятыми предварительно мерами, весь груз был изготовлен к приходу [39] транспорта. Фактически доказав таким образом возможность скорого отплытия, без малейшего нарушения главной цели и какого либо для казны ущерба, я обратился снова с просьбою к его светлости дозволить мне приступить к описи в продолжение очевидно могущего у меня остаться свободного времени в продолжение лета 1849 года. Вследствие чего, в данной мне инструкции, между прочим, объяснялось: «По сдаче груза в петропавловском порте, предписывается вам к точному и непременному исполнению исследовать подробно залив Константиновский, на Сегненанском полуострове, куда предполагалось тогда перенести охотский порт, а равно описать Тугурскую губу и юговосточный берег Охотского моря, лежащий в соседстве этого полуострова; затем описать берега между теми местами, усмотренные прежними мореплавателями. При исполнении этого поручения, по прибытии в сибирские порты, состоять в распоряжении генерал-губернатора Восточной Сибири; однако располагать временем так, чтобы не позже половины сентября 1849 г. быть в Охотске, откуда, по сдаче транспорта, со всеми офицерами возвратиться берегом в С.-Петербург». Из этого очевидно, что если я, по приходе в Камчатку, не получу положительных разрешений от своего начальства исследовать устье реки Амура и ее лимана, то, во-первых, я был обязан непременно исследовать Константиновский залив и соседственные с ним юго-восточные берега Охотского моря, и что всякая попытка моя на исследование устья р. Амура и ее лимана в ущерб этой главной цели, и особливо в случае какой либо перемены начальствующих лиц, а тем более какого либо при этом исследовании несчастия, подвергала меня строжайшей ответственности.

С такими повелениями, 21 августа 1848 года, я отправился из Кронштадта, и письмом от того же числа уведомил обо всем этом Н. Н. Муравьева, объясняя, что я надеюсь быть в начале мая 1849 г. в Петропавловске и что твердо решился оттуда направиться наипервее в лиман реки Амура, для возможного, при моих средствах, исследования устья этой реки и ее лимана; а потому прошу на случай каких либо неблагоприятных обстоятельств оказать с своей стороны содействие о исходатайствовании положительных в этом отношении мне предписаний, и вместе с тем поручить начальнику Камчатки принять действительные меры к скорейшему приему с транспорта груза, так чтобы мне было возможно выйдти из Петропавловска не позже исхода мая.

После 8 1/2 месячного плавания из Кронштадта мы благополучно прибыли к Петропавловску, и с первою возможностию, 12 мая 1849 г., [40] вошли в порт, с совершенно здоровым экипажем (Экипаж транспорта состоял из 30 челов. нижних чинов и 7 офицеров: лейтенантов Козакевича и Гревенса, мичманов: Гроте и барона Гейсмара, корпуса штурманов: Хализова и Попова, и доктора Гагенторна.) и вполне сохранным грузом; следовательно, главная цель экспедиции была исполнена. Начальник Камчатки, кап. 1 ранга Р. Г. Машин, передал мне письмо от генерал-губернатора Восточной Сибири, доставленное ему пред моим приходом с особым нарочным из Иркутска, и изъявил готовность к содействию мне к скорейшему выходу из Петропавловска. В письме этом, Н. Н. Муравьев, ободряя меня в моей готовности и прилагая копию с представленной им на Высочайшее воззрение инструкции, в которой положительно мне предписывалось исследовать устье реки, объяснил, что он вполне надеялся, что эта инструкция будет утверждена, и что так как он располагает через Охотск отправиться в Петропавловск, и на этом пути, около исхода июня, непременно зайдти в северную часть лимана, то и надеется там видеться со мною лично. Как в этом письме, так и в проекте инструкции, представленной им на Высочайшее утверждение, его превосходительство обращает главное внимание на исследование северной части Сахалина, в видах отыскания, на северовосточной или северозападной его стороне, гавани, для основания порта, и на сообщение р. Амура с Охотским морем. По этой причине я и предположил начать опись с северо-восточного берега Сахалина; кроме этого, меня побуждало к такому распределению работ следующее обстоятельство: Ф. Ф. Белинсгаузен, — один из главных деятелей в экспедиции Крузенштерна, в частном разговоре объяснил мне, что у восточного берега Сахалина, около 52° широты, он заметил сулой и особый цвет воды, и как он, так и И. Ф. Крузенштерн, полагали, что здесь должен быть бар большой реки, прорезывающей Сахалин; а судя по разлогу гор, усмотренных им против этого места, на Сахалине, и по положению против этого же места предполагаемого им перешейка, соединяющего Сахалин с материком, он думает, что это может быть бар одного из рукавов Амура.

30 мая 1849 г. выйдя из Петропавловска, 12 июня мы подошли к восточному берегу Сахалина, в широте 51° 35', и с этого пункта начали исследование. На другой же день мы убедились, что сказанные предположения Беллинсгаузена и Крузенштерна были ошибочны: сулой и особый цвет воды в этих местах были [41] последствиями весьма простого обстоятельства: обширные озера на низмен ном берегу отделяются от моря песчаными наносными кошками, и чрез прорыв в этих кошках сообщаются с морем. Это обстоятельство и встречные течения в прорывах, производят широкие мутные полосы сулоев, в виде бара, простирающиеся на NO и SO на 5 и более миль от берега.

Продолжая опись северной части Сахалина до лимана р. Амур, у мыса Голвачева, мы положительно удостоверились, что на всем этом пространстве не только нет гавани, но и надежного рейда, и что берега северной части Сахалина и противоположный ему матерой берег положены до такой степени неверно, что следуя от берега в расстоянии от 1/2 до 1 1/2 мили, путь наш на карте лежал или от 5 до 7 и более миль по земле, или на таком же расстоянии вне берега; а потому карта эта не могла нам служить руководством, и в особенности когда мы 28 июня вошли в лиман. Вследствие чего, для соображения к дальнейшему исследованию, мне необходимо нужно было наипервее сделать общий обзор, как лимана, так и устья самой реки, без чего не было никакой возможности к какому либо, даже поверхностному, исследованию. Кроме того, согласно сказанному уведомлению генерал-губернатора, я должен был ожидать в северной части лимана его самого или, по крайней мере, какого либо судна из Охотска, с утвержденною инструкциею. Это обстоятельство, как мы видели, было для меня весьма важно, ибо я зашел в лиман без положительного разрешения и должен был ограниченно располагать временем, для его исследования, потому что был обязан исполнить предписание моего высшего начальства, относительно подробного исследования Константиновского залива и сопредельного с ним юговосточного берега Охотского моря, тем более, что при отправления из Кронштадта мне было еще словесно подтверждено, что от подробного исследования мною этих мест будет более или менее зависеть перемещение туда охотского порта.

Имея это в виду, я, с отправлявшимся вслед за мною из Петропавловска в Охотск транспортом «Иртыш», писал Н. Н. Муравьеву, что, согласно его приказанию, постараюсь к исходу июня ожидать его прибытия в северной части лимана, и что там надеюсь получить его разрешение исследовать самое устье реки, дабы, не стесняясь имеющимися у меня инструкциями, исключительно заняться этим делом; в противном же случае, я вынужден буду пробыть в лимане — по крайней мере четырьмя неделями менее и это остальное время употребить на исследование Константиновского залива и [42] сопредельных с ним берегов. Таково было мое положение и обстоятельства, сообразно которым я должен был располагать моими действиями. Из всего сказанного ясно, что в случае неполучения особых распоряжений, отменяющих сказанную обязательную для меня цель, войдя в лиман 28 июня по вновь открытому мною пути от матерого берега, я не мог оставаться здесь долее начала августа, а равно ясно и то, что без постоянного наблюдения я не мог оставлять северную часть лимана. По всем этим причинам, но входе на северный рейд лимана, мы обратились к исследованию северного пролива. Для первоначального же обзора, а равно и собрания по возможности от туземцев сведений о состоянии лимана и о самой реке, я послал 1 июля на шлюпке старшего своего офицера, лейтенанта Козакевича, приказав ему: от м. Ромберха следовать с описью вдоль матерого берега, в реку Амур, и по собрании сведений, на обратном пути из реки, стараться, по возможности, большими глубинами достигнуть транспорта. Одновременно с г. Козакевичем, на 5 весельном вельботе, я отправил также и мичмана Гроте, приказав ему следовать с описью под берегом Сахалина до параллели устья реки и на пути этом осмотреть в подробности этот берег, не имеется ли тут гавани и вместе с этим собирать сведения об южной части лимана и о фарватере около сахалинского берега; а на обратном пути, следуя вдоль этого же берега к транспорту, стараться по возможности идти также большими глубинами. Между тем, оставшись с транспортом при половинном числе команды и 2 шлюпках, в ожидании или самого генерал-губернатора, или по крайней мере от него уведомления, мы производили промер северного рейда, определяли положение видимых с транспорта предметов на матером берегу и Сахалине, и таким образом северная часть лимана приводилась более и более в известность. Чрез 7 дней оба офицера, Козакевич и Гроте, возвратились, низ них г. Гроте донес: что по подробном его исследовании, на западном берегу Сахалина гавани нет, что вдоль Сахалина должен идти глубокий и широкий канал и что, судя по знакам туземцев и виденным на дальнее расстояние от берега, обсыхающим отмелям, надо полагать, что Сахалин есть полуостров; напротив, г. Козакевич объяснил: что, судя по очерку, который ему делали на песке туземцы, он полагает, что Сахалин отделяется от материка проливом, что глубина реки пред устьем местами более 20 сажень и наконец, что из реки к транспорту он шел но глубокому и довольно широкому каналу, направляющемуся к [43] N-ду вдоль матерого берега, на котором он видел поставленные шесты и, не доходя транспорта, по причине засвежевшего ветра и сильного сулоя, которым заливало его шлюпку, он вынужден был оставить этот фарватер и идти по отмели. Составив из этих сведений первое понятие о лимане, я тщетно ожидал известия от генерал-губернатора, но по положительному но мне письму его я не терял, однако, надежды получить оное; но между тем имея в виду: a) что в случае, если бы по каким либо обстоятельствам эта надежда не осуществилась, то я не могу уже долее 3 1/2 недель оставаться в лимане, и b) что при таком коротком времени и при неопределенности еще входа в реку Амур и при господствующих здесь противных S ветрах и течениях, задерживающих движение парусного судна, было бы неблагоразумным делать какую либо попытку ко входу в реку с транспортом, я решился, по получении сведений от гг. Козакевича и Гроте, передать транспорт старшему по себе лейт. Козакевичу (Предписав ему: наблюдать течения и приливы и ожидать судна из Охотска, по прибытии коего, получив с него приказания, в случае, если оные будут присланы, задержать самое судно, если возможно, до моего возвращения.) и с тремя офицерами и доктором, на трех легких шлюпках и байдарке, с 16 чел. команды (что составляло почти 2/3 всего экипажа) отправиться в Амур. Я предполагал, во время этого плавания, придерживаясь наибольших глубин, следовать из реки вдоль южного берега лимана; пройдти, если будет возможно, в Татарский залив до той параллели, до которой доходил Бритон, и оттуда, вдоль Сахалина, возвратиться к транспорту. При таком маршруте я надеялся исследовать: a) не имеется ли фарватера из реки к югу, но лиману, с глубиною, достаточною для мореходных судов; b) нельзя ли выйдти в Охотское море; c) нельзя ли также выйдти из лимана в Татарский пролив, т. е. решить, что такое Сахалин: остров или полуостров? и наконец, d) не имеется ли близ устья, в самой реке, какого либо стратегического пункта?

На другой день по отправлении с транспорта, 9 июля, мы вошли в реку и, следуя предположенной цели, прошли с промером под северным ее берегом до Константиновского полуострова, единственного места близ устья реки, где она имеет гораздо меньшую противу устья ширину; отсюда, постоянно придерживаясь наибольших глубин, спустились под южным берегом реки и лимана, по прибрежному каналу, до южного пролива, чрез который, выйдя из лимана в Татарский залив и достигнув параллели, до которой [44] доходили гребные суда Бритона в 1792 году, возвратились чрез тот же пролив обратно в лиман, тоже по наибольшим глубинам, и направившись к N, вдоль Сахалина, 1 августа прибыли на северный рейд лимана к транспорту. Все эти исследования показали: 1) что Сахалин есть остров, отделяющийся от материка, на юге лимана, проливом, шириною в 4 мили и глубиною более 6 сажень; 2) что вход в лиман из Татарского залива открыт для судов всех рангов, а с севера, чрез северный рейд — для судов, сидящих в воде до 19 фут; 3) что Татарский залив и Охотское море соединяются каналом, идущим по лиману, по направлению западного берега острова Сахалина; 4) что вход в реку из лимана незаперт для мореходных судов отмелями, как предполагали мои предшественники, но напротив, открыт для этих судов, посредством прибрежного фарватера, идущего из реки к южному проливу лимана. Таким образом, река Амур с юга из Татарского залива и с севера из Охотского моря открыта для входа мореходных судов, ибо меньшая глубина, встреченная нами на сказанном прибрежном южном канале, была до 2 1/2 сажень; 5) судя по найденному г. Козакевичем из реки Амура фарватеру, направляющемуся вдоль северо-восточного матерого берега лимана к северному его проливу, имеется полная надежда на возможность входа в реку мореходным судам из Охотского моря и этим прямым путем; 6) так как фарватеры по лиману идут между обрывистыми банками и лайдами, и имеют довольно сильные и большею частию неправильные течения, то без подробных карт, знаков, лоцманов и пароходов плавание по лиману и вход в р. Амур затруднительно и медленно, в особенности для парусных судов. А так как эти исследования наши производились на мелких гребных судах и при том в ограниченное время, а в более глубоких местах фарватеров вообще удаленных от берегов, при малейшем ветре и особливо при быстро засвежевшем, (что в лимане бывает часто), разводит мгновенно же волнение и сулой, которыми заливало гребные суда, то мы часто находись вынужденными удаляться с фарватеров и следовать у окраин оных, ближе к берегу. Между тем по знакам туземцев, можно надеяться, что в лимане должны быть выходы из реки и с гораздо большими глубинами, так что если эти показания окажутся справедливыми, то вход в реку должен быть открытым для судов всех рангов. Судя же по состоянию лимана представляющего бассейн в [45] 2000 квадр. миль, наполненный обсыхающими лайдами и отмелями, и огромной массе воды р. Амур, в него вливающейся, указания туземцев заслуживали внимания, почему они и означались мною на карте 1849 г., приложенной к подробному нашему журналу этих исследований, и объяснялось, что не только поверить в то время эти указания туземцев, но и определить точно самое направление даже того пути, которым мы следовали, ни средства, ни время нам не дозволяли. Вообще все исследования наши составляют только лишь обзор, а не подробную надлежащую опись, но за всем тем, обзор, разрешающий вполне главный вопрос, что река и лиман ее доступны для входа мореходных судов с севера и юга. Таков был смысл моих донесений князю Меньшикову и генерал-губернатору Восточной Сибири (от 30 августа 1849 года, 31 декабря того же года и 2 февраля 1850 года), истекающий из представленных при этих донесениях подробных журналов, как моих, так и господ офицеров, производивших отдельные описи, и журналов всех наших наблюдений над изменением горизонта воды в лимане, видов и описаний различных местностей осмотренных нами берегов.

Г. Невельской 1-й.

(Оконч. впредь).

Текст воспроизведен по изданию: Обзор результатов действия русских на северо-восточных пределах России и участия офицеров нашего флота в деле восприсоединения приамурского края к России // Морской сборник, № 6. 1864