НЕВЕЛЬСКОЙ Г. И.

ЗАПИСКИ

ГЛАВА XVIII.

Прибытие в Петровское бота «Кадьяк» и компанейского корабля. — Экспедиция Бошняка в приамгуньский край 5-го ноября 1852 г. — Донесение генерал-губернатору 7 ноября 1852 г. — Письмо к нему. — Высочайшее повеление 20 июня 1852 г. — Донесение генерал-губернатору о намерении занять Кизи и де-Кастри 4 декабря 1852 г. — Донесения Березина, Разградского и Бошняка. — Окончательное разрешение пограничного вопроса. — Исследование озер: Самагиров и Чинхчагиров. — Заключение 1852 года.

В половине сентября прибыл в Петровское с казенным провиантом бот «Кадьяк». Командир его, г. Шарыпов, объявил мне, что по ненадежному состоянию бота, он идти в Петропавловск не может, почему и остается на зимовку в Петровском.

Вслед за ботом, 23 сентября, пришел из Аяна на петровский рейд с товарами и запасами компанейский корабль. А. Ф. Кашеваров уведомил меня, что присылает всего в весьма недостаточном количестве по той причине, что сам ныне получил весьма мало, и объясняет, что посылает компанейский корабль на свой страх только из виду того, что после корвета «Оливуца» в Аян не приходило ни одно военное судно. Вместе с тем Кашеваров предупреждает меня, что командиру корабля приказано оставаться на петровском рейде не более 2 суток.

Итак, единственно по милости и добросердечию Александра Филипповича Кашевара мы получили, хотя в ничтожном количестве, провизии.

По приведении всего, что у нас было, в известность оказалось, что чая, сахара и тому подобных, столь необходимых в пустыне запасов, было до такой степени мало, что я вынужденным нашелся разделить все это по числу лиц, находившихся в экспедиции. Водки и круп вовсе привезено не было, а товаров, [190] потребных для туземцев, было так мало, что о выгодной торговле, которая могла бы возместить расходы казны, употребленные на экспедицию (как указывало мне главное правление компании), и думать было нечего; их едва хватало только для командировок, т. е. для вымена от туземцев корма для собак и рыбы для людей и на приобретение от манджуров проса и водки. Медикаментов почти никаких не было прислано.

Такая экономия имела самое неблагоприятное влияние на здоровье команд. Между людьми появились болезни и в особенности скорбутные. Они задержали нас в Петровском настолько, что только к исходу ноября мы могли перебраться в Николаевск. Там наши помещения были хотя и сырые, но более удобные и просторные, нежели в Петровском. Наступившая холодная и ненастная зима более и более усиливала эти болезни, и к 1 декабря трое людей не выдержали и сделались ее жертвою.

Сношения наши с туземцами становились более и более дружественными, благодаря тому, что мы не дозволяли себе благодетельствовать их нововведениями, противными складу их жизни и вкоренившимися обычаям, а соблюдали во всем должную справедливость и не только не производили каких-либо насилий, но и не оставляли ни малейшей их услуги без вознаграждения. Туземцы по-видимому понимали все это и ценили, что рельефно выказывалось в участии, которое они показывали при открывшихся между командами скорбутных болезнях. Они с охотою доставляли черемшу и другие коренья, которые, по их понятиям, помогают от этой болезни.

Несмотря на все невзгоды, дух в командах и в особенности в офицерах не ослабевал. Мы надеялись, что после важных результатов наших исследований правительство даст наконец экспедиции надлежащие средства для достижения предположенной цели.

Нам, во-первых, предстояло окончательно разрешить пограничный вопрос, т. е. определить истоки рек: Амгунь и Гиринь, обследовать озера: Самагиров и Чихчагиров и реку Биджи, как местности, имеющие большое значение в северо-западной части приамурского края. Вместе с тем мы должны были прекратить злонамеренные слухи, распускавшиеся о нас на реке Амур, и наконец, приобрести от манджуров необходимые запасы для того, чтобы по возможности обеспечить дальнейшие командировки, и исследовать реку Амур до реки Хунгари. [191]

В этих видах были сделаны мною новые командировки в приамгуньский край. Лейтенанту Бошняку я дал казака и 5 ноября отправил его с приказанием следовать на собаках по берегу реки Амгунь и стараться достигнуть ее истоков из Хинганского хребта, а оттуда проехать по направлению хребта к югу до истока реки Гиринь. Затем, поднимаясь по этой реке, перевалить на озера Самагиров и Чихчагиров, осмотреть их и возвратиться по реке Амгунь в Петровское. Если слухи о появлявшихся в этих местах миссионерах, распускающих о нас злонамеренные басни, справедливы, то стараться внушить туземцам, чтобы они подобных людей представляли в Николаевск, за что будут вознаграждены. При сношении с туземцами стараться узнавать, нельзя ли через хребет добраться до беглых русских, живущих будто бы на притоке Амура, впадающем в эту реку близ устья Сунгари. Объявлять туземцам, что так как этот край принадлежит России, то всех их мы принимаем под свою защиту и покровительство; а потому, в случае каких-либо им обид и притеснений от приезжающих к ним манджуров или иных инородцев, они могут обращаться к нам, и мы таковых обидчиков строго будем наказывать. Наконец, стараться выбрать из туземцев старост, к которым бы мы могли обращаться.

Мичману Разградскому и приказчику Березину поручалось, следуя вверх по реке Амур и производя расторжку с инородцами и манджурами, стараться приобретать у них спирт, чай и просо. Достигнув селения Кизи, г. Разградскому отправиться далее до устья реки Хунгари, а Березину остаться в Кизи до прибытия Разградского. Березин должен был в это время основать склад наших товаров, в виду занятия нами этого пункта, а г. Разградский, достигнув устья Хунгари, — осмотреть местность около этого устья и войти в сношение с туземцами селения Хунгари, в видах основания там нашего поста. Собрать сведения о пути от этого пункта к заливу Хаджи и вообще о путях, ведущих с реки Амур к татарскому заливу; наконец, осмотреть правый берег Амура между устьями рек Гиринь и Хунгари, возвратиться в Кизи и оттуда вместе с Березиным следовать в Петровское.

На время отсутствия из Николаевского поста гг. Бошняка и Разгардского начальником поста оставался мичман А. И. Петров.

7-го ноября, с почтою, отправленной с тунгусов в Аян, [192] я донес генерал-губернатору Н. Н. Муравьеву: а) о бежавших из Николаевска, замеченных еще в Охотске в дурном поведении 5 человек команды, о вероятности, что эти люди желали пробраться к подобным им товарищам, о которых говор распространялся между командами, и о вреде для экспедиции от людей подобного поведения. б) О результатах исследования гг. Бошняка, Воронина и Орлова. в) О положительной невозможности при наших ничтожных средствах, без присылки в экспедицию надлежащего судна с паровым двигателем, определить лиманские фарватеры. г) Об инструкциях, данных мною гг. Бошняку, Воронину, Орлову и Разградскому. д) О несомненном присутствии золотых россыпей в верховье реки Искай и в особенности в узле гор на истоках рек: Амгуни, Нимелена, Зеи и Буреи. е) О сделанных уже мною приготовлениях, чтобы к весне 1853 г. окончательно занять постами залив де-Кастри и соединенное с ними на Амуре селение Кизи, как первоначальные и опорные пункты, из которых, согласно представленному уже мною плану по мере имеющихся и ожидаемых средств, начать исследование прибрежий Татарского залива до корейской границы и рек Амур и Уссури. ж) О намерении в ту же навигацию занять военным постом на Сахалине залив Уанды, и наконец, з) в заключении объяснил настоящее положение экспедиции.

В частном письме то того же числа я писал, между прочим, Николая Николаевичу Муравьеву: «Посланный к вам Н. М. Чихачев с подробными объяснениями о необходимости представляемых мною решительных здесь действий и обстоятельства, изложенные в предшествовавшем и настоящем донесении моем, дает всем нам надежду, что при ходатайстве Вашего Превосходительства обратят, наконец, на этот край серьезное внимание, а равно и на нас, горсть людей, как бы забытую всеми и брошенную на жертву в пустыне. Не теряю надежды, что мне дадут надлежащие разрешения не к пальятивным, вредным и гибельным для края действиям, а к действиям решительным, вызываемым важными обстоятельствами, встречаемыми на месте, и сообразно с этим дадут наконец средства для достижения важной государственной цели, которую неуклонно преследует вверенная мне экспедиция, не страшась ни тяжкой ответственности, ни опасностей, ни лишений. Только эта надежда одушевляет меня и моих неутомимых благородных сотрудников, которые [193] с твердостью духа и, уповая на Всевышнего Творца, переносили все трудности и опасности; но всему на свете есть предел, переступать который не следует».

1-го декабря 1852 г. я получил с нарочным тунгусом, посланным из Аяна, предписание и письмо от генерал-губернатора от 28-го июля 1852 года с приложением при оном Высочайшего повеления от 20 июня этого года, объявленного Н. Н. Муравьеву в письме начальника главного морского штаба князя Меньшикова. Вот сущность этого письма: «Содержание отношения Вашего ко мне от 28 апреля 1852 г.— пишет князь Меньшиков,— последовавшего вследствие донесения вам начальника амурской экспедиции капитана 1-го ранга Невельского, я имел счастье докладывать Государю Императору. Его Величество, вследствие объяснения канцлера графа Несельроде, остается при желании соблюдать крайнюю осторожность и неспешность при установлении мирных и прочих сношений наших с гиляками и другими племенами, обитающими только лишь около устья Амура, о чем было уже сообщено вам графом Несельроде. Ныне и мне поручено повторить вам, чтобы неспешность и осторожность были на первом плане. Государь Император поэтому не изволил утвердить занятие селения Кизи, лежащего на правом берегу р. Амур и залива де-Кастри, а также отправления экспедиции для исследования татарского прибрежья и рек Амура и Уссури; что же касается до вступления в сношение с беглыми русскими, о поселении которых выше устья Сунгари имеются сведения, то Его Величество в отклонение вреда, который они могут принести нашим предприятиям, приказал не возбранять вступать с ними в сношение, но не иначе, как через гиляков или тунгусов, как признается удобным, но отнюдь не через команды офицеров или кого-либо из приказчиков, посланных по реке Амур или берегом. При этом предоставляется объявлять им Всемилостивейшее прощение за услуги, которые будут ими оказываемы». Препровождая при предписании это Высочайшее повеление, генерал-губернатор поручает его к точному и непременному с моей стороны руководству и пишет, что в отношении русских беглых следует стараться, сколь возможно, скорее исполнить Высочайшую волю чрез верных нашим интересам гиляков, и поспешить сообщить ему верные об этих беглых сведения.

В письме ко мне от того же числа (28-го июля 1852 г.) [194] Николай Николаевич, между прочим, пишет, что он ожидает от меня дальнейших сведений о состоянии края, на основании которых он поспешит лично ходатайствовать в С.-Петербурге об осуществлении некоторых только лишь из моих представлений, имея в виду, что граница наша с Китаем должна идти по левому берегу Амура и что главный наш порт на востоке должен быть Петропавловск (в Камчатке), для которого собственно и полезно обладание Амуром.

Таковы были повеления, данные мне в то время. Ясно, что в С.-Петербурге чего-то опасались, а в Иркутске придавали главное значение на отдаленном нашем востоке Петропавловску; важнейшие же вопросы как пограничный и в особенности вопрос морской, обусловливавший важное значение для России этого края в политическом отношении,— вопросы, к разрешению которых напрягала все усилия амурская экспедиция, были как в С.-Петербурге, так равно и в Иркутске совершенно упущены из вида. На моей совести лежало навести на них Высшее правительство; а чтобы достигнуть этого, надобно было действовать решительно, т. е. не согласно с инструкциями, которые не соответствовали ни этой главной цели, ни местным, встречаемым нами обстоятельствам, ни положению и состоянию края и его обитателей. Весьма естественно, что на подобные распоряжения я не мог ничего отвечать, кроме того, что предписание получил и действую так-то.

Подобный ответ я послал с нарочным из Петровского и на эти распоряжения. Препровождая при нем генерал-губернатору данные мне инструкции гг. Бошняку и Разградскому, я вместе с тем представлял Его Превосходительству Н. Н. Муравьеву: а) о непременном моем намерении в феврале наступающего 1853 г. занять залив де-Кастри и основаться в соседнем с ним селении Кизи; б) послать из залива де-Кастри, с открытием в оном навигации исследовать берег к югу от де-Кастри, в видах отыскания на оном гавани и наблюдения за появившимися с ранней весною в Татарский залив иностранными судами, и я сообщил генерал-губернатору об объявлении моем иностранным судам о принадлежности этого края, до корейской границы включительно, России. В заключение я писал Николаю Николаевичу: «Только этими решительными мерами, при ничтожных у нас здесь средствах, предоставляется возможность отстранить могущие быть в этот край покушения. Здесь нет и быть не может каких-либо земель [195] или владений гиляков, мангунов, нейдальцев и т. п. диких народов в том территориальном и отечественном смысле, как то понимается между образованными нациями. Эти народы не имеют ни малейшего понятия о территориальном разграничении. Что же касается до того, возможно ли исполнить Высочайшую волю о вступлении в сношение с беглыми русскими без посылки по реке Амур офицера, то я, по собранию более подробных сведений, не премину донести Вашему Превосходительству».

Препровождая это в Аян, я просил начальника аянского порта и иркутского губернатора К. К. Вейцеля доставить это донесение и письмо Н. Н. Муравьеву скольвозможно поспешнее.

18-го декабря возвратились из командировки Разградский и Березин. Разнрадский донес мне, что 20-го ноября он достиг селения Сусу (до которого раньше доезжал Чихачев). Оттуда оно поехал вверх по реке, к правому берегу, и чрез 40 верст достиг селения Хальво. Отсюда он поехал на SW и чрез 15 верст прибыл в селение Нагли. Проехав от последнего на StO около 10 верст, достиг селения Ыкки и отсюда, следуя по тому же направлению, чрез 10 верст приехал в селение Хоме. Из Хоме до селения омой такое же расстояние, т. е. 10 верст, он ехал на StW. От Омой до селения Хозе около 15 верст вверх по реке на S 1/2 W. От Хозе до селения Май, около 20 верст, и от селения Цынцы следовал на StO; засим, до устья реки Хунгари и селения того же имени, 5 верст ехал на SSO. Прибыв в Хунгари 25-го ноября, он остановился для отдыха, сделав всего 270 верст. Широта устья реки Хунгари 49° 58’ N, а долгота примерная около 137° О от С.-Петербурга.

Жители селения Хунари, гольды, приняли Разградского радушно. Он объявил им, что вся страна по реке Амур до гор и по реке Уссури принадлежит России, что мы принимаем их под свою защиту и покровительство и намерены около их поселиться. Все это гольдами принято было с удовольствием. Местность около селения возвышенная и, по-видимому, удобная к заселению. Туземцы объяснили Разградскому: а) что река Хунгари на небольшом пространстве от устья имеет значительную глубину и небольшое течение, далее же она довольно мелка и быстра. Подымаясь вверх по реке около 60 верст, они из селения Удли переваливают на реку Адли, впадающую в Хунгари с правой стороны; проехав по перевалу и по этой речке около 20 верст [196] или полдня езды на собаках, туземцы переваливают через хребет на вершину речки Муль, правый приток реки Тумчин; по этой последней до устья ее едут 4 дня на собаках (около 120 верст). От устья реки Муль, по реке Тумчин до моря, едут 1 1/2 суток на собаках (т. е. около 50 верст), от устья же Тумчина по морскому берегу до залива Хаджи едут полдня (т. е. 20 верст). Следовательно, этим путем до залива Хаджи из селения Хунгари туземцы едут от 7 до 8 дней (т. е. расстояние около 300 верст). Путь этот, по их словам, весьма удобен, ибо здесь не встречается крутых и высоких гор. б) Что с реки Уссури есть много путей в закрытые бухты. в) Что в море туземцы ездят каждый год на промыслы и видели там плавающие большие суда, и г) что к ним приезжают какие-то люди, которые бранят лоча (русских).

Приказчик Березин сообщил, что он основал в Кизи временный склад у мангуна Лебдена, что жители ожидают нашего здесь окончательного водворения и, наконец, что у манджуров, встреченных им на пути в Кизи, а равно и приезжавших в это селение, он выменял саки (манджурской водки), чаю и просо.

Вслед за Разградским возвратился в Петровское г. Бошняк и от 24 декабря донес мне, что, прибыв 20-го ноября в селение на р. Амгунь, Самарии, до которого доезжал Н. М. Чихачев, он с проводниками отправился к хинганскому хребту вверх по реке Амии, впадающей у этого селения, с левой стороны, в реку Амгунь. Поднявшись по этой речке на SW 1/2 W, около 70 верст, он достиг подошвы Хингана и стойбища (груды камней), от которого инородцы ходят в горы на промысел. Широта этого пункта по полуденной высоте оказалась 52° 18’N, а приблизительная долгота 134° 32’O. От этого пункта он поехал по направлению Хингана на StW 1/2 W и, проехав около 40 верст, прибыл ко второму стойбищу — вершине протока Амгуни — речки Пильнан-Ами. Широта этого пункта 50° 54’N, а приблизительная долгота 134° 20’О. С этого места он поехал вдоль Хингана по тому же направлению и через 35 верст прибыл в стойбище, находящееся на главном истоке реки Амгунь и состоящее из большой юрты. Отсюда инородцы на лыжах переваливают хребет и выходят на вершину притока реки Буреи, речку Ляшани, при устье которой, по словам их, находится русская юрта [197] с крестом (т. Е. часовня). В этом месте инородцы с рек: Буреи, Гиринь, Амгунь и с озер Чикчагирского и Самагирского сходятся для меновой торговли. На вопрос г. Бошняка проводникам и встреченным им здесь трем инородцам с реки Буреи, нельзя ли на собаках или оленях перевалить здесь Хинганский хребет, они отвечали: а) на собаках ехать нельзя, оленей же здесь совсем нет, по неимению для них кормовищ; б) о селении русских около Амура они слышали, но что добраться до этого селения иначе нельзя, как на лодке из реки Амурю Г-н Бошняк продолжал свое путешествие вдоль Хингана, по румбу SSW 1/2 W, и, проехав по этому пути около 35 верст, достиг другого стойбища у главного истока реки Гиринь. Широта его по меридиальной высоте солнца оказалась 51° 10’N, долгота 133° 50’ O. Отсюда, по показанию туземцев, Хинганский хребет до реки Амур или Амурских Щек тянется по тому же SSW направлению и затем, переходя реку Сунгари, направляется к югу до полуденного большого моря. Итак, гг. Орлов и Бошняк были первыми и единственными лицами, которые определили астрономически истоки рек Уди, Тугура, Нимелена, Амгуни и Гирини, а также направление Хинганского хребта между параллелями 54° до 51°, хребта, который по трактату 1689 года принят за направление границы нашей с Китаем. Они первые, таким образом, фактически доказали, что граница России с Китаем, от верховья реки Уди, идет не на ONO к Охотскому морю, как до этого предполагали и как показывалось на всех картах и географиях, но на SSW. Хребет, пересекая реку Амур выше устья Сунгари, направляется между этою рекою и Уссури до Японского моря и Кореи. Следовательно, согласно точному смыслу 1-го пункта Нерчинского трактата 1689 года, весь нижнеамурский и уссурийский бассейны до моря принадлежат России, а не Китаю, как к несчастью было тогда убеждено и старалось убедить других наше министерство иностранных дел. Итак, в 1852 году амурской экспедицией был положительно разрешен пограничный вопрос.

«Путь от истоков реки Амгунь до истоков реки Гиринь, на пространстве более 180 верст, был,— как доносит Бошняк,— ужасно затруднителен и утомителен: мы по всему этому пустынному и дикому пути, где до нас не проходил ни один европеец, шли пешком на лыжах по колена в рыхлом снегу и прокладывали дорогу тянувшимся за нами с провизией и кормом [198] для собак нартам. Мы прошли его в 10 суток и в продолжение всего этого времени имели ночлеги на снегу под открытым небом при морозе, достигавшем более 30° по Реомюру».

Определив главный исток реки Гиринь, Н. К. Бошняк поехал вниз по этой реке на SO 1/2 O и чрез 40 верст достиг селения Нин. Из этого селения, следуя по течению реки на OSO 1/2 O, чрез 35 верст прибыл в селение Леки, расположенное при устье речки того же имени, впадающей в реку Гиринь с правой стороны. С этого пункта река Гиринь течет к ONO. Следуя по этому направлению, Н. К. Бошняк чрез 45 верст, 3-го декабря 1852 г., достиг селения Гери, того именно пункта, от которого Н. М. Чихачев отправился по реке Гиринь к ее устью, на реку Амур.

Отсюда г. Бошняк поехал к северу на озеро Самагиров и прибыл в селение Сали, расположенное на южном берегу озера. Широта селения, по полуденной высоте солнца, оказалась 51°18’N, приблизительная долгота около 135°30’О. Из Сали, следуя по берегу Самагирского озера на ONO, чрез 30 верст он достиг селение Вево. Отсюда поехал вдоль берега на NNO и прибыл на северную оконечность озера Самагиров в селение Бери; широта этого селения оказалась 51°36’N, а примерная долгота 136°12’O. Таким образом Бошняк определил, что озеро Самагиров тянется от SW к NO на пространстве около 50 верст. С этого озера, из селения Дери, по речке того же имени, г. Бошняк поехал по румбу NNO и, проехав 20 верст, достиг протоки Чуля, соединяющей эту речку с озером Чихчагиров. Следуя по этой протоке N 1/2 W, чрез 20 верст он достиг южного берега Чихчагирского озера, селения Чуля, широта которого (по полуденной высоте солнца) оказалась 51°53’N, а приблизительная долгота около 136°10’O. Из Чуля Н. К. Бошняк поехал вдоль берега озера на ONO и чрез 20 верст достиг селения Кика. Из этого селения, следуя вдоль берега к NO, чрез 25 верст он прибыл в селение Песа, самый северный пункт озера. Широта этого пункта 52°13’N, а приблизительная долгота 136°28’O. Из Песа, следуя на SW, он проехал 20 верст и достиг селения Ча, лежащего на протоке, вытекающей из этого озера и впадающей в реку Амгунь. Из Ча Бошняк направился по этой протоке на NW и чрез 20 верст достиг ее устья, при котором на реке Амгунь расположено [199] селение Дульбика,— то самое, до которого достигал по Амгуни Н. М. Чихачев. Широта этого селения 52°16’N, а долгота около 136°2’O.

Из вышесказанного видно, что Чихчагирское озеро тянется от WSW к ONO на пространстве около 40 верст, и что оно соединяется водяным путем с озером Самагиров и с рекою Амгунь. Бошняк вернулся в Петровское, следуя по рекам: Амгунь и Амур и по амурскому лиману.

«Берега озер Чихчагирского и Самагирского, а равно и верховьев рек Гиринь и Амгунь,— доносит Н. К. Бошняк,— изобилуют превосходными строевыми лесами, преимущественно лиственницей, кедром и елью. По словам туземцев, оба упомянутые озера глубоки и изобилуют рыбой. Берега эти вообще возвышенные и на них, по-видимому, есть местности удобные для заселения земледельцами. Образ жизни и язык туземцев, называющих себя самагирами и чихчагирами, одинаковы с обитателями реки Амгунь, т. е. тунгусский. Самагиры и чихчагиры вообще кротки, добродушны и привязаны к русским. Доказательством этого служит то, что из являвшихся к ним 3 человек, которые разглашали о нас дурные слухи и подстрекали их уничтожить нас, они двоих прибили и прогнали, а одного убили за то, что он пророчил, что если они не будут кланяться какой-то статуйке, которую он носил на груди, то все покроются ранами. от которых умрут в страшных муках». Во всех селениях, в которых Н. К. Бошняк останавливался, он объявлял туземцам, что так как весь этот край до моря принадлежит России, то всех жителей мы принимаем под свою защиту и покровительство, а всех тех, которые будут их обижать или разглашать о нас злонамеренные слухи, Бошняк приказал представлять в Николаевск или Кизи, где ныне же мы поселимся, и обещал, что за это будут они щедро награждаемы, а виновные жестоко наказаны.

К наступавшему новому 1853 г., подобно как и к предшествовавшему, все мои благородные сотрудники были в сборе, чтобы встретить и этот год как бы в одной семье. Мы все надеялись, что после добытых уже экспедицией важных данных, обратят, наконец, внимание на этот край.

После разрешения пограничного вопроса нам оставалось в 1853 г. приступить к окончательному разрешению второго вопроса — морского, [200] и вместе с этим в следующую навигацию отстранить всякие сторонние покушения на этот край с моря. Для этого следовало занять залив де-Кастри и ближайшее к нему на реке Амур селение Кизи, так как де-Кастри представляет ближайшую к Николаевску на берегу Татарского залива местность, из которой нам было бы удобно наблюдать за действиями иностранных судов в Татарском заливе в то время, когда амурский лиман бывает еще покрыт льдом. Занятие этого пункта было выгодно нам еще в том отношении, что при наших небольших средствах мы могли начать исследование берега к югу. Занявши же залив де-Кастри, необходимо было основаться и в селении Кизи, так как оно по удобству сообщения с заливом могло служить прекрасным депо для де-Кастри.

Я очень хорошо понимал, что подобное распоряжение с моей стороны в высшей степени дерзко и отчаянно, и что оно может повлечь за собою величайшую ответственность. Но, в виду того, что только такими решительными мерами представляется возможность разъяснить правительству важное значение для России приамурского и приуссурийского бассейнов, решился действовать энергично; личные расчеты и опасения я считал не только неуместными, но даже преступными. Все мои сотрудники, одушевленные моей решительностью, готовы были на все лишения, трудности и опасности, которые нам готовил новый 1853 год. [201]

ГЛАВА XIX.

Цель дальнейших командировок гг. офицеров. — Инструкция Петрову 5 января 1853 г. — Инструкции Березину и Разградскому 8 января 1853 г. — Инструкция лейтенанту Бошняку 12 февраля. — Донесения А. И. Петрова. — Высочайшее повеление, сообщенное 28 сентября 1852 г. генерал-губернатору Государем Великим Князем Константином Николаевичем. — Мое донесение генерал-губернатору от 25 февраля 1853 г. — Депеша главного правления компании от 15 октября 1852 г. о доставлении в 1853 году парового баркаса для экспедиции. — Занятие залива де-Кастри и основание склада в селении Кизи. — Цель командировки гг. Разградского и Орлова вверх по Амуру 17 марта. — Донесение Разградского от 21 апреля 1853 года и Бошняка от 15 апреля. — Предписание Управляющего Морским Министерством Августейшего Генерал-Адмирала.

Несмотря на все старания доктора Орлова, скорбутная болезнь между командами держались упорно, так что около трети команды была больна ею; но, благодаря Богу, значительной смертности не было. Добывая от манджуров водку, просо и чай, от туземцев свежую рыбу и от тунгусов, в малом количестве, оленину, мы имели возможность довольствовать больных свежей пищей. Это обстоятельство имело благотворное влияние: больные вскоре начали поправляться.

Между тем, в видах пополнения пробела в исследованиях приамгунского края (который представлял немаловажное экономическое значение), с целью обеспечить занятие залива де-Кастри и селения Кизи и для добывания упомянутых, необходимых для больных запасов были отправлены мною в командировку: гг. Петров, Разградский и приказчик Березин. Мичман Петров был послан на двух нартах с тунгусом и казаком, 7 января, в приамгунский край. Ему приказано было ехать по берегу реки Амгунь до селения Кевритин, из которого туземцы ездят на реку Биджи, и следовать их путем на оную. Осмотреть по возможности эту реку и, собрав о ней сведения, [202] обратить главное внимание на леса, произрастающие в ее долине, и на удобства сообщения Биджи с реками Амур и Амгунь. Затем перевалить на правый берег р. Амур в селение Тенже, собрать сведения о пути из него в селение Чеме. лежащее в южной части лимана недалеко от мыса Лазарева и исследовать: не может ли этот путь служить удобным внутренним сообщением реки Амур с южной частью лимана.

9 января, на трех нартах собак, с тремя казаками отправлены вверх по реке амур мичман Разградский и приказчик Березин. Им приказано было: 1) Следовать вверх по реке и производить расторжку с инородцами и могущими встретиться торгующими манджурами, стараться добывать от них просо, чай, водку и необходимые для больных запасы. 2) В селении Пуль, лежащем на середине пути из Николаевска до Кизи, оставить для долженствовавшего следовать в залив де-Кастри г. Бошняка сухарей и корма для собак. 3) Достигнув селения Кизи,. Березину со всеми остальными товарами и запасами остаться в этом селении до прибытия Бошняка и содействовать этому офицеру. 4) В продолжение пребывания своего в Кизи Березин приготовляет, если возможно, чрез туземцев лес около селения Котово (в 2 верстах от Кизи при озере того же имени), имея в виду, что с открытием навигации из этого леса должен был быть основан, подобно как и в де-Кастри, наш пост. 5) Разградскому с добытыми запасами как возможно поспешнее возвратиться в Петровское.

2 февраля 1853 г. Разградский прибыл в Петровское и сообщил, что все запасы для экспедиции в де-Кастри заготовлены и что эта экспедиция совершенно обеспечена. Вследствие этого я 12 февраля отправил лейтенанта Бошняка занять залив де-Кастри и исследовать из этого залива берег к югу. Бошняк отправился на 3-х нартах с 2 казаками: Парфентьевым и Васильевым и тунгусом Иваном. Ему приказано было: 1) с прибытием в де-Кастри, при собрании туземцев, поднять в оном русский флаг в знак занятия залива. 2) С помощью туземцев приступить к постройке помещения для людей и приобрести хорошую лодку, на которой можно было бы с открытием навигации начать исследование берега к югу. 3) При этом исследовании стараться непременно достигнуть залива Хаджи, в чем Березин всеми средствами должен помогать Бошняку из Кизи. 4) Во время пребывания в заливе де-Касти и при исследовании [203] берега к югу наблюдать над действиями иностранных судов в Татарском заливе, а в случае встречи с ними объявлять от имени русского правительства, что вся страна до Кореи и остров Сахалин составляют русские владения и что поэтому всякие произвольные распоряжения с их стороны в этих местах не могут быть допускаемы и влекут за собою ответственность. 5) Собирать всевозможные сведения о путях, ведущих из залива Хаджи на реку Амур, и о состоянии берега к югу, обращая главное внимание на то, не имеется ли на этом берегу закрытых бухт и сообщения с реками Амур и Уссури. 6) Стараться по возможности подробно осмотреть залив Хаджи, в особенности если он окажется таковым, как говорят о нем туземцы. 7) Иметь в виду, что в марте месяце вышлются в Кизи 2 или 3 человека для подкрепления поста во время отсутствия из оного г. Бошняка. И наконец, 8) о всяком особом случае, особливо при появлении иностранных судов, стараться через Кизи давать мне знать, как возможно поспешнее.

6 февраля возвратился в петровское г. петров, а 10 февраля пришла из Аяна почта с тунгусом. Петров сообщил о своей командировке следующее:

К селению Кевратин на р. Амгунь, в 70 верстах от ее устья, от W и WtS, на пространстве около 38 верст идет в реку Амгунь извилистая протока Джагдаха, из озера того же имени. Ширина этой протоки от 20 до 30 саж. а глубина, по словам туземцев и частью по его измерению, около 6 футов. На этой протоке, не доезжая около 15 верст озера, находится селение нейдальцев — Хаидус. Берега протоки до этого селения низменны, покрыты тальником, тонким березняком и осинником, а от этого селения (равно как и берега озера Джагдаха) увалисты, местами скалисты и покрыты тонкой лиственницей, елью и березою. Озера Джагдаха имеет длину на SW и NO до 3 верст, а ширину до 2 верст. В это озеро впадают две речки: Учань и Поцель. Перевал отсюда на реку Биджи идет по реке Учан, устье которой, по наблюдению Петрова, оказалось в широте 52°52’N и в долготе 130°3’O. Проехав до вершины речки Учан около 50 верст на юг, Петров достиг небольшого хребта, из которого берет эта речка свое начало. Следуя отсюда через хребет на SW около 15-ти верст, он прибыл на реку Биджи. Широта [204] этого пункта 52° 22’N, а исчислимая долгота 137°50’O. От этого пункта река Биджи течет на расстоянии 75 верст до озера Ухдыль, в которое впадает. Направление ее OSO, а около озера — О. Далее вверх, по словам туземцев, она имеет направление NW, W и SW, и вершина ее находится близ озера Самагиров, до которого около 150 верст; следовательно, все течение этой реки около 225 верст. По словам туземцев, на пространстве от озера Ухдыль, около 150 верст, река Биджи имеет глубину не менее 4 футов. На этом пути нет ни порогов, ни шиверов, далее же она мелководна и порожиста.

Проехав от этого пункта вниз по реке Биджи на OSO до 10 верст, г. петров встретил 2 большие лодки; туземцы объяснили ему, что это лодки жителей озера Ухдыль. Берега реки Биджи до озера Ухдыль то увалисты и возвышенны, то низменны и тундристы; они покрыты мхом, лиственницей и елью, но последняя не толще 10 вершков. Ближе к устью встречается осина и березняк. Вдоль левого берега реки, в расстоянии от одной до двух верст, тянется хребет гор, который местами подходит утесами к самой реке. По словам туземцев, как на верховьях этой реки, так и по склону хребта произрастают в большой количестве толстые (до 1 1/2 обхвата) леса лиственницы, сосны, кедра и ели. В реке Биджи много различного рода рыбы, а в лесах, которыми она протекает — соболей и лисиц; долина этой реки представляет одно из лучших мест для звериного промысла.

Окончив обследование Биджи, г. Петров отправился в селение Тенже. Здесь он всеми средствами старался нанять проводника, чтобы проехать в селение Чеме, но никто не брался провожать его, потому что из ключей, при перевале через горы, выступила вода и затопила тропинку, по которой туземцы ездят. По сведениям туземцев этим путем до лимана около 75 верст.

С почтою из Аяна я получил от генерал-губернатора от 6 ноября 1852 г. уведомление, в котором объясняется: 1) что Государь Император, вследствие ходатайства генерал-губернатора, повелел соизволить уплатить российско-американской компании из земских сборов Восточной Сибири за убытки, понесенные ею при потоплении барка «Шелехов», — 36,121 руб. 2) Из этих же сборов отчислить 100 тысяч рублей на вознаграждение российско-американской компании за убытки, которые она может понести по установлению правительством сношений [205] с гиляками и на дальнейшие действия правительства в земле гиляков.

Вследствие этого управлявший морским министерством Августейший Генерал-Адмирал Великий Князь Константин Николаевич, от 29 сентября, изволил дать знать генерал-губернатору, что все расходы по крещению инородцев относить на этот капитал и в случае каких-либо особых надобностей для экспедиции делать расходы из того же капитала 100 тысяч, входя по этому с особыми представлениями.

Предписанием от 28 ноября генерал-губернатор уведомил меня, что вследствие представлений моих он повторяет вместе с сим же камчатскому губернатору и начальнику аянского порта: а) чтобы впредь в экспедицию назначать людей здоровых и хорошего поведения; б) чтобы все суда, назначенные к плаванию между Петропавловском и Аяном, совершали не один, а два рейса и заходили бы каждый раз в Петровское, и чтобы при этом оказываемо было экспедиции возможное содействие; г) чтобы командиры судов все требования мои исполняли в точности и без оговорок; д) чтобы все предметы, потребные для экспедиции, были доставляемы по моим требованиям своевременно, и е) чтобы доставка запасов, товаров и проч. была производима на компанейских судах.

Эти бумаги показывали уже, что правительство начало, наконец, обращать на экспедицию больше внимания.

25 февраля отправлена была из Петровского почта в Аян; с нею я послал донесение генерал-губернатору, препровождая при этом данные мною Бошняку, Петрову и Разградскому инструкции. Высказав цель и последствия командировок, положение экспедиции и причины, побудившие меня занять ныне же залив де-Кастри и селение Кизи, я в заключении писал:

«Из этого, Ваше Превосходительство, изволите видеть, что залив де-Кастри и селение Кизи ныне занимаются и что из залива с открытием навигации начнутся обследования берега к югу в видах разрешения морского вопроса, обусловливающего важное значение для России этого края. Вместе с тем примутся меры к возложенному отстранению всяких иностранных покушений на край с моря. За сим, в виду полученного ныне Высочайшего повеления от 28 сентября, мне остается надеяться, что при ходатайстве Вашего Превосходительства высшее правительство утвердит [206] упомянутые распоряжения мои и даст экспедиции надлежащие средства, согласно моим представлениям, для фактического заявления, что при-амурский и при-уссурийский край с островом Сахалин составляют принадлежность России».

С этою же почтою, депешею от 15 октября 1852 г. главное правление р.-а. компании уведомило меня, что оно, вследствие полученного им сообщения от генерал-губернатора, сделало распоряжение о доставлении чрез Аян в экспедицию парового 16 сильного катера, 2 гребн. судов, запасов и товаров, согласно моему требованию от 2-го ноября 1851 г. и о присылке 2-х рыболовов с надлежащими снастями.

Вслед за отправлением почты 15 марта 1853 г., я получил, чрез нарочного, из залива де-Кастри донесение от лейтенанта Бошняка, в котором он уведомлял меня, что, по прибытии в де-Кастри, 4 марта, он созвал туземцев и, с поднятием военного флага, занял залив де-Кастри. «В настоящее время», писал Бошняк, «мы с помощию туземцев приступаем уже к постройке флигеля длиною 3 саж., шириною 2». Прикащик Березин сообщал мне в то же время из Кизи, что он основался в селении Котово.

Таким образом, в марте 1853 г. были нами заняты де-Кастри и Кизи.

Как Березин, так и Бошняк, просили меня, в своих донесениях, пополнить их запасы и товары, а потому я сейчас-же на двух нартах отправил вверх по реке Амур сухари и различные запасы с мичманом Разградским и 2 казаками. Офицеру этому приказано было доставить все в Кизи, Березину, с тем, чтобы последний отправил к Бошняку, в залив де-Кастри, одного из казаков с частью продовольствия и запасов; остальных же оставил у себя и чтобы сведения, доставленные от Бошняка, он отправил немедленно, а по уходе Бошняка из залива к югу, возвратился с донесением ко мне, оставив в селе Котове, при запасах, казака. Сообщая это распоряжение Бошняку, я писал, чтобы, по отплытии из де-Кастри, он оставил при посте казака, снабдив его упомянутым объявлением, на случай прибытия в залив иностранного судна. Вместе с тем я извещал его, что, взамен его, в залив де-Кастри, при первой возможности, будет выслан офицер. Так как запасов для больных было мало, то вслед за Разградским был командирован [207] до селения Пуль подпоручик Орлов. Ему приказано было, во 1-х, добыть провизии, а во-вторых, рассеять распространявшиеся тогда слухи о появлении на реке Амур, около селения Пуль, миссионеров, разглашавших о нас злонамеренные слухи и угрожавших, что будто, бы с открытием навигации, для уничтожения наших постов спустятся в большом числе манджуры.

22 марта я с доктором Орловым отправился на нарте в Николаевск ^58a, для осмотра работ и больных. По прибытии туда, я нашел, что больные, благодаря Бога, поправляются и что для предстоящих построек лес по возможности заготовляется. Вместе с тем я получил чрез гиляков сведение, что в то время, когда северная часть залива бывает заперта льдами, южная открытая часть бывает не только свободна от них, но и совершенно спокойна, а потому я приказал Петрову, с прибытием в Николаевск из Кизи г. Разградского, оставить его у себя я приготовить к открытию навигации на р. Амур имеющиеся в Николаевском построенные в Петровском: барказ и 4-х весельную шлюпку, так чтобы можно было оба эти судна послать в южную часть лимана, как только она очистится от льда.

Сделав это распоряжение, к 5 апреля я возвратился в Петровское и 10 числа отправил в Николаевск подпоручика корпуса штурманов А. И. Воронина, приказав ему со вскрытием р. Амур отправиться вместе с Разградским на 4-х весельной шлюпке и 6-ти весельном баркасе к мысу Пронге. Г. Воронин должен был на четверке проследить канал ^58b, идущий из реки близ мыса Пронге, к средине лимана, стараясь при этом, если возможно, соединиться в Сахалинском канале с г. Разградским. Последнему я предписал следовать от того же мыса Пронге по южному прибрежному каналу до мыса Лазарева и оттуда выйти на Сахалинский для соединения с г. Ворониным.

Таким образом я хотел сделать последнюю попытку: невозможно ли с нашими ничтожными средствами определить направление и состояние главных фарватеров амурского лимана.

В Петровском, между тем, исправлялся к навигации бот Кадьяк и заготовлялся лес. Команды, благодаря Бога, [208] оправлялись. 16 апреля прибыл туда г. Орлов с выменянными им от манджуров на товары просо и чаем и сообщил, что, достигнув селения Пуль, он узнал, что на реке Амур действительно были два миссионера, но туземцы их прибили и прогнали; что же касается до распущенного слуха, что будто бы спустятся манджуры, чтобы уничтожить наши посты, то по всем собранным им сведениям как от туземцев, так равно и от манджуров, этот слух оказался ложным. Манджуры в селении Пуль не только не думали об этом, но, напротив, изъявляли удовольствие, что мы поставили посты в Кизи и де-Кастри, ибо они опасались, чтобы кто-либо другой не занял этот край, так как их правительство оставляет его без всякого наблюдения. Наконец, выразили желание, чтобы мы поселились вверх по Амуру, ближе к Сунгари, дабы удобнее было вступать с ними в торговые сношения.

26 апреля прибыл из Кизи в Николаевск г. Разградский. Бошняк прислал мне с ним донесение из де-Кастри. Г-н Разградский чрез нарочного, посланного Петровым из Николаевска с донесением Бошняка, сообщил мне: «1) что, следуя по реке амур, он убедился, что все туземцы к нам расположены и довольны, что мы поселяемся в Кизи. 2) Что являвшихся сюда с различными злонамеренными о нас слухами 2-х человек они прибили (одного до полусмерти) и прогнали. 3) Что надобно теперь надеяться, что с их помощью сообщение между Николаевском и Кизи более или менее обеспечено, ибо они охотно, за щедрое вознаграждение, которое обыкновенно мы им делаем ⁵⁹, готовы помогать нам. Вообще, писали мне гг. Разградский и Орлов, туземцы, видя наше постоянно доброе с ними обращение, соблюдение полной относительно их, справедливости, уважение к их обычаям и наконец, полное отсутствие желания навязывать им наши обычаи, несоответствующие ни образу жизни, ни положению народа, видимо встали на нашу сторону. Манджуры же, видя, что мы вовсе не вредим их торговле в этом крае и всеми средствами охраняем оной от внешних на него покушений, точно также почувствовали к нам расположение». По прибытии в Кизи, г. Разградский нашел Березина, водворившимся в селении Котово и производившим уже расторжку с инородцами, но к несчастью у него было [209] слишком мало товаров. Сухари и продовольствие он немедленно отправил с туземцем и казаком в де-Кастри к Бошняку.

Н. К. Бошняк от 15 апреля из залива де-Кастри доносил мне следующее:

«К 25 марта лед во внешней части залива, около М. Клостер-Камп, разломало, и с этого времени эта часть залива сделалась доступною для судов с моря. Лед же в самом заливе стоял до 7 апреля и только с этого времени, при крепком NO ветре, начало его ломать. До сих пор залив еще наполнен ломаным льдом. Вчерашний день, 14 апреля, с горы у Клостер-Кампа мы увидели в трубу к югу на горизонте большое 3-х мачтовое судно, за которым начали следить.

12 апреля мы перебрались во вновь выстроенную, покрытую хворостом избушку. Это помещение после бивуачной жизни то в грязных юртах туземцев, то на голом снегу показалось для нас раем. В сделанном нами в этой избушке из глины камине мы поддерживаем огонь, дабы не заводилось сырости. Продовольствия при посте с получением от Березина и затем от Разградского муки, сухарей, сахару и чаю достаточно, я полагаю, на два месяца. Сухари мы бережем для похода, а вместо хлеба и пирожного печем у камина (единственной у нас печи) лепешки на рыбьем жире с рыбою; к обеду варим уху, а иногда и щи; обедаем и пьем чай все вместе. Для подкрепления команды я каждый день даю ей по 2 чарки манджурской водки (очень скверной), доставляемой нам Березиным из Кизи. Мы приобрели от купцов (за 2 конца катанки, якутский топорик и 5 аршин миткаля) лодку в 20 футов длины и 5 футов ширины; теперь готовим ее к походу: смолим, конопатим и возвышаем борта.

Такова наша жизнь и занятия. Всей команды при посте в настоящее время 3 казака и тунгус. Мы все здоровы и, благодаря Бога, бодры.

Имея постоянные сношения с туземцами залива де-Кастри и с возвращающимися чрез этот залив с тюленьего промысла инородцами р. Амур, промышляющими вдоль берега к югу от де-Кастри, я кроме вышеупомянутых сведений получил еще следующие:

По карте Крузенштерна, составленной из описи Лаперуза и Браутона, в широте 49°N показаны у берега два больших [210] острова; согласно с этим и с вашими указаниями, первая забота моя была разузнать от туземцев сколь возможно подробнее об этих островах. Из всех из объяснений оказалось, что никаких по берегу островов не существует, но что около этой широты должен быть выдающийся в море полуостров с двумя возвышенностями. Лаперуз и Браутон, следовавшие, вероятно, в значительном расстоянии от берега, приняли полуостров за острова. Туземцы сообщили мне, что именно у этого полуострова должен быть закрытый залив, который они называли Хаджи-ту».

15 мая я получил с нарочным из Аяна предписание управлявшего морским министерством Августейшего Генерал-Адмирала Константина Николаевича от 12 февраля 1853 г. Вот его содержание:

«По распоряжению президента Северо-Американских Штатов снаряжены две экспедиции: одна с целью установления политических и торговых связей с Японией, а другая, ученая, для обозрения берегов Тихого океана до Берингова пролива; почему правительство штатов просило дружелюбного внимания и содействия этим экспедициям в случае, ежели бы суда их зашли в пределы наших владений на азиатском и американском берегу. Государь Император Высочайше повелеть соизволил предписать начальствующим лицам в тамошних наших владениях оказывать экспедициям дружественное внимание и приветливость в должных границах благоразумия и осторожности».

Объявляя мне это Высочайшее повеление, Государь Великой Князь генерал-адмирал изволил объяснить, что «по официальным сведениям, обе эти экспедиции в ноябре 1852 г. вышли в море, и, вероятно, в мае или июне все суда соединятся у берегов восточной Индии, а летом того же года могут быть в наших пределах. Экспедиция в Японию вверена командору Пери и состоит: из линейного корабля Vermount, 3-х пароходо-фрегатов — Mississipie, Susquechanna и Pouhotau, одного корвета Macedonian, 3-х военных шлюпов: Vandalia,Plymouth, и Saratoga и одного парохода l’Alledhani. Всего же из 10 военных судов. «Ученая экспедиция, имеющая целью исследовать Китайское море, северную часть Тихого океана и Берингов пролив, по всей вероятности, около половины лета 1853 г. будет находиться в наших пределах. Она находится под начальством капитана Рингольда (Ringgold) и состоит [211] из следующих судов: военный шлюп Vincennes, пароход John Hamock, бриг Porpoise и маленький лоцманский пароход, имя которого нам неизвестно.

Поставляю вас, таким образом, в известность, как о высочайшей воле, так и о целях и составе экспедиций и о времени предположительного их плавания вблизи и около наших владений, насколько эти подробности нам теперь известны, но окончательно верными их считать нельзя; могут последовать и изменения. Мне остается Вам повторить: чтобы во всех ваших сношениях, буде случится с судами, начальниками и экипажами этих экспедиций, вы оказывали им все внимание и приветливость дружественной нации, содействуя при нужде пособиями и наставлениями; словом, вы должны исполнять все, что обыкновенно соблюдается союзными державами, но при этом для предписываемых Вам благоразумия и осторожности иметь постоянно в виду честь русского флага, достоинство нашей Империи, мирно водворяемую нами в краях, где вы находитесь, власть и в виду этого необходимую проницательность».

Таков был смысл Высочайшего повеления и предписания августейшего генерал-адмирала Великого Князя Константина Николаевича.

22 мая я получил из Николаевска с нарочным тунгусом записку от Н. К. Бошняка, отправленную им 6 мая в Николаевск с тунгусом из селения Хой. Записка эта такого содержания: «В заливе Хой я нашел стоявшее на верпе китобойное судно, шкипер которого (родом из Бремена) сообщил мне, что на Сандвичевых островах он слышал, что американцы нынешним летом будут в татарском заливе и хотят занять бухту для пристанища своим китоловным судам; насколько это справедливо — не знаю, но я во всяком случае буду руководствоваться данным мне заявлением о принадлежности этих мест до корейской границы, а равно и острова Сахалина, России, что объявил и этому шкиперу». [212]

ГЛАВА XX.

Мои распоряжения в Николаевске. — Предписание Разградскому от 23 мая 1853 г. — Донесение гг. Воронина и Разградского от 31 мая. — Сущность донесения Н. К. Бошняка от 20 июня. — Состояние залива де-Кастри. — Состояние берега между заливом де-Кастри и гаванью Императора Николая (Хаджи).

Вследствие упомянутого в предыдущей главе высочайшего повеления, предписания Августейшего Генерал-Адмирала и, наконец, сведений от Н. К. Бошняка, я приказал, по прибытии в Николаевск мичмана Раградского, следовать ему немедленно в залив де-Кастри с тремя матросами и действовать согласно препровождаемой при сем инструкции. Эта инструкция была такова:

1) По прибытии в де-Кастри иметь при посте постоянно военный флаг.

2) В случае прихода в де-Кастри американских военных судов, принять их сколь возможно дружественно, вежливо и радушно; при сношении же с начальниками и офицерами объяснять, что плавание по лиману, наполненному лабиринтом мелей и банок, при сильных неправильных течениях не только затруднительно, но в высшей степени опасно для мелкосидящих судов, для судов же среднего ранга невозможно. Что вся эта страна пустынная, гористая, без всяких путей сообщения. Что по Нерчинскому трактату, заключенному с Китаем в 1689 г., и по праву занятия острова Сахалина нашими тунгусами в 17 столетии, первоначального его описания в 1742 году и занятия южной части его в 1806 г русским,— вся эта страна до корейской границы, равно как и остров Сахалин, всегда составляли и составляют российские владения.

3) Что теперь правительство сознало необходимым основать в этом крае несколько постов, из них главный Николаевский [213] на устье р. Амур в виду того, чтобы обеспечить сообщение восточной Сибири с владениями нашими, лежащими по берегам Охотского моря. Камчатки и Америки, и наконец, для того, чтобы плавающие в значительном количестве около этих негостеприимных и опасных берегов иностранные суда, в случае несчастий или нужды, имели бы пристанище и помощь. посты эти вскоре должны быть устроены в более или менее надлежащем виде, ныне же мы исследуем только берег для выбора лучших для этого местностей.

4) Вам поручается всеми мерами содействовать американцам для достижения ими ученой цели, с которой, по сообщенным мне Его Высочеством Генерал-Адмиралом сведениям, эти суда здесь могут явиться, стараясь при этом показать им, что всякое распоряжение с их стороны (носятся слухи, что будто бы цель прибытия этих судов а Татарском заливе состоит в занятии на берегах этого залива пункта) не может быть допускаемо без разрешения высшего правительства.

5) Иметь в виду, что в июне или в начале июля вам пришлется провизия и подкрепление и потому продовольствия из Николаевска вы должны взять по крайней мере на полтора месяца.

6) По прибытии в Кизи приказчика Березина вышлите его на наемной лодке в Петровское с выменянными им от туземцев на товары просо и чаем, в чем мы очень нуждаемся; при посте в Кизи оставьте одного или двух человек.

7) По возвращении из экспедиции лейтенанта Бошняка, передайте ему, чтобы он для личных со мною объяснений немедленно следовать в Петровское, и

8) В случае прихода в де-Кастри китобойных или иных иностранных частных судов, заявляйте им, что так как все берега эти до корейской границы составляют российские владения, то никакие с их стороны произвольные распоряжения, а равно насилия и обиды инородцам, как состоящим под нашею защитою и покровительством, не могут быть допускаемы. Затем, по возможности тщательно наблюдайте за их действиями.

После этого, 6-го июня, я получил из Николаевска уведомление от гг. Воронина и Разградского об исполнении данных им поручений и о том, что г. Разградский, согласно сейчас сказанному моему предписанию, 2-го июня отправился в де-Кастри.

Г-н Воронин донес мне, что, выйдя 10-го мая из Николаевска, [214] от мыса Пронге, он направился по указанному туземцами каналу, идущему по середине лимана, но мог проследовать только малую часть оного, потому что при засвежевшем от S ветре, сулоем и волнением шлюпку заливало, так что с большою опасностью он едва мог добраться до мыса Пронге. Глубина лимана в этой части от 4 до 6 сажень.

Г-н Разгарадский, следуя от того же мыса по южному прибрежному каналу и достигнув мыса Лазарева, старался перейти на сахалинский канал, но здесь его постигла та же участь: при внезапно засвежевшем ветре от S развело сулой и волнение, которыми заливало его шлюпку, и он едва мог достигнуть берега, чтобы укрыться.

В заключение оба офицера высказали, что без парового мореходного судна с надлежащими средствами обследование средины лимана, где имеется надежда найти более глубокий фарватер, нежели известный нам прибрежный, решительно невозможно.

23-го июня, с приказчиком Березиным, возвратившимся из Кизи, я получил донесение г. Бошняка; в то же время пришло с нарочным из Аяна уведомление генерал-губернатора о Высочайше утвержденном, составленном им, штате амурской экспедиции. При этом приложен был и сам штат.

Болезнь г. Бошняка не позволила ему явиться лично ко мне, в Петровское; он остался в Николаевске и оттуда, 20-го июня, прислал мне следующий отчет о своей командировке: «Залив де-Кастри совершенно очистился ото льда 280го апреля, а до этого времени с 7-го апреля весьма часто при О ветре наполнялся льдами с моря. 1-го мая на приготовленной лодке с 2 казаками и тунгусом я вышел из залива, оставив при посте 2 человек и дав им, согласно Вашему приказанию, на русском и французском языке объявление для предъявления иностранным судам, в случае их прихода в залив. В лодке мы могли взять с собою сухарей и прочей провизии не более как на 5 недель.

По наблюдениям моим, произведенным в заливе де-Кастри, оказалось:

1) Что подойти к заливу с моря возможно было с 19-го марта, войти же во внутреннюю часть залива можно было только 27-го апреля.

2) Возвышение воды, при обыкновенных обстоятельствах, бывает от 4 до 5 фут. [215] 3) Грунт дна — плитняк и жидкий ил на нем, толщиною не более 2 фут., а поэтому стоянка здесь судов не совсем обеспечена.

4) Самая закрытая часть залива — за островами Базальтовым и Обсерватория, но глубина в этом месте от 4 1/2 до 3 1/2 саж., у берега же мель.

5) По речке Сомин (или Нангмар), впадающей в заливе в западную мелководную бухту, возможно подыматься только 4 версты и то на шлюпке, сидящей в воде не более 2 1/2 фут., далее же эта речка мелководна и порожиста, и

6) Вся северная бухта усеяна каменьями, мелководна и недоступна.

1-го мая я вышел из залива де-Кастри и на пути пользовался всякими благоприятными обстоятельствами, чтобы собирать всевозможные сведения о свойствен берегов. рек, впадающих в море, зимних путях туземцев и о характере и образе жизни прибрежных жителей. 22-го мая 1853 года я прибыл в неизвестный еще до сего времени залив, носящий у туземцев название залива Хаджи.

Путь следования моего до этого залива был следующий:

20го мая мы прибыли в первое на нашем пути селение Дугу, которое расположено при устье реки того же имени, весьма мелкой и удобной только для входа небольших лодок; она вытекает из одного хребта с рекою Сомин (в зал. де-Кастри), течет весьма извилисто между низменными при устье берегами, поросшими травою. У самого устья на 2 гористых мысах и на близлежащем хребте растет среднемерная ель. Берег до с. Дугу утесный, отвесный, и только 2 маленьких ручейка имеют небольшую отлогость и служат проезжающим туземцам местом убежища во время сильных ветров. До устья первого ручейка, лежащего от Клостер-Кампа около 10 миль, берег преимущественно сплошной, каменистый; далее же глинистый, но везде покрыт густым мелким лесом. Перед самым селением Дугу находятся два каменистых острова. Между крайним и мысом Дугу — каменистый риф. На этих островах туземцы в июне собирают яйца чаек и диких уток, которых по всему прибрежью изобилие. Устье реки Дугу, по наблюдению полуденной высоты, лежит в 51°16’24”N широты. Вышедши оттуда 50го мая я достиг селения Хой, около которого встретил 3-х мачтовое китобойное [216] судно, стоявшее на верпе. Шкипер его, пользуясь штилем, съезжал на берег, чтобы купить рыбы у туземцев; он говорил и по-французски и по-немецки, а потому я заговорил с ним и пригласил его напиться вместе чаю. В разговоре он мне сообщил, что американцы нынешним летом хотят быть в Татарском заливе, чтобы занять здесь бухту для основания пристанища китобойным и другим судам, посещающим эти места. На это я отвечал ему, что без согласия нашего правительства этого сделать нельзя, потому что все прибрежье до корейской границы, а равно и Сахалин, на основании трактата 1689 г. и первоначального описания и заселения русскими Сахалина, составляют владения России. При этом я объяснил ему те основания, которые ему не были известны, и в заключение просил его, чтобы он объявил о том своим соотечественникам. после того я сказал, что мы ныне сами намерены вр всех закрытых бухтах, которые окажутся удобными и безопасными для стоянки судов, поставить надлежащие посты, как уже и начали с залива де-Кастри. Шкипер оказался человеком весьма образованным: он с любопытством выслушивал мои объяснения и дал мне слово передать это и другим, а для большей основательности просил меня написать подобного рода заявление на бумаге, что согласно данным мне Вами приказаниям я и исполнил. Имея в виду, что подобная встреча весьма важна и пользуясь проезжавшими в это время из селения аур на реку Амур манджурами, я отправил с ними к Вам записку, приказав им сколь возможно скорее доставить оную в Николаевск и обещал им, что чем скорее они ее доставят, тем большее получат вознаграждение. Они объявили мне, что ранее 10-ти ночей доставить эту писку нельзя, и они будут довольны, если им дадут 3 конца китайки, 5 саж. миткаля (пось), 2 платка, охапку (т. е. около 10 фунт.) тамча (махорки) и 3 топора. Я сказал им, что все это им выдадут, если они устоят в своем слове, и сверх этого прибавят еще 3 саж. пось. Они с радостью взялись и просили меня написать об этом писку, т. е. дать им вроде реверса. Так мы обоюдно и устроили: эти туземцы, пользуясь штилем, сейчас же отправились. Со шкипером Бергстремом [217] мы расстались друзьями. Я способствовал ему запастись здесь рыбою и дикими утками от туземцев, что было мне весьма легко, так как я имел в тунгусе хорошего переводчика.

Селение Хой лежит при устье речки того же имени за мысом, называемым туземцами Большой Хой; оно находится в 35 милях от мыса, речки и селения Дугу. Устье речки Хой запружено песком и дресвою, почему оно и представляет вид озера. Местность, преимущественно у прибрежья, песчаная, далее же тундристая и покрыта мелкою лиственницей. На всем протяжении от селения Дугу до Хой берег представляется утесистыми мысами, эти мысы носят следующие названия: Натом, То, Агас, Чансины, Мангутово, Чудой, Земново и Хой. Они все каменистые и с северной стороны представляют отвесные скалы, а с южной опускаются в море глинистыми обрывами, покрытыми мелким уродливым лесом и кустарником. По словам туземцев, здесь множество медведей. Берег между этими местами утесистый; здесь встречаются ручейки с низменностями и три небольшие речки. За мысом Агас течет р. Гвелы, а за мысами Чансины и Чудой — речки с теми же именами. Эти речки при устьях служат убежищем туземцам при свежих ветрах. Из них, впрочем, одна только Гвелы заслуживает некоторого внимания. По свойству большей части рек этого прибрежья, ее устье также загромождено дресвою; она течет между гористыми берегами, покрытыми елью, при устье же берега ее низменны и травянисты. Прежде тут была одна юрта туземцев; по их рассказам в летнее время вода прорывает кошки, и в нее заходит в большом количестве кета. Из селения Хой г. Бошняк прибыл в с. Сюркум (или Теряти), лежащее в 19 милях от Хой. Оно расположено между двумя реками — Сюркум и Теряти, от которых и получило свое название. Из них первая, ближайшая к мысу и селению, довольно глубока (6 фут.) и при приливах и отливах бывает весьма быстрое течение. Вторая же, Теряти, заграждена кошками и имеет вид озера; берега ее низменны и песчаные. От устья реки Сюркум до мыса того же имени тянется тундристая низменность, отчего и самый этот мыс издали кажется островом. Берег между селениями Сюркум и Хой вообще отвесный и утесистый с небольшими ручейками, представляющими весьма малые удобства для приставания шлюпок. По наблюдениям полуденной высоты солнца, широта селения Сюркум 50°31’34”N. [218] Из этого можно заключить, что мыс этот тот самый, который на карте Крузенштерна назван мысом Маунта. Из селения Сюркум Бошняк прибыл в селение Лукаль, лежащее около 19 миль от Сюркум. Лукаль находится при устье реки того же имени, которое также загромождено с моря дресвяною кошкой, отчего тоже имеет вид озера. Местность у этого устья до мыса покрыта травою и различными цветами и потому весьма красива, а речка изобилует рыбою. Берег моря между селениями Сюркум и Лукаль отвесно-утесистый; на нем нет ни одного ручейка с низменностью, отчего оно весьма опасен. От селения Лукаль, в 6 милях, лежит селение Хойлль, а в 2 милях от него — селение Быки. Первое расположено при ручье того же имени, а второе при устье речки Быки; оба имеют хорошую почву, покрытую мелким лесом. Быки зимою не изобилует рыбой, поэтому жители на зиму переходят в другие селения или на реку Тумджин. Устье р. Быки мелко и каменисто, берега же на всем протяжении низменны и только местами возвышаются, и растет мелкий лес. В 2 милях от селения Быки находится огромный камень, а в 32 милях лежит селение Дата. По полуденной высоте солнца широта последнего оказалась 49°16’N. Мыс Дата, при устье большой реки того же имени, на карте Крузенштерна назван мысом Лесепс; он травянист, покрыт редким березняком и по хорошему качеству травы предоставляет удобство для скотоводства. Около двух верст от берегов реки тянется небольшой хребет и от него около полуверсты идет тундристая низменность, покрытая горелым лесом. Река Дата изобилует как речною, так и морскою рыбою, поэтому инородцы живут на ее берегах постоянно, т. е. зиму и лето. Такого рода местность есть единственная на всем осмотренном мною пространстве. Это селение есть непременная станция для всех туземцев, кочующих по реке Тумджин, и для инородцев с р. Амур, проезжающих мимо на тюлений промысел и для торговли в залив Хаджи».

Сведения, отобранные Н. К. Бошняком о реке Дата, следующие: она состоит из 2 рек, Тумчин и Чламаль; собственно же Дата, по рассказам туземцев, течет на расстоянии 150 верст от слияния этих рек; течение ее на этом пространстве извилисто и направляется частью между низменными, частью же между гористыми берегами, покрытыми толстым осиновым, кедровым, лиственничным и еловым лесом. Леса эти изобилуют соболями, [219] лисицами и выдрами, что составляет главный зимний промысел туземцев.

Берег моря между селениями Быки и Дата преимущественно утесистый и покрыт мелким лесом. На нем замечательны следующие мысы: Бьена, Чумы, Юмы и, наконец, Дата или Лесепс. Все они гранитные, и мыс Чумы имеет красный цвет. Вообще эта часть берега обращает на себя внимание своими живописными видами: то он идет высокоотвесными скалами, доходящим до 150 футов высоты, то образует маленькие бухточки между скалами, в средине которых стоят отдельно красноватые скалы; то опять представляет луговые низменности, поросшие рощами, цветами и кустарником. Из многих речек, впадающих в море на этом пространстве, ни одна не заслуживает внимания.

От селения Дата в 9 милях лежит селение Джунихо на небольшой речке того же имени. Эта речка весьма мелка и узка, так что в устье ее проходят с большим трудом туземные лодки. Берег на протяжении от Дата до Джунихи горист и каменист.

В 10 1/2 милях от Джунихи находится селение Уй при устье небольшой речки того же имени, впадающей в небольшую бухточку, берега которой тундристы и покрыты мелким лесом; устье этой речки весьма узко и мелко. Подход с моря к ее устью затруднителен даже и для туземных лодок по причине множества каменьев, которыми она усеяна. Морской берег до этого селения имеет тот же характер, что и предыдущий. Из мысов, лежащих на этом берегу, замечательны (названные мною) мысы Казакевича и Китобойный. Весь берег от селения Уй до залива Хаджи низменный и покрыт густым лесом. На нем нет ни одной речки.

«23 мая 1853 г.,— пишет Бошняк,— при свежем О ветре я подошел к низменному перешейку, перетащив чрез него лодку, и вошел в бухту, которую назвал в честь Цесаревича — Александровской. Из этой бухты мы того же числа прибыли в самый залив и расположились за островом на ночлег. Это место, как лежащее у входа в залив с моря, я и выбрал за начальный пункт моих исследований. Широта его по полуденной высоте солнца оказалась 49° 4’N.

Неизвестный до этого времени никому из европейцев залив [220] Хаджи, названный мною заливом Императора Николая I, лежит между увалистыми берегами, покрытыми на южной стороне превосходными лиственничными и еловыми лесами. Он опоясывается отрогом гор от хребта, идущего параллельно берегу моря. По склону гор, обращенному к заливу, произрастают кедровые леса больших размеров. Залив этот принимает в себя, кроме большого числа маленьких рек, две значительные реки Хаджи и Ми. Первая из них впадает в главную бухту залива, названную мною бухтою Императрицы Александры, а вторая в большую бухту, названную бухтою Великого Князя Константина.

Залив Хаджи можно подразделить на 4 части или бухты: императрицы Александры (по туземному Ходж), Великого Князя Константина (по туземному Ми), Великого Князя Цесаревича Александра (по туземному Уй) и, наконец, Великого Князя Алексея (по туземному Верги). Каждая из этих бухт составляет обширную и совершенно закрытую гавань, но из них бухта Великого Князя Константина особенно замечательна по приглубым берегам своим, к которым могут приставать суда всех рангов. Бухта Константиновская ограничивается с северной стороны горами, а с южной — возвышенным ровным берегом. Глубина ее от 5 до 10 саж., а под самым берегом от 4 до 5 саж. В эту бухту впадает река, имеющая в устье канал в 11 фут. глубины. по рассказам туземцев, берега этой реки покрыты толстомерным лесом кедра, лиственницы и ели. В жаркое время сюда выходит много сохатых (оленей), охота на которых составляет главное занятие жителей; кроме того, туземцы занимаются еще рыбным промыслом, так как река изобилует рыбой.

Бухта Цесаревича Александра уступает Константиновской тем, что низменный перешеек открывает ее северным ветрам; глубина в ней на расстоянии около 200 саж. от перешейка от 2 до 5 футов, а далее, на пространстве около 2 1/2 верст до ее устья, от 3 до 10 саж; у берега 4 сажени.

Южный берег бухты Императрицы Александры возвышенный и изобилует чрезвычайно толстомерным лесом (от 10 до 15 вершков) кедра, лиственницы и ели; северный же берег увалистый, ровный и хотя покрыт лесом, но менее толстым. Глубина в бухте от 9 до 17 саж., у самого берега 3 сажени.

Бухта Великого Князя Алексея имеет в устье глубину 9 саж., [221] а далее от 4 до 7 саж.; берега ее увалисты и заняты частью лесом, частью же лугами.

Река Хаджи впадает в бухты императрицы Александру; она, по словам туземцев, течет на 150 верст. Из них на протяжении 40 верст она удобная для плавания на лодках; на этом расстоянии 4 селения. Глубина реки на баре в малую воду от 1 1/2 до 2 1/2 фут. а далее до 12 фут. Правый берег — гористый, левый — луговой. Оба берега реки покрыты строевым лесом лиственницы и ели. По словам туземцев, около 40 верст от устья по берегам этой реки находятся дубовые леса.

Туземцы залива Императора Николая живут в 5 селениях; главное из них при устье реки Ми имеет 10 юрт. Всех жителей не более 50 душ. Образ жизни туземцев, а равно и жителей всего пройденного мною берега, следующий: большая часть их полукочевая и полуоседлая, так как перемена места ограничивается у них постоянно двумя пунктами. В летнее время они выходят на прибрежье, где и выжидают прохода морской рыбы, из которой готовят для себя зимний запас. Затем, на зиму, уходят на реки Дата и Тумчин, на которых занимаются промыслом сохатых и различного рода пушных зверей. Со вскрытием этих рек, сделавши себе лодки из толстой осины, которая, по их словам, на этих реках в изобилии, ни спускаются по течению в свои летники. Там опять они занимаются охотой на сохатых и рыбным промыслом; для последнего им приходится переходить в соответствующие для промысла места в окрестностях залива. Средства, употребляемые ими для ловли рыбы, гораздо хуже, чем у амурских туземцев, почему, несмотря на огромное количество речной и периодической морской рыбы, запасы из никогда не превышают количества необходимого для домашнего употребления. Весной, когда время прохода рыбы еще не наступило, туземцы на легких ветках (шлюпка из бересты) выезжают к мысам залива, где ловят камбалу, быков и раков для пропитания в это время. Часто случается, что рыбный промысел осенью изобилен, и тогда большая часть туземцев остается зимовать в своих летниках.

Туземцы живут в юртах, сделанных из коры; для приготовления пищи и отопления среди юрты на земле раскладывается огонь. Юрты эти ежегодно ремонтируются. Поблизости рыбного промысла, подобно всем инородцам амурского края, эти туземцы [222] имеют летники, т. е. такие же юрты, как и летние. Все здешние туземцы нрава кроткого и боязливы; но большей части тех предрассудков, каких много у гиляков, у них нет. Несмотря на то, что страна изобилует пушными ценными зверями и рыбою, они живут очень бедно, вероятно оттого, что не имеют никакой возможности сбывать свои промыслы за сколько-нибудь сходную цену. По их словам, одна или две лодки ежегодно ходят в Кастри и оттуда в Кизи для закупки крупы, табаку и ткани (преимущественно китайки) от торгующих там манджуров или инородцев. Обитатели р. Амур хотя и приезжают для торговли на татарский берег, но все-таки не могут удовлетворить потребностям разбросанного по этому берегу населения, доходящего до 5,000 душ.

Различные туземцы, встречавшиеся на пути, рассказывали мне, что до селения Кульмуги, лежащего около 300 верст от устья р. Самальга, ведется торговля с приезжающими туда инородцами и манджурами с рек Уссури и Сунгари. До этого селения ни хлебопашеством, ни огородничеством не занимаются, далее же к югу, внутри страны есть манзы, которые имеют скот и огороды и занимаются хлебопашеством. Обитатели татарского берега разделяются на два рода: те, которые населяют берег от де-Кастри до р. Самальга — называют себя мангунами. живущие же к югу от Самальги, до корейской границе — кекгальцами, а внутри страны — манзами. мангуны и кекгальцы отличаются между собою языком, но образ жизни их одинаков. Манзы оседлы и язык их — смесь манджурского с кекгальским. В расстоянии около 800 верст от реки Самальги (20 дней хода на лодке, как выражали туземцы) впадает в большое озеро Канга, которое соединяется с р. Уссури. На татарском берегу между реками Самальгою и Сайфуном, говорили туземцы, есть много закрытых бухт, из коих некоторые иногда вовсе не замерзают и что бухты эти находятся недалеко от р. Уссури, с которой и на которую туземцы часто ездят на собаках чрез горы. Подобных путей, по их словам, очень много. Речка Самальга впадает в море в широте около 46°30’N. По словам жителей, эта река имеет берега, покрытые строевым дубом и кленом; она глубока на пространстве около 200 верст и по ней могут подыматься большие лодки. С этой реки ездят на Уссури чрез реку Нор и [223] другие притоки рек Самальги и Нор. Этот путь около 400 верст.

Еще я узнал, что из залива Императора Николая на реку Амур три пути: 1-й с Кизи — по реке Дата и Тумчин чрез довольно высокий хребет на исток речки Ай, впадающей в озеро Кизи (этим путем до селения Кизи около 500 верст); 2-й — по рекам Дата и Тумчин до истока последней, откуда переваливают на речку Уливчи, впадающую в реку Ады, приток Амура; и наконец, 3-й путь — по р. Дата до устья р. Члямаль, вверх по сей последней, до гор и далее через хребет в проток реки Хунгари; по этой последней спускаются до устья ее, т. е. до реки Амур. Последний путь считается самым удобным и имеет около 400 верст. Все жители прибрежья Татарского залива ни от кого не зависят, никому ясака не платят и никакой власти не признают.

По словам туземцев, в татарском заливе ранней весною являются большие суда, часто становящиеся у берега на якорь; команды их иногда делают насилия жителям».

Окончив описание залива Императора Николая I-го, г. Бошняк собрал на берегу в бухту, лежащую при выходе из залива, всех туземцев и объявил им, что так как вся страна до корейской границы русская, то мы их и всех жителей, в оной обитающих, принимаем под свою защиты и покровительство. Засим поставил крест и вырезал на нем: «Открыта и названа заливом Императора Николая I-го 23 мая. Н. К. Бошняк». Передав жителям объявление упомянутого содержания на русском, немецком и французском языках, Бошняк приказал им предъявлять эту бумагу каждому судну, которое они встретят, а тем более которое придет в гавань. 30-го мая, пользуясь благоприятными обстоятельствами, г. Бошняк вышел из гавани и направился в обратный путь вдоль берега к северу. Провизии у него оставалось только на 3 дня, а потому 6 дней он питался рыбою и годами. 8-го июня прибыл в залив де-Кастри и вследствие моих распоряжений отправился в Николаевск, куда и прибыл 17-го числа, больной.

Результаты открытий и исследований Н. К. Бошняка были очень важны. Он был первый из европейцев, который дал свету точное понятие о северном береге татарского залива и обнаружил неверность этой части берега на карте Крузенштерна. [224] Он открыл на этом берегу одну из превосходнейших и обширнейших гаваней в свете и знал, что там находится и несколько гаваней, чем разрушил сложившееся до этого времени мнение, выразившееся и на карте Крузенштерна, что будто бы на всем пространстве этого берега, от залива де-Кастри до корейской границе, нет не только ни одной гавани, но даже какой-либо бухты, сколько-нибудь удобной для якорной стоянки, почему берег этот считался опасным и недоступным. Наконец, он разрешил окончательно весьма важный вопрос, а именно: что жители, обитающие на этом берегу, никогда зависимы не были и китайской власти не признавали.

Вслед за нарочным из Аяна, 26 мая, я получил с почтою Высочайшую награду св. Анны 2 ст. с короною и, по представлению генерал-губернатора, Высочайше утвержденный штат амурской экспедиции.

Комментарии

58a. Им заведывал тогда г. Петров

58b. По сведениям от туземцев этот канал глубже других, прибрежных, которые были тогда нам известны.

59. Это вознаграждение обыкновенно состояло в нос, по их выражению, т. е. миткале и китайке и тамчи, т. е. махорки.

60. Пять человек нижних чинов умерло от нее.

© текст - Вахтин В. 1878
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Андреев-Попович И. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001