НЕВЕЛЬСКОЙ Г. И.
ЗАПИСКИ
ГЛАВА XIV.
Возвращение Бошняка. — Его донесение. — Прибытие Березина. — Записка Чихачева. — Отправление Березина в распоряжение Чихачева. — Инструкция Березину. — Декларация 11 апреля 1852 г. — Командировка Бошняка в с. Ухтре. — Начало судостроения в приамурском крае. — Письмо Н. Н. Муравьева от 28 декабря 1851 г. — Депеша Кашеварова. — Предписание Кашеварову от 15 апреля 1852 г. — Депеша главному правлению компании.
22 марта лейтенант Бошняк, совершенно больной, возвратился с острова Сахалин в Николаевск и донес мне, что, проехав по лиману к мысу Лазарева и перевалив здесь на Сахалин, в селение Погоби, он направился вдоль берега на S. Проехав этим путем около 30 верст, он достиг речки и гилякского селения Уанды. Отсюда, проехав по тому же направлению около 20 верст, он прибыл на выдающийся в море низменный и тундристый мыс Лак, от которого к О лежит четыре небольших озера; широта этого мыса, по его наблюдениям, 51° 45’N.
Обогнув мыс Лак, он пошел берегом, который имел от этого мыса направление на StO 1/2 O; проехав по берегу около 20 верст, Бошняк достиг селения и речки Тыми, а потом чрез 20 верст приехал в селение и реку Вияхту. Широта Вияхту оказалась 51° 35’N. С мыса Тык г. Бошняк начал встречать каменный уголь в разбросанных по берегу кусках; но между устьем реки или протока Вияхту и заливом Уанды он видел его в обнаженных пластах. Протока Вияхту, а равно и озеро того же имени, по словам туземцев, имеют достаточную глубину; эта местность представляет, по-видимому, удобный пункт для нагрузки судов каменным углем, а потому и заслуживает тщательного обследования, которое можно сделать во время навигации.
Из Вияхту следуя по тому же StO направлению, чрез 20 верст он достиг речки и селения Танги, откуда перебрался на [150] мыс Уанды, лежащий в 8 верстах на S от первого. Затем, проехав 20 верст на SSO, достиг мыса, селения и речки Хой, а отсюда прибыл в селение Мгач, расположенное при устье речки того же имени и отстоящее в 20 верстах на StO от Хой. Здесь туземцы объяснили ему, что самое большое количество каменного угля находится в заливе Дуэ и что его также много имеется на большой реке Тыми, на которой жили русские; что на эту реку надобно ехать по речке Мгач до ее вершины, а потом перевалить чрез горы на речку Пуджим, впадающую в реку Тыми, и что этим путем от селения Мгач до реки Тыми не более 1 1/2 дней пути на собаках (т. е. около 50 верст); широта селения Мгач оказалась 51° 01’N.
Из этого селения Бошняк отправился вдоль берега по тому же направлению и через 15 верст достиг речки и селения Аркой. Отсюда берег тянется к возвышенному мысу Дуэ на SSW, образуя обширный Дуэский залив. Следуя на SSW около 10 верст, он достиг речки и селения Дуэ, расположенного по северную сторону мыса того же имени. Широта этого пункта, по наблюдениям Бошняка, 50° 53’N. Берега залива Дуэ ровные, возвышенные и приглубые; они на пространстве около 20 верст составляют почти сплошную каменноугольную формацию; пласты каменного угля, толщиною от 1/2 до 3/4 аршина здесь совершенно оголены. Залив Дуэ по-видимому представляет довольно изрядный рейд, по крайней мере единственный на всем пространстве обследованного мною берега, а потому, подобно протоке Вияхту, требует тщательного исследования. туземцы селения Дуэ говорили г. Бошняку, что далее к югу близ моря есть также каменный уголь, но что самое большое количество его находится в заливе Дуэ.
Достигнув таким образом главного месторождения каменного угля, г. Бошняк из селения Луэ возвратился тем же путем в селение Мгач с тем, чтобы отправиться из этого селения на реку Тыми. Оставив в Мгаче заболевшего ногою гиляка Позвейна и своих утомленных собак, г. Бошняк в нанятой у туземцев нарте с проводником и казаком отправился на ONO, вверх по реке Мгач, проехав по этому направлению около 15 верст, он перевалил на вершину речки Пуджим, впадающей с левой стороны в реку Тыми. Упомянутый перевал идет на OSO около 12 верст чрез хребет, тянущийся вдоль [151] Сахалина. С вершины Пуджима Бошняк поехал по этой речке на SO и чрез 20 верст достиг Тыми и селения орочен 53, от которого и начал исследование реки Тыми. Широта селения Удлек-во, расположенного на реке Тыми близ устья речки того же имени, оказалось 51° 3’N. Река Тыми от этого пункта течет на N и NNO; берега ее гористы с каменноугольной формацией. Проехав по реке на n и NW около 15 верст, Н. К. Бошняк достиг селения Тифац-во, от которого река пошла к NNO; по этому последнему направлению он проехал около 7 верст и достиг речки и селения Итквер-во. На пути до него он проезжал озеро и речку Кад, впадающую в реку Тыми с правой стороны и лежащую в 2 верстах от селения Тифац-во и также речку Чид. впадающую в р. Тыми с той же стороны и лежащую от Када около 9 верст. Туземцы (ороки) селения Итквер объяснили ему, что русские жили около селения Чевор-во и что двое из них имели детей от кекнальских своих жен.
Из селения Итквер, на пространстве около 8 верст, река Тыми течет на N. а далее, на пространстве 10 верст, на Щ. Правый берег ее горист и местами на нем попадается каменный уголь. Отсюда до речки Куичи, впадающей в р. Тыми с левой стороны, на пространстве около 10 верст река довольно извилиста и имеет общее направление к N. От Куичи до селения Чхар-во, против которого лежит довльно возвышенный остров, имеющий около 4 верст длины, на пространстве около 15 верст река направляется к NtO. На этом пути, в расстоянии к Куичи в 7 верстах, впадает в р. Тыми с левой стороны речка Иткар, при которой лежит селение того же имени. В 4 верстах от этой речки, с той же стороны, впадает в р. Тыми речка Пачай.
В селении Чхар живут кекгальцы. Это селение довольно значительное и широта его, по наблюдениям Бошняка, оказалась 51° 28’N, а приблизительная долгота от С.-Петербурга около 42° 48’O.
В этом селении г. Бошняк остановился на сутки, чтобы хорошенько ознакомиться с жителями и расспросить их о русских. [152] Казах Парфентьев, сопровождавший Бошняка, знал тунгусский язык и очень хорошо их понимал.
Туземцы продали здесь г. Бошняку, за 3 аршина китайки, 4 листа, вырванных из часовника, и объяснили, что жившие здесь русские имели книгу. Из числа этих листов один был заглавный, на котором едва разборчивым почерком было написано: «Мы, Иван, Данила, Петр, Сергей и Василий высажены в аинском селении Тамари-Анива Хвостовым 17-го августа 1805 г.; перешли на реку Тыми в 1810 г., в то время, когда пришли в Тамари японцы». Туземцы при этом объяснили, что японцы начали приходить на Сахалин сначала для ловли рыбы и для торговли, ныне же у них в главном селении острова Тамари-Анива и по другим селениям находятся склады риса и арака, которыми они платят за работу аинам и что для охранения этих складов несколько японцев остаются на зимовку в этих селениях. Впрочем, как эти туземцы, так и все народы, обитающие на Сахалине, никакой власти ни китайской, ни японской над собою не признают и ясака не платят. Точно также туземцы рассказывали Бошняку, что очень давно пришли на остров и поселились на нем тунгусы с р. Уди; их называют здесь ороченами. Затем туземцы показали Бошняку места, где жили русские. Видно было, что они помещались в 3 избах и что у них были огороды. При этом туземцы говорили, что последний из русских, Василий, умер недавно; что русские были хорошие люди, и вместе с ними ходили на рыбный и звериный промыслы; одевались также, как и они, но волосы стригли.
Осмотрев таким образом местожительство русских и убедившись, что наши соотечественники явились на Сахалин гораздо ранее японцев, г. Бошняк, из селения Чхар, 3 марта 1852 г., отправился далее, вниз по реке Тыми. Проехав на NtO около 10 верст и на NW около 12 верст, он достиг с. Мавах-во, миновал его и, следуя на NtO, чрез 12 верст достиг озера и селения Урванг. На этом пути в двух местах он видел иа левом берегу реки каменный уголь, но уже в ничтожном количестве.
От селения Урванг до речки Вололо, впадающей в р. Тыми с правой стороны, на пространстве около 10 верст, река течет на NOtN, a затем, до моря, на пространстве около 45-ти верст, на NNO. [153]
Река Тыми впадает в залив Ный, загражденный с моря низменною песчаною кошкою, в виде продолговатогоострова, тянущаяся от NNW к SSO, на пространстве около 11-ти миль. Остров этот туземцы называют Кетово; он составляет один из островов, которые в 1849 г. я назвал шхерами Благополучия. Между этим островом и мысами залива — северным Люнг и южным Кетти — находится проход в море около 1/4 мили ширины.
Восточный берег этого залива составляет низменную подошву возвышенностей, до которой около устья Тыми текут в залив три речки: Чемдынга, Ид и Венга. Между последними двумя, на возвышенном берегу, расположено селение кекгальцев Ный, состоящее из 6-ти юрт. У северного же мыса, Люнг, на острове Кетово — селение Такрво, из 3-х юрт. Устье, реки Тыми имеет ширину около одной мили; в нем находятся два низменных острова. По словам туземцев, на баре реки Тыми глубина около 3 фут, залив же Тыми местами имеет глубину под островом до 15-ти фут. Вообще этот залив мелководен и наполнен банками; ширина его около 4 миль, длина же около 10. Выход из него в море у мысов Люнг и Кетово имеет глубину от 10 до 8 фут. На всем пространстве около 85 миль, обследованном г. Бошняком, река Тыми судоходна; по словам туземцев, здесь нет ни порогов, ни шиверов; глубина ее от 25 до 5 футов; долина реки вообще увалястая и только местами луговые низменные берега реки изобилуют хорошим строевым лесом лиственницы, ели и частию сосны; местами попадается кедр и тонкий дубняк. Долина эта с севера защищена возвышенностями.
В реке много различной рыбы. Все течение ее должно быть около 120 миль от SSW на NNO. Туземцы говорили Бошняку, что река Тымь самая большая из рек, орошающих остров Сахалин.
Жители этой реки, потомки удских тунгусов, ороки и кекгадьцы, находятся в самом диком состоянии. Религия их, как можно было заметить,— шаманство в самом грубом виде. Они вообще добродушны и в этом отношении гораздо лучше гиляков. Жилища их грязны и почти такие же, как и у гиляков; питаются они рыбою, кореньями, ягодами и дичью. Общий промысел их звериный и рыбный; но самый прибыльный — ловля [154] орлов, хвосты которых они сбывают японцам за рис и водку. Здесь довольно соболей, выдр и лисиц, но звери эти дурного качества. В заливе Ный, у туземцев, Бошняк видел довольно много изрядного янтаря, который, по словам их, находится в изобилии около восточного берега Сахалина. Из каменного угля они делают различных идолов вроде тех птиц или зверей, которые у них почитаются злыми; они часто их наказывают или топят и даже разбивают. Точно также из каменного угля они делают пуговицы, но не употребляют его как топливо, хотя и знают, что он горит. Широта устья реки Тыми оказалась 51° 56’N, а приблизительная долгота 143° 20’О.
Отсюда г. Бошняк тем же путем, имея раны на ногах, совершенно изнуренный от усталости и голода, после трехнедельного странствования возвратился в селение Мгач. Во время этого пути, 10 дней, Бошняк питался только юколою (вяленою рыбою), брусникою и полугнилым тюленьим мясом, ибо провизия и чай у него вышли.
Из селения Мгач Бошняк, взяв свою нарту и Позвейна, поехал обратно, но смог добраться только до селения Тык, ибо почти все собаки у него околели. Провизии никакой уже не было, и они, питаясь юколою или нерпичьим жиром, отсюда на наемных нартах едва живые дотащились, наконец, до Николаевска.
Все прибрежные туземцы острова Сахалин говорили г. Бошняку, что с ранней весною туда приходят иностранные суда, команды которых выходят часто на берег, берут насильно у них рыбу и делают различные бесчинства. а потому и просили Бошняка, чтобы мы их защищали от этих насилий.
Вслед за г. Бошняком, 9 апреля, прибыл в петровское приказчик Березин и сообщил, что он вместе с топографом Поповым, следуя вверх по реке Амур и производя глазомерную съемку правого берега и расторжку с гиляками и манджурами, достиг селения Аур, лежащего верстах в сорока от Кизи. Один из туземцев этого селения. Зайвор, взялся проводить их в залив Нангмар, куда они и прибыли 20-го марта. Залив в это время был покрыт льдом, на горизонте же, в море, к югу льда не было видно. Туземцы, возвратившиеся в залив с тюленьего промысла, сказали Березину, что к югу от залива в море ходит судно. Дабы удостовериться в этом, [155] Попов с трубою взобрался на гору и увидел к югу от залива под парусами большое судно.
Возвратившись из залива Нангмар в Кизи, чтобы ожидать там Чихачева, Березин послал навстречу Чихачеву топографа Попова. 26 марта, в селении Ода, Попов встретился с Чихачевым и, передав ему сведение об упомянутом судне, объяснил, что из селения Ода можно прямо достигнуть залива Нангмар. Чихачев, взяв проводника, поехал прямым путем в залив, а Попову велел скорее следовать в Кизи, взять от Березина сухарей, которые у него вышли, и прибыть к нему в залив Нангмар. Березину же, как возможно скорее, с этим известием и с его запиской спешить ко мне в Петровское.
В заключение Березин сообщил мне, что в селении Сабах гиляки показывали ему обломок медного креста и при этом говорили, что недавно они ограбили и убили какого-то человека, который носил при себе этот крест.
В записке, написанной карандашом, Чихачев уведомлял меня, что по данным, полученным им от туземцев реки Гиринь и от встреченных им здесь манджуров, положительно можно заключить, что Хинганский или становой хребет, из которого берут начало реки Уди, Тугур, Амгунь и Гиринь, есть тот самый хребет, из которого истекают реки: Бурея и Зея, т. е. тот самый, который принят, по трактату с Китаем, хребтом пограничным между Россией и Китайской империей. Хребет этот, по словам манджуров, перебрасываясь чрез реки Амур и Сунгари, около 160 верст от устья последней, тянется к югу до Японского моря и составляет водораздел рек Уссури и Сунгари м Хургою. Все народы, живущие к востоку от него, ясака не платят. «На р. Амур и в Манджурию,— писал мне далее Чихачев,— являются какие-то люди, весьма к нам не расположенные. Убедительно прошу вас немедленно возвратить Березина с распоряжениями и провизией, которая у него почти вся вышла».
Получив это сведение, я 11-го апреля отправил к Чихачеву Березина с провизией и приказанием тщательно наблюдать над действиями иностранных судов и, в случае встречи с ними, объявлять и передавать им письменно, на французском языке, от имени российского правительства, что весь приамурский и приуссурийский край с Сахалином до корейской границы составляет русское владение, а потому всякие произвольные распоряжения [156] в этих местах без согласия русского правительства не могут быть допускаемы и влекут за собою большую ответственность.
Березину я приказал спешить к Чихачеву и всеми возможными мерами ему содействовать. Кроме того, наблюдать над обстоятельствами, сопровождающими вскрытие реки Амур и озера Кизи, и собирать всевозможные сведения о крае. Вступая с инородцами селения Кизи в дружеские сношения, иметь в виду, что в этом селении должен быть основан склад наших запасов и пристанище для дальнейших наших действий.
По уходу Чихачева из залива Нангмар, Березину приказано было возвратиться в Петровское, следуя под правым берегом реки Амур, и замечать местности, удобные к земледельческому заселению.
В то же время, именно 12-го апреля, был послан весновать в селение Ухтре лейтенант бошняк. Ему приказано было: 1) наблюдать обстоятельства вскрытия реки и протоки, описать и промерить оную, а равно и озеро Ухдыль, из которого она выходит, и определить — не представляется ли здесь удобства для зимовки судов, устройства эллинга и для оседлого земледельческого населения. 2) Исполнив это, на обратном пути следовать под левым берегом реки Амур и замечать на оном места, удобные для заселения.
Не надеясь получить в навигацию 1852 г. какие-либо средства для сообщения по реке и наблюдения над иностранными судами, я 14-го апреля заложить в Петровском палубный ботик, 29 фут. длины и 7 фут. ширины и 6-ти весельный баркас, по составленным мною чертежам. При этом все внимание я обратил на то, чтобы суда эти к предстоящей навигации в Петровском, т. е. к 1-му июля, были готовы.
Между тем, 10-го апреля тунгусы привезли из Аяга вторую и последнюю зимнюю почту, посланную из Аяна 18-го февраля. С этою почтою (от 26-го декабря 1851 г.) я получил письмо от генерал-губернатора Н. Н. Муравьева, в котором он изъявлял полное сочувствие ко всем моим действиям и писал мне: 1) что из С.-Петербурга повелено входить мне в торговые договоры только с властями инородцев, обитающих близ устья реки Амур, но дальнейших каких-либо распоряжений, далее земли гиляков или окрестностей устья реки Амур, ни под каким [157] видом не делать. 2) Что каменные пограничные столбы, найденные будто бы Мидендорфом на протяжении от Охотского моря до истоков реки Уди и далее к западу, по южному склону станового хребта, а также сведения, получаемые из Пекина, до сих пор служат убеждением, что граница наша с Китаем должна идти по этим знакам.
В заключение Н. Н. Муравьев уведомлял меня, что он вместе с сим же предписывает начальнику аянского порта и камчатскому губернатору усердно содействовать экспедиции и приказать всем казенным и компанейским судам, следующим из Аяна в Петропавловск и Ситху, заходить в Петровское.
Начальник аянского порта и фактории российско-американской компании Кашеваров в то же время депешей от 16-го февраля уведомил меня, что главным правлением компании поручено ему смотреть на вверенную мне экспедицию, как на торговую экспедицию аянской фактории, почему и предписывает ему дать в этих видах Орлову, Березину и другим лицам, числящимся на службе в аянской фактории, надлежащие инструкции, как лицам, ему подчиненным. По снабжению же экспедиции товарами и запасами отнюдь не выходить из пределов той суммы, какая определена для этого правительством. Наконец, ни под каким видом и предлогом не посылать с этими запасами и товарами в Петровское компанейских судов, имея в виду, что все это должно быть перевозимо туда на казенных.
Высказав мне эти распоряжения главного правления, г. Кашеваров уведомляет меня, что он вместе в сим препровождает надлежащие инструкции и предписания Орлову и Березину и в заключение говорит, что он, хотя и вполне сознает полную недостаточность снабжения экспедиции. согласно упомянутым распоряжениям компании, но как лицо, вполне подчиненное и зависимое от главного правления, не может иначе действовать.
Получив такое уведомление и имея в виду важность результатов сделанных уже исследований, несоответственность с обстоятельствами и полную ошибочность мнений в С.-Петербурге об этом крае, наконец, оскорбительные и несоответствующие важности дела распоряжения главного правления компании, препятствующие успеху наших действий и могущие поставить экспедицию в самое критическое положение, угрожающее почти голодной смертью всем нам, я с нарочным тунгусом, посланным из Петровского в Аян 15-го апреля, предписал именем [158] генерал-губернатора начальнику аянского порта Кашеварову не стесняться распоряжениями главного правления компании и, смотря по возможности, на казенных или компанейских судах снабдить экспедицию благовременно товарами и запасами, согласно моему требованию, посланному 3-го ноября из Петровского. Вместе с тем, я просил его иметь в виду, что компания здесь не что иное, как поставщик товаров и запасов по моему требованию, как лица, действующего по высочайшему повелению, самостоятельно, для достижения важной государственной цели и что настоящая, вверенная мне экспедиция не есть та ничтожная торговая посылка из Аяна в тугурский край для расторжки с обитающей там сотней инородцев, какая совершалась компанией из Аяна ради ее выгоды в 1848 и 1849 годах. «Г-ну Орлову и Березину,— сообщал я Кашеварову,— я не только приказал не исполнять ваших распоряжений, но и не отвечать даже вам на оные. О чем вместе с сим же доношу генерал-губернатору и депешею уведомляю главное правление компании. Депешу эту посылаю вам открытью для прочтения. По получении конверта на имя генерал-губернатора, поручаю вам немедленно послать его с нарочным в Иркутск, а депешу отправить в главное правление. Сверх этого, прошу вас, в случае следования чрез Аян на службу в Камчатку офицеров, прислать двух из них немедленно в Петровское».
В депеше главному правлению компании я писал следующее:
«Получив ныне от г. Кашеварова уведомление о распоряжениях, сделанных ему главным правлением компании, я нахожу их не только оскорбительными для лиц, служащих в экспедиции, но и не соответствующими тем важным государственным целям, к достижению которых стремится экспедиция. Распоряжения эти могут поставить нас в самое критическое положение, почему я вынужден был, как лицо ответственное здесь за все, дать вместе с сим же предложение г. Кашеварову, которое просил его сообщить главному правлению компании. Полагая, что подобное распоряжение правления, явно препятствующее к достижению упомянутой государственной цели, произошло от каких-либо недоумений или от неизвестности встречаемых здесь обстоятельств, я остаюсь уверенным, что после этого главное правление даст немедленно приказание г. Кашеварову в точности исполнять мои требования по снабжению экспедиции товарами и запасами». [159]
ГЛАВА XV.
Донесение генерал-губернатору 15 апреля 1852 г. — Проявление цивилизации между гиляками. — Крещение их. — Распространение огородничества между ними. — Донесение Н. М. Чихачева. — Сведения, собранные им о реках Амгунь и Гиринь и о народах, обитающих по берегам их. — Южный приамурский и приуссурийский край, по рассказам манджуров.
Генерал-губернатору я представил в подлинниках журналы исследования, произведенного Бошняком, записку г. Чихачева и донесение Березина и объяснил важность результатов этих исследований и опасность, какие предстоит нам при появлении иностранных судов с юга и от миссионеров в Манджурии и приамурском крае. Высказав ему, какое вредное влияние на команды производят слухи о населении русских беглых, и, сообщив распоряжения главного правления Кашеварову, в заключении я писал ему так:
«Из этого Ваше Превосходительство изволите видеть всю неосновательность и фальшивость убеждений в С.-Петербурге о приамурском и приуссурийском крае и острое Сахалине, которые, по изложенным данным, должны составлять не китайскую принадлежность, как то думают и настаивают в С.-Петербурге, а русскую. Полная несостоятельность с упомянутым обстоятельством данного мне повеления, повторяемого почти каждую почту, при ничтожных средствах, которыми располагает экспедиция, очевидна, а распоряжения главного правления могут поставить нас в самое критическое положение, которое повлечет за собою уничтожение экспедиции.
Поставленный здесь в такое положение, при котором вся нравственная ответственность за недостаток самостоятельности пала бы на меня и, соображаясь единственно с упомянутыми обстоятельствами, [160] несмотря на то, что они не согласны с данною мне инструкцией и влекут за собою строжайшую ответственность, я решился действовать вне повелений. Мне предстояло и ныне предстоит одно из двух: или, действуя согласно инструкциям, потерять навсегда для России столь важные края как приамурский и приуссурийский, или же действовать самостоятельно, приноравливаясь к местным обстоятельствам, и несогласно с данными мне инструкциями. Я избрал последнее.
После этого я надеюсь, что в виду представляемых мною фактов, наконец обратят серьезное внимание на этот край и, согласно предыдущему представлению моему Вашему Превосходительству от 29-го февраля, получу надлежащие средства для экспедиции. Все мои просвещенные и неутомимые сотрудники одушевлены важною государственною целью экспедиции и с необыкновенною отвагою, бодростью и твердостью духа переносят все лишения, трудности и опасности при исследованиях и действиях, направляемых мною у уяснению положению края и к отстранению всяких внешних на него покушений, несмотря на то, что ничтожные средства экспедиции далеко этому не соответствуют».
Сделав таким образом все возможные распоряжения и представления об отстранении внешних покушений на этот край и о необходимости усилить экспедицию, мы принялись за изготовление к предстоящей навигации строившихся ботика и баркаса и за необходимую постройку зданий в Петровском и Николаевске.
Между тем, один из гиляков с реки Амур, накован, привез в Петровское свою молодую жену и просил, чтобы мы ее подержали у себя, потому что гиляки селения Лянгр хотят ее украсть у него. Так как гиляки этого селения всегда отличались буйством и дерзостью, то я, пользуясь случаем, чтобы окончательно укротить их и вместе с тем положить предел подобным поступкам среди инородцев, послал разыскать виновных. Они вскоре были найдены и примерно наказаны. Жену гиляка Накована — Сакони, Екатерина Ивановна взяла под свое покровительство: ее вымыли, вычесали и нарядили в сарафан и белую рубашку. После этого гилячка Сакони немало была удивлена своею пригожестью и начала мыться и чесаться каждый день. Это послужило поводом к тому, что некоторые гилякские женщины начали являться в Петровское с просьбою, чтобы и их вымыли и одели. Надобно было видеть, с каким усердием матросы и их жены [161] ставили этих гилячек у залива и отмывали дресвою наросшую грязь на их лицах. Зато с каким удовольствием эти нимфы смотрели потом на себя в подаренные им зеркальца.
В то же время некоторые гиляки и другие инородцы, приезжавшие в Петровское и Николаевское, которым удавалось присутствовать на нашей молитве, обращались с просьбою, чтобы их сделали лоча (т. е. окрестили). Пользуясь предоставленным нашею православною церковью правом каждому христианину совершать крещение, это желание их удовлетворялось: их купали в чане или заливе, надевали крест и рубашку и дарили им платок. Состоявший в экспедиции доктор наш, г. Орлов, обыкновенно совершал этот обряд крещения. Я или кто-либо из офицеров — были их крестными отцами. При этом не обошлось, однако, без спекуляции свойственной дикому народу. Один из гиляков вторично явился, чтобы его окрестили, дабы получить другую рубашку и платок, рассчитывая, как он сознался, что его не узнают. Его действительно мы окрестили, но без рубашки и платка и не водою. После этого он назвал себя крепко крещеным. Как бы то ни было, а это желание инородцев креститься имело благодетельное влияние на наши команды, ибо после этого они не смотрели уже на них, как на собак, которых можно бить, что при сношениях, несмотря на все принятые мною меры, могло бы иметь грустные последствия.
Один из более наблюдательных гиляков, по имени Паткен, живший в соседней с Петровским деревне, видя, что мы копаем землю, чтобы посадить картофель, и не умираем от этого, как инородцы до сего времени думали 54, обратился с просьбою, чтобы моя жена научила его жену сажать картофель и ходить за ним. Екатерина Ивановна вскопала с женою Паткена маленькую грядку, посадила картофель и наблюдала, чтобы гилячка полола его и поливала. Надобно был видеть, с каким удовольствием семейство Паткена благодарило Екатерину Ивановну, когда и у них вырос картофель и когда все они остались здоровы, и никто в деревне не умер от его употребления.
Залив Счастья в 1852 году, как и в предыдущие 1850 и 1851 годы, вскрылся ото льда только к 14 июня, т. е. более чем [162] месяцем после вскрытия устья реки Амур (которое вскрылось в этот год 8-го мая) и, как и в предыдущие годы, до 20-го июня наполнялся льдами с моря, так что только 22-го июня можно было спустить на воду ботик, командиром которого я назначил тогда мичмана Чихачева.
Так началось в неведомом доселе пустынном крае распространение Святого Крещения, цивилизации и судостроения.
20-го и 21-го июня прибыли в Петровское: мичман Чихачев, лейтенант Бошняк и приказчик Березин. Они с большим трудом могли на лодках пробраться к этому времени между льдами, наполнявшими северную часть лимана и южную Охотского моря. Мичман Чихачев донес, что, достигнув р. Амгунь и лежащего в 15 верстах от устья ее селения Каур, он поехал вверх по реке на W; чрез 35 верст достиг селения Уду и, проехав от него около 20 верст, на устье реки Самма, впадающей в Амгунь с левой стороны, прибыл в селение нейдальцев Самма. Отсюда до селения Гуля, на пространстве около о30 верст. река идет на WtS 1/2 W. От Гуля река Амгунь около 20-ти верст идет на SW и потом около 18-ти верст, до селения Хасан, направляется на WtS. От селения Хасан до селения Оха (около 30 верст) и затем на пространстве околок 40 верст, до селения Хяла, она течет на SWtW. От селения Хяла до устья р. Нимелена, селения Чальбоко, река идет на WNW, с устья же Нимелена до селения Прей, на пространстве около 20 верст, на SW, и потом на таком же расстоянии, до селения Дульбико, река идет на S. После того, до селения Хинсля, на пространстве около 40 верст до устья реки Амга, впадающей в Амгунь с левой стороны, и селения Самар, расположенного при этом устье около 45 верст, река идет на SSW. Широта устья Нимелена оказалась 52° 30’N, а исчислимая долгота около 136° 30’O; широта же селения Самар 51° 42’N и долгота 135° 12’O.
В этом месте река Амгунь подходит на самое близкое расстояние к р. Гиринь, а потому из селения Самар г. Чихачев и начал переваливать с реки Амгунь на реку Гиринь, проехав всего по реке Амгунь около 320 верст.
Из селения Самар г. Чихачев направился на SSO и, проехав по этому направлению около 30 верст, достиг селения самагиров Суми, лежащего на юго-западном берегу озера самагиров. Из селения Суми до селения Сали. около 17 верст, он [163] ехал по западному берегу озера на StO 1/2 O, а отсюда, следуя по тому же направлению, через 30 верст достиг реки Гиринь и селения самагиров Гири. Широта этого пункта оказалась 51° 2’N, долгота 135° 38’O. между рекой Амгунь, озером самагиров и рекою Гиринь он переваливал через невысокие отроги гор, отделяющих долину реки Амгунь от долины реки Гиринь.
Отсюда г. Чихачев начал спускаться вниз по реке Гиринь. Между селениями Гири и Ныка, на простанстве около 30 верст, река течет на WtS, от селения же Ныка до селения Бирзе, на пространстве около 50 верст, река имеет направление OtS 1/2 O. От селения Бирзе до устья, при котором о. Амур расположено селение Бичу, река имеет направление SOtO. Широта устья Гиринь оказалась 50° 44’N, долгота около 137° 50’O.
С устья реки Гиринь Чихачев перевалил на правый берег реки амур в селение Сусу. Ширина р. Амур в этом месте около 12-ти верст, и тут она имеет много островов. От селения Сусу Чихачев начал спускаться по реке амур, под правым ее берегом, и на пространстве около 100 верст ехал по р. Амур на NNO. На этом пути он проезжал селения гольдов: Чуля — в 15 верстах от Сусу, Ади — в 20 верстах от Чуля, Писуа — в 25 верстах от Чуля, Добги — в 15 верстах от Писуа и, наконец, Кавунда — около 25 верст от Писуа.
С Кавунда начинаются поселения мангунов и нейдальцев, и река принимает направление на NOtO. Широта селения Кавунда оказалась 51° 32’, долгота 139° 10’. Следуя на NOtN по правому берегу реки и проехав около 30 верст, Чихачев достиг селения Гирда и затем, чрез 35 верст, селения Оди, в котором 26-го марта встретился с топографом Поповым. Взяв в этом селении проводника, он поехал к западу вдоль подошвы гор, окружающих с юга озеро Кизи, и перевалил чрез небольшую возвышенность. 28-го марта он достиг залива Нангмар. Расстояние от селения Оди до залива Нангмар, по направлению WtS 1/2 W, около 55 верст.
Таким образом г. Чихачев проехал на собаках:
а) От устья р. Амгунь до перевала с этой реки на реку Гиринь — около 315 верст.
б) Перевалил с реки Амгунь до реки Гиринь — около 75 верст. [164]
в) По реке Гиринь до ее устья — около 105 верст.
г) По реке Амур до с. Оди — около 165 верст.
д) Из Оди до залива Нангмар — около 55 верст.
А всего этим путем: до 715 верст.
Г-н Чихачев был первый из русских, проехавший так далеко по рекам Амгунь и Гиринь и обследовавший эти неизвестные места. Он первый дал нам понятие об этих довольно значительных реках.
Путь его был сопряжен с большими затруднениями и лишениями, ибо народы, обитавшие в этих местах, были совершенно неизвестны, а собаки утомлялись, и весьма часто приходилось Чихачеву делать переходы пешком, влача за собою нарту и буквально до колена идти по воде. Провизия вся вышла еще на р. Гиринь, так что более 8-ми дней, до с. Оди, где он взял сухарей и чаю от Попова, г-н Чихачев питался юколой, ягодами и нерпичьим жиром.
С селения Каур (15 верст от устья) по реке Амгунь обитают нейдальцы. Этот народ говорит тем же языком, что и тунгусы; он вообще смирен, ласков и гостеприимен и в особенности предан русским, потому что постоянно имеет сношение с нашими тунгусами. В селениях Чальбано и Дульбико он нашел 7 человек окрестившихся на Бурукане нейдальцев, которые немного понимали по-русски. До селения Хало правый берег реки вообще возвышенный берег левый. По берегу реки много прекрасного строевого леса — хвойного и лиственного: тут растет ель, кедр, сосна, лиственница, береза, тополь и осина. От селений Хало и Дульбико инородцы ездят на большое озеро, лежащее около 25 верст от реки Амгунь к S. Это озеро называется по названию инородцев, обитающих на его берегах, озером Чикчагиров.
Перевал из селения Самао, с реки Амгунь до озера Самагиров, почти ровный, покрытый превосходным строевым лесом. Жители селения Самагиров и далее вверх по реке Амгунь. а равно и инородцы, обитающие на этом озере и по реке Гиринь [165] до селения Бирзе, называются самагирами. Вообще озера Чикчагиров и Самагиров заслуживают особого исследования.
Берега реки Гиринь большей частью возвышенны и покрыты прекрасным строевым лесом, в особенности кедром и елью; местами попадается тонкий дубовый лес.
В селении Гири Н. М. Чихачев встретил купцов-манджуров, прибывших сюда с реки Сунгари как для торга с самагирами, так равно и для собрания долгов. В видах сближения с этими манджурами, под предлогом утомления собак, он остановился здесь на 3 дня и завел с ними знакомство. Манджуры во все время были с ним ласковы и обходительны.
Имея в сопровождавшем его тунгусе, Афанасии, хорошего толмача, он свободно вел разговор с манджурами и объяснил им, что послан в Искай (залив Счастья), где находятся русские, для наблюдения над устьем реки Амур, для ознакомления с краем и, наконец, для торговли с ними.
Сначала Н. М. Чихачев завел с манджурами разговор о торговле. Они изъявили желание вступить с нами в торговые сношения, но при этом просили, чтобы склады наших товаров были как можно ближе к устью реки Сунгари и никак не далее селения Кизи; объясняли ему те товары, которые им нужны и сказали, что спускаться им по реке Амур в эти места вообще запрещено. Так как торговля наша с ними могла быть только меновая, то они поименовали Чихачеву все. что могут доставлять нам из городов Сензина и Гирина (на р. Сунгари) и города Нангуты, на р. Хурге, впадающей в реку Сунгари у Сензина.
На вопросы манджурам, делаемые Н. М. Чихачевым о положении и состоянии края, они сообщили:
а) Что Манджурия и Даурия, составляющие крайние китайские провинции на северо-востоке, простираются только до Хинганского хребта, из которого берут начало значительные реки: Зея, Бурея, Уссури, Гиринь, Бича и Амгунь.
б) Что этот Хинганский хребет служит на юге водоразделом между реками Сунгари с Хургою и рекою Уссури. Что он, перебрасываясь выше устья реки Сунгари чрез реку Амур, и затем, не доходя Сензина, чрез реку Сунгари направляется к корейским горам к югу до Японского моря.
в) Что все инородцы, обитающие от этого хребта до моря, [166] ясака не платят, так как страна эта признается Китаем в неопределенном положении (т. е., как выражали манджуры, как бы не китайской и не вашей), потому что, говорили они, давно были заключены русским с Китаем какие-то условия.
г) Что все инородцы здешних мест находятся в самом диком состоянии и что ничего другого ожидать нельзя от народа без всякого управления, не признающего над собою никакой власти,— народа, для которого рыба и собаки составляют все насущные потребности.
И д) что в последнее время на Сунгари и в этом крае является довольно иностранных людей (миссионеров), которые, как слышно, доставляют о крае сведения своим судам, весьма часто появляющимся у берегов этого края. Эти люди являются сюда в различных видах: какими-то толкователями (проповедниками), колдунами и шаманами и иногда называют себя русскими. Носят они постоянно туземную одежду и где только возможно стараются внушить как туземцам, так и некоторым из нас, манджуров, злонамеренность к русским. Так, например, говорит Чихачев, по приезде моем на устье реки Гиринь, был распущен слух, что все русские товары отравлены и что первый манджур, который наденет кофту из нашего сукна, купленного на реке Амур, иссохнет, и что будто бы при проезде русских чрез деревню непременно умрет кто-либо из туземцев этой деревни. Наконец, манджуры рассказывали Н. М. Чихачеву, что один из подобных людей поселился, было, в горах, на реке Сунгари. На вопрос манджуров, кто он и зачем живет тут,— иностранец отвечал, что он будто бы какое-то высшее существо, которому все должны поклоняться. Этот ответ стоил, однако, ему жизни.
При всех подобных рассказах манджуры изъявляли удивление, почему русские не обращают на этот край должного внимания, и с ужасом говорили ему о действиях иностранных судов, плавающих к берегам Китая и у берегов этого края и достигающих ныне даже залива Нангмар. Манджуры при этом вообще со страхом объявляли Чихачеву, что иностранцы легко могут занять этот края и спрашивали: «неужели обо всем этом не знает ваш начальник на Искай. который, как мы слышали, недавно туда прибыл».
Все инородцы рек Амгунь и Гиринь, а равно и озера Самагиров [167] объяснили Н. М. Чихачеву, что реки Амгунь, Гиринь, Бурея, Тугур и Уди выходят из одного Хинганского хребта и что из селения Самагир по реке Амгунь и по притоку ее, речки Ама, до подошвы этого хребта можно доехать на собаках в 2 дня, а с реки Гиринь, от селения Гири — в 4 или 5 дней, и, наконец, что они слышали, что около реки Амур есть дурные русские, которые подстрекают инородцев, чтобы нас убить.
Донесение свое Н. М. Чихачев кончает следующими строками:
«Окончив таким образом первую часть данных мне приказаний и получив из селения Оди от топографа Попова важное сведение о подходящем к заливу Нангмар иностранном судне, я сейчас же возвратил Попова в Кизи с приказанием Березину немедленно следовать с этим известием в Петровское и оттуда, с вашими распоряжениями, поспешить прибыть ко мне обратно в залив Нангмар; сам же, взяв из с. Оди проводника, отправился в залив Нангмар. Прибыв туда, я нашел его покрытым сплошным льдом. Море к югу от залива было чисто, и на горизонте был видно под парусами двухмачтовое судно, лавировавшее к северу. Я начал тщательно наблюдать за этим судном, а прибывшему из Кизи в залив Нангмар топографу Попову приказал производить береговую съемку залива.
По очертанию берега и по определенной мною широте я увидел, что это тот самый залив, который Лаперуз назвал заливом де-Кастри. При осмотре берегов его мы нашли на скале высеченную фамилию Лаперуза, а у одного из туземцев этого залива, мангуна селения Нангмар, расположенного при речке того же имени, впадающей в западную мелководную бухту залива, нашли зеркальце, на рамке которого было вырезано: 1787 г., Лаперуз.
Между тем, судно приближалось к входу в залив и все более и более стало походить на военную шхуну-бриг. Казалось, что оно выжидало очищения залива ото льда, чтобы войти в оный; но не дождалось этого и направилось к югу вдоль берега. Судя по его движениям, можно было предполагать, что оно производило опись берега.
Туземцы залива де-Кастри и инородцы, обитавшие по берегу этого залива и к югу, наконец, туземцы, прибывшие с озера Кизи и реки Амур для ловли тюленей, рассказывали мне, что [168] шлюпки с подобных судов бывают на берегу и знаками, а иногда и через переводчиков, объясняют им, чтобы они селиться русским здесь не дозволяли, ибо, говорят они, только что русские у вас поселятся и укрепятся, то всех вас истребят».
Окончив опись залива и приказав Попову тщательно наблюдать за иностранными судами, г. Чихачев пошел с тунгусом по прямому пути на озеро Кизи навстречу Березину с целью получить скорее сведения из Петровского и провизию, которая у них вся вышла, а вместе с тем обследовать перевал из залива на озеро и вообще путь до с. Кизи. В это время в лесу, а равно и по берегу озера, было еще много снега, а потому они едва могли пробираться на нарте, на собаках. Перевал из залива на озеро оказался около 18 верст; он шел чрез небольшую возвышенность.
Не доезжая 30 верст до селения Кизи, Н. М. Чихачев встретил в полном смысле распутицу и почти непроходимую грязь. Половина собак из его нарты околела, а потому он вынужден был оставить нарту с тунгусом, а сам с котомкой на плечах по грязи, почти до колена, пробираться в Кизи. Не доходя до этого селения около 25 верст, он встретил на нарте Березина, шедшего к нему из де-Кастри с провизией и приказаниями. Н. М. Чихачев возвратил Березина в Кизи, а сам с тунгусом поехал или, лучше сказать, пошел пешком обратно в де-Кастри. Собаки Березина едва могли тащить нарту с несколькими сухарями и чаем. 3-го мая с большими трудами Чихачев достиг залива, который 28 апреля уже вскрылся ото льда и к 1 мая был совершенно чист от него. [169]
ГЛАВА XVI.
Южное прибрежье Татарского залива по сведениям, полученным от туземцев. — Путешествие Чихачева из залива де-Кастри в Петровское. — Донесение Бошняка о протоке Уй. — Реки: Биджи и Пильду. — Обследование протока и озера Кизи. — Левый берег р. Амур между с. Ухтре и устьем р. Амгунь. — Донесение Березина о пути по Амуру. — Съемка топографа Попова. — Результат исследований гг. Бошняка, Чихачева, Березина, Попова и Воронина. — Прибытие корвета «Оливуца». — Донесение начальника Николаевского поста. — Уведомление Завойко. — Ответ генерал-губернатора.
Вскоре после прибытия Чихачева пришла в залив шлюпка с несколькими туземцами с южного прибрежья. Они сообщили, что в 8 дней пути, при тихой погоде, на лодке можно достигнуть огромного закрытого залива, вроде озера Хаджи, а далее к югу есть много заливов, которые почти всегда бывают открыты. Недостаток в продовольствии не дозволил Н. М. Чихачеву проследовать в залив Хаджи, однако он добился от туземцев подробных сведений о нем, по которым можно заключить, что залив Хаджи представляет обширную и превосходную гавань.
Туземцы брались провожать его в этот залив, когда он захочет, и говорили, что оттуда по рекам Тыми и Хунгари они ездят на реку Амур в селения Кизи и Хунгар.
Окончив осмотр залива де-Кастри, Н. М. Чихачев передал одному из смышленых туземцев объявление на французском языке о принадлежности этих мест России и приказал ему показывать эту бумагу могущим прибыть сюда иностранным судам. Затем на приобретенной лодке отправился вдоль берега к лиману р. Амур.
Следуя с тунгусом и топографом вдоль Татарского берега, он вскоре достиг небольшого низменного разлога [170] между горами. По прорубленной в этом месте туземцами, устланной жердями просеке, имеющей ширину до одной сажени и длину до 2 1/2 верст, туземцы перетаскивают свои лодки с реки Тоби, впадающей в озеро Кизи. Миновав эту просеку, он на реке Тоби встретил на лодке двух нейдальцев из Кизи, которые сообщили ему, что по этому озеру и по Тоби, до перевала, могут ходить большие лодки. Широта этого перевала оказалась 51° 39’N.
Отсюда Н. М. Чихачев отправился далее, вдоль скалистого берега к N. Вскоре северным ветром начало нагонять льды, которыми прижимало их лодку к берегу, так что после пятидневного между льдами плавания лодку окончательно загнало льдами в бухточку, находящуюся около мыса Сущева; едва-едва они не погибли. Вытащив здесь лодку на берег, они ожидали благоприятных обстоятельств, но засвежевший NO ветер нанес еще более льду в бухту. Запас сухарей весь истощился, несмотря на то, что они употребляли их в малых порциях. Н. М. Чихачев решился бросить здесь лодку и, взяв с собою оставшиеся несколько фунтов сухарей, инструменты и карты, отправился до первого ближайшего селения пешком, чрез леса и горы. Перейдя два огромных хребта, они вышли в бухту, совершенно изнуренные и разбитые и к общей радости увидели, что лед сильным штормом разбило, так что можно было снова продолжать плавание. С большой опасностью, по льду, под скалами около моря они достигли своей шлюпки и, спустив ее на воду, пошли на ней к северу вдоль берега. 16-го мая им посчастливилось войти в амурский лиман. Говорю посчастливилось, потому что провизии у них окончательно не было. В лимане они пристали к первой деревне Чеме, ничего не евши сутки, где, пробыв двое суток, отдыхали и утоляли голод юколой и нерпою. Затем, питаясь две недели подобною же пищей, они достигли мыса Тебах, откуда увидели всю северную часть лимана, затертую льдами. Между этими льдами они начали пробираться в Петровское.
Лейтенант Бошняк о своей командировке донес, что 24-го апреля, прибыв в селение Ухтре и остановившись у мангуна Чильгуна, он там и остался весновать. Туземцы оказывали ему внимание и расположение и на расспросы его о Хинганском хребте и о положении края они сообщили то же самое, что говорили Чихачеву и Березину и просили, чтобы мы у них поселились. [171]
Широта селения Ухтре, по наблюдениям полуденной высоты солнца, оказалась 52° 29’N. Река Амур у этого селения начала вскрываться ото льда 7-го мая. Лед шел по реке трое суток, напирал большими массами на мыс, на котором расположено это селение, и часто заходил в устье протоки Уй, соединяющей озеро Ухдыль с рекою Амур. Вода возвышалась при этом до 10 футов, так что покрывала всю низменную часть мыса и берега протоки у ее устья. По этой причине здесь и не представлялось удобства для основания эллинга и селения.
Когда вода спала, 18-го мая, Н. К. Бошняк приступил к описанию и промеру протоки Уй и озера Ухдыль. Первая течет по направлению от SW на NO и имеет длину 27 верст; ширина ее от 20 до 40 сажень, а глубина от селения Ухтре, у устья протоки, до селения Пяхта, лежащего на правом берегу ее, от 22 до 36 футов. От селения Пяхту до истока ее из озера Ухдыль глубина от 22 до 10 футов. Из протоки Уй в реку амур ведут три естественных канала. Первый, самый глубокий, немного выше селения Ухтре, имеет ширину от 8 до 10 сажень, а самую малую глубину — 10 футов. Второй канал против селения Пуль, лежащего на правом берегу реки Амур, имеет глубину до 12 футов, а третий. у селения Коим, имеет глубину до 10 футов. Глубина фарватера реки Амур, около этих мест, 15 сажень. Правый берег протоки Уй более приглубый и возвышенный, нежели левый, южный, и оба берега луговые; только около селения Пяхту на левом, северном берегу растет лес. В расстоянии около 10 верст от этого берега идут горы, покрытые прекрасным строевым лесом.
Берег около селения Пяхту, на пространстве около 10 верст, возвышенный и при прибылой воде никогда не затопляется, остальная же часть, а также весь южный — затопляется водою. Местность около селения Пяхту весьма удобна как для поселения, так равно и для основания эллинга.
Озера Ухдыль имеет общее направление от WSW на ONO и тянется на расстояние около 50 верст. Северный берег озера приглубый. возвышенный и частью скалистый; южный же низменный, отмелый, тундристый и болотистый. На северном возвышенном берегу много строевого леса, как-то: ели, кедры и частью сосны, а на юго-западной его стороне находится большой залив, в который впадают две значительные реки, берущие начало из [172] хребтов Биджи и Пильду. Ширина этого залива по параллели 8 верст, а длина по меридиану около 18 верст; глубина его от 5 до 15 футов. На баре река Пильду имеет глубину 3 фута, а река Биджи до 4-х. В этом заливе лежат два острова: один, низменный, против устья Пильду (в 2-х верстах) — около пяти верст в окружности, а другой — скалистый, поросший лесом и возвышенный — против устья Биджи; последний имеет в окружности около 4-х верст и находится в полутора верстах от устья этой реки.
Река Биджи, по словам туземцев, гораздо более реки Пильду. Обе они при устьях имеют возвышенные гористые берега и впадают в озеро с западной стороны. Расстояние между их устьями около 5 верст. При устье Пильду, впадающей в озеро южнее Биджи, находится селение Курчи. Широта его, а вместе с тем и самая южная часть озера, 52° 6’N, а исчислимая долгота около 138° 55’О. По словам туземцев, на возвышенных и вообще гористых берегах обеих этих рек находится большое количество прекрасного строевого и корабельного леса. Некоторые деревья, по словам туземцев, от полутора до двух обхватов толщиною. Река Пильду течет от WSW, а река Биджи от W.
От селения Курчи на StW в 35 верстах на северном берегу озера при речке Ухдыль находится селение того же имени. Оно составляет самый северный пункт озера; широта его 52° 26’, а исчислимая долгота около 139° 5’. На NOtO от него, в расстоянии около 30-ти верст, на южном берегу озера лежит селение Ныни, от которого до селения Тази. лежащего у истока протоки или канала Уй около 35-ти верст по направлению NOtN.
На южном берегу озера, в расстоянии от селения Тази около 4-х верст, находится небольшой мелководный залив (до 2-х футов глубины), шириною до 5 верст и длиною до 7 верст. В этот залив с южной стороны впадают две незначительные речки, Сальги и Гильба, берущие начало из гор. Глубина озера под северным гористым его берегом от 30 до 20 футов, но она постоянно уменьшается к южному низменному берегу его, так что около этого берега всего от 4-х до одного фута. При истоке из озера протоки Уй, оно имеет от 8 до 7 футов глубины, а южная часть его усеяна банками и отмелями; в северной части, напротив, нет ни одной банки и мели.
Окончив таким образом описание и промер озера Ухдыль [173] и протоки Уй, 30-го мая Н. К. Бошняк отправился в селение Кизи для содействия Березину, который там заболел. Прибыв туда 5-го июня, он до 12-го числа сделал промер протоки Кизи и части озера при впадении этой протоки. Глубина там оказалась от 18 до 26 футов. Из протоки в озеро идет извилистый канал, глубина которого от 8 до 12 футов, глубина же озера от 30 до 15 футов.
Из Кизи г. Бошняк спустился по р. Амур к Ухтре, а отсюда, следуя на NtW по главному фарватеру реки Амур и придерживаясь левого берега ее к устью реки Амгунь. Оно, таким образом, миновал селение Тлям и через 55 верст достиг селения Отьку, лежащего при устье мелководной протоки и при таковом же озере (около 10 верст в окружности). От этого селения до устья реки Амгунь около 15 верст. Весь этот берег луговой, низменный и в большую воду затопляющийся. На нем Н. К. Бошняк не заметил ни одного места удобного к заселению. К западу от него, около 20 верст, видны были горы. Глубина фарватера реки Амур, на пространстве от Кизи до устья Амгуни, от 8 до 12 сажень, а местами 15 сажень. Река усеяна низменными, луговыми островами и имеет ширину от 8 до 20 верст. С устья реки Амгунь Н. К. Бошняк отправился прямо в Николаевск, куда и прибыл 18-го июня.
В заключение своего донесения от 14-го июня 1852 г. Николай Константинович пишет, что, судя по всему слышанному им от туземцев и манджуров из Сензина, оказывается: а) чтобы иметь влияние на этот край, необходимо нам поселиться на Амуре, как можно ближе к устью реки Уссури. б) Надобно принять энергические меры для уничтожения распространяемых о нас вредных слухов как беглыми русским, так и появляющимися здесь миссионерами и некоторыми манджурами. в) Нет никакого сомнения в том, что на берегу Татарского залива, к югу от залива де-Кастри, находится несколько закрытых бухт, и что туземцы с рек Амур м Уссури посещают эти бухты, достигая их внутренним путем. г) Точно также нет никакого сомнения и в том, что иностранные суда все чаще и чаще посещают ныне Татарский залив, и наконец — д) что реки Биджи и Пильду заслуживают особенного внимания, ибо берега оных изобилуют огромным количеством леса, который удобно сплавлять в реку Амур.
Приказчик Березин от 26-го июня донес мне, что до селения [174] Тыр он доехал скоро и благополучно, отсюда же едва с помощью туземцев мог дотащиться по льду, или лучше сказать по воде, до селения Аур. От этого селения до Кизи он ехал берегом по грязи и на пути в де-Кастри встретил Н. М. Чихачева, шедшего пешком с котомкою на плечах и совершенно изнуренного. Отсюда он довез Чихачева до оставленной им нарты, отдал ему свою и снабдил его провизией, а сам на нарте Чихачева возвратился в Кизи, где занялся расторжкою с гиляками и мангунами и наблюдением за вскрытием Амура, протоки и озера Кизи.
Главный фарватер реки Амура, идущей под левым берегом, начал вскрываться 2-го мая, протока Кизи очистилась 4-го мая, а озеро Кизи 12-го. Вскрытие это совершилось при подъеме воды на 8 футов весьма тихо, в особенности в протоке Кизи. В озере лед исчез на месте. Весна, или лучше сказать лето, настала здесь как бы мгновенно. 6-го мая все было покрыто зеленью.
Местности у селений Кизи и Котово представляются во всех отношениях удобными для заселения. Против селения Кизи река Амур наполнена целым архипелагом островов, из которых один, лежащий около 1 1/2 версты от Кизи, горист, возвышен и покрыт дубовыми и березовыми рощами, прочие же луговые и большей частью низменные. Против Кизи река Амур так широка, что горы противоположного левого берега едва видны. Березин, несмотря на закаленную натуру, захворал в Кизи от изнурительного путешествия по воде и грязи. У него сделалась лихорадка и заболела нога, так что он несколько дней не мог двигаться и производить промеры. Последний сделан был Николаем Константиновичем Бошняком. В селении Кизи Березин стоял в юрте мангуна Ганкина. Этот мангун, а равно и все жители как этого селения, так и соседственного с ним — Котово, лежащего в 2-х верстах от Кизи, во время болезни Березина показали свою доброту и радушие. Они ухаживали за ним, прикладывали к его больной ноге какие-то травы, заговаривали воду и давали Березину пить ее. Кроме того, они потчевали его просом, выучились заваривать чай и варить для него уху из свежей рыбы: окуней, карасей и осетров, которых там было в изобилии. Жители этих селений просили Березина, чтобы русские поселились у них. Чрез них он имел сообщение с [175] Н. М. Чихачевым в заливе де-Кастри и посылал с ними к Чихачеву сухари и просо; они же дали знать о болезни Березина Бошняку, в селение Ухтре. Всего замечательнее в этих людях то, что они не хотели принимать от Березина никакого вознаграждения, объясняя, что когда человек болен, то всякий обязан ему помогать, и кто возьмет за это плату, тот, по их понятиям, должен сейчас же умереть. Поправившись от болезни, Березин в приобретенной им лодке поплыл обратно в Петровское. На пути все инородцы принимали его радушно.
Топограф Попов донес мне, что, следуя вверх по реке Амур с Березиным для соединения с Н. М. Чихачевым, он от селения Тыр 55 производил глазомерную съемку правого берега реки Амур до селения Кизи, положение которого таково: от мыса и селения Тыр до селения Тыми, на пространстве 20 верст, правый берег идет по параллели, от селения же Тыми до возвышенного скалистого мыса Аур, на пространстве около 90 верст, этот берег идет по меридиану. От этого селения до мыса Аур по берегу реки расположены следующие селения: Чальмок — в 10 верстах от Тыми, Пат — в 20 верстах от Чальмока, Хоре — в 15 верстах от Пата, Тенча — в 10 верстах от Хоре, Пуль — в 8 верстах от Тенча, Коим — в 5 верстах от Пуля, Манзи — в 5 верстах от Коима, Дире — в 6 верстах от Манзи и Аур в 10-ти. Местность между селениями Пат и Хоре и между Манзи и Дире удобна для земледельческого заселения. Из селения Тенча, через небольшой хребет, гиляки ходят в лиман, в селение Чеме, лежащее в 20 верстах от мыса Лазарева. Этим путем от Тенча до Чеме около 70 верст. От селения и мыса аур правый берег до Кизи, около 40 верст, низменный и направляется от SSO к NNW. Здесь два селения: Каби — по средине пути и Уди — в 5 верстах от Кизи.
Результаты всех упомянутых исследований весьма важны; они обнаружили: 1) что на обладание островом Сахалином сохраняется право за Россией. 2) Что залив де-Кастри представляет ближайший к лиману рейд в Татарском заливе. 3) Что определение вершин рек Амгуни и Гиринь может указать окончательно, что, по смыслу 1-го пункта Нерчинского трактата 1689 г., приамурский и приуссурийский края до моря должны составлять [176] принадлежность России, и наконец 4) что на прибрежье татарского залива находятся закрытые бухты, более или менее связанные с реками Амур и Уссури. Из вышесказанного очевидно, что для дальнейшего исследования края, в видах окончательного разрешения весьма важного морского вопроса, а равно и для уничтожения вредных для нас слухов, необходимо было основать следующие посты: на вершинах рек Гиринь, Амгунь и Амур, в селениях Кизи и Хунгари, на устье Уссури, в протоке Вияхту, на Сахалине и на матером берегу в заливе де-Кастри; кроме того, по крайней мере, в двух бухтах к югу от этого залива, ибо, оставаясь исключительно в Николаевске в виду чаще и чаще появляющихся судов в Татарском заливе, наблюдение за ними невозможно, а без этого описываемый край может быть навсегда потерян для России. В этих видах я и решился действовать к достижению сейчас упомянутых целей и потому отправил мичмана Чихачева на ботике и баркасе в Николаевск с продовольствием и запасами как для обеспечения этого поста, так равно и для снабжения предположенной отправить из Николаевска, вверх по Амуру, экспедиции.
Между тем, 18-го июля, пришел на петровский рейд корвет «Оливуца»; это было первое наше военное судно, посетившее Петровск. На нем находились мичмана Петров и Разградский, назначенные на службу в Петропавловск. Командир корвета, лейтенант Лихачев 56, представляя мне бумаги от Завойко, Кашеварова, от главного правления российско-американской компании и от генерал-губернатора Н. Н. Муравьева, донес, что ему строго приказано быть в Петропавловске никак не позже 1-го августа, и что он для экспедиции ничего не привез.
В то же самое время начальник Николаевского поста Н. К. Бошняк донес мне: 1) что в ночь с 15 на 16 июля 5 матросов на вельботе неизвестно куда скрылись из поста; 2) что в команде все более и более стали поговаривать о том, что будто бы манджуры скоро нас всех вырежут, и 3) что принимаемые им меры к отысканию скрывшихся людей остаются тщетными. Некоторые из туземцев говорят, что они проплыли в лиман, а другие, напротив, утверждают, что беглецы ушли вверх по [177] реке. Шлюпки у Чихачева никакой не было, да и посылать из команды было некого, ибо там оставалось всего 15 человек, из которых четверо больных. Команда показала на допросе, что скрывшиеся люди неоднократно бегали и из Охотска.
Камчатский губернатор Завойко писал мне от 2-го июня: «По неимению судов в Петропавловске, корвет должен быть возвращен немедленно, а казенное довольствие в экспедицию будет доставлено осенью на боте «Кадьяк», который прежде этого должен развести это довольствие в Гижигу и Тигиль. Казенных судов в Петровское более не будет».
Главное правление российско-американской компании в ответ на депешу мою, посланную 2 ноября 1851 г., пишет мне от 1 марта 1853 г.: «Распространение круга действия экспедиции за пределы Высочайшего повеление не сходствует намерениям главного правления, тем более что, включая убытки, понесенные уже компанией по случаю затонувшего барка «Шелехов», простирающиеся до 36.000 рублей, вместе с отправленными в 1851 г. товарами достигли уже до 59,000 рублей, т. е. суммы, определенной на экспедицию до 1854 г. Поэтому представление ваше об увеличении средств экспедиции товарами и жизненными запасами правление не признает ныне своевременным, впредь до получения от торговли прибылей, могущих покрыть издержки компании. Но, однако, останавливаясь ныне исполнением ваших требований, главное правление представляет оное на благоусмотрение генерал-губернатора».
Генерал-губернатор Н. Н. муравьев, от 4 марта 1851 г., в ответ на рапорт мой от 3 ноября 1851 года пишет:
«Относительно увеличения средств экспедиции от российско-американской компании, согласно вашим требованиям от 2 ноября 1851 г., паровым баркасом, катером и различного рода запасами и товарами,— я вместе с сим же предлагаю главному правлению компании, не стесняясь определенною на экспедицию суммою, исполнить оное. Что же касается до присылки собственно для экспедиции парового судна из Кронштадта, то я отнесся уже с просьбою к начальнику главного морского штаба и с этою же почтою предлагаю к точному исполнению начальнику аянского порта Кашеварову исполнять ваши требования и отправлять в Петровское зимовье товары, запасы и прочее и на компанейских судах, следующих из Аяна в Ситху». [178]
На рапорт мой от 20 февраля 1852 года генерал-губернатор от 19 апреля 1852 г. пишет:
«О присылке в экспедицию людей из Охотска 50 человек хорошего поведения я сделал распоряжение камчатскому губернатору; прислать же при них 2 офицеров не имею возможности, ибо в них ощущается недостаток в камчатке. Что же касается до испрашиваемого вами от меня разрешения о командировании офицера для поверки слухов о поселившихся около устья Сунгари беглых русских и об исследовании реки Уссури и перехода с этой реки к заливу на татарском берегу, исследования этого берега и, наконец, занятия с. Кизи, то так как все эти места лежат за пределами земли гиляков, то я, в виду Высочайшего повеления, не имею права дать вам от себя подобного разрешения; но, находя доводы, изложенные вами в рапорте от 20 февраля, вполне уважительными, я вхожу ныне же с представлением об этом начальнику главного морского штаба князю Меньшикову для доклада Его Величеству. О последующем немедленно будете уведомлены».
Начальник аянского порта Кашеваров на предписание мое от 14 апреля донес мне 14 июля 1852 г. следующее: «Предписание Ваше от 14 апреля я препроводил генерал-губернатору и в главное правление компании. Впредь до распоряжения правления я, как начальник аянской фактории, не имею права сделать каких-либо распоряжений по этому предписанию и не могу выходить из той нормы по снабжению экспедиции запасами и товарами, какая определена правлением. Ныне же, по неприбытии еще из колоний в Аян судна, ничего не могу Вам отпустить с корветом «Оливуца» и долгом своим считаю предупредить, что в нынешнем году едва ли буду иметь возможность снабдить экспедицию и тем даже количеством запасов и товаров, которое прежде было определено правительством. Запасы и товары эти, вследствие строгого мне предписания главного правления, никак не могут быть отправлены на компанейском судне, а должны быть доставлены Вам на казенном. Что же касается до офицеров, то они следуют в Камчатку на корвете «Оливуца», и вы, следовательно, сами распорядитесь». [179]
ГЛАВА XVII.
Донесение Кашеварова от 14 июля 1852 г. — Наше грустное положение. — Меры, принятые мною против голодной смерти. — Донесение генерал-губернатору от 20 мая 1852 г. — Инструкция Воронину и Бошняку. — Их экспедиция и цель ее. — Донесения Березина, Воронина и Бошняка.
Получив упомянутые в предыдущей главе предписания, уведомления и донесения, я убедился, что если не начать тотчас же энергично действовать, то мы все умрем голодной смертью, ибо казенного продовольствия в экспедиции было только до 1 октября, сахара и чая оставалось только до 1 августа, а белой муки и тому подобного совсем не было. Надежда на получение муки и крупы на боте «Кадьяк», который должен был сначала снабдить Гижигу, была весьма сомнительна, ибо вход в реку Гижигу возможен только с попутным ветром, при сизигийных водах 57. Поэтому я предписал командиру корвета «Оливуца», оставив в экспедиции мичманов Разградского и Петрова и 10 человек из команды, немедленно следовать в Аян и требовать от г. Кашеварова исполнения следующего предписания: « 1) На корвете «Оливуца» немедленно отправить в Петровское муки, крупы, соли и различных запасов и товаров, какие только найдутся в Аяне, имея в виду, что в случае нужды аянский порт может быть снабжен из Якутска. 2) По приходе в Аян компанейского судна все остальное по моему требованию отправить на оном в Петровское. 3) Прилагаемое при этом донесение мое генерал-губернатору немедленно отправить с нарочным».
В донесении этом (от 20 июля 1852 г.) я, во-первых, изложил [180] важность результатов моих исследований и, вследствие оных, предполагаемые измененные распоряжения мои для дальнейших действий; во-вторых, критическое положение, в которое ставится экспедиция распоряжением главного правления компании,— распоряжением, совершенно противным ее торжественному уверению («что она готова помогать экспедиции в достижении важной государственной цели»), и наконец, в-третьих, что для разъяснения всех обстоятельств, какие встречаются на месте, я вышлю к нему одного из главных моих и неутомимых сотрудников, Н. М. Чихачева. В заключение я писал генерал-губернатору следующее:
«После всего этого остаюсь уверенным, что при ходатайстве Вашего Превосходительства пред Государем императором экспедиция моя поставится в самостоятельное и надлежащее положение и ей дадутся средства, о которых я уже имел честь представлять Вашему Превосходительству. Тогда только, согласно упомянутому плану моему, я буду в состоянии прочно водвориться в этом крае и фактически заявить Китая и иностранцам о принадлежности его России».
Между тем, для подкрепления Николаевского поста и перемены некоторых людей из команды оного, а равно и для объявления туземцам о розысках наших матросов, были отправлены горою с 15-ю человеками Н. М. Чихачев и мичман Разградский. Г-ну Чихачеву приказано было, по соглашению с г. Бошняком, удалить из Николаевска тех людей, которые оказываются сомнительными, и прибыть с ними в Петровское. Объявить гилякам окрестных деревень, чтобы они брали и представляли в Николаевск тех из людей, которые будут распускать неблагоприятные для нас слухи. Г-ну же Разградскому остаться в Николаевске для содействия Н. К. Бошняку.
28-го июля корвет «Оливуца» возвратился из Аяна в Петровское с незначительным количеством запасов и товаров, причем г-н Кашеваров уведомил меня, что по неприбытии еще в Аян компанейского судна он более послать не мог.
Корвет с мичманом Чихачевым отправился сейчас же в Аян. Г-ну Чихачеву поручено было, объяснив Кашеварову о необходимости снабдить экспедицию на компанейском судне, следовать в Иркутск к генерал-губернатору, чтобы представить ему подробный отчет о всех обстоятельствах, встречаемых на месте и о необходимости решительных действий. [181]
После этого, согласно упомянутому плану, для приготовления к занятию селения Кизи и залива де-Кастри и к удалению из края миссионеров, а равно и для обследования протоки Вияхту и залива Дуэ и наблюдения за иностранными судами, я командировал к острову Сахалину на военной шлюпке подпоручика Воронина, которому приказано было, следуя лиманом вдоль сахалинского берега, достигнуть селения Дуэ, подробно описать залив и реку Дуэ, и протоку Вияхту, а равно озеро, из которого она выходит, с целью определения, в какой степени эти места представляют удобства к заселению и к подходу судов для нагрузки каменным углем. Туземцам объявлять, что так как остров Сахалин составляет русское владение, то все обитатели оного принимаются под наше покровительство. В случае появления около этих мест иностранных судов, тщательно следить за их действиями, а при встрече с ними, с поднятием на шлюпке военного флага, объявлять от имени правительства, что как остров Сахалин, так равно и весь матерый берег Татарского залива до корейской границы составляют русские владения, а потому всякие произвольные распоряжения в этих местах допускаемы быть не могут. Наконец ему приказано было разведывать: не проплыли ли по лиману, и куда именно, наши беглые из Николаевска.
Лейтенанту Бошняку, которого в Николаевске на время его отсутствия заменил мичман Разградский, приказано было, следуя вверх по реке Амур под левым берегом ее и достигнув селения Ухтрэ, осмотреть, при стоявшей тогда высокой воде в реке Амур, местность около селения Пяхта в протоке Уй. Он должен был удостовериться: во-первых, не затопляется ли она водою, а во-вторых, каково вообще состояние этой местности, и удобна ли она для предполагавшегося занятия оной земледельческим поселением. Из протоки Уй Бошняку приказано было подняться по протоке, идущей к S и соединяющейся с р. Амур, по словам туземцев, против мыса аур, отстоящего в 40 верстах от Кизи. Затем проследовать в Кизи и оттуда, по озеру того же имени и реке Тоби, достигнуть до перевала с этой реки к морю. На этом пути сделать промер озера и реки Тоби и. если возможно, с помощью туземцев перетащить лодку к морю и следовать к заливу де-Кастри. Буде это сделать представится затруднительным, то, оставив лодку на озере, достигнуть залива [182] де-Кастри горою, пешком. По прибытии туда осмотреть хорошенько местность, в видах основания там поста, и объявить жителям, что так как весь берег наш, тот их, а равно и всех туземцев, обитающих по этому берегу к югу и по рекам Самальге, Сайфуну и далее, мы принимаем под свою защиту и покровительство. Одному из более толковых домохозяев из туземцев оставить объявление на французском и английском языках о принадлежности приамурского и приуссурийского края России и приказать предъявлять оное каждому иностранному судну, могущему явиться в этом заливе. Этому туземцу объявить, при собрании остальных жителей, что оно назначается от нас старшим и что все должны его слушаться.
По исполнении этого, Бошняку было предписано направиться к Кизи, осмотреть около этого селения местность, в видах основания там нашего поста, объявить об этом жителям и избрать из них, подобно, как и в де-Кастри, старшего, к которому мы могли бы обращаться с приказаниями; последние, под страхом наказания, должны исполняться туземцами. При этом Бошняк должен был объяснять туземцам, что всякая с их стороны услуга нам будет вознаграждаема, и что мы не только не будем делать каких-либо им насилий, но строго накажем всех тех, которые осмелятся что-либо предпринять против них. Таковые же объявления и распоряжения предписано было Бошняку делать на его обратном пути в значительных селениях и вместе с тем разведывать о наших беглых, объясняя туземцам, что эти люди дурные и чтобы они старались как их, так и всех. которые распускают о нас худые слухи, ловить и представлять в Николаевск, за что будут получать щедрое вознаграждение.
В то же время, на гилякской лодке, вверх по реке Амур был отправлен в селение Кизи приказчик Березин с целью разведки наших беглых и для содействия г. Бошняку. Березину приказано было следовать под правым берегом реки Амур, замечать места удобные для населения земледельцами, производить расторжку с инородцами и встречными манджурами, а по прибытии в Кизи находиться в распоряжении Бошняка.
12-го августа был послан на ботике в лиман подпоручик Орлов. Ему предписано было испытать, нельзя ли на этом судне произвести промер главных фарватеров лимана. [183] Мичман Петров был занят тогда перевозкою на баркасе из Петровского в Николаевское продовольствия и товаров.
Таким образом, все члены моей экспедиции имели особые поручения. Последние были вызваны тем обстоятельством, что я не получил подкрепления ни командами, ни судами и поэтому не имел решительно никакой возможности распространять наши действия далее селения Кизи. В эту навигацию мне поневоле пришлось ограничиться весьма малым районом. Назначением экспедиций я имел в виду: а) приготовиться к занятию Кизи и залива де-Кастри как важных и ближайших к Николаевску пунктов, могущих служить опорными пунктами к дальнейшим действиям, согласно упомянутому плану; б) распространить на этом пространстве наше влияние и гражданственность, что также необходимо было для обеспечения наших действий; наконец в) возможным отстранением, в навигацию этого года, всяких покушений на этот край иностранцев.
Итак, в навигацию 1852 года я имел возможность сделать только приготовительные распоряжения для прочного утверждения нашего в северной части приамурского края.
Отправив экспедицию 16-го августа, я и сам отправился в Николаевск, где заложил флигель и казарму, в которые должны были перейти на зиму команды этого поста. В Петровском же в это время строился пакгауз.
Положение экспедиции к осени 2852 года было таково:
1. В Николаевском 25 человек.
2. В Петровском 23 человека.
3. В командировке с Орловым, Ворониным, Бошняком и Петровым 16 человек.
Вся наша сила состояла из 64 человек.
При ней было: 3 пушки трехфунтового калибра, 2 пуда пороха, 2 1/2 пуда свинца и 60 кремневых ружей, из которых 20 были негодны. Затем палубный, в 29 футов длины, ботик и 6-ти весельный баркас — оба выстроенные в петровском; 5-ти весельный вельбот, четверка, 2 гилякских лодки и одна трехлючная байдарка.
Таковы были наши средства к защите, передвижению и действию в крае, где с одной стороны мы были окружены дикарями, [184] в несколько сот крат превышавшими нас численностью и не имевшими ни малейшего понятия о гражданственности,— дикарями, способными восстать против нас при первом сколько-нибудь смелом и разумном к тому их подстрекательстве или при первом сколько-нибудь ошибочном или трусливом с нашей стороны шаге. С другой стороны, более 2-х миллионов манджуров могли легко, по рекам Сунгари и Амуру, выслать на нас такую силу, которая могла бы забросать нас шапками. Всякая надежда на помощь или на отступление была для нас невозможна. Ближайший к нам пункт — Аян — был отрезан от нас непроходимым, тысячеверстным, пустынным пространством.
При таком-то положении нам пришлось действовать и брать на себя всю тяжкую за то ответственность, каковую, как мы видели, не решился взять на себя и генерал-губернатор. Если бы еще при этом случилось нам потерять часть команды или возбудить неприятные столкновения, чего можно было ожидать каждую минуту, то не трудно себе представить, как бы мы жестоко поплатились за смелые подвиги. Между тем, мы не только не были обеспечены материально, но даже лишены единственной отрады для души — храма Божия; нам отказали даже в священнике.
В 1852 году мы были как бы всеми забыты и отданы в жертву случайностям и голодной смерти. Поэтому всякий может судить, каково было тогда наше положение. Особенно тяжело было бедной жене моей, разделявшей наравне со всеми все трудности, опасности и лишения и имевшей больного ребенка, которому угрожала голодная смерть 58, ибо жена сама кормить не могла, а кормилиц не было. Мне, как отцу и начальнику, на котором за всех и за все лежала полная ответственность перед Богом и отечеством, конечно, было тяжелее всех. Надежда на милость Всевышнего Творца и убеждение, что действия наши клонятся к благу отечества, единственно поддерживали в нас крепость духа, энергию и отвагу столь необходимые при таких обстоятельствах.
24-го августа, на туземной лодке, был привезен в Петровское совершенно больной приказчик Березин. Он сообщил, что заболел в селении Пуль, где туземцы и манджуры во все время его болезни весьма внимательно ухаживали за ним. О проплытии [185] вверх по реке амур людей из Николаевска туземцы ничего не слыхали.
Вслед за Березиным прибыл с Сахалина Воронин; он донес, что бухты Дуэ и Вияхту открыты для южных, северных, северо- и юго-западных ветров, но что стоянку судов в бухте Дуэ можно сделать удобной, стоит лишь воспользоваться рифами, идущими от берега, а именно провести по этим рифам насыпи, которые защищали бы бухту от упомянутых ветров. Широта мыса Дуэ, по наблюдению Воронина, оказалась та же самая, как и у Бошняка. Грунт в бухте вообще надежный, берега приглубы и изобилуют каменным углем. местность по речке Дуэ, которая имеет глубину на баре до 2 футов, а далее от 8 до 10 футов, удобна к заселению. «Чтобы воспользоваться минеральным топливом,— говорит Воронин,— необходимо прежде всего обратить внимание на то, чтобы сделать удобную гавань для нагрузки судов». Кроме Дуэ, особе внимание надобно обратить на местность около селения Мгач как в отношении добывания каменного угля, так равно и в отношении удобства поселения. Она расположена между речками Мгач, Чернай и Мычнай, протекающими в небольшом друг от друга расстоянии. Недалеко от этих мест отсюда течет река Тыми. Затем заслуживает внимания бухта Уанды, в которую впадают 2 речки: Большая и Малая Уанды. Эта бухта защищена гораздо лучше Дуэ: с северо-запада ее ограждает увалистый мыс Уанды, а с юга — остров и идущий от него к берегу риф. Пользуясь этим, здесь небольшого труда будет стоить сделать для судов прикрытие и хорошую, спокойную стоянку. Речка Большая Уанды имеет глубину на баре 3 фута, а далее до 12 футов. Долина этой бухты представляет все удобства к заселению; берег бухты приглубый и чистый и каменного угля огромное количество. Широта устья речки Большой Уанды 51° 22 1/2 ‘ N. Эта местность, по мнению г. Воронина, одна из лучших на всем виденном им пространстве.
Устье протоки Вияхту лежит в широте 51° 36’42” N; вход в нее с моря, между лайдами, идет на SO 79° и потом, по самой протоке, на SO 12°. Глубина при устье в малую воду до 5 футов, а в прибылую до 9 и 10; в самой же протоке глубина от 12 до 14 футов. Эта протока выходит из небольшого озера того же имени, имеющего полторы мили длины по направлению NtW — StO и 3/4 мили ширины на O и W; оно вообще наполнено [186] лайдами и имеет глубину не более 10 футов. С востока в него впадает речка Вияхту, имеющая 1/4 мили длины. Берега озера вообще низменные, луговые, но есть местности возвышенные и удобные к заселению, в особенности долина и берега речки и протоки. Здесь также много каменного угля. Сильное течение в протоке (от 3 1/2 до 5 узлов) и банки, между которыми идет в нее узкий и довольно извилистый фарватер, делают вход в нее затруднительным и опасным.
По словам туземцев, на всем западном берегу острова нет ни одной сколько-нибудь закрытой бухты. Они говорили также Воронину, что суда плавают около эти мест вообще ранней весною, т. е. в то время, когда в лимане еще стоят льды, и что люди, съезжающие к ним с этих судов, делают насилия и буйства.
В то же время возвратился на ботике подпоручик Орлов и донес, что из нескольких попыток, сделанных им для определения лиманских фарватеров, он убедился, что без надлежащих паровых средств достижение этой цели невозможно.
Между тем, 20 августа явились в Петровское с гиляками трое матросов, высаженных с китобойных судов в Тугурской губе. Они пришли едва живые и благословляли судьбу, что нашли, наконец, жилье, где можно есть по-человечески, ибо более полутора месяца они питались кореньями, ягодами и юколой. В это время стояли на петровском рейде два китобоя: один американец, другой из Бремена. Я попросил к себе шкиперов этих судов, передал им людей и объявил, что они не имеют права бить китов и учинять бесчинства в наших водах, которые простираются до корейской границы. Засим, 8 октября, прибыл лейтенант Бошняк и сообщил, что, достигнув селения Ухтрэ, он нашел всю местность около этого селения затопленной: вода в Амуре была выше весенней, и только небольшое место около селения Пяхта оставалось открытым. Из селения Ухтрэ он пошел по протоке к S; протока эта на всем своем пространстве, т. е. на 25 миль на StO и потом около 20 миль на S идет между обрывистыми, возвышенными и частью низменными, затопляющимися водою, луговыми берегами; она имеет ширину от 15 до 30 сажень, а глубину от 20 до 35 футов, и на параллели 51° 41’ N, против Кизи, соединяется лежит огромная равнина, покрытая в [187] некоторых местах березняком и тальником и изрезанная различной ширины каналами, соединяющимися с главным фарватером Амура. По одному из этих каналов, имеющему глубину от 10 до 20 футов, он вышел против Кизи на главный фарватер, на котором нашел глубину от 10 до 16 сажень. Упомянутая протока идет под левым берегом Амура и недалеко от нее тянутся горы, покрытые строевым лесами кедра, ели и частью клена и дуба. Из этих гор по низменным долинам текут несколько речек. Река Амур между матерыми берегами в этом месте имеет огромную ширину, более 25 верст. Главный фарватер, имеющий ширину более 2 верст, идет посредине реки. По прибытии в Кизи, Н. К. Бошняк нанял у туземцев лодку с 2 проводниками и приступил к промеру озера и реки Тоби до перевала с нее к морю. Глубина фарватера озера, по которому вели его туземцы, оказалась от 15 до 25 футов; вода была выше ординарной до 9 футов. Глубина в реке Тоби от 6 до 10 футов; по словам туземцев, глубина эта не бывает менее 3 футов. Оставив лодку в озере, г. Бошняк с казаком Парфентьевым и мангуном отправился пешком в залив де-Кастри по тому пути, который, по словам туземцев, считается самым кратчайшим. Путь этот, на пространстве около 1 1/2 версты, идет по низменности; остальная же местность, на пространстве около 18 верст, сухая и возвышенная. Не доходя 5 верст до залива де-Кастри, Бошняк перевалил чрез небольшой хребет, подъем на который со стороны озера почти незаметен, со стороны же залива несколько круче. По прибытии в залив, Бошняк выбрал место для основания поста и нанял туземцев для приготовления леса. На вопрос его: не проплывали ли мимо залива русские на шлюпке, туземцы объявили, что более 2 недель тому назад были здесь дурные русские, которые дрались между собою и отнимали у них рыбу; отсюда, говорили туземцы, эти русские поплыли к югу. Бошняк сказал им, что это действительно негодные люди и просил, чтобы они изловили их; за отнятую же рыбу заплатил им. По прибытии в Кизи, Н. К. Бошняк, подобно, как и в заливе де-Кастри. объявил, что мы и у них ныне зимою поселимся. На вопрос его: не появляются ли люди, которые разглашают о нас дурные вести, туземцы отвечали, что если подобные люди явятся, то они их будут хватать и представлять в Николаевск. В заливе де-Кастри Бошняк назначил одного из туземцев, Ничкуна, [188] старшиною и вручил ему объявление на французском и английском языках для предъявления иностранным судам, буде таковые явятся в залив. В этом объявлении, согласно данной ему от меня инструкции, от имени русского правительства заявлялось, что весь этот край до Кореи принадлежит России. В это же время Бошняк объявил туземцам, чтобы они слушали Ничкуна, и сказал им, чтобы они дали знать жителям окрестных деревень, расположенных по татарскому берегу, что так как весь этот берег и река Сайфун принадлежат России, то всех его обитателей мы принимаем под свое покровительство. В селении Кизи Н. К. Бошняк назначил старостой мангуна Ледена и объявил жителям, чтобы они его слушали и что всех инородцев по берегам рек Уссури и Амура до Хинганских гор включительно мы принимаем под свою защиту и покровительство, так как вся эта страна русская. Затем г. Бошняк, спускаясь по Амуру. сделал подобные же распоряжения и объявления в селениях Аур, Пуль, Тыми и Кола.
Комментарии
54. По их понятиям, всякий копающий землю и сажавший в нее что-нибудь должен был сейчас же умереть.
55. Против устья реки Амгунь.
56. Лейтенант Лихачев заменил достойного командира корвета И. Н. Сущева, утонувшего в Петропавловске.
57. Очень часто, если не всегда, суда принуждены были оставаться там на зимовку за невозможностью выйти.
58. Это была первая дочь моя Екатерина, которая умерла в скором времени от голода.
Текст воспроизведен по изданию: Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. 1849-55 г. Приамурский и При-уссурийский край. Посмертные записки адмирала Невельского. СПб. 1878
© текст -
Вахтин В. 1878
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR -
Андреев-Попович И. 2016
© дизайн -
Войтехович А. 2001