-

ВОЙНА АНГЛИИ С КИТАЕМ. ¹

Торговля и мореплавание познакомили Европу с Китаем, и сблизили эти две крайние противоположности гражданского быта так, что мирные сношения их пережили не одно столетие. Однакож замечательно, что торговля Европы с Китаем никогда не походила на торговлю, ведомую Государствами образованными; в сношениях Китая с Европою никогда не наблюдалось полное начало взаимности; Китай постоянно и всем твердил о своей срединности, небесности и преимуществе пред остальными Державами света. И Государства, желавшие сохранить мир и выгоды сношений с Китаем, должны были жертвовать, национальною гордостию, своим значением в Европе, часто даже спокойствием своих подданных детским капризам Китайцев. Азиатская форма правления подвергала торговлю Европейцев произвольным колебаниям; неопределенность Китайских законов которые часто издаются для известного случая, делала сомнительными, права и жизнь иностранцев, пребывающих в Китае. А потому естественно, что все Государства, ведущие торговлю морскую, которая требует личного присутствия иностранцев в Китайских пределах, след. Государства Европы и Америки почти равно и почти всегда имели причины жаловаться на Китайское правительство, и даже объявить ему войну, потому что другими средствами нельзя было [248] вразумить Китайца. Только крайняя необходимость принуждала их к долгому молчанию и терпеливому перенесению многих оскорблений, обид и притеснений, по недостатку ли средств понудительных, или по несоразмерности потерь с выгодами, которых можно было ожидать от войны с сотнями миллионов. — С прошедшего столетия Англия завела торговые сношения с Китаем, которые, возрастая мало помалу, теперь превышают объемом и важностию все сношения Китая с другими Державами. Оттого-то Англии приходилось терпеть от Китайского правительства более других народов. Имея притом в руках своих более близкие и верные средства, вести войну с успехом, она одна решилась вступить е борьбу с Китаем, и чрез-то соделалась, как бы заступницею у срединной Империи морских Держав, торгующих с Китаем. Не смотря однакож на давность причин, вызывавших Англию на бои против Китая, долго и терпеливо сносила она все обиды до 1839 года, до формального начала военных действий.

Ближайшим поводом к этой войне послужил опиум. Нельзя сказать наверное, когда употребление опиума начало распространяться в Китае; известно только, что добывание его и приготовление встречается в Китае с давних времен. Так полагает Маркиз де Фортия, ссылаясь на Dictionnaire d’histoiie naturelle, par Valmont Bomare, 1791. По крайней мере достоверно то, что не Англичане первые начали ввозить в Китай опиум, а Португальцы, которые до 1780 г. почти исключительно снабжали Китай этим товаром. Только с этого времени Англичане, овладев столь прибыльною отраслию промышленности, учредили на юге Макао складочное место для опиума.

До сих пор ввоз опиума был свободен, и подлежал умеренной пошлине. Но к концу 18 столетия ввоз опиума воспрещен, употреблении его навлекло на виновного строжайшее наказание. Бесспорно, что опиум имеет самое разрушительное действие на здоровье человека, и «нет на земле существа, говорит Гютцлаф, которое достойно было бы жалости более Китайца, пьющего или курящего опиум; и без того неуклюжий и некрасивый, Китаец от опиума делается бесчувственным, тупоумным [249] животным, изможденным скелетом». Но, с другой стороны, бесспорно и то, что строгостию закона, изданного в конце прошедшего столетия, повторенного несколько раз в настоящем, употребление опиума не прекращалось, а напротив усиливалось и распространялось; с тем вместе ввоз опиума естественно, необходимо должен был выигрывать в своем объеме. Очевидно из этого, что в законах, воспрещавших употребление или ввоз опиума, мало было твердого намерения достигнуть цели; и действительно, никто из Китайцев не думал об совершенном прекращении торговли опиумом; и после издания упомянутых законов, иностранцы извлекали из этой торговли огромные барыши, а Китайские чиновники — огромные доходы. Гютцлаф уверяет, что сам Император не совершенно свободен от подозрения в курении опиума, и «нам известно, говорит Гютцлаф, что торговля опиумом неимоверно распространилась в самом дворце Императора, не смотря на строгие и частые повеления, делаемые евнухам, не торговать этим искусительным, соблазнительным и обольстительным товаром. Одни Европейцы, продолжает Гютцлаф, все еще буквально понимают эдикты Императора. Но всякий Китаец и все Европейцы имеющие возможность наблюдать дело вблизи, уверены, что эти эдикты исполнены лжи и только прикрыты маской нравственности».

Наконец вообще полагают, что воспрещение ввоза опиума сделано Китайским правительством единственно с той целию, чтобы остановить движение серебра Китайского за пределы Империи, след. с целию меркантильною, дурно-понятою экономическою, а вовсе не нравственною. И несправедливо обвиняют Англичан за то, что ввозят яд в Китай против воли его правительства. Из чего нельзя сделать вредного употребления? Виноват ли оружейник, что пистолетом его работы безумный лишаешь себя жизни? Справедливо ли запретить винную торговлю потому только, что бесхарактерность гибнет от чарки? Нам скажут, что раз сделанное запрещение ввоза должно быть священно для иностранцев, по какой бы причине оно ни было сделано, или они должны подвергнуться всей строгости местных законов. Соглашаясь вообще с [250] этим правилом, мы обращаем внимание читателя на свойство запрещающего закона. Он существует в Китае почти полвека, постоянно подновляемый, усиливаемый, объясняемый, но не приводимый в исполнение. Закон должен быть свят столько же для издающего, сколько для подлежащего закону, и только при этом условии закон будет иметь полную силу. Но закон, который, как попугай, полвека твердит свое: запрещаю, казню, умерщвляю, и ни разу не делал шагу к выполнению угрозы, наконец теряет значение закона, и, говоря языком Европейских Юристов, приходит в забвение, in desvetudinem. И ссылка, которую Китайцы на него делают, есть просто шикана, придирка. Пока в Китае дорого платят за опиум, до тех пор прекращение ввоза физически невозможно. Не Англичане, так Португальцы, не Португальцы, так Американцы или Датчане и т. д. примут на себя поставку этого товара. При существовании в Китае запроса (Nachfrage, Demande) на опиум, прекращение ввоза было бы возможно разве под условием уничтожения плантаций опиума в Индии, Персии, Турции.

Наконец, что так называемые серьёзные меры Китайцев против опиума имели другое основание, вовсе не то, которое дает им эдикт Императора, это видно из свойств Лина, которому поручено это дело. Он начал объявлением, обращенным ко всем торгующим нациям, о том, что их торговля законная, дозволенная, должна быть прекращена на все то время, пока на кораблях их будет находиться хоть крошка опиума. Против такого распорядка сделано было несколько возражений, представлений, протестов; но Лину это нипочем, и он решился дать делу самый крутой оборот.

Главою Англичан в Китае был на то время Капитан Эллиот, человек, по описанию Гютцлафа, преданный пользам Китая телом и душею, готовый жертвовать всем для блага Китайцев, Он не участвовал в торговле опиумом, имел даже инструкцию, не мешаться в это дело. Не смотря на то, не мог же они играть немую ролю зрителя, при виде угнетений, причиняемых Китайцами его соотечественникам. В Марте 1839 несколько Англичан сидело уже в тюрьме Кантона, и Капитан Эллиот приехал в Кантон для переговоров, но тот-час был [251] схвачен и посажен в темницу. Здесь Лин требовал от него выдачи всего наличного опиума, находившегося на кораблях у Кантона. Капитан Эллиот уговорил своих соотечественников сделать эту выдачу; он даже скупил несколько тысяч лириков опиума у Американцев, и всего-на-все выдал Лину 20,793 центнера, на сумму, по первоначальной цене, по цене на месте, 2,000,000 ф. стер. (50 миллионов руб. ас.). Должно заметить, что в тоже время у Американцев и Португальцев был порядочный запас опиума, только они успели скорее распродать его, или увезли назад, и потом заперлись прямо, говоря, что их корабли никогда опиуму не возили. После такой сговорчивости Эллиота, после такого малодушия Португальцев и Американцев, Лин считал свое поручение почти оконченным, и решился, не затрудняясь выбором средств, действовать решительнее. Он довел Европейское население Кантона до отчаяния; обходился с Эллиотом грубо и обидно, и объявил, что его намерение состоит в том, чтобы уравнять торговлю Европейцев в Китае с торговлею Голландцев в Японии. Что до опиума, Лин требовал, чтобы Англичане отвечали головой за каждый унц опиума, ввозимого в срединную Империю, и чтобы Эллиот выдал ему всех матросов, находившихся на кораблях с опиумом, для экзекуции, обезглавления или повешения. Наконец Лин требовал, чтобы все корабли, идущие к Вампоа, давали росписки, с обязательством экипажа подвергнуться смертной казни, буде на этих кораблях найден будет опиум. Это значило класть голову в пасть голодного тигра. Однакож Американцы согласились давать эту росписку, подвергаться осмотру и всем его грозным следствиям, отказывая в тоже время Европейцам в осмотре бумаг кораблей своих, — в осмотре гораздо дичайшем, имеющем целию прекратишь морские разбои. Мало того, Американцы, как бы боялись оставаться неутральными в споре Китая с Англиею, и, при первом удобном случае, дали ясно заметить Китайцам, что принимают их сторону против Европейцев. Это видно из грозного тона протеста, поданного Английскому Капитану Смиту Американскими купцами и корабельщиками, бывшими в Кантоне, против блокады, которою Английское правительство намеревалось в половине 1839 года [252] обложить Кантон. «Нижеподписавшиеся, граждане соединенных Штатов Америки, купцы и корабельщики, стоящие в водах Китая у Гонг-Конга, услыхав, что вы имеете намерение блокировать город и порт Кантон, — осмеливаемся заметить вам, а чрез вас главному Начальнику Британской торговли в Китае, что право этой блокады не может быть признано нижеподписавшимися; если же приведут ее в действие, в ущерб и убыток нижеподписавшихся и всей торговли Американской, то они будут считать это действием незаконным, противным праву народному, существующим трактатам, и беспримерным насилием.

«И мы объявляем сверх того, что отныне почитаем Ее Королевское Величество и Ее правительство обязанными отвечать нам за все потери, которые могут потерпеть от блокады Американские граждане». — Американцы хотели в мутной воде рыбу ловить. — Лин с своей стороны не мог не заметить такого расположения к себе Американцев, и еще с большим нахальством и насилием стал обращаться с Англичанами. Распоряжения Лина подняли в Китае цену опиума до невероятной высоты, и контрбанда усилилась в иной же мере. Замечательно, что со времени нормального объявления войны, контрабанда опиумом распространилась по всем берегам Китайским, и дает такие барыши, что, по уверению Прусской газеты, № 131 сего года, Компания Восточ. Индии покрывает ими половину издержек своей Китайской экспедиции. Следовательно об торге опиумом и об запрещениях давно позабыли.

К несчастно обеих сторон, около этого времени пьяные матросы, в драке, убили одного Китайца. Лин обратился к Эллиоту, с требованием выдачи убийцы, хотя вовсе не доказано, чтобы матрос, убивший Китайца, принадлежал к Английскому экипажу. Трудно ли Китайцам смешать Англичанина с жителем Североамериканским? Эллиот искал однако же убийцы, но не нашел его. Лин сложил ответственность на всю факторию в Макао, которая отстоит от места несчастного происшествия на добрые 40 миль Английских. Выгнав Англичан из их жилищ, увечил их ужасно, а некоторых велел убить; приказал отравишь источники у Гонг-Конга, и [253] приготовить брандеры для сожжения 60 купеческих судов. Не правда ли, что и после объявления войны нельзя бы действовать более неприязненно? Тут только Эллиот увидал, что уступкою ничего не сделает, и решился палить по судам Китайским; но вместо желаемого образумления, на Лина напало такое бешенство, что, в своей запальчивости, он сжег один Испанский бриг, уверяя, что судно принадлежало Англичанам. Тут же объявил он эдикт Императора, лишающий Великобританию на вечные времена права торговать с Китайцами.

Наконец, ровно чрез год, 1840 г Апр. 4-го (н. ст.) Королева Виктория издала Манифест об начале войны с Китаем: Виктория, Божиею милостию, Королева соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, защитница веры и пр., нашему любезному и верному Джилберту (Gilbert), Графу Минто, Кавалеру и пр.; нашему любезному и верному Спру Карлу Адаму Контр-Адмиралу нашего флота; Сиру Эдварду Томасу Троубридж (Troubridge). Баронету, Капитану наших Королевских морских войск и пр.

«Поелику мы должны были обратишь свое внимание на оскорбительные поступки некоторых из чиновников Китайского Императора с нашими офицерами и другими подданными; поелику мы дали уже повеление требовать у Китайского правительства удовлетворения за подобные действия, и поелику, для достижения сего удовлетворения, необходимо останавливать, задерживать и хранить суда, принадлежащие Императору и его подданных, а в случае отказа в удовлетворении, конфисковать сии суда и продавать, для поступления по нашему дальнейшему распоряжению: то вняв мнению нашего Совета, мы повелели и повелеваем всем начальствующим нашими военными судами, брать и уводишь в наши порты все корабли, суда и товары, принадлежащие Императору и подданным Китая, или проживающим на земле и во владениях Империи.

«Вследствие чего мы уполномочиваем чрез сие вас, наших Коммиссаров, равно как все адмиралтейские суда, как в Англии, так и в колониях наших находящиеся, судить и полагать приговоры о призах всех кораблей и товаров Китайских, на основании Народного Права, и по [254] законам Английских Адмиральтейств, и решать дела таковые окончательно.

«Дан в нашем Букингемском дворце, четвертого дня Апреля, от Рождества Христова в 1840 й, нашего правления в третий год» ². «Victoria»

В Июне 1840 Английский флот был уже в Макао. Правительство Великобританское хотело действовать средствами самыми легкими. Для этой цели к Капитану Эллиоту прикомандирован другой Капитан, столько же миролюбивый и расположенный к польза мл. Китая. Начали с того, что, желая полюбовно решить дело, послали с этим предложением, на судне с белым флагом, к Китайскому Наместнику Эмои письмо Лорда Пальмерстона. По тамошний гарнизон встретил переговорное судно пальбою, и таким образом вызвал против себя ужасную канонаду Английского флота. Фрегат «Blande» занял 6-го Июля остров Чузан ³; Адмирал отправился к устью Pe-ho (Пе-го), в соседство столицы.

«Тут встретили мы, говорит Г. Гютцлаф, знаменитого Министра Китена (Kischen), который принял письмо Лорда Пальмерстона с учтивостию, отвечал на него с большею, и дал обещание уладить дело личным содействием, только бы Англичане воротились в Кантон.

«Между тем Лин продолжал начатую ролю. Еще до возвращения флота с севера, он послал в Макао приказ умертвить всех Англичан, и особенно, если удастся, Эллиота. Но тут вдруг показались суда Английские в гавани города, и все стало тихо, а Китайцы разбежались.

«С другой стороны, по удалении от столицы опасности с удалением Английского флота, Император объявил войну Англичанам. Китен только искал выиграть время, и всегда находил повод к удержанию Англичан в бездействии. Наконец Китен соглашался заключишь мир на том условии, чтобы уплатить Англичанам 5,000,000 талер., и уступить им остров Гонг-Конг, [255] с сохранением для Китая права самодержавия. Но это сделано также без твердого намерения устоять в слове, и договор был выполнен только со стороны Англичан, которые, сообщив весть о заключении мира в Индию, приступили к сдаче о. Чузена.

«Когда наконец Эллиот уверился в вероломстве Китайцев, он дал им еще раз почувствовать силу Европейского оружия, и в Феврале прошлого года отбил у них несколько крепостей, занял лагерь, заклепал до тысячи пушек, и выбросил их в море. Китайские Офицеры бежали первые; за ними, не отставая, следовали солдаты.

«Неуспешные против Эллиота, Китайцы в числе 50,000 отборного войска собираются в конце Мая к Кантону, укрепляются баттареями и окопами, и решаются привести в дело кровавый приговор, изреченный против Англичан Императором. Англичане успели однакож выбраться на суда; храбрые матросы их умели сделать безвредными брандеры, пущенные против них, и таким образом в ночи с 27 на 28 Мая Англичане только оборонялись. На другой день, Китайские баттареи были взяты, суда сожжены, брандеры взорваны на воздух. Оставалось взять город. Но Эллиот все думает о мире, и потому прислал Генералу, командовавшему при Кантоне, приказ остановить действия, по случаю заключенного с Китайцами мира. По сему миру Китайцы обязались уплатить Англичанам 6,000,000 тал., Англичане выдать Китайцам все занятые ими крепости. Не смотря на то, теперь мы столько же далеки от мира, как при начале военных действий». «Таким образом, продолжает Гютцлаф, война может протянуться еще десятки лет, а результат войны будет так же далек, как в наше время. Одно лишь верно, что если Император будет продолжать эту войну, ему придется убираться в Манджурию, и что Китайцы потеряли надежду, уничтожишь торговлю и сношения свои с Европою».

Комментарии

1. Основанием статьи служили: письмо Г. Гютцлафа (Cuetzlaff), Прусского миссионера в Китае, находящегося при Английской экспедиции против Китая толмачем или переводчиком; — письмо от Августа 1841 г., адресованное к Мюнхенскому Профессору Нейману, и помещенное в №№ 16 и 17 Аугсб. Газеты за нынешний год. — La Chine et l’Angleterre, par M. le Marquis de Fortia d’Urban, 1840. — Histoire de Mille huit cent quarante, Annuaire historique et politique, par Alfred Villеroy, 1841.

2. Акт Манифеста, в Француз. переводе, у Fortia и в Annuaire Historique et politique.

3. Annuaire, 205 стр.

Текст воспроизведен по изданию: Война Англии с Китаем // Москвитянин, № 9. 1842