КАФАРОВ П. И.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ДРЕВНЕГО БУДДИЗМА

После очерка жизни Будды, нам следовало бы изложить начала его учения, образовавшие особую школу философии в Индии; но так как между последователями Будды вскоре возникли разногласия касательно многих пунктов его учения и увеличивались с течением времени, и так как эти разногласия, породившие в Буддизме несколько школ, шли на ряду с постепенным усилением и распространением Буддизма в Индии, то нам казалось лучше сначала представить в порядке уцелевшие до сих пор Буддийские предания о судьбе Буддизма в первые века по смерти Будды; а оригинальное учение Будды отнести к статье об учении Буддизма вообще. Исторические сказания Буддистов, которые мы хотим представить здесь, отрывочны и неполны, поэтому еще не могут составить полной истории Буддизма; однакоже с помощию их можно [100] следить за общем развитием и распространением его в течение четырех или пяти веков, до тех пор, когда в Буддизме явилась так называемая Махаяна. Лет за сто до Р. X. буддист Нагарчжуна основал школу, известную под именем Мадьямики, а через сто лет после него Арьясанга — другую школу, Иогачару. Последователи этих двух школ, отвергнув начала существовавших до того времени Буддийских школ, назвали их общим наименованием Хинаяны (малой телеги), а учение двух новых школ Махаяной (большой телегой). Махаяна скоро усилилась на счет Хинаяны и со времен Р. X. направление ее сделалось господствующим в Буддизме заиндейских стран. Что касается до Хинаяны, лишившись прежнего влияния и силы, она сохранила однакоже самостоятельность своего учения в богатой литературе, которая до сих пор составляет почти половину всей Буддийской литературы, но в настоящее время остается у Буддистов в пренебрежении, как мертвое учение. Нет нужды говорить в пользу древности и исторической важности Хинаяны; история ее есть история древнего Буддизма, а не поздней школы: ей исключительно принадлежат исторические документы, послужившие основанием для настоящей статьи.

Смерть Будды служит эрой, от которой [101] Буддисты ведут летосчисление в исторических своих преданиях. В этих преданиях мы открываем несколько замечательных эпох в истории древнего Буддизма; первая из них есть царствование Каласоки через сто лет по смерти Будды; другая через двести лет — царствование Дариасоки. Каласока и Дармасока были Государями Магады. Третья и последняя известная эпоха есть царствование Канишки в Кашмире, через четыреста лет по смерти Будды. Периоды времени, разделявшие царствования этих Государей одно от другого, представляют непрерывную цепь разделений, возникавших в Буддизме одно за другим. Таких разделений Буддисты насчитывают до осьмнадцати; некоторые из них образовали особые и важные школы; другие были весьма малозначущи. Благодаря этим делениям на школы, между Буддистами длились бесконечные споры; полемика образовала писателей и диалектиков; оттого такое богатство сочинений, оставшихся от тех времен, не говоря уже о тех сочинениях, которые не перешли в переводную литературу Китайских Буддистов. К сожалению, в настоящее время существует весьма мало сведений относительно истории, образования и развития этих древних Буддийских школ, равно об их основателях и последователях. Деления в Буддизме, по свидетельству [102] Буддийских писателей, кончились при Канишке; однакоже мы видим, что споры между школами продолжались еще долгое время после этого Государя, не смотря на то, что поборники древних мнений должны были позаботиться о неприкосновенности своих преданий и защищать их от нападений ученых последователей Махаяны. Васубанду, живший около Р. X., образовал последнюю школу в Хинаяне.

Первый период истории Буддизма в Индии простирается, как мы сказали выше, от смерти Будды до царствования Каласоки. Самым важным событием в этом периоде было собрание учеников Будды, известное в Буддийских летописях под именем первого совещательного собрания; на нем, как рассказывают Буддисты, были собраны слова Будды. Достоверность этого сказания со всеми его подробностями, неотвергаемая ни одною школою Буддизма, кажется однакоже более чем сомнительною; все, чему можно доверить в нем без ущерба здравой критики, есть только тот факт, что ученики Будды действительно собирались вместе для совещания; подробности и результаты этого собрания остаются темными. Как бы то ни было, вот что происходило после кончины Будды, по Буддийским преданиям. Совершив над прахом Будды обряд [103] сожжения, Кашьяпа и Анирудда, двоюродный брат Будды, во главе других учеников его — отправилось из Кушинагары к Рачжагрихе, надеясь на свободе и под покровительством Ачжатасатру обсудить свое положение и позаботиться о сохранении завещанных Буддой основных наставлений его учения, Ананда отделился от общества и удалился в Шравасти, где преждевременная смерть Варучжаки избавила остатки племени Шакья от опасений. Причиною такого поступка Ананды, как можно думать, были неприятные отношения его к Кашьяпе. Этот строгий и суровый Брахман неблагоприятно смотрел на доверенного ученика Будды, не украшенного никакими подвижническими доблестями; однакоже на Рачжагрихском собрании он принужден был уступить общему голосу собрания и изъявить согласие на вступление Ананды в число действующих лиц собрания. Пещеры Гридракуты и покинутые загородные дома служили сборным местом для предполагаемого совещания. Надобно заметить, что в этом собрание не было более половины всех последователей Будды. Описывая самое собрание, Буддийские писатели доверчиво рассказывают, как просто составлялся на нем кодекс наставлений Будды. Ананда, говорят они, как самый близкий ученик его, никогда непокидавший своего учителя и слышавший все его наставления, повторил [104] перед собранием слова и речи Будды относительно основных истин его учения; а Упали, поступивший в общество Будды из цирюльников и отличавшийся строгим соблюдением принятых Шраманами правил жизни, рассказал постановления его касательно поведения Бикшу. Так как Кашьяпа был председателем и главным распорядителем собрания и при жизни Будды пользовался особенным его уважением, Буддисты не хотят и его оставить без дела; одни заставляют его излагать собранию важнейшие пункты учения Будды в аналитическом порядке; другие приписывают ему собрание Абидарм, или трактатов, писанных уже в позднейшие времена разными лицами; но после такого странного анахронизма, более благоразумные Буддисты упоминают только об Ананде и Упали, как о главных источниках предания. Таким образом, заключают они, составился свод Буддийских преданий, т. е. Судры, или основные афоризмы учения Будды, и Винаи, или нравственные и общежительные постановления его.

Облекая предания древности в невероятные рассказы, Буддийские летописцы отнимают у своих читателей доверие к их словам и подрывают достоверность рассказываемых ими событий, хотя эти события и нс лишены исторического основания. В те [105] давние времена Индии, когда письменность была редка в массе народа, сведения и идеи переходили от одного поколения к другому устным преданием; религиозные и философские истины передаваемы были учителем ученику или ученикам, в виде домашних наставлений и уроков. Этот обычай сохранился в Индия до позднейших времен, и был общим для философских и религиозных школ. Самая форма преданий ясно указывает на то, что они хранились и переходили посредством устных наставлений. Сведения заключаемы были в самые краткие, большею частию темные и нередко загадочные выражения, а для вспомоществования памяти предлагались в стихотворной форме. Пояснение этих коренных стихов предоставлялось тем лицам, которые принимали их от предшественников и должны были передать своим преемникам. Нет спора, что предания излагались и письменно, и самые коренные стихи образовали особый род сочинений, известный под именем Карика; но подобный способ, как можно заметить, употреблялся уже в то время, когда предания составляли значительную сумму сведений и приводимы были в отчетливую систему. Паньчашики первый изложил письменно учение Капилы; ему же приписывают собрание идей Уллуки. Веды существовали главным образом в устном предании и в [106] VIII веке после Р. X. Что касается до Буддизма, письменность появилась в нем не ранее третьего века по смерти Будды, а до тех пор учение его переходило устным преданием. По общему согласию Буддистов, основатель их учения не оставил после себя никаких письменных памятников: подробности его жизни не доказывают даже и того, чтобы он заботился о верном предании и сохранении своего учения для потомства. Можно думать, что это самое обстоятельство побудило учеников Будды поспешить собранием его наставлений и из устных рассказов Ананды узнать то, чего они могли и не знать вовсе; поэтому имя Ананды перешло в Буддийское потомство вместе со сводом Судр; он слыл верным источником оригинальных преданий, до тех пор, пока последователи Махаяны не возбудили сомнения в достоверности и полноте его рассказов. «Ананда первоначально сложил для основных приданий учения Уданы, или сокращенные стихи». Как ни кратко это замечание Гунамати, одного из Индейских Буддийских писателей, оно объясняет нам, в какой форме существовали древние Буддийские предания. Действительно ли помянутые Уданы составлены были Анандой, или другими лицами в следствие необходимости, но верно то, что предания Буддийские еще с ранних времен были определенны, но [107] кратки и хранилась устным преданием. Что они были определенны, то доказывается общим верованием Буддистов в главные пункты учения Будды, не изменявшимся ни от времени, ни с местами; краткость их содержания и формы подтверждается разногласием позднейших Буддистов в объяснении начал своего учения и собственным их признанием, что судры вообще темны в следствие краткости. Хранение Буддийских догматов посредством устного предания подтверждается общим собранием Буддистов через сто лет по смерти Будды, когда председатели собрания решали спорные пункты на основании одного устного предания.

С той самой минуты, как кончилось Буддийское собрание в Рачжагрихе, судьба Буддистов делается неизвестною до самого конца того века. То было время патриархальное, без истории и достоверных сказаний, время внутренней и внешней тишины Буддийского общества, которое ее могло быть значительным ни по числу, ни по образованности своих членов. Одно можно сказать наверно, что после собрания Буддисты разошлись в разные стороны и каждый из них воротился на свою родину. Те, которые были из Учжчжаяни, поспешили в уединенные ущелья Ниминдары, другие перешли в Косалу, но большая часть осталась в Магаде. Суда по некоторым [108] сказаниям и последующем обстоятельствам, видно, что они сохранили правила и привычки своего учителя, жили большею частию по близости городов и селений, а не внутри их, и притом небольшими обществами, и в общем мнении стали на ряду с Ниргрантами, Брахманами и другими анахоретами, встречавшимися во всех областях Индии. Что касается до жилищ и устройства обществ Буддийских, кажется, что Буддисты тех времен не имели определенных и постоянных местопребываний и первоначально жили раздельно; однакоже необходимость внутреннего порядка и влияние прав старшинства скоро образовали общежительные Буддийские братства в огражденных стенами постоянных жилищах. В разных местах Индии появились Буддийские братства с одинаковым устройством, по единству аскетических преданий, но не имевшие над собой старшин, утвержденных правилами; Бикшу, известные строгостию своей жизни и почтенные по своим летам, хотя не имели начальнической власти в братстве, пользовались однакоже сильным нравственным влиянием и авторитетом, эти старцы заменяли узаконенных начальников для тех братств, которые образовывались перед их глазами и при их участии. Но потому ли, что со временем подобные знаменитости в Буддизме стали являться реже, или[109] старцы предпочитали общежитию одинокую жизнь в пустыне, в главе Буддийских обществ появились действительные старшины, избранные и утвержденные в этом звании общим голосом братства. Таким образом прежнее управление по старшинству лет в Буддийских братствах еще в первом веке по смерти Будды переменилось в избирательное и они приняли правильную общежительную форму.

Ограждаясь народным уважением к классу подвижников и званием Бикшу, которые не должны были иметь никакой собственности, Буддисты первого века не зависели политически от местных властей; но так как самые существенные потребности их и пропитание зависели от внимания и доброхотных податей мирян, они еще не употребляли во зло своей свободы и не тревожили общества вмешательством в дела его, как было после. Пока Буддийская Санга была только что зародившимся обществом отшельников, она более или менее наслаждалась внутренним спокойствием, и если находилась во враждебных отношениях, то только к другим родам отшельников, в которых она не могла не возбудить ревнивого чувства опасения и ненависти, как между соперниками в приобретении уважения. Между Буддийскими братствами, которые мы находим в том веке около городов Паталипутры, Вайшали и [110] Кошамби в Магаде, Аванти в Учжчжаяни и в самой Дакишне, или Южной Индия, существовала тесная связь. Буддисты менялись взаимными посещениями и поддерживали между собой постоянное сообщение. Если в каком нибудь общежительном убежище отшельников, ущелье, или лесу, являлся знаменитый подвижник или созерцатель, живший в простоте первобытного Буддизма, слава о нем тотчас распространялась в Буддийском мире и привлекала к нему толпу набожных посетителей, желавших узнать тайны и плоды его подвижничества в собственное свое назидание. Таков был в этом столетии Шанака, прежде богатый купец, а потом скитающийся бикшу, в изодранном платье, с отросшими волосами и ногтями. Надобно упомянуть еще об Уттаре и Мадьянтике, двух бикшу, которых считают учениками Ананды. Первый из них сделался особенно известных в позднейшие времена, когда одна из Буддийских школ произвела от него свое начало; если верить преданиям, он первый сделал общеизвестною Екоттарика Агаму, одну из четырех частей, составляющих основной Буддийский кодекс. Мадьянтику считают первым просветителем Кашмира, где он должен был употребить много усилий, чтобы водворять созерцательную жизнь Буддистов. Если в каком нибудь братстве происходил [111] беспорядок или нарушение общепринятых привил, другие братства, общими силами заботились о прекращении соблазна. Впрочем с умножением числа братств, ревность их об общих своих интересах охладела, и как скоро обет бедности и удаления от мира был забыт ими, у них началась вражда и продолжительные распри.

Вот все, что можно сказать сколько нибудь достоверного о состоянии Буддизма до конца первого века по смерти Будды. В начале второго, в обществе Буддистов случилось происшествие, подавшее повод к собранию бикшу, известному под именем второго совещательного собрания. По преданию Цэйлонских Буддистов, это событие имело важное влияние на последующие движения в Буддизме; однакоже мы не находим ничего подобного в сказаниях Буддистов Индейских. Происшествие, о котором мы упоминаем, само по себе маловажно, но оно удачно характеризует тогдашний быт Буддистов и знакомит нас с теми интересами, которым они предавали особенную важность. Вот подробности его.

Вайшали был одним из самых богатых городов Индии. Жители его отличались образованностию в кротостию нравов, и обладая всеми удобствами жизни, щедро наделяли подаяниями праздных отшельников. Поэтому еще при жизни Будды этот город [112] привлекал в себе Шраманов его общества. Близ него жил Монгальяма с учениками и здесь был главный приют Готами и других Бикшуни. По смерти Будды несколько Бикшу поселилось близ Вайшали и образовали особое братство Вайшалийское. В скором времени, Бикшу этого братства, обеспеченные ни счет продовольствия богатыми подаяниями городских жителей, не могли устоять против искушения и забыли обязанности своего звания. В то время, о котором мы говорим, старшиною Вайшалийского братства был Башапутра, известный своим знакомством с царедворцами и не слишком обращавший внимание на соблюдение данного им обета нищеты; если верить Буддийским рассказам, он получил из Косалы нищенскую чашу, вылитую из чистого золота. Башапутра не только не старался искоренять в своем братстве страсть корыстолюбия, но поощрял его к тому собственным своим примером. В каждое полнолуние, праздновавшееся во всей Индии, по его приказанию один Бикшу ходил проповедывать в город с чашею в руках; проходящие бросали в нее мелкие монеты и даже дорогие-камни. В дни, назначенные для чтения нравственных правил, Башапутра принимал в жилище братьев городских посетителей, брал от них деньги и вещи, и собранные таким образом дары разделял потом между братьями. [113]

Неприличное и противное наставлениям Будды поведение Вайшалийских Бикшу не могло долго оставаться втайне. Оно открыто было Ечжапутрой, учеником знаменитого в то время анахорета Сарвакамы. В одно из своих посещений Вайшалийскому братству, Ечжапутра застал его в то самое время, когда в нем происходил раздел пожертвованных денег и дорогих вещей. Башапутра уделил часть их гостю, но тот отказался и несмотря на его просьбы и увещания не хотел принять ни одной монеты, напомнив старшине правило их нищенской жизни не иметь в запасе лишних вещей. Раздраженный Башапутра вооружил против Ечжапутры городских Данапати и в торжественном собрании своих Бикшу совершил Карму закрытия чаши, т. е. обряд отлучения Ечжапутры от братства. Лишившись таким образом средств к пропитанию в Вайшали и будучи принужден удалиться оттуда, отлученный Ечжапутра, по совету своего простарелого учителя, отправился в братства Паталипутры, Аванти и Дакшины, с вестию о соблазне, происшедшем в братстве Вайшалийском. Он обошел все эти братства и вооружил самых влиятельных Бикшу против Башапутры. Однакоже дело ведено было втайне и никто из посторонних не знал цели постоянных сношений и свиданий, происходивших между Бикшу [114] различных братств. Ечжапутра был душою переговоров; по его настоянию, решено было: прекратить соблазн, возникший в Вайшалийском братстве, всем защитникам правого дела собраться к назначенному времени на берег Ганга (сборное место, вероятно, было в пределах Косалы), чтобы отсюда отправиться на судах к Вайшали.

Однакоже Башапутра с своей стороны не дремал. Узнав, что Ечжапутра поднимает на него всю Буддийскую Сангу, он спешил привлечь на свою сторону Рибату, Кошамбийского Бикшу, прославившегося опытностию в созерцательной жизни, и чтобы подействовать на него, воспользовался тогдашним спором о месте появления Будд, о котором однакоже известии темны и неопределенны. Судя по ходу дела, кажется, что Ечжапутра был из братства Паталипутры и вместе с ним поддерживал мнение, что Будды обыкновенно появляются или появились на востоке Индия, как и Шакьямуни, начавший свое поприще на востоке Магады; этого мнения держались и братства Аванти и Дакшины; а Вайшалийские Бикшу не соглашались с ним. Рибата, или вовсе не вступался в этот спор или имел какие нибудь побуждения принять сторону последних. Так по крайней мере думал Башапутра. Он подкупил учеников Рибаты, вручил им тайно несколько подарков, состоявших из пары [115] платья., кожаных сандалий, дорожной сумки, чаши, вазы, решета для процеживания воды, дверных крючьев и приготовленных лекарств, и просил их действовать на своего учителя в пользу Вайшалийского братства, в убедить его в помянутом опоре принять сторону Вайшалийских Бикшу, или по крайней мере не восставать против них в предстоящем собрании. Привлекши на свою сторону Рибату, авторитет всеми признанный и уважаемый, Башапутра ожидал уже счастливого для себя оборота дел; но он опоздал; Ечжапутра успел уже предубедить Рибату против Вайшалийского братства и заставил его принять участие в наступавшем собрании.

В скором времени братства прибыли к Вайшали. Число Бикшу, собравшихся сюда, но Буддийским сказаниям простиралось до семи сот человек.: Новоприбывшие братства предложили Вайшалийскому избрать с общего согласия беспристрастных и почтенных Бикшу для председательствования да собрали и решения спорных пунктов. В следствие этого предложения, Вайшалийские Бикшу назначили от себя четырех представителей и столько же назначено было тремя прибывшими братствами; эти восемь доверенных лиц были учениками или Ананды, или даже Анирудды; в числе, их были Рибата и [116] Сарвакама; они названы были Ставирами, или председателями, а Сарвакама вместе с тем соединял и должность Кармаданы, или докладчика. Председатели тотчас занялись рассмотрением поведения Вайшалийских Бикшу и, с помощию справок и посторонних доносов, нашли девять пунктов, которых законность надобно было признать, или отвергнуть. Пункты были следующие:

1) Вайшалийские Бикшу исполняли некоторые обряды не согласно с существующими в других братствах обыкновениями; каждый Бикшу совершал их в своей келье, на едине, а не при нескольких свидетелях;

2) Подобное нарушение общежительных правил одобрялось согласием всего братства.

3) Поступив в общество подвижников и приняв обеты звания Бикшу, они продолжали заниматься теми художествами и ремеслами, какими занимались, будучи мирянами:

4) Вопреки обыкновению употреблять соль отдельно от кушанья, Бикшу клали ее в пищу, или смешивали с инбирем и носили с собой в бамбуковых трубочках;

5) Во время путешествий для сбора подаяний поселениям, обедали, не доходя до деревни, на половине дороги, и притом сидя на земле, а не на корточках; [117]

6) Во армия обеда Векшу брали пищу двумя пальцами;

7) Пили вино, еще не перебродившее;

8) Мешали со сливками масло, мед и сахар, и ели этот десерт после обеда;

9) Вакшу делали для себя подстилки неодинакового размера и из новых материй, не обращая внимания на образец, которым служит подстилка, употреблявшаяся Буддой, и на то, что сам Будда употреблял вместо подстилки пальмовый лист, свернутый вдвое;

Наконец, 10) Бикшу имели богатые патры, натирали их благовониями и, ходя с ними по городским улицам, проповедывали, что кто положит в их чаши денег, раковин, золотых, серебряных, или выделанных из слоновой кости вещей, тот будет богат и счастлив; а потом собранное таким образом делили между собой.

Вайшалийские Бикшу в оправдание свое говорили, что помянутые обыкновения перешли к ним по преданию, как дозволенные, и завещаны им примерами предшественников.

Приведя дело в ясность, но, опасаясь решить его без предварительного соглашения между собой, председатели, по совету Сарвакамы, требовали и получили у собрания позволение уединиться в особое место и обсудить спорные вопросы не при всех, а наедине. [118] Вайшалийские Бикшу изъявим согласие на предложение председателей, присоединили одно условие, чтобы в будущее заседание допущен был Бикшу Коштила, славившийся даром слова и убеждения. Однакоже эта попытка не имела успеха; председатели не допустили Коштилу в тайное свое совещание, а после он уже не имел случая блеснуть своим красноречием, от которого Вайшалийские Бикшу, как кажется, ожидали для себя много благоприятного. В загородной роще, комитет старейшин, под влиянием Сарвакамы, начертал план следующего публичного заседания и форму, в какой произнесет он свой суд над десятью статьями. С наступлением следующего дня, начался формальный процесс. Братства собрались в одно место и председатели заняли почетные места. Сарвакама, в качестве Кармадамы, или докладчика, встав со своего места, пригласил собрание заняться поверкою Винай. Ему отвечал старший по нем Рибата просьбою, чтобы он сам благоволил припомнить Винаи, приличные настоящему случаю; Сарвакама, изъявив на то свое согласие, в свою очередь просил Рибату делать ему вопросы, обещаясь давать на них ответы. За тем приступили к девяти статьям. Позволительно ли, сказал Рибата, исполнять общежительный устав необычным порядком; одному у себя в келье? Сарвакама: непозволительно. [119] Рибата: говорил ли Будда, что это не позволительно, в если говорил, то где и кому? Сарвакама: говорил, в городе Шравасти, Бикшу Нанде и другим. Другие председатели единогласно подтвердили слова Сервисами и первый пункт был осужден и отвергнут; в знак решения вопроса, Сарвакама бросил на пол один жеребеек. Рибата предложил потом остальные девять пунктов и все они подверглись одинаковой с первым участи, за исключением третьего; председатели согласились признать позволительными для Бикшу такие художества, которые совместны с общежительным уставом отшельников и могут быть полезными. Чтобы придать вид достоверности своим словам, Сарвакама изменял места, где Будда будто бы запрещал эти пункты, и имена лиц, которым он говорил об этом; председатели подтверждали каждую ссылку Сарвакамы и по окончании каждого решения последний бросал по жеребейку. Когда все десять статей были решены, председатели, в заключение собрания, постановила правило, сделавшееся в последующие времена критерием, по которому определяли достоверность и уставную важность вновь появлявшихся в буддийском мире сочинений и мнений. Это правило выражено было так: «все, что согласно с существующими нравственными постановлениями и с духом учения Будды, должно быть признано [120] уставным, существовало ли то с давних времен, существует ли в настоящее время, или явится после; а все, что несогласно с ними, хотя бы то существовало и прежде, или существует в настоящее время, или явится после, должно быть навсегда отвергнуто и не считаться учением Будды». Благодаря такой мудрой предусмотрительности осьми председателей, которые сами первые воспользовались своим постановлением, буддисты последующих времен писали от имена Будды новые судры, между тем, как другие отвергали и такие предания, которые могли быть совершенно достоверными.

Собрание буддистов по случаю беспорядков в Вайшалийском братстве буддийские писателя полагают спустя 110 лет по смерти Будды, следовательно в царствование в Магаде Каласоки; но о дальнейших последствиях его они вовсе не упоминают. Остались ли Вайшалийские Бикшу при своих обычаях и, отлученные от буддийской Санги, рассеялись по Индии и приняли деятельное участие в последовавших вскоре за тем расколах в Буддизме, как гласит предание Цэйлонских буддистов; или, покаявшись по правилам Винай, сохранили соединение с другими братствами, как можно догадываться по обстоятельствам, сопровождавшим первые споры буддистов, когда снова является на сцену буддийская [121] тетрархия, но под другими именами, — все это остается не решенным.

Царствование Каласоки осталось памятным в буддийских летописях не по одним изложенным выше обстоятельствам. Через шесть лет после Вайшалийского дела в братстве Паталипутры возник раздор, послуживший началом делению Буддизма на школы. Виновником его был Бикшу Махадева. Махадева был сын одного Мадурского купца; обстоятельства жизни, или, как рассказывают враги его, мучения преступной совести заставили его искать убежища в обществе буддистов. Оставив Мадуру, он перешел в Паталипутру, столицу Магады, и принял обеты Бикшу в Кукутараме, — так называлось общежительное буддийское убежище в окрестностях Паталипутры близь горы Кукутапады (куриной ноги). Здесь он в скором времени познакомился со всеми тайнами буддийских постановлений, неоткрываемых непосвященным, и в короткое время изучил буддийские предания, так что мог читать их, по обыкновению, наизусть. Как человек умный, красноречивый, ловкий и красивой наружности, Махадева не только заслужил любовь и уважение Бикшу, но имел также и в столице почитателей своего ума и талантов, и часто беседовал с Государем во внутренних покоях дворца. Везде только и было речей об [122] Архане Махадеве. У него было несколько искренно преданных ему учеников, которых он считал и называл Арханами; это последнее обстоятельство, как кажется, более всего содействовало его влиянии на братство и произвело то, что во время начатого им спора большая часть Бикшу Кукутарамы осталась на его стороне. Мнения Махадевы, бывшие поводом спора, отличались снисходительностию к человеческим слабостям. Архан, по общему учению буддистов, есть тот, кто искоренил в себе страсти и навсегда освободился от чувственных пожеланий; ему приписывают также сознание собственного своего достоинства и состояния. Махадева, не отвергал той мысли, что Архан должен быть безгрешным душой и телом, но с другой стороны утверждал, что есть Арханы, подверженные человеческим слабостям. Архан может и не сознавать, что он Архан; это неведение собственной добродетели ни сколько не вредит его достоинствам; потому что оно безразлично и не запечатлено нравственною нечистотою; поэтому, если Бикшу не сознает себя Арханом, из того еще не следует, чтобы он в самом деле не был им. Архан может питать сомнения и недоразумения в буддийских правилах, но не в следствие страстей, а от недостатка ведения, например он может не знать того, чем вознаградится в будущее время доброе [123] дело, совершенное в настоящей жизни, и правда ли, что вешние доброе дело получит блаженное воздаяние. Архан, не сознававший своего достоинства, может убедиться в нем уверениями других, т. е. может сознавать себя Арханом, как скоро другие откроют ему собственное его достоинство; так например Шарипутра вовсе не знал, что он самый ученый из последователей Будды и убедился в том уже из слов своего учителя. К этим мнениям Махадева присоединил еще другое. Внутреннее самоусовершение и освобождение от страстей основываются на размышлении о преподанных Буддой истинах; в этом состоит, по учению Буддизма, назначение Шрамана; если эти истины, во время размышление о них, не постигаются умом, или не возбуждают в душе необходимого сочувствия, Махадева советовал делать восклицания и воззвания, уверяя, что они приносят помощь созерцающему; таким образом голос человеческий был у него одним из пособий в деле усовершения. Изложенные здесь мнения, известные у буддистов под именем пяти статей Махадевы, Махадева, по тогдашнему обыкновению, сократил в одну кату, или стих, выразив их следующим образом: «Архан подвержен искушениям, неведению и сомнению; он просвещается и другими; голос споспешествует пути усовершения; таково истинное учение Будды». [124]

Пока Махадева был простым Бикшу, пять статей его не производили никакого шума, вероятно потому, что не были известны большинству Паталипутрского братства; они обнаружились уже в то время, когда личные достоинства Махадевы и смерть старших Бикшу доставили ему место председателя на ежемесячных собраниях Бикшу, на которых читались Буддийские предания. Обязанный по своему званию повторить перед Паталипутрским братством эти предания, он в первое же заседание высказал свои личные убеждения, начав речь своею известною гатою. Но едва он произнес ее, как в собрании поднялся ропот; Бикшу, почтенные по своим летам и опытности в созерцательной жизни, прервали речь его упреками, обличая его в ереси и нарушении неприкосновенности преданий. Они изменили гату Махадевы в следующую: твои слова, что Архан подвержен искушениям, неведению и сомнению; что он просвещается и другими, и что голос споспешествует пути усовершения, не есть учение Будды. Однакоже большая часть других Бикшу приняли сторону Махадевы, и между двумя партиями завязался жаркий спор. Всю ночь провели они во взаимном ратоборстве и когда на другой день друзья Махадевы и другие покровители братства, узнав о возникшем в нем раздоре, посетили спорящихся, они [125] застала обе стороны уже истощившими свое доводы и убеждения в только повторявшими свои гаты. После напрасных усилий примирить враждовавшие партии, дело представлено было на решение самого Государя, который, по совету Махадевы, приказал собрать голоса и то мнение, в пользу которого окажется их больше, считать правым. Большинство голосов было на стороне Махадевы, между тем как противников его оказалось не более ста. Сделав строгий выговор униженной партии, Государь приказал прекратить распрю и жить в мире. Однакоже приверженцы старых мнений, негодуя на презрение, оказанное преданиям, не хотели признать справедливости решения и продолжали упорно защищать основательность своего мнения. Они не хотели иметь общения с Махадевой и даже решились навсегда удалиться из Кукутараму. Узнав об их намерении, раздраженный Государь предупредил их желание и приказав с бесчестием выгнать их оттуда. Буддийские писатели рассказывают, будто, по его повелению, они посажены были на негодные старые лодки а пущены в них по Гангу, но что они успели спастись и удалились в Кашмир, где Государь, простив прежние их вины, приказал устроить для них жилище. Как бы то ни было, Махадева был причиной разделения Буддийской Санги на две партии, образовавшие две [126] школы; партия Махадевы образовала школу Махасангики, или большого братства, другая школу Ставиры, так назывались пожилые Бикшу. Вскоре после этого происшествия, Махадева умер, завещав Буддистам бесконечные споры. Похороны его были великолепны; они устроены были самим Государем и вельможами, которые, оказывая ему дружбу при жизни, почтили его и по смерти. Бренные остатки Махадевы преданы были пламени среди кучи цветов и в огромном количестве благовонного масла.

По недостатку исторических документов касательно событий, последовавших за расколом Махадевы, мы принуждены пройти молчанием почти целое столетие и прямо перейти к эпохе Дармасоки, знаменитой в Буддийских летописях. По Буддийским сказаниям, в исходе второго века по смерти Будды; династия Нанда, царствовавшая в Магаде, прекратилась и на место ее воцарился дом Маюры. Первый Государь из этой династии был Чандрагупта; после него взошел на престол сын его Биндусара. О том и другом Государе мы знаем только то, что, подобно своим предшественникам, они имели столицу в Паталипутре (ныне Патне), куда перенес ее, как надобно полагать, Каласока, отдав Рачжагриху во владение Брахманам. Биндусара имел множество детей, но по Буддийским летописям из них [127] известны только трое: Сушима, Асока и Видасока. Сушима был старший сын и наследник Биндусары; последние два, единоутробные братья, прижиты были им от жены, взятой из одного Брахманского дома. Биндусара не любил Асоку за его безобразие и привязан был исключительно к Сушиме. Однакоже биографы Асоки изображают его героем и уверяют, что он одним своим появлением усмирял бунты, возникавшие в разных частях обширной империи Паталипутрских Государей. В последние годы жизни Биндусары, при дворе образовалась партия в пользу Асоки, желавшая по смерти Биндусары возвести его на престол, в предосуждение Сушиме; во главе заговора была честолюбивая мать Асоки, первый министр Государя, питавший личные неудовольствия против Сушимы, и один астролог, пользовавишйся народным уважением. В то время, когда престарелый Биндусара тяжко заболел, Сушима находился в западной Индии для усмирении бунта. Чувствуя приближение, смерти, Государь приказал Асоке немедленно отправиться из столицы для смены Сушимы, которого он хотел видеть в последние минуты своей жизни; но Асока отозвался болезнию и не исполнил повеления своего отца; биографы его рассказывают при этом случае, что для уверения Государя в действительности болезни Асоки (желтой [128] горячки), его намазали желтой краской и в этом виде представили Биндусаре. Государь, прибавляют теже биографы, испустил дух, проклиная вероломного сына; в тоже самое время приверженцы Асоки вручили ему бразды правления, вопреки воле и завещанию покойного Государя. Получив известие о смерти отца, Сушима поспешил с отрядом войска к Паталипутре, с намерением возвратить себе престол, похищенный его соперником; но предприятие его не удалось; он погиб во время осады столицы, обманутый ложной атакой неприятелей, за которыми он погнался и упал вместе с своим слоном в искусно прикрытый ров. Избавившись от опасного совместника, Асока решился обезопасить себя на будущее время от новых попыток многочисленной семьи Биндусары; по его приказанию, все братья его, число которых, по рассказу Буддистов, простиралось до ста человек, были беспощадно умерщвлены; остались в живых только Видасока, родной брат Асоки, да Нягрода, малолетный сын Сушимы, спасенный в деревенской хижине и поступивший потом в Бикшу. В след за тем, увлекаясь воинственным духом, Асока покорил своей власти и те области Индии, которые, при его предшественниках, оставались независимыми от Государей Магады; на западе, пределы его Империй отодвинуты были далеко за Инд. [129] В первые годы его царствования, подобно своему отцу, он ненавидел Буддистов и преследовал их как преступников. Но едва прошло три года бедственного времени, как в Асоке вдруг произошла перемена; из гонителя Буддистов он сделался покровителем их и из Чантасоки переименован ими Дармасокой. Не известно, какими средствами Буддисты успели смягчить непреклонный характер Асоки и расположить его в свою пользу, но то верно, что он предан был им всей душей. Они поспешили представить Государю Бикшу Нягроду; Асока, вместо всяких подозрений, полюбил своего племянника и питал толпы Буддистов, которых Нягрода приводил с собой во дворец. Буддист Индрагупта пользовался особенною доверенностию Государя; по его стараниям, построен был Асокой близ столицы другое отшельническое убежище для Буддистов и названо Асокарамой. Из числа других Буддистов, пользовавшихся вниманием Асоки, известнее других, были Моггалипутра и Махадева второй; оба они принадлежали к Махасангике и оба основали особые и последние секты в этой школе. Видасока, до тех пор покровительствовавший Ниргрантам, принужден был, по настоянию своего брата, обратиться на сторону Буддистов и даже сделаться Бикшу под руководством Дармагупты. Асока пожертвовал [130] Буддизму даже одного из своих сыновей Махендру и дочь Сангамитру; брат с сестрой приняли обеды Бикшу. Моггалипутра совершил обряд при поступлении Махендры в Бикшу, а Махадева объяснил ему обязанности нового его звания; при вступлении Сангамитры в Бикшуни, обряды исправляли Буддисты Дармапала и Аюпала. Это случилось через шесть лет по вступлении Асоки на престол, а на девятом году своего царствования он построил, но просьбе Буддистов, у четырех ворот Паталипутры больницы, для безденежного лечения нищих и Буддистов.

Покровительство Государя поощрило Буддистов. Воспользовавшись своим влиянием на него, они вздумали жестоко отплатить Ниргрантам за давнее их соперничество и ненависть к Буддизму и вооружили против них Асоку. По всем подвластным ему областям разосланы были строгия повеления немедленно предавать смерти всякого Ниргранту. Во время этого гонения погиб и Бикшу Видасока, брат Асоки; по случаю болезни он отростил на голове волосы и, будучи принят в этом виде за Ниргранту, лишился жизни от своей неосторожности. Могущество Буддистов и стеснительное положение других сектантов Индии было причиною того, что последние почли за лучшее покориться обстоятельствам и [131] начали во множестве поступать в общество Буддистов; но, решаясь на подобный поступок по одной необходимости, они и под одеждой Бикшу сохранили прежние свои убеждения и правила. Ученые Брахманы внесли с собой критицизм образованного ума и искали положительных объяснений и решения таких вопросов, на которые Буддизм еще не давал ответов; другие сохранили прежние труженические привычки, предаваясь им и в стенах Буддийских общежительных убежищ. Естественным следствием такого положения дел было несогласие и раздор между Бикшу, возраставшие с каждым днем, и между тем как Асока одарял Буддийские общества богатыми пожертвованиями и давал Буддистам великолепные благотворительные обеды, внутри жилищ отшельников кипела междоусобная война. Ревностные Буддисты, не желая иметь общения с новопоступившими Бикшу, прекратили ежемесячные чтения преданий и недопускали их к обряду взаимного прощения, совершавшемуся после летнего уединения. Так прошло семь лет. Моггалипутра, бывший уже в преклонных летах, не имея возможности прекратить распрю между Буддистами, ушел из Паталипутры. С удалением его, дело предано было на суд Государя. Асока немедленно послал в главное общежительное жилище приказ начать чтение [132] преданий, но его не послушались; он послал его во второй раз, но без успеха. Выведенный из терпения, Асока дал приказание казнить ослушников смертью, что и было в точности исполнено. Старшина отшельников первый пал под ударами мечей, а за ним по порядку и другие Бикшу; однакоже новый приказ Государя остановил кровопролитие. Асока уже раскаялся в том, что дал столь жестокое повеление. Он вызвал из уединения Моггалипутру, для усмирения мятежа Буддистов. Для усмирения враждовавших Бикшу, по совету Моггалипутры, приняты были решительные меры. В присутствии Государя, их собрали в одно место и требовали от каждого поочередно ясного и краткого ответа на вопрос: что такое учение Будды? В ответах Бикшу оказалось явное разногласие; одни из них говорили, что Будда допускал вечность существования, другие, напротив, уверяли, что по учению Будды человека ожидает совершенное ничтожество; по мнению третьих, Будда поставлял выше всего состояние немышления; четвертые говорило, что по учению Будды, человек еще в настоящей жизни может наслаждаться полным успокоением, т. е. нирваной. Но большая часть Буддистов, как последователи Моггалипутры, отвечали в духе его школы, что учение Будды есть различение. Этим загадочным [133] выражением последователи его в настоящем случае хотели сказать, что о таких предметах, какова Нирвана, составляющая существенную цель учения Будды, невозможно составить отчетливого понятия, и что во всяком решительном определении их будет часть истины и часть неправды. Асока, незнакомый со всеми этими идеями, просил Моггалипутру решить, кто из Бикшу был прав, и когда Моггалипутра указал на последних, он приказал снять с других платье отшельников, одеть в светское и отлучить от братства. В тот же день в жилище отшельников происходило торжественное чтение предании, под прикрытием военной стражи, и согласие водворено было в Паталипутрском братстве.

Ко временам Асоки относят появление Упагупты в Мадуре; он сделался Буддистом из продавца духов и образовал в Мадуре многочисленное братство, отличаясь преимущественно искусством обращать других к Буддизму. Слава о нем, как об одном из самых строгих анахоретов, распространилась далеко за пределы его отечества. Покровитель всех Буддийских знаменитостей, Асока вздумал повидаться и с Упагуптой и просил его к себе в Паталипутру. Упагупта поспешил на приглашение Асоки и в сопровождении огромной свиты Буддистов спустился на судах вниз по Гангу до [134] самой столицы. Буддийские писатели рассказывают, что Асока встретил Мадурского пустынножителя на берегу Ганга, обходился с гостем благосклонно о путешествовал с ним по тем местам Северной Индии, которые были ознаменованы посещениями Будды, или важными событиями его жизни; это путешествие пробудило его набожность; он делал богатые вклады в посещенных им местах, и по возвращении в столицу издал указ, которым предписывалось городам и общинам его Империи построить в своих округах несколько башен в честь Будды, смотря по существовавшим в тех местах средствам.

Самым блистательным событием для Буддизма в царствование Асоки было распространение учения Будды за пределы Индии. Через 236 лет по смерти Будды и в 18 год царствования Асоки, прибыло ко двору его посольство от Цэйлонского Государя Камадевы, который только что вступил на престол и, извещая о том Асоку, просил его утверждения. Камадева вручил послам для поднесения Индейскому Государю несколько редкостей, которыми славился остров; и в числе их три огромные бамбука, певчих птиц, редких зверей и дорогие камни. Когда послам наступило время возвращаться назад, Буддисты воспользовались таким благоприятным [135] случаем для внесения Буддизма на Цэйлон. Бикшу Махендра, сын Асоки, и несколько других буддистов просили у Асоки позволения отправиться вместе с послами в их страну. Асока не только согласился на просьбу сына, но присоединил к тому свое содействие. Он послал к Камадеве подарки и между прочим корону, опахало, зонт, меч, кожаные сандалии, усыпанные дорогими каменьями, пару платья из окрашенного пуху, золотую чашку, воды из Урнадешского озера, платок необыкновенной белизны, драгоценного сандала темного цвета, несколько дорогих лекарств и девушку необыкновенной красоты, и к этим подаркам присоединил краткое письмо, писанное на пальмовом листе, следующего содержания: «Я почтил Будду, его учение и Сангу и сделался Упасакой (буддистом из мирян); таков обычай в духовном племени Шакья; уверуй и ты в три драгоценности и прими учение Будды». Благодаря содействию Асоки и политическому его влиянию, буддисты приняты были на Цэйлоне благосклонно и основали на нем главный пункт действий, откуда Буддизм со временем распространился в Малакку, на Яву, Борнео и другие острова Южного моря, и даже, как кажется, в Бирман и Сиам.

В буддийских сказаниях упоминается о другом, не менее важном событии, относящемся к тем же [136] временам, именно о внесении Буддизма в Западный край. Если верить этим сказаниям, Хотан и прилежащие к нему страны в древние времена славались богатством и плодородием земли, обилием рек и лесов и другими бесчисленными удобствами. Но физические перевороты, о которых не сохранилось ясных воспоминаний, изменили и вид, и качество этих стран: реки скрылись и во многих местах явились бесплодные степи, так что когда Китай, в первые века после Р. X., познакомился с ними, они не представляли и сотой доли древнего своего богатства. Привлеченные цветущим состоянием древнего Хотана, несколько Индейских семейств переселилось сюда и они основали колонию. Память об этом событии сохранилась в названии города Кусатаны и в преданиях Хотанцев до VIII века после Р. X. В царствование Асоки, Буддисты проникли в Хотан и построили здесь несколько общежительных убежищ; в буддийских сказаниях сохранились даже имена буддистов, прославившихся в этой стране. Если бы можно было ручаться за достоверность этого известия, мы нашли бы возможным существование Буддизма в Китае еще до Р. X., при Циньской династии, и справедливыми слова Лю-сяна, одного ученого Китайца, жившего в первом веке после Р. X. Перебирая книги в Чанъаньской Императорской библиотеке, [137] которая перешла к Ханьской династии от Циньской, он нашел в числе их несколько буддийских Судр.

В последние годы своего царствования, Асока, как видно из его биографий, писанных буддистами, простер привязанность к Буддизму до крайней степени. Казалось, что с потерею телесных сил, он потерял всю силу своего характера и только занимался благотворениями в пользу Бикшу, сыпал в отшельнические жилища деньги, приписывал им земли и государственной казной поддерживал праздную и роскошную жизнь последователей нищего Шрамана Готамы; однакоже неумеренная расточительность Асоки много повредила дальнейшим успехам буддистов, возбудив против них ненависть вельмож, государственных людей и, сколько можно догадываться, его преемника. Асока назначил наследником престола внука своего, по имени Самматью, потому что отец молодого князя и сын Асоки, Кунала, иначе называемый Дармаваданой, давно уже удалился от двора. Он управлял несколько времени, от имени Асоки, Удьяной, лежавшей по ту сторону Инда; но по наветам своей мачихи был ослеплен и поступил в Бикшу. Самматья воспитывался при дворе своего деда и был свидетелем влияния на него буддистов; он скорбел при виде происходившего и [138] не знал как положить конец жадности Бикшу к приобретениям. Случай к тому скоро представился. Набожный и уже ослабевший в силах Асока, желая провести остаток своей жизни в покое и назидательных беседах с буддистами, сложил все заботы правления на своего внука. Самматья приняв от деда власть не позволил более буддийским обществом обогащаться на счет Государя.

По смерти Асоки следовали один за другим пять Государей из дома Маюры, но, кроме последнего из них, все другие известны только по имени. Пушьямитра, царствовавший в четвертом веке по смерти Будды и заключивший ряд единовластителей Индии, был жестоким гонителем буддистов, оттого имя его сохранилось в буддийских преданиях. Причины ненависти его к буддистам неизвестны; известно только, что с самого своего вступления на престол он неутомимо преследовал и казнил их без пощады. Разрушенных им кумирен и башен буддийских насчитывают до осьми сот; в числе их разрушены были большая часть памятников, воздвигнутых Асокой и знаменитое общежительное буддийское убежище его имени. Неудовольствовавшись тем, Пушьямитра приказал сжечь все священные книги буддистов, захваченные в жилищах их; таким образом, если только это сказание вполне достоверно, [139] погибли Письменные памятники древнего Буддизма; однакоже, по смерти Пушьямитры, буддийские предания снова собраны, разделены по содержанию и составили кодекс, существующий и до сих пор. Спасаясь от неминуемой смерти, большая часть буддистов бежали в южные горы (Виндья) и скрывались в них до самой смерти Пушьямитры; головы их были оценены и отряды солдат посланы были для розыска в горные ущелья. Преследование буддистов кончилось со смертию Пушьямитры, который погиб неизвестно каким образом, в одном горном проходе. Вместе с ним прекратилась династия Маюры.

По смерти Пушьямитры, обширная Империя, созданная Асокой, распалась на несколько мелких владений. В северной Индии образовалось три государства: Магада, столицей которой оставался город Паталипутра, называвшийся иначе Балипутрой, Кусумапурой и Пушпапурой; Каши, столицей которой был Бенарес, и Косала, которая, в последствии времени сократившись в более тесные пределы, называлась Аиодья (ныне Ауд); столица ее по прежнему была в Шравасти. Самым могущественным из них была Косала. Занимая западную часть Мадьядеши, в соседстве с западными Млеча, которые со времен Асоки начали привлекать к Инду политику и военную силу Индейских Государей, эта страна [140] сделалась театром постоянных движений, мало по малу сосредоточила в себе политические и торговые сношения с заиндскими народами и утвердила свое преобладание в Индии. Вместе с политическими переменами, Буддизм также следовал ходу обстоятельств, и ослабевая на востоке, или по крайней мере теряя там исторические воспоминания, постепенно переселялся в западные и северозападные страны и водворялся в них вместе с Индейской цивилизацией. В то время, когда Буддизм распространился за Индом, Бактрианская монархия должна была существовать еще в полной силе; царствование Менандра в Бактре, покорившего несколько областей Индии, совпадает с кончиной Пушьямитры. Нет сомнения, что Буддизм проник и к потомкам Греков; потому что, если правда., что власть Бактрианских Государей простиралась далеко на юг от столицы их Балка, в пределах их владений должна была находиться Кантара, обнимавшая собой нынешний Кабул; а в Кантаре в те времена Буддизм уже процветал и тамошние буддийские ученые известны были Индейским буддистам под именем западных учителей.

К концу четвертого века по смерти Будды исторические сказания буддистов исключительно касаются северозапада Индии, где в то время существовало [141] сильное Кашмирское государство и Буддизм имел ревностных поклонников. Имя Кашмира встречается в буддийских сочинениях не ранее последнего века до Р. X.; а до тех пор долина, которая теперь известна под этим названием, вместе со странами, включающимися ныне в Лагор и Кабул, называлась или Каниной, или Капина-Кантарой, смотря по тому, отдельно или вместе существовали эти два владения. Кашмир населен был народом, отличавшимся от Индейцев и наречием, и цветом кожи; Индейцы причисляли его к племени желтого цвета вместе с Киратами, обитавшими на севере Индии по направлению Хималайского хребта. В буддийских преданиях Кашмир делается известным весьма рано; в древние времена, он и Хималай слыли таинственными жилищами прославленных арханов; туда скрывались они, престарелые, и в глубоком безмолвии души и природы ожидали вожделенной нирваны. С тех пор, как в Кашмир внесен был Буддизм, эта страна, как кажется, сделалась убежищем для Индейских буддистов. Во времена, близкие к царствованию Канишки, его по справедливости можно было назвать рассадником Буддизма на северозападе Индии и центром буддийской учености; царствование Канишки увековечило [142] славу тамошних ученых буддистов, известных под именем Кашмирских учителей.

В пятом веке по смерти Будды Кашмир прославился царствованием Канишки. По сказанию буддийских писателей этот Государь был родом из малых Юечжи, а Кашмирская летопись называет его из племени Турушка. Но один ли народ означают оба эти названия и когда Юечжи овладели Кашмиром, неизвестно; можно только думать, что малые Юечжи, о которых здесь идет речь, тоже, что Индейские Юечжи, упоминаемые Китайскими летописцами. Канишка является на северозападе Индии могущественным и воинственным Государем. Страсть к завоеваниям и воинской славе была отличительной чертой его характера. В короткое время он далеко распространил свою власть в заиндских странах, покорил Аньси (Парфян) и проник в глубину Индии до Паталипутры. Непобедимость его войска вошла в пословицу; конница его состояла из варваров (каких, неизвестно) и в сражениях составляла передовой отряд; сам он, вопреки обыкновению Индейских Государей, ездил не на слоне, а верхом на коне; сам водил свое войско в битвы и на ряду с простыми воинами неустрашимо вдавался в опасные сечи, но всегда выходил из сражения невредим и оставался победителем; оттого народ [143] верил, что Канишка носил заколдованные латы. Оружие служило ему самым действительным средством для достижения своих целей и было главной причиной его успехов; везде и во всем он употреблял это средство, которое никогда не изменяло ему.

Однакоже воинственный характер Канишки уступил влиянию религиозных идей; в его время Буддисты и Ниргранты были в большой силе в Кашмире и воздвигали священные башни в Капине и Кантаре. Государь оказывал предпочтение буддистам; один из них, Ашвагоша, жил при дворе Канишки и, но уверению буддийских писателей, пользовался его доверенностию на равне с Мачжарой, военным министром, неразлучным спутником во всех его походах. Буддист Башба также удостоился расположения Государя. Башба славился глубоким изучением буддийских преданий, по его стараниям составилось в Кашмире собрание, известное под именем третьего, о котором мы скажем в своем месте.

Сколько продолжалось царствование Канишки, неизвестно. Буддийские писатели сохранили только сказание об его смерти. Завоевав окружные страны, лежавшие от Кашмира на запад, юг и юговосток, Канишка предпринял поход на север; по сказанию одних, он не успел привести в исполнение своего [144] предприятия; но другие рассказывают, что, собрав войско, состоявшее из конницы и военных слонов, он перешел с ним за Цунлинский или Болорский хребет и вторгнулся в пределы нынешнего восточного Туркестана: Конница из варваров, как и в прежних походах, была впереди прочего войска и производила на неприятельской земле страшные опустошения и убийства. Вскоре по возвращении Канишки в Кашмир последовала его кончина.

Канишка был пятый Государь, покровительствовавший Буддизму. Мы ничего не знаем о том, какие последствия произвела кончина его на ход дел в Кашмире; можем только сделать общее замечание, что распространение и утверждение Буддизма на всем северозападе от Индии есть непосредственное следствие могущественного покровительства сего Государя. Со времен его, или вскоре после его смерти, явились Массагеты (Большие Юечжи), заняли страну, простиравшуюся от Кабула на север и, приняв Буддизм, были его проводниками в западный край чрез Болорский хребет. С тех пор история Буддизма тесно связана с историею владений, которые одно за другим появлялись в средней Азии и до сих пор еще требуют этнографических изысканий. Царствование Канишки составляет важную эпоху и в истории Буддийских идей вскоре по смерти, а по [145] другим сказаниям еще при жизни его, Буддист Нагарчжуна основал первую школу Махаяны, которая отступила от преданий, существовавших в Буддизме до Кашмирского собрания. Ограничившись историею одной Хинаяны, или древнего Буддизма, мы обратим теперь внимание на состояние его и внутренние его движения, возникавшие одно за другим в течение периода от Каласоки до времен Васубанду, около Р. X.

Мы уже приведи Буддийское сказание о том, каким образом началось деление Буддизма на школы. Здесь мы сделаем общий взгляд на историю их. Пять статей Махадевы, произведшие раскол в Буддизме, были однакоже только поводом к новым и более важным разногласиям. Махасангика сделалась общим наименованием нескольких частных школ, следовавших одной общей идее, которую можно выразить словом: номинализм. Вскоре после смерти Махадевы, в Махансангике образовалась школа, известная под именем Екавьявакрики; она отвергла действительность мира и материального и не материального; за нею появилась Локоттаравада, которая приписывала действительность только тому, что имеет отношение к нравственному усовершению человека, считая все прочее ложным и обманчивым.

Знаменитый Моггалипутра, желая найти средину в [146] мнениях этих двух школ, пришел к той мысли, что во всех есть сторона истинная и сторона ложная, смотря по тому, с какой точки смотреть. Основанная им школа называлась Вибачжьявадиной. После Моггалипутры и вероятно вскоре, в Махасангике возникло еще несколько новых толков, которые однакоже были весьма маловажны. Из них, Вахушрутья ограничила учение Будды тесными пределами, отняв важность у большей части предметов, которые в других школах считались основными; Чжетаяшайла, основанная Махадевой вторым, между прочим, не признавала важности поклонения башням, воздвигаемым в честь Будды. О других (Кокулеке, Пурвашайле и Уттарашайле) ничего неизвестно.

Между тем, как в Махасангнке происходили эти разделения, Ставира сохраняла свое единство до третьего века по смерти Будды. В это время Катьянипутра, ученый Брахман из северозападной Индии, поступив в общество Буддистов Ставиры, произвел в ней деление. Не находя в Судрах удовлетворительного решения множеству вопросов, он основывался предпочтительно на Абидариах, или трактатах, из которых некоторые приписаны были самому Шарипутре, и, в противоположность учению Махасангики, защищал реализм. Основанная им [147] школа получила название Сарвастивады. Главный пункт ее учения состоял во всеобщей действительности в следствие которой сущность всех явлений, раждающихся и исчезающих, остается постоянно неизменною и даже вечною. Этим учением Сарвастивада восстановила против себя всю школу Махасангики, а придавая Абидармам основной авторитет, вооружила против себя всех Буддистов, следовавших одним Судрам, и во главе их последователей Ставиры; не смотря на то, она вскоре привлекла на свою сторону большую часть Буддистов и преобладала в Буддийском мире. Ставира, лишившись влияния, с небольшим числом последователей удалилась к Хималайскому хребту и переименовалась в Хемавату; об учении ее мы не знаем почти ничего. В скором времени в Сарвастиваде произошли разделения. Ватсипутра, родом Брахман, принявший ее учение, допускал существование в человеке неуничтожающейся души, мысль весьма близкая к учению о неизменном и вечном существе; он составил особую школу, названную во его имени Ватсипутрией, из которой произошли новые четыре школы: Бадраени, Шантагриха, Дармоттарья и Самматья; из них известны только две последние; Дармоттарья тем, что обратила преимущественное внимание на нравственные заповеди Буддизма, а Самматья тем, [148] что пережила собственную школу Ватсипутры и до позднейших времен имела свой кодекс, проникнутый его идеями. Вместе с Ватсипутрой отделился от Сарвастивады Махисавака, сделавшийся Буддистом из Рачжи, но он принял другое направление и почти все начала Махасангики; к школе его, называвшейся его именем, причисляют Дармагупту и Кашьяпию, старавшиеся соединить идеи Махасангики и Сарвастивады. Сутрантавада, иначе называвшаяся Сангарамавадой, была последнею школою, образовавшеюся в Сарвастиваде; сходствуя с нею в большей части пунктов учения, Сутрантавада отвергала авторитет Абидарм и следовала исключительно Су драм.

Такие перемены произошли в Буддизме, когда Кашмирские Буддисты вздумали составить собрание для определения и узаконения преданий; но так как они все принадлежали к Сарвастиваде и собрание состояло главным образом из Кашмирских ученых Буддистов, то его нельзя считать общим для всего тогдашнего Буддийского мира. Вот каким образом рассказывают об этом событии Буддийские писатели. Для примирения несогласий, господствовавших в Буддийской Санге, в Кашмире составилось собрание Буддистов, под непосредственным покровительством Канишки; число членов его простиралось до [149] пяти сот человек. Сам Государь вызвался содержать их на свой счет в продолжение заседаний, а за ним явились и другие Данавати из вельмож. Решено было, чтобы члены собрания представили свои мнения касательно различных пунктов Буддийского учения; эти мнения записывались Ашвагошей и после распределялись по разрядам, или статьям; а для того, чтобы привести их в систему, принята была за основание Чжнянапрастана, сочинение Катьянипутры. Так как это сочинение разделялось на восемь грант, или частей, из которых каждая трактовала особый род предметов, мнения членов собрания помешались на своем месте. Текст Катьянипутры остался неприкосновенным и занял первое место в сборнике. Каждая гранта и каждое подразделение ее начинается положением Чжнянапрастаны; затем следует или пояснение его, или опровержение других мнений, несогласных с ним, или изложение различных взглядов на тот же предмет других знаменитых Буддистов, и в заключение иногда прибавляются особые статьи, под названием критики, в которых отдается предпочтение тому, или другому мнению. Этот сборник назван был Маха-Вайбашья, или просто Вайбашья, т. е. пространным толкованием, в отличие от Упадеши, или краткого. Он состоит из 100,000 гат, или стихов [150] (в переводе на Китайский язык 90 томов), и есть самая богатая компиляция, существующая в древней Буддийской литературе, и драгоценная в том отношения, что в ней сохранились пункты учений и отрывки из сочинений, давно уже исчезнувших. Главный недостаток Вайбашьи есть отсутствие строгого метода в изложения, перешедшее в нее из сочинения Катьянипутры и сделавшееся гораздо ощутительнее в огромном размере сочинения; статьи перемешаны и часто в самой средине изложения какого нибудь пункта учения вдруг говорится о другом.

Окончание собрания и то, каким образом Вайбашья вскоре сделалась общеизвестною в Индии, рассказывается Буддистами с примесью сомнительных обстоятельств. По их сказаниям, собрание занималось своим делом двенадцать лет; когда все было кончено, члены собрания постановили, чтобы никто из участвовавших в нем не выходил из Кашмира, опасаясь, чтобы Вайбашья, как сокровище истинного учения Будды, не сделалась предметом нападений со стороны других школ Буддизма. В память этого определения воздвигнут был каменный памятник с следующею надписью: «С сих пор изучающие Вайбашью, равно как и слова осьми грант (текста) и Вайбашьи (толкования), не [151] должны выходить за пределы Кашмира». Одобрив распоряжения собрания, Государь приказал вырезать гаты Вайбашьи на медных досках и закласть в башню, нарочно для того построенную. Не смотря однакоже на предосторожность Кашмирских Буддистов, Вайбашья их скоро появилась в Индии. Буддист Васасубадра, известный по своему уму и необъятной памяти, узнав о собрании в Кашмире, тайно пробрался туда и присутствовал во всех заседаниях собрания; чтобы не подать повода к подозрениям, он притворился безумным и в доказательство того, объясняя однажды в полном присутствии собрания идеи Буддизма, к величайшему изумлению членов его сослался на Рамаяну; с сих пор на него не обращали уже никакого внимания, а Васасубадра между тем запоминал текст и пояснения Вайбашьи и когда собрание кончилось возвратился в Индию и открыл публичные толкования Вайбашьи, к великой горести Кашмирских учителей.

Разделения в Буддизме, бывшие причиною постоянных споров между его последователями, с другой стороны содействовали распространению среди них образованности и процветанию Буддийской учености; дух исследывания и диалектика образовали писателей, пользующихся заслуженною славою; к этому [152] присоединялись частые состязания с последователями других философских школ Индии, застававшие Буддистов ближе ознакомиться с учением этих школ. К сожалению, множество сочинений древних Буддистов не перешло в переводную литературу Китайских Буддистов, и из тех, которые вошли в нее, большая часть принадлежит только ученым последователям Сарвастивады; притом об авторах этих сочинений существует весьма мало биографических сведений.

Самые древние сочинения, появившиеся в Буддийской литературе, если судить по названию их авторов, относятся ко временам самого Будды; из них два приписываются Шарипутре и одно Монгальяме. Из сочинений Шарипутры одно, называемое Абидарма Сангитипарьяя, или Абидарма о разных предметах (2 тома), излагает основные и нравственные предметы Буддийского учения в числительном порядке; другое, Шарипутра Абидарма, (3 тома) излагает их методически. Монгальяме приписывается Абидарма Дармаскандапада, или Абидарма о духовных предметах (1 том); это сочинение из рода Упадеш, или объяснительных трактатов на текст предания; в начале каждой главы его приводятся афоризмы Будды и потом пространно развиваются; так как Монгальяма известен был [153] склонностию к созерцательной жизни, то и в Абидарме его на эту часть обращено особенное внимание. Но как Абидармы Шарипутры, так и это сочинение, по крайней мере в том виде как существуют теперь, носят признаки позднего происхождения. В третьем веке по смерти Будды явилось сочинение ученого Катьанипутры, известное под именем Абидарма Чжнянапрастана, т. е. Абидарма, проявляющая знание (3 тома); в нем за основание приняты Уданы, или сокращенные стихи, которые объясняются по порядку. Эта Абидарма разделяется на восемь частей, заключающих в себе 44 главы. В первой части Катьянипутра касается разных предметов, занимавших в то время умы Буддистов; во второй говорит о страстях; в третьей о мудрости и разнообразных видах ее; в четвертой о добродетелях в пороках; в пятой о материальном мире; в шестой о нравственных и чувственных органах человека; в седьмой о созерцании и разных степенях его; в осьмой и последней о неправильных взглядах, или теориях. Вскоре после явления школ Ватсипутры и Махисаваки Буддист Девашрама написал трактат Видьянакаяпада, или о шести чувствах (более тома); в первой части этого сочинения автор опровергает учение школы Махисаваки, по которому все, что прошло и что будет вперед, [154] вовсе не существует; за тем Девашрама нападает на теорию Ватсипутры о неуничтожающейся душе; остальная часть сочинения исследует различные свойства чувств. Девашраме отвечал Буддист Кува Кошамбийский трактатом об истине Буддийского учения, в котором доказывал существование Я, или неизменной души; с сих пор спор об этом предмете не прекращался до позднейших времен Буддизма.

Времена, близкие к царствованию Канишки, была самым цветущим периодом Буддийской литературы. Между учеными Буддистами того времени первое место занимает Васумитра, первый после Катьянипутры авторитет в Сарвастиваде. Самое известное сочинение его есть Абидармапракаранапада, или свод различных статей по Абидармам (2 тома); в нем, в виде вопросов и ответов, определены все предметы, входившие в состав Абидарм. Другое сочинение его, весьма не большое, под названием Датукаяпада, или о сферах чувственной и разумной деятельности, есть сокращение предшествующего сочинения; текст состоит из Удан, на которые сделаны короткие пояснения. Васуматре приписывают также собрание разных основных статей (1 том). Дармоттара, родом из Кантары, составил 300 гат, сократив в них все, что излагается в [155] Абидармах, и сделал на них краткое и умное толкование; это сочинение его называется Абидарма хридая, или сердце Абидарм (4 книга). Вскоре появилась на него толкования других Буддийских писателей; Упашаньти, в восемь тысяч гат (6 книг), и Дарматраты, который назвал свое толкование Вайбашья, или пространным (1 том). Дарматрата, кроме того, написал стихи (5 книг), в которых он воспел печальные воззрения Буддизма и восхвалил совершенства освобождения от страдания; эти стихи суть лучшее выражение Буддийских взглядов на мир и проникнуты чувством глубокой скорби. Гоша нависал Абидармаамриташастру, или нектар Абвдарм (2 книги). Упатишья написал трактат о Пратвмокше, или пути к освобождению от страданий (1 том), изложив в нем три начала Буддийского самоусовершения, т. е. хранение нравственных заповедей, созерцание и любомудрие. В том же духе написано сочинение Сангапалы о подвижничестве (6 книг), существующее также в нескольких сокращениях. В последних двух сочинениях созерцание Буддистов получило полное развитие, со всеми таинственными его видениями, вызываемыми силою самопогружения. Васубарма написал специальный трактат о четырех коренных истинах учения Будды (4 [156] книги), объяснив их в духе Махасангики, а Сангароча собрал сведения о жизни Будды (4 книги).

К числу Буддийских знаменитостей, явившихся в царствование Канишки, надобно присоединить Буддамиту и Ашвагошу. Буддамита происходил из касты Вайшья и был известен как диалектик. В его время Государь области, где жил он, не благоприятствовал Буддизму. Рассказывают, что Буддамита, желая переменить мнение Государя, решился каким бы то ни было образом обратить на себя его внимание и, при всяком выезде его из дворца, бегал впереди его с красным знаменем в руках; однакоже достиг своей цели не раньше, как через двенадцать лет. Узнав, что Буддамита принадлежал к классу скитающихся философов, занимавшихся учеными состязаниями, Государь позволил ему выдержать спор с Брахманами. Буддамита одержал над ними верх, доказав тему, что пространство, считавшееся некоторыми философами Индия единственным основанием всякого бытия, не имеет реальности. Государь хотел было сам вступить в состязание с Буддистом; но Буддамита искусно отклонил такой опасный спор, избрав Государя судьею битвы и выше партий. Буддамита известен также тем, что обратил к Буддизму одного Ниргранту, занимавшегося ворожбой, который в последствии [157] времени написал хвалебною песнь Будде, в 500 гат. Буддамите приписывают небольшое сочинение, излагающее краткие правила созерцания. Остаток своей жизни он провел в Капине, Кашмирской горе, и отличался цинизмом. В этом уединении посетил его сам Государь.

Ашвагоша был лицем историческим; но с тех пор, как Махаяна включила его в число своих поборников, он сделался загадочным. Он жил еще до Нагарчжуны, с которого начинается Махаяна; но Иогачаристы, вероятно благодаря славе, какою Ашвагоша пользовался в свое время, облекли его саном Бодисатвы и издали под его именем несколько сочинений, которые относятся к позднейшему времени. Ашвагоша был родом из Варанаси. Он славился своею ученостью и обширными познаниями; изучив Веды, шесть шастр, или книг, излагающих учения шести главных Брахманских школ, и Вьякарану, или науку слова, он прослыл одним из первых литераторов и диалектиков своего времени; в состязаниях никто не мог победить его. «Не было, говорит биограф Ашвагоши, ни одного вопроса и ни одного возражения, которого бы он не решил, или не опроверг; он низлагал своих противников также сильно, как сильный ветер ломает гнилые деревья». Ашвагоша был пантеистом, [158] признавая во всем, как в человеке, так и в видимом мире, и даже в самой ничтожной былинке, одну всеобщую жизнь. Он вступал в споры с Буддистами и счастливо побеждал их; в последний раз ценой своей победы он поставил, чтобы Буддисты не смели бить ни в доску, ни в колокол, как было заведено в общежительных убежищах их. О том, каким образом Ашвагоша сделался Буддистом, рассказываются сомнительные подробности. Честь обращения его приписывается Буддистами Башбе. Башба, говорят они, ходил из Кашмира в среднюю Индию и успел покорить Ашвагошу не даром слова, а искусным оборотом состязания. В присутствии Государя и множества посетителей, Башба, по праву гостя и старшего по летам, присвоил себе право начать речь. Ашвагоша легко согласился на то, полагая, что противник его предложит какой нибудь тезис из Буддийского учения; во Башба, получив позволение говорить, громко произнес следующее воззвание: «Да будет вселенная в мире, великий Государь долголетен, а народ богат и счастлив». Такая неожиданная выходка Башбы совершенно смешала Ашвагошу; по правилам диспута, он должен был или опровергать слова своего противника, или признать себя побежденным; он предпочел последнее и, в следствие предварительного условия с [159] Башбой, сделался Буддистом. Приняв новое учение, Ашвагоша перешел из Бенареса в Пушпапуру и употребил свои таланты и ревность в пользу Буддизма. Желая воспользоваться своими музыкальными способностями, которые развились в нем светским воспитанием, на пользу вновь принятого им учения, он составил музыкальную пиесу особого рода в печальном тоне и набрал труппу певцов и певиц. Окруженный ими и сам одетый в белое платье, Ашвагоша разыгрывал и распевал хором свою песнь на площадях Пушпапуры, с акомпаниментом гитары, лютни, колокольчика и барабана: «Все в мире проходит, как призрак, и бедствия грозят человеку в земной юдоли и в жилищах духов. Наше тело пусто и обманчиво, как тростниковая пальма; оно тайный и непримиримый наш враг; опасно сблизиться и подружиться с нам, как с ящиком, наполненным змеями. Так Будда негодовал на тело». Привлеченные новостью музыки и слов, прохожие останавливались и слушали Ашвагошу. Скоро по всему городу разнеслась молва о публичных концертах Ашвагоши и несколько Рачжапутров, тронутые напевом и содержанием его песни, покинули мир и сделались Буддистами. Видя гибельные следствия музыкального прозелитизма Ашвагоши, Государь приказал ему прекратить свои концерты и запретил [160] употреблять Лайчахару, или напев, который он сочинил. Из Пушпапуры Ашвагоша переселился в Кашмир, но касательно обстоятельств, заставивших его оставить столицу Магады, жизнеописатели его разногласят между собой. По рассказу одних, Канишка, во время своего похода в Индию, осадил Пушпапуру и потребовал с города контрибуцию в три лакша золота, т. е. 300,000 золотых монет. Не имея в наличности такой огромной суммы, тамошний Государь, в замен ее, предложил Канишке три неоцененные вещи: патру Будды, ученого Ашвагошу, да курицу, которая не пила воды с насекомыми. Канишка согласился принять эти дары и увел с собой Ашвагошу. По другому не столь замысловатому сказанию, Ашвагоша пришел в Кашмир по просьбе членов Кашмирского собрания. Здесь он провел остальную часть своей жизни, пользуясь особенным вниманием и благосклонностию Государя. Из сочинений, приписываемых Ашвагоше, самое достоверное есть хвалебная песнь Будде (5 книге), писанная стихами, в которой он воспел главные события его жизни. Эта песнь приобрела в Буддийском мире большую известность; отрывки из нее пелись пред кумиром Будды вместо молитв.

Во второй половине последнего века до Р. X. жил Буддист Харибарма. Он происходил из касты [161] Брахманов и сначала принадлежал к школе Санкья, но потом, оставив учение Капилы, принял учение Будды в том виде, как излагали его последователи школы древнего Буддизма. Обстоятельства его жизни неизвестны. Трактат его «об истинном», который существует в переводной литературе Китайских буддистов, есть единственный довольно полный источник для изучения древних Буддийских мнений, противных началам Сарвастивады. Трактат об истинном (2 тома) разделяется на 202 небольшие главы; автор приводит сначала мнения других школ, излагает их основания, потом опровергает их и излагает собственное свое мнение; оттого это сочинение отличается последовательностью, которой недостает во многих Буддийских сочинениях.

Около Р. X. прославился Буддист Васубанду. Имя его в таком уважении у Буддистов, что слава всех прежних знаменитостей темнеет перед ним. Сначала последователь Сарвастивады, потом Иогачарист, он занимает почетное место как в Хинаяне, так и в Махаяне. Васубанду был сын одного Брахмана, по имени Кошики, жившего в столице Кантары, Пурушапуре (ныне Пэйшавер). У Кошики было три сына; старший сделался известным под именем Асанки или Арьясанги и основал в Буддизме школу Иогачара; о среднем мы не знаем ничего; младший [162] был Васубанду. Сделавшись Буддистом, Васубанду последовал учению Сарвастивады, изучил кодекс этой школы и сделался опытным и искусным диалектиком. Он оставил отечественный город и перешел в собственную Индию; здесь он нашел себе покровителя в Викрамадитье, Государе Аиодьи, который не изменился в своих к нему чувствах во всю свою жизнь; а по смерти сего Государя сын и преемник его Прадитья был не менее своего отца расположен к Васубанду и даже просил его остаться в Аиодье навсегда; поэтому Васубанду утвердил в Аиодье главное свое местопребывание. Учителем Васубанду был Буддамитра, живший также в Аиодье и происходивший также из Брахманского рода. Переходя из одного места Индии в другое, Васубанду оспаривал Мадьямистов и философов Индии, ратоборствуя с ними и словесными диспутами, и полемическими сочинениями. Биограф его рассказывает случай, по поводу которого он написал опровержение учения Капилы. Один последователь этого учения, по имени Ишвара-Кришна, находя шастру Санкья во многих местах неверною и слишком огромною (она состояла из 60,000 гат), исправил ее и сократил в семдесят гат. После того он пришел в столицу Аиодьи и, проходя по улицам города, бил в барабан состязания. Викрамадитья, призвав Ишвару [163] во дворец, спросил его, с кем он желает вступить в состязание? «Государь, отвечал ему Ишвара; как властитель всего царства, ты не оказываешь пристрастия ни к Шраманам, ни к Брахманам; позволь мне состязаться с последователями Шакья, и пусть побежденный лишится головы». Государь согласился исполнить просьбу Ишвары и приказал объявить тамошним буддистам, чтобы кто нибудь из них явился на состязание с этим последователем Капилы. Случилось, что ни Васубанду, ни других ученых Буддистов в то время не было в Аиодье; оставался один Буддамитра; учитель Васубанду был муж ученый, но от старости ослабевший телом и духом; он хотел было уклониться от диспута, но Ишвара настоял на своем. В назначенный день зала состязания наполнилась посетителями; вскоре прибыл и Викрамадитья. Как скоро Государь приказал начать диспут, Ишвара спросил Буддамитру, кому из них начинать речь? «Я всеобъемлющ, горделиво отвечал ему Буддамитра, как океан; а ты комок земли, брошенный в море и исчезающий в необъятном его пространстве. Выбирай любое». Ишвара уступил ему право начать речь и Буддамитра предложил тезис о невечности всего существующего. «Все, что подлежит формам бытия (рождению, изменению и окончанию), начал он, [164] поминутно уничтожается; всякое явление, родившись, снова исчезает». И подкрепил свое положение различными доказательствами. Ишвара слушал своего противника со вниманием и по окончании его речи, запомнив все слова его, систематически и весьма основательно опроверг их. Буддамитра, не смотря на все свои усилия, не мог запомнить всей речи Ишвары, не нашелся, что отвечать на нее и должен был признать себя побежденным. По условию, он должен был лишиться жизни; но торжествующий Ишвара спас его. «Не хочу лишать тебя жизни, сказал он Буддамитре; потому что ты, как и я, Брахман; вместо того, в знак своей победы, я при всем собрании дам тебе несколько ударов плетью». В тоже время он действительно и исполнил это. Государь щедро одарил Ишвару, но Ишвара, раздав подаренное золото нищим, удалился в горы. Когда весть о приключении с Буддамитрой дошла до Васубанду, он поспешил в Аибдью, намереваясь личным состязанием с Ишварой восстановить славу Буддийской учености; но по прибытии в Аиодью узнал, что Ишвара уже умер. В досаде, он написал семдесят гат в опровержение семидесяти гат Ишвары, и по окончании этого сочинения объявил, что бесчестие, нанесенное Буддистам в лице Буддамитры, теперь уже смыто. [165]

Между другими трудами, Васубаиду не переставал изучать Вайбашью и преподавать учение ее своим ученикам.. Он сократил ее в 600 кратких гат, из коих каждая была предметом особой дневной лекции. Биограф Васубанду рассказывает, что он вырезал эти гаты на медных досках и, приложив к ним 50 фунтов золота, отправил в Кашмир, к тамошним Вайбашикам, гаты на рассмотрение, а золото в подарок. Кашмирские Буддисты единогласно одобрили гаты Васубанду, но, так как они по чрезвычайной краткости своей были неудобопонятны, изъявили желание, чтобы автор позаботился сделать на них пояснения, и с этим отзывом отослали доски обратно к Васубанду. В следствие того, Васубанду написал толкование на собственные свои гаты. Надобно заметить, что, составляя их, он имел в виду включить в них все, что излагалось в Абидармах, в духе Вайбашьи; оттого они весьма походят на гаты, составленные Дармоттарой. Окончив истолкование гат, Васубанду назвал свой труд Абидармакошей, или сокровищницей Абидарм (3 тома). Сочинение разделено на восемь частей. В первой говорится о сферах, т. е. четырех стихиях, шести чувствах, и проч.; во второй о нравственных и чувственных органах человека; в третьей о материальном и разумном мире; в четвертой о [166] делах; в пятой о страстях; в шестой о средствах освобождения от страданий; в седьмой о мудрости; в осьмой о созерцании. К ним присоединен, в виде приложения, трактат о несуществовании самостоятельной души. Хотя объяснение гат писано было в духе Сарвастивады, но все те пункты ее учения, которые казались Васубанду неосновательными, или сомнительными, он исправил по началам противоположных ей школ, следовавших одним Судрам. Когда Коша сделалась известною Кашмирским Буддистам, они были глубоко огорчены нападениями Васубанду на Вайшабью. Один из них, по имени Сангабадра, вскоре начал составлять на гаты Коши особое толкование, в котором он защищал мнения Вайбашьи. Сангабадра назвал свое сочинение градом на Кошу, но после оно получило другое название, под которым осталось и до сих пор, именно Ньяяанусарашастра, или трактат, сообразный с истиной. Оно составляет в Китайском переводе восемь томов, и, независимо от преобладания в нем Сарвастивады, может служить превосходным пособием для изучения мнений различных школ древнего Буддизма; перед Вайбашьей оно имеет то преимущество, что в изложении предметов следует более строгому порядку и не обременено излишнею плодовитостью, как Вайбашья. В последствии времени, [167] Сангабадра сократил Ньяяанусару, исключив из нее полемическую часть, и назвал это сокращение Прабасамая, (4 тома); желая означать, что к нем излагается одно учение Вайбашьи. Не довольствуясь письменными опровержениями Васубанду, Сангабадра приглашал его на личное свидание, при котором надеялся публично опровергнуть его мнения. Однакоже Васубанду; не принял приглашения. «Одобряю твое намерение, отвечал он Сангабадре; но я уже стар. Когда я писал опровержения Вайбашьи, то не просил тебя на личное прение; ты тоже писал против меня; к чему же вызывать меня на состязание? Умные люди решат, на чьей стороне правда». В самой Аиодье, где жил и писал Васубанду, Коша его также подверглась строгой критике. Один Брахман, ученый Вьякаранист, по имени Васурата, зять Государя, разобрал гаты Коши и доказал, что они противоречат законам Вьякараны. В ответ на нападение Васураты, Васубанду написал трактат, в котором опроверг все статьи и положения Вьякараны.

Мы не говорим здесь о других сочинениях Васубанду; они принадлежат уже к школе Иогачары. Не известно, когда и что заставило его перейти на сторону Махаяны, ненависть ли к нему поборников Вайбашьи, или убеждения брата его, Арьясанги. [168] Абидармакоша вскоре составила важный авторитет в Буддизме, изучение ее было начальным не только для последователей Хинаяны, но и Махаяны. Слог этого сочинения считается Буддистами изящным, а выражения могут служить образцем краткости и определенности. Васубанду умер в Аиодье, осьмидесяти лет от роду. Со смертию его мы оканчиваем историческое обозрение Хинаяны; потому что о позднейших движениях в ней почти вовсе нет известий, и движения эти были слишком маловажны. Заметим только, что она нашла себе последователей и в новых странах, где некогда процветал Буддизм: в восточном и западном Туркестане, Кабуле, на Цэйлоне и других островах южного моря; но в настоящее время Хинаяна существует только в своей литературе.

Текст воспроизведен по изданию: Исторический очерк древнего буддизма // Труды членов Российской духовной миссии в Пекине, Том 2. 1853

© текст - Кафаров П. И. 1853
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. 1853