БОШНЯК Н. К.

ЭКСПЕДИЦИЯ В ПРИ-АМУРСКОМ КРАЕ

(См. М. Сб. 1858 г., № 12.)

II.

ОПИСЬ И ПРОМЕР ОЗЕРА УДЫЛЬ И ПРОТОКИ УЙ; ПЛАВАНИЕ ВВЕРХ ПО АМУРУ ДО С. КЫЗИ; ОСМОТР ОЗЕРА КЫЗИ И ЛЕВОГО БЕРЕГА АМУРА ОТ КЫЗИ ДО С. УХТР.

(С 18-го Апреля по 17-е Июня 1852 года).

Возвратясь с острова Сахалина в Николаевск, я употребил две недели на составление карт и отчета об экспедиции, и 18 Апреля, — лишь только почувствовал, что могу ходить без костыля, должен был отправиться в новую экспедицию.

Мелководие залива (образуемого мысом Куегда и берегом полуострова В. К. Константина), при котором находится Николаевск, имеющего почти везде, до самой реки, ровную глубину в 3 фута, в малую воду, и притом перерезанного однофутовою банкою, от мыса полуострова к м. Куегда, возле коего находится только незначительный канал, — явно показывало, что устройство порта в Николаевске, будет неудобно. Оставляя за Николаевском всю важность крепости, защищающей вход в самое узкое место реки, близь лимана, надобно было приискать более удобное место для устройства элингов, и в тоже время не слишком отдаленное от устья, дабы можно было без затруднения пользоваться теми вековыми лесами, которыми так изобильны берега Амура. [112] Для отыскания такого места Капитан Невельской назначил меня.

На этот раз, средства мои были более значительны. Нарта была устроена комфортабельнее, запас провизии более изобилен, и большой пелькомпас и секстан заменили карманный компас. Притом путь мой лежал вверх по реке, в стране более населенной, чем о. Сахалин, почему я и не мог ожидать тех лишений, которые испытал в предшествовавшую экспедицию.

Я, с казаком Парфентьевым, отправился в путь вечером. Ночью поднялась сильная пурга (Так в Сибири вообще называют вьюгу со снегом.) и проплутав всю ночь, к утру 19-го мы очутились на противоположном берегу Амура, у сел. Каки. Взяв здесь проводника, мы перешли на Вайт, где и остановились на ночлег. Проводник наш от сел. Каки, вздумал требовать плату, превышающую значительно ту, которая ему следовала по предварительно-заключенному с ним условию, и, получив отказ, сговорился с хозяином юрты, в которой мы остановились, и в ночь увел одну из наших собак. Я взялся за хозяина. Тот — за нож, но удар кулаком обезоружил его, и мы выехали на другой день с прежним числом собак и даже, могу сказать, расстались приятелями.

Сильные оттепели в продолжение дня и слабые морозы ночью, очень замедляли мой дальнейший путь. Полыньи, образовавшиеся во многих местах реки, требовали большой осторожности. Эта медленность поездки вознаграждалась впрочем довольно продолжительными остановками, во время которых я мог собирать сведения о жизни туземцев. Их юрты совершенно отличаются от сахалинских. Амурские гиляки строят юрты следующим образом: вкапывают в землю столбы, на расстоянии 1 1/2 саж. один от другого, и промежуток между ними забирается в паз тонкими бревешками, без моху и всякой другой прокладки. На столбах утверждаются стропилы, которые связываются такими же тонкими [113] бревешками, и потом забираются вершинным или тонким лесом и застилаются, на подобие наших соломенных крыш — травою, и все строение смазывается глиною. Единственная дверь в юрте довольно низка. По правую и левую сторону от двери делаются очага; под очагом небольшой свод, из которого дом проходит по горизонтальной трубе, устроенной под нарами; труба эта деревянная, обмазанная глиною и продолжатся под землею; чрез нее дым проходит в большую деревянную трубу, иногда единственную для целой деревни, но всегда служащую для 2-х и даже 3-х юрт, и удаленную от строения на 20 или на 30 шагов. Нары устилаются циновками из рисовой соломы; эти цыновки Гиляки приобретают от Манжур. Балки или связи, соединяющие между собою основные столбы юрт, служат вешалками для разных домашних тряпок и вещей, а также для привязки собак. Посредине каждой юрты, сделан помост, место кормления собак; собаки вспрыгивают на этот помост, привязываются к балкам, и женщины, поставив на помост длинные корыта, уполовниками разносят горячий корм по корытам, из больших чугунных котлов, вмазанных в печи. Этот корм обыкновенно состоит из вареной юколы (Юколою называется вяленая рыба; в корм собакам употребляется лососина; для Этого рыбу по длине пластают на 3 части; 2 боковые мясные и 3 средняя — кость. Мясные части употребляются людьми, а кости идут собакам, и этот корм называется у Гиляков особым названием: харк, тогда как мясные части называются ма.). Помост разбирается, когда приводят в юрту медведя, — но об этом буду говорить ниже. Предлагаю читателю вообразить себя в подобном помещении, не только для ночлега, но на несколько месяцев! Запах юколы; дым очагов; вой и визг собак; Гиляки, немывшиеся со дня своего рождения; промерзшие стены и горячие нары; смрад и грязь, — все это может перенести, без ущерба для своего здоровья, только человек неизнеженный и привычный ко всему. [114] Остановясь однажды в подобной юрте, я имел случай видеть, как Гиляки управляются с медведем. Но прежде чем начать рассказ об этом, надобно сказать, что медведь играет важную роль у Гиляков, потому что (как объяснил мне это один умный молодой Гиляк), ближе других животных, образом своей жизни подходит к жизни человека: последний строит себе жилище, чтобы укрыться от холода я ненастья, и медведь также; человек занимается промыслом рыбы и зверей, и медведи также.

В селении Чильви, большая медведица содержалась в сайбе (Сайбою называется сруб 2 1/2 арш. в квадрате, из 5 или 6 рядов тонких бревен, покрываемый щитами; для прохода воздуха и света оставляется небольшое отверстие.). Она назначалась в скором времени на убой, почему ее водили по гостям, т. е. по всем окружным деревням, где ее подчуют, дразнят мальчишки и оставляют ночевать в юртах. Медведицу вели на этот раз в юрту, где я остановился. Помост был снят. Стук палок об висячее бревно возвестил приближение зверя. Наконец раздался рев и потом показалась целая вереница Гиляков. Один из них, вооруженный заостренным колом, скакал перед самою пастью медведицы и тыкал ее колом в разные части тела, но преимущественно в шею и между ушами. Медведица ревела и старалась передними лапами схватить своего дерзкого противника, но ее тотчас же осаживали назад посредством цепи, на которой была медведица, и за которую ухватилась более 15 человек. С такою церемониею медведица была введена в юрту и 4 цепями привязана к столбам. Тогда началось угощение: на длинной деревянной лунке, медведице подносили вареную рыбу, юколу, пшено, ягоды; медведица истребляла все это с жадностию. По прошествии нескольких часов, ее вывели из юрты с тою же церемониею. Теперь нужно было посадить гостью в сайбу. Один из Гиляков вскочил на спину зверя и схватить его за уши, двое других схватили также за уши, и еще двое за каждую [115] лапу. Так сняли с него цепи и ввязали два длинные ремня, легко снимающиеся. Ремни эти были туго вытянуты в противоположные стороны, а один из Гиляков подгонял медведицу сзади, пока она не вскочила в саибу; тогда ремни выдернули, щиты задвинули и дело было кончено.

После разных дорожных приключений, мы наконец 28 Апреля прибыли в сел. Ухтр (Селение Ухтр находится на левом берегу против Богородского поселения.), место, где мне надобно было, по указанию Капитана Невельского, выждать весну и, заметя вскрытие реки, исследовать протоку Уй, при устье которой расположено селение. Потом, поднявшись по ней, осмотреть большое оз. Удыль, из которого она вытекает, и по осмотре возвратиться в Николаевский пост. По приметам Гиляков, до вскрытия реки оставалось еще более недели, и потому в этот промежуток времени я решился познакомиться с окружными торговцами — Манжурами, как они сами себя называют. Случай помог мне. Я остановился у одного зажиточного Гиляка Куйчена, который истощил весь свой запас водки и намеревался съездить к Манжурам, у которых, надо заметить, водка и табак чуть ли не самые главные товары. Притом же и Манжуры, узнав о моем прибытии, не заставили себя долго дожидаться. Чрез два дня после моего прибытия, они приехали ко мне, вероятно для разведок, какие я имею средства соперничать с ними в торговых сделках с Гиляками. Все Манжуры были одеты в длинные китайчатые халаты; широкий черный суконный или матерчатый нагрудник был надет сверху халата; на ногах башмаки без пяток; на голове шапочка или лучше сказать ермолка с шелковыми маленькими кисточками на маковке; в дороге Манжуры надевают нечто в роде башмаков или сапогов из рыбьей кожи; матерчатые, на вате, или мехе, гиляцкие рукавицы, по опушке которых гиляцкие женщины вышивают разные узоры. Головы Манжуров бритые, с длинною косою, от темя и затылка, заплетенною в 3 пряди; в эту косу [116] вплетают пряди из черного шелка или ниток. Лица Манжуров смуглые, усы длинные, большею частию белокурые; выражение лица хотя и грубое, но весьма мужественное и довольно приятное; рост, по большей части, превышающий средний. Я угостил Манжуров обедом и они пробыло у меня около часа. Надобно было отдать им визит. Взявши проводником Гиляка Куйчена, я 2 Мая отправился к ним на его нарте. Не буду описывать здесь всех моих посещений Манжуров, так как они походили более или менее одно на другое; попытаюсь только изложить здесь общий очерк этого интересного сношения 2-х племен, не много разнящихся между собою развитием и образованием, а равно и состояние торговли в этом малонаселенном крае.

Манжуры обыкновенно останавливаются в однажды избранной ими юрте. При входе в юрту, занятую Манжуром, прежде всего бросается в глаза целый ряд ящиков с водкою и товарами. В отведенном углу, на цыновке, поставлена скамейка, служащая Манжуру столом. Один из очагов с котлом, отведен для его кухни. При каждом из главных торгующих Манжур, до 5 слуг или прикащиков, находящихся при нем на паях. Один из них повар. Манжур и почетный его гость сидят на коврике, поджавши ноги; на высоком столике, напротив, поставлена большая чугунная чашка с песком, на котором разложены горячие угля. На этих углях постоянно кипятится чай в медном чайнике, в роде наших старинных кофейников; чай и трубка с манжурским табаком никогда не оставляет Манжура. Пища его — лепешки из муки, в которые завертывается какая-то вареная трава. Все это сильно приправлено перцем, солью и другими специями. Живность и вареная рыба всех сортов дополняет неприхотливый обед. Сервировка стола состоит из фарфоровых блюдечек, весьма грубо сделанных, и 2 палочек вместо вилок; в продолжение этого скромного обеда, весьма часто подчуют водкою, называемою араком, Эта водка гонится из риса и чрезвычайно крепка. Чай без сахара и трубка оканчивают угощение. Во время хорошего [117] рыбного промысла Манжуры едят сырую осетрину, до которой, повидимому, большие охотники. Торговлю с Гиляками ведут следующим образом: с наступлением весны отправляются в город Сен-Син-Чен, находящийся при впадении реки Хурги в Сунгари, покупают там товары, и к осени возвращаются к месту своего зимовья; главнейшие продукты, сбываемые Гилякам, заключаются в пшене, рисовой водке, шелковых материях, готовых шелковых и парчовых халатах, табаке, большом количестве дабы и китаек (синие бумажные ткани) и разных мелочей: трубок, огнив, поясов и проч. Переезды свои Манжуры совершают на лодках, нанимая в гребцы Гиляков. Лодки совершенно применены к местности и характеру реки, и строятся из толстомерного кедра; дно состоит из одной широкой доски, к ней пришиваются, под некоторым углом, две другие; для образования носа донная доска загибается к верху, а обе боковые стесываются, сообразно загибу. Корму образует прямая доска, обделанная трапециею; связь досок между собою зубчатая; крепление состоит из деревянных наугольников и нагелей, а конопатка — из моха. Некоторые из манжурских лодок бывают палубные; тогда большая часть трюма, если можно так выразиться, занята товарами; хозяин помещается в небольшой рубке, поставленной в средине; для прислуги отведен особый люк в кормовой части. Этот же люк вместе с передним служит и для погрузки товаров. Одна из виденных мною лодок была следующих размерении: длина по палубе 48 фут; ширина 12 фут, глубина трюма 2 3/4 фута; в 18 футах от носа поставлена мачта; в 9 футах от нее к корме — рубка; в 7 или 8 футах далее к корме, — люк для помещения товаров в прислуги; люк этот был покрыт цыновками. Футах же в 5 от рубки к носу, другой люк, исключительно для товаров. Парус прямой, миткалевый, а иногда из рыбьей кожи. Ходкость этих лодок под веслами или парусом удивительная; спускаясь в 1855 году по Амуру с Генерал Губернатором Восточной Сибири, я видел как эти лодки, при сильном течении, пересекали [118] под веслами реку; ни одну из них не снесло более 50 сажень. Число гребцов бывает от 20 до 40 человек; грузу поднимают до 300 пудов. В обмен на свои товары Манжуры получают от Гиляков: выдр, лисиц, соболей, белку, и др. пушные товары, осетровой хрящ, вязигу и вяленую рыбу или юколу, употребляемую для корма собак. По словам туземцев, по прибрежью Амура до Усури, торгуют 20 Манжуров; взяв в расчет средний годовой оборот трех виденных мною Манжуров, можно полагать, что ежегодно, по Амуру и его притокам, до Сунгари, Манжуры приобретают до 8000 соболей, 16 000 лисиц разных сортов и пород, и до 10000 выдр, что, с прибавкою предметов рыбного промысла, составит в общей сложности ценность в 500000 р. с.; не знаю, на сколько подтвердится этот расчет новейшими исследованиями, но мне известно, что лисицы и выдры, будучи в большой цене у Манжуров, не попадаю в наши руки.

Табак, привозимый Манжурами к Гилякам, прекрасного качества, и, как я слышал, в изобилии растет по берегам Амура. Хорошо приготовленные сигары из этого табаку могли бы быть предметом выгодной торговли. Следующий рассказ может служить доказательством хорошего качества амурского табаку. На корвет «Оливуца», в Манилле приехали таможенные чиновники. Мы не успели еще запастись манильскими сигарами и потому предложили им манжурских. Когда сигары были выкурены до половины, я спросил гостей: как они находят табак? С видом знатоков чиновники отвечали, что табак, без всякого сомнения, манильский и что сигары должны быть контрабандные. Как же удивились эти господа, услышав, что их угостили табаком с холодных берегов Амура!

Выгоды, приобретаемые Манжурами в торговле с Гиляками, весьма значительны и надобно прибавить, что приобретаются не всегда честным образом. Водка, этот общий бич дикарей, (впрочем и не одних дикарей) — служит и здесь позорным средством для исключительных выгод торгашей. Манжуры, имея араку на 2/3 ценности всех своих товаров, [119] спаивают целые селения, обирают весь годовой запас корма юколы, и потом продают его тем же Голякам, в десять раз дороже того, за что купили.

Селение Ухтр находится на левом берегу р. Амур, около 180 верст от Николаевска, про одном и самом главном устье протоки Уй, вытекающей из озера Удыль. Берег, на котором расположено селение, матерой и возвышенный, покрыт мелкою елью и лиственью, приглуб — саженях в 10 от берега — около 14 фут в малую воду. Склон возвышенности правильный и обращен на юг. Ширина устья этой протоки против селения около 150 сажень. Другой берег образуется низменным островом, в половодье затопляемым водою. От обоих входных мысов тянутся отмели и чтобы не попасть на них, надобно приводить селение на NWtW1/2W. Бар на устье широкий, и глубина на нем в малую воду от 14 до 17 фут. Высота прилива воды при вскрытии реки была 10 фут. Саженях в 200 вверх по протоке от селения Ухтр, находится другой небольшой остров, также потопляемый водою и образующий другую узенькую протоку, ведущую в отдельное озеро, по уверению Голяков, довольно мелкое. Забережья обоих островов поросли тальником, и образуют внутри небольшие котловины, между тем как берега более возвышенные. Кругом селения Ухтру, на значительном протяжении по левому берегу Амура вверх и вниз, равно как и по протоке, строевого леса нет или весьма мало, и самое близкое место откуда можно его доставить, есть селение Пуль, в 3 верстах, на противоположном берегу. Из этого обзора видно, что за некоторыми ограничениями, местность эта представляет удобства для устройства элингов, но весьма далека еще от совершенства, как по малости пространства, по недостатку строительного материала, так и потому, что сплав леса некоторым образом затрудняется подъемом на небольшое пространство, вверх по течению. Широта селения, определенная по 5 полуденным высотам солнца, 52° 29' N.

8 Мая устье протоки посинело, лед стал отделяться от [120] закраин, и 10 превратился в кашу, и пошел отдельными массами против течения. Значительное количество этого льда забило в озерко, где он и растаял. К вечеру устье было часто, но во входе малой протоки образовался спор течений; вода поднялась выше обыкновенного уровня около 13 фут.

11 Мая, около 11 часов вечера, тронулся Амур; значительную массу льда понесло в протоки вверх, против течения. Вода продолжала стоять высоко и подошла к самым юртам, но более не подымалась; острова затопило совершенно и лишь верхушки тальников виднелись из воды. 13 Мая протока приняла свое обычное течение, и лед понесло обратно. Вода сбыла на 3 или 4 фута и остановилась. Острова оставались под водою до самой осени.

Когда стало явно заметно, что через несколько часов лед тронется, гиляцкие женщины принялись приготовлять кушанья, какими обыкновенно у Гиляков празднуется вскрытие реки: вареное пшено, бобы, ягоды, осетровый и тюлений жир, вареная рыба и пр. Когда лед тронулся, каждому хозяину лодки поднесли по маленькому корытцу, в котором находилась разваренная брюшина лососины. Хозяева опоясали деревянными стружками талию, правую руку и лоб, а гребцы имели такую повязку только на правой руке. Потом все сели, чинно поджавши нога, и каждый хозяин принялся растирать поднесенную ему брюшину чем то в роде мутовки, подливая теплую воду и осетровый жир. Потом все встали и понесли приготовленные кушанья по своим лодкам; отвалили от берега и пристав к одной льдине, еще державшейся у берега, выскочили из лодок и от каждого сорта кушанья зарыли по немногу в снег, с какими то пришептываниями; и, взяв по куску снега, вернулись домой. Снег этот побросали в котлы.

С этого дня запрещение выносить огонь из юрты (что у Гиляков считается большим преступлением), было снято. По возвращении началось пиршество: ходили есть из юрты в юрту, но странно, пьянства не было. Большую часть ночи горели жирники, а с рассветом все, кто только мог держат весло в ругах, отправились на первый летний осетровый [121] промысел. Оставалась одни старики, да малые дети. Промысел продолжался до следующего утра, но на первый раз был довольно неудачен. Убили одного осетра, весом около 7 пудов. Со вскрытием реки началось деятельное движение гиляцких и манжурских лодок. Едва скользя по воде, они переносилась с одного места на другое, а их хозяева кончали свои обоюдные торговые сделки; Гиляки скупали остатки, Манжуры продавали и готовилась в свой обычный путь — в город. Все ожило, как будто после долгого сна; местами пробивалась травка, кое-где деревья зазеленели, и дикая, мрачная природа и в здешних пустырях начала проявлять свое величие и красу. Настала пора и мне собираться для дальнейших обследований. Посетив предварительно тех из Туземцев, которые уговорились со мной ехать, и сделав для них запас проса, водки, я приготовился к отъезду. Накануне моего выезда случилась следующая презабавная история. Ко мне прибежала Гилячка, которая знаками и прерывающимся голосом старалась объяснить, что случилось большое несчастие и звала меня помочь беде. Здесь кстати заметить, что Гиляки сильно веруют в наши медицинские пособия, полагая, что каждый Русский должен уметь лечить от всяких болезней (Зная это, и притом предоставленный самому себе за 300 и 400 верст от всякой медицинской помощи, я всегда брал с собою, во время командировав, некоторые простые медикаменты с докторским наставлением как их употреблять.). Полагая в этот раз, что кто нибудь поподчивал другого ножом в бок, я поспешил за женщиною. Мы поднялись на увал и следующая сцена представилась моим глазам: человек пять Гиляков сидели на траве; перед ними стояла обыкновенная медная бутылочка (похожая на рупор), с араком, и фарфоровая чашечка, немного больше наперстка, беспрестанно переходила из рук в руки. Между собеседниками находился и мой приятель Куйчен. Увидев меня он встал в начал держать такую речь: «О ты! который сводишь солнце с неба на землю, исцеляешь [122] разные болезни, угадываешь хорошие и дурные погоды, помоги, мне, тем же самым инструментом, которым сводишь солнце: поймай жену мою; она сей час была здесь и вдруг скрылась». Видно было, что у оратора двоится в глазах. Я посоветовал ему получше обращаться с женою, не колотить ее и в заключение сказал, что вероятно жена его возвратится, когда у него хмель пройдет. Действительно, бедная женщина в это время спряталась за сарай от побоев, которыми пьяный благоверный угощал ее, чуть не каждую минуту.

21 Мая, рано утром, в числе 7 человек, на гиляцкой лодке, мы вышли из селения Ухтр и стали подыматься вверх по протоке. Ветер был свежий, порывистый. Поставив парус, сделанный из 2-х моих простынь, мы быстро неслись по довольно гладкой поверхности, защищенной низкими островами от большого волнения. Идя, то по средине протоки, то приближаясь к берегу, я не имел возможности исследовать тщательно протоку, тем более, что часто приходилось, для скорейшего перехода, плыть незначительными руслами, образованными разливом. В следствие всех этих причин я отложил более тщательной обзор до обратного спуска. На другой день утром мы подошли к истоку протоки Уй и в скором времени увидели обширную массу воды, теряющуюся. в отдалении. Это было озеро. Пристав близь первого изгиба, я взял пеленги всех выдавшихся мысов и как местность на берегу не представляла удобства, при моих средствах, для измерения большого базиса, то я принял его глазомерно до первого мыса, образованного тем же берегом, и повел засечками дальнейшую опись. Работа продолжалась 2 дни; устье реки Пильду, впадающей в юго-западный конец озера, оказалось в широте 52° 3' 54'' (по полуденной высоте солнца).

Озеро Удыль длиною 37 верст, шириною от 2-х до 3-х. Считая по течению реки Пильду, правый берег гористый, покрыт лесом, левый — низменный и болотистый; глубина озера по фарватеру, направляющемуся по линии мысов вдоль правого или гористого берега, — от 7 до 11 фут в малую воду. Пройдя от русла Уй около 25 верст, оба берега озера [123] сходятся мысами, оставляя пролив в 1 1/2 версты ширимою, и дальнейшее продолжение озера представляет род залива или бассейна, в 10 фут глубиною, в который и впадает река Пильду. В этом бассейне находятся 2 небольшие острова, из которых больший я назвал Серебряным, в память предания сохранившегося у туземцев, что остров этот содержит в себе серебро. Мне рассказывали, что в былые времена Манжуры нагружали им свои лодки, но что однажды, одна из этих лодок была залита волнами и с тех пор Манжуры прекратили свои поезды за серебром. К этому прибавляют, что серебро находится близь самой поверхности воды и что даром его брать нельзя, а надо непременно принести местному духу какую нибудь жертву. Дух этот носить по гиляцки название Кинс, почему я и назвал малый остров или скалу — о. Кинс. Желая разузнать подробнее до какой степени все эти толки справедливы, я остановился ночевать на Серебряном острову. Большего труда мне стоило заставить моих гребцов выйти из лодки. Собранные каменья, отданные на рассмотрение, по прибытии ль Николаевский пост, состоявшему при экспедиции горному штейгеру, не показали, по его приговору, даже ни малейшего признака присутствия этого металла. Может быть 10 футовое возвышение уровня воды скрывало его от нас, но, не вдаваясь ни в какие предположения, я рассказываю дело, как оно было и что я видел сам.

Левый берег озера составляет место низменное, болотистое, безлесное; вдали синеются горы. Только у мыса, равномерно низменного, служащего образованием русла протоки Уй, глаз оживляется несколькими деревьями, под тенью которых я и дал вздохнуть гребцам. Близь вышеупомянутого пролива, в озеро впадает 3-мя устьями довольно значительная река Бичи, важная по зимнему перевалу туземцев с озера на р. Амгунь и по своим промыслам. Устье ее заграждено баром в 5 фут. Значительное озеро Удыль, — в общей системе Амура, кроме своих рыбных промыслов, не может конечно играть никакой важной роли, разве только в том случае, если подтвердится предание туземцев о серебре, или будущие геологические [124] исследования откроют что нибудь в вершинах Пильду или Бичи. Во всяком же случае оно славится изобилием рыбы; в летнее время в нем водятся осетры. Туземцы, обитающие в окрестностях, часто проводят на нем часть лета для рыбных запасов.

Протока Уй вытекает из этого озера и имеет свой исключительный характер, свойственный может быть только протокам Амура. Она берет свое начало весьма узким каналом, не более 3 или 4 сажень ширины и глубиною 10 фут; канал этот идет по средине между мысами, а вправо и влево от него к мысам, тянутся футовые отмели. Перейдя этот бар, глубина вдруг увеличивается до 14 фут, потом 17 и т. д.; чрез 4 версты уже бывает в малую воду 28 фут, а далее и до 32. Верст 12 не доходя селения Ухтр, встречается снова 10 футовой бар, а пройдя его, глубина снова увеличивается и чрез 2 версты встречается замечательная местность, называемая туземцами Пахта. Это большой увал, поросший мелкою лиственью и елью, совершенно отвесный и возвышающийся около 30 фут над поверхностию воды; глубина у самого берега 11 фут, отступя немного 14, а в средине протоки 23 фута. Гиляки рассказывают, что близь этого места, в горах, можно найти листвень в 1 1/2 обхвата. Но надобно сказать, что несмотря на многие удобства, местность эта по недостатку леса вблизи, и 10 верст противного, для сплава по Амуру течения, не может служить для устройства элингов. По этой протоке расположено 3 селения, именно: Солянгса, Сильчуру, Тенча, впрочем малонаселенные и ничем не обращающие на себя внимания. Прибыв в Ухтр, я застал прикащика Р. А. К. Березина, командированного для опытов разменной торговли с Гиляками и также для исследования левого русла Амура, или как туземцы называют — большого Амура, никем еще до того времени не посещенного. Березина я застал в отчаянном положении; один, на маленькой лодке и страшная рожа на ноге. Увидев его положение и убедясь, что он решительно не в состоянии окончить возложенного на него поручения, я нанял ему лодку с гребцами для доставления его [125] в Николаевский пост, а сам, с казаком Парфентьевым, после окончательных работ по своему делу, пошел далее вверх по Амуру, для окончательного исполнения предписанного Березину, имея в виду исполнение всего преднамеренного плана в настоящую весну, и помня правило, что продолжать всегда легче, нежели начинать. Но прежде нежели заняться описанием этого продолжения, надобно сказать несколько слов о значении сел. Ухтр в этнографическом и климатическом отношении.

Это селение служит пределом гиляцкой земли, и странно — даже, как этот предел заметен и разителен. 25 верст не доходя сел. Ухтр (считая от Николаевского поста), ни один из маленьких детей не поймет живущего за Ухтром, и обратно. От сел. Ухтр начинается племя Мангунцев (это название происходит от манжурского наименования реки Мангу), которое отличается от Гиляков и характером и физиономиею. От этого же селения климат значительно изменяется, благодаря горам, пересекающим р. Амур, 25 верст ниже; — так что выбор Богородского селения удачен во многих отношениях. Еще остается сказать, что от Богородского селения идет прямой зимний тракт на Лиман Амура и оттуда на Сахалин. Этим путем обыкновенно пользуются все Сахалинские и Амурские Гиляки для своих торговых сделок с Манжурами. Это обстоятельство вполне объясняет такое большое скопление манжурских торгашей в этих местах. 29 Мая я выехал из селения Ухтр и начал подниматься вверх со Амуру. Из туземцев никто не нанимался в гребцы, и мы принуждены были грести попеременно. Все селения, начиная от Ухтр и до самого Кызи, менее значительны, нежели гиляцкие; строение гораздо хуже, рыбные промыслы менее изобильны и хуже устроены. Во всех деревнях, в которых мне быть приводилось, заметен недостаток в пропитании, тогда как Манжуры кормили своих собак изобильно и продавали связку юколы (около 30 пластин) за соболя, тем же самым туземцам, от которых купили ее за маленькую бутылку водки. За то не было деревни, где бы пьянство не доходило до отвратительного состояния. В продолжение лета, как я узнал [126] после, случилось в одном из этих селении трагическое происшествие, довольно замечательное по стоическому духу туземцев. Один из Гиляков приехал зимою для обычных закупок к одному зажиточному Манжуру, и как водится, напился пьян, и когда водка вышла, снова потребовал ее. Неизвестно мне почему, но Манжур отказал. Гиляк без дальних околичностей всадил ему нож в бок, убил на повал, а сам скрылся. Целая партия Мапжуров отправилась в гиляцкое селение, чтоб отмстить смерть товарища. Гиляк выждал их приезда и когда они вошли в его юрту, преспокойно набил трубку и закурил. Манжуры последовали его примеру и уселись возле него. Когда трубки были выкурены, выколочены и по обыкновению положены за пазуху, один из Манжуров взял несчастного за косу, двое за руки и столько же за ноги и повалили его на пары. Гиляк не оборонялся; шестой Манжур прехладнокровно вонзил ему нож в грудь. Ни малейшего шуму в доме, никакого сопротивления, ни со стороны зрителей-Гиляков, ни самого преступника, а все знали, что чрез 2 или 3 недели будут резать такого-то Гиляка. Видно, что чувство справедливости развито и в дикарях. Не так кончается дело, когда Гиляки судят по своему, что справедливость на их стороне: — Манжур должен благословлять свою судьбу, если, оставив в руках у Гиляков все свои товары, уплетется здрав и невредим.

Так как правый берег до меня был обследован мичманом Чихачевым и потом топографом Поповым, то я и не обращал внимания на собственно так называемую опись; скажу только несколько слов об общем характере местности. Берег продолжается гористый, покрытый строевым лесом — лиственицею, елью и частию березой и осиной. Напротив, целый архипелаг островов, — который к Кызи постепенно расширяется, так что против селения достигает пространства 25 верст от одного материка до другого, — весьма низмен, покрывается водою и в тот год до самой осени оставался залитым. Возвышен только остров Сучу, на котором в настоящее время поселена сотня конных [127] казаков с их семействами; высокой холм этого острова служит лучшим руководителем для плавателя в этих бесчисленных протоках, около Кызи. Очень вероятно, судя по обрывистому образованию мыса Кызи и приглубому берегу протоки (на котором расположены в настоящее время Кызи и Мариинский пост), что некогда острова Сучу и Кызи составляли берег, прорванный напором воды. В том месте где ныне находится Мариинский пост, прежде стояло сел. Кетово, на замечательной котловине, которая могла бы служить превосходным природным доком, если бы прибыль и убыль воды на Амуре была также периодически правильна, как напр. у нас на Волге. Котловина эта, имеет до 3 саж. глубины, до 7 сажен ширины и сажен 45 длины; во время разливов наполняется водою, но исследования показали, что нельзя рассчитывать на правильность этих приливов. Глубина по средине протоки в малую летнюю воду, 28 фут. Островами котловина совершенно закрыта от волнения; течение весьма быстрое.

Противулежащие острова, по общему свойству Амура, покрыты тальником. От Кетова или Мариинского поста, начинается оз. Кызи или большой валив Амура. Начало озера усеяно островами, из коих один возвышенный, покрывающийся в летнее время сиренью и названный г. Чихачевым О-м Бошняка, Берега этого озера идут сперва, начиная с устья, все более и более сближаясь, и в 14 верстах от Мариинского поста образуют 2-мя выдающимися мысами, самое узкое место озера, имеющее ширины 2 версты; наименьшую глубину в средине озера, во время промера я нашел 21 фут, но с убавкою 10 фут прибыли, будет 11 фут. Зимой г. Чихачев, пробив во льду лунки, нашел глубину всего 2 фута. Далее берега идут почти параллельно и в вершине своей, озеро принимает в себя 2 речки: Дучу и Таба, довольно мелкие и узкие. Речка Таба берет начало недалеко от морского берега, у залива на татарском берегу, почему этот залив носит название Таба. Туземцы пользуются этой речкой для перехода с моря на оз. Кызи и оттуда на Амур. Для этой цели, с [128] морского берега на речку Таба устроена просека и полажены лежни, на расстоянии 1 3/4 версты, по которым Туземцы перетаскивают лодки; мае случилось в 1855 году таким образом поднять и спустит вельбот из оз. Кызи в Татарский пролив и обратно. Чрезвычайно узкие берега речки и частая засушь, делает впрочем подъем больших и длинных шлюпок довольно затруднительным. С большим развитием того края, конечно местность эта обратит на себя особенное внимание, в видах прорытия канала, который избавит клади от спуска и подъема, более чем по 300 верст каждый, вниз и вверх по реке Амур, а также и от мелей лимана. Луговина же, по которой протекает речка Габа, отделена от морского берега лишь небольшим увалом, не представляющим кажется больших препятствий для его прорытия. Расстояние от оз. Кызи до морского берега около 15 верст.

Кроме этого природного удобства, которым не преминули воспользоваться туземцы, оз. Кызи имеет еще другое, более важное при настоящих обстоятельствах, и заключающееся в соседстве с зал. де Кастри. Новейшие обследования топографа Грошева, показали, что кратчайшее расстояние между озером и заливом де Кастри 16 верст, и как местность от Кызи подымается постепенно, почти до самого зал. де Кастри, то не представляется никаких затруднений для устройства, в весьма скором времени, прекрасной дороги. Просека была уже сделана по распоряжению Генерал-Губернатора Восточной Сибири в 1854 году, но только от вершины озера на расстоянии 25 верст.

Берега озера возвышенны, поросли строевым лесом и на некоторое расстояние пускают от себя небольшие луговые пространства, при мне бывшие под водой. На этих лугах, во время разливов, образуются небольшие озера, в которых туземцы ловят карасей; карпов, сазанов и других сортов рыбу.

Господствующий ветер на озере в летнее время W, при ясной погоде; ветер этот бывает чрезвычайно жесток и иногда вырывает деревья с корнями. Восточные ветры [129] бывают редки и почти постоянно сопровождаются пасмурною и дождливою погодою.

По прибытии моем в Кызи, я имел случай видеть обряд похорон одного из зажиточных Мангунов. Манжуры только что разъехались и потому водки было в изобилии; к деревне в одну неделю опилось 7 человек. К числу умерших от водки принадлежал и этот Мангун; Я зашел в юрту посмотреть, что у них творится. Покойника вынесли на улицу и положили под навес, устроенный из корья. Он лежал на медвежьей шкуре, от входа на левой стороне, ногами к двери; у головы была поставлена скамеечка, на которой стояла обыкновенная медная бутылка с водкой и фарфоровая чашечка. На правой стороне стояли сундуки со всем достоянием покойного, состоявшим из нарчей, шелковых и парчовых халатов, материй, мехов и проч. Женщины и мужичины, пьяные, подходили к покойнику, напевали что-то, пили из бутылки водку, потом подчивали покойника и в добавок поливали ему голову и рот остатком. Утром и вечером, с восходом и закатом солнца, собиралась к покойнику толпа, для исполнения погребальных церемоний, состоявших в том, что шаман опоясывался побрякушками и стружками, садился пред покойником и, ударяя в бубен, пел протяжно и заунывно; каждый раз при конце песни собравшаяся толпа вскрякивала 3 раза и монотонная песнь снова начиналась. Покойник лежал пять дней. Смрад был невыносимый. В тот день когда я отправился на озеро, труп намеревались сжечь. Надобно прибавить, что у туземцев почти для каждого рода смерти, свой род погребения; так напр. кто умер своею смертью, на постеле, того сжигают; того, кто утонув, хоронят на берегу, против того места где найдено тело и при этом ставят вместо памятника, лодку, весла и коробку с провизиею; того, кого зарезал медведь, кладут в ящик и оставляют в лесу в особо устроенной сайбе на столбах, и т. д.

Окончив все, что было возможно сделать, я стал подыматься против течения по большой протоке, идущей от [130] главного русла Амура у м. Джай, и которую туземцы. называют маленьким Амуром. Протока эта идет довольно прямо между островами и в 5 верстах от м. Джай, довольно круто заворачивает. Я в этот раз не доходил до самого фарватера, но свернул в другую, меньшую протоку, по которой к вечеру и вышел на реку. Описанная протока имеет протяжения около 25 верст.

Левый берег Амура, относительно населения, гораздо пустыннее правого. Высокие горы, виднеющиеся из Кызи, почти не прерываются до самого селения Холемя, Здесь Амур не так широк как ниже, но за то течение его ровнее и не так быстро. От этого селения горы отворачивают и уступают место большой луговине, в которой туземцы занимаются в весеннее время оленьим промыслом.

От этого же селения, Амур, т. е. его главный фарватер теряется между 3-мя островами и выходит у сел. Монголь и Аур на правую сторону; не зная местности, можно легко обмануться наглядною шириною протоки и попасть (не во время разлива, разумеется, когда проход везде возможен) в безвыходное положение и придется спускаться обратно. Это едва не случилось со мною, и только весенний разлив дозволил мне следовать вдоль узкой, сажени 3, в начале, шириною протоки, вдоль левого берега Амура. Протока эта, то расширяясь, те суживаясь, разветвляясь иногда на многие отдельные ветви, привела меня наконец близь сел. Пуль, снова на большой фарватер Амура. Следуя этим путем, я прошел мимо других двух устьев протоки Уй; вдали синелись горы озера Удыль.

На всем левом берегу, на протяжении 80 верст, я встретил 3 незначительных селения, жители коих редко посещают туземцев правого берега Названия этих селений следующие: Кучгом, Холемя и Дуджи. 13 Июня я прибыл в Ухтр и нанявши лодку, 15 Июня отправился в Николаевский пост, куда прибыл 17-го числа того же месяца, а 20 Июня явился в Петровское, для отдания отчета в моей командировке. В это время мы сошлись с г. Чихачевым, [131] неделю как возвратившимся из своего 4 месячного путешествия. Составилось маленькое общество, члены которого нелицемерно рады были видеть друг друга. К счастию или к несчастию, мы жили вместе не долго; скоро пришлось мне расстаться с моим благородным и диким товарищем, и снова одиночество, длинное, скучное и тяжелое одиночество!

Лейтенант Н. Бошняк.

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция в Приамурском крае // Морской сборник, № 1. 1859

© текст - Бошняк Н. К. 1859
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Морской сборник. 1859