ВОЙНА АНГЛИИ С КИТАЕМ.

Одна из отличительных и вместе самых отрадных черт нашего времени есть общее стремление народов в взаимному сближению и к водворению благодеяний Христианства и образованности во всех частях света. Уже в то время, когда подобное направление обозначалось не столь явно, как ныне, историки открывали следы его, и потому Средние Веки заключаются обыкновенно путешествиями Васко-де-Гамы и Колумба. Оба великие путешественника проложили путь, по которому, с того времени, европейская цивилизация не перестает действовать [407] завоевательно против четырех частей света. Идя по следам знаменитого Генуэзца, Испанцы, Португальцы, Англичане, Голландцы и Французы исследовали и покорили весь Американский материк; не; менее знаменитый Португалец увлек за собою тысячи людей, которые проникли в южную Африку, в южную Азию, и в огромном архипелаге Океании открыли новую часть света, новую задачу для цивилизации. Нет ни одной силы, которая бы не участвовала в этом вековом труде; нет ни одной страсти, доброй или злой, которая бы была чужда его. Воин и мореход, проповедник веры и торговец, соперничествовали в деятельности, и даже такие влияния, которым обыкновенно приписывают неблагоприятное действие, как, на пример, соображения политические, оказались могущественными средствами споспешествования. Разительным тому доказательством служит Восточная Индия, где торговые конторы Европейцев имели, в продолжение двух веков, второстепенное значение, пока, по случаю войны между Англиею и Франциею, угрожавшей сим колониям решительною погибелью, Француз Дюплеи (Dupleix) не придумал политики, которая, благодаря стараниям Англичанина Клейва (Clive) и его преемников, послужила основою нынешней необозримой Индо-Британской Монархии. Со времени первого проявления этой политики, после взятия Калькутты (2 января 1757), не прошло и ста лет, а Англия уже завоевала или [408] привела в свою зависимость Индустан, северный и южный Декан, земли по Инду, и приобрела сильное влияние, частию оружием, частию дальновидною политикою, во внутренних странах Индии.

После первых удачных предприятий в Индии, всемирные купцы обратили свое внимание на Китай. Выгодная торговля с Срединным Царством покрывала большую часть издержек, неразлучных с дорогою службою и расточительностию Восточно-Индийских обществ. Однако Китайцы вовсе не хотели давать этой торговле такого развития, какого желали Англичане. Все Английские посольства в Китай неимели успеха, лишь только касались щекотливой статьи свободной торговли. Дела находились, говоря вообще, в прежнем положении; когда, в 1834 году, кончился срок монополии Ост-Индской компании. Можно было предвидеть, что теперь произойдет решительный переворот в торговой политике. Привилегированное коммерческое общество, состоявшее под высшим управлением и действующее по общему плану, может терпеть притеснения, какие существовали, на пример, в Китае, потому что монополия делает нечувствительными временные убытки. Не так бывает с частным человеком; он один несет на себе весь урон. Потому, лишь только кончилась монополия, раздались в Англии многочисленные голоса, которые обратились к правительству с просьбою о побуждении Китайской Империи к принятию более [409] свободной торговой системы. Между тем люди сведущие понимали и говорили, что частные реформы невозможны и советовали принудить Китай к коренному изменению всех его местных отношений, основанных на исключительной системе. Известно, что Китайское правительство почитало особою милостию дозволение чужеземцам выменивать произведения Срединного Царства, без которых они не могли обойтись. Китайцы не хотели даже вступать с европейскими купцами в прямые сношения, запретили им доступ к себе, не позволяли учиться китайскому языку, назначили для торговых сделок два. города и определили для того особых переводчиков, с которыми Европейцы могли сноситься. Так возникло общество Янг-Хинг (по кантонскому выговору Хонг) Шанг, то есть, общество морской торговли, обыкновенно называемое Хонг; оно было уполномочено вести торговлю исключительно с чужеземцами и отвечать правительству за правильный ход ее. Это общество, с давнего времени, подавало Европейцам повод к многочисленным жалобам. Так как члены его должны были принять на себя опасную ответственность за чужеземцев, то число добросовестных посредников постепенно уменьшалось; китайские купцы записывали, вместо себя, прикащиков, которыми бы можно было пожертвовать в случае неудовольствия со стороны правительства; банкрутства случались часто, и чужеземные торговцы или вовсе не [410] получали своих капиталов, или получали их поздно. Другая жалоба состояла в том, что хонгские купцы по произволу повышали или понижали цены на товары. Китайцы, в свою очередь, жаловались на контрабанду, в особенности на тайный ввоз опиума. Торговля опиумом возникла в половине прошлого столетия, в следствие потребности иметь достаточные статьи для обмена на китайские товары, преимущественно на чай, употребление которого более и более распространялось. До 1766 года, отправляемо было в Китай ежегодно около двух сот ящиков (по 140 фунтов в каждом) опиума; но скоро ввоз этого зелья значительно и быстро увеличился, и Ост-Индская кампания заложила обширные плантации мака. В исходе восемнадцатого столетия, курение опиума распространилось уже по всей Китайской Империи, и контрабанда приняла огромные размеры. На одном из многочисленных островов, неподалеку от устья Тигриса, Линтинге, находилось главное складочное место, и сюда приставали контрабандные корабли в таком числе и столь хорошо вооруженные, что, в случае надобности, могли бороться со всем китайским военным флотом. Не довольствуясь этим, кондрабандисты неоднократно пытались найти доступ и к другим берегам Империи, прибегали иногда к оружию, и оскорбялли китайские начальства.

Когда кончился срок монополии Ост-Индского торгового общества, между европейскими купцами и [411] начальством Кантона возникли сильные прения. Европейские купцы требовали увеличения числа посредников, вознаграждения за многочисленные банкрутства, позволения приезжать в Кантон независимо от торгового срока (осенью), и отмены запрещения брать с собою семейства. Второе из сих требований было удовлетворено, прочие надеялись уладить со временем, и вообще способствовать коренному изменению торговых отношений. В это время прибыл в Кантон лорд Непир, в качестве главного инспектора британской торговли, и немедленно стал действовать как полночный посланник. Однако Китайцы не признали его в этом звании; они отвечали, что в Пекин не было дано знать о замене президента торговой фактории королевским уполномоченным, и что мнимый посланник не представил верительных грамот. В Англии, действительно, не снабдили Лорда Непира полномочием, потому и переговоры его не могли иметь успеха. Требования лорда переговориваться не с Хонгами, но прямо с высшим начальством, которое должно было принять его как равного, были отвергнуты, и как Непир не соглашался на уступки, то Китайцы прервали торговлю и всякие сношения с факторией. Тогда часть английских купцов, к которым присоединились и восточно-индийские Парсы, обратились к китайскому начальству с просьбою о возобновлении торговли. Это еще более усилило упрямство Китайцев. Они [412] отвечали, что торговля может быть позволена только в таком случае, когда Лорд Непир выведет из Жемчужной Реки военные корабли, вызванные им для защиты, и возвратится в Макао. Не находя поддержки в торговом сословии своих соотечественников, и Непир потребовал паспортов. Отъезд его послужил поводом к самым гнусным притеснениям. Лорд заболел опасно и, не смотря на то, Китайцы приставили к Ииему множество чиновников, единственно с тою целию, чтобы всячески досаждать «варвару,» дерзнувшему противиться их воле. Остановки продолжались часто по целым дням, и никто не слушал представлений врача лордова, что на корабле нет никаких медицинских пособий и что смерть больного неминуема, если не поспешат доставлением его в Макао. Китайцы беспрестанно окружали корабль своими джонками, и производили ужаснейший шум гонгами, тамтамами и другими оглушительными инструментами. Они достигли своей цели: лорд Непир скончался вскоре по прибытии в Макао (14 октября 1834).

Преемники его, Робинсон и Эллиот, обезоружили гнев Китайцев безусловною уступчивостью. Именно эта уступчивость и ускорила разрыв, ибо Китайцы вообразили, что Англичане согласятся на все, если только поступать с ними решительно. В начале 1839 года, приняты были против контрабандной торговли строгие меры, Новый [413] императорский уполномоченный, Лин-Тсесиу, человек дальновидный и решительный, потребовал, чтобы английские купцы и кораблехозяева выдали весь опиум, и кроме того обязались никогда не участвовать в противозаконной торговле. Некто Дент, глава торговцев опиумом, как называли его Китайцы, был вызван в Кантон для отдания отчета в своих поступках; но как ему не хотели дать охранного листа, то он не поехал, будучи устрашен смертию одного китайского торговца, казненного перед самою факторией. Лорд Эллиот принял под свою защиту Дента; это окончательно раздражило Китайцев и послужило поводом к формальному гонению на Англичан, которые были заперты в своей фактории и голодом принуждены к уступчивости. Эллиот выдал весь запас опиума, и Китайцы побросали в море ненавистное зелье, перемешав его предварительно с известкою и маслом.

Ободренные таким успехом. Китайцы стали требовать права осматривать Английские корабли, прежде впуска их в гавань, и наказания всякого Англичанина, уличенного в запрещенной торговле. Переговоры остались безуспешными, и Англичане выехали из Кантона. Столкновения английских матросов с Китайцами на острове Хонгконге еще более запутали спор, и дело дошло наконец до открытых сражений. 5 ноября 1839 года, Англичане аттаковали китайский военный флот, и без [414] труда рассеяли оный, а 13 и 14 того же месяца Китайцы пытались разрушить английский флот при Хонгконге. После этого, китайское правительство объявило торговлю с Англией прерванною на вечные времена, запретило ее под смертною казнию, и отдало приказание преследовать английские суда, как «лесных зверей». Англичане, с своей стороны, стали вооружаться и требовали удовлетворения.

Совет Ост-Индской кампании хотел выставить значительное войско для решительных действий; но из Лондона были присланы между тем приказания в другом смысле. Все силы, собранные в Сингапурской гавани, состояли из пятнадцати военных кораблей, в том числе три линейные, четырех пароходов и тридцати транспортных судов. Число дессантного войска простиралось до 4,000 человек. Сильные бури, свирепствующие обыкновенно в июле, августе и сентябре, побудили адмирала Джоржа Эллиота начать немедленно неприязненные действия, вопреки повелений правительства. Первая аттака была направлена на группу Чусанских Островов, к главному острову которой флот пристал 13 июля. В Чусанской гавани находилось много купеческих судов, под, защитою военных джонок; береговые возвышенности были заняты войском и артиллерией. Англичане встретили слабое сопротивление. Орудия Китайцев повредили не столько неприятелю, сколько [415] им самим, потому что большая часть из них разрывалась при выстреле, и британский флот, после действия артиллерии, продолжавшегося только девять минут, превратил портовой город в кучу развалин, и усеял линию джонок убитыми и ранеными. В следующую ночь, Китайцы очистили город; на валах его найдены были странные оборонительные средства: род конгревовых ракет, застроенных на подобие стрел, груды негашеной извести, которую предполагалось бросать в глаза штурмующим Англичанам, и т. п.

После покорения острова, флот направился к восточному берегу, и бросил якорь в заливе Печели, в двух милях от устья Пехо. По неотысканию вблизи продовольственных запасов, надлежало подниматься до Кореи, где, после нескольких стычек, Англичане приобрели необходимые жизненные потребности, и потом воротились на прежнюю позицию.

Между тем Пекинский двор получил подробные обо всем сведения через лазутчиков, которые были расставлены по всему берегу, для наблюдения за движениями Англичан. Замечательны инструкции. данные сим лазутчикам. «Слушайте!» сказано в одной из них: «Когда вдали покажется корабль варваров, смотрите пристальнее. Если над ним вьется черный дым, вы можете быть покойны; корабль не пристанет к берегу, а пройдет мимо; если же, напротив, увидите белый [416] дым, будьте осторожны: варвары приближаются.» Появление Англичан вблизи Пекина произвело тревогу, и китайское правительство старалось задержать неприятеля переговорами. Это вполне согласовалось с желанием Британцев, помышлявших только о восстановлении торговли. 30-го августа последовало свидание между английскими уполномоченными и императорским послом, но оно не привело ни к каким соглашениям; ибо китайский поверенный должен был известить предварительно свой двор, откуда прислали вскоре самый неопределенный ответ. Сущность ответа состояла в том, что как все зло возникло в Кантоне, а высшее правительство вовсе не причастно оному, то в Кантоне и должны быть устранены затруднения, для чего будет отправлен туда Кишен (императорский уполномоченный), с неограниченным полномочием. Не смотря на то, Пекинский двор не замедлил провозгласить согласие Англичан на такое предложение совершенною победою над варварами. «Английские варвары, сказано было в императорской прокламации от 18-го сентября 1840 года, хотя люди нечестивые и нередко оказывались ослушниками наших повелений; однако ныне они повергли перед нами почтительнейшую просьбу и, согласно нашему приказанию, немедленно возвратились в Кантон, где будут ожидать наших дальнейших распоряжений.»

Уступчивость Англичан была тем [417] непростительнее, что именно в это самое время они убедились в возможности принудить Пекинский двор к исполнению своих требований. Капитан Бечюн (Bethune) поднимался, с кораблями «Conway» и «Algerine» на десять миль по Киангу и везде находил превосходные места для якорной стоянки и глубину, по наименьшей мере, шестисаженную. Десятью или двенадцатью милями дальше, Кианг соединяется с большим каналом; корабли могли бы подняться до этого места, прекратить подвозы продовольствия к столице, и голодом побудить Пекин к заключению мира.

Переговоры в Кантоне были ведены, после удаления адмирала Эллиота, капитаном Эллиотом, а с китайской стороны Кишеном. Эллиот, желая предупредить кровопролитие, усердно домогался мира; Кишен видел в этом слабость, старался выиграть время, и между тем усилил укрепления при устье Тигриса и по берегам в такой степени, что Китайцы почитали их неодолимыми. Наконец, английский уполномоченный потерял терпение, и 7-е января 1841 года объявил последним сроком перемирия.

В назначенный день ни одно из требований не было удовлетворено, и утром Англичане двинулись со своим флотом. Главная роль выпала на долю «Немезиды», железного парохода во сто двадцать лошадиных сил, который сидел в воде не глубже шести футов, и потому мог быт [418] употребляем на китайских реках с большою пользою. «Немезида», подкрепляемая параходом «Queen» (Королева), повела аттаку на остров Чуэнпи, укрепления которого были обстреливаемы калеными ядрами с таким успехом, что устрашенные Китайцы бежали. Столь же быстро был взят остров Тикокто, и затем открыт сильный огонь по китайским батареям. День кончился совершенным истреблением военных джонок, стоявших в Ансоновой бухте. Китайцы прекратили сопротивление при самом начале, когда первая ракета, пущенная с «Немезиды», взорвала джонку, и весьма немногие из них спаслись бегством. Те же, которым путь был отрезан, сами предавали себя смерти, потому ли что не знали о европейском пардоне, или почитали тягчайшим бедствием плен между грубыми варварами. Весь урон Китайцев, вероятно значительный, в точности неизвестен; Англичане не имели ни одного убитого, и поплатились только сорока ранеными. Добыча их состояла в 173 пушках.

На другой день назначено было овладеть Анонгхаем и другими укреплениями устий Тигриса. Корабли построились в боевую линию, и «Немезида» уже открыла сражение, когда на адмиральском корабле неожиданно был выставлен сигнал о прекращении боя. Китайский адмирал Куан прислал, как оказалось в последствии, парламентеров (брадобрея и старуху), и просил о перемирии. Капитан [419] Эллиот согласился с радостию. Начались новые переговоры. Уполномоченные объявили, что они прибыли не только для заключения перемирия, но и для соглашения в прелиминарных статьях вечного мира. Подробности переговоров не были обнародованы; но в циркуляре, отданном капитаном Эллиотом, изложены были следующие условия: вознаграждение за истребленный опиум; уступка на вечные времена острова Хонгконга; обращение с Англичанами, как с равными, при дипломатических сношениях; восстановление торговли на прежнем основании; возвращение Китайцам занятых мест. Англичане, с своей стороны, поспешили исполнить условия. В Чусан отправлено было, морем и сухим путем, повеление очистить группу островов; покоренные форты были оставлены и немедленно заняты Китайцами.

Что Кишен видел в мире единственное спасение, доказательством тому служит его донесение Богдыхану. Не смотря на пышное многословие и осторожные намеки, он ясно высказал убеждение, что Китай, ни в каком случае, не может вести войны с Англией. «Наши орудия, говорил министр, уступают английским даже числом, и имеют столь малый калибр, что хватают едва до половины реки. Все наши военные снаряды находятся, в эту минуту, в таком неисправном состоянии, что ни один из них не может быть употреблен в дело». О потере сражения упоминается мимоходом. [420] «Недавно дали мы чужеземцам сражение, но наши люди не отличались особенною стойкостию. Тогда мы обратились с мольбою к Небу, да истребит оно варваров; но, увы! исход битвы оказался совершенно противным желанию моего сердца.» В заключение Кишен присовокуплял: «Наши оборонительные средства не надежны, и войска наши не выдержат сражения.» Император Таокванг (свет разума) отвечал на это донесение: «Кишен подкуплен Англичанами. Вскоре будет послан чиновник для его арестования и предания заслуженной казни, Генерал Хо, верховный судья и все окружные чиновники лишаются своих мест. Из донесения от 6-го числа второго месяца мы усмотрели также, что укрепления в устье Тигриса потеряны безвозвратно. Кто бы мог подумать, что Кишен продаст свое отечество! Такое преступление достойно смерти. Императорская гвардия обязывается немедленно запереть храм предков Кишена, а всю семью изменника заковать в цепи. Вокэ должен поспешить в Кантон, арестовать преступника и привести в столицу, где, в самый день его приезда, он будет казнен со всем своим родом. Я, Сын Неба, лично повелел моему младшему брату Мингфангу и государственному министру Гу отправиться немедленно в Кантон с пятидесяти тысячною армией, да разразится над Англичанами кара небесная, да будут очищены от них четыре моря в такой степени, что бы ни один варвар не [421] воротился на родину. Тогда, только тогда; душа моя исполнится удовольствием. О Мингфанг и Гу, Лонгванг и Янгфэнг! истребите английских бунтовщиков, и тем успокойте сердца наших подданных. Но если вы покажете себя трусами, если вы заключите мир по собственному вашему усмотрению, то лишитесь за то жизни. Два слова: «заключить мир» не должны приходить вам и на мысль. Мингфанг и Гу! если вы не исполните сих повелений, то вы мне не брат, не министр; если вы, забыв свои обязанности, склонитесь к миру, то я сам приму начальство над войском, что бы уничтожить английских преступников». Второй манифест был еще грознее: «В официальном донесении (из Кантона) осмеливаются изображать Англичан народом уступчивым и покорным, и ходатайствуют об оказании им помилования и милосердия. Клянемся родителем нашим, Небом, что Англия и Срединное Царство не должны существовать на земле друг возле друга. Я, могущественный владыка, сам приведу войско с севера, разрушу все притоны и все убежища варваров, и не оставлю им ни одной пядени земли, да пресытится мой праведный гнев! Кишен, позволивший себя подкупить и давший нашим войскам деньги, что бы тем удержать их от боя, все те, которые имели с ним дела, его родные, близкие и дальные, люди знатные и незнатные, все должны быть обезглавлены. Паотсонг (посредник Кишена [422] с Англичанами), изменнически взявший сторону Англичан, должен умереть медленною, мучительною смертию. Тело с его костей должно быть сорвано мелкими кусками; родина его, с окрестностию на сто ли (52 версты), должна быть превращена в пустыню, и все его родственники отправлены в ссылку.»

Эллиот долго выжидал; но наконец объявление, прибитое на стенах Кантона об оценке его головы в 50,000 долларов, убедило его, что Китайцы не намерены продолжать мирных переговоров. Неприязненные действия возобновились. В устье Тигриса Китайцы владели еще укреплениями на островах: северном Анонгхае, южном Анонгхае и северном Вангтонге; южный Вангтонг они не успели занять, и потому Англичане могли заложить здесь батарею, которая оказалась весьма полезною. Сражение начавшееся в ночь, с 25 на 26 Февраля, продолжалось лишь несколько часов. Форты были взяты; Китайцы лишились пяти сот человек убитыми, в том числе адмирала Куана, и 1,300 пленными. Так как Китайцы стреляли из пушек и ружей, наудачу, не целясь, то Англичане не имели ни одного убитого; весь урон их ограничивался четырьмя ранеными, и то, как говорят, случайно. 27 числа дошла очередь до флота и до китайских укреплений на твердой земле. По-своему, Китайцы хорошо приготовились к отпору и, между прочим, превратили купленный ими [423] ост-индский купеческий, в девять сот тонн, корабль, Кембридж, в военный. Но это ни к чему не послужило. Весь их флот был истреблен; укрепления, после бесславной обороны, достались Англичанам с 98 пушками, и Китайцы до такой степени были ошаломлены превосходством варваров, что уже не выдерживали ни одной аттаки, а выстрелив из орудий, разбегались. Теперь и Жемчужная река, и Кантон, были открыты Англичанам. Для спасения столь важного города, Китайские начальства завязали новые переговоры. Эллиот снова готов был согласиться на многие уступки, и снова убедился, что Китайцы не хотят исполнять условий.

Между тем прибыл новый главнокомандующий, сэр Гоу. Надлежало войти в реку, и эта цель была достигнута без всякой потери. Китайцы низших сословий сами помогали Европейцам очищать реку от палисадов и других препятствий и, по видимому, восхищались тою поспешностию, с которою их соотчичи обращались в бегство, Железные пароходы, и при этом случае, оказались чрезвычайно полезными: они ходили по рукавам реки и по каналам без лоцманов, необходимых даже на известных притоках. По занятии кантонской фактории, флот бросил якорь у южного предместья (18 марта). Не наученный вероломством неприятелей, Эллиот заключил перемирие, заботясь только о восстановлении торговли на прежнем основании, [424] и почитал себя в такой безопасности, что отослал всю военную эскадру в Вампоа.

Но Китайцы заключили перемирие единственно с тою целию, чтобы выиграть время до прихода войск из отдаленных областей. Лишь только прибыли сии войска, под начальством «истребительного генерала Ие», как личина спала. Головы Бремера и Эллиота, Морисона, Тома и Гюцлафа (миссионера) были оценены, и обнародовано возмутительное воззвание. «Они разрыли могилы, сказано было об Англичанах в прокламации; что сделали этим разбойникам истлевшие кости? Они сожгли посевы и хижины; что сделал им бедный народ? Они сдирали кожу с живых и пили мозг, а теперь пришли в Кантон и с лицемерною кротостию просят мира — хитрые лисицы.» Ночь, с 20 на 21 мая; назначена была для истребления английского флота. Китайцы пустили множество брандеров и пылающих плотов, которые заняли всю ширину реки но эта мера обратилась им же во вред; Англичане дали брандерам такое направление, что пригнали их к берегу, от чего загорелись стоявшие там джонки и домы. Положено было наказать вероломство Китайцев взятием Кантона. Город сей, имеющий в окружности до двух географических миль (14 версте), лежит в равнине, пересеченной каналами, и с северовосточной стороны ограничивается рядом холмов, вершины которых находятся частию в черте городских стен. [425] На этих возвышенностях построены четыре форта, называемые: «Защита Старости», «Башня Вечного Спокойствия», «Башня Полной Безопасности» и «Башня Решительной Обороны». По начертанному плану, генерал Гоу должен был аттаковать сии укрепления, а капитан Эллиот проникнуть из фактории в предместья и в самый город. Однако Англичане приступили к этому делу осторожно. Они знали, что в Кантоне расположено сильное войско — 45,000 человек, частию Манджуров, частию Китайцев — но не знали достоинства сих войск, потому что не встречались с ними в поле. Британский отряд состоял из 2,400 человек, частию восточно-индийских сипаев, частию Европейцев: Превосходство Англичан в этот день обнаружилось самым блистательным образом. Будучи в двадцать раз сильнее, занимая выгодные позиции и мало подверженные выстрелам, Китайцы предались, при движении неприятеля, паническому страху, побежали из фортов и с высот, собрались беспорядочными толпами в равнине, и наконец были вытеснены и, отсюда. Через час, английский флаг уже развевался на всех высотах, окружающих город, от которого войска были отделены одним рвом. Вскоре на стенах появилось белое знамя. Благодаря миролюбивому характеру Эллиота, враждовавшие стороны незамедлили согласиться между собою в главных статьях договора. Китайские войска должны были отступить на [426] восемьдесят пять верст, а Кантон заплатил шесть миллионов долларов (7,440,000 р. серебр.) контрибуции. Прочие отношения остались в прежнем виде.

Вскоре после заключения договора, Англичане подверглись нападению китайской милиции, вооруженной копьями и саблями, и пытавшейся спасти отечество без регулярной армии. Судя по английским известиям, эти нестройные толпы были, кажется, опаснее регулярных войск, так что целые отряды Англичан едва не были истреблены; однако европейское военное искусство восторжествовало.

Взятием Кантона оканчивается первая кампания Англичан. Нерешительный характер ее виден из предъидущего изложения. Временные торговые выгоды имели такое исключительное влияние на действия английского главнокомандующего, что он немедленно влагал мечь в ножны, лишь только являлась возможность восстановления прежнего порядка вещей. При упрямстве Китайцев, война, веденная таким образом, не. имела бы конца и превратилась бы в пиратство, как это и было некогда между Голландией и Китаем. Выступление войск из Кантона, возвращение их с флотом в Хонгконг, принадлежали к мерам той же системы. Собственно военная убыль Англичан была невелика: во всю кампанию они потеряли только пятнадцать человек убитыми, хотя овладели многими укреплениями, Кантоном, и взяли тысячу двести пушек; но [427] значителен был урон, причиненный болезнями жаркого времени года и болотною Кантонскою лихорадкою. По возвращении экспедиции в Хонгконг, больных оказалось в отряде тысяча сто человек! И бури (киуфонг, все ветры, потому что дуют по всем направлениям компаса) причинили много вреда. Многие купеческие суда разбились, почти все корабли потерпели аварию, и сам адмирал Бремер сел на мель.

Уже с давнего времени носились слухи, что правительство метрополии не одобряло действий своих агентов, Эти слухи оправдались, когда, 10-го августа 1841 года, прибыли в Макао сэр Генри Потинджер и сэр Вильям Паркер, первый в звании уполномоченного, второй как главнокомандующий флотом. Оба они совершили переезд из Англии с неслыханною в то время быстротою, именно в шестьдесят семь дней. Первая декларация нового уполномоченного показала, что война должна принять совершенно другой оборот. Купцы были предупреждены, что правительство, не обращая внимания на временные торговые выгоды, решилось достигнуть цели, «сообразной с могуществом и достоинством Великобритании.» Положено было аттаковать восточные части Империи, что долженствовало произвести сильнейшее впечатление в Пекине, нежели все действия около Кантона, так как сии области ближе к столице и для нее [428] гораздо важнее южных. Фокиэн (буквально: счастливая страна) есть одна из значительнейших провинций Империи, платящая ежегодно до 5,760,000 руб. сер. подати, богатая чайными плантациями и ведущая обширную торговлю. Главная гавань области есть Амои, где Европейцы часто старались водвориться, но откуда всегда были вытесняемы местным начальством. 26 августа, английский флот, состоявший из двадцати судов, прибыл сюда из Хонгконга, и как Китайцы не выставили белого флага, то началась аттака, кончившаяся обычным результатом. Китайцы держались столько, сколько было нужно для выстрела из ружей, и потом покинули обширные верки. Покорение торгового города имело печальные для жителей последствия. Английские войска соблюдали строжайшую дисциплину, но многочисленные туземные разбойники, воспользовавшись бегством богатых обывателей, разграбили их имущества. Англичане же не препятствовали разбойникам потому, что почитали их законными владельцами, которые спешили спасти свое достояние. По разрушении укреплений, город был очищен; только в соседственном Кулангсу, господствующем над Амои, победители оставили гарнизон из 550 человек с несколькими кораблями, для охранения гавани. Ближайшее за тем предприятие, вторичное овладение островом Чусаном, не представило никаких трудностей, хотя Китайцы неутомимо: занимались, в продолжение [429] семи месяцев, после отплытия Англичан, возведением укреплений.

На этот раз Чусанский архипелаг был занят потому, что мог способствовать предположенной аттаке на область Чекианг, которая, прилегая с юга к Фокиэну, столько же важна по шелководству, сколько Фокиэн важен по чайным плантациям. В этой области считается одиннадцать первостепенных городов, и доходы ее превышают доходы многих провинций, взятых вместе. Лучшая гавань — Нингпо, где Португальцы и Англичане неоднократно пытались водвориться. 9 октября явился Английский флот пред Чинхаем, портовым городом Нингпо. Сильные, но растянутые укрепления были заняты 3,000 человек. Сухопутные и морские силы Англичан действовали совокупно. Дессант, под личным начальством сэра Гоу, овладел укреплениями на южном берегу реки, и оттуда открыл огонь по неприятельским батареям. В этой борьбе произошел замечательный случай, и прежде впрочем бывавший: Китайцы прекратили бой и побежали с батарей, но не для того, чтобы спасти свою жизнь или сдаться, а чтобы броситься в реку и в ней найти добровольную смерть. Таким образом погиб весь гарнизон, за исключением пяти сот человек, сдавшихся Англичанам. Флот занял позиции на северной стороне реки и, в два часа пополудни, высадившиеся на берег матросы и солдаты овладели всеми верками. В [430] тот же день последовало взятие Нингпо. Убедившись в бесполезности сопротивления; Китайцы сами помогали Англичанам, может быть потому, что надеялись задобрить их покорностию; однако они обманулись в своем ожидании; вслед за прокламацией, в которой было сказано; что Англия ведет войну с правительством Срединной Империи, а не с мирными обывателями, обнародовано было повеление о взносе четырех миллионов долларов (4,960, руб. сер.) контрибуции. Жители отказались от платежа такой огромной сумы, и как силы Англичан были невелики, то и нельзя было действовать понудительно против раздраженного населения. Впрочем сэр Гоу принял другие меры; он обложил постоянною пошлинною речное и каботажное судоходство, но десяти процентов с ценности груза. Нингпо служил средоточием для поисков внутрь страны, что обыкновенно было исполняемо железными пароходами Немезидою и Флегетоном, которые, приставая к прибрежным городам, нигде не встречали сопротивления. Дальнейшие предприятия не могли состояться, по неприбытию ожидаемых подкреплений из Индии и из Европы.

В продолжение зимы, Англичане получали со многих сторон известия, что Китайцы готовятся к общему нападению. Миссионер Гюцлаф назначил даже день, ими избранный (9 марта 1842), и сообщил самые точные подробности, которые [431] узнал от китайских Христиан. Не смотря на то, Англичане не приняли никаких мер к отражению или предупреждению удара, а между тем тревога, действительно, случилась в назначенный день. В полночь раздались два пушечные выстрела близ Нингпо, и вскоре потом показались в рукаве реки, где стоял Английский флот, пылающие плоты, которые однако были удалены высланными лодками, По устранении этой опасности, началась аттака на город. В последние дни, многие солдаты вошли переодетыми в городские ворота, и теперь действовали вместе с жителями, между тем как из окрестностей сбежались другие скопища. Аттакующие овладели южными воротами, и как эта позиция была опасна, то Англичане принуждены были сосредоточить здесь все свои силы, и только тогда прекратили мятеж, когда овладели воротами и прервали сообщение города с окрестностию. Некоторое время бой продолжался еще на улицах, в особенности на площади, где Китайцы учредили свою главную квартиру; но несколько выстрелов картечью рассеяли неприятеля по всем направлениям.

Замечательно, что эта аттака была произведена лучшими китайскими войсками, воспламененными, кроме того, обильною дачею опиума и денежными наградами. Столь же безуспешны были их нападения на Чингхай и другие пункты острова Чусана. Пользуясь паническим страхом неприятеля, Англичане сами перешли в наступление. Не более [432] тысячи человек, посаженных на пароходы Немезиду, Флегетон и Квин, отправилися вверх по реке Нингпо, истребили брандеры и горящие плоты, встреченные ими в большом числе, и двинулись к Тсеки, где около восьми тысяч манджурских войск стояли в укрепленном лагере. Город сдался немедленно; но на высотах Китайцы держались, и открыли сильный, хотя и недействительный огонь. Англичане овладели этими позициями дружным приступом, и почти все восемь тысяч легли на месте, не принимая пардона. Многие офицеры побросались в реку, и только трое из них были взяты в плен. Между тем, стали обнаруживаться следствия войны с Англичанами. Занятие гаваней и главных городов, и происшедшая от того остановка торговли были наименьшим злом, которое должны были переносить бедные Китайцы. Над ними тяготело странное распоряжение правительства, вследствие которого только аттакованные округи и города обязывались уплачивать военные издержки. Кроме того, война породила другое зло; вся страна покрылась шайками разбойников, причинявших несравненно больший вред нежели неприятели, которые соблюдали самую строгую дисциплину. Главная масса населения страдала безропотно; но недовольные манджурскою династией старались воспользоваться всеобщим беспорядком и низвергнуть ее с престола. Они обращались даже к Англичанам, и обещали им содействие, если Манджуры будут [433] изгнаны из Китая. Потинджер и Гоу отринули постыдный союз, и только ждали подкреплений из Индии и из Европы для открытия решительной кампании. Составленный теперь план был самый действительный, потому что истекал из сущности предположенной цели, и не понятно, почему он не был принят при самом начале войны. Китай пересекается множеством судоходных рек, с древнейших времен соединенных между собою каналами, и естественно, что Пекин, сделавшийся столицею империи после монгольского завоевания, служил главною точкою водяных сообщений. К Пекину ведет главный канал государства, императорская река, или, как говорят Китайцы, «река для сплава продовольствия и податей.» Это название вполне характеризует назначение канала: он связывает области северные, средние и южные. Север беден и неплодороден; но по императорскому каналу Получает и деньги, и продовольствие из богатых южных областей, без которых не мог бы существовать. Стало быть, неприятель, заняв сей путь сообщения, голодом принудил бы северные части Китая к уступчивости. В большой канал ведет Кианг (река), или Янгтсе (сын моря), одна из величайших рек Китая, протекающая от истока своего до устья, на протяжении 630 миль. Иследование этой реки показало ее значительную глубину на далекое пространство, а по ширине своей она не могла быть [434] заперта. План относительно непосредственного действия на Пекин был отринут, так как Пехо, при котором лежит китайская столица, — незначительная береговая река, могущая поднимать одни железные пароходы, и то не без опасности.

Остров Чусан был назначен сборным местом подкреплений; однако противные ветры задержали отплытие флота на несколько недель, так что морские и сухопутные силы могли быть приведены в движение не ранее 13 мая 1842 года. Область Киангнан, орошаемая «Сыном Моря», отличается беспримерным плодородием, которым объясняется и ее необыкновенное население (72,011,560 душ, по счислению 1812 года). Неприязненные действия начались (17 мая) аттакою на Чапу, важнейшую здесь гавань, лежащую к северу от залива Хангчеу. Китайцы, в числе 7,000 человек, и между ими лучшие манджурские войска, заняли такую позицию, что, еще до открытия боя, могли быть признаны, в стратегическом смысле, разбитыми. Оба фланга их были совершенно открыты; этим воспользовались Англичане, и обошли правый фланг так быстро, что неприятель очистил на нем укрепления, не успев даже зажечь мин. Тоже случилось и с левым флангом, по которому корабли и дессантные войска открыли перекрестный огонь. Здесь отрезанный отряд манджурских солдат сам себя лишил жизни, чтобы не попасться в плен. За тем [435] Англичане овладели городом; но многие наружные верки еще держались, особенно один большой дом, обнесенный валом, где засели человек 300 Манджуров. В бою за этот дом, туземные войска впервые показали храбрость, как ее понимают Европейцы: решившись умереть, Манджуры мужественно отражали неоднократные приступы Англичан, и метким огнем нанесли им немалый урон. После тщетных аттак, Англичане взорвали наконец деревянные стропила, и погребли под развалинами их храбрых защитников. Взятие столь незначительного здания стоило Англичанам; шестидесяти человек убитыми и ранеными, больше нежели сколько они доселе потеряли в главнейших сражениях с Китайцами.

После овладения Чапу, возобновились столь давно прерванные переговоры. Народ страдал в такой степени, что должен был, наконец, встревожить своею судьбою Пекинский Двор; лучшие гавани и торговые города южных и югозападных береговых, областей находились в руках Англичан; торговля почти остановилась. Все это побудило «Сына Неба» отправить к Англичанам новых уполномоченных, в лице мандаринов Илипу и Каджинга. Они уже не нашли Эллиота, который жадно хватался за всякий случай к мирным переговорам, чтобы только возобновить, как можно скорее, торговлю, Поттинджер уклонился от дипломатических [436] сношений, требуя, китайское правительство беспрекословно приняло условия, давно ему сообщенные. Между тем, военные действия не прекращались. Недалеко от Нанкина лежит город Сучеу, на береговой реке Ву-Сан-Кианге, важнейший город в кианганском округе, по обширности и по роду постройки имеющий сходство с Венецией. Что Китайцы дорожили сим городом, доказательством тому служило тщательное укрепление устья Вусонга: на берегу был расположен ряд укреплений с 134-пушками; в деревне Вусонге, ключе позиции, находились отборные манджурские солдаты при 175 орудиях. Вся эта грозная оборона задержала Англичан лишь на несколько часов, и стоила им не больше четырех человек убитыми и восемнадцати ранеными. Шангхай, средоточие торговли между южными чайными округами, внутренними областями и северными провинциями, Шагтонгом и Печели, сдался без сопротивления, и заплатил 300,000 долларов контрибуции (372,000 руб. сер.). Английские корабли нашли реку еще на десять миль судоходною, и адмирал Паркер полагал, что безопасно можно было бы достигнуть Сучеу водою. Однако предприятие это не состоялось, не столько по причине невыносимых жаров, сколько по соображению, что экспедиция в императорский канал и к Нанкину скорее доведет до цели. Во время приготовлений: к сему решительному удару, снова приехали китайские мандарины, с объявлением, что Император [437] готов заключить мир; но как они не были снабжены полномочием, то Англичане и не хотели переговариваться с ними.

Дурная погода задержала вступление флота в Кианг на несколько недель. Англичане воспользовались этою задержкою для точнейшего ознакомления с местностию. Они убедились, что нечего было бояться ни песчанных отмелей, ни подводных камней, и что единственная опасность угрожала от быстрого течения реки (по четыре мили в час). Флегетон отправился вперед, и обозначил фарватер до императорского канала бакенами. 6 июля вышел флот из Вусонга, в числе семидесяти или восьмидесяти судов, пятью отделениями, из которых каждое было сопровождаемо пароходом. Он не только не нашел никаких оборонительных учреждений в устье Кианга, но Китайцы свезли даже все орудия с построенных там шанцев, что-бы не подать Англичанам повода к враждебным действиям. Подобное же миролюбие оказали все города, встреченные в последующие дни, хотя некоторые из них имели самое удобное для обороны положение. Войска не являлись; обыватели смотрели с любопытством и удивлением на нежданных гостей. 16 июля, флот достиг города Чинкианга, доступы к которому были исследованы еще в тот же день. Оба предводителя сухопутных и морских сил, Гоу и Паркер, доходили до устья [438] императорского канала, нигде не встречая сопротивления. Чинкианг почитается у Китайцев сильною крепостию, и Англичане не могли обойти ее, потому что большой канал протекает между валами и форштадтами. Они полагали впрочем, что не найдут сопротивления, и как кажется, все меры Китайцев были рассчитаны на утверждении их в таком мнении: Китайцы хотели ввести Англичан в обман. Непонятно, как могли они надеяться на успех, потому что весь гарнизон состоял из 2,400 человек, а у Англичан было слишком 7,000 человек. Положено было аттаковать Чинкианг одними сухопутными войсками, а действия флота должны были, ограничиваться метанием, во время приступа, бомб. 21 июля, рано утром, началась аттака. По овладении наружными верками, генерал Шедде двинулся на город с южной, а Гоу с западной стороны. Оба встретили упорное сопротивление. Шедде взошел на вал в ту самую минуту, когда Гоу, со своей бригадой, вступил чрез западные ворота. На улицах бой был и продолжительнее, и ожесточеннее. Победители были свидетелями поразительных сцен: не только манджурские войска, но и многие обыватели предавали себя смерти се женами и детьми. Главнокомандующий Каллинг зажег свой дом, и бросился в пламя с женою и внуком; в одном доме найдены были четырнадцать умерщвленных женщин: вокруг трупов сидели мужья, которые перерезали себе горло, лишь только [439] ворвались английские солдаты. Между тем, чернь грабила и жгла домы. Англичане нашли богатую добычу, ибо жители, уверенные в неодолимости города, не сочли нужным вывезти драгоценности.

Урон Англичан был на этот раз довольно велик: он простирался до 168 человек убитыми и ранеными, и во время боя, один маиор и шестнадцать рядовых, пораженные апоплексией, пали замертво. В следствие жаров, вдвойне вредных при болотистых испарениях, открылись болезни. Холера и лихорадка свирепствовали в особенности между свежими войсками, прибывшими из Европы. На многих транспортных судах стал оказыватья недостаток в матросах; наконец, гниение трупов, валявшихся на солнце, угрожало еще большею смертностию при дальнейшем пребывании в зачумленной местности. Самый город Англичане очистили; оставленный отряд был расположен лагерем на ближайших возвышенностях; укрепления одной стороны Чинкианга были взорваны. 3 августа, флот направился к Нанкину, и 9 числа бросил, в виду его, якорь. Из перехваченного донесения губернатора Англичане узнали, что гарнизон не будет в состоянии противиться им. «Когда Чинкианг был аттакован варварами, писал встревоженный Манджур, я не мог подать помощи этой крепости, по малочисленности войска, с которым мне надлежало [440] защищать Нанкин. Теперь и Нанкин подвергается величайшей опасности, ибо малочисленный гарнизон его состоит единственно из беглых солдат тех войск, которые уже были разбиты варварами. Мучительные мысли, день и ночь терзающие душу раба Вашего Величества, распаляют все мои члены неистовым пламенем.»

Нанкин был, в прежние времена, резиденцией Богдыхана, как доказывает и самое его название (южная резиденция); Пекин назначен столицею уже в последствии, когда вторжения северных кочевых народов делали необходимым присутствие главы государства вблизи угрожаемой границы. Но Нанкин до сих пор почитается вторым городом империи, и по своему господствующему положению на реке, по чрезвычайному населению (от 1 1/2 миллиона до двух миллионов душ), по высокой образованности и промышленному духу жителей, приобрел между Китайцами великую славу. В этом смысле, он стоит даже выше Пекина. Следовательно, китайское правительство должно было употребить все силы для спасения такого города, то есть вступить с Англичанами в переговоры, потому что вооруженное сопротивление было невозможно. И Англичане, с своей стороны, имели важные причины желать миролюбивого окончания дела: из 7,000 человек их войска, только 4,500 были годны к бою, и хотя они могли овладеть Нанкином, [441] однако не были бы в состоянии в нем удержаться. Надлежало также ожидать, значительного усиления холеры и болотной лихорадки, потому что реки выступили из берегов, затопили на далекое пространство берега, и зной не уменьшался. Впрочем, еще 10 августа, на другой день прибытия флота, сделаны были все приготовления к штурму. Корабли заняли назначенные им позиции, и дессантные войска вышли на берег. В это время уполномоченные прислали известие, что готовы вступить в переговоры; но, по китайской гордости, все еще колебались предъявить свои грамоты. Потинджер назначил им крайний срок, с исходом которого должен был начаться приступ, и только за три часа до срока, когда уже выстроились штурмовые колонны, Илипу и Киджинг явились со своим полномочием. 26 августа, происходили совещания о мирном договоре, а 29-го он был подписан на корабле Карнуалисе.

Главные статьи договора были следующие: сношения между Великобританией и Китаем отныне должны происходить как между двумя совершенно равными державами; Китай, уплачивает, в четырехгодичный срок, двадцать один миллион долларов (26,040,000 руб.), в вознаграждение за истребленный опиум, за банкрутства кантонских купцов, и в виде военной контрибуции; гавани Кантон, Амои, Фучеу, Нингпо и Шангхай [442] открываются для торговли всех народов, и в сих городах дозволяется жить иностранным консулам для охранения выгод торговцев; остров Хонгконг уступается на вечные времена Англии; все Великобританские пленные немедленно получают свободу, и Император обнародовывает прокламацию о совершенном прощении всех Китайцев, которые были в службе Англичан, имели с ними сношения, или находились под их покровительством. Договор был послан для ратификации в Пекин, с пояснительною запискою, смысл которой заключался в необходимости покориться обстоятельствам.

15 сентября, получен в Нанкине ратификованный договор, выплачены были первые шесть миллионов далларов, и Англичане поспешили оставить свои нездоровые стоянки на Кианге. Болезни свирепствовали между ними в такой степени, что некоторые части войск уменьшились до половины прежнего состава. Из девяти сот бенгальских волонтеров, осталось не более четырех сот. Подобная же пропорция существовала и в других отрядах. Сильнейшая смертность была между сипаями, которые, по своим религиозным предрассудкам, не хотели есть кушанья, готовившегося на кораблях, и целые месяцы довольствовались холодною нищею. В исходе сентября, флот отплыл в обратный путь, а в половине ноября бросил якорь в Хонгконгской гавани. В Хонгхонге и на острове Чусане оставлены были гарнизоны, до исполнения [443] всех условий; другие города были очищены, к немалому изумлению Китайцев, которые никак не могли себе вообразить, что варвары сдержат свое слово.

Текст воспроизведен по изданию: Война Англии с Китаем // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 93. № 372. 1851

© текст - ??. 1851
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
©
OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1851