-

ЛАДЫЖЕНСКИЙ М. В.

ДНЕВНИК,

веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года.

Вскоре Н. И. пришел предложить мне, неугодно ли отправиться посмотреть Хан-линь-юань, куда приглашает прежний их китайский учитель, с медным шариком резным, служащий при оном, он 7-й степени и находится на вакансии в 6-ю; по получении коей, надеется получить где-нибудь в провинции место городничего. О. В. предложил мне свой экипаж, и я как был в русском платье, т. е. к сертуке с эполетами и ексельбантом поехали с Николаем Ивановичем чего желал и учитель, отправившийся вперед. Мы въехали на первый двор, где и оставили свой экипаж, — служитель тут находившийся тотчас побежал вызвать учителя, который явившись вместе с смотрителем повели нас но всем залам сей академии китайской учености.

Прошед I двор мы вступили из ворота, в галерею без мебели где во время бывших собраний при посещении сего места государем заседают министры, — чрез 60 лет государи обязаны посещать оное. Над дверьми есть древние с надписями доски пожалованные сему месту Г. Ванли Отсюда мы вошли в большой зал также галерею назначенную для торжественных собраний, у боковых стен оной поставлены на подножках большие черные доски с китайскими начертаниями, также пожалованые Государем Ванли. Далее нас повели в боковое отделение состоящее из трех комнат. Средняя убрана столами и табуретами, равно и боковая с пряна, тут есть кан, — в сем отделении обыкновенно собираются присутствующие и, как видно главные лица бывают нечасто, ибо толстые слои пыли покрывают давно уже выбеленные стены, против дверей на стене комнаты есть доски с 4-мя золотыми литерами, нас просили войти в боковую направо, и здесь [16] также есть черные доски мелко исписанные китайскими литерами. Я спросил что означает сия надпись. Учитель сказывал, что во время Цянь-луня в лето его царствования, один из ученых написал похвальное слово сему Ученому месту и поднес Государю во время занятия его звериною травлею. Государю понравилось оное и по одобрении всеми учеными, император приказал, начертать сие похвальное слово на доске и поставить в сем отделении. Нас здесь подвивали чаем. Учитель сказывал что здесь хранятся две только книги одна, отнимающая все возможные сведения и рассуждения о всех предм. или Энциклопедия, в левой большой комнате сего отделения, мы заглянули в продранную скважину двери и действительно увидели многотомное сочинение, помещенное в 7 шкафах, а другое гораздо важнейшее, состоящее из 10 т.; тетрадей, помещенное в здании где стоит трон императорский. Здание сие замкнуто и никто поможет туда войти, что нам объявил учитель. — Оба сии сочинения напечатаны токмо в одном экземпляре, печатные находятся в Императорской Библиотеке в особенных запертых шкафах, от коих ключ хранится у самого Императора, оригинальные же письменные находятся здесь. Книги сии печатные один токмо раз в год в летнее время просушиваются, для чего назначается от императора, день и важные министры, которые раскладывают оные на столы, само собою разумеется, что только приказ исполняется не в самой строгости. Посидев несколько, мы просили учителя показать еще примечательное, что здесь есть, и он сделал нам сюрприз, отворив запертую калитку на упомянутый IV двор. И видно, что сюда воспрещена, вход, ибо двор порос высоким бурьяном. Небольшие беседки в нем поставлены в сажень вышины и в 1/2 аршина ширины, камни покрыты с лица черною краскою, но оной сделаны на двух языках китайском и манчжурском надписи. Камни сии поставлены императором Цянь-лунем. Вокруг беседок сделан выложенный камнем ровик, наполняемый наливною водою. От сих памятников мы пошли к главному зданию, обращенному лицом или окнами и входом к северу. Учитель отпер двери и мы очутились пред троном Богдохана. Зала сия занимает все строение. Посредине оной сделан амвон об одной ступеньки, на коем стоит трон или большое кресло с позолотой; накрытый желтою дабою перед ним поставлен столик и на оном деревянный простой ящик с висячим медным замком; в сем ящике хранятся собственноручно писанные оглавления предметов содержащихся в книге, с кратким объяснением императором Цянь-лунем; по сторонам трона поставлены большие открытые шкафы или полки перпендикулярно ко входу, таких я насчитал до 40. — Оные занимают всю залу с малыми промежутками. Смотритель вызвался, что можно посмотреть книги. Мы просматривали несколько тетрадей оных, на белой прекрасной бумаге, писано весьма красивым почерком, но любопытство мое стремилось во внутренность ящика. Я спросил учителя, где же хранится ключ от оного, он сказал, что у императора, и видя мое любопытство, к чрезвычайному нашему удивлению, вынула, замок с пробоем, потом составил ящик на пол, вытащил из оного кипу завернутой в желтую шелковую материю; подбитою малиновой шелковой же материею. В сей кипе я насчитал 20 тетрадей в желтом кожанном переплете, писанных собственноручно императором Цянь-лунем. Оные содержат как я прежде упомянул оглавление с толкованием сего огромного творения. Писаны весьма красивым и чистым почерком на отличной бумаге. Каждый лист скреплен собственною [17] императорскою круглою малою печатью, а начальная и конечная страницы имеют сверх сего большие государственные четвероугольные печати. Полюбовавшись сим бессмертным памятником любви к наукам Государя Цянь-луня, мы благодарили любезного учителя за его услужливость, — тетради сии снова завернули и пробой всунули как бы и ни в чем не бывало. После сего нам показали 4 большие каменные имеющие в квадрате до 2 аршин доски, сданные сюда Императором Ванли, на каждой высечено по одной большой китайской литере с оригиналов своеручно им писанных. Потом мы осматривали шкафы с книгами. У третьей стены залы поставлены три большие мраморные камня с надписями, также даны сюда императором Ванли. У одной из стен находятся четыре камня вычерненные с лица, на оных начертаны большие литеры но приказанию императора Цзя-цина — правила, коими должны руководствоваться члены сего ученого места. Сим окончили мы осмотр Хань-линь-юаня. Учитель просил зайти напиться чаю, нас провели в боковой двор переулочком в один домик весьма чистенький и хорошо убранный, кажется оный принадлежит смотрителю. Вскоре начали приходить разные чиновники, впрочем без шариков, к дверям с двух сторон отворенных набилось пропасть молодых женщин и девушек, некоторые из них показались мне весьма недурными, только слишком набеленные, все они разодеты, почему я и заметил, что учитель вместе желая удовлетворить наше любопытство, хотел тоже и своим показать меня в блестящем мундире. Просидев с 1/2 часа времени, мы откланялись, быв провожаемы до самых последних ворот.

Относительно наружного вида здания нечего сказать, ибо оное совершенно подобное доселе мною виденным. В Хань-линь-юани ветхо и нечисто содержится. Учитель слыша, что я был в Лифа-юань, заметил, что у них хуже, ибо все ветхое, а то присутственное место недавно возобновлено, что однако же неприметно.

6-го Февраля 1831 года. Пятница. По утру в 6 часов 3° — холода, весь день был отличнейший, в полдень сделалось гораздо теплее. Вечер и ночь тихие и светлые.

По утру в 8 часов, племянник Фое, прислал к И. Павловичу, что если мне и ему угодно, то он приглашает нас приехать немедля в кумирню Джань-тань-сы, на плане о. Иакинфа оной неозначено, где он нас будет ожидать. Собравшись на скоро мы отправились. Я в карете на о. Вениамина лошади, а И. П. — в наемной. Кумирня сия, как мне кажется, находится недалеко от северо-западного угла Хуан-чена. Проезжая мимо Цянь-мынь, где насило могли продраться за множеством экипажей, мы видели бездну придворных носильщиков в красных кафтанах несших обратно во внутренность дворца из храма Неба, где Хуанди (император) приносил 5 го числа жертвы, различные парадные знаки; верхушка железная, ручка или палка красная; за сими в беспорядке возвращались слоны с жертвенными сосудами. Сегодня мы видели только трех. С 4-го числа уже лавки открыты в городе все и народ по прежнему кипит на улицах. К кумирне мы ехали небольшими улицами и переулками, последние были для меня новы, но относительно только места. Впрочем, что сказано об одном переулке Пекина, то можно сказать и о всех прочих. Нас везли довольно скоро, но по времени довольно и долго, наконец подъехали к трем Top. воротам кумирни, где собрались большие толпы народа и много было экипажей. Племянник ожидал нас у ворот [18] вместе с ламою из ю.-г. капища, который и был вашим провожатым. Вот внутреннее расположение капища: под навесом парадные ворота, небольшая кумирня на восточной и западной стороне оной поставлены колосальные статуи, сделанные из глины страшных воинов (пусса). Узенькая панель, выложенная камнем, затем... огромные шесты, на коих по случаю нового года вывешены флаги с тибетскими надписями, каменные львы; капище с подобными, как и в первом статуями, сделанными под бронзу. Посредине статуя жирного Мито-фо в нагом виде, ужасный брюхан. От сего капища идет возвышенный помост и Судурга саж. 4 вышиной, выбеленная и довольно красивая, под коей по утверждению племянника хранятся большие суммы серебра и золота; затем небольшая беседка, также с болванами. Восьмиугольная беседка с колоколом и бубном. На мраморных черепахах огромные с надписями четыре камня; потом возвышенный помост, в средине площади возвышенная площадка с перилами. В главном капище, у северной стены на возвышенности в небольшой нише стоит в позолоченном виде статуя Фое, сделанная из дерева Нинь-му. Оная представлена стоящею, в позолоченой короне, пред оною большой жертвенник, весь уставленный сосудами, свечами и другими украшениями; по краям оного с западной, южной и восточной сторон поставлены маленькие медные лампадки, числом до 100; оные были все зажжены; от жертвенника идет балдахин из разных желтых и других цветов шелковых материй. Прочие стены запад. и восточ. заняты также разными статуями богов, и кажется сделаны из меди. С боков жертвенника, перпендикулярно ко входу поставлены по два длинных, стола покрытые желтой шелковою материею, на оных лежали пестрые ризы, употребляемые в служении верховными жрецами; осмотрев постепенно все сии капища мы вышли в северные двери сего последнего, пред оными, спиной к упомянутой фоевской статуе, есть болван Пусса, довольно изрядно сделанный, он посажен на собаках, сделанных из дерева под темную бронзу. На следующем дворе находится двухэтажное строение — также капище, вероятнее молельня. Вообще кумирня сия весьма, красива и чисто содержится, все дворы исключая 7-го вымощены гладким камнем, а первый мрамором. В опой, как я прежде упоминал, живет маленький Фое, несовершеннолетний. Так как еще было довольно рано, то племянник и просил вас зайти к одному знакомому ему ламе, чтобы посидеть и отдохнуть. Нас провели около стен капища, по ту оного сторону, в домик. Тут мы застали одного ламу из капища Хей-сы, весьма словоохотливого. Племянник фоевский выдал себя за русского. Лама нам рассказывал, что статуя Фое, которую мы видели в капище, есть явленная первая в Китае, она будтобы (по выражению ламы) сама пришла в Пекин из Индии, — Государь приказал оную позолотить. Индийцы искавшие сию статую долго у себя наконец прибыли в Пекин, видя ее признали своею, только несовсем уверились, ибо позолоты ни какой не было, лишь только они стали делать поклонения, то и позолота с нее спала, и тогда они совершенно убедились, что сия статуя есть Индийская. Говоруна ламу позвали, и мы остались только с племянником. Домик, в котором нас подчивали чаем, принадлежит здешнему молодому красивому ламе, он также принужден нас был оставить, чтобы идти на службу. Костюм сего ламы хотя был и обыкновенный, но весьма чистый и франтоватый. На нем был малиновый шелковый кафтан, сверх оного шелковая желтая курма, чрез плечо искусно брошена красная тонкая шерстяная шаль, связанная на плече шелковыми шнурками, которые [19] обхватывали вместе и талию. На голове он имел желтую ламскую парадную шапку, у коей кисти не распадались по сторонам, но были связаны. Фоевский племянник пояснил нам, что такие шапки означают старших лам или благочинных. Между прочим мы от него узнали, что сегодня здесь будет отправлять церемонию не хутухта, но хамба, прибывший из Жехора; хамба, по его выражениям, есть самая высшая степень ламайская, то есть ученая, как в Европе звание Доктора. Из Тибета с дарами к Богдохану также прибыл от Далай-ламы хамба. От сего у нас обратился разговор к Тибету. Племянник пояснил нам, что и разговорный язык тибетский также многоразличен как китайский, по разным племенам, что даже тибетцы одни других не понимают. Китайцы называют Тибет Си-цзан, тибетцы: Тубут и Тибет. Собственно Сицзаном называется место, лежащее в юго-западных горах, здесь был дворец Бана или Государя Тибетского, за коим была в супружестве Китайская Принцесса Танской Династии. По присоединении Тибета к Чжунго (Китаю), здесь сделано капище, каждый из граждан считает обязанностию посетить оное один раз в жизни. Вообще в Тибете мало скотоводство, жители бедны, особенно в Сицзане, ибо места гористы, хлебопашеством занимаются мало, более звероловством. Далай-лама в своей части владеет и светскою и духовною властию. Относительно обычаев племянник подтвердил нам, что тело покойника действительно изрезывают в куски и бросают птицам-орлам, которые также привыкли, что уже по чутью прилетают и если один из орлов взявши кусок бросит, то и прочие не станут есть, если птицы не едят, то бросают куски собакам, если и сии не станут есть, то куски человеческого мяса валяют в муке и подвивают оными по порядку орлов, и по отказу их собак и наконец в случае и если бы те и другие отказались, то почитают умершего великим грешником и тело его бросают в воду в добычу волкам, а родственники призывают лам и молятся. Цянь-лун, запрещал сей обычай указом, но оный не подействовал. Собаки так приучились к сей пище, что даже опасно живым людям, днем они не смеют, но ночью нападают и растерзывают неосторожных. В вопросах я отчасти поверял описание Тибета и сколько мог заметить на память рассказы согласны с описанием. Просидев таким образом более часа времени, мы пошли слушать молитвословие. Племянник жаловался на озноб во всем теле, его напоили тут же имбирною теплою водою. На первом дворе и особенно в воротах на помосте народу бездна. На ступенях капища стояли все китаянки-манжурки, головной их убор, состоящий из цветов, в толпе делал приятное зрелище для глаз. Я заметил здесь, что многие имели в ушах по 3 и 4 серги медных, продетых в одно перламутровое кольцо. Белила наложены на лицах здешних красавиц весьма толстым слоем, румян немного, на нижней губе суриком сделано пятно; платье их у всех одинакого покроя, род широкого шлажка, досязающего до икр, с широкими к низу рукавами и длинными, которые заворачиваются и составляют род обшлага; кафтаны сии как заметили из различных материй, более голубого цвета, были также и малиновые; подбой делается желтый и малиновый. Около шеи он обхватывает плотно и застегивается дутыми пуговками. Из множества девушек и женщин лица два поболее я заметил хорошеньких. Зоркие глаза красавиц тотчас отличили нас от китайцев, и обращались довольно умильно; опросы переходили из уст в уста. На втором дворе также были женщины, незаставшие мест при [20] капище, на III собрались действующие лица в подобных только гораздо более ветхих костюмах ламы, какие мы видели при церемонии в Капище Юнхо-Гун. Мы прошли на IV двор и поместились возле колонны, чтобы смотреть молитвословие. Вскоре из западных дверей стали выходить Да-ламы в цветных шапках с красными шалями, чрез левое плечо, на них были надеты под желтыми курмами придворные кафтаны, т. е. сшитыми голубыми, малиновыми и светлозелеными подолами. В числе сих вышел знакомый Тимковскому Чень-лама, увидав И. П., он проворно подошел к нам и мы с ним познакомились. Чен-лама весьма живой, говорит быстро и ловко. Приглашал к себе и обещал и сам у нас побывать. Спустя несколько секунд после сего вынесли трон или кресло с желтыми подушками из капища и поставили у больших южных дверей лицем вне, пред оным поставлен столик накрытый пестрою материею подобною нашей шелковой парче. А несколько прежде сего вынесли пирамиду из теста в виде огня сделанную (смотри опис. Г. церем.), пред сею поставлен был маленький столик (6) с семью медными чашками и 4 тарелочками и кувшинчик медный с водою, пред сим металлический ящик с зажженным можжевельником. С боку (4) сели на пол 4 лам в больших шапках и одеждах, как я описал выше молодого ламу, который и был в числе оных, подле сих поместились стол бубна. Наконец вышел из капища в совершенно подобном костюме, как был Глав. Фое во время служения в кашице Юнхо-Гун, Хамба, его посадили на кресла, поджавши ноги, и служение началось. Пред ним вышли два мальчика, один с кадилом (3) подобным нашему, только в большем виде, а другой с пуком знаменитых тибетских свеч, которые и сели пред столиком, а также и вынесен был зонт на длинной палке, сделанный из желтой материи (6). Правая сторона занята была любопытными, а левая позади ламами (11). Хамба подал знак зазвонив в левой руке находящимся у него колокольчиком, в правой он держал маленький жезлик, к коему привязан одним концом пестрый шелковый платой, и ламы начали густыми весьма низкими басами читать на распев с мерным тактом молитвы по тибетски, в некоторых местах хамба звонил и делал, читая тихонько молитвы, разные фигуры пальцами, складывая большой палец с одной руки с мизинцем другой и тому подобные; в ящик почасту подкладывали можжевельнику, дым коего курил, а лама стоящий при маленьком жертвеннике в это время освящал воду, переливая оную с тарелочек, наливая в ящик медный, находящийся под искуственным огнем. Церемония сия продолжалась довольно долго, наскучив одним и тем же, мы вышли к 1-му двору, чтобы занять место повыгоднее, ибо на оном должна была происходить церемония, но принуждены были удалится, ибо для очищения нужного пространства для оной, лама одетый скелетом, бросал в народ муку, от чего и раздавались по всей кумирни хохот и теснили один другого. По протекции юнхо-гунского ламы нас пропустили в капище, откуда должны были выходить одетые в маски ламы для церемонии, мы нашли уже их тут. Одетый коровой признал И. П. и начал расплачиваться, ото нас ужасно рассмешило. Оказалось, что сей лама из загородной кумирни Хен-сы, видел И. П. несколько дней тому назад у одного находящегося на смертном одре ламы, который на другой день и умер; попотчивав друг друга табаком они разошлись. Вскоре отворились с обеих [21] сторон сего капища двери С. и Ю, и прошел чрез оные хамба со свитою и перед ним пронесли искуственный огонь. Он поместился на левой стороне близ сходов капища на табурете, Да-ламы же подле него с левой стороны на подушках, бубны и певчие ламы расположились далее по порядку, напротив также сидели ламы. Процессия происходила точно таким же образом, как я описал прежде, только костюмы были бедней и меньше их было, да гораздо было меньше порядку, но народу в десять раз более. Посмотрев несколько мы простились с фоевским племянником и отправились домой тем же путем, коим а приехали сюда.

Я забыл упомянуть, что в сем капище было весьма много монголов простых и лам и две знатные монголки, вероятно жены каких либо князей; одна из оных молоденькая и хорошенькая лет 20, волосы у нее заплетены во многие косы, висящие по плечам и спине и украшены красными маршаками и змеиными головками, на головах китайские мужские меховые шапки, тульи вышитые золотыми шнурками и с крупными шариками, соответствующими степени их мужей. Здесь мы также видели Корцин-вана, приятеля Глав. Фое, ему лет 60 на вид, борода с проседью, довольно осанистой и заметной наружности, с коричневым шариком на шапке и с двумя или тремя очками павлиньим пером, за ним была изрядная свита.

Нас смешили монголы и монгольские ламы, даже и женщины, ползующие вокруг капища, мне сказали, что это делается по обещанию. Каждый своим телом измеривает окружность кумирни, таким образом: кланяется в землю и потом весь растягивается и с руками по полу, куда хватят концы его рук; вставши на ноги и сделав три шага, он снова останавливается кланяется и растягивается, продолжая таким образом до тех пор, пока не обойдет всю кумирню столько раз, сколько положил себе обетом. Мы заходили дважды к сему месту и во второй раз приметили, что усердные ламы своими кафтанами ползая по одной все дорожке как бы вымели пол, запыленный от многих посетителей.

Мы возвратились домой около 1 часу по полудни: и так как у И. П. извощик был нанят на целый день, то вознамерились тот час после обеда съездить в капище Да-джун-сы, чтобы посмотреть находящийся там известный большой колокол.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Дневник веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года // Китайский благовестник, № 11. 1911