-

ЛАДЫЖЕНСКИЙ М. В.

ДНЕВНИК,

веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года.

26-го января 1831-го года. Понедельник. Поутру в 7 часов 9° холода, день солнечный и тихий. В полдень было 5° а к 4 часам (на солнце) ртуть была на точке замерзания. В 11 часов вечера 4" мороза, тихо.

Поутру был у меня о. Архимандрит, между прочим обещал мне перевести и собрать многие из лучших Конфуциевых изречений.

Также справиться о времени с коего началась продажа чинов в Китае. Однакоже как припамятывает, то оная была и при Цян-луне.

После обеда П. Е. был с Н. И. в кумирне, недалеко от нашего подворья находящейся, у одного живущего там купца, они купили у него по случаю приближения нового года весьма дешево, разные шелковые материи. Например черную канфу за которую я заплатил 26 лан, они купили за 20, — креп отличной доброты и пунцового цвета за 10 лан, Сян-джу с кругами темноголубой за 6 лан, а я заплатил 8 лан и другие.

Сегодня тотчас после обеда был у меня монгол прибывший несколько дней из Кяхты с донесениями от Джасака в трибунал. При отъезде своем он виделся с Андреем Петровичем, который и просил его доставит ко мне письмецо, обещаясь на другой день привести и казенные бумаги для вручения ему, но он немог уже дождаться и был тотчас отправлен, а может быть и побоялся взять более. Письмеца сего монгол не принес опасаясь, чтобы его не задержали наши привратники. Монгол сей видел меня в Кяхте и слышал, что о. А. называл своим родственником, почему интересовался знать о его здоровье. Тусулахчи, провожавший нас от Урги прислал мне с ним поклон и хадак, он находится теперь в Кяхте в карауле на границе. Монгол сей весьма бойкий и неглупый, хотя и бедно одетый, с ним приходил лама запачканый и почти в рубище, — также халхасец. Монгол ждет присоединения Селенги с Орхоном. Он обещал доставить мне письмецо Андрея Петровича чрез два дня т. е. по китайскому счислению 27-го по нашему 28 числа завтра же понесет донесения Джазака в трибунал. Вызывался взять и от нас в Кяхту письма Выедет из Пекина дней через пять. [10]

Сегодня сошел слуга от И. П. Ванеи, обидившись, что тот осердившись назвал его вещию, т. е. спросил человек ли ты или вещь. Надобно заметить, что служители здешние имеют удивительную амбицию, он скорей снесет затрещину, если поделом нежели брань, даже одно слово для него обидное. С первого взгляда черта сия покажется удивительною, но вы много ошибетесь если заключите по сей глупой гордости или амбиции, о нравственности здешних людей. Это самый мерзкий класс народа, — плуты, обманщики, воры и неблагодарные. Покамест он еще невошел в доверенность, старается приобрести всеми мерами, даже с собственным ущербом, получивши же оную искусно начинает вымещать прошедшие свои потери и вознаградит со сторицею.

Вчерашний день З. П. читал мне перевод из маршрутной книжечки путь от Фудень-фу до Пекина, довольно изрядно описанный сочинителем. От него я узнал также, что китайская ли содержит 180 джан, — сей последний 2 то (или бу.), а в то заключается 5 кит. аршин или чи называемых. То есть маховая сажень и содержит в себе два шага, а по ихнему один шаг, т. е. одной ногой сделанный, или геометрический шаг. Китайский аршин или чи имеет в себе 12 1/2 английск. дюйма, и соответствует нашему 7 1/8 вершкам, следственно ли или китайская верста равняется нашим 267 саженям с 9 вершками. А посему ли =180 джанам = 360 то = 1800 чи = 1875 = английск. футам.

27-го января 1831-го года. Вторник. В 7 часов поутру 6° холода — тихо. Снег еще хотя и в малом количестве лежит у пас на дворе. В полдень 3° холода — тихо и ясно. В 8 часов 5° мороза, прорвался было ветер, но стих вскоре, — в 10 час. опять возобновился при 6° холода.

Читая вчерашний день выписки из газет за 1829 год — сделанные о. Архимандритом, я нашел в январе и начале февраля довольно любопытные доклады, которые намерен препоручить кому либо для перевода, в особенности о принцах крови, о берегах рек, о провиантской части, и о злоупотреблении местных властей.

З. Ф. удовлетворил вчера любопытство мое относительно двух главных здешних министров. Упомянутый мною 25 числа любимец китайского императора Министр Финансов Си-энь. почитается весьма доверенным и сильным у государя. Он большой грабитель, [11] но умеет искусно прикрывать все свои поступки и давать им благовидную наружность, набрасывает на себя пред государем личину скромности, но делает все по своему желанию. Из некорыстных же министров пользующихся уважением Хуандия, отличается министр государственных зданий, почтенный старец Му (фамилия) (имя Му-джань-на), он сам ничего не берет, но не может удержать своих подчиненных, что по нашему все равно, ибо государство одинаковую несет тягость.

Истинным же патриотом считается 80-ти летний старик министр Фудзюнь, наведывающий иностранными делами. Он представлял государю о испорченности нынешних маньчжур, и старается всячески хотя сколько нибудь уподобить их прежним покорителям Китайского государства, и за то весьма порицаем празднолюбцами, изнеженными маньчжурами. Недавно он делал доклад императору, дабы солдатам тем только давать по 3 ланы в месяц жалованья, кои выдержат на оные экзамен, натягивая не трех-сильный лук, как ныне у всех маньчжуров, но 6-ти сильный, каковой сам старик Фудзюнь, натягивает и даже с коня. Это предложение произвело всеобщий на него ропот. Первого вельможу говорят весьма нелюбит наследник и вероятно, в случае смерти отца императора их постигнет одинаковая участь с любимцем покойного Цзя-цина Хошенем.

Си-энь подпал под немилость наследника некоторыми гордыми против него поступками или не соблюдением всех политических учтивостей; а второй Фудзюнь, строгостию учительства, ибо сей старик есть первый его учитель и всегда взыскивает с него за неисправность в учении, выговорами и наставлениями; конечно благоразумный, с хорошими правилами молодой человек, умел бы чувствовать и оценить такого благомыслящего и ревностного вельможу, но здесь делают и думают иначе. Льстецы не упускают случая надувать в уши молодому преемнику престола разные и невыгодные о хороших и сильных людях мнения и перетолковывать все их поступки согласно своей цели, т. е. доводя к тому, что бы себя токмо выставить преданными, других очернить пред лицем будущего государя и следственно погубить.

Сейчас мне принесли от епископа подарки по-китайскому обыкновению пред новым годом. Между многими съестными припасами, он прислал также, одно каменное блюдечко, 4 мастиковые коробки, чаю и две небольшие каменные чашки.

Пред обедом были у меня Битхеши Фуинь и Бошхо. Фуинга с почтением, — последнему отосланы, а первому отданы были [12] здесь подарки к новому году (смотри книгу о подарках).

Сегодня по утру З. Ф. возил от меня также подарки одному из приставов, находящихся временно при нашем посольском подворье и принят был от него весьма ласково (см. книгу о подарках) вечером будет с тем же у другого.

Битхеши обещался показать мне внутренность дворцовых дворов; а 30 числа сего месяца толмачь поведет в храм предков.

После обеда я с З. Ф. ездил в торговый город; я купил себе в фонарном ряду находящемся но переходе чрез мост направо, несколько Дундз, также 14 лист. для оных разноцветной бумаги и маленькие тисненые листики для писания записок. Мы довольно долго тут пробыли выбирая бумагу, которую купец не вдруг нам показал, но сперва отзывался, что такой не имеет после же увидев, что мы пришли не перебирать, а покупать, выносил нам новые и прекрасные сорта бумаги. Стечение народа у моста велико так, что повозки с трудом и с большою остановкою могут двигаться, а потому мы и заблагорассудили свой экипаж оставить на мосту и сами пустились пешие; но несмотря на сие с немалою осторожностию должны были пробираться мимо экипажей, совершенно в тесных улицах заперших проходы. В то время как мы были в одной фонарной лавке, пронесли мимо оной в носилках пекинского генерал-губернатора, перед ним и за ним человек до 30 чиновников верхами с белыми прозрачными, синими прозрачными шишками, за коими также верхами слуги и в заключение большая телега с переменою носильщиков в больших медвежьих шапках; до известного пространства они следуют за носилками в телеге, а потом сменяют своих сотоварищей, которые тогда надев тулупы садятся на их места на телегу.

3. Ф. пояснил мне, что фигуры представляющие рыцарей которых наклеивают на казенных и княжеских воротах суть духи или стражи-привратники и называются по-китайски мынь-шень. Купцы же на столбах лавок своих наклеивают из красной бумаги сделанные четвероугольники на каждом из оных написаны тушью или золотом по три литеры связанные симетрически, для чего даже опускают некоторые необходимые принадлежности оных.

По возвращении нашем З. Ф. ездил к другому приставу с подарками, но незастал его вторично дома. Вечером был у меня Порф. Евд. и сказывал, что епископ принимая от него присланные Миссиею подарки, оговаривался, что вещи сии могли бы иметь выгоднейшее назначение и послужить на пользу миссии, — надарил [13] ему различных кошельков, а в том числе и один желтый пожалованный миссионерам императором Кансием.

Пар. Евд. пояснил мне также относительно шелковых материи. Купец который им продел вчера крепы и друг. материи отзывался таким образом, что на юге большею частию ткутся материи из окрашенных уже шелков и не ярких цветов, которые здесь лучше умеют красит. Далее, что для фанз, флеров и яркоцветных крепов, выбирается самый тонкий и крепкий шелк, что доказывается легкостию и прочностию сих материй, для черного же цвета крепа, который гораздо тяжелее и хорошо принимает краску употребляет шелк довольно толстый. Кроме сего цвета все прочие краски весьма худо принимает оный, особенно синий и голубой, — пунцовый же хотя с большими хлопотами но хорошо и сей после черного есть самый прочнейший цвет. Опущеный в сию краску кусок весьма долго и несколько раз варится и только после многих таковых опытов получает настоящий желаемый пунцовый цвет.

Иосиф Михайлович бывший вчера у епископа с Анд. Мих. сказывал мне, что сей почтенный старик весьма был доволен, первым съянсом своего портрета много заботился, чтобы при оном видны были его епископские знаки, крест и перстень, — хлопотал также и о подарках мне, упоминая, что чиновник приехавший столь издалека почтил меня, как же мне неотвечать тем же.

У соседов наших — китайцев слышны пение хэшанов и барабаны с тарелками, как мне сказывали послучаю умершего.

Посетивши Захара Феодоровича после ужина, мы согласились сходить посмотреть похоронный обряд, и узнав через слугу, что можно отправились вдвоем, взяв с собою и Христофора.

Дом покойника примыкает к северной стене нашего монастыря, против самого дома архимандрита. Мы прошли к оному в маленькую калитку (смотри план монастыря) чрез монгольский двор, где дети степей в скудных палатках терпеливо сносят холод — вместе с верблюдами связанными по паре. К скудному домику, приделан с южной стороны высокий балаган из рогож, каковые обыкновенно делаются у бедных и богатых при случаях печальных и радостных каковы например: рождение, свадьба, похороны, с тою разницею, что сии последний, делают оные обширнее и украшают оные, фигурами, равно строят также приделки к воротам с различными украшениями, и подымают оные весьма высоко, обивая все рогожами. В таком то как я описал выше балагане поставлен был гроб умершего закрытый, некрашеный и с воткнутыми покраям [14] большими гвоздями без шляпок, следующей фигуры, (см. рис. А.) оный поставлен головою к западу ногами к востоку почти посреди балагана над изголовьем повешен был из белой холстины род занавеси (см. рис. Б.), в средине вырезанный, над оным четыре сделанные, на бумаге надписи должно быть молитвы. Перед изголовьем стоял стол и на оном (прислонен ко гробу) род башни с зубцами, пред которою две свечи белые, и два белых в глиняных горшках фальшивых цветка (см. рис. В.). Чрез башенку душа покойного перерождается и вселяется в другое существо. По правую сторону изголовья гроба стоял племянник покойного на коленях в белом холстинном халате и обыкновенной шапке без красных кистей (одежда сетования), против гроба у западной стены сделано возвышение из трех составленных вместе столов, на оном поставлен посредине стол и с трех сторон около оного кресла, — наружная сторона возвышения и стола завешаны первого желтою дабою, а второго нарисованным изображением на бумажной материи как мне показалось, ада. На столе поставлены были 2 окрашеных красною краскою свечи в оловянных подсвечниках. На упомянутых креслах сидели хэшаны в средине старший, а побокам младшие, последние в обыкновенных своих рясах и шапках, а первый имел на голове род коронки с изображением пяти святых и двумя от оной висящими концами следующего вида (см. рис. Г.) На сих концах нарисованы различные животные. Сверх обыкновенной рясы, на левом плече накинута у него была атласная красная риза, или просто сказать большой платок аршина 2 1/2 длины и 2 ширины. На столике пред сими хэшанами лежали книги и перед главным колокольчик, желтый жезл медный, чашка с различными хлебными зернами и чашка с водой, также деревянная маленькая штучка, — пред вторым небольшой деревянный чурбанчик и костяная палочка; а перед третьим маленький медный колокольчик с ручкой и палочка для ударения по оному. Далее у северной стены за столиком сидели два других хэшана в обыкновенных одеждах четвертый бил в бубен и колокол двумя палками, а пятый в тарелки.

Нас встретили весьма дружелюбно и тотчас предложили садится на скамью, откуда мы удобно могли наблюдать всю процессию и подали чаю. Хэшаны сидящие на возвышении читали или пели на распев по книгам молитвы, по временам, старший звонил в колокольчик и два другие также накалачивали в свои инструменты, почасту также присоединялись к ним и барабан с колоколом и тарелками, во время сего пения, старший хэшан весьма часто брал [15] двумя пальцами из чашечки зерна и понюхав оные бросал ко гробу и также прыскал водою. В сие время стоящий наколенях родственник умершего жег бумагу в чашке, и становился против гроба сложив руки пред грудью ладонь с ладонью кланялся и опять становился на прежнее место. Таким образом пенье продолжалось около часу времени, — после чего подали на тарелке старшему хэшану маленькие хлебцы, — он начал над ними читать молитвы и по прочтении и окроплении их водою, и продолжая также говорить потом бросал оные горстями к подножию стола с башнею; хлебцы сии тщательно собирали мальчишки тут бывшие, с беготнею и полуспехом, и постарше, говоря что если съешь сих, то не будут болеть зубы. После сего два младшие хэшана 2-ой и 3-ий, слезли с возвышения, а старший продолжал читать, бросая зерна, ему акомпанировал один барабан, — в сие время беспрестанно жгли бумагу, а прочие промачивали горло чаем, курили трубки и грелись пред углями. Наконец они опять взошли на свои места и началось общее пение с тарелками, продолжавшееся с 1/2 часа времени, тем закончилось отпевание. Старший хэшан чинно разоблачился и надев на себя обыкновенную шапку все трое слезли с возвышения и сложив на груди руки пред башнею, также несколько прочли кратких молитв. Родственник в траурной одежде сжег в сие время сделанный из бумаги с надписями фонарь. Вот и все, впрочем мы видели тут различные приготовленные для сожжения фигурки, которые вероятно оставили до завтрашнего дня, ибо тело смотря по состоянию остающихся родственников иногда долго не погребается. Родственник умершего взяв подушку на коей стоял на коленях и положив оную пред нами кланялся нам в землю. Другой же родственник дальний имеющий белый пояс что значит то же траур просил у З. Ф. чтобы я что нибудь дал на погребение.

Если бы сколько нибудь соблюдалось хотя наружно сетование или по крайней мере тишина при богослужении, то могло бы еще сделать впечатление, но тут напротив сам родственник стоя на коленях усмехался с мальчишками, а те резвились и дурачились, чтобы пройти на нашу сторону, многие для сокращения пути подлезали под гроб, — в особенности же при бросании хлебцев большая была возня. Женского пола мы не видали исключая одной старухи, приходившей за чашкою чая. Одни токмо хэшаны сохраняли важность и в особенности старший. Слуга нам сказывал, что родственники умершего весьма бедные люди, издержки же на похороны, смотря по гробу и соображая дороговизну здесь дерева, а также [16] балагана и прочих принадлежностей должны быть не малы, а потому в конец разорят оставшихся в живых бедняков. В уважение сего я послал пришедши домой семейству покойника 1000 больш. чехов, что было принято с благодарностию.

28-го января 1831-го года. Среда. По-утру в 7 часов — 7° холода, погода ясная но довольно сильный юго-западный ветер. В полдень теплее, но ветер не утихает, который продолжался до самого позднего вечера. В 11 часов 5° холода.

Сейчас в 10 час. утра, я получил от племянника фое, на нескольких блюдах, плоды и варенье, сладкие закуски при билетце на розовой бумажке, на коем написано. Да-женю Михаило (по русски), такие то и такие то вещи от такого то.

Тотчас после обеда был у меня монгол с письмом от А. П. Фролова, письмо хотя и не содержит в себе ничего интересного, но все таки доставило нам удовольствие, известив о добрых наших знакомых. Монгол отправляется отсюда в первых числах китайского белого месяца, т. е. в начале февраля, он обещался взять от меня письма для доставления в отечество, — надеется достигнуть границы чрез 40 дней, ибо поедет на верблюдах. Я подарил сему монголу 1 крас. лисицу, 1 зеленый сафьян, а бывшему с ним ламе лисицу простую и черный козель; чем они остались весьма довольны.

В сумерки приходили к нам 5 простых корейцев (в другом месте опишу их подробно). Все в белых стеганых коротких кафтанах с широкими рукавами и в плетеных больших шляпах. Они взошли весьма свободно, в движениях быстры. Оказывали, что их всех до 300 приехало сюда на сорок дней, — при сей свите 3 генерала. Ехали от границы они 37 дней, а считают до Пекина от оной 2050 ли Просили показать им маленьких ножичков и продать, если можно для их генералов, кои сами желают у нас побывать. Говоря, мы иностранные и вы то же, вы и мы тут первые народы. Объявили нам свою претензию, что привратники их не пускали и просили приказать, чтобы вперед неостанавливали.

Просматривая Леонтьева перевод 14-15 и 15 стр. встретилось мне в примечаниях объяснение мер земли именно: му = 18 джан или 54 [кв.] (Здесь нарисован квадрат. — OCR) джан (смотри название об ли) 3 джан = 119 [кв.] 36241/1,000,000 российск. сажен. 100 му = (5400 [кв.] джан) = цин (одному), 6 му = 1-й и-хян. 30 му = 1-й и-го-хань-дзы = 1620 джан, т. е. такая мера земли, которую один крестьянин может обработать. По сравнению с нашею мерою 30 му или Иго-хань-дзы = 3571, [кв.] 8723/1,000,000 [17] российским. Сверх сего му = 10-и кв. фунь, = 100 кв. ли, = 000 кв. хоу.

29-го января 1881-го года. Четверг. Поутру в 7 часов 6° холода, ясно и тихо. В 11 часов приходило много корейцев на наш двор — купцов, но как я небыл одет, то и заперся от них, Николай же Иванович их пригласил к себе. Все довольно чисто одеты. После полудня поднялся довольно сильный юго-западный ветер при показании ртути на точке замерзания. В 12 часов ночи 8° холода, — около полуночи ветер начинал было подувать, но к сему времени совершенно стих.

О. Архимандрит пригласил меня к себе отобедать. После читал мне перевод из газеты 24-го января, содержащей донесение одного генерала гарнизонных войск, действовавшего против неприятеля с успехом. В последствии я помещу сию реляцию в журнал. У сего генерала войск всего с небольшим 3 тысячи человек, а потому он и действует токмо оборонительно, охраняя города и границы от покушения неприятелей. Об Чань-лине и его войсках нет в оффициальных известиях ничего. Далее в следующих номерах газет, есть любопытный доклад одного Юй-ши по части соляных дел, — где раскрыты все виды злоупотреблений по сей части и меры какие надлежит взять против оных. Кстати при сем случае о. Архимандрит сказывал мне, что быв у него двое из китайских учителей, отзывались в разговорах между собой таким образом, что кажется военные дела должны придти в скором времени к окончанию; но внутренняя война ныне возгарающаяся, едвали будет неважнее оной. О. Архимандрит просил пояснения столь странного отзыва, и они исполнили его желание в следующих выражениях. Что соленая часть издревле была в руках людей самых злонамеренных и передается как по наследию таким же. ныне злоупотребления от оной части дошли до крайности, правительство берет меры, а партия участвующих в пользах от сих злоупотреблений столь велика, что показывает явные виды сопротивления и возмущения. К сему они рассказали за истинное (хотя и сомнительное), что в недавнем времени, главный из соляных откупщиков по требованию приезжал к здешнему генерал-губернатору в генеральской шапке, совсем не имея на оную никакого права, — наглость сия показывает его силу и уверенность, что правительство не посмеет до него дотронуться, ибо партия его имеет больше власти и многочисленнее, чем партия радеющих о пользе государственной, и действительно будто г. губернатор пропустил без наказания сего самозванца за такую наглость. Может быть сей [18] анекдот и выдуман, по крайней мере обнаруживает некоторым образом народное мнение о власти правительства.

Буржуа, пришедший к о. Архимандриту застал нас за чтением многих оригинальных находящихся здесь бумаг, оставленных начальниками прежних миссий, — в том числе попал в руки указ за подписью Святителя Иннокентия, данный архимандриту Трусову (как кажется), бывшему начальником Пекинской Миссии в году сюда прибывшей. Старые сии бумаги я все намерен вывести в Россию, ибо здесь они бесполезны, а там могут дополнять многие материалы, относящиеся к Китаю.

Вскоре принесены были к о. Архимандриту подарки от пристава Вянь-сянь-лаое, далеко не соответствующие нашим. Именно: Жуи, стоящее лан 20, ящик с 5-ю письменными, каменными дощечками для туши, также неболее сей цены, ящик для письменных принадлежностей, под черным лаком с перламутровою отделкою лан 10, 4 каменные ложки с маленькими при оных блюдцами, до 20 лан, 4 старинные фарфоровые чашки чайные с блюдцами 2 ланы, и два куска дрянной шелковой материи лан по 5 каждый. Итого иа 82 ланы или на наши деньги на 165 руб. серебром, от нас ему было послано слишком на 500 руб серебром. Служителю о. Архиман. подарил 5/4 серебра. По всему заметно, что этот бездельник некоторые вещи или убавил или переменил, ибо обыкновенно из порядочных домов присылаются таковые вещи при списке на красной бумаге написанном, в нем означается от кого, кому и что посылается. Сей же принес без билетца.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Дневник веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года // Китайский благовестник, № 7. 1910