-

ЛАДЫЖЕНСКИЙ М. В.

ДНЕВНИК,

веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года.

Улица предместья от канала идет саженях в 70. У ворот оная выходит на улицу, ведущую прямо из ворот к З. Здесь еще более нечистоты и смраду от всякой дряни, выкидываемой из трактиров — харчевень, находящихся с обеих сторон. Скопление народа здесь постоянное. Упомянутыми воротами, во всем сходными с Шунь-чжи-мынь, мы вступили в улицу Пхинь-цзэ-мынь-да-цзе, ведущую прямо на В. Оная прямо упирается в З. стену Хуань-чени. Улица сия подобна всем доселе нами описанным — тот же беспорядок, те же украшения лавок резьбою, те же пестрые вывески, шесты, огромные с надписями доски, в сажень величиною сапоги, сделанные из холста на вате и повешенные на длинных шестах, словом, если бы завязать глаза и, придя на сию улицу, снять повязку, то трудно бы было вдруг сказать на какой именно улице находишься. Особенно оная примечательна по белому обелиску, находящемуся на северной стороне, внутри монастыря Бай-тха-сы, не доходя моста; в описании г. Пекина о. Иакинфа подробно об оном изъяснено, — скажем здесь только, что еще из предместья, версты за полторы от ворот, оный был виден своею вершиною, с улицы почти весь открывается взорам. Современен постараемся здесь побывать и тогда опишу подробно. У моста мы нашли изрядного извозчика, которого и наняли до подворья за 250 мал. чехов или 125 больших. Переехав мост миновали кашица в левой стороне Ли-дай-диван-миао, т. е. храм царям всех династий, просто Диван-миао, т. е. храм царям.

Далее мы поехали чрез Си-сы-нхай-лоу и поворотили направо в большую улицу того же имени, идущую от северных ворот к южным воротам Шун-чен-мынь, эта улица была так же многолюдна и разнообразна, как и улица Дунь-сы-пхай-лоу. Проехав немного оною, сделали еще поворот налево, в широкую, но короткую улицу, идущую от Хуанчена (ворот Си-ань-мынь), также переполненную лавками. Далее, поворотя направо, продолжали наш путь улицею около стены Хуанчена; на западной ее стороне находится довольно пространное место, занятое дворцом Ли-цинь-вана, пациента И. Павловича, (того самого, который поставил ему в посольском доме памятник) и, таким образом, ехали около стены до самого Хой-цзы-ин, т. е. туркестанских казарм. Лицевая сторона входа в оные представляет прекрасную башню, за коею [15] видна огромная мечеть Ли-бай-сы (со временем побываю и здесь), далее поворотили мы вправо и переулками пробрались до Ду-ча-юань (прокурорский приказ) и против него Син-бу (т. е. розыскная палата). Кроме обыкновенных ворот под навесом, как и у всех присутственных, особенного ничего не заметно. Отсюда нас провезли прямо на восток к дворцовой стене и, повернув направо мимо оной, мы обогнули ци-пхян-цзе, т. е. площадь, находящуюся между воротами Цянь-мынь и Дай-цин-мынь и потом с восточной стороны оной въехали в нашу улицу Дун-цзянь-ми-сян. К подворью прибыли уже в сумерки — в 6 часу. Ворота Цянь-мынь были уже заперты, когда мы проезжали мимо оных, и лавки все затворены. Я удивился ежедневному труду торговцев платьями, выкладывающих и опять собирающих в сумку свои товары, раскладываемые по улице; но теперь еще для них не так трудно, как летом, когда дождик принуждает по несколько раз то убирать, то опять развязывать тюки и выкладывать из оных товары.

От южных ворот — Си-ань-мынь до восточных — Дай-цынь-мынь, по улицам, идущим возле стен, нет ни хороших лавок, ни больших зданий и кумирен, за исключением мною упомянутых. Попадаются кой-где чайные и малые трактиры с съестными припасами, табачные лавки и с другими мелочами; около же площади, лежащей на половине улицы, есть довольно хорошие лавки сукон, посуды и аптека, а также закладные и меняльные. Нечистота и смрад, особенно в сумерки, везде одинаковы от обыкновения поливать на ночь улицы всякой мерзостью и испражнения. Я возвратился весьма уставши от тяжелых сапог, которые после наших кажутся совершенными колодками.

6-го января 1881 года — вторник. Сего числа с утра до трех часов было от 2° до 4° тепла, в 11 часов вечера — 3° холоду. К сумеркам стал подувать ветер. Впрочем день был прекрасный. Сего числа, но случаю годового праздника, отправлял божественную литургию О. Архимандрит Петр с иеромонахами Даниилом и Феофилактом. Кроме своих в церкви из албазинцев никого не было. По окончании службы духовные и светские зашли ко мне, первые со святою водою; я пригласил всех на обед, приготовленный в комнатах настоятеля. Около 11 часов прибыли наши с О. В. из подворья. О. Архимандрит, не желая задержать нас, служил там обедню очень рано, т. е. в 7 часов, а потому и албазинцы едва поспели к концу и просили притти к ним надом со святою водою, что им и обещано.

За обед мы пошли в 12 часов. Разговоры касались многих [16] предметов. О. Василий сказывал, что победы над Джангером китайцы одержали более хитростями, например, — надевали на себя звериные кожи леопардов, чем пугали татарских лошадей, бросали против кавалерии, так же, как и у нас, железные острогранные штуки, латы же почти не употребляют. В нынешней войне также все, как видно из газет, уклоняются от сражений. О. П. сказывал, что когда казнили Джангера, то народ осуждал это и говорил, что его не победили, а Чань-син выманил хитрым и коварным обманом, обещая милость царскую, и с почестями препроводил в столицу, здесь же не дали и рта разинуть — изрезали в куски. Недовольная партия весьма велика и открыто говорит, что ежели война с татарами продлится, то правительство дойдет до крайнего положения и, вероятно, не устоять Манчжурской династии, ибо государственная казна вся истощится. О. П. между прочим сказывал, что года с два, или три тому назад у них был один татарин, изрядно говорящий по-русски, который с восхищением рассказывал о наших войсках, виденных им на границе во время какого-то съезда для объяснений с китайской и нашей стороны, при чем он служил китайцам вместо толмача и, будто бы, китайский начальник, посланный для сих переговоров, при виде только наших войск от испуга занемог и чрез три дня помер, написав в Пекин, чтобы на все соглашались, что потребуют русские. Буржуа в это время находился тут же и цепенел от страха. Татарин вошел в такой энтузиазм, что сорвал с шапки своей данный ему медный шарик, сказав, что эта награда — вздор против тех, коими отличают наши начальники от высшего и до низшего.

О. Ав. мне сказывал, что на днях он был за восточными воротами в даосском монастыре, где находится бронзовый лошак; в установленные числа (каждого первого числа) собираются туда китайцы мущины, гладят и ласкают сию статую, а второго числа женщины также ласкают, и, будто бы, бесплодные целуют детородный оного уд и пр. От него я также узнал, что в капище, находящемся в С.-З. углу Пекина, где бывает три раза в месяц ярмарка, раздаются от фоеских жрецов книжечки народу, в коих содержатся нравственные наставления, таковая книжечка переведена О. Даниилом. Вечером О. В., О. Ав., И. Ст., Ал. Андр. и причетники отправились в северный храм.

(Продолжение следует.)

Текст воспроизведен по изданию: Дневник веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года // Китайский благовестник, № 9-10. 1909