-

ЛАДЫЖЕНСКИЙ М. В.

ДНЕВНИК,

веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года.

(Продолжение, см. вып. 42-43).

2-е Декабря. Вторник. Накануне о. Аввакум сам был у всех нас и приглашал к обеденному столу по случаю его именин в Успенскую обитель. С вечера приготовив письма и донесения в Азиатский Департамент и Спб. Г. Г., поутру к 9 часам сдал пакет с надписью порусски и маньчжурски, — при оном я приложил крест, привезенный из России, на коем финифть во многих местах отбилась, прося Трибунал особенным листом от себя переслать вместе с пакетом в Россию. Захар Федорович по частным сношениям своим с Трибуналом взялся на сей раз похлопотать об отправлении оного, для чего за несколько дней по просьбе моей испрашивал у нач. отд. в Трибунале не будет ли затруднений на сей счет и получил благоприятный ответ. Таким образом, исключая З. Ф., все мы отправимся в Северную обитель, по-китайски называемую Бэй-гуань, казаки также были приглашены. Вчера с вечера находящиеся при нашем подворье бошки приходили к о. Архимандриту с объявлением, что завтрашний день нас будут сопровождать отсюда полицейские служители, причем просили предварить меня о сем и чтобы я не принял это для себя обидным, что это делается единственно для того, чтобы мы в пути не имели беспокойства от многолюдной черни. Мы выехали в 9 часов, день был холодный, с сильным северным ветром; хотя меня и предваряли о сем, но я решился ехать верхом вместе с Л. Х. М. Впереди указывал путь верхом Ник. Иван., за ним 6 казаков при офицере, за сими я с Л. Х. М., за нами казак с Христофором и потом экипаж о. Архимадрита и прочих господ. Выехав верхом, я уже раскаявался в принятом намерении, ибо кроме холода северный ветер дул чрезвычайно сильно и падал ужаснейший снег, так что открыть глаз было невозможно. [30] На улицах было весьма много народа, в особенности у Сы-пай-ло. Полицейские бежали с большими кнутами впереди и разгоняли народ и повозки идущие навстречу, — они сменялись от будки до будки, — с большим трудом мы доехали в 10 часов до Бэй-гуаня. Кто ехал верхом чрезвычайно перезяб и перемарался от черной едкой пыли. У меня насилу отошли руки и ноги. Выслушали еще обедню, которую собором служили новый Архимандрит со своими иеромонахами. В церкви много было албазинцев и женского пола. Храм Успенской обители так же хорошо отделан, как и Сретенской, но живопись местных образов гораздо хуже. В окнах слюда и потому от ветра поднимается большой шум. У ворот собралось весьма много народа обоего пола из соседних домов. По окончании службы мы пошли в настоятельские покои; они хоть и в миниатюре, но со вкусом убраны. Албазинский старшина и албазинцы Николай и отец маленького Луки также пришли сюда и были приглашены к обеду. Вскоре после сего доложили о приезде двух сыновей пристава Российского Посольского дома Вэнь-сянь-люе, — приказали просить. Старшему 17, а меньшему 16 лет, — оба похожи на отца и довольно благовидной наружности, они были очень хорошо одеты, на шапках имели вызолоченные шарики, в обращении весьма учтивы. Старший посажен был на второе место, я же, как был и старший годами, занимал первое, младший по правую от меня сторону, с ними были два учителя или дядьки. Мы ограничивались самыми обыкновенными светскими разговорами. Напившись чаю, они испрашивали позволения осмотреть обитель. О. В. показывал им церковь и все здания при оной находящиеся. По осмотре они пришли проститься. Прощаясь я изъявил им желание видеть их и впредь в стенах обители и просил свидетельствовать мое почтение их родителю, коего благосклонностью пользовалась наша прожившая здесь 10 лет Миссия. Затем последовал обед, а после оного я сам ходил по обители, заходил в албазинское училище. Ученики все были в сборе, разных возрастов, некоторые по наружности кажутся довольно способными. Подле их училищной комнаты живет в небольшой со стеклянными дверьми комнате учитель с сыном Я, Ф. А. и О. В. зашли к нему и были угощены чаем. Погода была слишком холодна и ветрена, а потому я и не мог осмотреть всего со внимательностью, между тем в настоятельских покоях набрали дессерт и пригласили нас к нему, но так как было уже поздно, т. е. около 4 часов, то мы и поспешили перехватить кое-чего, чтобы засветло еще возвратиться в [31] Сретенскую обитель с А. П., а о. В., о. Ав. и причетники остались здесь. О. II. уступил мне свою карету, — тем же порядком прибыли мы домой, но с большим покоем. Ветер хотя еще и дул, но несравненно слабее и не против, но в зад; к вечеру обыкновенно народа не так много на улицах, как днем, а потому мы могли ехать гораздо скорее. Захар Феодорович явился в Успенскую обитель уже после обеда, — в Трибунале нач. отд. благосклонно принял мое прошение вместе с пакетом и посылкою закупоренною в ящике обшитом клеенкою и обещали по докладу С. Н. отправить сие все по надлежащему в Россию. При сем случае писец, желая получить что-нибудь, высказывал, что прежде не было примеров, чтобы отправлялись отсюда через Трибунал посылки, но З. Ф. отразил сие притязание, объявлением, чтобы он замолчал. В сей раз я заметил то же корыстолюбие в албазинцах, какое обладает и одушевляет китайца. Отец м. Луки приводил его к нам и о. А. П. подарил малютке 1/8 серебра. Спустя несколько минут является и другой тоже с ребенком. О. П. хотел и сему дать, но у него не случилось, мы дали дитяти фруктов и отец тотчас его увел.

3-го Декабря 1830 года. Среда. После обеда сего числа приходил нарочно со мною познакомиться бывший учитель Манчжурско-Российской школы — Шумин. Я принял его у о. А. Петра в покоях. Шумин, желая похвастать знанием своим в русском языке приветствовал меня по-русски: — «здравствуйте г. маиор». Разговор начался обыкновенными вопросами, благополучно ли мы совершили путь и пр. В заключение он наделал мне тьму комплиментов насчет моей наружности яко бы обещающей весьма много. При сем случае разговор коснулся бывшей войны России с Турцией и с Персией, о коей он слышал прежде. О. А. показал ему присланный от П. Ф. портрет Хозрева Мирзы. Шумин тотчас взялся читать написанное объяснение внизу оного о причине прибытия внука Шахова и речь его. Он прочел несколько строк довольно изрядно, но ни слова не понял. К. Г. перевел ему вкратце или лучше сказать изъяснил некоторым образом, не упоминая о настоящем деле. Выпивши рюмку наливки, Шумин стал осыпать похвалами О. А., просить меня, чтобы я постарался о его вознаграждении и изъявлял признательность свою за все его одолжения, коими он пользовался, даже признавался, что и повышением он обязан ему; описывая вышесказанное мне с жаром, Шумин сделал предо мною коленопреклонение, означающее его [32] покорнейшую просьбу и расплакался, сожалея, что он должен скоро расстаться с своим благодетелем. И действительно наши, в особенности о. Ар., выручали его не раз из беды переводами за него бумаг, присылаемых и от нашего Правительства в Трибунал. Некоторые важные бумаги из Трибунала давали Шумину для перевода на срок, и он всегда прибегал к о. Ар., который всегда вспомоществовал незнанию его в сем случае. — Я принял было его признательность за искреннюю, но после меня уверили, что Шумин большой лицемер и весьма лукавый и неблагонадежный. — Шумин расспрашивал меня об Е. Ф. Тимковском и радовался его возвышению. О. Ар. рекомендует меня здесь чиновником 4-й степени, или по-китайски сыпин, равняющейся настоящему моему чину. Вместо 28 лет мне сказывают здесь 35, ибо старшие пользуются большим уважением.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Дневник веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года // Известия братства православной церкви в Китае, № 44-45. 1907