ЛАДЫЖЕНСКИЙ М. В.

ДНЕВНИК,

веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года.

31-е декабря 1830 года — среда. В 7 часов, поутру 6° холода, но тихо; в 8 ч. пошел мокрый, хлопьями, снег, оный продолжался до 10, но в то же время и таял, к 11 часам погода разгулялась; в полдень было 3° холода, а в 2-5° тепла на солнце; остаток дня был прекраснейший; в 10 ч. вечера — до 5° холода. После обеда сего числа я был у И. П., — вскоре туда пришел один молодой человек весьма приятной наружности, из придворных, брат его, пациент И. П., имеет медный на шапке [11] шарик и страждет от паралича. И. П. предложил П. Е. взять его на руки и попробовать новыми средствами, привезенными из России. Несколько спустя явился туда же привратный бошка, старичок лет 70-ти, с красными бумажными листками, из коих один он и вручил И. П. Сей последний объяснил нам, что у старика внук женится и потому он просит у знакомых на свадьбу вспомоществования. Здесь это в обыкновении, можно сказать, всеобщем и называется фынза. Богатые и чиновные дарятся в подобных случаях значительными вещами и суммами, а бедные даже свыше своего состояния, отчего и входят в большие долги, если же нечего дать, то закладывают вещи, или продают свое жалованье и. т. под. Вспомоществование сие ни сколько не служит в пользу новобрачных, ибо все датели являются к нему на пир и съедают приготовленное на их же деньги угощение. Однако же здесь довольно горды, чтобы просить помощи у незнакомого, и в этом случае деликатнее, чем наши земляки, иногда входящие нагло в дом и выпрашивающие у добродушных деньги под разными выдуманными предлогами. Вечером заехал к Иосифу Михайловичу племянник хутухты (Хуан-сы). В 10 час. пришли ко мне все г. студенты новой миссии и иеродиакон Поликарп с А. А. встречать новый год и, совсем неожиданно, сконфузили меня прекрасным подарком — именно, одеялом атласным, с простынею и наволочкою на подушки, отличным образом вышитые цветами. Живость красок и искусная работа — пленительны. — Гости у меня закусили и выпили, провожая старый и встречая новый год, по рюмке наливки и ликера, оставшегося вмале от дороги и, в заключение, по чашке чаю. О. А. и проч. все уже спали.

1 января нового 1831 года — четверг. Для нового года в 7 часов утра 8° холода, впрочем, ясно и тихо. К полудню гораздо разогрело. — В 6 час. вечера термометр показывал 2° холода. — Погода во весь день стояла прелестнейшая. Господа студенты старой и новой миссии поутру почти все, помня русский обычай, были у меня до обедни с поздравлением и пожеланием наступивший год провести в возможном удовольствии и проч. В половине девятого часа началась обедня, — литургию совершал Архимандрит Петр собором с Иеромонахами Даниилом и Феофилактом. — При священнослужении, кроме всех нас, присутствовали несколько албазинцев, из оных замечательнейший и рекомендуемый нашими миссионерами есть Варнава, он был с двумя малолетними своими сыновьями и дочкою. Дети довольно [12] приятной наружности. А. Вениамин с Аввакумом и преч. Сосницким и Розовым, отправляли службу в Успенской обители. Казаки и офицеры находились в церкви в полной форме. По окончании службы все г. студенты зашли ко мне на чай. — О. Архимандрит с Иеромонахами, разоблачившись, также пожаловали ко мне с приветствием, относящимся к новому году. Я угощал почтенных гостей чаем и остатками ликера. Все мы приглашены были к обеденному столу в покои Отца Архимандрита. — А. И., принявший на себя труд по экономической части, много сегодня хлопотал, чтобы наставить китайских поваров к изготовлению нам обеда в нашем национальном вкусе. И от того, против обыкновения здесь принятого, мы пошли за стол в час, а не в одинадцать с половиною, как в будние дни. — Перед нашим обедом приехали из Успенской церкви и Отцы В. и Ав. с Сосницким и Розовым. От них мы узнали, что и в Успенской обители было довольно молящихся обоего пола, те и другие после службы заходили с поздравлением к Настоятелю и О. Ав. в настоятельские покои. Варнава с семейством своим, когда мы собрались к О. Архимандриту, пришел туда же, заставил детей, по китайскому обычаю, сделать пред отцами и мною коленопреклонение. Он с детьми был угощен О. Архимандритом, в его спальне, китайским обедом. По окончании стола нас просили в гостиную, где были поданы свежие плоды. За обедом еще О. Ав. на вопрос отчего он отстал от О. Б., приехавшего ранее его на четверть часа, объяснил, что извощик его не мог обогнать многие телеги, тянувшиеся но тому же направлению с связками чех. О. Б. сообщил к сему случаю, что каждое 1-е число раздается ежемесячное жалованье нижним чинам здешних войск, и потому накануне чехи свозят в присутственные места. По положению рядовой пехотинец получает 3 ланы серебра в месяц, — две серебром и на одну ему должны выдаваться чехи (в казне лана полагается в 1010 чехов, в торговом же отношении курс серебра выше, в наше пребывание возвышался и упадал от 1360, до 1180, бывает и гораздо менее) т. е. по курсу 1000 монет, но так как по существующим злоупотреблениям каждая монета стоит в казне 6 монет (О. В. ссылался на многих достоверных людей, от коих он о сем не один раз имел случай слышать) того же достоинства, то при выдаче жалованья солдатам, им и не дают чех но, с некоторой прибавкой, вместо оных раздают билеты на частные банки, чехи же, возами привезенные, из частных же банков к сему случаю занятые, [13] остаются только для вида, — и, по окончании раздачи, опять обращаются к прежним хозяевам; впрочем я несовсем еще понимаю эту операцию и со временем подробнее намерен узнать и объяснить оную. Впоследствии О. В. рассказал бывшее у него дело по училищу манчжурско-российскому, — к сему поводом служил вызов О. Арх. Петра, который, разговорившись с Алек. Ив. о наших горных промыслах, припомнил, что при Цян-луне, — наши постепенно зашли слишком далеко в Алтайские горы, так что поотодвинули, будто бы, рубеж; сделаны были прииски руд, и оказались в тех местах значительные богатства серебра. Китайское правительство, уведомившись о сем, смутилось, министры взошли с докладом к Цян-луню, — как он прикажет в сем случае поступить. Император спросил: «Места, занятые ныне русскими, входят ли в черту наших владений?» ему, будто бы, отвечали, что нет. «Так нет основания и вмешиваться в сие дело». Но, не смотря на таковой оборот, наше правительство, из опасения, чтобы дружественные связи не пресеклись с Китаем, повелело оставить занятые уже было места и тем дело и кончилось. И невольно заметил, познакомившись ближе с Китаем, что наши излишние уступчивость и осторожность, еще более усиливает гордость Китая и нестерпимое его высокомерие, из частных же случаев виден характер целого народа. Если в требованиях своих (разумеется — справедливых) не уступаешь и стоишь непреклонно и твердо, то китаец убеждается и смиряется. Так, почти, и в отношениях государственных. Здешнее правительство не может никак постигать великодушного снисхождения миролюбивой системы нашего кабинета, ему кажется уступчивость слабостию чувствуемою противостать великой Китайской Державе, трусостью и проч., недостойными имени русского, качествами. В подтверждение мнения моего О. Архимандрит заметил, что бумага, посланная от лица сената к здешнему трибуналу в рассуждении маленького поселения, сделанного было нашими в земле холаков и за что претендовало китайское правительство, была совершенно изложена в духе, каковой надобно всегда выдерживать против китайского высокомерия и имела полный успех. Китайцы прикусили язык и не возражали. При сем-то случае и О. В., к большему убеждению, сообщил частное свое дело. Именно, что год целый, с поступления своего в манчжурско-российское училище, он принужден был необходимостию сносить терпеливо замечаемое им неуважение от обучающихся, или, лучше сказать, числящихся; не говоря уже о совершенном невнимании их к [14] предмету преподаваемому, знание коего доставляет им степени и места; наконец, вышед из терпения, он решился воспользоваться первым случаем, чтобы или исправить, или вовсе отстать от сего заведения. Случая не надобно было долго ожидать: не далее как в следующий раз, в присутствии О. В., тогда, как он занимался с одним чтением, прочие начинают шуметь, некоторые курят трубки, другие пьют чай, разговаривая между собою, особенно же дерзко себя показывающие двое, из богатой фамилии, в то время лежали на кану с трубками и разговаривая довольно громко, часто упоминали о женщинах, что и между китайцами почитается совершенным неприличием и дерзкою наглостию. О. В., вслушавшись в сии разговоры, побуждаемый справедливым негодованием, принимает тон, какой соответствует, по-нашему, учителю и твердо спрашивает сих господ, называя их по именам, без прибавления слова господин, для чего они посещают училище, с какою целью и где их книги, по коим они должны заниматься. Таковой необыкновенный вызов крайне оскорбил сих гордых молодых повес. Отвечая, что книги у них дома, они побежали к учителям маньчжурам, живущим в соседних покоях, с выговорами, в предположении, что О. В. научен ими к таким вызовам. — Учителя вышли и, не смея явно принять ни той, ни другой стороны, старались успокоить О. В., делая легкое замечание ученикам. О. В. при сем случае объяснил им, что так как он утвержден в здешнем заведении учителем по докладу Богдохану и не имеет свободного времени или, лучше сказать, слишком дорожит временем, чтобы терять оное по пустому и терпеть разные, выходящие из меры, беспорядки, — а по сему и намерен объясниться с директорами и постановить, что-либо твердое, клонящееся к порядку, и цели правительства, для чего просит, дабы учителя попросили бы г. г. директоров пожаловать на следующий день в училище. Но, не смотря на это, О. В. нашел одного только старика директора, который начал проповедывать ему следующим образом: Видал ли он носилки чиновников, великолепные экипажи с вершниками и тому подоб. Это Царские милости, а без них люди, в них сидящие, были бы нищие; точно таким же образом и ученики, по царской милости в училище помещенные, не для того здесь находятся, чтобы учиться, но чтобы чрез оное получить степени и места; а потому О. В. и должен — если бы все комплектные собирались, всех учить — если хотят учиться 5 человек, так пятерых, один, так одного; потом прибавил, что здесь много училищ, но не в одном [15] не учатся. Выслушав такую вздорную и бесстыдную мораль, О. В. сказал свое мнение, что на сих основаниях он не может занимать возложенную на него должность, ибо слишком дорожит временем, чтобы ездить 3 раза в неделю в училище без всяких занятий, но так как время склонялось уже к экзаменам бывающим в сем заведении через каждые пять лет, директор обеспокоиваясь сим, а более опасаясь, чтобы по их невежеству в русском языке не оказались обманы наружу, в случае если бы понадобились переводы приходящих из отечества нашего в трибунал бумаг и наши отказались бы делать за них оные. — Директора начали засылать к О. В., дабы как-нибудь его склонить опять посещать училище, что было он и начал делать, но, не приметив никакой перемены в внутреннем устройстве оного, впоследствии оставил. Однако же предпринял сделать решительное по сему делу объяснение, дабы не вышло неприятности чрез то с трибуналом, с самим министром Сунь Джунтаном, коего меньший брат находился в сем училище первым директором. Министра не было дома, или он не сказался дома, только О. В. предлагали или подождать, или же ехать во дворец и отыскать там сего вельможу. После продолжительного ожидания, дворецкий, видя, что О. В. твердо решил видеться с министром, предложил ему объяснить дело чрез него, уверяя, что все до слова будет доложено министру. Таким образом, О. В. и решился все пересказать сему доверенному человеку и просить на оное решения министра. Впоследствии было узнано, что Сунь Джунтан на другой же день призывал к себе директоров, сделал им строжайший выговор и приказал, сообща с От. В., утвердить на будущее время положительное и основательное постановление на счет занятий и поведения учеников. Вследствие чего директора и пригласили О. В. на совещание и с тех пор заведен был возможный порядок и приметные, хотя и слабые, успехи некоторых из учащихся.

2-е января 1831 года — пятница. В 7 часов утра около 6° холода. К полудню несколько градусов тепла, а в 3 часа пополудни на солнце 10° тепла. В 10 час. вечера 2° холода. День весь был наипрелестнейший.

Вчера Иосиф Мих. сказывал, что Епископ обещался прислать за ним экипаж в субботу. Вероятно старик у единоверца своего желает кой что узнать о пашем отечестве, да и мы постараемся воспользоваться его любопытством, чтобы взаимно выведать кой какие сведения, относящиеся к европейцам в Китае [16] и проч. Предполагая, при издании в свет журнала «Путешествие Миссии до Пекина и обратно» поместить в виде предисловия известия о начале торговых и государственных сношении России с Китаем, о причинах пребывания в Пекине российской миссии и пользе, получаемой от оной в течении всего времени до настоящего года, я старался узнать — откуда таковые сведения можно почерпнуть. О. Архимандрит Петр указал мне на книжку Бантыш-Каменского, бывшего управляющим Московским архивом и Миллера, также находившегося в сей должности; собранные ими известия не напечатаны и содержат весьма много любопытного. Разбирая сочинение Егора Федоровича Тимковского, я нашел на 2-й странице, в примечаний его, указывающем и мне источники к исполнению вышеписанного, где сказано, что в журнале «Сибирский Вестник» 1822 года, кн. 4, 5, 6, 7, помещена весьма любопытная, основательно изложенная статья: «О начале торговых и государственных сношений России с Китаем, по заведении в Пекине Российской церкви и Духовной Миссии». По выезде в Россию постараюсь воспользоваться сими сведениями. При окончании сего разговора пришел к О. П. китаец по имени Тян, католический христианин, отправлявший диаконскую должность в разоренной европейской обители, вместе с Гау-сера их выехало в Макао из Пекина 5 человек, но спустя год они возвратились, неизвестно по какой причине. О. А. весьма его рекомендовал с хорошей стороны. Спустя несколько времени приходили христианские наемные служители здешнего монастыря, находящиеся в услужении у членов миссии, с поздравлением нас с новым годом и благодарением за угощение, по распоряжению Архимандрита, кланяясь в ноги; после сего я удалился к себе. Поутру заходил ко мне З. Ф. и пояснил, некоторым образом, относительно операции чех при выдаче жалованья солдатам китайского войска т. е., что чиновники монетного двора, получая на приготовление монеты значительные суммы серебром, по коим каждая монета обходится в шестеро дороже настоящей своей ценности, не делают огромного количества монет, требующихся для обращения, но только незначительную часть и потому все суммы, ассигнованные на изготовление монеты, поступают в их руки. При выдаче же жалованья, они, для вида, заимствуют чехи из частных банков, удовлетворяя солдат только малою частию наличных чехов, на остальную же, большую часть, выдают им на частные банки билеты, платя за оные в банки серебром из сумм, отпускаемых на изготовление медной монеты. З. Ф. прибавил также, что солдату [17] в месяц выдается серебром только 1 лана и 9 чин, остальное же должно выдаваться медною монетою, но не сполна, ибо положено из каждого медного оклада часть удерживать. Каковые части за целый год в виде вспомоществования выдаются солдатам сразу — пред их новым годом. З. Ф. пояснил мне также отчего здешнее правительство, имея богатые золотые, серебрянные и другие рудники, вовсе не разрабатывает оных и довольствуется старым серебром. Это объясняется двояко: или потому, что старого добытого ими серебра слишком много, а потому китайское правительство не хочет без нужды трогать сокровищ, сокрытых в недрах земли. Положение сие кажется основательным, но не менее того может быть принято и то в рассуждение, что по известным самому императору во всех частях управления существующим злоупотреблениям, китайское правительство, соображая расходы, употребляемые на медную монету, опасается значительнейших при разработке руд грабительств чиновников и проч. Даже открытие мест, где есть драгоценные металлы, почитается здесь преступлением. В недавнее время, т. е. не более двух лет тому назад, один из вельмож, бывший пекинским полицеймейстером, по фамилии Ин-хэ, лишен чинов и сослан в ссылку за то, что сделал доклад государю о пользе разрабатывания руд в западных горах, находящихся в окрестности Пекина. Для обвинения его подвели разные безрассудные пункты, а, между прочими, самым главным то, что место, где предлагал министр разработывать руды, находится близ царских кладбищ, а потому и поставили ему в вину, что будто бы он имеет в виду подрыть прах императорских предков, а тем как бы намекает о свержении настоящей династии и т. под. глупости. Кроме сего в нынешних новых императорских кладбищах оказался родник, наполнивший водою склеп, в коем поставлено было тело покойного императора. Вина!.. большая!.. Далее мы коснулись английской торговли. З. Ф. подтвердил прежде мною слышанное и уже упомянутое в сем журнале, что ныне главная, важнейшая польза англичан состоит в двух предметах, а именно: в вывозе китайского серебра в значительнейшем количестве и ввоз опиума, повсеместно на юге употребляемого. Англичане привозят, кроме того, разные безделушки, галантерейные вещи, часы и проч., но самой низкой доброты и продают китайцам на наличное серебро; за их же предметы платят своею серебрянною монетою, с значительной примесью лигатуры и даже фальшивою задаваемо китайцами, так что в 1000 есть до 20 поддельных. [18] Англичане умели такой ход дать своей монете, что, кроме четырех губерний, как то: Чжили, Шань-си, Шень-си и Шань-дун и отчасти Сы-чуан и Хенань, во всех прочих оная только и употребляется и даже до того, что в Китае ни серебро, ни золото совсем не имеет ходу и чиновники, отправляемые от губернии на службу, принуждены жалованье свое обменивать на английские монеты, сие самое подтвердил мне и Буржуа, заходивший ко мне сегодня после обеда. Строжайшее же запрещение по искоренению опиума, который по вкоренившейся привычке сделался необходимым для китайцев, и коего много разведено в приморских и соседних оным провинциях, служит также к увеличению прибыли англичан, ибо они станут привозить оного еще более. После З. Ф. От. Арх. принес мне, из любопытства, письмо, писанное к нему в 1826 году П. Буржуа на рус. языке. Оно довольно занимательно и потому я прилагаю при сем в подлиннике. После обеда посетил меня сочинитель оного, но, пока я отдыхал, Христофор занял его рассказами об турецкой войне и друг., весьма неглупо переданными. Буржуа пробыл у меня более часу и мы провели время в откровенных разговорах. Он сказывал, что история у них пишется палатою секретным образом т. е. каждое замечательное деяние, происшествие, узаконение и т. под., записывается с историческими и философскими замечаниями членов палаты и кладется в особый ящик, хранящийся за печатями в особой комнате палаты, тайно от других. Ящик сей раскрывается не прежде, как по пресечении династии и тогда вынимают из оного скопившиеся в царствование предшествовавшей династии исторические документы и оные обнородываются. Буржуа мне заметил, что наши европейские истории пишутся весьма деликатно, в них не разительно изображается о дурных правителях, у них же, напротив, слишком резко и худое и хорошее, ибо подвиги и деяния пишутся современниками без опасения, чтобы преждевременно могли открыться хранилище бытописаний и сочинитель оных. Разговаривая о наших законах и постановлениях и сравнивая оные с здешними, умный китаец охотно сознавал свои, во многих случаях, худшими. Относительно народонаселения Б. отозвался мне таким образом, что в царств. Куанси делано было исчисление муж. пола, не включая детей и отроков до 10 лет. возраста и оказалось 138 миллионов жителей, женщины же в ревизию не поступают; после же сего времени он не знает — было ли народосчисление. Мы коснулись также и здешних воров. Буржуа подтвердил слышанное мною, что [19] полиция должна быть в тесном сношении с мошенниками, ибо были многие известные ему примеры, что украденные вещи, чрез знакомых полецейских служителей, находились по истечении нескольких часов, даже и таким образом, что хозяину приносили, вместо украденной у него вещи, билет в частную закладную лавку на получение его вещи со взносом закладной суммы. В случае, если вора поймают с украденной вещью в минуту воровства, тогда только имеют право отдать его в полицию и он получает наказание или откупается, в противном же случае никто не решится помешать вору в его промысле над собственностью другого, опасаясь мщения его на себе, ибо партия, или сословие их огромнейшее и богатейшее, а следовательно и сильнейшее. После обеда И. П. А. П. Е. и Антон Михайлович, по приглашению, были у Фое (Хуан-сы) в подворье, находящемся в городе. А. М. сделал портрет с Фое. Их угощали китайским ужином. П. Е. взял себе здесь в пациенты одного обреченного на смерть ламу с прогнившею грудью. Племянник Фое, Хань-у-э, имя которого я узнал только сегодня, много любезничал со своими гостями. Он писал вчера к Е. П. довольно забавное письмо.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Дневник веденный в Пекине с 1-го декабря 1830-го года // Китайский благовестник, № 3-4. 1909

© текст - ??. 1909
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Китайский благовестник. 1909