О ВОЗМУЩЕНИИ В КИТАЕ

(Окончание)

Линцин, как добрый гражданин, был спокоен в своем доме и занимался дальнейшими приготовлениями, но вдруг десять шпионов правительства схватили его и повлекли в суд. 6 октября сам Император судил его лично; Линцин не хотел сперва преклонить колен и его ответы, были для Императора тем оскорбительнее, чем они были справедливее. Он описал с жаром приверженность китайцев к законной династии, лишенной престола, ненависть их к похитителю, управляющему ими. Он не назвал ни одного из своих соумышленников, но ссылался на весь народ, говоря, что его смерть не останется без отмщения. Император произнес приговор, по которому должно было разрезать у Линцина суставы ног, соскоблить бедра бамбуковым ножом и потом изрезать его на части; жену его и детей сослали в ссылку. Правительство открыло доселе только 200 человек бунтовщиков, считая и тех, которые силой ворвались во дворец; — у Линцина же не могло оно найти более четырех главных начальников заговора; прочие скрылись, не смотря на предпринятые для изловления их меры. По месячной осаде, императорская армия, назначенная для прикрытия столицы, овладела 2 ноября местечком Тоакеку, которое укреплено было мятежниками; — 6000 из них побиты, 4000 сожжены, 380 взяты в плен; множество оружия и лошадей досталось в руки победителей, которые 30-го ноября покорили крепость Сидьяй в области Кенани, где Ливенчин с [129] Лугомином, главным предводителем его войск, отчаянно оборонялся. Но увидев, что армия вступила в крепость и окружила его дом, он решился умереть, а не сдаваться, зажег несколько бочек пороку и взлетел с знатнейшими своими генералами на воздух. Нашли его тело и знамя с надписью: “Законный Император Шаунчауский из Тайминского дома”. Говорят однако ж, что мятежники избрали нового государя, которой вероятно не прежде сделается известным как в новую войну. Между тем все бунтовщики были побиты и рассеяны; потеря их простирается до 46000 человек. Правительство употребило 15 миллионов унций серебра на эту войну. Следствием сих счастливых успехов было то, что народ возвратился в оставленные им деревни, получил освобождение на один год от всех податей, и что правительство снабдило его некоторыми пособиями. Должно заметить, что при самых величайших беспорядках, мятежники не касались жизни и имущества жителей, а напротив того наблюдали в своих войсках строжайшую дисциплину; потребные съестные припасы и фураж брали не иначе как с торжественным обещанием, в случае победы заплатить за оные, между тем императорская армия предавалась всякого рода грабежам и злодеяниям, за которые не получала наказания. Меры, принятые на конец Императором, клонятся к тому, чтоб уничтожить все клубы, закрыть оружейные заводы и сделать народную перепись. Не смотря на то, вельможи живут довольно согласно с Император ром, который впрочем имеет мало твердости и познаний, но добродушен и обыкновенно следует первым движениям своих прихотей; особливо, когда дело идет о его собственной пользе, от чего часто происходят беспорядки. Он осудил одного принца крови на заплату 100000 унций серебра в наказание за то, что один из его откупщиков, именем Джомине [130] был в заговоре с мятежниками, вломившимися во дворец. Ныне сей принц лишен навсегда своего достоинства. Родственники Джомина уведомили его за 6 дней до сего несчастного приключения, о предприятии мятежников, но он не велел захватить своего откупщика, и приказал им молчать. Между тем полиция и правительство также имели сведение о сем заговоре; но успели выпутаться и даже обвинили в оскорблении величества знатнейших генералов армии, в присутствии самого Императора. — Когда Император спросил бунтовщика Линцина, о причине его мятежа, он отвечал: “так угодно было небу” — Где твои сотоварищи? — “Если бы я был счастливее, то не осталось бы в Империи ни одного человека, которой не был бы моим сотоварищем”. — Дерзкий! Неужели ты надеялся быть на престоле? — “Не один я, и Ваше Величество могли на нем утвердиться”. Последние слова чрезвычайно оскорбили Императора. Тогда не знали еще в Пекине, что Ливенчин провозгласил себя Императором под именем Шоунткани.

По одержании победы над мятежниками, издан Императором следующий Манифест: “Всемирная история не представляла еще примера такой революции, какая произошла 15 числа 9 луны (6 Сентября). Беспечность и слабость нашего правления навлекли на нас сие великое несчастие; но по особенному покровительству неба и наших предков, удалось нам вдруг победить величайших земных злодеев, когда гроза уже собралась и раздались звуки грома. Если бы мы продолжали не радеть о нашем благе, то сделались бы виной нашего злополучия и нашей погибели. Собственное благо предпочитать благу государства есть величайшее безрассудство. Когда сохранится престол, тогда и дома ваши пребудут невредимы; когда же он разрушится, тогда будете ли вы в состоянии спасти их? [131] Старайтесь о безопасности престола, старайтесь о безопасности всего того, что ему принадлежит. Это непременная должность всякого. И потому должны мы немедленно с сей минуты 1) принять деятельнейшие меры, чтоб истребить семена мятежа, 2) успокоить наш верный народ, чтоб тем предупредить всякий повод к неудовольствию. Правда, что тигры и волки пожирают людей, но можно ли истребить, весь их род? А если которой-нибудь из сих хищных зверей старается, поджав хвост, уйти, то неужели должно поднять сеть, чтоб его выпустить? Мы управляем нашими подданными, с умеренностью и кротостью, но не взирая на сие, видим заговорщиков. Что ж было бы, когда б мы начали поступать жестоко? Тогда падение наше было бы неизбежно, и небо предоставило бы нас нашей судьбе. Это было бы ужасно! И так употребите всю вашу ревность и старание, чтоб сохранить престол и ваши имущества. Забудьте прошедшее и не помышляйте в бурных обстоятельствах, в которых мы теперь находимся, об отомщении мне за себя. Да получит общее благо преимущество над частным! Поспешим успокоить наш верной народ. Возмущение безрассудных не может быть делом одного дня. Проникнуть во внутренности дворца с оружием в руках есть предприятие обдуманное в несколько лет. Хотя губернаторы областей и округов знали об опасности, однако они с робостью молчали, терпели, смотрели сквозь пальцы, и не исторгая корня зла, довершили тем меру его. Если спросить какого-нибудь низшего и высшего чиновника, из какого он государства, то он скажет в ответ: из Китая. Спросите же его, какую он имеет должность, то он скажет: Я не знаю, или, какая мне с того нужда. Публика знала о заговоре, но не знала только о вторжении во дворец, и всяк говорил: что мне до того за нужда? [132]

Сердце мое леденеет. Есть между нами вельможи, чиновники без достоинства, без предусмотрительности, слабые и изнемогающие под бременем лет. Но разве нет и честных, разумных, дальновидных людей, и могут ли они противостать множеству? Я чувствительно сим тронут. Вельможи! Стремитесь со всей ревностью и всеми силами к исполнению ваших обязанностей, и предлагайте свои труды моему усмотрению. Такими только поступками можем мы заслужить небесное милосердие. От нас зависит прекратить несчастье. Внимайте прилежно тому, что я вам говорю, и последуйте моему совету. Единственно в сем намерении публикуется настоящий Манифест по всей империи в известие всем государственным чиновникам”.

П. Г-в.

Текст воспроизведен по изданию: Современная история и политика. О возмущении в Китае // Сын отечества, Часть 20. № 9. 1815

© текст - Г-в П. 1815
© сетевая версия - Трофимов С. 2008
© OCR - Трофимов С. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Сын отечества. 1815